Самодвижущаяся повозка, выбрасывая клуб дыма, сметала на своём пути все попадающиеся ей телеги, или ломала их в щепки. За ней двигалась ещё несколько. Большой огненный шар, как на учениях, вылетел из сторожевой башни и неуверенно ткнул её в бок. Повозка не обратила внимания на это, но с ней шли необычные люди, не защищённые доспехами, но с какими-то палками в руках. На шее у каждого болтался какой-то кристалл. Один из них направил палку, приставив её к плечу, в башню. Палка грохнула, из неё потянулся дымок, но больше ничего не произошло.

— Это конец. — Прошептал стоявший рядом со мной ветеран. — Нас сомнут. Не эти, с палками, так их повозки точно.

В полузакрывшихся воротах застряли сразу две телеги. Крестьяне, наверное, уже были на другой стороне города. Да и вообще кругом царила пустота. Кроме нашего отряда, который был, в сущности уже обречён, как были правы его ветераны с названием, либо не было ни души, либо все они куда-то спрятались. Скорее всего, заранее зарылись в землю.

К счастью, у большинства нападавших было обычное оружие, котором они предпочли воспользоваться. Или у них было мало этих самых шариков? Но, тем не менее, против каждого из отряда, ни имевшего возможности отступить в город, приходилось около десяти человек. Неуклюжих, но толпа есть толпа.

Мы пока стояли. Насмерть. Строчки звучали у меня в голове, бились в виски и требовали свободы:

А мы пусты. И мёртв наш взгляд.

Нельзя нам повернуть назад.

Не соберут другой отряд

Вот мы и выстроились в ряд.

По городу, наконец-то, разнёсся тревожный набат, и главная улица наполнилась людьми. Это было самое тяжёлое, сражаться, не имея никакой надежды на выживание, и чувствовать на себе полные боли и худого предчувствия взгляды женщин. Наконец по улице раздались шаги воинов. В первых шеренгах было немало знатных, богатых, и в голове уже появились оправдывающие знать слова, как на сцене битвы явились те самые, с палками. Они вмешались. Раздался гром, и первые ряды бегущих к нам упали, как скошенная трава... Слова нашлись, но поздно:

Но так не все. Иной был склад.

Кто смел, кто шёл в защитный ряд.

Но вот в пыли они лежат,

Не погребённые, молчат.

В это время отъезжавшая от ворот подальше повозка начала разгоняться и со всей скорости врезалась в нас, тех смертников, что завязали с нами бой, телеги и влетела в город, останавливаясь, но давя мёртвых и живых его защитников. От телег разлетелись обломки, один из которых влетел в мой висок. Я потерял сознание. Ненадолго. Очнувшись, я почувствовал, что по мне прошла целая армия. Я лежал на обочине. Ворота были распахнуты, повстанцы были в городе. Мёртвые отряда, как и я, были столкнуты ногами с дороги...

Явился враг. И мы из врат.

Но встретил нас свинцовый град.

И был стервятник трупам рад.

И всё, рассыпался наш ряд.

В Уморске происходило всё, что и должны делать захватчики с побеждёнными. Убийства, грабёж, мародёрство... Ещё были немногие защитники, но силы были неравны. В одиночку, убивая попадавшихся на пути, я бежал по городу к Замку правителя города. Пламя пожаров горело в мозге алыми строками:

Идут полки. Их шаг — печать.

У них приказ во всё стрелять.

Никто не в силах помешать.

Наш ряд нельзя опять собрать.

И плачут дети. И кричат.

А рядом женщины стоят.

И с ужасом они глядят,

Что с их отечеством творят.

И пыль стоит. Камни летят.

Дворцы в руинах все лежат.

А что стоит ещё, крушат,

Не зная совести преград...

В этом месте я заметил доблестного начальника городской стражи, который уводил небольшую толпу горожан к центральной правой башне. Каждая башня имеет потайную дверь наружу. Отход, кроме самого главы, прикрывал небольшой отрядик. Заметив меня, он махнул мне рукой и я присоединился. Центральная площадь рядом с Башней магов была битком набита народом. Над Замком пылал пожар. Толпа, огромная, собралась на площади и слушала оратора, стоящего на крыше самодвижущейся повозки.

— Арбалет бы. — Сказал глава стражи. Ветер доносил обрывки речи.

— ... нестерпимый гнёт... шарлатанская магия... мощь науки... народный гнев...

Нас заметили, и от толпы отделилась кучка народа, направляясь к нам с плохими намерениями. Настоящих солдат среди них пока не было.

— Зачем я защищал этот город? Он и так отдался захвату. — Горько посетовал начальник. Мои мысли были примерно такими же. Мы уже подошли к боковому ответвлению, ведущую к нижней и юго-западной башне, когда в начале улицы появились стрелки с палками. Раздался гром. Один свинцовый шарик ударил мне в звезду, второй — в голову. Тело упало, рождая знакомое ощущение ожидания, пока за тобой не явиться кто-то, что бы отвести туда, где должны препроводить своё время умершие. Время шло, но кроме разгрома города, вокруг ничего не происходило.

Глава четвёртая. Везумия.

Город разрушался быстро. Тем более, что отстраивать его было абсолютно некому, как и защищать то, что ещё было целым. Баронский замок, одно из самых богатых зданий, который располагался ближе всего ко мне, и разрушен был одним из первых. Затем по городу пронёсся стон: "Кристалл разрушен, пустыня..." и горожане стали быстро утекать из города, как вода из друшлака.

Что такое "кристалл", ни я, ни рядовые захватчики, мародёрствующие в опустевшем Уморске, не знали. Высокие их командиры, возможно, догадывались. Но что такое пустыня, скоро поняли все. Она наступила так быстро, что последний ишак в городе понял, что от неё Уморск оберегала только магия и все поспешили куда-то, оставив развалины стирающему их наждачно-песчаному ветру. Пол года потребовалось пустыне, что бы либо стереть руины, либо завалить их, вместе со мной и моим телом, двухметровым слоем песка.

На тот раз я понял, что кто бы ни был ответственен за умершие души, моя его не очень интересует. Время тянулось так, что его бега было незаметно, что в принципе мне было безразлично. Но ничего не оставалась делать, кроме как терять и без того пустую надежду на изменение обстановки.

Слабый скрип песка с поверхности привлёк моё внимание. Вообще, меня занимала сейчас каждая мелочь, даже не относящаяся ко мне лично, происходящая везде. Сверху, снизу, без разницы. Но на этот раз мелочь оказалась крупной неприятностью.

Шум ветра проник в мой маленький поземный, надо мной нависал каменный обломок, оставивший немного пустого пространства, мирок первым. Затем был ослепляющий свет полуденного солнца пустыни. И после этого я разглядел, что посреди ямы, дно которой было выложено камнями бывшей улицы, стоит Дека, рассматривая пробитую свинцом звезду на моём теле. Знакомые неизвестные слова восстановили звезду, и меня заодно. Оказалось, что оживление — это очень больная штука, если смерть была связана с разрушением тела. А в моём случае оживлению предшествовало ещё и разложение тела, что восстановилась со всеми своими нервами. А когда по твоим голым нервам, я их не разглядывал, нечем пока было, ползает твоя плоть вперемешку с песком, точнее, вытесняя песок собой, то понимаешь, каково приходится долго ошкуриваемой доске. Со мной, правда, было наоборот, но ощущения это не меняло. Под конец ещё добавилась боль от выстрелов, так что неудивительно, что первые слова, что я мог слышать от духа-хранителя ордена, были заглушены моими воплями боли. Когда я встал, выплюнув кровь пополам с песком, удивление Деки давно сменилось жалостью.

— Здравствуй. — Выдавил я из себя, опускаясь обратно на песок. Ноги не держали. Она не стала осведомляться о моём самочувствии, что говорило о её мягкосердечии ничуть не меньше, чем принесённое ветерком её магии облачко. Нас накрыла благословенная тень. А новые строки пробилась сквозь уже терпимую боль:

Кругом пески. А был здесь сад.

Дома и серебро оград.

Но был здесь флаг врага поднят.

И ныне лишь ветра шумят.

— Извини. — Были первые её слова. Я пожал плечами, но ничего не мог сказать, во рту было ещё суше, чем в пустыне. Моё приветствие выдохнуло из него последнюю влагу. — Я не знала, что это заклинание снова подействует и на тебя тоже. По идее, твоя душа уже давно должна была улететь отсюда, но что-то удержало её. А может, просто Нерок не заметил её. — Вокруг меня была такая свалка из тел, что меня действительно можно было не заметить. Дека задумалась. Моё оживление уже второй раз нарушало равновесие между жизнью и смертью, но в то же время могло и оправдываться. — Ладно. — Вздохнула она. — Пошли в порт. Только... — Она посмотрела на меня и опять пропела восстанавливающее заклинание. Это никак не сказалось на мне, но я понял замысел и, что бы не разочаровывать её, из последних сил поднялся и всем своим видом показал готовность. — Пошли. — Сказал она, вздохнув. — А по дороге я тебе кое-что расскажу.

Оказалось, что рыцарь, от которого и начался Орден, был первым императором. Потом многие рыцари либо восходили на трон, либо женились на наследницах. Да и младшие принцы то и дело становились в ряды Ордена. Такая вот древняя традиция, освящённая веками. Одним словом, выяснилось, что, если я встречу на своём пути кого-нибудь из рода Императора, то обязан оказывать всемерную поддержку, не щадя своей жизни.

Улетучившаяся рядом с покосившимися воротами Порта Дека оказалась пророчицей, ибо первое, что я увидел, только войдя на продолжение центральной улицы Уморска, это была её Императорское высочество со своим магом, поставленная к стенке ребятами с арбалетами. Что-то внутри, или на груди, подсказало мне, что их намерения мало похожи на проявление верноподданности, а знакомый кристалл на груди стоящего на другой стороне улицы, с не менее знакомой палкой, продолжил мысль в верном направлении. Махать мечом, да ещё против неповоротливых арбалетчиков, которым надо взвести тетиву, наложить стрелу, прицелиться, и многое, многое другое, я не разучился, но первым лишился жизни всё-таки обладатель убойной палки. Остальные последовали его примеру.

— Уф-ф. — Сказал маг. — Вы спасены, ваше высочество. Он из Ордена.

— Ага. — Подтвердил я сипло. Горло ещё болело после небольшой прогулки по пустыне. Около пяти километров, как никак.

— Здравствуй, рыцарь. В знак моей благодарности можете просить всё, что угодно. Но только с одними условием, что бы это было выполнимо хотя бы с человеческой точки зрения. — Я посмотрел на неё. Единственное, что мне сейчас хотелось, так это воды, но стоящая передо мной красавица наводила совсем другие, губительные для переутомившегося организма, желания. Так что, пока не разыгралось воображение, и тело не перегрелось окончательно, я попросил коротко:

— Пить. — Слово вырвалось из меня хрипло, с умирающей надеждой внутри. Принцесса только кивнула магу, и тот вытащил из сумки за спиной небольшую флягу. Она закончилась на удивление быстро.

— Ого. — Сказал маг. — Два литра! — Я посмотрел на казавшуюся мне маленькой флягу и ничего не сказал. — Вы откуда? — Поинтересовался он.

— Из пустыни. — Сверхдовольным тоном человека, побывавшем в, по крайней мере, княжеском саду и евшим там всё, что заблагорассудиться, за что хозяин, заставший нарушителя в саду, вынудил сочетаться браком с дочерью — наследницей всего огромного состояния, пообещав половину сейчас же, ответил я.

— Однако, довольный у вас для этого вид. — Заметил он, но, заметив мой взгляд в сторону опустевшей фляги, умолк.

— Я не спрашиваю твоего имени, рыцарь Ордена хрустальной звезды, но мне, как единственному представителю императорского рода нужна ваша помощь. Сама я, по известным магическим принципом, представиться не могу, но даю тебе право придумать мне любое прозвище.

— Авлек. — Преставился я. — Какая вас ожидает опасность, и чем я могу помочь?

— Мы двинемся через пустыню в столицу, в Навинск. Я там собираюсь короноваться и призвать тех моих подданных, у кого ещё в сердцах есть любовь к своему отечеству. — Произнесла принцесса длинную гордую фразу.

— Пустыня? — Спросил я. — Да это будет смесь везения и безумия.

— У нас есть повозка, которая поможет нам пересечь беспощадные пески. Вам же поручается просто охранять её высочество. — Сказал маг.

— Хорошо. Тогда, если так нужно для конспирации, я буду называть ваше высочество именно словом, которое получается из смеси везения с безумием: Везумия. — Принцесса нахмурилась, но сдержано кивнула.

Необычная карета, с крыльями и очень широкими колёсами находилась сразу за Северной башней. Я только сбегал к лавочкам порта и купил пару черных, по своему вкусу, плащей. Во время похода по огрызку некогда великого города я старательно прикрывал звезду. Новую власть здесь не уважали, но мало ли. По случаю удалось разузнать, что со времени захвата города прошло чуть более двух лет.

Её высочество заперлось в карете, мы уселись на места возничих, и наша поездка началась с магического ветра. Он поднял тучи песка, заставив закашляться даже принцессу, но карета, поймавшая крыльями ветер, резво понеслась вперёд. Ещё одно заклятье, и небольшой встречный ветерок разогнал пыль вокруг, и мы поехали, наслаждаясь всеми прелестями пустыни. Солнцем, свежим песком на зубах, жаждой и тому подобными штучками.

— Слушай, — Прорвало на разговор мага, — а тебя действительно так зовут?

— Да. — Спокойно ответил я.

— Но почему ты сказал своё настоящее имя? — Удивился он.

— Меня нельзя взять никакими заклятиями. Так мне сказал дух — хранитель звезды.

— Дека? Ну, тогда понятно. Кстати, меня зовут Гайер.

— Будем знакомы.

Дорога сильно сократилась. Гайер, не смотря на молодость, успел много где перебывать и отличался большой словоохотливостью, а моя пустая память отзывалась любопытством, что в равной степени угождало обоим. Несколько рассказов: о приёме на работу, скромно: "Моя бабушка — придворная ведьма. Вот меня и посоветовала", о её высочестве: "Высокомерна, не понимает юмора, но жить рядом можно. Сложно, но можно, ха-ха", их путешествиях: "Шляемся по всей Империи и ничего особенного", о нечисти: "Тролли, великаны, гоблины, драконы и прочие нелюди. Этого добра хватает... И прочее, прочее, прочее... И так до самого вечера. В ответ я рассказал о пустынных драконах, и их слугах, похожих на мертвецов, но с жёлто-песчаной кожей, которые приходили в город за продовольствием.

Вечером он объявил привал. Из кареты были извлечены припасы, палатка и укаченная Везумия. Последнюю он извлёк с помощью магии, не доверяя ничьим рукам. Принцесса отдышалась, поела и забралась в палатку. Я устроился у заднего колеса кареты. Мысли были вялые, разговаривать не хотелось. У Гайера было такое же настроение, и вечер проходил спокойно, пока мой блуждающий взгляд не попал на палатку. Мысли скакали с одного на другое, пока не наткнулись на её прозвище. Обкатав слово со всех сторон, я нашёл уменьшительное имечко, затем вспомнил рассказ одного из ветеранов отряда обречённых и прыснул со смеху. После его рассказа я будто прозрел и увидел пустынную жизнь.

— Ты чего? — Спросил меня Гайер, сидевший у переднего колеса. Я встал, подошёл к нему и присел на корточки.