Гарри опустился на ступеньку.
— Джордж, ты правда считаешь, что я не виновен. Честно?
— При чем тут ты, Гарри — Джордж сцепил кулаки, и его ногти впились в ладонь. — Это все то мерзкое, преступное существо, которое называют Вольдемортом! Я знаю, что он уже не человек! Человек не может совершать такие преступления и оставаться человеком! Я бы убил его своими руками, а они говорят такое... Сквозь их слова просвечивает — и не думай, Джордж, ты еще маленький! — Джордж сердито тряхнул головой. Слезы снова брызнули у него из глаз. — Сколько раз ты уже сталкивался с Вольдемортом и остался жив! Я знаю, что смогу убить его, знаю! А они говорят...
— Джордж, я правда стоял перед ним совершенно безоружный, я видел его в этот раз. Но если бы не... — Гарри чуть не сказал "Орден Феникса". — Если бы мне не помогли профессор Снейп и профессор Эвергрин, то меня бы ничто не спасло.
— Я слышал другое. Говорят, ты их спас — уронил Джордж небрежно. — Каково это — быть героем?
— Плохо! — прорвало Гарри. — Плохо, когда вокруг тебя умирают твои друзья, а ты остаешься жить с этим! Я предпочел бы умереть, Джордж, но пока Вольдеморт жив, и я чем-то смогу помочь Дамблдору, то я, и ты тоже, никто из нас не должен ныть и жаловаться! Мы сделаем то, что сможем сделать, чтобы помочь уничтожить Вольдеморта! Но я никому бы не пожелал выходить один на один с ним. Никому! Я не хочу, чтобы твоя мама хоронила еще и тебя!
Это возымело какое-то действие. Они помолчали. Джордж все это время нервно кусал ногти. Потом сказал:
— Ладно, Гарри. Проехали и забыли. Знаешь — добавил он. — Если бы Дамблдор разрешил, ты бы хотел подработать летом в нашем хохмазине?
— Нашем?
— Ну да. Ты вложил деньги. Дядя Джон вложил деньги. Мы с папой вложим. Мы пайщики, так это делается. Так что, хочешь поработать? Джинни тоже будет летом мне помогать. — Знаешь, Джордж, я бы очень хотел, но, боюсь, Дамблдор меня опять никуда не отпустит без мисс Эвергрин, как и прошлым летом. Давай я тебе напишу потом, договорились? — Гарри встал и пожал руку Джорджу. — Я Хедвигу пришлю. — Она в нашей совяльне сидит сейчас. Когда будете уезжать, не забудь забрать ее. Слушай, у меня такое чувство, что я уже год ничего не ел. Пойдем, может, на кухне еще что-то осталось? "Вот так, — подумалось Гарри. — Люди умирают, но другие-то люди остаются жить. И им нужно еще кое-что сделать на этой земле. И есть им тоже хочется..." На кухне уже никого не было, кроме большого блюда с бутербродами и пирожками. В гостиной гудел разноголосый хор родственников, и звенели стаканы и бокалы: Джинни с Гермионой собирали посуду. Джордж только успел протянуть Гарри пирожок с капустой, как тут же в камине что-то завозилось, и посыпались искры. Пепел сердито пыхнул, осыпав Гарри и Джорджа мелкой серостью, моментально набившейся в нос, и на пол в облаке сажи грохнулась знакомая маленькая фигурка в черной мантии. Фигурка раздраженно чихнула и неэлегантно вытерла чумазый нос кулаком. — Клара! — воскликнул Гарри, вытирая, а точнее, развозя пепел по лицу. — Откуда ты взялась?! — Мерлин меня побери, Клара, что ты здесь делаешь? — Джордж уже помогал подняться юной герцогине Ярнли на ноги. Она вытряхнула немножечко пепла и пыли из ушей и, заревев, повесилась на шею Джорджу. — О, Джордж! Я прочла в Дейли Пророке, что похороны были сегодня! Джордж, это ужасно! — выла Клара, брызгая слезами на мантию Джорджа. — Я очень просила, чтобы папка отпустил меня на похороны, но он меня не пустил. Тогда я украла с полки кружаную муку и сбежала! Джордж, я должна была сказать тебе, как я сочувствую! О, Джордж, как тебе должно быть больно! У-у-у-у! — Клара снова заревела, некрасиво раззявив рот, да так громко, что родственники и гости притихли в комнате, видимо, опасаясь, что к ним пожаловал какой-то особо громогласный дракон. Чарли, тут же среагировав, возник на кухне. В руке кроме палочки у него был единственный нашедшийся в доме подручный инструмент для усмирения чудовищ — старинная двузубая вилка. — Что это за... — Чарли недоумевающе оглядел засыпанный грязью и пеплом пол (Клара везде, где прошлась, оставила за собой аккуратные черные следы). — Чудище! — заключил Чарли, в ужасе рассматривая покрытую черными разводами сажи и слез физиономию девочки с вздернутым носом и лохматым хвостом волос, криво повязанным дорогой бархатной лентой. — Гарри, ты ее знаешь? — Угу. Это Клара Ярнли, она с нами учится — кивнул Гарри, с интересом разглядывая, как Джордж подает Кларе полотенце, чтобы она вытерла слезы, а Чарли при помощи своей палочки ликвидирует устроенное Кларой на кухне безобразие. Черные следы ушли обратно в камин, а огонь перестал плеваться комочками сажи и вновь запылал ровно, гулко шумя в трубе. — Джордж, а ты и не говорил нам, что у тебя есть подружка — устало отдувался Чарли, собирая последние ошметки пепла со стула, на который приземлилась Клара сразу после своего появления. — О, прости, она же совсем маленькая — извинился он, когда лицо Клары выглянуло из недр полотенца, и Чарли получил возможность его как следует рассмотреть. — Я не маленькая! — рявкнула Клара, в последний раз темпераментно всхлипывая в полотенце и отшвыривая его в угол. — И она — не моя подружка — ощерился Джордж. — Ну, ладно-ладно! — умиротворяюще заметил Чарли. — Гарри, ты не мог бы пойти и успокоить маму, она, наверное, думает, что это к нам в камин по ошибке свалился гиппогриф. Но Молли и Артур Уизли уже были на кухне. — Боже, что это? — миссис Уизли всплеснула руками, глядя на чумазую девчонку, развозившую по мантии остатки грязи. — Мать честная, да это же дочка сэра Преториуса Ярнли — из-за спины Артура выглянул Мундугнус Флетчер. — Миледи, что вы тут делаете? Если герцог не знает, где вы сейчас, то он надерет вам уши! — пожилой коллега мистера Уизли, видимо, хорошо знал характер клариного отца. Наверное, был с ним знаком. — Герцог? — брови мистера Уизли поднялись почти до самых поседевших волос. — Я пришла, чтобы... э-э-э, принести соболезнования — прошептала смущенная обилием взрослых Клара. Ну и сцена, подумал Гарри, устало плетясь в гостиную. По дороге его выловили Рон с Гермионой и потащили наверх. Родственники уже расходились, и, видимо, Рон решил, что будет лучше и для Гарри, и для них (с нескрываемым любопытством разглядывавших шрам в виде молнии и судорожно его обсуждающих), если он не пойдет во двор проводить их вместе с остальными Уизли. — Гарри, что Клара здесь делает? — попробовала провести отвлекающий маневр Гермиона. — Пришла, чтобы принести соболезнования — невнятно объяснил Гарри, заходя вслед за Роном в его спальню и плюхаясь на кровать. — От нее вполне можно было этого ожидать, разве ты еще не понял, Рон? — он упал лицом в подушку и почувствовал, что может вечно так лежать, пока нет необходимости ни о чем думать. И говорить. Ни с кем. Даже с Роном. Или Гермионой. Тишина опустилась на комнату тяжелым душным июньским вечером. Внутри этой тишины было очень жарко и больно. И еще там сидели три подростка, которым очень хотелось снова стать беззаботными детьми, но подло ударившая их в спину жизнь не позволяла в эту минуту им быть откровенными даже друг с другом. Его друзья оставались его друзьями, но уже не впервые Гарри даже в их присутствии ощутил острый приступ одиночества. У всех была половинка: у Рона — Гермиона, у мистера Уизли — его жена, у Перси — его работа, у Чарли — его драконы, у Билла — его долг. А Клара, кажется, просто напрашивается стать половинкой Джорджа. Маленькая герцогиня побежала утешить своего рыжего рыцаря, подарившего ей первый танец на первом балу. Где же его половинка, где? Или ему так и суждено оставаться Мальчиком-Который-Выжил-И-Остался-Один-На-Всем-Белом-Свете? От этого колкого и правдиво жестокого чувства взросления обожгло болью нервы. Неужели завтра придется вернуться к Дурслям? Я не перенесу этого, подумал Гарри. После всего, что произошло, провести лето у Дурслей — это же медленная пытка, хуже той, что сейчас ледяными пальцами сжимает его сердце. Я один. Совсем один. — Гарри, пожалуйста, не молчи — попросила Гермиона, присаживаясь на кровать рядом с Гарри. От прикосновения ее руки к своему плечу, Гарри внезапно испытал чувство вины. Как может она жалеть его? Ведь рядом — Рон. Не он — Рон потерял брата! Рону больнее, думал Гарри. Почему же кажется, что Рон переживает это куда проще, чем он сам? Это ненормально. Или просто Рон сильнее его? Все Уизли удивительно сильные: с такой отчаянной выдержкой встретить смерть своего сына и брата. Миссис Уизли, правда, держится с трудом, но кто может осудить ее? Она — мать. Он не может остановиться, иначе у него не хватит сил бороться. Он ходит, двигается, говорит. Даже утешает Джорджа. Знает, что если завтра произойдет что-то страшное, то он встанет и плечом к плечу со своими друзьями будет сражаться за остатки будущего. Но их будет двое, а он — совсем один. Потомок Годрика Гриффиндора остался один на всем белом свете именно в этот момент, хотя он уже прожил сиротой шестнадцать лет. Он не чувствовал никакой поддержки, потому что решил, что теперь поддержкой ему станет он сам. Но, тем не менее, никогда еще Гарри так ни желал почувствовать вместо руки Гермионы на своем плече руку отца. Отец. Это заставило его вспомнить еще об одной вещи. Он не мог держать это в себе, настолько правдоподобной казалась ему его страшная догадка. — Знаете, я хотел сказать вам одну вещь — Гарри запнулся под насторожившимся цепким взглядом Гермионы и взволнованными глазами Рона. — В общем, я слышал один разговор... Не могу сказать, кто и с кем говорил, но, в общем... мне кажется, что я правильно их понял — его пальцы впились в одеяло. — У Вольдеморта есть сын. Ответом ему были два ошарашенных взгляда. Рон так и сел на пол. — Это когда же он успел им обзавестись? — тупо спросил он. — Гарри, ты что, знаешь, кто он? — Гермиона, как всегда, ухитрилась схватиться за самую суть. — Знаю. Это профессор Снейп — Гарри отвернулся и посмотрел в окно. В саду было так темно, что ничего сквозь стекло разглядеть было невозможно. Тихий потрясенный выдох. — Ничего себе! — прошептал Рон. — Но это, конечно, вполне естественно. У сынка точно характер папочки. Как же мы не догадались с самого начала! — Гарри, ты точно уверен? — настойчивый голос Гермионы вывел Гарри из состояния ступора. — Ты правильно все понял? Мне кажется, это не может быть правдой! — Почему? — Рон перевел на нее глаза. — Он такой же садист и... — И спасал нам жизни столько же раз, сколько Вольдеморт пытался их отнять — провозгласила Гермиона, сжигая Рона взглядом. — Они что, так похожи внешне, Гарри, что ты мог подумать... Этот разговор: там четко и ясно было сказано, что Снейп — сын Вольдеморта? — Да нет — признал Гарри. — Но она сказала, что он не должен чувствовать вину перед своим отцом из-за того, что когда-то предал его, потому что уже давно искупил свою вину. Что он не такой, каким отец хотел его видеть, в общем, что-то вроде. — Это профессор Эвергрин сказала Снейпу? — продолжала методично допрашивать Гарри Гермиона. — Ага. И я услышал. И еще одно — Гарри призадумался, прежде чем сказать друзьям еще об одной вещи. Каково было бы ему, если бы его лучший друг признался, что может читать твои мысли? Поэтому он, скрепя сердце, решил поведать только часть правды, не касающуюся его самого. — Я думаю, что не ошибся еще и потому, что Снейп — ментолегус. Черт, я всегда это подозревал! Но и Вольдеморт, оказывается, тоже. — Ого! — Гермиона вытаращилась на Гарри. Ее глаза стали похожи на криволапсусовы — такие же огромные и блестящие. Она явно знала, о чем говорит Гарри. Рон тоже знал, но он прежде всего поинтересовался: — А почему ты считаешь, Гарри, что это — доказательство
его родства с Вольдемортом? — Гарри прав — взволнованно перебила его Гермиона. — Чтение мыслей обычно передается детям от родителей, я как-то листала книгу об этом. Я, правда, не знаю больше никого, кто умеет делать такие вещи... — Снейп сказал, что Дамблдор и Моуди — тоже ментолегусы — объяснил Гарри. — Он говорил, что есть еще и другие колдуны, которые читают мысли, но он не назвал их имена. Дамблдор не годится в отцы Снейпу — слишком стар. А Моуди, в общем, я не думаю, что их со Снейпом связывает что-то, кроме ненависти. — Ты же сам говорил, что Снейп предал своего отца — возразил Рон. — А если речь шла о том, что он перешел на сторону Упивающихся Смертью? Если его отец — Моуди, то он должен был бы живьем вкрутить его в землю! Он не Барти Сгорбс! Он бы пришил своего родного сына за здорово живешь, если бы заподозрил его в чем-то подобном. — Не думаю — пробормотал Гарри. Эти выяснения в стиле "мыльной оперы", которые обожала тетя Петуния, нагнали на него очередной приступ ступора. Какая разница, кто отец Снейпа? Гарри не был уверен, что способен признаться в этом вслух, но его стойкая все эти годы ненависть к омерзительному учителю Зельеделия куда-то делась, прошла, растворилась в благодарности к человеку, которые спас ему жизнь, чуть ни пожертвовав своей. И в жалости к полумертвому, израненному физически и духовно человеку, который упрямо отказывался показать хоть кому-то, что он способен испытывать те же чувства, что и остальные простые смертные. Отказывался простить самого себя. — Рон, мисс Эвергрин сказала, что мы останемся у вас до завтра — бесцветно сказал Гарри подушке, сегодня сменившей свою рыжую наволочку с эмблемой "Пуляющих Пушек" на обычную серую. — Можно я здесь слегка посплю? — Ага. Я постелю себе на тюфяке. Ты — Рон переглянулся с Гермионой и стал отчаянно пытаться подыскать правильное слово. — Не должен мучить себя. Гарри нам пришлось... — Да, Рон. Конечно. Спокойной ночи. Рон еще и утешает его! Дикость какая-то. Он сам нуждается в утешении. А Джордж — еще больше. А Молли Уизли — тем более. Ну почему он не может подобрать нужного слова! Я — камень, думал Гарри, засыпая. Хагрид, Чу, Фред, даже Сириус — это его потери. Не оплакать — больше сил нет. И не простить себя. Никогда. Только идти вперед. И думать, думать... Но даже сквозь сон где-то глубоко внутри его продолжали щекотать невыясненные детали, и остатки детского любопытства подбросили ему еще один неразгаданный секрет: За кого же выходит замуж профессор Эвергрин?
Глава 2. Жених профессора Эвергрин.
Утро оказалось серым, мрачным и холодным, в отличие от душного вчерашнего дня. Гарри вышел на веранду и, зябко поежившись, завернулся в мантию покрепче. Сильно задувало за воротник. Он вышел за калитку Норы и посмотрел на расстилающееся перед ним поле и темную кромку леса на холмах вдали. Почему-то у Гарри возникло чувство, что если он побежит к этому лесу быстрее ветра, так, чтобы его безжалостно хлестали жесткие прутики вереска, чтобы ноги увязали в зеленой тяжести июньской травы, чтобы ненасытный медовый запах цветов обволакивал его жадным туманом, то он сможет убежать от смерти. Не своей. Гарри больше всего желал, чтобы другие перестали отдавать жизни за него. Ему скоро будет шестнадцать, и он не хотел, чтобы, начавшись со смертей, его юность оказалась погребена под ними навсегда. В таком возрасте желания берут верх над разумом, но разум Гарри до сих пор не допускал его в дебри желаний. В воздухе так сладко пахло летним лугом, что Гарри устыдился своего странного, налетевшего ниоткуда ощущения полноты жизни, потому что, напомнил он себе, прямо за этим лесом находится маленькое семейное кладбище, на котором вчера стало одной могилой больше.
