Игра Владыки (глава 13)

Алый маяк угас. Сейчас Волну все видят: высоченная стена смертоносной энергии сияет ярче сигнальных маяков даже для глаз смертных. Кто не успел вернуться обратно или укрыться в защищенных залах комплекса — обречены. Как и те, кто сейчас рискнет спуститься вслед за фронтом.

— Дай синий сигнал. — произнес я, всматриваясь в продолжающий сиять Алмазный кряж. — Волна пойдет каскадом.

Паренек с мелодичным эльфийским именем Сиалейн вздрогнул, вновь вскинул руку, давая мощный, яркий, ослепительно-насыщенный неоново синий луч. Дал сигнал не он один: я различал в яростном свечении Волны другие синие искры. Не я один знаю механизм формирования Волны, не я один слежу за Кряжем.

— Сигнал не сворачивай. Каскад пойдет в три фронта. Это был первый.

Словно подтверждая мои слова взметнулся второй фронт. Не такой яркий, как первый, лишенный золотого отблеска, зато отчетливо отдающий льдистым свечением. Третья Волна будет хрустально-бледной, почти прозрачной, с едва уловимым дымчатым топазовым отливом. Чистая, концентрированная энергия Смерти. Она скапливается на природных аккумуляторах кристаллических кряжей и раз на какой-то период сбрасывается по мировым магистралям на Пустоши Иверо как одна из фаз каскадной Волны, и через Катакомбы — в Чертоги. Никакой мистики. Обычный механизм циркуляции энергии по силовым магистралям, четко регулируемый замкнутым миром, не имеющим иного пути сброса излишков.

— Как вы узнаете?

Вместо ответа я сбросил ему информационный пакет. Паренек ойкнул, рефлекторно схватился за голову.

— Будет спокойное время — посмотри. — произнес я, вставая и перехватывая посох. — Словами не всё можно объяснить правильно.

Сиалейн склонился в поклоне искренней благодарности.

— Я пойду на границе последнего фронта. Вам спускаться нельзя — не выдержите касания шлейфа. Дождитесь, когда проступит свечение энерговодов, и тогда идите. Стража будет заторможенная из-за энергетического перегруза. Недолго. Как только усвоят заряд, станут сверхбыстрыми.

— Благодарю.

Сумрак осветило призрачное свечение. Последняя Волна. Пора идти.

— Удачи... — донеслись тихие слова, когда я уже спрыгнул с безопасного пригорка на мертвую поверхность Пустошей.

Шлейф последней Волны сизым туманом стелился по красноватой почве, обесцвечивая ее, словно эта тускло фосфоресцирующая дымка вытягивает не только жизнь из всего, до чего касается, но и краски из мира. Даже я ощущаю ее: по телу идут тонкие иголочки льдистого холода, проникающие до самой души. Остановлюсь, позволю этому холоду стать отчетливее и погибну, как смертный.

Касания Чертогов...

Бледно-сизая в свете шлейфа Волны равнина просматривалась с трудом. В этой дымке смазывалось восприятие расстояния, искажалась видимая геометрия и нарушалось природное умение ориентироваться в пространстве. Идти в шлейфе не сложно, сложно удержать в видимости свою цель — трехступенчатую пирамиду Тарио, венчающую вход в Поющие Залы. У этого строения нет высокого шпиля-накопителя, выплескивающего в небеса столь хорошо видимый луч-маяк. Оно невзрачное, приземистое, невнятно-серое, в отличие от других богато украшенных белокаменных построек, возносящихся порой на десятки этажей. Зато в Тарио легко попасть: вход не перекрывает силовое поле, а сама пирамида безопасна. На ее территории нет нежити и разнообразных тварей, порождённых защитными системами из попавших в ловушки неудачников: сюда почти никто не ходит и не плодит проблемы. Самое непопулярное место, несмотря на роскошную сокровищницу Первого Яруса.

Я аккуратно обошел замершего статуей Стража, оцепеневшего после пронесшегося фронта Волны. Черная громада, закованная в адамант и кровавую сталь. Красивое создание, всё в узорчиках, остроугольных прямолинейных орнаментах, в рунах, сейчас сияющих яростным белым светом. Зачарованное, неуязвимое для магии, неподатливое оружию. Смертоносный голем прошлого, жестко привязанный к территории, которую должен охранять. Сейчас все эти Стражи замерли на местах, перерабатывая полученную мощь, исправляя внутренние дефекты и перезапуская собственное условно-разумное сознание. Пока идет шлейф последней Волны, они безопасны, но стоит сизой леденящей дымке истаять, как они активируются и займутся тем, чем и должны: будут убивать всех, кого заметят. Сражаться с ними бесполезно: сам материал делает их неуязвимыми. Можно лишь тормозить опосредственным воздействием, можно убегать и уворачиваться от ударов, благо, големы не настолько проворны, как могли бы быть. А еще их мало. Сотни четыре на все Пустоши. Обычно возле каждого строения их можно встретить в одиночестве. Максимум — втроем. Было бы их больше, и никто никогда бы не смог спуститься в Катакомбы Иверо или выйти из них.

Пространные мысли позволяли занять рассудок, не давая восприятию соскальзывать и утопать в накатывающей тяжелой сонливости. Мне надо лишь дойти до Тарио. Там есть безопасные зоны. Там можно будет отлежаться, прийти в себя после пребывания в шлейфе волны. Еще немного... Вот он, вход. Массивное каменное основание, украшенное рельефом непонятных змееподобных тварей и письменами на давно мертвом языке. Широкая лестница, ведущая наверх. Туда, где открывается вход: огромный каменный портал, обрамленный коленопреклоненными статуями крылатых существ.

По телу пронеслась дрожь, колени чуть не подогнулись. Я замер, тяжело опираясь на посох, пережидая мгновения слабости. Силы тают все быстрее. Надо шевелиться, но нельзя спешить. Волна уже поглотила пирамиду, а шлейф окутывает туманом основание лестницы. Спешить нельзя — попаду во фронт. Отставать нельзя — любой Страж меня убьет. Слишком я заторможен от долго пребывания в сизой дымке.

Тихий шелест каменного крошева под подошвой пропал: я ступил на плиту основания. Знаю, этот камень серо-зеленый, но сейчас он мутно-белесый. В прорезях орнамента струится шлейф Волны, стекая на равнину убийственными щупами. Три длинных плиты с ленточным рунным полотном-орнаментом. За ними — лестница. Ровно сто сорок одна ступенька, две плиты пролетов по одной на каждую смену ярусов. Лестница прямая. Наверху, в основании последнего, третьего яруса, — прямой коридор сквозь портал, пленкой щита сейчас не затянут. При проходе Волны открываются все двери. Я смогу пройти сразу в зону ффола в нижних этажах Поющих Залов. И мне не придется пересекать их целиком.

Восприятие привычно смазывалось. Я считал ступеньки. Семьдесят две. Плита пролета в десять шагов. Первый ярус. Еще шестьдесят две ступени. Вторая плита, восемь шагов. Небольшое возвышение. Семь ступеней. Они ниже, но шире предыдущих. Зрение почти отказало, как и восприятие мира. Зато остались тактильные ощущения: пальцы коснулись гладкой ледяной поверхности. Три руны. Вход. Отсюда — двадцать шесть шагов прямо. Кончики пальцев вновь уперлись в стену. Знакомые неизвестные символы. Налево — вход в техническую зону. Направо — основной вход. Мне налево. Сейчас плита поднята. Могу пройти. Три шага до плиты. Рука встретила пустоту. Поднята. Отсюда еще восемнадцать шагов прямо, касаясь кончиком посоха стены — я чувствую вибрацию древка от трения по камню, слышу шелест. Посох уперся в угол. Там небольшой выступ квадратной колонны. От нее — направо. Я как раз должен пересечь просторный зал. Сорок шагов до стены. И не важно, что этот зал по размеру больше основания самой пирамиды Тарио. Тут нет порталов в классическом смысле слова. Я никуда не телепортируюсь. Я иду в пределах единого пространства, но у него искаженная геометрия. Смотреть глазами нельзя — обманешься. Только так. Наощупь и по памяти.

Пальцы правой руки коснулись камня. Я ощупал поверхность. Волнистая линия, наклон узора влево... три остроугольные руны. Сместился чуть правее чем следует, пока пересекал зал. Иду влево, скользя ладонью по стене. Рунные цепочки проносятся под пальцами, изменяя саму структуру окружающего мира и позволяя мне попасть туда, куда мне надо: я активирую их касанием и четким пониманием, куда мне надо и что должно оказаться под ладонью. Не важно, как это работает. Не важно, почему это работает, нарушая законы нашего Мультиверсума. Важно, что оно работает. И вот, наконец, рука замирает на нужных мне символах. Три руны крупнее, над ними — текучая вязь из пяти символов, под — три вычурных глифа. Касаюсь нужных. Не рукой. Разумом. Я словно очерчиваю их мысленно, и они срабатывают: камень под пальцами резко идет вверх, открывая мне доступ в просторное помещение. Я вхожу. Ровно пять шагов выверенного размера. За спиной — протяжный шелест. Плита встала на место, замыкая защитный периметр.

По телу пронеслась теплая волна, и я, наконец, позволил себе упасть. Здесь — можно. Здесь — безопасно. Здесь смогу отлежаться и немного прийти в себя.

Последнее, что я сделал перед тем, как отключился — достал со слота в поясе крохотную капсулу энергетического концентрата и сунул в рот.

* * *

Мне вновь снился этот странный сон. Сон, в котором Золотой Дворец нависал над головой сияющей громадой, утопая в изумрудно-синей пене крохотных на таком расстоянии деревьев. Кое-где цветастой мозаикой играли буйством красок клумбы, искрились ниточки каналов, зеркала прудов и белоснежные фонтаны. Там красиво. Я знаю. Если находиться там, тогда уже над головой нависает перевернутая пирамида другого Дворца. Черного, на парапете которого я сижу и глазею на его роскошного собрата.

Здесь я не одна: присутствие молчаливого Стража ощущается всем телом. Наблюдает, присматривает, но никогда не идет на контакт сам. Нельзя. Не мне. Ему. Хозяин Черного Дворца не оценит подобное. Это я тоже знаю, и потому не настаиваю. Не хочу, чтобы из-за меня его казнили. Знаю, это всего лишь один из Стражей, которых тут тысячи. Глухой шлем делает его безликим, но чем-то он выделяется в моем восприятии, позволяя узнавать безошибочно. Я сидела и смотрела на фигуру молчаливого воина, едва видимую во мраке входа. А в моей руке сиял крупный темный кристалл, который ОН должен был охранять. Почти черный, глубокого чернильного цвета. Сиял фиолетовой тьмой, ластящейся тонкими, едва уловимыми взглядом жгутиками.

Сон растаял в полудреме, смазывая образы, но оставляя память. Такие сны мне снятся с раннего детства. Яркие. Полные видов иных миров и ПОНИМАНИЯ, что это за места и почему они мне настолько знакомы. К сожалению, понимание истаивает на первых секундах бодрствования, оставляя лишь тянущее душу чувство потери, словно в этих снах что-то очень-очень важное. То, что я обязана вспомнить, но что ускользает сумбурными обрывочными видениями. Сегодня сон был на удивление ярким, объемным и полным. Я даже чувствовала тяжесть самоцвета в руке и его ласковые касания, ощущала легкий ветерок, играющий с моими волосами. А еще я наконец-то отчетливо различила темную фигуру молчаливого воина.

Открыв глаза, я непроизвольно повернула голову. И встретила пристальный взгляд Зуана. Он не спал. Сидел на спальнике, подобрав под себя ноги. Взъерошенный, заспанный, с отпечатком складок ткани на лице. И сумрачный.

— Я тебя разбудила? — едва слышно спросила я, садясь и закутываясь в теплый плед.

Разбудила я не только его: от нашего шевеления проснулся Ринор, но он молчал, неподвижно лежа на спальнике, и не привлекал внимания.

— Образы яркие. — глухо ответил Зуан. — Давно такие сны снятся?

— Сколько себя помню.

Я поежилась: ночью было очень стыло, а повышенная влажность не добавляла тепла. Зу не мерз только благодаря активной броне, покрывающей тело до самого подбородка.

— Сны разные. Словно они разделены какой-то временной пропастью. И четко делятся на два типа. До этого провала и после. Толком вспомнить не получается. — заправив выбившиеся пряди за уши, добавила: — Со временем они становятся четче и полнее, что ли, но все равно остаются собранием обрывистых эпизодов. Чем старше я становлюсь, тем больше вижу. И тем непригляднее иногда всплывают картинки. Иногда они повторяются. Словно прокручивается одна и та же история. Идут годами, разбитые на мелкие фрагменты. Как мозаика. Могут повторяться через три-четыре года, проматываться на протяжении месяца, двух. А потом опять пропасть на время.

— Но?

— Но меня напрягает то, что я вижу.

Зеленые глаза светились в темноте холодным топазовым светом. Зуан не злится. Я отчетливо различаю его эмоции: удивление, озадаченность, тревога и доля какого-то странного непонятного тянущего душу чувства, которому я не могу подобрать правильного определения.

— Зуан, нельзя придумать то, чего ты никогда не видел. Или то, что прямо нарушает вроде бы базисные физические законы мира, вбитые в восприятие как нечто неизменное и фундаментальное. Всегда есть прообраз.

Напарник непроизвольно кивнул, соглашаясь. Любое воображение основывается на каком-то базисе. На том, что было увидено или услышано ранее. Но во снах порой ТАКОЕ всплывает, что оторопь берет. То ли у меня с головой не все в порядке, то ли я что-то не понимаю.

— Ты сам видел образы Золотого и Черного Дворцов, висящих на разных краях полой сферы. Они расположены на оси вращение планеты, ядром которой являются. Представляешь? Ядро планеты! Эта капсула с Дворцами. Там же гравитация направлена векторами к центру! — я шмыгнула носом. — А еще я знаю: под Черным Дворцом колоссальные катакомбы, часть из которых затоплена. И там ТАКИЕ твари обитают, что... — я запнулась, не зная, как бы поточнее описать то, что я видела во снах.

Ринор встал, подошел к погасшему костру, снял кастрюльку и ушел за водой. Отсутствовал он недолго. Я как раз успела сделать пять небольших огненных шариков под треногой.

— Это ведь не все? — спросил Зуан, когда вернулся Ринор. — И дело не в странных мирах?

— Нет. — практически беззвучно призналась я. — Изо сна в сон рядом со мной все те же разумные. Они могут выглядеть по-разному, могут быть разного пола и видовой принадлежности, но это всегда те же самые личности. Я знаю. Я их узнаю безошибочно. — я запнулась, потерла щеки. — Но есть сны иные. Как этот, с Дворцами. Их я помню хуже всего. Они самые неполные и обрывочные. Те самые, ДО временного разрыва. Я не могу объяснить откуда такая убежденность. Я просто ЗНАЮ, что там прошло невообразимое количество времени. А потом пошли другие истории, начинающиеся с мертвого, но продолжающего жить нежизнью мира. Особенно ярко там я помню огромный полупрозрачный лазурно-зеленый мост, застывший накатывающий волной между двумя берегами.

Ринор вздрогнул всем телом и расплескал воду, чуть не перевернув кастрюльку.

— Что-то случилось? — тихо спросил Зуан, повернувшись на звук.

В ответ — отрицательное качание головы. Росс аккуратно поставил кастрюльку на треногу, вернулся на место и сел, по привычке поджав ноги. Вот только руки у него подрагивали. Чего это он? Я вопросительно глянула на Зуана, но тот пожал плечами: реакция Ринора его удивила не меньше, чем меня.

— Еще одна странность, возникшая относительно недавно, еще до переноса на Корромин: я четко ЗНАЮ, что могу повторить все, что было сделано во снах. Если смогу удержать в памяти. Но помню я лишь первые мгновения. Потом...