С помощью девушек-анталоатров удалось установить отношения с местными племенами, называвшими себя Антакарана — "жители скал". Единого правителя у них не было, так же как и у сакалавов и каждое поселение возглавлял правитель или правительница. Антакараны занимались рыболовством, рисоводством, собирательством и охотой. Держались они насторожено и в покинутые на берегах бухты жилища не вернулись, но через тех же девушек-анталоатров между поселенцами и местными была установлена меновая торговля. В обмен на ткани, стеклянные и металлические изделия антакараны поставляли рис, лесную дичь и рыбу.
Из морской воды поселенцы начали выпаривать соль. Первые рыболовные лодки колонистов вышли на промысел. От мысли исследовать дальше побережье неизвестной страны колонисты не отказались, но плыть всем не имело смысла, поэтому отправили лишь один боевой высокосидящий на воде корабль с командой добровольцев и девушкой-анталоатров в качестве переводчика.
Первые несчастья.
Первые несчастья начались с периодом дождей. В поселении вавилонян вспыхнула эпидемия малярии и несмотря на помощь оказываемую девушками-анталоатрами, на которых болезнь не действовала, колонисты мёрли как мухи. Разлив реки Самбирану довершил катастрофу, практически смыв постройки колонистов из сырцового кирпича.
Финикийцев на острове Нусибе эпидемия не коснулась, как и рыбачьих деревушек на островах Нусикумба и Анкифи. Боясь распространения неизвестной болезни они наотрез отказались принять остатки колонистов.
Выжили в основном бывшие вавилонские рабы-ремесленники, которых знатные персы и вавилоняне взяли с собой для комфорта. Выжившие в эпидемии стали жить со своими женами-спасительницами среди прибрежных племен сакалавов, которые их и приняли. Итогом этого стала их полная ассимиляция с местным населением, распространение гончарного дела, бобов, гороха, финиковой пальмы и кунжута (сезам). Прибрежные сакалавы считали теперь колонию финикийцев на Носибе своими добрыми соседями-родственниками, а следовательно безбоязненно торговали с ними, особенно рисом, который финикийцы выращивать не умели.
Второе несчастье выпало уже на долю александрийцев. Команда корабля посланного на юг вдоль восточного побережья неизвестной земли, пристала к берегу и была тут же атакована воинственными туземцами, причем сразу и с берега и с моря. В отличии от анталоатров, сакалава и антакаранов эти неизвестные воины были вооружены копьями и дротиками с железными наконечниками, железные же наконечники имели и стрелы, доспехов на войнах не было, щиты были маленькие, плетеные из местных растений и обтянутых шкурами. В ближнем бою туземцы использовали железные кинжалы и топорики.
Несмотря на то, что греки и македонцы сумели выстроить на берегу подобие фаланги и отразить натиск нападавших с берега, нападавшие с моря осыпав фалангу с тылу тучей стрел и дротиков, ворвались на корабль и устроили резню. Греки и македонцы вынуждены были, сломав строй, отбивать собственный корабль, этим воспользовались нападавшие с берега и вновь атаковали пришельцев. Из рта атаковавших сочилась кровь и несмотря на раны войны с бешенством продолжали сражаться. Вскоре все приплывшие на корабле были перебиты, корабль разграблен и сожжен.
Александрийцы узнали о постигшем их несчастье спустя длительное время от единственной спасшейся девушки-анталоатра, которая смогла ускользнуть во время битвы в джунгли, залезть на дерево и там ожидать конца сражения.
После ухода победителей девушка похоронила своего мужа и отправилась вдоль побережья на север, питаясь по пути дарами природы. Попав в земли антакаранов девушка попросила в первом же селении рыбаков, чтобы ее проводили в большую деревню бородатых людей. Антакараны доставили девушку на лодке и получив за нее дары довольные уплыли.
Сначала девушке конечно же не поверили, но та предъявила в качестве доказательства железный наконечник стрелы из тела своего бывшего мужа и тогда все вынуждены были признать ее правоту, таких наконечников стрел ни греки ни кто-либо другой из приплывших на кораблях не делали, да и кусок древка был явно местного происхождения, а не привозного. Девушка, сидя на дереве, слышала и понимала говор нападавших и из их разговоров поняла, что убийцы называли себя Бецимисарака — "те, кто многочисленны и не разделимы".
Уничтожение экипажа корабля прекратило, начавшиеся было трения в Александрии и сплотило колонистов. Общими усилиями у входа в бухту поставили две маленькие крепости с высокими дозорными башнями и дополнительно один боевой корабль находился у входа в бухту готовый перегородить ее. Стену города усилили, прокопав ров и установив вдоль стены площадки для стрельбы лучников и дозорных.
От антакаранцев колонисты выяснили, что с другими племенами, отделенные горами, антокаранцы не воюют, а от отрядов нападающих обычно прячутся в джунглях и пещерах. Торговых связей с другими племенами они тоже не имели.
Учитывая, что нападающие имели железное оружие и видимо источники его пополнения, а у александрийцев не было источников железа, александрийцы разделились на две партии: одни, в основном молодежь, требовали немедленно отомстить за убийство товарищей, а заодно сделать бецимисараков рабами и захватить их источники железа, другие, в основном старые и опытные, составили другую партию "умеренных", которая призывала временно отказаться от боевых действий на юге и сосредоточится на обустройстве колонии и установлении связей с поселением финикийцев на Нусибе, персов и вавилонян на Коккиво и анталоатрами. Хотя первая партия была более многочисленная, победу одержала вторая, потому что ее поддержал Неарх, мудро рассудив, что отомстить мы всегда успеем.
Передавать что-либо металлическое местным он строго запретил под страхом смертной казни. Отправленные боевые корабли без приключений на вёслах и парусах дошли до поселения финикийцев на Нусибе и узнали об ужасной гибели колонии вавилонян и персов на побережье Коккиво.
Связавшись через финикийцев с сакалавами александрийцы узнали, что сакалавы никогда не сталкивались и нигде не граничат с племенами бецимисараков, но железные топоры и ножи выменивают у горных племен за баснословную цену.
Правительница анталоатров приняла корабль александрийцев с почестями и узнав о нападении бецимисараков согласилась дать 500 лучших воинов для войны с ними.
Хитрые финикийцы проливать свою кровь за греков не хотели, тем более что их лично бецимисараки не беспокоили, наоборот колония процветала, а сакалавы спешили породниться с новыми соседями и охотно выдавали девушек замуж за чужеземцев. Сославшись на свою боязнь подцепить в джунглях страшную болезнь, уничтожившую колонию персов и вавилонян финикийцы участвовать в карательной экспедиции отказались, но в случае нападения на Александрию обещали предоставить помощь, а также пообещали обмениваться информацией об общих врагах.
На самом же деле финикийцы надеялись, что после исчезновения персов и вавилонян, что-нибудь подобное случится и с александрийцами. И после этого финикийцы останутся единственными хозяевами новых земель и вод. Свою колонию финикийцы назвали простенько, но со вкусом Тир. Ведь многие из граждан Тира по приказу Александра Македонского (30 000 человек) были проданы в рабство после взятия им города Тир и попали в экспедицию не по своей воле. Опять же и старый Тир и новая колония Тир стояли на островах потому и название напрашивалось само собой.
И перед новым Тиром и перед Александрией стояли две большие проблемы: первая — это отсутствие источников металла, второе — это кончающееся зерно пшеницы и ячменя. Конечно рис выменивался регулярно и рыбы было вдоволь, но и греки и финикийцы и вавилоняне и персы, все они привыкли с детства есть хлеб. А нормы выдачи зерна становились всё меньше. Во влажном тропическом климате пшеница и ячмень приживаться не хотели, тыква сгнивала на корню. Хорошо приживался виноград и финиковая пальма, а также более-менее олива, но ждать плодоношения от них надо было ни один год.
В довершение всех бед умер Неарх и в Александрии верх взяла партия молодых под предводительством спартанца Эфемера. Тут же был объявлен карательный поход на бецимисараков и посланы гонцы к анталоатрам за войнами, которые в количестве 500 и прибыли незамедлительно в бухту Александрии.
Война
Полностью снаряжены и готовы к походу были 20 боевых кораблей. Остальные 19 были оставлены в бухте, всё равно на них не хватало моряков. Сопровождаемые тучей легких двойных лодок анталоатров, александрийцы вышли в поход и последовали на юг вдоль побережья.
Первое же поселение туземцев оказалось пустым и было сожжено в назидание врагам. Вскоре был обнаружен обгоревший остов боевого корабля и в александрийцах закипела кровь, требуя мщения. Жители следующего поселения маячили на границе джунглей, потрясая копьями, но подходить к берегу опасались.
Несколько десятков лодок анталоатров рванули к берегу и войны не дожидаясь алексадрийцев, бросились на берег к поджидавшим их врагам. До края джунглей добежать анталоатрам не удалось. Град стрел и дротиков роем вылетел из джунглей и буквально выкосил нападавших. По их количеству было абсолютно ясно, что обороняющихся в лесу было никак не меньше нескольких сотен. Большинство из них прятались за стволами деревьев и осыпали атакующих стрелами и дротиками. На песке пляжа осталось до сотни анталоатров остальные в нерешительности отошли к кромке берега и оставленным лодкам унося раненых.
Александрийцы, видя результат первой атаки, не стали спешить, а разом высадились со всех двадцати кораблей, закрылись щитами, ощетинились копьями как гигантский ёж и медленно двинулись в джунгли. Пращники и лучники скрываясь за щитоносцами осыпали бецимисараков стрелами и камнями. Те не остались в долгу и осыпали надвигающуюся стену щитов дротиками и стрелами, но без всякого успеха. В прочем и в прячущихся за деревьями воинов-бецимисараков было трудно попасть.
Наконец фаланга достигла края леса, но враг, продолжая отстреливаться, отступил дальше в джунгли. Теперь, плевательные трубки показали свою большую пригодность для стрельбы в сплошной мешанине лиан и стволов перед луками, которые цеплялись за что ни попадя. В конце-концов у обороняющихся и у наступающих кончились запасы стрел и дротиков. Тут то Эфемер, возглавлявший лично поход, отбросил копьё, выхватил меч и первый бросился на врага. Его примеру последовали и остальные. Ровный строй фаланги сломался. Лучники пращники и тяжелые гоплиты перемешались. Лес огласился воплями и сотни войнов с окровавленными ртами кинулись на александрийцев со всех сторон. Управлять боем стало попросту немыслимо.
Дрались все сразу и как-попало. Эфемер с центром фаланги из тяжелых гоплитов прорубался сквозь бецимисараков, всё дальше углубляясь в джунгли, а легковооруженные пращники и лучники не имея защиты дрогнули на флангах и начали отступать стараясь пробиться к кораблям, где были запасы стрел и дротиков. Часть александрийцев, встав плечем к плечу и сомкнув щиты, образовали островки обороняющихся, которые были явно не по зубам воинам бецимисараков. Перед такими островками лежали уже груды окровавленных тел воинов-бецимисараков, но те несмотря на потери и ранения непрестанно атаковали и казалось не чувствовали боли вообще.
И тут случилось, то, что случилось и с первым кораблем александрийцев. Завязнув в бою в джунглях александрийцы потеряли всякую связь с кораблями и не могли знать, что по морю к их месту высадки уже летят на всех парусах и веслах легкие лодки воинов с окровавленными ртами.
Остатки войнов-анталоатров, сев в свои лодки, попытались перехватить врагов, но тех оказалось больше, у них было железное оружие, а у анталоатров его не было и наконец, войны бецимисараков просто казалось не чувствовали боли. В коротком кровавом сражении почти все анталоатры были перебиты или попали в плен. Лодки туземцев устремились к кораблям и к берегу.
Охрана, оставленная на кораблях, могла некоторое время продержаться, но выйти в море не могла, просто некому было сесть на вёсла. С высоких кораблей было удобно кидать дротики, метать камни и стрелы, но нападавших было слишком много. Град стрел обрушился на александрийцев, заставив спрятаться за высокие борта и щиты. А войны с кровавыми ртами уже хлынули на берег к кораблям. Крепкие веревки с железными крюками полетели на палубы кораблей и с берега и из лодок. Обороняющиеся принялись их рубить, но веревки с крюками всё летели и вместо одной перерубленной, появлялось две-три новых, по которым с ножами в зубах уже лезли войны-бецимисараков. Вскоре бой закипел на палубах кораблей и они окрасились кровью.
Именно в этот момент из леса появились первые лучники и пращники, которые бросились отбивать корабли, но не имея стрел и дротиков, а также серьёзных доспехов могли лишь оттянуть часть бецимисараков от кораблей на себя. Несколько юношей пращников бросилось назад в джунгли, чтобы предупредить тяжелых гоплитов о новой опасности. Не многие из них добрались до гоплитов, пав под копьями и топорами воинов с кровавыми ртами. Те же, кто добежал, сообщили о нападении на корабли.
Теперь гоплиты и сами обернувшись, увидели поднимающиеся столбы дыма от стоянки кораблей и бросились обратно преследуемые по пятам бецимисараками. Только отсутствие у последних запаса дротиков и стрел позволило гоплитам выйти на берег из джунглей.
Центр фаланги под предводительством спартанца Эфемера внезапно обнаружил, что врагов перед ними просто не осталось. Ошарашенные и всё еще не верящие в победу александрийцы осматривали трупы убитых врагов и оставались в неведении относительно судьбы своих остальных товарищей.
А товарищи между тем пытались отбить хоть несколько кораблей, еще не подожженных бецимисараками и столкнуть их на воду. Под градом стрел и дротиков отбиваясь, от наседающих со всех сторон, свежих воинов, это было непросто.
Трём кораблям из двадцати это удалось сделать. На палубах всё еще кипел бой и лилась кровь, а севшие на весла гребли от проклятого берега прочь в открытое море, спеша убраться поскорее. Несколько десятков тяжелых гоплитов с Эфемером во главе наконец увидели жирный дым со стороны берега и поняли, что их заманили в ловушку. Между тем вожди бецимисараков приняли решение не преследовать три корабля, а добить раненых, собрать дротики со стрелами, ограбить павших и перебить оставшихся в лесу чужеземцев.
...Эфемер был единственным кто был убит уже на берегу, буквально утыканый стрелами и дротиками, остальные его войны пали в джунглях так и не выбравшись на берег океана...
Это был полный разгром...
Александрия лишилась почти половины боевого флота, но что более важно более половины лучших бойцов. Ни о каком нападении не могло быть и речи, перед колонией встал вопрос выживания.
Правителем Александрии был выбран представитель партии "умеренных" Павсаний, который учредил при себе "совет десяти" из тех же представителей партии "умеренных". Для решения важнейших вопросов колонии было решено созывать общее народное собрание. Население колонии сократилось до 5 тыс. человек, а вместе с примерно 2 тыс. финикийцев, сирийцев и вавилонян на островах, — около 7 тысяч.
