Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Я собрался с мыслями.
— Слушай, а почему моя разбитая память сложилась в настолько достоверную картинку? Я помню последние двенадцать лет своей жизни, причем с деталями, подробностями и красками, и не нахожу там никаких нестыковок...
— Потому что память пересобирается не случайным образом, а по цепочкам. Стоит поменять всего два элемента мозаики — и мозг выстраивает от них целые цепочки. Вот тебе пример, который еще хуже твоего случая: один пациент не выносил пауков и уважал евреев. После разморозки рекомбинация поменяла отношение к паукам и евреям местами, и в результате человек стал убежденным нацистом, защищающим взгляды Адольфа Гитлера и держащим дома в террариумах кучу пауков... Так что на этом фоне твой собственный случай с развалом СССР на кучку капиталистических государств — так, ерунда, просто кошмар, который ты скоро забудешь. Ну или не забудешь, но вспоминать будешь с улыбкой, просто как кошмар.
— Чего?!! — мои глаза, надо думать, полезли на лоб.
— Да-да. В реальной истории СССР в конце двадцатого века пережил тяжелейший кризис, но выстоял, победил в холодной войне, слетал к Проксиме Центавра... Ты родился и вырос в СССР, на самом деле.
— Ну и дела... — присвистнул я. — И какой он, Советский Союз образца двадцать третьего века?
— Хм... Опишу тебе несколькими символическими моментами... Справедливость, равенство, достаток. Голода нет, нищеты нет, денег тоже нет — они больше не нужны. От каждого по способностям, каждому по потребностям. И человек человеку брат, ясное дело, ведь совершенный мир могут построить только совершенные люди. В общем, тебе понравится, да, Аристарх Палыч?
Старший пионервожатый кивнул.
— Я тебе больше скажу, Кирилл. Ты говорил, еще когда лежал на лечении в лаборатории НИИ 'Криогеники', что любишь книги вроде 'Туманности Андромеды' Ефремова или 'Сто лет тому вперед' Булычева. Так вот, эти писатели во многом очень точно предвидели, каким будет светлый мир будущего и какими будут люди этого мира. Очень скоро ты убедишься в этом сам, а пока — наберись чуточку терпения. Или можешь смело поверить мне на слово: врать у нас не принято.
— Офигеть... — пробормотал я.
— Понимаю, я бы на твоем месте тоже... офигел. Ладно, я пойду вперед к водителю, а ты знакомься с ребятами заново, раз уж на тебя в третий раз обвал свалился.
В проем между спинками передних кресел снова заглянула девочка с бантом.
— Видишь, я же говорила, что волноваться не о чем. Я Лена, а это Вика. Еще раз добро пожаловать в прекрасное далеко, Киря.
Я улыбнулся Лене и понадеялся, что моя улыбка выглядит естественно, потому что на самом деле мне было не очень весело.
Моя ложная личность не желает признавать себя ложной, вот в чем беда...
...А еще она уже давно не верит в добрые сказки.
Я заново перезнакомился с ближайшими соседями и узнал, что наш сводный пионерский отряд состоит из ребят из самых разных уголков страны. Хм... Интересная практика, в принципе.
Что я имею в сухом остатке? Я еду в пионерский лагерь — роскошь, прежде мне недоступная, и меня окружают люди, на первый взгляд совершенно не такие, с которыми я привык иметь дело в детдоме. Уже два плюса. Я в светлом будущем, так мне сказали — вроде бы, тоже плюс... Интересно, как они решили проблему денег? Достаток и изобилие — не повод отказаться от денег, так что, скорее всего, нет только бумажных денег, но имеется их аналог вроде лицевого счета, карточки и так далее, потому что формула 'от каждого по способности, каждому по потребности', мягко говоря, вызывает смутные опасения...
Сам факт существования Союза — это еще как посмотреть. Все, что я о нем знаю — ладно, все, что о нем помнит моя ложная личность — это рассказы бабушки о времени, когда у людей была вера в светлое будущее и в то, что именно они его построят. Бабушкина 'стройка' закончилась скудной пенсией, впрочем, а я четко усвоил, что вера — это тупо. И неважно, во что верить, в бородатого дедка на небе или светлое будущее — обе религии одинаково глупы. Вера, не подкрепленная аргументами — удел идиотов... А если быть точным — то вера никогда не бывает подкрепленной чем-либо, потому что любой, самый дохлый аргумент превращает слепую веру в предположение, имеющее отличную от нуля вероятность.
Ладно, как говаривала бабушка, будут бить — будем плакать. А пока можно расслабиться, и...
Хотя 'они', скорее всего, этого от меня и ждут. Любой фильм ужасов всегда начинается нейтрально или хорошо: вот идут себе веселые туристы к древней пирамиде, солнышко светит, все замечательно... пока из пирамиды не выползет плотоядное растение или там мумия. Так что я пока не знаю, кто такие 'они' и что мне уготовили — но буду начеку.
И да, насчет Электроника... элементарный реквизит. Накладка на бок, в которой скрыт барабанчик с проводом — и я тоже стану 'кибером', ага.
Я обернулся и посмотрел на этого подозрительного типа сквозь просвет между спинками.
— Слушай, Элик... А что, нынче уже киберам тоже положены каникулы?
Он посмотрел на меня с легкой укоризной:
— Я проработал два года в детской больнице, два года летчиком-испытателем и четыре года провел в полете на Марс и обратно. Не считая мелких проектов и экспериментов. Разве я не заслужил каникулы впервые за шестнадцать лет?
— Вау, Элик, ты летал на Марс?!! — воскликнули сразу несколько голосов, включая моего соседа Петра. — Когда?!!
— Так год назад же, — невозмутимо ответил Электроник. — Проект 'Беспосадочный полет-3'.
— Так 'беспосадки' с первой по третью — все беспилотные полеты, разве нет? — удивился смуглый паренек по имени Марик.
— Он и был беспилотный. В смысле — без пилота-человека. Я ведь кибер.
— Точно, — поскреб затылок Марик, — я это упустил из виду.
— И как там, на Марсе? — спросила Лена, став коленями на свое кресло и глядя на Элика поверх спинки.
— Красно, сухо, пыльно, перепады температуры и в три раза меньшая, чем на Земле, гравитация. Тихо и скучно, одним словом, ничего такого, чего вы по телевизору не видели.
— Круто, — зевнул я, — и такой заслуженный... кибер внезапно оказывается в нашем отряде, который не примечателен ничем, кроме неандертальца из позапрошлого века... На каникулах, ага.
— Ты это о чем? — не понял мой демарш Петр.
Зато Электроник, видимо, понял: киберы, судя по всему, сообразительнее людей... где-то я такое уже видел.
— Ты подозреваешь, что случайности не случайны, да? — улыбнулся мне кибер.
— Типа того.
— И правильно. Что я еду в 'Поющие сосны' — действительно не случайность. Проект, венцом которого в конечном итоге стал я, начался шестнадцать лет назад в кружке программирования 'Поющих сосен' как конкурсная разработка троих пионеров-энтузиастов. Так что я, по сути, возвращаюсь к своим истокам — и это, к слову, очередной эксперимент. Такие вот дела.
Хм... Три любителя положили начало разработке настолько совершенной машины? Хотя Стив Джобс тоже свои первые компьютеры в гараже собирал, не закончив университет. Многие действительно большие прорывы сделаны энтузиастами-любителями.
— А где вообще находится этот лагерь?
— На побережье Черного моря. Сорок километров от Варны.
— Варна... постой, мы в Болгарию едем? Варшавский Договор, значит, все еще актуален?
Элик покачал головой — такой типично человеческий жест.
— Уже почти двести лет как в прошлом. А мы сейчас колесим по Болгарской Социалистической Республике.
Оп-па.
— Это что, Болгария теперь республика Союза? — удивился я.
— Вот уже сорок лет, как и многие другие республики, в начале двадцать первого века бывшие отдельными странами. Союз Социалистических Республик ныне насчитывает оных шестьдесят восемь штук и занимает четверть земной суши.
— Фигасе... Эк куда нас партия-то завела...
— Партия тут ни при чем, — продолжил сухо сообщать мне факты Электроник, — она самоупразднилась пятьдесят три года назад за ненадобностью, как пережиток прошлого.
— Советский Союз да без партии?! Серьезно?!
— Не Советский. Просто Союз Социалистических Республик. За упразднением советов как таковых за ненадобностью.
Тушите свет, приплыли...
* * *
Дорога, по которой мы катили, была не особо оживленной, но пару раз нас обгоняли легковушки, вызвавшие у меня чувство сильного морального дискомфорта одним своим внешним видом.
Есть такое понятие, как ретрофутуризм, обозначающее то, как видели и изображали будущее жители прошлого. Основателем ретрофутуризма считается писатель и карикатурист Альбер Робида, который предсказал танки, авиацию, линкоры, видеотелефоны, небоскребы, гипсокартон, дистанционные покупки, реалити-шоу, ядерное, химическое и биологическое оружие и еще очень много всего. Будучи очень популярным до Первой мировой, Робида после начала войны испугался своих ужасных пророчеств и прекратил писать и рисовать, дабы не напророчить еще чего похуже... но было уже поздно.
Однако Робида предсказал суть вещей, но не их реализацию. Так, видеотелефон у него выглядел как комбинация обычного допотопного телефона и зеркалообразного экрана. При этом, выходит, он и экраны предсказал, ведь в девятнадцатом веке ничего подобного не было вообще.
Или же немецкие карточки из цикла 'Германия в двухтысячном году', выпущенные на сто лет раньше: тут и колоссальный тучеразгонитель на паровой тяге — да-да, на паровой тяге в двухтысячном году — там же пароход-паровоз, выезжающий из моря по рельсам...
Одним словом, ключевая особенность ретрофутуризма — это наличие в будущем технических решений прошлого и устаревшего дизайна, потому что ретрофутуристы напророчить техническое решение могли, но напророчить еще и его дизайн — нет.
И вот эти легковушки живо напомнили мне о ретрофутуризме: шутка ли, я вроде как в двадцать третьем веке, а по дороге мимо меня едет... 'копейка'! Нет, я, конечно, вижу, что это более продвинутое транспортное средство, нежели 'жигуль' середины двадцатого века... Тут и более рациональные обводы, и несвойственная 'копейке' резвость, и отсутствие выхлопной трубы. Но дизайн! Все та же прямоугольно-чемоданистая форма, все те же круглые фары — да, вот так художник середины двадцатого века мог бы нарисовать 'жигуль' будущего, какую-нибудь 'пятидесятую модель'. Но на фоне, скажем, заграничного автопрома тысяча девятьсот восьмидесятых это уже выглядит анахронизмом, даже 'восьмерка' и 'девятка' выглядят более продвинуто в плане дизайна.
В общем, дело нечисто. Потому что образы высокотехнологичных автомобилей из моей 'ложной' памяти не могут быть плодом рекомбинации: 'разбитые' фрагменты мозг собирает в цепочки сам. Но я-то знаю, что не обладаю ни малейшим талантом к дизайну или рисованию. Совсем. Вообще.
Имитируя дремоту, лихорадочно осмысливаю происходящее, но безрезультатно: я без понятия, что делать, потому что ничего не понимаю. Если бы я хоть примерно понимал, каким образом попал из своей кровати в детдоме в этот автобус — это была бы зацепка. Да только увы — я не понимаю. Как, где, когда — и главное, зачем?! Увы, ответов нет. Эксперимент? Реалити-шоу? Хорошо, если так, потому что рано или поздно появится дядька, который покажет пальцем в сторону и скажет 'улыбнитесь, вас снимала скрытая камера'. Если эксперимент — тоже куда ни шло, тем более, что мне за участие должно что-то перепасть в материальном плане...
Да только оснований надеяться на лучшее у меня нет: в жизни имеет место быть очень жестокий аналог 'бритвы Оккама'. Оккам утверждал, что из нескольких возможных объяснений самым вероятным будет самое простое...
Ну а в жизни из нескольких возможных сценариев самым вероятным будет самый плохой. Как говаривал один еврей из бородатого анекдота, либо свистков не хватит, либо акула попадется глухая.
Что делать дальше? Отличный вопрос. Правильный и своевременный... Только без ответа. Я не понимаю сути происходящего, не знаю, где нахожусь — соответственно, без понятия, что делать или куда бежать. Ладно, буду выжидать, чай, не в газвагене сижу... по крайней мере пока.
Будут бить — будем плакать, или сдачи давать, по ситуации. А сейчас еще вроде бы не бьют.
Я бросил очередной взгляд в зеркало заднего обзора, висящее над лобовыми стеклами: в него мне виден край лица водителя, затененного козырьком форменной фуражки. И я пока не заметил, чтобы он хотя бы разок в это зеркало взглянул. Да что там зеркало, он даже не вертит головой. Ни влево, ни вправо, ни на приборную доску...
Тут мы подъехали к железнодорожному переезду — и, будь я проклят, чертов водила даже не притормозил, он даже не посмотрел ни влево, ни вправо! Господи, а он хотя бы моргать умеет?
Почти сразу после переезда автобус притормозил, свернул с дороги и остановился. Петр — или, точнее, Петруха, так его называли все остальные — потормошил меня.
— Просыпайся, — сказал он, — а то обед проспишь.
Обед? Вовремя, между прочим. Я потянулся к выходу за всеми и, проходя мимо водителя, изрядно удивился увиденному.
Водителей на первый взгляд было двое, и второй располагался в кресле по центру, как это бывает в автобусах дальнего следования. Но, задержав на них взгляд чуть дольше, я понял, что на самом деле водитель только один.
А тот, который сидел за баранкой... Ну, строго говоря, он-то тоже водитель, но вблизи я заметил то, чего не видел в зеркало издали: резиновую кожу и кабель, идущий от ящика позади кресла к его затылку. И руки, лежащие на руле, напоминают человеческие только цветом. Суставы шарнирные, покрытие — пластик или что-то в том же духе. Робот. Весьма достоверно копирующий человека, издали не отличишь, но вблизи ясно, что это машина.
— Эм-м-м... Простите, — сказал я водителю-человеку, обычному сорокалетнему дядьке, — а ваш... напарник по сторонам совсем не смотрит, когда рулит?
Тот немного удивленно на меня взглянул, словно я что-то не то сказал, но тут меня выручила Вика, идущая следом.
— Кирю только недавно разморозили, он еще не видел киберов-водителей.
— А-а-а, — улыбнулся водитель, — тогда понятно, отчего ты беспокоишься. Видишь ли, у Руперта круговой обзор. Вот этим проводом он подключен к камерам видеонаблюдения, ему не надо крутить головой, чтобы видеть все сразу на триста шестьдесят градусов.
— Рыцарь газа и баранки вечно бдителен, — отозвался Руперт добродушным голосом с металлическим тембром.
— Круто, — одобрил я, просто чтобы что-то сказать, и вышел из автобуса.
У двери снаружи стоял Аристарх Палыч и считал выходящих. Последним вышел Электроник и сообщил, что больше в автобусе никого не осталось.
Я, оказавшись снаружи, посмотрел на автобус. Ну, размеры и форма как у 'икаруса', плюс задние колеса упрятаны под борт. Ни решетки радиатора, ни выхлопной трубы.
— Он электрический? — спросил я у Электроника.
— Как и любой другой наземный транспорт. 'Коптелки' остались только у капов, так как переход на электромобили их экономике не по плечу.
— Капы?..
— Капиталисты. Собирательное название всех стран, не входящих в Союз.
Хм... А я-то думал, рыночная экономика является оптимальной... Мне, возможно, многое недоговаривают, но со временем как-нибудь разберусь, хоть и не уверен, что это моя приоритетная проблема.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |