Мда, уж! Мелкие неудачи у отдельных отрядов Великого войска действительно случались. Но они были очень редки и ровным счётом ни на что не влияли. Причём победу европейцы одерживали только тогда, когда имели подавляющее численное превосходство, но даже это спасало их далеко не всегда.

Однако на этом высокие думы об истории монгольских завоеваний я вынужден был прервать, причём по вполне прозаической причине. Если до этого тело Сартака желало жрать и пить, с чем вполне можно было мириться, то теперь оно захотело ... э-э, наоборот. Терпеть такое было чревато конфузом, никак недостойным взрослого царевича. Пожалуй, пора прогуляться.

Блин, страшно! Но не сидеть же, в самом деле, всю жизнь в юрте!

Я решительно встал, постарался, как можно полнее вытащить память и навыки Сартака из подсознания, подошёл к выходу и, ПРИВЫЧНО (ура, получается!) откинув несколько пологов, выбрался наружу.

На улице было зимнее утро. Прямо перед юртой трепетал на ветру костер, возле которого грелись несколько монголов. Увидев меня, они сначала вскочили с места, но только для того, чтобы рухнуть на колени, уткнувшись головой в снег и прицелившись задницей в светлеющее небо.

Рядом с костром я заметил валяющийся войлочный свёрток, в котором с некоторым трудом опознал связаного человека. Внезапно испытал дикую ярость.

— Ты, — обратился к одному из стражников, — подай коня.

После того как воин отбежал к стоящиму поодаль десятку лошадей, я обернулся к замычавшему свёртку и резко спросил:

— Это он?

— Да, мой хан, — ответил монгол, которого я (Сартак) помнил как командира десятка. — Алдар опознал своё кольцо, и ещё кое-что нашли.

— Почему ещё жив?

— Просил твоего суда, мой хан. Был хорошим воином, я решил, что он достоин.

— Кто второй?

— Это Баатр, его десятник, мой хан.

— Баатр больше не десятник, — бросил я, вспрыгивая на подведённого коня. — Взявшему чужое — смерть!

Господи, что со мной? Зачем, мне лошадь? Почему я так разозлился на бедолагу-пленника?

Тут же пришёл ответ. Коняшка мне нужна, чтобы добраться до местного сортира. То есть отъехать несколько метров от юрты, причём в любую сторону. Ножками же низя. Статус.

А пленник — вор, у своих, падла, крысятничал. Оба-на! Это же, получается, я только что, мимоходом, приговорил человека к казни? Причём, не чувствую ни тени раскаяния, даже есть некоторая гордость своему христианскому всепрощению, ведь его командира пощадил, хотя, наверное, тоже надо бы... Блин, может, не стоило так много воли моей шизофрении давать?

Да нет, пожалуй, всё верно. Ведь решил же не выделяться из здешнего общества. И чего, в конце концов, мне вора жалеть? Кроме того, он ведь один из тех самых, проклинаемых моим народом монголов, которые грабили и разрушали русские города. Они убивали, насилывали, уводили в рабсво моих предков. Я — тоже русский! Шизофрения, заткнись! От того, что у меня тело чистокровного азиата, русским я быть не перестал. И тебя таким сделаю. Не волнуйся! Во всяком случае, мыться в бане тебе точно понравиться.

Немного отъехав от юрты, я спешился и через некоторое время понял, что тёплый сортир, унитаз и туалетная бумага, без сомнения, являются наивысшими достижениями цивилизации. Однако моё деревенское происхождение и навыки Сартака позволили с честью преодолеть все возникшие трудности. Гораздо большее неудобство доставляли телохранители, которые не пожелали оставлять меня без присмотра даже в столь деликатном занятии. Поговорка о месте, куда даже король ходит без охраны, возникла явно не в степях.

Неторопливо возвращаясь, заметил, что войлочных свёртков на прежнем месте уже нет, а неподалёку два воина деловито сдирают последнюю одежду с неподвижного тела. Правильно, чего, действительно, добру-то пропадать? Закончив, мародеры собрались уже было уходить, но замешкались и вновь повернулись к голому телу. Один, тот что постарше, что-то негромко пробормотал, затем оба монгола дружно перекрестились и с чувством выполненного долга отправились к костру волоча за собой пожитки мертвеца.

Ну ни фига себе! Всегда думал, что издревле все степняки — мусульмане. А тут... Шизозфрения, не надо сейчас! Да понял я, понял, что это не так, но не на морозе же размышлениям предаваться?

Бр-р, холодно! Озадачив, принявшего у меня коня телохранителя насчёт пожрать и чтоб непременно горячее, шустро скрылся от метели в знакомой юрте. Во время гигиенической прогулки на свежем воздухе, понял, что, по сравнению с улицей, — это вполне тёплое и уютное помещение. Замотавшись в войлочные одеяла, я продолжил свои умственно-шизофренические упражнения.

Ну что ж, будем считать, первый этап "внедрения" прошёл вполне успешно. Памятью и навыками тела я свободно могу пользоваться. Однако настораживает проявившаяся способность совершать некоторые совершенно неожиданные для самого себя действия. Понятно, что это как раз и позволит легко скрывать от окружающих свою ненормальность, но, согласитесь, неприятно не знать, чего сам можешь выкинуть в следующую минуту. Конечно, выкидывать буду не я, а сознание прежнего хозяина тела, но легче от того не становится, как бы даже не наоборот. Из этого вытекает второй вопрос, сколько во мне сейчас от Сашки Семина, а сколько от Сартака? Доминирует, безусловно, Сашка, Сартак вылезает только когда ему позволяю и, по большому счёту, своего сознания не имеет, а мои разговоры с шизофренией, по сути, шизофренией и являются. К примеру, того воришку я вполне мог и помиловать. Но всё же полностью личность Сартака не стёрта, ведь сохранились не только его память и навыки, но и эмоции. Опять-таки возвращаясь к казнённому вору, отменить приказ Сартака я мог, а вот укротить свой гнев — это вряд ли. Или ещё, даже сейчас я (Сашка) горжусь тем, что перенёсся именно в сознание монгола, потомка Великого Чингизхана, хотя, как уже говорил, продолжаю считать себя русским и тоже горжусь. И кто я после этого, если даже свою национальность полностью определить не в состоянии?

Ну с этим, видимо, придётся мириться. А вот неожиданные для себя действия, пожалуй, со временем совершать прекращу. Здесь проблема в том, что память Сартака становиться доступна только после своеобразного запроса. Если знание или умение уже запрошены и выданы, то мне предоставлена полная свобода их применения, если же ещё нет, то рекомендуемая программа действий выбирается автоматически. Пример: всё тот же приказ о казни, да и просто мой разговор с воинами, который я вёл на монгольском (!!!), а ведь до того, даже уже попав в тело царевича, об этом языке знал только то, что он есть.

Мои размышления прервал появившийся на пороге, если это слово уместно по отношению к юрте, монгол. Ага, жрачку притащили! В животе довольно заурчало.

Первым принесённым блюдом оказалась исходящая паром пиала. Я подозрительно посмотрел на предложенный напиток. Что это? Шизофрения утверждала, что чай, хотя по внешнему виду бурда в пиале скорее напоминала суп. Вон, даже клёцки плавают. Я порылся в памяти Сартака ... Мда, оригинальный напиток. Приготовляется по тому же принципу, как и некоторые салаты в России 21-го века, а именно: "я тебя слепила из того что было". Во всяком случае, я частенько экспериментировал на кухне именно так, смешивал в одной тарелке, на первый взгляд, несовместимые продукты, заливал майонезом, и готово. Всем, кто лопал, нравилось, хвалили. Хотя до такого экстрима, признаться, не доходил. Кроме самого чая в пиале присутствовали молоко, соль, масло, мука, сало и костный мозг барана. Интересно, как на вкус? У-у! Борщ хочу, картошечку жареную!

Ладно, отставить скулёж! Жрать-то всё равно что-то надо. А картошкой сейчас и на Руси не разживёшься. Моему новому телу здешняя еда привычна, вот и пусть насыщается. К тому же второе блюдо выглядит более знакомо. Это просто жареное мясо. Хотя способ приготовления и подачи, мне тоже не сильно понравился. Ну, во-первых, на вид — подгоревшее, а на вкус — недожаренное. Во-вторых, на фига, спрашивается, такими кусмищами нарезать? Неудобно же! Я уж не говорю о чистоплотности самих воинов, которые мне всё приготовили и принесли, об этом вообще старался не думать. Впрочем, пока кушал, и сам изгваздался как свинья, так как единственными столовыми приборами были мои пальцы и нож. Салфеток на подносе, естественно, тоже не обнаружил и, со вздохом, вытер масляные руки об халат.

Завершал трапезу опять пиалой, но сей раз наполненной простым горячим бульоном. Короче, всё не как у людей. Начал с чая, а закончил супом.

После еды стало гораздо теплей, но от такого близкого знакомства с прозой средневековой жизни настроение резко ухудшилось. Может, ещё кого казнить? Тьфу! Опять шизофрения вылезла. Так дело не пойдёт, надо и искать положительные моменты в жизни. К примеру, хорошо ещё в ханском сыне оказался, вот проснулся бы рабом-евнухом ... Бр-р!!!

Кстати, а чего это я, весь такой из себя царевич, делаю в простой юрте? Где мои слуги, наложницы и прочие сотрудники, в чьи обязанности входит делать жизнь владыки приятнее? Да и апартаменты даже самый отпетый степняк при возможности поуютней бы выбрал. Ага! Это местные эскулапы-шаманы меня так, типа, от костяной болезни пользуют. Выгнали, собаки злые, в зимнюю степь, вручили какой-то языческий амулет и наказали жить три дня, как простой кочевник.

Эх, Сартак, и не стыдно? Образованный человек, христианин, а всяким немытым колдунам веришь. Стоп! А ну-ка, поподробней, чем это я болен? Врёшь, шизофрения! Ничего у нас с тобой уже не болит! Получается, исцелился? Но шаманам я больше для такого лечения всё равно не дамся. Ну и чего, что вылечили? Нет, согласен, результат, конечно, налицо, сейчас-то ничего не болит, но со здешней нетрадиционной медициной всё равно, пожалуй, лучше не связываться. Чёрт его знает, кого ещё к нам в черепушку заселят!

Кстати, сегодня мой трёхдневный санаторий заканчивается. Можно будет возвращаться на ПМЖ в Сарай. Мда, в сараях я ещё не жил.

Интерлюдия 2.

Написана Виктором Гвором. У меня так ни за что бы не получилось. :(

Чужие люди Светленку с мамой на ладью притащили. Плохие люди, маму били, тату ударили! Но Светленка их не пужается совсем! Ну, может только чуть-чуть! Потому и плакала немного вначале. Но это не в счет, просто многие блажали, и Светленка, как все, хныкать начала. Но ненадолго. Вот тата придет и прогонит плохих людей. Тата самый сильный! Но тата всё не шел. А мама долго угомониться не могла, без конца всхлипывала и Светленку сильно к себе прижимала. Когда Векшу нашли, отпустила ненадолго и в мальчишку вцепилась, да ещё шибче заблажила. А Векша вредный и глупый! Кто же днем спит, для этого ночь есть! Да еще так разоспался, что чужим людям его нести пришлось. А как проснулся, на чужого кинулся.

А чужой совсем злой! Векшу побил шибко, маму ударил и Светленку сильно напугал. А Векше руки связал и сказал ему кушать не давать. Но Светленка всё равно потихоньку братика покормила той горбушкой, что мама припасла.

Векша хоть и вредный, и вчерась у Светленки пряник отобрал, а всё одно его жалко. Светленка не жадина, она сама бы поделилась, если бы попросил. Только мальчишки просить не умеют. Глупые. Светленка брата покормила и стала ждать, когда тата придет и заберет их от чужих.

Но тата всё не шел. А чужие их на ладье по реке везли. Везли, везли и привезли к противному толстяку, которого все Павлом звали, и говорили, что он грек. Светленка такого слова не знала и стала звать толстяка Гречей, а он ругался сильно, но Светленку не трогал. К Грече не всех отвели, а только Светленку, маму и Векшу. А может, и еще кого, Светленке это неинтересно было. Люди вокруг были не такие, как в веси. Тёмные все, и говорили непонятно.

У Гречи жить хорошо. Почти как в веси. Мама в комнатах убиралась и еду готовила, даже плакать почти перестала. А Векша деду Ахмету в кузнице помогал. Братик очень смурной стал, со Светленкой совсем не играл. Даже обижать перестал. Как будто и нет ее. Светленка его жалеть перестала, лучше маленьких зверей жалеть! Вон у Басмы кутята какие забавные! Басма большая, а кутята маленькие. И не ходят еще! Басма к ним никого не подпускает, рычит страшно и зубы скалит. А на Светленку не рычит, дает щенят гладить и на руках держать. Только кормить их не получается. Они еще маленькие и не едят, только Басму сосут!

А потом Павел этот домой пьяным вернулся и с коня упал. А мама и не виноватая совсем, она помочь хотела, просто Греча толстый шибко и тяжёлый, разве такого удержишь! И совсем глупый. Начал ругаться громко, на Басму кричать, чтобы маму покусала! Но Басма умная, она Светленку послушала, а не глупого Гречу, и не стала никого кусать! А Павел шибко-шибко озлился и стал бедную псицу плёткой стегать, а потом и маму тоже. А Векша как прибежит, да Гречу противную жердиной по горбу стукнет! Греча на землю упал, а Векша ещё раз замахнулся, наверное, убить хотел. Но какой-то всадник его лошадью сбил, а когда Векша убежать захотел, веревкой кидальной словил и обратно приволок.

Векшу сильно бить начали, но тут дядя Саша подъехал. Его все слушают, но почему-то хамом называют. А он никакой не хам! Про Хама отец Никодим говорил, хам плохой, а дядя Саша хороший!

Светленка ещё не знала даже, что он дядя Саша, а он уже Векшу сказал не бить. Светленка не знает, что темные люди говорят, но и так понятно. А потом дядя Саша на неё посмотрел и замер. Даже рот закрыть забыл. Смешно так...

Глава 2.

Прошла неделя моего пребывания в теле монгольского царевича. Эти семь дней были насыщены открытиями. Во-первых, я определился со временем попадания, хотя и было это не так просто. Сначала, на мой запрос, память Сартака выдала, что сейчас идёт год чёрной мыши, прошлый назывался годом беловатой (не белой, а именно беловатой) свиньи, а следующий будет черноватой коровы. Этот разноцветный зоопарк, естественно, мне ничего не дал. То, что Сартак знал также и христианское летоисчисление, помогло мало. И я, и он слабо представляли, в каком году от сотворения мира родился Иисус, поэтому число 6760 никаких ассоциаций у меня не вызвало. Можно было пригласить для консультации какого-нибудь монаха, однако я решил пойти другим путём. А именно — привязаться к какому-нибудь историческому событию. Знание этого периода истории у меня было, мягко говоря, скудным, но кое-какие даты я всё-таки помнил. Первое, что пришло в голову, это Ледовое побоище 1242 года. Неудача. О какой-то войне князя Александра Ярославовича с Ливонским Орденом Сартак знал, но его не сильно интересовали подробности и мелкие, на его взгляд, битвы на окраине улуса. Тогда, порывшись в памяти, обнаружил лежащее там со школы знание, что поход Батыя на Русь начался вроде в 1237. Бинго! Об этом событии царевич, естественно, знал, оно произошло пятнадцать лет назад. Таким образом вычислил, что сейчас идёт 1252 год от Рождества Христова.

Во-вторых, постепенно выяснил расклад политических сил в Монгольской империи, где я оказался отнюдь не самой мелкой фигурой. Сразу по приезду в Сарай, я выгнал в шею всех присутствующих при своей персоне лекарей, тем самым торжественно объявил об окончании своего больничного и готовности взяться за работу в роли большого босса. На это имелись все основания. Я официально являлся соправителем улуса Джучи, а главный правитель, мой батя, хан Бату, был очень даже в авторитете и не только в родовом улусе. По сути, на данный момент, он косвенно рулил всей монгольской Империей. Избранный на курултае в прошлом году Великим ханом дядя Менгу был ставленником моего отца. Хотя сам Бату в предвыборных дебатах участия не принимал, но руку на пульсе держал. Тогда в командировку, в Каракорум, в Монголию ездил другой мой дядя, Берке, который и следил за чистотой выборов. Помогало ему в этом благородном деле войско в несколько десятков тысяч человек. Присутствующие на курултае ханы-чингизиды за своё здоровье беспокоились, поэтому выборы прошли вполне демократически, то есть избрали того, кого надо. Бате и самому предлагали выставить свою кандидатуру и баллотироваться на пост Великого хана, однако он решил, что должность эта чересчур хлопотная и взял самоотвод в пользу своего армейского товарища, которого в итоге и выбрали. Дядя Менгу в долгу не остался и признал батю главой рода. Короче, чёрт те что, и неизвестно кто выше. С одной стороны, дядя Менгу — Великий хан, но с другой он остаётся членом рода, главой которого является Бату, посадивший его на трон. Эта катавасия напомнила мне парламентскую республику или конституционную монархию 20-21 века, когда главой государства считается президент или монарх, однако основную политическую власть имеет выбранный парламентом премьер. Если продолжать аналогию, то была в Монгольской империи и третья политическая сила. Своеобразный Конституционный Суд, решениям которого должны были, по идее, подчинятся все монголы, однако главный судья и толкователь закона назначенный на эту должность самим Чингизханом, Джагатай, скончался десять лет назад. Сейчас роль хранителей Ясы, главного закона Монгольской империи, исполняли его потомки, и находились они в жесткой оппозиции папе Бату и дяде Менгу. Однако авторитета Джагатая у них не было, поэтому частенько нынешних Конституционных судей самих обвиняли в нарушении заветов Чингизхана, а так как санкции здешнего главного закона мягкостью отнюдь не страдали, поголовье чингизидов дома Джагатая заметно уменьшилось.