1. Западня

Рай был достоин богов, которые пришли в него.

Марк и Лили отдыхали в тени ветвей. Их утро прошло как и многие другие — в любовных шалостях и беззаботной лени. Проснувшись в объятиях друг друга, они понежились в бархатных утренних лучах, среди бескрайнего аромата цветов. Взявшись за руки, добрели до рощи и обошли десяток деревьев, чтобы выбрать на сегодняшний завтрак самые изысканные плоды. Одинаковых деревьев в роще не было — все плоды были разными и по форме, и по цвету, и по вкусу (хотя все до одного были съедобными). Лили сегодня была на удивление капризна, и никак не могла составить для себя подходящее "меню". Она удовлетворилась лишь когда Марк сорвал для нее с верхушек трех деревьев три огромных — кисленький на закуску, мясистый на первое, сладкий на десерт.

Затем они плескались и плавали в бодрящей воде озера, остывшего за ночь. Ныряя, рассматривали дно, соревновались — кто найдет водоросль красивее и кто дольше пробудет под водой. За многие дни тренировок они научились плавать не хуже рыб, и с радостью гонялись друг за другом вплавь. Марк с трудом настигал девушку и пытался поцеловать ее, она уворачивалась, уходя под воду, и спустя мгновенье плыла уже в другую сторону. Наконец они выбрались на берег, смеясь повалились на мягчайший ковер из зеленой травы, сжали друг друга в объятьях.

Позже, обессиленные от вспышки страсти, любовники лениво переползли с палящего солнца в благодатный тенек рощи. Марк пытался задремать на разлапистых листьях папоротника, Лили хотела общения и мешала ему всеми возможными способами. Испробовав щекотать любимого, целовать его, кусать и даже петь прямо в ухо, она в конце концов просто залезла на него верхом и принялась безжалостно тормошить.

— Ну сколько можно спать, несносный лентяй! Мы не делаем абсолютно ничего — как же ты мог устать?

— Тебе жалко, что ли... — бормотал Марк, вяло отбиваясь. — Что плохого, если я посплю...

— А то, что мне скучно, и я хочу поговорить о чем-нибудь! Ты еще не забыл как это делается, или все что ты теперь умеешь — это есть и спать?

— Дорогая, прекрасная идея... Давай поговорим. Расскажи мне что-нибудь интересное...

Марк почти исхитрился произнести эту фразу убедительно, но на последнем слове зевнул.

— Ах так!.. Рассказать тебе что-то, чтобы тебе лучше спалось? Ну нет уж, не дождешься! Да и к тому же, что я могу знать такого, чего не знаешь ты?

— Ты вчера видела Милу... Помнишь, когда она приходила за нашим маслом, в той роще оно не растет... Мила рассказывала что-нибудь? Как там они поживают?..

Лили отмахнулась от вопросов.

— Фи, это скука смертная. Расскажи лучше ты. О звездах, например. Когда-то ты много говорил о них, знал кучу историй.

— Теперь не знаю, я позабывал их. Зачем нужны эти звезды, кроме как для того, чтобы украшать ночное небо?

Девушка улыбнулась.

— Как забавно! Теперь ты говоришь точно как я. А ведь пару лет назад ты был совсем другой... Скажи, тебе не скучно здесь со мной?..

Марк резко привстал и заглянул ей прямо в глаза, нежно обнял за плечи.

— Что ты, милая! Мне здесь так хорошо!.. Я так счастлив с тобой! Честно. Это — то счастье, которого я всю жизнь и искал. Это — настоящее.

— Но разве не нужно чего-то еще, чего-то большего?..

— Чего?! Ты вспомнила о звездах. Так вот, я часто думал, что нам таки стоило прожить жизнь там, среди звезд, чтобы спуститься сюда и понять что это — настоящее. Для жизни и для счастья нужно только то, что ты видишь вокруг. Природа, тепло, любовь, радость жизни. А остальное — амбиции и причуды, и ничего более.

Лили приникла к его губам с мягкой сердечной нежностью, затем отстранилась, ласково глядя на него, и позволяя ему любоваться ее обнаженным телом.

— Ты — мой самый любимый человек на свете! Я так рада, что... я еще не говорила тебе... у нас будет ребенок.

— Правда?..

Она кивнула. Марк прижал ее к себе, покрывая поцелуями. Волна нежности поднялась из самых глубин сердца. Вот теперь у него действительно было все для счастья. Абсолютно все.

* * *

— Ваша Светлость, во имя великого Пути Роя, я умоляю вас открыть.

Монах-затворник, в прошлом Первый Мистик Роя, стоял в середине своей кельи, не решаясь пошевелиться. Он провел в уединении 6 лет, в комнатушке размером 2 на 2 метра, где единственным его собеседником и единственным развлечением были книги. Не раз рояне приходили к его двери — он слышал, как они стоят там, часто подолгу, глубоко дыша, иногда шепотом обращаясь к нему. Обращения были всегда риторическими, и никто никогда не пытался попасть внутрь кельи. Даже после позорной отставки рояне чтили и уважали бывшего Хранителя Святыни, и не смели нарушить его добровольное уединение вторжением или хотя бы громким голосом.

Но вот теперь некто просил принять его, и если память не изменила Мистику за шесть лет, этот некто был Лидером Флота.

— Ваша Светлость, ваше предсказание сбылось полностью. Флора не вернулась. Есть все основания полагать, что она погибла. Мы пришли к вам склонить голову в молитве и просить о благословении. Ваша Светлость, умоляем не отказывать нам.

Медленно, с тяжелым томлением в сердце, Мистик вытянул руку и принялся сдирать цементную пломбу, которую сам наложил когда-то. Цемент поддавался с трудом, рождая боль в ободранных пальцах. Эта боль была ему приятна. Наконец остатки пломбы упали на пол, и Мистик, помедлив с минуту, передвинул рычажок. Дверь откатилась в сторону. Перед ней, в полумраке кладбища, на котором располагалась келья, на коленях стояли двое. Двое первых людей Роя — Лидер Флота и Лидер Науки. Позади них белели в сумраки мраморные склепы, над ними простирался прозрачный колпак, накрывающий кладбище, над колпаком — равнодушные, недоступные теперь звезды...

— Благословенен Путь, — молвил Мистик.

— Свята его Цель, — хором ответили двое, не поднимаясь с колен.

— Я готов выслушать вас, хотя теперь и не в моих силах изменить что-либо. Но прежде встаньте!

Оба поклонились.

— Ваша Светлость, — сказал Лидер Флота, — излишне говорить, насколько вы были правы, и насколько страшнее от этого наша вина.

Мистик слегка усмехнулся.

— Ваша Храбрость, вы не голосовали за мою отставку. Я знаю об этом.

— Но я голосовал за отправку Флоры на Раллию. Это была страшная ошибка.

— Откуда вы знаете, что Флора погибла?

— По расчетам, она должна была долететь до цели, заправиться и вернуться уже месяц назад. Прошел месяц — ее все еще нет. Мы знаем, откуда ожидать прилета Флоры, и нацелили туда направленные гравиметры. Приборы почувствовали бы движение такого гигантского корабля, как Флора, за треть светового года — но они молчат. Это значит, что матка не только не вернулась, но даже не приближается к нам. Такое опоздание может означать только одно.

Хранитель Святыни тяжело вздохнул.

— Я был бы рад своей правоте, если бы не страшная боль.

— Нет, Ваша Светлость!.. — Лидер Науки горячо схватил его за руку, но спохватился и отступил назад. — Есть выход. Мы пришли за вашим благословением, поскольку этот выход безумный, жуткий, чудовищный... и нет никакой уверенности в успехе... но есть хотя бы надежда.

— Звезда?.. — Мистик с интересом шевельнул острыми кончиками ушей.

— Да, Ваша Светлость. Схарта. Мы можем получить от нее энергию.

— Продолжайте.

Лидер Науки заговорил горячечной скороговоркой, забыв о кладбище, периодически немного взлетая в волнении.

— Я наблюдаю за Схартой уже шесть лет. Зонды расставлены по орбите, они сканируют всю поверхность звезды. Мы точнейшим образом измерили ее диаметр. За шесть лет диаметр не изменился ни на метр! Если такая гигантская звезда вообще не меняется в размере — это значит, она балансирует в шатком равновесии между силой гравитации, сжимающей ее, и давлением света, распирающим ее изнутри. Все остальные наблюдения — измерения температуры, поверхностной и глубинной активности, жесткого излучения — подтверждают эту версию. Звезда на переломе своего развития, она достигла максимального размера и вот-вот начнет сжиматься.

— Естественным путем это "вот-вот" наступит через полторы тысячи лет, верно?

— Да, Ваша Светлость. Но нам — мне и Его Храбрости — нам кажется, есть способ дестабилизировать Схарту. Нужна масса. Совсем немного массы. По нашим подсчетам, примерно пятьдесят миллиардов тонн. Если увеличить массу ядра на такую величину, звезда станет сжиматься и коллапсирует. Произойдет вспышка жесткого излучения. Улавливая его, мы получим антиматерию!

— Как доставить массу в ядро, чтобы она не сгорела в верхней атмосфере звезды?

— Из гиперпространства! Мы включим сжиматель и уйдем в прыжок — а выйдем прямо внутри Схарты. Гравитационный удар от сжимания пространства еще больше усилит эффект. Коллапс начнется мгновенно, в первые же часы после удара!

Мистик тяжело покачал головой.

— Нужно пятьдесят миллиардов тонн... Снаряженная матка весит восемьдесят миллиардов. Будь я проклят навеки, если эта жертва тоже окажется напрасной.

— Будем мы прокляты, Ваша Светлость! Или будем благословенны.

* * *

После теплого летнего дождя в небо взметнулась радуга — такая яркая и насыщенная, что казалось, по ней можно идти, как по мосту.

Все трое детей радостно высыпали из шалаша и принялись гоняться друг за другом по мокрой траве, пытаясь стряхнуть друг на друга побольше капель с кустов. Младшенькому Каю было всего два года, поэтому неудивительно, что очень скоро он был мокрым с головы до ног. Под конец Марта подставила ему ножку, и он растянулся на траве. Впрочем, трава была настолько мягкой и густой, что ушибиться было крайне затруднительно.

Лили с удовольствием наблюдала за играми детей. Дети были крепкие, здоровые и очень самостоятельные для своего возраста, так что приносили радости куда больше, чем хлопот. С рождением Марты семья обзавелась хозяйством. Их хозяйство составлял шалаш, укрывающий от редких дождей и яркого солнца в полдень. Одно из деревьев в роще имело широкие и густые листья, Марк собрал вместе несколько его веток и вкопал в землю их концы. Очень скоро ветки вросли в грунт и образовали просторный зеленый навес. В сущности, ничего другого здесь и не было нужно.

Одежда была забыта уже давным давно — ведь даже зимней ночью здесь не бывало холоднее 25 градусов, а самой свирепой непогодой была короткая гроза жарким весенним днем. (В такую грозу Марк и Лили обожали отдаваться страсти, пока увесистые прохладные капли массировали их тела.) Еда была всегда и всюду, причем самая разнообразная — казалось, деревья, кусты и грибы словно соревнуются в создании наиболее изысканных и оригинальных блюд, никогда не повторяясь и не занимаясь плагиатом. Какое-то время возникали опасения относительно болезней, но за последние пять лет из трех десятков знакомых, живущих в той же роще, никто так и не ухитрился заболеть хоть чем-либо.

Время от времени Марка посещала непонятная тоска, грустная задумчивость. В такое время Лили отвлекала его разговорами, чаще — сексом, а иногда они просто шли в поле и стояли среди цветов. Их запах непременно выветривал из головы всяческие дурные мысли и наполнял ее пьянящим восторгом. Это было немного странно, и на всякий случай Лили старалась не пускать детей на луг слишком часто. Видимо, как раз поэтому Марта неслась туда в любой удобный момент и часто тащила с собой среднего брата — Джейка.

— Мам, мам, мы с Джейком идем играть в прятки!

— Знаю я, как вы прячетесь! В поле — ни ногой.

— Мам, но почему?..

— Потому что я так сказала. Вы там уже были вчера.

Наигранная строгость Лили могла обмануть разве что ребенка, и то едва ли. Дочь посмотрела на нее очень внимательно, а потом засмеялась:

— Мам, но ты же не будешь нас ругать, правда?..

Лили схватила ее на руки.

— Ох, что мне с вами делать?.. Как мне вас научить осторожности!..

— Мам, а что такое осторожность? Зачем она?..

— Как тебе объяснить... Есть такие вещи... — Лили задумалась, оглядываясь по сторонам. Подобрать пример опасности было сложно. — Вобщем, есть вещи, с которыми нужно быть осторожной, если не хочешь причинить себе вред.

— Какие вещи, мам?.. Ну какие?

— Ну... Да, вот например, ты залезешь высоко на дерево, а потом случайно сорвешься и упадешь. Тебе будет больно. Чтобы этого не случилось, нужно быть осторожной.

— Мам, но под деревом кусты, а под ними — очень толстая трава. Я уже три раза падала с дерева — и ни разу не ушиблась!

Лили вздохнула.

— Ну а вдруг ты залезешь на дерево, под которым нет кустов... А еще, например, опасно заплывать далеко на озере — если ты устанешь, ты можешь утонуть.

— Мам, но ведь в озере повсюду большущие кувшинки! Я всегда смогу лечь на одну из них и отдохнуть. Твоя осторожность, мам, это че-пу-ха!

Марта радостно улыбнулась, произнося это "взрослое" слово, услышанное видимо от отца. Лили наградила ее шлепком по попе.

— Не смей так говорить с мамой.

— Мам, но в поле все равно нет ни деревьев, ни озер... Можно, мы пойдем туда?

Лили сдалась. Кай остался в шалаше, а двое старших держась за руки радостно убежали вдоль тропинки, ведущей к полю. Но спустя шагов пятьдесят Марта остановилась, задумалась и вернулась к маме.

— Мам, вчера... ой, ну то есть когда ты в последний раз разрешила нам пойти на поле, мы зашли далеко и увидели где-то еще дальше очень странную штуковину. Она была такая большая и угловатая, и очень блестела на солнце. Это было и не дерево, и не холм, и вообще непонятно что. Мам, скажи, что это было?..

Слово "шатл" с трудом всплыло из памяти женщины. Странное слово, бессмысленное... Вряд ли она смогла бы объяснить даже самой себе, что оно означает, не то что пятилетней дочери.

— Это просто странная штуковина, она всегда там стояла. Она большая, но совсем не страшная.

— А что такое страшный, мам?..

— Это та вещь, с которой нужно быть осторожным.

Марта сразу потеряла всякий интерес.

— Ладно мам, пока.

Кай копошился у ног Лили, пытаясь соорудить фигурку из шишечек. Из шалаша выбрался заспанный Марк, нежно поцеловал жену в шейку. Опустился губами ниже, вдоль ее спины. После трех родов Лили все еще была на удивление стройна — творение искусства, что зовется природой. Глядя на нее, становилось ясно, что одежда все же совершенно бесполезная вещь.

Им пришлось отложить любовные игры до ночи, когда дети, набегавшись за день, крепко уснули. Затем, не сговариваясь, они взялись за руки и побежали в поле, там упали среди цветов, всей грудью вдыхая их дурманящий аромат и глядя в бездонное небо.

— Странная звездочка!.. — Вдруг сказала Лили, указывая пальчиком в одну из точек на небе.

Точка на глазах сделалась ярче, словно разгорелась, а затем начала очень медленно тускнеть.

— Ты — моя звездочка! Самая яркая!

...Следующее утро было первым, когда они проснулись не сами. Рано на рассвете высокий, пронзительный вой родился там, где стояла "странная штуковина", пронесся над полем, прошелестел листьями рощи, отдался эхом в холмах. Спустя секунду он угас, сделав передышку, и раздался снова. И снова. И снова.