Долгая Дорога Гибели. Глава 25

— Где он, куда ты дел его!? — совершенно потусторонним голосом спросила тогрута, обходя стол справа.

— Никуда я его не девал, Асока...— сделал я последнею попытку её образумить.

— Замолчи, если надо, я выбью из тебя, где он! Самозванец! — это уже было похоже на вой, и она прыгнула, прямо с места, нанося удар мне в голову.

Ещё бы, какую-то неделю назад она бы мне черепушку снесла подобным ударом, но сейчас я отшатнулся всем телом, падая вместе с креслом. Смертоносная собранная щепотью ладонь, взъерошила мои волосы, лишь выдернув клок.

Едва не приложившись затылком об стену, я единым усилием поднял кресло в воздух, мысленно благодаря бога, что стол не был придвинут вплотную к стене. Удар сотряс кресло, и оно улетело в сторону. Я откатился к двери...

В глазах застывшей на столе Асоки плескалась яркая контрастная желтизна. Она некрасиво щерила губы, её обычно зубастая улыбка превратилась в натуральный оскал. Короткое силовое усилие — и дверь кабинета заблокирована. Апартаменты опечатаны, теперь никто не войдёт и не выйдет.

Нечто, что только недавно было Асокой, растянуло свои губы ещё шире, видимо заметив, как цветовая индикация замка сменила свой цвет с зелёного, на красный. Она неспешно поднялась, расправляя плечи. Я тоже встал, и насколько это было возможно, подготовившись к неожиданному бою.

— Так где же... где-е-е же-е-е... мой учитель? — пропело нечто, делая короткий шаг вперёд.

У меня есть только один шанс привести её в чувство. Техника отрешения, что так неудачно у меня получалась. Оглушить её, не убив, при всём желании у меня не получится. Слишком неуклюже я дозирую усилие.

Она прыгнула, не дав мне закончить размышление. И даже слегка подвинувшийся у неё под ногами стол, не помешал ей преодолеть разделявшее нас расстояние. Мой силовой фокус пропал втуне. Удар ноги я успел заблокировать левой рукой, локоть протеза отозвался жалобной болью. Рука словно отсохла.

Я поймал её за ворот майки, и с силой отбросил от себя в строну бара. Ткань треснула, и часть её осталось у меня в пальцах. Асока, перекувырнувшись, плавно приземлилась на ноги.

— Ты хотел это увидеть? Самозванец? — её грудь была оголена по самый пупок. — Ну так наслаждайся, пока можешь!

Пользуясь короткой передышкой, я выдавливал из себя одно чувство за другим, нужна всего пара мгновений, чтобы использовать эту простую, по сути, технику. Время — всего в три удара сердца. Но этого времени не дали.

Асока исчезла, неожиданно появившись прямо передо мной, и увернувшись от неуклюжего захвата, ударила меня по правой ноге. Внизу, что-то хрустнуло, протез отдался болью, но я его всё ещё чувствовал, чувствовал ногу. Лучше бы я её не чувствовал, неожиданная боль сбила всю концентрацию.

Я едва успел отшатнуться от растопыренной ладони, летящей мне прямо в глаза, когда пришло понимание. Она не даст мне использовать отрешение. Я в её власти, даже сейчас, с затуманенным разумом, она быстрее и сильнее меня. Будь она в ясном сознании, я бы не выдержал и секунды.

Она отскочила, вновь, разрывая дистанцию, уходя от моих сильных, но абсолютно бесполезных рук. В этот момент, всё встало на свои места, я понял, что должен сделать: это было похоже на озарение, короткую вспышку единственно правильного решения.

Короткий укол ужаса, она прыгнула, не дав мне времени на раздумья, выбор был сделан, я не стал защищаться. Удар в левое плечо, вспышка боли, тревожный писк зуммера. Удивлённый взгляд близких жёлтых глаз. Её рука погрузилась в мою плоть почти по локоть, и застряла в плече.

Боль затопила сознание, это было больнее, чем тысяча ежедневных процедур. Чем десяток ожогов. Боль, и чувство неотвратимой смерти, затопили меня. Затопили, на мгновение притушив в глазах Асоки смертельно жёлтый огонь.

Я едва успел мотнуть головой, удар в лоб, правый глаз залило красным, вспышка, — кажется, у меня что-то отвалилось. Неважно, каким-то чудом я успел поймать её руку, и зажать в своей. Левой рукой я прижал её к себе.

Удар в пах сотряс меня всего. Чувство удивления пробилось через обуявшую её ярость, впервые, за долгое время, я порадовался своему увечью. Но это было уже неважно... Чувства и мысли, одно за другим уходили на второй план, они притухли... и растворились. Даже боль в плече, будто бы притупилась.

Она вырывалась из моих объятий, существо, ещё каких-то пять минут назад, бывшее моей ученицей. Что я делаю? Мир, кажется, застыл, перестав двигаться. Всё стало кристально ясно и понятно. Зачем? Что я делаю?

Этот простой вопрос не находил правильного ответа, зачем я удерживаю это существо? Мне достаточно просто посильнее сжать руки, и только останется убрать останки. Мне нужно срочно в медотсек. Зумер пищит, сигнализируя, что время уходит. Энергопривод реактора в плече, видимо, перебит. Под такой нагрузкой запасных элементов питания хватит ещё секунд на десять.

Нет времени... я... я должен себя спасти... тело в моих руках захрипело, стоило мне лишь чуть-чуть увеличить усилие.

— Стой! — голос в голове? — делай, что я задумал, ты не успеешь добраться до камеры. Подумай сам...

Время всё ещё едва текло. Да, мне не успеть, я слегка ослабил хватку. А значит, нет никакого смысла в том, чтобы удавить её. Это не рационально. Уже восемь секунд, каюта заблокирована. Успею сделать только одно, этот эмоциональный червяк загнал меня в угол!

Если убью её, помощь не успеет прибыть вовремя. Если разблокирую каюту и позову на помощь, она убьёт меня. Нет выхода, а значит, надо полагаться на то, в чем больше шансов. Если она придет в себя, она, возможно, окажет мне такую нужную помощь... решено.

Словно невидимая волна прошла сквозь меня, и бьющееся в объятиях тело обмякло. Время пошло, я смог сделать ещё пять шагов, опустив удерживаемое бесчувственное тело на пол, и время кончилось. Руки-ноги перестали слушаться, я завалился навзничь, слыша, как всё тише бьётся моё сердце. Последней мыслью этого рационального бесчувственного робота было... "Интересно, что же такое она повредила"?

* * *

Стена. Первое, что я увидел, это стену — она была деревянной. Справа от меня было окно. Стол, на столе маленькая треугольная табличка. Дверь, ковёр на полу. Моя рука сжимает карандаш, обычный жёлтый карандаш. Кажется, я только что делал какие-то пометки.

На столе лежит документ, вполне обычный документ. Почему я держу карандаш левой рукой? Где я? Я только что был на космическом корабле, дрался с Асокой. Я резко встал... Мир покачнулся, потому что совсем неожиданно я оказался ниже. Руки были другими, точнее рука, левая, она была меньше и изящнее той механической клешни, что я помнил.

Мне что, собрали новое тело? Но где я? Где доктора? Что вообще происходит? И почему, если левая рука — высокотехнологичный протез, то правая, просто набор из пластиковых пальцев. Зеркало, на стене я увидел зеркало, и окно, окно было рядом с зеркалом.

С трудом, заплетающимися ногами, я преодолел расстояние до зеркала, кажется, проще было ползти. Ноги совершенно не слушались меня. Из зеркальной серебряной глади, из роскошно обставленного кабинета, на меня смотрел человек из сна.

Человек, что почти каждую ночь мучил меня одним единственным вопросом. Окно, за окном была красная зубчатая стена, и башенка, с такой же красной звёздочкой на шпиле. Ниже, пролегала аллея, эту стену я бы узнал из тысячи. Вот только в ней было что-то нет так. И в этот самый момент, я понял, что... до этого момента я ни разу не видел эту стену изнутри.

Спотыкаясь, и торопясь, словно боясь спугнуть, я похромал к столу. Почему-то ноги всё ещё плохо меня слушались. На треугольной красной табличке золотыми буквами была написана фамилия и инициалы "Химмель С.К."

В голове словно что-то переключилось, воспоминания ярким калейдоскопом вливались в меня. Теперь я вспомнил всё, теперь я осознал, насколько был ущербен. Воспоминания приходили. Я вспомнил детство, маленькое беззаботное для меня детство, так ярко, словно никогда его не помнил. Серых от усталости и нависших на них проблем, родителей. Для меня же это было беззаботное детство.

Я вспомнил юность, долгие годы отрочества, перемноженные буйством гормонов и школьных проблем. Поступление в институт, первую свою девушку, вторую... настоящую любовь, что мне, надеюсь, удалось испытать, и ту, что я потерял.

Я вспомнил работу. Министерство, не очень важное, но делающее вполне конкретное дело. Мой небольшой отдел в пять человек, вечерние посиделки за чашкой чая. Сотрудники, что порой меня огорчали, но не мне привередничать. Я даже помнил проблемы с изыманием средств — век бы их не помнить.

А затем я вспомнил, как очнулся на красной от жара земле. Как я горел, как невыносимо пахло горелой плотью, и было ужасно больно. Как я проклинал бородатого человека, что стоял надо мной, и что-то говорил, вместо того, чтобы помочь. Память, вся моя память, вернулась. Но я не помнил того самого момента — как я мог оказаться здесь?

— Ты вернулся, брат? — пожалуй, я бы испугался меньше, если бы это сказали у меня за спиной. Но голос звучал из моих собственных губ.

— Ты сейчас напуган, понимаю, не бойся, нас просто всегда было двое... Просто, в один несчастный день, ты покинул меня, оставив меня одного, — говорил незнакомый мне, но всё же мой голос.

— Брат, как я рад, что ты вернулся! Вдвоём... вдвоём нам будет проще, посмотри! — протез моей правой руки обвёл комнату. — Чего я успел добиться, всего за полгода. Всё, как мы мечтали, брат! Теперь, вместе, мы сможем... мы прорвёмся, изменим этот прогнивший мир! Светлое будущее! Для всех, брат!

— Кто ты? — едва смог выдавить из себя я. Губы были словно отмороженные.

— Я — это ты... хотя не знаю, когда ты исчез, меня не было, но потом, я понял, что нас всегда было двое... просто, мы не видели разницы... ты — это я... Куда ты уходил брат?

— Я видел сон, я был в далекой-далекой галактике... это был очень долгий сон. Мне кажется, мне не стоило просыпаться, — меня обуял страх, сейчас всё случившиеся со мной казалось бредом. Неужели я просто сошёл с ума? Это было слишком страшно, чтобы быть правдой.

— Нет, ты в своём уме. Да я всегда знал, просто не понимал этого... ты, думаю, не помнишь... только, когда я остался один, я смог осознать. Я всегда был обычным, но ты... ты был одарённым, ты отмечен Силой! Да, мне пришлось изучить немало истинного бреда, чтобы отличить вымысел от правды.

— Ты Одарённый и своим присутствием невольно одарил и меня! Да, я слаб, меня едва хватает на обычные слабенькие манипуляции... но этого достаточно! Посмотри, чего я добился... — гордость, в этом усталом голосе, я слышал гордость.

— Откуда ты знаешь? — мной завладело недоверие, слишком долго я слышал во сне этот голос, заставляющий меня сделать какой-то совсем непонятный мне выбор.

— Ты оставил мне это — знание, но оно неполное... подожди, сейчас я попробую вернуть его тебе... Я умею, я практиковался. Вместе оно должно обрести целостность.

В голове зашумело, мир покачнулся, в глаза прыгнула тьма. И во тьме, светился человек, с каштановыми кудрявыми волосами, и довольно смазливым лицом. На меня смотрел желтоглазый призрак Энакина Скайвокера.

Потом пришло знание, крохотная песчинка знания, что разорвалась у меня в голове, словно взрыв. На одно мгновение я ощутил, что нас двое. Ощутил ту пропасть, что разделяет нас двоих, пусть мы и делим одно тело. И я ощутил тень, кого-то третьего, но лишь тень. Она принесла в себе знание. Песчинку, крохотную, но драгоценную, скрупулёзно сохранённую тенью, в моём брате.

А я ошибся, я всё же Энакин Скайвокер. Это я сдал канцлера джедаям, это я привёл магистров. Это я отрубил руку Винду. Это я наблюдал, как канцлер отдаёт приказ, на уничтожение джедаев. Это я вырезал большую часть одарённых в Храме, включая младшие группы юнлингов. Это я убил свою жену. Это я проиграл схватку своему старому учителю. Это всё был я... там, чувствуя, как медленно сгорает моя плоть, я ощутил, как Сила коверкается в агонии.

Сила, словно живое существо, билась в конвульсиях от смерти каждого Одарённого в галактике. Именно в тот момент я ощутил, как внутри что-то надорвалось. Именно в этот момент, я понял, что всё было напрасно. Именно в тот момент, умирала та, ради которой я совершил всё это.

И в тот момент Одарённый, полубезумный от сжигающей его боли, умирающий, пытающийся вытянуть себя заевшим от жара протезом, взмолился Силе.

Взмолился, в одном единственном Желании. Он просто хотел всё изменить. В тот момент, когда он понял, что сотворил, у меня, хватило мужества, применить ту технику. Сила с радостью подчинилась мне. Сила, усмотрела в Избранном ею, возможность всё изменить, спасти тысячи и тысячи своих детей.

Всё изменилось. Сложно сказать, что именно поменялось, следуя обезумевшей от боли и отчаянья воле. Но всё изменилось, и этот кусочек меня, безумно радовался всеми сохранёнными им, остатками сути. Видя, что джедаи выжили, выжил Совет, дети в Храме не умерли от его руки. И этому кусочку было совершенно не важно, как именно это случилось. А затем, я исчез. Искорка погасла, растворилась без следа. Оставив толику грусти о своей жене, и совсем чуть-чуть ненависти.

— Теперь ты понял? — спросили чужие губы. Губы человека, с кем все эти годы я делил тело.

— Да... — это всё, что я смог сказать... — я должен вернуться.

— Брат, ты там больше не нужен! Ты видел, ты исправил свою ошибку, ты больше ничего не должен тому миру. Оставайся, здесь... — умолял меня человек, часть чьей жизни я бессовестно украл.

— Нет... — был мой короткий ответ.

— Хорошо, я был готов к этому... — совершенно неожиданно он согласился, хотя я чувствовал обуревающее его смятение.

Искусственные пальцы, с удивительной для протеза ловкостью, выдвинули нижний ящик стола. Сверху лежала коричневая папка без названия. Здоровой рукой я вытащил её и раскрыл. В папке было множество точек.

— Запоминай! — короткая команда прозвучала неожиданно властно. Чувствовалось, что этот человек привык приказывать.

— Что это? — не мог не спросить я.

— Это? Это расположение ближайших галактик, красным кругом отмечена наша. На втором листе, основные ориентиры, чтобы найти Землю... — ответил мне мой собственный рот.

— Но... — я попытался возразить, что не смогу запомнить это.

— Молчи, я не знаю, сколько у нас ещё времени, ты уже всё решил, а значит, прибудь тогда уже лично. Ты нужен мне, брат... я не уверен, что справлюсь один, — в голосе, появились едва заметные нотки страха. — Нет никакой гарантии для нашей повторной встречи. Одни двери закрываются...

— Хорошо, я попробую — я бросил последний взгляд на изображение и мир закружился...

— Зарисуй... — это было последнее, что я услышал. Это сказали уже чужие губы, я пожелал ему удачи, прежде, чем тьма настигла меня.

Примечание

Оставляем оценки и комментарии, вам недолго мне приятно.

Нисколько не требую, но в нашем мире слишком много вещей измеряться деньгами. И благодарность, выраженная в материальной форме, существенно облегчает муки творчества.