11 и 12 главы

Уже идя по центральной улице городка, мне стало понятно, что в нем мне не укрыться. Семь-восемь, ну может, десять тысяч жителей. К тому же они тут все друг друга знают, а значит, чужак здесь будет на виду.

"Надо как-то исчезнуть".

Время у меня пока было, так как от Пашутина я знал, что местные службы неторопливы и педантичны в своих следственных действиях, но он же, и предупредил, насколько цепко и внимательно они ведут поиски преступника. Меня не готовили как разведчика, к тому же у меня не было богатого опыта Пашутина, так что приходилось что-то выдумывать прямо на ходу.

"Надо убраться из города. Вот только как? Вокзал отпадает. Может у них есть какое-то транспортное сообщение с другими городами? Или просто уйти из города, а там по дороге уже искать попутную машину?".

Единственное, с чем мне пока везло, так это с погодой. Наступили сумерки. Моросил мелкий, нудный дождь и казалось, что воздух насквозь пропитался влагой. Уныло обвисли ветви деревьев, а пожухлая трава аккуратных газонов стелилась по мокрой земле. Редкие прохожие, подняв воротники теплых пальто, не глядя по сторонам, торопливо спешили по своим делам.

"В отель идти нельзя, их будут проверять сразу. Попробовать снять комнату, а рано утром уйти? Хм. Вот только как объясниться?".

Среди моих вещей в саквояже был русско-немецкий разговорник, но и с ним у меня было мало шансов снять жилье в незнакомом городе. Я уже начал склоняться к тому, чтобы найти на окраине какой-нибудь сарай или нечто подобное, как вдруг услышал громкие крики. Они резким диссонансом вписывались в вечернюю тишину провинциального городка, где, похоже, даже собаки не имеют привычки громко лаять. Мысль о том, что мне безразлично куда идти, заставила меня свернуть в сторону шума. Вывернув из-за угла, я понял, что источником громких звуков была какая-то старуха, стоявшая на пороге дома. Ее голос был хриплый и каркающий, словно одна из здешних мокрых ворон неожиданно обрела человеческую речь. Она кричала на молодую женщину, стоявшую по другую сторону маленького заборчика, окружавшего небольшой цветник перед домом, в окружении двух обшарпанных чемоданов, большой корзины и маленькой девочки, которая прижимала к себе куклу. Что произошло, понять было нетрудно. Эту женщину по какой-то причине выставили из дома, но она местная, а значит, она знает, где можно устроиться на ночлег.

"Может, мы договоримся? Я — ей, она — мне. Надо пробовать".

В этот момент старуха с грохотом захлопнула дверь. Я пару минут наблюдал за женщиной, надеясь, что она куда-то пойдет, но она продолжала стоять, глядя куда-то в пространство. Тогда я решил действовать сам. Подойдя к ней, я остановился напротив нее, но она словно не видела меня в отличие от дочери, сразу спряталась за спину матери.

— Фрау! Вас ист.... Помощь... нужна?! — спросил я ее, мешая русские и немецкие слова.

Женщина вздрогнула, и уставилась на меня. Отчаяние ее было настолько глубоко, что она настолько ушла в себя, что ничего не видела вокруг себя, но спустя несколько секунд пришла в себя и с испугом уставилась на меня.

— Фрау,... Блин! Как же с тобой говорить?!

Она робко спросила меня что-то по-немецки, на что я ответ покачал головой: — Нихт ферштеен.

Страх из ее глаз исчез. Она на какую-то секунду задумалась, потом спросила меня: — Руски?

— Я! — ответил ей по-немецки, а затем добавил. — Русский.

Стоило ей понять, что перед ней иностранец, как она снова растерянно замолчала, не понимая, что тому от нее надо. Пришлось мне снова продолжить разговор. Я сначала показал на нее пальцем, потом на себя, после чего сказал: — Хаус. Снять квартиру. Фюр ди нахт. На ночь, понимаешь?

Когда она никак не отреагировала на мои слова, я ткнул пальцем в нее, а затем в себя, после чего достал бумажник. Этим я хотел сказать, что деньги есть, осталось только найти жилье, но как и должно было случиться, женщина все поняла по-другому. Это было видно по ее залившемуся красной краской лицу, но уже то, что она не закричала и не попробовала меня ударить, давало надежду. В наступивших сумерках трудно было что-то разглядеть на ее лице, но спустя минуту она кивнула головой в знак согласия. Женщина даже попыталась улыбнуться, видимо пыталась начать играть роль шлюхи, но судя по чуть подрагивающим губам, она охотнее бы сейчас зарыдала во весь голос.

"Дура швейцарская! — подумал я, а вслух сказал по-немецки: — Идем. Где?

Женщина с минуту думала, потом взяв за руку дочку, а в другую руку — корзину, посмотрела на меня, а потом на чемоданы. Я взял ее багаж, и мы пошли, петляя по улочкам. Спустя какое-то время мы подошли к двери двухэтажного дома. Она постучала, а через минуту на пороге показалась плотная, высокого роста женщина. После короткого разговора, во время которого хозяйка дома не раз бросала в мою сторону любопытные взгляды, нас пригласили в дом. Я поставил вещи, затем поздоровался с хозяйкой по-немецки: — Добрый вечер, фрау.

Она мне ответила и замерла выжидающе.

"Все правильно. Швейцарцы люди практичные, поэтому надо начать с оплаты. Это должно произвести впечатление и сгладить шероховатости".

Достав бумажник, я вытащил пачку денег, тем самым демонстрируя перед женщинами свою состоятельность. При виде денег губы у хозяйки растянулись в холодно-вежливой улыбке. Ей, судя по всему, понравился мой деловой подход. Зная покупательную способность местных денег, я отделил банкноту в десять франков и протянул ее хозяйке. Та быстро сунула ее в большой карман на переднике и, растянув губы в вежливой улыбке, показала на лестницу, ведущую наверх. Взяв вещи, я направился к лестнице. Комната оказалась спальней, в которой стояла большая двуспальная кровать, зеркало-трюмо, пара стульев и кушетка. Хозяйка коротко переговорила с моей попутчицей и ушла. Та уже начала расстегивать пальто, но заметив мой взгляд, замерла и покраснела. Нервничая, она несколько раз обвела взглядом комнату, а затем начала снимать пальтишко с дочки, которая стояла посреди комнаты с удивленным и непонимающим лицом. Девочке, наверно, было четыре— пять лет, но на удивление, она не капризничала и почти ничего не говорила. Только когда мать посадила ее на кушетку, она что-то ей сказала, после чего та сразу посмотрела на меня. Поймав ее вопросительный взгляд, я спросил по-немецки: — Что?

Она сказала, но сразу увидела, что я ничего не понял, показала жестом, что ест. Я согласно кивнул головой, достал бумажник и спросил: — Идем в кафе?

Услышав знакомое слово, она поняла меня, потом начала говорить, спохватилась и стала тыкать пальцем в пол, а потом показывать жестом, что ест. Хозяйка пригласила нас на ужин. Я так и не понял: входит ужин в оплату жилья или нет, но решил, что надо расплатиться с женщиной за ее услугу и пусть она понимает как хочет, после чего протянул ей пятьдесят франков. При виде денег она вздрогнула, словно ее хлыстом ударили, жутко смутилась, покраснела, но деньги взяла и, опустив голову, стараясь не смотреть на меня, неловкими, судорожными движениями стала снимать с себя пальто. Она была молода, довольно мила и имела неплохую фигуру, правда ее светло-коричневое платье, купленное на какой-то дешевой распродаже, сидело на ней бесформенной грудой, по большей части скрывая все то, что дала ей природа. Сняв пальто, я повесил его в шкафу, после чего подошел к трюмо и стал рассматривать семейные фотографии. Хозяйка и ее муж, большой и крупный мужчина. На двух фото он был снят одетым в мундир. Ткнув пальцем, я спросил по-немецки: — Солдат?

Она подошла, затем отрицательно покачала головой и повторила несколько раз: — Нет. Не солдат. Нет.

— Ладно, бог с ним. Как тебя зовут? — и показал пальцем на нее.

Она видно поняла мой вопрос, в очередной раз покраснела, и сказала: — Магда, — потом подошла к девочке, сидящей на кушетке и играющей с куклой, погладила ее по голове и сказала: — Эльзи.

Я ткнул себя пальцем в грудь и сказал: — Сергей.

Она натянуто улыбнулась. В этот самый миг пришла хозяйка с постельным бельем и пригласила нас к столу. Ужин прошел почти в полной тишине, не считая нескольких фраз между Магдой и хозяйкой дома. Встав из-за стола, я на несколько секунд задержался у фотографии ее покойного мужа, судя по траурной ленте, висевшей на ней. Хозяйка, стоя у стола, назвала его имя, и что-то добавила по-немецки. Я не понял и она, видя это, подойдя к фото, ткнула пальцем в погоны его формы. Я пожал плечами. Секунду она соображала, а потом поманила меня к лестнице. Зайдя в спальню, она подошла к шкафу, достала откуда-то из глубины мундир своего покойного мужа. Насколько я мог сообразить по эмблемам в петлицах, он относился к почтовому ведомству.

— Почтовый служащий? — спросил я.

В ответ она пожала плечами, как бы говоря, что не поняла. Мне больше ничего не оставалось, как сказать: — Гут, — и тем самым завершить наш разговор. Хозяйка ушла, и мы остались одни. Магда стала играть с дочкой, а я сев на стул, стал прокручивать в голове пришедшую в голову мысль, а когда они вышли, а я сразу подошел к шкафу. Сбросив пиджак, примерил мундир, но он оказался мне мал, зато шинель, если ее одеть прямо на рубашку, оказалась мне впору, также как и зимняя шапка с кокардой.

"А больше мне ничего и не надо. Если бы Магда согласилась поехать. Хм. Почтовый служащий, вместе с женой и дочерью, едет в Берн".

Магда вернувшись, принялась укладывать девочку спать на кушетке, но я, подойдя к ним, жестами объяснил ей, что они будут спать на кровати, а мне пусть оставят диванчик. Женщина, наверно с минуту, удивленно смотрела на меня, потом взяла дочку и перенесла ее на кровать. Когда дочка заснула, Магда в некоторой растерянности сидела на кровати, искоса бросая на меня взгляды. Пришло время рассчитываться, но как? Я приложил палец к губам, а затем поманил ее к себе, жестом показывая, чтобы она села рядом. Со смущенным и красным лицом она неловко села рядом, опустив глаза. Я достал разговорник и под ее удивленным взглядом, стал составлять фразы.

— Магда. Ехать в Берн. Со мной.

Она начала говорить, но опомнилась и ограничилась короткой фразой, которую мне удалось понять: — Согласна. У меня родная сестра в Берне.

Снова перелистал разговорник и выдал следующую фразу: — Мне нужна одежда, — после чего ткнул пальцем в фотографию.

Она недоуменно на меня посмотрела, но когда я добавил: — Хочу купить, — и она удивленно посмотрела на меня, но тут же закивала головой, дескать, поняла.

"Надеюсь, что ты действительна поняла".

Она начала говорить, но в следующий момент оборвала сама себя и ткнула пальцем в пол: схожу, узнаю. Я согласно кивнул головой. Владелица дома оказалась практичной женщиной и без всяких вопросов назначила цену в семьдесят франков. Я отрицательно покачал головой и дал ей банкноту в пятьдесят франков. Хозяйка взяла ее, при этом не смогла сдержать довольной усмешки. Судя по всему, она явно не прогадала. Мы снова остались одни. Магда, сидя на кровати, бросила на меня пару смущенных взглядов. Я понял, встал, прикрутил лампу, а затем сев на диванчик, демонстративно отвернулся. После десяти минут легких звуков и шорохов, установилась тишина, тогда я сел нормально, невольно бросив взгляд на кровать, но что-то увидеть под пышной периной на необъятной кровати было трудно. Снял рубашку, я принялся поудобнее устраиваться на кушетке. Сон не шел. Неожиданно со стороны кровати раздались шорохи, а затем послышался звук еле слышных шагов. Я приоткрыл глаза. Магда стояла передо мной, в ночной рубашке. Керосиновая лампа, света давала мало, но и его хватало видеть, как ходит от волнения ее грудь.

— Сергей.

Когда прозвучало мое имя, стало понятно, что она не мимо проходила, а пришла отдать долг вежливости. Если это можно так назвать. Мой взгляд невольно остановился на низком вырезе, из которого виднелась ложбинка меж двух высоко стоящих упругих грудей. Неожиданно мне захотелось их потрогать, почувствовать их упругость. Увидев мой жадный взгляд, женщина напряглась и снова, как девочка, покраснела, но переломив себя, слабо улыбнулась, а затем, резко опустив руки, схватила за подол ночной рубашки, и резко задрала ее, желая снять. Не знаю, насколько она сознавала красоту своего тела, но задранный подол обнажил отлично сложенное, а от этого еще более соблазнительное, женское тело с бесстыдно торчащими грудями. Я вскочил, даже не зная, чего хочу, но ночная рубашка уже упала на пол, а ее руки легли на мои плечи.

Ночь, как мне вначале думалось, оказалась не длинной, а наоборот, удивительно короткой, и все благодаря пылкой страсти Магды, у которой, судя по всему, давно не было мужчины.

Посадка на поезд прошла без малейшей заминки. Я поймал на себе несколько внимательных и цепких взглядов полицейских, но никто из них так и не смог до конца поверить в то, что почтовый чиновник, идущий по перрону с женой и маленькой дочкой на руках, и есть разыскиваемый убийца. Спустя четыре с половиной часа мы прибыли в Берн. Я помог Магде устроиться в маленькой гостинице, расположенной недалеко от вокзала, оплатив двое суток, после чего отдал ей еще сто франков, за что удостоился нежного объятия и поцелуя. Мы оба помогли друг другу, оба выполнили друг перед другом обязательства, как это понимали, а теперь могли быть свободны. Выйдя из отеля, я оглянулся по сторонам и, завидев кафейню, зашел в нее. Если у Магды ее трудности шли к концу, то у меня они только начинались. Надо было решать, что делать дальше. Впрочем, план, в общих чертах, определился у меня в голове, еще по дороге. В его основе лежал визит к шпиону-двойнику — Марии Леопольдовне Закревской. Правда, шансы, что я застану ее в отеле, где она жила, были пятьдесят на пятьдесят. Если немецкая агентура в курсе, что имел место мой побег, то, скорее всего, ее уже переселили в другое место, а меня в номере ждала засада, но если нет, то был шанс прояснить судьбу моих товарищей.

К сожалению, проводник поезда, являлся внештатным сотрудником немецкой разведки. Ему платили за то, чтобы он, не вмешиваясь, проконтролировал доставку груза или человека в Берлин. Если бы что-то пошло не так, он должен был сразу позвонить и сказать, каждый раз новую, кодовую фразу — своего рода пароль, означающий, что операция провалена. Так он и сделал, поэтому германский резидент в Берне уже спустя час знал, что "посылка" до Берлина не доехала. Тут же последовал звонок в Берлин, откуда сразу последовал категорический приказ: Богуславского взять живым или мертвым! Буквально через час номер Закревской превратился в капкан на крупного зверя. Два боевика в самом номере, еще двое в соседнем номере и в качестве страховки — находящаяся на коридоре, женщина — агент, изображавшая горничную.

Мои физические данные не позволяли укрыться в толпе, поэтому я решил кинуться в другую крайность. Зайдя в писчебумажный магазин, я приобрел приличных размеров коробку, красивую упаковочную бумагу и ярко-голубую ленту, так что к отелю уже подходил с большим красиво перевязанным подарком, который нес в обеих руках, который невольно приковывал внимание прохожих. Уже подходя к отелю, я заметил, что люди обращают внимание не только на меня и, осмотревшись, заметил, что впереди меня идет довольно необычная парочка. Первым шел юноша-курьер в униформе, несущий корзину цветов, а за ним, в шаге, важно выступал щеголеватый молодой человек, в желтом пальто, белом в черную клетку шарфе и белой кепке-букле. Я уже собрался обогнать их, как в последнюю минуту подумал: — А вдруг они тоже к Закревской? Гм. Мне такие свидетели не нужны. Ладно. На месте будем решать".