Выйдя на дорогу, Марианна немного постояла, решая в какую сторону. 'Что тут думать, — рассердилась она на себя за нерешительность. — Не пойду же я навстречу оркам'. Бросив последний взгляд на сожженную деревушку, она развернулась и зашагала по дороге, углубляясь в лес.
Так начались её странствия.
Много ли может пройти двенадцатилетняя девчонка с тяжелой сумкой на плече, за один день? Как оказалось порядочно. Когда солнце скатилось за полдень, девочка ушла с дороги в лес. Не ручья, не реки рядом не было. Пришлось поплутать, пока блеснуло зеркальце малюсенького озерка. Тут же на берегу, она, порядком намучившись, развела костер. Дома, чтобы разжечь печь, обычно пользовались угольком из постоянно горевшей отцовской кузни. Когда отец ушел воевать, угольки из прогоревшей печи хранили в специальном горшочке. Лишь изредка приходилось разводить огонь снова. Да, и то, тогда это делала бабушка. У неё все получалось быстро и красиво.
Марианна, как не старалась, искра у неё получалась мелкая и трут никак не мог заняться. Но, упорства ей было не занимать. Закусив губу, она снова и снова чиркала кресалом по поблескивающему царапинами огниву. Наконец длинная и жаркая искра упала на распушенный трут. Девочка раздула красную точку, до жаркого ровного кругляка и сунула в комочек сухой травы. Опять дунула. Маленький огонек побежал по соломинкам. Она сразу подкормила пламя тоненьким кусочком сворачивающейся в трубку бересты. Когда береста загорелась, коптя жирным черным дымом, девочка успокоено вздохнула. Теперь можно было подкладывать дрова — сухие сучья, собранные заранее.
Похлебка из репы, морковки и гороха, да еще с кусочком хлеба, это был роскошный пир. Единственное, что она не учла, это то, что варить надо столько, сколько сможешь съесть за один раз. Выругав себя, она прикинула, сможет ли нести остатки супа в котелке — нет, расплескает все через десять шагов. Аккуратно вылила суп под куст — лесные зверушки съедят. Помыла котелок и ложку. Посидела. Опять надо идти.
Так и шел день за днем. Однажды её настиг дождь, и пришлось полдня сидеть, пережидая, под деревом. Несколько раз ей встречались небольшие отряды всадников. Но, услышав вдали стук копыт, Марианна бежала в лес, подальше от дороги, и там в кустах сидела, сжимая в руках сумку и стараясь успокоить бьющееся сердечко, пока все не стихало. После ночного нападения все всадники на этой дороге казались ей убийцами.
Она почти не разрешала себе плакать. Только иногда, когда становилось совсем невмоготу. И ночами, когда странные страшные звуки леса будили и заставляли в ужасе вжиматься в землю. Она плохо представляла, куда и зачем идет. Ей все казалось, что однажды за поворотом она увидит знакомую телегу, и бабка закричит, что это она шляется, когда вся работа не тронута. Но поворот за поворотом сменяли друг друга, а дорога оставалась пустой. Девочка убедила себя, что идет к отцу, и шагая, представляла себе, как они встретятся.
В последние дни конные стали попадаться всё чаще. Так, что идти приходилось больше по лесу, чем по дороге.
И вот теперь это — эльфёнок! Никто никогда не рассказывал, что видел ребенка эльфов. Слишком редко они рождались, и светлорождённые берегли их как самую главную свою драгоценность. Поэтому, Марианна сразу поняла, что всё — в этот раз ей не отвертеться. Остроухие без колебаний убьют её, увидев в такой близости от своего ребенка. То, что она их не видит, вовсе не означает, что их нет рядом. Все эльфы ходят по лесу, как бабочки летают, ни звука ни услышишь. Про это знают даже малые дети. Но вот, про то, что в лесу можно встретить маленького плачущего эльфёнка — это точно сказка.
Она тихо приподнялась и опять поглядела на одетого в светло-зеленый наряд ребенка. Сомнений не было. Белокурый, светлокожий малыш — на людской возраст, лет шесть, но кто его знает, сколько ему на самом деле. Он совсем как обычный ребенок, уткнулся лицом в сложенные на коленях руки и шмыгал носом, тихонечко подвывая. Если бы не острые треугольные уши, то даже при всей белизне кожи она бы приняла его за человека. Слишком уж вел он себя по-детски.
Надо было уходить, но она никак не могла заставить себя сделать первый шаг. Жалость, подкатывавшая слезками к глазам, не позволяла бросить малыша в лесу. 'Все-таки он один, эльфы давно бы схватили меня, будь они рядом'. С этой мыслью она решительно поднялась и пошла к эльфёнку. Хрустнула под ногой ветка, и маленький эльф мгновенно вскочил. В руках у него, словно ниоткуда появился маленький лук. Стрела нацелилась в лицо девочке. Даже испугавшись, она отметила необыкновенную красоту личика эльфенка. Словно нарисованный, подумала Марианна. Вид портили только размазанные по лицу слезы.
— Стой! — крикнул он. Потом добавил, что-тона эльфийском, она не поняла.
— Не стреляй, — девочка показала пустые руки. — Я одна.
Эльф опять что-токрикнул по-своему.
— Ты не бойся. Я совсем одна. Всех убили...— Марианна почувствовала, что сейчас тоже заревет. Ну и пусть. Пусть этот эльф убьет её, все равно уже жить сил никаких нет. Предательские слезы сами потекли по щекам. Она села на землю, и не скрываясь, и не пытаясь удержаться, заревела. Маленький эльф расстерянно опустил лук, и уставился на неё.
— Что смотришь? Стреляй, — сквозь слезы выговорила она. Тот, не двигаясь, спросил правильно выговаривая слова:
— Как ты здесь оказалась?
Похоже, лет ему все-таки было больше, чем шесть.
— А ты? — ответила вопросом на вопрос, Марианна.
— Я спросил первый.
— Ишь ты какой умный, — сквозь слезы, усмехнулась девочка. — Я от войны убегала, да не убежала. Убили всех. Теперь вот одна по лесу шастаю.
В еще поблескивающих влагой, зеленых глазах ребенка, промелькнуло сочувствие.
— Я тоже, — вдруг признался он. — Тоже один. Все умерли.
— Как все могли умереть? — удивилась Марианна.
— Ты, что — дура? — бесцеремонно спросил он. Тоненький, нежный как серебряный колокольчик, голосок совсем не подходил для этих слов. — Так же как у тебя. Убили.
— Кто?
— Или ваши, — глаза эльфенка зло блеснули. — Или орки. Я не смог разобраться.
— И я не разобралась, — пропустив обиду мимо ушей, горестно вздохнула девочка. — Темно было.
— На нас тоже ночью напали. Хаарквинен меня на коня забросил и хлестнул. Он меня и вынес. Потом, днем, конь сам на место вернулся, — ребенок замолчал, снова переживая тот ужас. — Всех! Мама, сестра, слуги. Всем горло...
Голосок задрожал и смолк. Девочка поднялась, и подошла к эльфенку.
— Из родных никого не осталось? — она тихонечко обняла его за плечи. Тот дернулся, но вырываться не стал. 'Все-таки маленький, — подумала Марианна. — Только разговаривает как взрослый'.
— Отец. Но он на войне.
— И у меня отец. Тоже вою..— она осеклась. Отцы могли сейчас биться друг с другом. Поговаривали что эльфы нынче тоже выступят против людей. Эльф видимо, не услышал оговорки.
— Ты, наверное, есть хочешь? У меня есть кусочек хлеба.
Эльфенок сглотнул слюну. Попытался сделать гордый вид, но губы прошептали:
— Хочу.
Уже несколько дней девочка ела жидкую похлебку без хлеба. Берегла кусочек, на последний, самый голодный день. Помогала поспевшая черника. Её она ела прямо с кустов. Другая ягода — брусника, была еще белобокой, но и с неё получался хороший отвар. Раскрыв свою похудевшую сумку, она вытащила заветную тряпицу.
Развернув, вынула кусочек серого подсохшего хлеба. С сожалением посмотрела — делить тут нечего, и побыстрее отдала малышу. Тот с жадностью откусил кусок, проглотил не разжевывая, но вдруг выпрямился и стал аккуратно откусывать маленькие куски, и медленно жевать. 'Смотри,
маленький, а гордый. Не хочет показать, что голодный' — Марианна и сама бы сейчас проглотила этот хлеб одним глотком.
— Я хочу пить...— чуть слышно сказал маленький эльф. Было видно, что он не привык просить. Девочка подскочила:
— Вот я действительно дура! Идти сможешь? Я тут недалеко видела родничок.
— Смогу, — с готовностью согласился тот. Поднявшись, он подобрал свой маленький лук и стрелу — всего одну, но красивую, словно игрушка. Больше вещей у него не было. Марианна довела его до журчащего среди редколесья маленького родника. Шел он по лесу как настоящий эльф. Не треснула не одна палочка. Казалось, трава не сминается. Девочка даже немного позавидовала.
Ключик бил прямо из-под земли. Берега заросли буйной травой, почти спрятавшей небольшую ямку с промытым галечником. Ручеек, выплескивавшийся из этого корытца, полностью пропадал в траве. Проходя здесь час назад, Марианна заметила это чудо только по веселому журчанию.
Напившись, эльфенок с достоинством вернул девочке кружку.
— Как тебя зовут? Меня Марианна.
— Леонойль. Это если коротко.
— Ты давно один?
— Два дня.
— А где твой конь.
Леонойль замялся:
— Он убежал.
— Ну и ладно, — успокоила девочка. — Пойдем пешком. Все равно когда-нибудь выйдем к людям. Сейчас вон черника поспела. Скоро другие ягоды подойдут. Да и грибы начали попадаться. Не пропадем.
— Эльф никогда не пропадет в лесу! — гордо ответил светлорожденный. — И скоро меня найдут.
— Конечно, конечно, — согласилась она. — Но кто найдет? Ты же сказал, что все погибли?
Остроухий малыш гордо сказал:
— Мой отец Леонойвелин.
Он произнес это так, словно признавался, что он король эльфов. Девочка чуть не засмеялась, но вовремя сдержалась.
— Ты, меня прости, Леонойль, но я это имя никогда не слышала.
Он вскинулся:
— Он правитель Леса у Синей горы.
Ничего себе! Про Синюю гору и про тот Лес Марианна конечно же знала.
— Это же древний Лес?! Значит и эльфы, и ты..?
— Да, — довольный произведенным эффектом, ответил малыш. — И лес изначальный, и мы первородные.
Теперь понятно. Конечно, его уже ищут.
— Как же вы оказались в наших лесах?
— Леса не ваши, — важно поправил он. — Они принадлежат клану Хаарк. Это мой дядя. Отец отправил нас к нему, потому что на Синюю напало слишком много врагов. И нам — матери, сестрам и мне надо некоторое время пожить у дяди. Так сказал мой отец.
'Кругом война' — вздохнула Марианна.
— Но ты не думай, я не буду здесь отсиживаться, когда идет война. Отец сказал, что отправляет меня только потому, что рядом с женщинами в пути, должен находиться воин. Я должен был присмотреть за сестрами и мамой.
Зеленые глаза маленького эльфа опять заблестели. Он быстро наклонил голову, чтобы скрыть слезы. 'Значит эльфы, так же врут своим детям, чтобы спасти их, как и люди' — подумала девочка, а вслух сказала:
— Ты ничего не мог сделать. Ты не виноват.
— Нет виноват! Я должен был биться с врагами. Я мужчина! — уже не скрывая слез крикнул эльфенок. — Проклятый конь. Он так быстро мчался!
— Знаешь, как я стреляю? Смотри!
Он вдруг подхватил лук, в один момент наложил стрелу на тетиву, и, как будто, совсем не целясь, выстрелил. Стрела ушла в заросли, и там что-то забилось и зашуршало. Леонойль побежал туда. Вскоре он вышел. На стреле, роняя капли алой крови, была насажена тушка рябчика.
— Видела? — по-мальчишески похвалился он.
— Какой ты молодец! — искренне похвалила она. В голове у неё вертелась совсем другая мысль. Больше они не будут голодать. Он же эльф, хоть и маленький. Значит в лесу как дома. А она даже не видела и не слышала этого рябчика. Всё, сегодня у них будет суп с мясом.
— Давай сегодня никуда не пойдем. Заночуем у родника. Я сварю эту птицу, и мы по нормальному поедим. А завтра с утра двинемся.
Услышав про еду, мальчик сразу согласился:
— Только подожди, сейчас я принесу ещё одного. Рябчики всегда стаей живут.
Действительно, не успела Марианна ощипать птицу, малыш вернулся. На стреле висела ещё одна тушка. Он подошел, и как заправский охотник стал учить девочку:
— Не надо его ощипывать — это не курица. Смотри.
Маленькими пальчиками он надорвал кожу птицы у хвоста и словно вывернул тушку из перьев. Потом запустил пальцы внутрь, вытащил оттуда и стряхнул в траву комочек внутренностей.
'Нет, ему точно не шесть, и не семь лет, — снова подумала девочка. — Только ведет себя иногда как настоящий ребенок'.
Впервые за много дней она наелась досыта. Горячий бульон, в котором плавали кусочки последней морковки, нежное мясо, которое Марианна немного подсаливала (эльфенок от соли отказался) — пировать, так пировать. После такой еды их разморило, и они заснули. Ночью она проснулась от того, что сонный эльфенок подполз к ней и не открывая глаз приткнулся спиной к её животу. Марианна улыбнулась, обняла и прижала мальчишку к себе. 'Почему у меня не было братика?' — засыпая подумала она.
Утренняя свежесть холодила спину. Надо было вставать. Но девочка не двигалась. Малыш-эльфенок пригрелся, прижавшись к ней, и она не хотела его тревожить. От него пахло чем-то неуловимо приятным. Марианна никак не могла вспомнить этот запах. Он навевал воспоминания о чем-то детском и очень хорошем. Наконец всплыло: вечером, перед праздником смены года, когда за стенами волшебным ковром, в свете луны, серебрится снег; отец заносит в дом большую корзину. Клуб морозного воздуха, отсеченный закрытой дверью, катится через всю избу к печи. Не добежав, тает. Печь весело потрескивает, съедая березовые поленья и играя зайчиками на полу.
Отец ставит корзину на лавку, шарит рукой в соломе, которой до верху набита плетенка, и вдруг вытаскивает яблоко! Оно словно с яблони. На обломанном черенке два засохших зеленых листочка. Отец обтирает его рукавом и подает Марианне. Она смеется от счастья. Нюхает яблоко. Среди волшебного зимнего вечера оно пахнет летом.
Девочка, отогнала видение. Ненароком расплачешься. Больше нельзя себе это позволять. Теперь она не одна, на ней забота об этом малыше. Осторожно, стараясь не разбудить эльфенка, она отодвинулась. Тихонько выдернула из-под ребенка край сарафана, и хотела встать. Малыш что-то пробормотал на эльфийском. 'Словно колокольчик дзинькнул', — подумала девочка. Он открыл глаза, мгновение соображал, потом улыбнулся:
— Ты? Я думал мне всё приснилось...
Зажегшись от солнечной улыбки маленького эльфа, Марианна тоже заулыбалась.
— Вставай, соня. Надо в путь.
Тот легко вскочил, и тут до него дошло, что они спали вместе:
— Ты зачем ко мне подлезла? — нахмурился он.
— Это ты подлез, — засмеялась девочка.
— Не ври, я бы никогда не стал спать с девчонкой! — надулся мальчик.
Марианна, смеясь, махнула рукой, и весело сказала:
— Хватит болтать, герой. Пойдем мыться, потом сварим морс, и в путь.
Эльфенок обмакнул руки в ручеек, протер глаза и встал перед Марианной, дескать я готов.
— Слушай, ты случайно не человеческий малыш? Я думала только наши мальчишки не любят мыться. Ну ка, давай мой мордочку как положено.
— Зачем? Никто же не видит, мы в лесу.
— Зачем? Потому что грязью зарастешь. Подумай, чтобы сказала твоя мама.
Упоминание о матери было лишним. Она поняла это, когда улыбка сползла с беленького лица эльфа. Он молча вернулся к роднику, как следует вымыл лицо и даже шею. Повернувшись к девочке, он пообещал:
