Серые земли-1. Главы 1 - ...

Она сунула кольцо в его руку.

— Но как же ты... я ведь... уеду, — ненаследный князь шмыгнул носом.

— Как-нибудь. Я справлюсь.

В конечном итоге, это не первый любовник и не первое расставание.

— Элечка...

— Уходи, — жестче произнесла она. — Пока нас кто-нибудь не увидел...

...например, батюшка, которому должно было бы надоесть ожидание... или братья... а то, не приведи Иржена, и вовсе родственники, которые в питии порой теряли меру, исполнят первоначальный план, тогда Элечке и вправду останется одна дорога — к снегам да оленям.

— Уходи, уходи, — Эльвира подтолкнула несостоявшегося супруга к окну. — Ты же не хочешь, чтобы обо мне нехорошие слухи пошли?

— А поцеловать?

Целовать Себастьяна ей не хотелось совершенно. Она коснулась ледяными губами щеки.

— Я буду помнить о тебе! — сказал он.

— Я тоже, — соврала Эльвира и, дождавшись, когда ненаследный князь исчезнет в оконном проеме, выдохнула с немалым облегчением.

Вот уж верно сказано: поспешишь...

Эльвира присела перед зеркалом... нет, надобно брать графа... конечно, ходят слухи, что в свои семьдесят он весьма по мужской части активен... но и лучше, меньше проживет... а вдовой быть не стыдно...

Дверь открылась без стука:

— А хто тут?! — пьяный батюшкин бас перекрыл соловьиное пение.

Эльвира и сама пуховку выронила.

— Никого, батюшка...

— Элечка, ты одна? — барон Чеснецкий покачнулся, но на ногах устоял.

— Одна, батюшка...

— Сбег?

— Он нам не нужен.

— А... — барон хотел спросить, отчего вдруг случилась столь резкая перемена, но передумал. Во-первых, на грудь он принял изрядно, а потому в голове шумело, и шум этот мешал должным образом вникнуть в объяснения. Во-вторых, избранник дочери ему не нравился.

А в-третьих, князю зверски хотелось спать.

— Не нужен, — с нажимом повторила Эльвира, проводя по волосам щеткой.

— Ну... — барон понял, что должен изречь что-то глубокомысленное, этакое, но не знал, что именно. — Затогда ладно... пущай... а ежели чего... то мы его того! Во!

Во устрашение беглого жениха, он стукнул кулаком по каминной полке, которая хрустнула.

— Ах папенька, — Эльвира вымученно улыбнулась: спорить с папенькой не имело смысла. С другой стороны, управлять им было легко. — Отчего мне так не везет-то?

Папенька лишь крякнул и вновь по полке кулаком шибанул, избавляясь от эмоций, выразить которые иным способом он не был способен.

— Так это... того, — ласково произнес барон, за дочь свою, излишне разумную, переживавший вполне искренне. И пускай не по нраву ему был выбранный Элечкой жених, но смирился бы.

Принял бы как родного.

А глядишь, лет через пару... или не лет, но бочек семейной настойки, каковую готовили по древнему рецепту — по слухам, именно благодаря ему Чеснецкие и вышли в бароны, а потому рецепт оный берегли крепко — и сроднились бы...

— Ты только словечко скажи, — он дыхнул Элечке в шею перегаром.

И та покачала головой: оно верно, стоит слово сказать, и батюшка Себастьяна за хвост к алтарю приволочет, а братья помогут, да только... что с того?

Не ехать же и вправду к светлой жизни на лоне природы?

Нет, на подобные подвиги Эльвира Чеснецка готова не была.

— Нет, батюшка, не надо, — она взмахнула ресницами. — Ты прав был всецело. Не тот он человек, который нам нужен... не тот...

А может, поискать кого похожего на батюшку?

Сильного и не особо умного?

Папенька там про какого-то своего приятеля сказывал... граф-то никуда не денется, а на приятеля этого можно глянуть... если, конечно, он не мечтает отбыть на край мира оленей пасти... или медведей стрелять.

— Ты у меня такой сильный... и что бы я без твоей защиты делала?

Барон лишь крякнул.

Дочь он любил, как и прочих своих детей. И за них не то, что князю, королю бы рыло начистить не побоялся. Впрочем, мысль сия была крамольной и даже во хмелю барон осознавал это, а потому прогнал прочь. Благо, Его Величество поводов для баронского гнева не давал...

— Ниче, Элька, будешь ты у меня княжной, — он ободряюще похлопал дочь по плечику, как по мнению барона чересчур уж узенькому, тощему. Сам-то он предпочитал женщин солидных, в теле и нынешней моды на тщедушных красавиц не разумел. Но раз уж дочери хотелось голодом себя морить, то пущай. А что до обещания, то даром что ли молодой Дагомысл Ружайский, который не столь уж и молод, но ума невеликого, в грудь себя бил, что любого перепить способный... и еще спор предлагал...

В хмельной голове мысли заворочались быстро, причиняя барону едва ли не физическое неудобство. Его аж замутило слегка, но Вотан не дал перед дочерью опозориться.

— Станешь княжной. Чтоб мне век бутылки не видать!

Клятва была серьезна.

И следует сказать, что слово свое он сдержал. Месяца не прошло, как Чеснецка роза переехала в Ружайский розарий. К слову, победа эта далась барону нелегко, и к зятю он проникся великим уважением, которое выказывал громко, искренне, добавляя, что крепка княжья кровь.

А баронская — и того крепче.

Эльвира предпочитала помалкивать...

Ненаследный князь с легкостью перемахнул через витую ограду. Она, с коваными розами и стрелами, была красива, но и только.

Впрочем, Бяла улица Познаньска являла собой место тихое, спокойное. Преступления здесь случались редко.

Себастьян потянулся, подпрыгнул на месте и, поморщившись, сел на мостовую. Он стянул неудобные штиблеты, купленные, как и костюм, в лавке старьевщика, и с немалым наслаждением пошевелил пальцами.

— Жмут, — пожаловался он.

И сняв носок, пощупал мизинец.

— Мозоль натер... это ж надо...

— А я между прочим, говорил, что так и будет, — темная фигура отделилась от могучего платана.

— Накаркали, ваше высочество.

Мизинец в лунном свете был бел и мал, и красная бляха свежего мозоля бросалась в глаза. Себастьян с кряхтением подтянул ступню к лицу и подул на пострадавший палец.

— Я не каркал. Было очевидно, что туфли тебе малы.

— Зато какой фасон! — сдаваться Себастьян не привык, хотя ноющие пальцы свидетельствовали в пользу королевича. И ворчливо добавил. — С тебя двадцать злотней.

— Начинаю разочаровываться в женщинах, — проигрыш Его Высочество не огорчил.

— Только начинаешь?

Королевич не ответил, но присел на мостовую, которая была довольно-таки чиста, и отсчитал двадцать золотых монет. Потянулся. Вдохнул свежий, напоенный ароматом роз воздух.

— Хорошо-то как...

Пел соловей.

И круглая луна опустилась еще ниже, дразня маслянистым блискучим боком. Себастьян снял желтый платок, и пиджачишко стянул, оставшись в мятой рубахе.

— Слушай, — королевич первым нарушил молчание. — А если бы она согласилась бежать?

— К саамам?

— К ним... вдруг бы и вправду любила?

— Ну... побежали бы. Мне тут отпуска обещались дать две недели, хватило бы, чтоб прогуляться... вагон третьего класса. Гостиницы... ты когда-нибудь останавливался в привокзальных гостиницах?

Матеуш пожал плечами: этаких конфузов с ним не случалось. Нет, ему доводилось путешествовать, но сии путешествия как правило происходили в королевском поезде, где помимо спальных вагонов, нескольких гостиных, библиотеки и столовой имелись купальни, игровой салон и иные, несомненно, важные в путешествии вещи.

О привокзальных гостиницах он имел представление весьма туманное.

— Клопы, блохи... поезда... не знаю, что раздражает сильней... я как-то жил три месяца... искали одного... клиента, который по оным гостиницам отирался. Жертв выглядывал... так бывало чуть заснешь, а за стенкой песню начнут... или поезд какой прибудет...

Себастьян вздохнул, воспоминания эти вызвали внеочередной приступ ностальгии, от которой стало тяжко в груди и спина засвербела.

Он даже наклонился, прижался к могучему стволу вяза и почесался.

— А если бы... — не оставил свое королевич.

— Если бы не сбежала за две недели? — Себастьян чесался о вяз, но зуд не стихал. Напротив, с каждой секундой он креп, будто под кожу Себастьяну сыпанули крошек.

Что это с ним?

— Тогда б я признался.

Он встал и, стащив рубашку, позволил крыльям появиться.

Стало легче.

Немного.

— И если бы она меня не убила, женился б не глядя.

— Ты ее не любишь.

— И что? Ты вон любишь, а толку-то...

Не следовало заговаривать на эту тему, поскольку Матеуш разом помрачнел, видать, вспомнив и о невесте своей, которая того и гляди с посольством заявится, чтобы раз и навсегда положить конец привольной жизни королевича, и о Тиане Белопольской... с нею Его Высочество не был готов расстаться. Упрямство его донельзя огорчало, что матушку, проникшуюся к Тиане искренней нелюбовью, что отца, куда более благорасположенного, но тем не менее, в первую очередь заботившегося о благе государственном. А Тиана с ее козой этому благу грозила воспрепятствовать.

Королевские проблемы Матеуша угнетали, ввергая в бездну тоски.

А в перспективе и вовсе ссылкой грозились.

От печальных мыслей, как это случалось во все прежние дни, вновь отвлек Себастьян.

— Слушай, Матеуш, у тебя с собой ножа нет?

— Ножа? — королевич явно удивился. Нож у него был. И даже два. Метательные, спрятанные в рукавах. Один с ядом, другой — с проклятьем смертельным.

— Кортика. Шпаги на худой конец. Чего-нибудь...

— А тебе зачем?

— Почесаться...

Матеуш ножи отверг, князь, конечно, из метаморфов, так и королевские ведьмаки с алхимиками вкупе не даром хлеб едят.

А Себастьяну становилось хуже.

На коже проступала чешуя, и Себастьян с удивлением осознал, что не способен контролировать это превращение. Да и зуд не стихал.

Королевич же молча протянул стилет с королевским гербом на рукояти. Трехгранный клинок был узким и в достаточной мере острым, чтобы ощущать его через плотную чешую.

— А плечи почешешь?

— А больше тебе ничего не надо? — с подозрением осведомился Его Высочество.

— Еще спинку... не дотянусь...

Пробившиеся клыки делали речь невнятной, и Себастьян замолчал.

Приворотное?

Он ничего не пил и не ел, да и Эльвира не похожа на тех дурочек, которые с приворотами балуются... она выглядела такой очаровательно милой.

Серьезной.

И Себастьяну весьма импонировала ее целеустремленность...

Но все-таки...

Спина чесалась.

И крылья.

И даже хвост, который нервно елозил по мостовой, оставляя на камне длинные царапины. Себ испытывал преогромное желание упасть на землю, покатиться...

Не хватало еще.

Навоз тут, конечно, убирают, но все ж не дело это, цельному ненаследному князю на земле валяться. Только подумал, как зуд исчез.

А с ним и чешуя.

Крылья же безвольно обвисли, и королевский кортик из руки выпал.

— И что это было? — осведомился Матеуш, кортик подбирая.

— Понятия не имею, — честно признал Себастьян. — Но... полагаю, пока не разберусь, нам лучше не встречаться. А то мало ли...

Луна ухмылялась.

И в желтоватом свете ее лицо королевича сделалось еще более некрасивым. Матеуш скривился, точно собираясь расплакаться, но все ж сдержанно кивнул.

— Спасибо.

— Та не за что, — Себастьян неловко поднялся. Им овладела престранная слабость. Неимоверно хотелось спать, можно — прямо здесь, у корней дерева... Он тряхнул головой, силясь освободиться от наваждения. — Разберусь и тогда... продолжим... надо же мне невесту подыскать...

— Зачем?

— А почему нет? — чтобы не упасть, Себастьян оперся на вяз. — Лихо вон женат... счастлив... чем я хуже?

— Ну... — королевич печально усмехнулся. — Женат — это не всегда означает счастлив. Возьми.

Он стянул с пальца перстень-печатку.

— Ежели вдруг... можешь действовать моим именем.

Перстень Матеуш положил на землю и отступил на два шага.

— Да и в самом-то деле, в отпуск бы тебе, князь...

Он сделал еще шаг и растворился в сумерках. Себастьян моргнул и потер сонные глаза кулаком... был королевич... не было королевича... ну да, естественно, что без охраны он из дворца не выйдет... после прошлогоднего-то приключения к вопросам собственной безопасности Матеуш стал относиться куда серьезней, нежели прежде.

От и ладно.

До королевских проблем Себастьяну дела нет. С собственными разобраться бы.

Он наклонился, с немалым трудом, странная слабость не отступала, и Себастьян вдруг ощутил себя неимоверно старым, если не сказать — древним. Заныли суставы, и мышцы, и старые шрамы, которые, казалось, затянулись без следа.

Что за...

Он упал на четвереньки и затряс головой.

Не выходило избавиться...

Себ стиснул зубы и потянулся к перстню. И дотянулся. И поймал, сдавил в кулаке, а в следующий миг едва сдержался, чтобы не закричать. От перстня полыхнуло жаром.

И жар этот, прокатившись по крови, избавил от слабости.

— Вот значит как, — сказал Себастьян сам себе, когда сумел вновь говорить. И на этих словах его вывернуло. И выворачивало долго, болезненно, внутренности горели, и горло драло, а после на мостовую вывалился волосяной ком.

Черный.

Осклизлый.

И тотчас распался...

— Вот значит... — Себастьян отполз под тень вяза.

Волосы шевелились, точно черви...

— Князь, вам к ведьмаку надобно бы... — раздалось вдруг сверху, и массивная рука сгребла Себастьяна за шиворот, дернула, поднимая. — Королевич приказали сопроводить...

Королевич...

Что ж, к ведьмаку — это верно...

— Погоди, — Себастьян отер рот ладонью. — Надо это взять... только не руками... нельзя руками...

— Понял. Стойте.

Себастьяна прислонили к многострадальному вязу, и как ни странно, но прикосновение к теплой древесине его принесло немалое облегчение.

Охранник же отломил веточку и споро ткнул в шевелящийся ком. Тонкие нити взметнулись, оплели ветку плотным коконом. А охранник, подобрав с земли ботинок, кинул ветку в него.

— Так-то сойдет... от же дрянь!

— Ты... как тебя зовут?

— Агафьем... — смутившись произнес охранник и, кажется, покраснел. — Мама девочку хотела очень... сыновей-то у нее семеро было... говорит, замаялась имена придумывать, чтобы все на "А"... вот и...

— Зато оригинально. С фантазией.

Охранник со вздохом кивнул. Кажется, от этой родительской фантазии ему в жизни досталось.

— Агафь... Агафий... ты сталкивался с этаким... прежде? — речь давалась с трудом. Себастьян пощупал горло, которое по ощущениям судя было разодрано. Ан нет, целехонько...

— А то... в позатом годе королевича проклять пыталися... колдовкина штучка... черноволос. Ох и поганая-то!

С данным утверждением Себастьян охотно согласился. Как есть погань.

— Оно во внутрях пухнет и кишки дерет, пока вовсе не издерет...

Вот же... сходил на свидание.

Эльвира?

Себастьян перевел взгляд на особняк.

За что ей?

Вернуться? С вопросами... с обвинением... нет, в таких делах спешка лишнее... надо сперва до ведьмака добраться... до штатного... а лучше к Аврелию Яковлевичу... час поздний, вернее, ранний... не обрадуется... но поможет...