Долг жизни. 2 часть. Пёсья верность

Люди умеют притворяться.

Зверь вернулся — человек смог отозвать его.

Хозяин оборвал за собой пути, и пёс подчинился человеку, снова.

Кицу не выбирал легкой дороги. Ноги сами несли в сторону дома, прямо через высокие сугробы. Перед глазами стояла картина: женское податливое тело ритмично вдавливается в кровать, глаза девушки закрыты, с губ срываются стоны удовольствия. Только вместо Лизы его обнимает Кася, это её голос ласкает его слух:

— Ты такой жаркий, Кицу... Не останавливайся, Кицу. Я так о тебе мечтала.

Загнанно дыша, Кицу лёг спиной на снег. Обжигающий пух поглотил скрюченные пальцы. В сознании билось:

— Нет, я дал слово ... себе. Кася не заслуживает...

Женские руки и ноги обвивают его тело, словно плющ. Частое дыхание щекочет теплом шею. Он поднимается на руках, чтобы разглядеть ту, единственную, которая заставляет биться быстрее человеческое сердце оборотня.

Не Кася смотрит на него.

Не Кася счастливо улыбается.

Не Кася шепчет что-то трогательно-неразборчивое.

Кицу захрипел. Набрав пригоршню снега, яростно тер лицо, будто стремился содрать кожу, обнажить скрывающегося за человеческим ликом зверя. Холодные ручейки затекали за воротник, волосы смерзлись сосульками, от головы Кицу шёл пар. Заметившие странного парня люди начали перешёптываться. Кто-то вполголоса предложил вызвать полицию. Оборотень не стал дожидаться представителей правопорядка. Прыгнув с места метра на три, он побежал изо всех сил, жалея, что не может перекинуться.

— С добрым утром! — жизнерадостный возглас остановил его на полпути к спасительной двери в комнату. Кицу рассчитывал запереться и навести порядок в мыслях. Кася поймала его. Поймала и потащила завтракать. Ведьма фонтанировала хорошими эмоциями. Её аура, необычайно гармоничная сегодня, переливалась ярче обычного. Кася щебетала, словно не замечала странного состояния друга, возможно, замечала и именно поэтому не умолкала не на секунду. Она даже в ванной не оставила Кицу одного: терпеливо ждала, пока он умоется. Не дав, как следует вытереть волосы, потащила на кухню.

— Вот, оцени, — с гордостью сказала она, отходя в сторону. Кицу бегло осмотрел кухню на предмет опасных гостей. Не найдя никого, немного расслабился, по крайней мере перестал хмуриться. Кася смотрела с некоторой долей обиды: она всё утро готовила праздничный то ли завтрак, то ли уже обед, накрывала на стол, а Кицу даже не заметил результат её трудов. Он вообще был какой-то пришибленный: ел машинально, словно не ощущал вкуса, заданные вопросы игнорировал либо отвечал невпопад, даже не отреагировал на обновку (Кася не стала переодеваться, она хотела, чтобы друг снова увидел её в платье).

— Ты очень красивая, — с грустью произнес Кицу, когда Кася уже совсем решила на него обидеться.

— И...? — словно невзначай, она повернулась сначала одним боком, когда подливала чай, затем, когда уносила грязные тарелки, — другим.

— Я не очень хорошо себя чувствую, — Кицу мазнул взглядом по подруге, шумно вздохнул и закашлялся. — Похоже, заболеваю, — он пристально следил за ней сквозь исходящий из кружки пар. Гибкая фигурка в шёлковом платье, казалось, светилась. Кицу хотелось, чтобы не солнечные лучи, а его пальцы касались девушки. Даже сквозь опущенные веки, солнечный силуэт продолжал дразнить оборотня.

— И где блохастик провел ночь? — Аманта появилась на экране молчащего телевизора сразу, как только Кася отправила Кицу отдыхать. Всунуть ему в руки термос с разведенным малиновым вареньем она не забыла.

— Сказал, что дышал воздухом, — устроившись напротив сестры, Кася вздохнула. Вазочка с конфетами, которые рука не поднималась таскать при Кицу, должна была улучшить настроение.

— Всю ночь?

Кася отхлебнула из своей чашки и развернула конфету.

— Я не спрашивала. Может, он переночевал дома и просто меня утром не стал будить, — ответила она.

— Ну, конечно, — Аманта никак не комментировала всё возрастающую кучку блестящих оберток. — Выскользнул, пока ты почивала. Сама веришь? Ты от любого шороха просыпаешься. Мы бы его заметили.

— А где он тогда был? — удивилась Кася.

— Ауру смотрела? — Аманта дождалась кивка сестры. — Покажи мне.

— Так я и думала, слишком много агрессии, физическое истощение, но никакой болезни и в помине нет. Видишь лимонный цвет над головой? — Кася снова кивнула. — Кицу соврал! — колдунья ликовала, найдя подтверждение нечестности оборотня.

— Зачем? — Кася быстро проглотила вязкую шоколадную массу и отодвинула вазочку от себя подальше.

— Мне не дано знать, может, очередным человечком перекусил, — чай выплеснулся из чашки, заляпав скатерть. Аманту развеселило негодование сестры, её упорство в защите оборотня не поддавалось никакому логическому объяснению. Только выдержка помогла колдунье сдержать язвительный комментарий и ядовитую усмешку. — Впрочем, всё может быть проще, чем мы думаем, — продолжила Аманта, — возможно, Кицу ночевал у подружки.

— Бред, — фыркнула Кася. — У него нет девушки.

— Но тебе будет неприятно, если появится? — вкрадчиво поинтересовалась Аманта.

— Мне всё равно. Я даже порадуюсь за него, — Кася наблюдала за раскрывающимися чаинками в своей чашке.

— Хорошо, если так. Тогда я не беспокоюсь за тебя. Будь осторожнее с Кицу. Я заметила, каким голодным взглядом он на тебя смотрит.

— Каким таким? — Кася подняла глаза на сестру.

— Мужским.

— Ты что? Он мне как брат. Младший. Хотя нет, скорее старший. Иногда я чувствую себя намного младше, — Кася даже поперхнулась, предположение Аманты казалось дикостью или несусветной глупостью.

— Какой брат? Разуй глаза! В нём от человека только оболочка осталась. Сомневаюсь, что от мальчика Акито там есть хоть что-то кроме внешнего облика. Он же даже его имя себе не оставил.

— Глупости, — возмутилась Кася, — Кицу просто детское прозвище.

— Уверена? Это тебе его мама подтвердила?

— Нет сам Кицу. Он сказал, что мама звала его в детстве лисенком, так как он был крайне любопытным мальчуганом.

— Милая моя сестричка, Ки — это одно из названий демонов даже в переводе с родного языка твоего братца, тебя этот факт не настораживает? А может, и вовсе его имя от слова кровь — ketsu. Если я правильно почувствовала его суть, то твой оборотень, скорее, Ки Кэцу кровавый демон. Звери взрослеют всегда быстрее людей, вдруг там не только пёс и человек, а ещё и какой-нибудь демон живет. Колдун же вызывал настоящую тварь из преисподней, куда она делась? Вызов был составлен правильно, можешь мне поверить.

— Ну, наверное, явился Веррин, — в замешательстве протянула Кася.

— Веррина колдун бы вызвать не смог, — Аманта казалась обеспокоенной. Она расхаживала по экрану, резко поворачиваясь на каблуках. — Демон слишком сильный и самостоятельный. Мы пока не выяснили, для каких целей он подбирается к нам. Кроме банальной нелюбви ко мне как охотнице должно быть что-то ещё. Жаль я не помню все свои прошлые инкарнации, возможно, наши судьбы переплетены куда теснее, чем я думала. Взгляд её, будто невзначай, скользнул по печати Хора.

Нахмурив лоб и закусив губу, Кассандра теребила ленту на запястье.

— Не беспокойся раньше времени, — Аманта поспешила ободрить сестричку. Новый виток паники был бы сейчас совсем не к месту. — Если в моем прошлом какая-то тайна, она обязательно всплывет.

Царапающие движения Касиных ногтей по белой атласной ленте нервировали колдунью.

— Печать Хора в деле пробуждения памяти душ не подходит, — заявила она.

Взгляд Каси сменил более осмысленный, она, наконец-то, прекратила мучить ткань. Аманта облегченно перевела дух. Колдунья лукавила, когда говорила, что метка демона не может пробудить воспоминания призрачной сущности. Печать забытого бога могла многое. Только впускать в собственное прошлое посторонних колдунья не собиралась. Мало ли какие тайны в нем зарыты? Активировать печать самой не получалось. Пока не получалось.

Касю следовало отвлечь от подарка демона. Аманта скопировала улыбку Сафи и присущее ей выражение лица.

— Подозреваю, что Кицу — двоедушник, в нём сидит вызванный дух или демон, не имею понятия, кто именно.

— Аманта, это просто бред, — Кася старательно отмахивалась от предположения сестры. Оно не было лишено смысла, возможно, именно по этой причине, Кася гнала его от себя с завидным упорством. Две души. Совсем, как у Каси. Но в её теле спасалась родная сестра. А Кицу? Кто спас его? Она видела огненного пса. Вид чудовища вызывал настоящий ужас. Двоедушник не помнит деяний, сотворённых второй половиной, и не отвечает за неё. Монстр, как мог, оберегал её, Касю. Аманту тоже. — Кицу защищает нас, — уверенно произнесла ведьма.

— Не пойми меня неправильно, — голос Аманты растекся патокой. — Если Кицу тебе на самом деле нравится, что ты тогда из себя скромницу изображаешь. 24 года и всё ещё девица. Хранишь себя для Веррина?

— Нет! — подобное предположение вызывало только отвращение.

— Зря, — Аманта заговорила тише. — Я бы на твоем месте выбрала его, — демоны славятся как отличные любовники. Наш в человеческом облике — просто ходячий соблазн.

— Иногда ты бываешь такой грубой, — покраснела Кася. Вспомнив неудавшийся поцелуй, манящие глаза искусителя и неожиданное к нему влечение, покраснела ещё сильнее. Колдунья улыбнулась уголками рта. Она специально провоцировала сестрицу. Та со своей правильностью, нерешительностью и зажатостью уже успела порядком утомить. Колдунье остро требовалась энергия. Желательно энергия сильного мужчины. Сердечного друга у сестры не наблюдалось, так что выбирать было не из кого: или оборотень, или демон. В данной ситуации, оборотень, возможно, предпочтительнее — его проще контролировать, да и сестричка к нему неравнодушна, тем более что демон однажды уже прервал жизненный путь прошлой инкарнации колдуньи. С демоном Аманта ещё поквитается. Всё вспомнит и поквитается, за всё поквитается. Ждать она умеет.

Приблизившись к границе экрана вплотную, Аманта предложила:

— Простое упражнение перед сном. Представь Кицу с кем-нибудь. Лучше с кем-нибудь знакомым. Как тебе ваша вульгарная соседка, что весь вечер вешалась на Кицу, Лиза, кажется?

— Она ему не нравится! — Кася задохнулась от возмущения. — Лиза его заколебала, он сам говорил.

— Раз сам, то, не нравится. Несомненно, — покладисто согласилась Аманта. — Это, может быть и не обязательно Лиза. Только утром не забудь поделиться своими ощущениями.

— Нечего будет рассказывать, — пробурчала Кася. Аманта понимающе усмехнулась.

Кася раньше часто вспоминала свою первую любовь, Максимилиана. Любовь закончилась, так толком и не начавшись, оставив после себя ощущение какого-то обмана. Вроде бы и накал чувств был, и встречи под луной, и жаркие поцелуи, и объятия, от которых сердце подпрыгивало и колотилось где-то в горле, а ноги подгибались... Макс уехал. Кася запомнила его виноватый взгляд в сторону, сухой прощальный поцелуй, и фразу: " ты умная, понимаешь, как для меня важна будущая работа". Она считала себя в меру умной и поняла его стремление взлететь как можно выше, но не приняла. В глубине души засела обида. Обида даже не на Макса, а на себя за то, что она не смогла подарить ему крылья. Макс был такой красивый, такой начитанный, такой умный, такой...А она мышка, обычная мышка серо-мышиного окраса. Из-за неё мужчины не вызывают друг друга на поединок.

С Кицу всё проще. Друг. Ему она рассказывала почти всё. С ним они могли просто молчать, сидя на лавочке в парке. С ним было здорово бегать по утрам и потом вместе завтракать или смеяться над одинаково смешными для них обоих шутками — не мешало даже то, что Кицу понимал не все выражения. При нём она не стеснялась своей невзрачности. С Максом у них было намного меньше общих интересов. Кася представила друга в образе своего парня. Вспомнилась недавняя сцена на полу. В животе закрутилась тугая спираль. Кася вцепилась в собственные волосы на макушке.

— Бред. Она и Кицу. Бред, — рука потянулась за конфетой. Шоколад таял на языке, обволакивая рот сладостью.

— Кицу и другая девушка, — следующая конфета растаяла ещё быстрее.

Кася, закрыв глаза, мысленно нарисовала картинку: вот Кицу и, например, Лиза. Кицу, идет, шутит, берет Лизавету за руку. Воображение поскакало дальше. Представив, как друг обнимает свою пассию, целует её, Кася почувствовала кислый привкус во рту. Картинка разлетелась вдребезги. Пальцы нащупали гладкий хрусталь, а не шуршащую фольгу оберток.

— Неужели слопала всё? — расстроилась ведьма. Она наяву представила себе ехидную ухмылку Аманты, когда расскажет ей свои ощущения, возникшие по ходу выполнения задания, и то, как сестра отреагирует на уничтоженную гору сладостей. Скатав обёртки в компактный клубочек, Кася забросила его в мусорную корзину.

— Кицу, как брат, — уткнувшись лбом в колени, ведьма обхватила голову руками. — Кого она хочет обмануть?

В соседнем доме на верхнем этаже горел свет.

— Мам, я сегодня птичку покормил, — худенький мальчик лет шести лежа в кровати листал большую красочную книгу.

— Молодец, птичкам зимой голодно, — молодая женщина села с ним рядом. — Когда гулял? — уточнила она.

— Нет, птичка в окно постучала, — мальчик улыбнулся. — Я окошко открыл и хлеба накрошил. Это была...

— Не хватало ещё, чтобы ты простыл из-за глупой птицы, — возмутилась мама. — Ложись спать, поздно уже.

Мальчик закусил губу и обиженно шмыгнул носом. Женщина, забрав книжку, поправила одеяло.

— Спи, — сказала она. Заметив, как сын натянул край одеяла на голову, словно пытаясь спрятаться, поджала губы.

— Молодец, что покормил, но больше так не делай. Хорошо?

Мальчик кивнул. Когда мать коснулась губами его лба, желая спокойных снов, она озабоченно нахмурилась, — голова ребенка показалась ей горячей.

Глава 2. Сны

— Смелее. Установи физический контакт...

— В любой своей ипостаси...Держи крепче. Не отстраняйся, пока я не закончу.

Кицу резко сел, отшвырнув мокрую насквозь простынь, задрал голову к окну. Богиня ночи отвернула свой лик — зверь предпочитал любоваться полной луной; в дни, когда она показывала свою тёмную сторону, его силы немного убывали, позволяя дурным видениям проникать во сны человека, считающего себя хозяином.

— Просто. Всё просто, — прошептал оборотень. Перед глазами стояло бледное лицо подростка едва ли старше самого Кицу. Первая жертва. Слабая. Загнать и убить, а после — лишить души было просто. Очень просто. Парень не сопротивлялся. Когда зверь настиг его, человек даже не пытался бороться за свою жизнь, лишь молил о пощаде. Он пытался уползти, только пальцы с обломанными ногтями скребли осыпающийся гравий насыпи. Жертва барахталась, но оставалась на месте. Сорванное дыхание. Сорванный голос, кричащий:

— Ёкай! Ёкай! (Демон! Демон!)

Лапы зверя ступали мягко, впрочем, крупный песок, перемешанный с галькой, всё равно хрустел. С каждым звуком голова человека сильнее вжималась в плечи, а глаза заполнялись страхом пополам со слезами. Вскоре уже не ясно, чего больше в безумно вытаращенных раскосых глазах: страха или слёз. После смерти страх выплеснулся из этих глаз и поселился в сердце Кицу. Поселился навечно.