Призрачное тело (главы 1-3)

Дом мы убирали часа полтора. За это время изрядно вымотались, хотя и не сильно устали, благо, что физическая форма была на уровне что у меня, что у него. Больше морально хотелось отдохнуть: только пришли, как сразу надо елозить по пыли на корачках. Хотя Фуриоку ощутимо просело. Из имевшихся у меня, по заверениям Рена, семи с лишним тысяч, осталось где-то около трети. Зато какое невероятно чувство — ощущать расслабляющиеся мозги! Действительно, расслабляющиеся: держать ощущаемую ментально в качестве нечто желеобразного субстанцию под контролем полтора часа весьма тяжело. Постоянно норовит выскользнуть и выскочить из-под контроля. В реальности это выглядело, словно вода у меня была завёрнута в какую-то невидимую плёнку, которая внезапно получала мелкие повреждения, откуда начинали бить мелкие струйки.

И ладно бы так себя вела только вода. Никакие вещества ещё не подчинялись мне нормально! Воздух казался чем-то неуловимым и едва заметным мысленно. Его вообще нельзя было "захватить" под контроль, только подгонять резкими движения своего Фуриоку, вызывая направленные порывы ветра... Хотя, какие у меня порывы?..

Что касается твердых предметов, к примеру, камней, то они охотно подходили для "сковывания", однако их было очень тяжело взять под контроль. Требовалось много энергии и сил. Сами по себе они словно отталкивали мой разум. Если толкая воду я словно перегонял по земле волнами разлитую лужицу, чья жидкость лезла сквозь мои пальцы, то толкая камень, я упирался в стальную стену, которую нужно было с напряжением всех сил продавливать.

Плазма... Пытаясь насутить своим Фуриоку обычное пламя, получал, в общем-то, относительно послушную своей волей стихию. Но только вблизи. Чем дальше находился огонь, тем сложнее было им управлять.

Рену, кстати, наоборот давались куда легчи вода и воздух, но не потому что он имел какие-то предрасположенности, а из-за того, что, по причине ранений, его Фуриоку было совершенно нестабильным. Огонь требовал, как ни странно, практически любой тип энергии, но чем менее таковая была стабильна, тем более непослушным становилось пламя. Камень легко вырывался, по словам брата, из тисков, а вот воздуху и воде было всё равно, какая сила толкает их потоки.

Тем не менее, Рен всё равно был несколько более искусен в управлении стихиями. Да и Фуриоку у него было чуть больше: восемь тысяч. Но это только пока. Видимо, меня не просто так назвали гением. Если брат в почти три десятка лет имеет всего на несколько сотен больше меня в несчастные двенадцать, то я мог рассчитывать на резерв тысяч на десять-одиннадцать, что для нашего рода весьма немало.

Обустроившись, мы принялись за дело, а именно — вкладывание в меня максимума за минимум. Проще говоря, за тренировки и образование. Рен лишь одобрительно прикрывал глаза, когда видел мои резко возросшие успехи. Кстати, я только недавно понял, что, будь во мне подселённый дух, то брат меня точно раскусил. Значит, я всё-таки Тошайо Сейшин? Но почему осознаю себя скорее сплавом с доминированием несколько иной личности?

Что касается тренировок, то Рен обладал весьма богатым воображением в этом плане. Он пытался помогать мне развиваться всесторонне: физически, духовно, умственно. Одним из его любимых вариантов было поставить меня на узкий деревянный столбик и дать в руки палку, а самому кидать различные предметы. Чаще всего это были камешки. Каждое попадание давало ему своеобразное очко. Каждый отбитый предмет — мне. В конце я должен был пропрыгать на столбце, меняя ногу, в соответствии с количеством полученных братом очков. Мои очки — это плюс к моему свободному времени. По пять минут.

Затем тренировки усложнились: он забрал у меня палку и выдавал набор камешков и листиков. Штук десять. Мне разрешалось уворачиваться или сбивать наличествующим у меня мусором аналогичный мусор, летящий в меня. Смысл был, размеется, не в открытии сверхточности или гиперреакции. Моя задача сводилась к развитию гибкости и скорости оперирования Фуриоку. Мне требовалось использовать имеющиеся у меня камушки и листики для воплощения сикигами, которые уже заставлять перешибать летящий мусор. Было очень трудно. Ноги после таких тренировок горели: мало того, что требовалось долго стоять, изредка меняя ногу, ибо для нормального равновесия на двух места не хватало, так ведь потом ещё доходило до сотни-полутора прыжков!

Кроме того Рен особенно рьяно взялся со мной за изучение истории клана, бытие великих шаманов... Очень сильно он напирал на троих Рейхо Сейшин, Хао Асакуру и Юджиму Каге.

Последняя — повелительница теней из клана шаманов Японии, делящего по стране первое место. Делившего... Кажется, Каге сейчас преданы забвению. Хао Асакура... Главный претендент на звание короля-шамана в этом турнире. Родившись полторы тысячи лет назад, он основал клан Асакура, став попутно одним из сильнейших шаманов в мире. Овладел всеми пятью лучами некой звезды единства, каждый луч которой символизировал одну из стихий, а пятая вершина — связь людей и духов. Был предан своими потомками, которые попытались заточить его душу, но сумел вырваться из ловушки и переродиться спустя пятьсот лет... дабы участвовать в новом турнире шаманов, где был побеждён каким-то Асакурой, использовавшим наследие Хао. История повторилась и через пятьсот лет... и поторяется сейчас. Каждые пятьсот лет Хао набирал всё больше сил. Сейчас он должен быть почти богом. И именно он был главным антагонистом канона этого мира, в том виде, в котором мне этот самый канон известен.

Правда, сложный вопрос, как повернётся история на этот раз. В манге Хао таки стал королём, а вот в аниме был побеждён. В любом случае, я ему не соперник, с учётом его дикой мощи. Единственный вариант — влезть в друзья к его брату-близнецу Йо Асакуре. Насколько я знаю, у них будет возможность прикоснуться к наследию Хао. Книге, с частью души легендарного шамана. Это шанс увелисить свои силы примерно двадцатикратно, а то и больше. Но одновременно подобный шаг втянет меня в противостояние Хао, либо его противникам. Я должен быду занять сторону, иначе меня просто уничтожат. Без вариантов. Готов ли я залезть во всю эту круговерть? Не знаю... Впрочем, у меня ещё есть время подумать.

Что касается Рейхо Сейшин, то это легендарный член уже нашего рода, в своё время также сумевший подчинить себе четыре из пяти лучей звезды единства. Правда, на краю гибели. По легенде, он там едва ли не цунами с извержениями вулканов вызывал одним щелчком пальцев, но недолго: всего лишь несколько минут до своей гибели. Считается, что, стоя на краю гибели, сильный волей шаман многократно укрепляет свой дух, становясь на какое-то время способным подчинять себе стихии в полном объёме, а не только какими-то жалкими каплями, как я сейчас.

— Стой ровно!

— Не могу... — со лба текла струйка пота. Ещё бы: стоять на одной руке на столбце с прямой спиной...

— Это закаляет волю! Иначе тебе не подчинить стихии!

Чем дольше я пытался управлять различными элементами, тем больше понимал, какая же лежит пропасть между моими нынешними навыками и идеалом. Во сколько же раз увеличиваются силы шаманов на краю гибели, если они начинают работать с целым океаном вместо маленькой лужицы?

— Стоп! — я обессилено упал на траву со столбика, словно мешок с... картошкой. Да, картошкой. Тяжело дыша, вслушиваюсь в слова брата. — Результат средней паршивости. Да, ты опережаешь даже меня в твоём возрасте, а я считался талантом, однако не забывай, что мне не требовалось участвовать в турнире шаманов, куда метишь ты.

— Я... понимаю... и... готов продолжать... — опираясь на свои колени и пыхтя, как паровоз, медленно поднимаюсь на трясущихся ногах.

— Хватит пока. Лотос, — кивнув, отчего на землю упало несколько десятков капелек пота, сажусь в позу лотоса. Точнее, плюхаюсь, после чего прикрываю глаза и пытаюсь кое-как успокоить дыхание. Рен мне не мешал. Вскоре пульс замедлился до нормального ритма, а лёгкие прекратили гореть огнём, хотя воздуха всё ещё не хватало.

Отрешившись, вхожу в состояние медитации. Мир вокруг послушно меня принял, показывая мельчайшие свои элементы через рейку и фуриоку, присутствующие там.

— Ручей. Попробуй его использовать.

В таком состоянии я мог несколько больше, нежели в обычном. С трудом обхватив сознанием поток воды из ближайшего ручья, я сковал его своей волей и заставил выплеснуться, ударив Рена получившейся водяной плетью. Он не растерялся, отскочив и бросив в меня камешек, превратившийся в полёте в сикигами. Плеть превратилась в жало, ударив в центр энергетического сгустка и повреждая не слишком твёрдую основу. Следующий — сикигами-листик. Жало становится лезвием. Внезапно земля подо мной вздрагивает, подчинённая чужой волей. Теряю концентрацию, отчего вода вырывается из тисков. В лицо уже летит новый сикигами. Не увернуться...

Открыв глаза, я подхватил руками несколько капелек воды в воздухе и плавным движением запустил их в сикигами, максимально жёстко контролируя каждую из них сознанием. Пусть получившееся лезвие и состояло из жидкости, но моя воля сделала воду едва ли не твёрже алмаза. Листик сикигами распался на две равные части.

— Молодец, молодец, молодец, — Рен похлопал в ладоши. — Пожалуй, на сегодня можно закончить. В течение следующих четырёх дней меня не будет. Тренируйся сам. Заодно попробуй найти себе хранителя. Мы же в Киото в конце концов.

— Ок! — радостно воскликнул я, вскакивая на ноги. Не очень быстро, впрочем, но хоть так.

Брат умотал через полчаса. Я остался один. На тумбочке лежали деньги, которые, видимо, оставил Рен. Пересчитав, кивнул самому себе: восемь тысяч йен. По паре тысяч на сутки. Не то, чтобы мало, но и не слишком много. Хотя... На что мне их тратить-то? На еду тут точно хватит, даже останется. А больше и не на что, как бы. Духа-то за деньги точно не купишь.

Если мне было сказано найти хранителя, то надо искать. Разумеется, настоящего хранителя так не получить, но мне нужен был хоть какой-то. Позже можно быдет найти ещё одного, пока что достаточно было заключить взаимовыгодный договор хоть с кем-то. Духи часто привязаны к определённым местам и не могут освободиться или уйти, такие с радостью соглашаются попутешествовать. У кого-то в мире остаются неоконченные дела... В общем, есть, чем подкупить таких. Мне же сейчас требуется лишь тренироваться, не более того.

Уже вечером, немного отдохнув, я отправился на прогулку. Почему вечером? Потому что на кладбища, чтобы встретить привидений, нужно ходить ночью. Шутка. Просто духи предпочитают именно тёмное время суток. Во всяком случае, духи умерших людей.

Первой моей целью было некое хейджи но боччи. Умиротворённое место захоронений. Достаточно старое и находившееся далеко от домов. Насколько мне известно, городская администрация запретила строительство вблизи данного исторического памятника. Сюда водят экскурсии туристам, но и самостоятельно ходить тут не запрещают. Впрочем, находится немного романтиков, желающих прогуляться мимо могил, пусть и старых.

Удивительно идти мимо древних каменных плит, смотря на редко сидящих там полупрозрачных людей, тогда как окружающие никого не замечают. Когда-то здесь хоронили самых верных людей императора. В основном — самураев, но были и советники, и даже несколько членов императорской семьи. Кажется, здесь в том числе было кладбище для бастардов и дальних родственников какое-то время. М-да. А ещё я пару раз видел монахов-буддистов...

— Эй! Ты видишь нас?! — внезапно воскликнул какой-то призрак, когда я его машинально обошёл: вылез на тропинку. Отвлёкшись от размышлений говорю:

— Да, а что? — услышав ответ, мужчина даже опешил на пару секунд. Думал, ему показалось. Странно, в Киото хоть и не много шаманов, но они тут есть, всё-таки такой древний город. Почему они так удивлены? Может, я неправильно оцениваю численность здешних представителей духовного искусства? Я-то думал, что их хотя бы тысяч на десять тут наскребётся.

Между тем, к нам стали слетаться призраки с окрестных могил.

— И не боишься? — прищурился какой-то самурай. Странно: нетипичное вообще поведение для людей вроде него. Хотя... сколько они тут уже все пробыли? Разумеется, старые привычки сильно поменялись.

— Чтобы шаман боялся духов? — улыбаюсь. — Дядь, ты серьёзно? — не стоит забывать, что я ещё ребёнок, пусть и на грани подросткового возраста. Поведение должно соответствовать.

— Шаман?

— Пошли погуляем, я расскажу! — киваю на тропинку.

И действительно стал рассказывать. Духи явно изголодались по общению. Ещё бы — сидеть здесь туеву хучу времени без возможности даже покинуть кладбище. Я даже и не ожидал, что их будет тут так много. Спросив, почему они не идут в загробный мир, узнал нечто интересное. Тот самый самурай с усмешкой кивнул на одну из плит, мимо которой мы шли:

— Это моя могила. Приглядись внимательнее.

— И что там? — подойдя ближе, замечаю почти стёршиеся от времени иероглифы. Незнакомые большинству японцев, мне они сказали многое. Вокруг меня уже стояло человек сорок в средневековых доспехах. — Вас удерживают эти печати?

— Да.

— Кто их наложил? — удивлённо интересуюсь. — Шаманы вряд ли бы стали таким заниматься просто так, но они также редко кому-то служат, а если и служат, то только самой верхушке. Когда-то великий клан Тао служил Императору Мин, а клан Каге в течение лет ста примерно был лучшим родом убийц под рукой императора Японии, однако это было уже тысячи полторы лет назад. Я даже и не слышал, чтобы род шаманов был под рукой кого-то, кроме верховных правителей, но здесь ведь хоронят лишь самых верных людей императора и самых достойных людей Японии!

— Всё так, — кивнул самурай. — Эта история уже давно покрылась тленом и рассыпалась, будучи развеянной вихрями времён, но я расскажу тебе, коли ты того пожелаешь.

— Было бы неплохо, — киваю. Углядев недалеко раскидистое дерево, я пошёл в ту сторону, легко запрыгнул на полтора метра, схватившись руками за толстую ветку. Подтянувшись, прилёг на развилку. Насекомых почти не было: они не любят скопления сил смерти. Здесь же было не простое кладбище, но ещё и огромное количество призраков. Листья приятно щекотали кожу.

— Когда-то, уже невероятно давно, пусть для меня то время было лишь вчера, наш император представил своим воинам юношу, почти мальчишку. Позволь, я не стану произносить его имени. Стыд сковывает меня даже спустя столько лет. Господин тогда сказал, что стоящий перед нами — легендарный воин, и что теперь он также является самураем на службе у императора. Что, коли мы желаем, то можем его испытать.

— Гм... Вы его замочалили до потери сознания?

— Замо... что? Впрочем, я понял смысл твоего вопроса. И да, мы хотели так поступить. Самурай должен быть бесстрастен, но лишь внешне все были такими. Внутри же сердце каждого из нас горело обидой и злостью. Как так — какое-то дитя сильнее любого из нас? Искуснее тех, кто учился сражаться ещё до того, как смог нормально ходить? Мы не могли этого принять. С новеньким сразился каждый из нас, кроме меня. И все проиграли. Тогда я впервые признал кого-то выше себя как воина. О нет, он не победил меня, как ты, наверное, думаешь. Но после сорока девяти поединков был невероятно слаб. Я всегда был честен, а потому не стал с ним биться, признав его достойным воином. Я бы победил, но прекрасно понимал, что победа эта была бы следствием его усталости, а не моего превосходства. Если б он был слабее меня, то пятидесятый поединок состоялся, но он был сильнее, а потому я воздал ему дань уважения. Так под моей командой появился полусотенный воин.