— И чего нам ждать? — воздев глаза в небеса, вопросил Зеленый. — Что опять заполыхает? Бедная Тура, с таким союзом никаких иномирных богов не надо, ваши наследники сами справятся, по кочкам разнесут.

— Все будет хорошо, — прожурчала Вода. — Дети любят друг друга, и это главное.

— Значит, все-таки рванет, — ехидно сказал молчавший до того Черный, и пятеро богов с интересом посмотрели на Огонь.

31.

— Ты можешь звать Игоря Ивановича отцом, если хочешь, — мягко сказал Поле Святослав Федорович, когда она рассказала — как всегда рассказывала девочкой обо всем, что ее волновало — о том, что смущается, не знает, как обращаться к Стрелковскому, но хотела бы узнать его поближе. — Вы все равно мои любимые девочки, дочери, все шестеро.

Она прижалась к нему, и он гладил ее по голове, как маленькую, успокаивая и утешая.

С Игорем и Люджиной Полина виделась теперь довольно часто — они приходили специально к ней или заходили поздороваться, когда навещали Свенсенов. Она бывала у них в доме — иногда одна, иногда с Демьяном. Люджину она очень уважала, восхищалась ей. Помнила, что она не только боевой офицер, но и психолог, женщина. И ей решила доверить свою тайну.

— Я не могу преодолеть себя, — Поля комкала слова. — Он не настаивает, напротив, это я проявляю инициативу, но как только... я зажимаюсь, и он сразу отступает. Может быть, было бы лучше, если бы он один раз довел дело до конца, и мои страхи сами собой развеялись, но...

— У него тоже комплекс, — мягко сказала Люджина. Она несколько раз замечала, как смотрит Бермонт на жену, и от души сочувствовала им обоим.

— Что же нам делать? — у Поли были красные глаза, но она не плакала. — Пытаться, пока не получится?

— Нет, не думаю, — Люджина взяла Полину за руку. — Если бы вы сделали это спонтанно, в порыве, когда мозг отключается и работают только инстинкты... — она вспомнила что-то, усмехнулась. — Это бы сработало, особенно в самом начале, когда не накопилось такое количество неудачных попыток.

Они помолчали. Королева встала, прошлась по комнате, сосредоточенно хмурясь. Взглянула на Дробжек и посветлела. Порывисто обняла, проговорила торопливо.

— Спасибо, Люджина! Огромное спасибо! — и убежала, крикнув от двери. — Приходите к нам в следующую субботу, на обед. Я еще позвоню и тебе, и папе.

— Через два дня полнолуние, — сообщила она Демьяну общеизвестный факт. — Ты можешь перенести дела? Я хотела бы уехать за город на несколько дней. В твое поместье или, еще лучше в твою берлогу — я помню, ты мне рассказывал.

Демьян коротко кивнул, ничего не спрашивая, но она заметила, как сверкнули у него глаза. Они выехали вдвоем на скромной машине и без охраны. Долго ехали по шоссе, потом по проселочной дороге, по узкой лесной. Летнее солнце было еще ярким, а не алым, когда Бермонт остановил автомобиль, вышел и начал раздеваться, оглядываясь на жену. Она выбралась следом, глубоко вздохнула, чувствуя, как окутывает ее разлитая в воздухе сила, скинула через голову легкий сарафан. Он задохнулся — под ним ничего не было. Она понимающе усмехнулась, опускаясь на колени, и медведицей боднула его бедро — не мешкай.

До логова они добрались, когда невидимая за деревьями огромная оранжевая луна поднялась из-за горизонта. В чаще было темно, и в этой тьме обострились запахи и звуки, кричала ночная птица, пахло смолой, горячим следом прошедшего оленя. Она нюхала, чутко поводя блестящим черным носом, и чуяла запах распаленного большого самца, и бока ходили ходуном...

— Полюшка, Полюшка моя, — шептал он ей потом, позже, много позднее, когда луна пошла на убыль и надо было уже возвращаться. — Любимая, желанная, не бойся меня...

— Да не боюсь я, глупый медведь, — смеялась она, ласково ероша его волосы. — Три дня как не боюсь. Тут шишки и хвоя колется. Давай ты на спинку?

30.1.

Вей Ши встретил под мандариновым деревом два рассвета, не прикасаясь к еде и питью, утром и вечером посланными сердобольной Светланой со служанкой. Третий раз она принесла кувшин и завернутые в полотно мясо и лепешку сама. Положила перед бывшим учеником, сказала, волнуясь.

— Поешь, — он сверкнул на нее глазами, отвернулся. — Или хоть воды попей. Думаешь, умрешь тут от голода и жажды, Четери раскается?

Посидела еще немного, повздыхала, ушла. Вей Ши видел, как у входа она о чем-то говорила с Владыкой, быстро и взволнованно, а он успокаивающе отвечал, потом обнял, погладил ниже талии, она зарумянилась, остановилась на полуслове, глаза заблестели. Вей Ши уставился в землю, чтобы не видеть, облизнул пересохшие губы. Он не пил уже больше сорока часов и в голове мутилось. После полудня пришла смуглая черноволосая служанка, сказала на языке Песков: 'Господин велел тебе прийти' и убежала. Вей с трудом поднялся, едва сдержав крик от боли в затекших ногах, поковылял, стараясь не показывать эмоций.

— За тебя попросили, и я не смог отказать. Я буду тебя учить, но еще одна выходка — и я отволоку тебя в Пьентан силой, чтобы ты не маячил тут и не давил на жалость.

Вей Ши вспыхнул багровым румянцем, но только молча поклонился.

— Вечером тренировка в обычное время, — Мастер кивком отпустил его.

Он пил мелкими глотками упоительно вкусную воду из фонтана и думал о том, как унизительно быть обязанным женщине, да еще и той, которую он считал много ниже себя. И как теперь вести себя со Светланой? Поблагодарить? Или сделать вид, что ничего не знает? Так ничего и не решив, потащился к себе в каморку, мешком свалился на кровать и не уснул только потому, что голод не дал. Ничего, ночью он поохотится и восстановит силы.

Но Ши вовсе не Свете был обязан помилованием. Каролина утром пришла к Четерии и, страшно волнуясь, просила оставить Вей Ши в Тафии, не выгонять.

— Я не могу сказать, но Четери, если вы его прогоните, будет очень, очень плохо!

— Кому плохо, малышка? — забавляясь, спросил Чет.

— Случится что-то страшное, — она чуть не плакала. — Я точно не знаю, но я рисовала кровь, и смерть, — умоляюще посмотрела на дракона, сказала едва слышно. — Много смертей...

Четери нахмурился, взглянул без улыбки.

— Хорошо, девочка. Я оставлю его и буду учить. Ты довольна?

Она быстро закивала, становясь похожей на пятую сестру, и он ободряюще погладил ее по плечу, улыбнулся и ушел.

Вей Ши старался как мог. Кланялся Светлане утром, желал доброго дня, был безупречно вежлив с Ситниковым, когда ему случалось сказать ему одно-два слова. И угораздило же его увидеть, как Матвей снимает испачканный кровью, посеченный кожаный напульсник. Под ним обнаружился брачный браслет, необычный, черно-красный. Точно такой он у кого-то уже видел...

— Ты консорт Черной королевы?

— Да.

— Не повезло тебе, — следуя желанию исправиться, искренне посочувствовал Вей Ши. — Подчиняться девчонке!

— Я служу своей королеве, — со спокойным достоинством ответил Матвей. — А в семье муж жене не подчиняется.

Вей Ши хмыкнул.

— Она тебе, значит? Подчиняется?

— Ты как будто тысячу лет назад родился. Почему кто-то кому-то должен подчиняться? Муж защищает и оберегает, жена заботится, поддерживает.

— Женщины не ровня мужчинам, — растолковал непонятливому наследник. — Должна молчать и делать, что муж говорит.

— Да что жена, собака, что ли? — неподдельно изумился Ситников. — Разве Мать-Вода не правит наравне с братьями? Разве они считают ее ниже себя?

— Так то богиня, а то простые смертные!

— В каждой женщине есть частичка благодати Синей. Почитаешь жену — воздаешь богине.

Йеллоувинец пренебрежительно скривил губы.

Фонтан взметнулся, вода пощечиной обожгла гордеца, щека горела, как от ожога.

'Подожди же, дерзкий мальчишка! Не сын, так я вложу в тебя толику ума!' — Вей Ши замотал головой, не веря, что наяву это слышит.

Плеснула вода в фонтане, ласково омыла руку потомка Лаураса, залечивая раны. Капли на браслете застывали сапфировыми разводами.

30.

— Триста отжиманий сделаешь? Матвей пожал необъятными плечами и принял упор лежа. Отжимался в ровном ритме, не сбивая дыхание, считал про себя. Чет сидел рядом со Светой, между ними, в чудесной плетеной колыбельке под шелковым пологом, спал их сын. Света время от времени касалась колыбели, поправляла вышитые благопожеланиями батистовые пеленки, и Чет насмешливо фыркал над ее хлопотами.

— Сколько? — поинтересовался он у ученика.

— Триста семьдесят. — Как упадешь, на спину переворачивайся и подъем корпуса. Потом прыгать через веревку, пятьсот раз, собьешься, — вставай на ворота, на одной ноге, руки в стороны. Вей Ши покажет.

Упражнявшийся с веревкой императорский внук продолжил прыгать, твердо решив уступить место на воротах новичку.

Вообще, огромный увалень, по недоразумению взятый Четери в ученики, вызывал у Вей Ши чувства отнюдь не дружеские.

'Что за блажь у Мастера — окружать себя низкородными? Он, любимец трех богов, владыка Тафии, по силе почти равный любому правителю Туры, взял в жены простолюдинку', — тут Вей Ши запнулся и счел, что в этом пункте Мастер заслуживает снисхождения. В конце концов, лучшие из лучших не могут защититься от женских чар. Непостижимым образом эти женщины находят брешь в любых доспехах. — 'Но этот неповоротливый тюлень как в ученики попал? В Йеллоувине отверг лучших из лучших воинов, драконов в ученики не взял ни одного, а этого даже уговаривал! Да, он сам слышал, как Мастер, смеясь, рассказывал об этом жене. Впрочем, как это он не сообразил!? Этот Матвей — брат Светланы. Он взял его не за талант, а по свойству, что бы жене угодить!' — и с этой минуты новый ученик в табели о рангах Вея Великолепного опустился даже ниже нахальной и надоедливой девчонки.

Великан тем временем натянул веревку и прыгал, к немалой досаде Вей Ши очень легко, несмотря на массивность фигуры, и запыхиваться не собирался, отчего Вей крутил шест еще ожесточенней.

— Кровь Лаураса, — Чет довольно похлопал одолевшего веревку Ситникова по плечу. — Кровь Лаураса. Растяжка, и будем руки-ноги ставить.

Некоторое время ушло у Вей Ши на то, чтобы узнать, кто такой Лаурас. Он мог спросить прямо у Мастера, или самого Матвея, но не спросил бы никогда, и потому завел небрежный разговор со старым Амфатом, когда тащил его в храм.

— О, сынок, — феби обрадовался случаю поболтать с нелюдимым юношей. — В Песках каждый знает Могучего Лаураса. Вот я тебе песню спою — про любимого ученика Мастера, что сравнялся с ним силой, про Битву, в которой пал ученик от руки учителя, и от горя его почернело небо...

Новый ученик приходил к Мастеру дважды в день — рано утром и поздно вечером, зеркалом или телепортом. Почему он не жил во дворце Четерии, Вей узнал из короткого разговора.

Он отдыхал после тренировки в ожидании ужина, присев под мандариновым деревом. Бритоголовый подошел, как ни в чем не бывало уселся рядом. Достал сигарету, но не закурил, крутил в сильных гибких пальцах, запястье плотно обхватывал кожаный браслет. Поймал взгляд Вея, ответил.

— Привычка. Курить бросил — дыхалку забивает, так, с собой ношу, нюхаю, — усмехнулся. — Ты хорошо двигаешься, я тебя сегодня только раз задел. Прав был Четери, заниматься больше надо.

— Что ж не занимаешься? — Вей Ши говорил чуть снисходительно.

— Мне полгода оставалось до выпуска, когда я из университета ушел. Восстановился, догонять много пришлось, спасибо, Александр Данилыч помогает. Потом профессор Тротт с нами занимается каждый день, и работаю я.

Действительно, подумал Вей Ши, люди его сословия должны работать. Вот оно, еще одно преимущество аристократии — нам можно не работать ради хлеба, а совершенствоваться, получать знания. Мы не тратим время на прозаические вещи, а потому достигаем большего во всех областях.

— Твой предок, Марк Лаурас, если бы не погиб, мог бы стать основателем княжеского рода. Дворянство не по крови, а по заслугам, конечно, стоит на ступень ниже, но все же дало бы тебе немало преимуществ. Власть, деньги.

— Заслуги предков, — усмехнулся Ситников. — Уж лучше у меня будет что-то свое, чем я смогу гордиться, чем просто древняя кровь. Видел я наследничков — аристократ в н-дцатом поколении, а сам ничем ничего.

Вей Ши, на глазах которого славу предков только что выбросили в утиль, увидел в словах безродного намек на себя лично.

— Да как ты смеешь?! — Вей вскочил. — В нас кровь божественных предков, на нас ответственность за свои земли, за всю Туру...

Он резко остановился, пытаясь обуздать эмоции, недостойные наследника Желтого.

— А, так ты из этих, — Ситников легко поднялся. — Доблесть предков, ответственность, говоришь? А развязанные войны, миллионы погибших, роковые ошибки — ты принимаешь на себя? Или только заслуги?

— Тебе не понять ни божественных замыслов, ни государственной целесообразности. Для вас есть только сегодня, сейчас, вы не готовы на жертвы ради великих целей!

— Интересно у тебя получается — великие цели у одних, а жертвы должны приносить другие.

— Моя семья принесла жертву, — Вей Ши ничего не видел за красной пеленой. — Жертву, которой не стоят жалкие людишки!

Матвей все-таки не даром был учеником сразу трех из четверки и успел кинуть стазис на отливающего красным оскалившегося тигра, присмотрелся.

— Я-то думал, что у него с аурой? — задумчиво сказал он подошедшему дракону. — Он из правящей династии?

— Да, — коротко ответил Чет, обходя Вей Ши кругом. — Оставить тебя так, что ли? — это йеллоувинцу. — Лет на пять. Будешь сад украшать, заодно подумаешь на досуге. Я не вижу способа обуздать тебя. Ни тяжелый труд, ни служение людям, ни занятия со мной, ни медитации — ничто ни на каплю не уменьшает накопленного тобой дерьма, что ты именуешь гордостью.

Посмотрел на небо, помолчал. Повернулся к Ситникову.

— Сними с него стазис и открой ему телепорт. — посмотрел на Вея. — Нельзя исправить человека, если он сам этого не хочет. Возвращайся в Пьентан.

Он ушел, следом, молча сняв заклинание, ушел и Матвей. На траве, уткнувшись лицом в ладони, остался сидеть Вей Ши.

29.

Ферма Роба и Бекки Хомкинс, хоть и находилась на границе Рудлога и Инляндии, чудом избежала нашествия иномирян. Линия фронта остановилась в нескольких километрах, раньяры, отправляясь на разведку или охотясь, частенько кружились над сараями и приземистым домом. Роб с похвальной сноровкой расчехлял трофейную зенитку, надежно вкопанную по самое дуло в картофельный бурт, ставший дотом, и со всем удовольствием лупил по крылатым тварям. Работники его, по возрасту и здоровью не ушедшие в ополчение, прятались в подготовленные укрытия и лихо палили из берданок. Конечно, большого урона раньярам фермерское войско не наносило, однако ни среди людей, ни среди коров потерь не было. Но Роб как-то сшиб стрекозу, и она, свалившись на землю, крутилась с визгом на одном месте, подминая оглушенного всадника, а Васил Веселинов, зло матерясь, лил из канистры бензин на приготовленный факел, поджог и, размахнувшись наотмашь, метнул в интексикоида. Раньяр вспыхнул, и его предсмертный визг звучал для людей гимном справедливости — на ферме принимали беженцев и после их рассказов жалости к иномирянам — ни к людям, ни к насекомым — не было ни капли.

1234567

Предыдущая глава

↓ Содержание ↓