откровение

   "А когда у тебя нет ни кола ни двора, — добавила она про себя, — можно приезжать в город каждое утро, садиться на главной площади, строгать ножичком палочку и поплевывать".

   На занавеске позади миссис Турпин появилась огромная скачущая тень, которая слабо отразилась на противоположной стене. Затем снаружи здания звякнул веросипед.Отворилась дверь, и в комнату вплыл мальчик-посыльный из аптеки с подносом. На подносе стояли два больших красно-белых стакана с крышками.Это был высокий чернокожий мальчик с очень темной кожей в светлых выгоревших брюках и зеленой нейлоновой рубашке. Он медленно, словно под музыку, жевал жвачку. Поставив поднос перед входом в кабинет, рядом с папоротником, он заглянул в дверь, чтобы найти секретаршу. Ее на месте не было.

   Тогда он положил руки на край стойки и принялся ждать, покачивая вправо и влево поджарым оттопыренным задом. Затем он поднял руку и почесал затылок.

   — Мальчик, там есть кнопка, — сказала миссис Турпин, — нажмешь ее, и она придет. Она, наверное, где-то там.

   — Да ну?! — удивился мальчик, словно первый раз в жизни видел такую кнопку, затем наклонился вправо и нажал на нее.

   — Она иногда уходит куда-нибудь, — пояснил он, повернувшись к людям и опершись руками на стойку. Появилась медсестра, и он повернулся к ней лицом. Она дала ему доллар, он порылся в кармане, вынул деньги и отсчитал сдачу. Получив пятнадцать центов чаевых, мальчик вышел с пустым подносом. Тяжелая дверь отворилась и через мгновение снова захлопнулась. Несколько секунд все молчали.

   — Всех этих негров обратно надо отправить в Африку, — сказала мамаша мальчика, — откудова они приехали в самом начале.

   — Нет, я не могу обойтись без моих цветных друзей, — сказала приятная дама.

   — Есть многое, что будет похуже негров, — согласилась миссис Турпин. — Они тоже очень разные, как и мы сами.

   — Да. Кроме того, чтобы земля вращалась, нужно всем вместе потрудиться, — сказала дама своим музыкальным голосом.

   Как только она это сказала, девушка с угрями лязгнула зубами. Затем она оттопырила нижнюю губу, обнажив ее бледно-розовую изнанку. Через секунду губа вернулась в нормальное положение. Таких уродливых физиономий миссис Турпин в жизни не видела, и несколько мгновений она была уверена, что эта физиономия предназначалась именно ей. Девочка смотрела на миссис Турпин так, будто знала и не любила ее всю жизнь — не любила ни саму миссис, ни ее образ жизни.

   "Девочка, за что? Я же тебя даже не знаю," — подумала миссис Турпин про себя.

   Она сделала над собой усилие и вернулась к беседе.

   — Отправлять их обратно в Африку непрактично, — сказала она. — Они не захотят ехать. Им и тут хорошо.

   — Ежели б я руководила всем этим делом, то мне было бы глубоко до лампочки, че они там хочут или не хочут, — сказала мамаша.

   — Нет такого способа, чтобы заставить всех негров уехать обратно, — сказала миссис Турпин. — Они будут прятаться, больными претворяться, причитать, выть... Нет такого способа, чтобы их вернуть обратно.

   — Сюда же они приехали, — возразила мамаша, — как приехали, так и уедут.

   — Тогда их поменьше было, — объяснила миссис Турпин.

   Женщина посмотрела на нее, как на идиотку, но миссис Турпин и не думала обижаться. Особенно если учитывать, кому этот взгляд принадлежал.

   — Не-ет, — добавила миссис Турпин, — они останутся здесь. Здесь они могут поехать в Нью-Йорк, сочетаться браком с белыми и улучшить свой цвет. Вот о чем они все мечтают — все абсолютно! — улучшить свой цвет.

   — Знаешь, что из этого выходит? — спросил Клод.

   — Нет, Клод, а что?

   Клод моргнул.

   — Белолицые негры, — произнес он без тени улыбки.

   Все присутствующие засмеялись. Все, кроме мамаши с ее семейством и некрасивой девушки. Дурнушка сжала лежащую на коленях книгу так, что пальцы побелели.

   Мамаша переводила взгляд с лица на лицо с таким видом, будто перед ней сидели конченые идиоты. Старушка в платье из куриного мешка продолжала равнодушно рассматривать туфли на высокой платформе. Туфли принадлежали мужчине напротив, тому самому, что прикидывался спящим, когда вошла миссис Турпин. Тот смеялся от всего сердца, по-прежнему держа руки на коленях. Ребенок завалился набок и лежал почти ничком на коленях у старушки.

   Только люди затихли, как эстафету приняло радио и хор носовыми голосами завел:

  

   ...Ты идешь тарам-тарам

   А я иду своей,

   Но мы идем, парам-парам

   Все время вместе.

   И мы всегда, тарам-тарам

   Поможем дружно вам,

   Улыбаясь в снег и град,

   И на всяком месте...

  

   Миссис Турпин не уловила всех слов, но разобрала достаточно, чтобы понять дух песни. Песня придавала четкость и ее собственным мыслям. Помогать нуждающимся — вот ее жизненная философия. Она никогда не жалела себя, если кому-то нужна была ее помощь, неважно черный это был или белый, босяк или из приличных. И из всего, за что она была благодарна, более всего она благодарила именно за это. Если бы Иисус сказал ей: "Ты можешь быть богатой и иметь столько денег, сколько захочешь. Тли ты можешь быть стройной и гибкой, но ты не можешь быть при этом приличной женщиной", она бы ответила: "Тогда не делай меня богатой и прочее... Сделай меня приличной женщиной, а все остальное — толстая — нетолстая, уродина — не уродина, богатая — не богатая, — это уже неважно". Сердце ее затрепетало. Ведь Иисус не сделал ее ни негритянкой, ни отребьем, ни уродиной! Он сделал ее — ею и дал ей всего понемногу. "Спасибо, Иисус! — сказала она про себя. — Тысячу раз спасибо!" Всякий раз, когда она начинала считать свои благословения, ей становилось необыкновенно легко на душе, и казалось, будто в ней не восемьдесят с гаком килограммов, а пятьдесят с небольшим хвостиком.

   — Что с вашим малышом? — обратилась к мамаше приятная дама.

   — У него язва, — гордо ответила женщина. — Как он родился, так я не имела ни минуты покоя. Что старый, что малый...

   Она кивнула в сторону старушки, перебирающей бесцветные волосы мальчика своими пергаментными пальцами.

   — Ничего есть не хочут, только кока-колу и сладости.

   "А ты ничего другого им и не предлагала, — сказала миссис Турпин про себя. — Лень даже огонь развести". Таких людей она видела насквозь. Дело было не в том, что у них ничего не было. Дело в том, что даже если им дать все необходимое, через пару недель оно будет поломанным, грязным и полетит в топку. Миссис Турпин знала это все по личному опыту. Помогать таким нужно, но как?

   Вдруг некрасивая девочка опять вывернула губы. Ее глаза впились в миссис Турпин, как два сверла. В этот раз — ошибки быть не могло! — они горели предупреждающе.

   "Девочка, — мысленно взмолилась миссис Турпин, — я же тебе ничего не сделала!" Наверное, девочка ее с кем-то перепутала. Нет, нельзя же позволять так себя запугивать.

   — Ты наверное в колледже учишься. — сказала миссис Турпин смело, глядя прямо в глаза девочке. — Я вижу, ты книжку читаешь.

   Девочка намеренно промолчала, продолжая сверлить миссис взглядом. Ее мама покраснела от такой грубости.

   — Леди задала тебе вопрос, Мэри Грейс, — проговорила она тихо.

   — Я не глухая, — ответила Мэри Грейс.

   Бедная мама покраснела еще сильней.

   — Мэри Грейс учится в колледже Уэлесли, — объяснила она, теребя пуговицу на платье. — В Массачусетсе, — добавила она с гримасой. — Летом она продолжает заниматься. Все время читает, хлебом ее не корми только дай почитать. Она очень хорошо учится в Улесли. Им там преподают английский и математику, историю и психологию, еще социальные науки, — тараторила мама. — Я думаю, что уже хватит занятий. Думаю, ей надо отвлечься и просто отдохнуть.

   Девочка выглядела так, как будто ее единственным желанием было вышвырнуть всю эту компанию в окно.

   — На Севере учится, — пробормотала миссис Турпин и подумала: "Манерам ее, правда, там не научили"

   — Пусть бы он уже болел, — проговорила мамаша, чтобы вернуть внимание к собственной персоне. — Когда он не болеет, он такой гадкий. Есть такие дети, они просто сами по себе портятся. Есть которые — когда начинают болеть, а этот — наоборот. Заболел и стал хорошим. С ним сейчас никаких проблем сейчас. Это я сама к доктору пришла, а не он.

   "Если бы я кого-то и отправила бы в Африку, так это тебя", — подумала миссис Турпин.

   — Да, — сказала она вслух, глядя при этом в потолок, — есть еще много чего, что похуже негров будет. "И погрязнее свиней", — добавила она мысленно.

   — Я думаю, что люди с тяжелым характером достойны жалости, — сказала приятная женщина голосом более тонким, чем обычно.

   — У меня, слава Богу, легкий, — сказала миссис Турпин. — Нет такого дня, чтобы я не нашла, над чем посмеяться.

   — По крайней мере, со дня нашей свадьбы, — вставил Клод, комично вытянув при этом лицо.

   Засмеялись все, кроме девочки и семейства мамаши.

   Живот миссис Турпин колыхался.

   — Он такой перестраховщик, — пояснила она, — что я смеюсь над ним и ничего с собой поделать не могу.

   Девочка издала сквозь зубы мерзкий звук. Ее мама сжала губы.

   — Я думаю, что нет ничего хуже, — произнесла она, — чем неблагодарный человек. Иметь все и не ценить это! Я знаю одну такую девочку, — продолжала она. — Ее родители ради нее последнее отдадут, братик очень ее любит. Она получает хорошее образование, носит лучшую одежду, но никогда никому и доброго слова не скажет. Она никогда никому не улыбнется, она только критикует и жалуется день-деньской.

   — А отшлепать ее еще можно? — спросил Клод.

   Лицо девочки стало почти пунцовым.

   — Нет, — ответила дама, — боюсь, ничего с ней уже не поделать, разве что оставить наедине со своими капризами. Однажды она проснется утром и поймет, что ничего уже не изменишь.

   — Улыбка еще никому не навредила, — сказала миссис Турпин. — Наоборот, от нее чувствуешь себя прекрасно.

   — Конечно, — сказала дама грустно. — Только есть люди, которым и сказать-то ничего нельзя. Они все воспринимают в штыки.

   — Если уж есть что-то, чего мне не занимать, — сказала с чувством миссис Турпин, — так это чувство благодарности. Когда я думаю о том, что могла бы родиться кем угодно, но родилась такой, какая я есть... Или когда думаю о том, что имею — всего по чуть-чуть — тут вам и мой характер и прочее, — мне хочется кричать от радости и благодарить Бога за то, что все так, как оно есть! Ведь все могло бы быть по-другому.

   В конце концов, Клод мог достаться кому-то другому... При этой мысли миссис Турпин почувствовала, как ее сердце преисполнилось благодарением и радостью.

   — О, Иисус, спасибо тебе, спасибо, Иисус! — воскликнула она.

   Книга угодила ей чуть выше левого глаза. Она ударила ее почти в тот самый момент, когда миссис Турпин заметила, что девушка замахивается в нее. Прежде чем она смогла произнести хоть что-то, на нее, поверх стола, с воем уже летело лицо в прыщах. Пальцы девочки, как скобы, впились в мягкую шею. Она слышала крик дамы и Клодово: "У-ва!" Был момент, когда миссис Турпин была уверена, что ее застигло землетрясение.

   Вдруг ее поле зрения сузилось, и ей стало казаться, что все происходит в маленькой комнате где-то вдалеке, словно она смотрит на все через обратный конец телескопа. Лицо Клода сморщилось и пропало из поля зрения. Медсестра вбежала, потом выбежала и опять вбежала. Затем из внутренней двери появилась долговязая фигура доктора. Журналы разлетелись, столик перевернулся. С глухим стуком девушка упала на пол. Тут зрение опять изменило миссис Турпин — теперь она видела все в увеличенном виде. Мамаша мальчика, не отрываясь, смотрела на пол. Девушка, удерживаемая с одной стороны медсестрой, а с другой — мамой, извивалась и пыталась вырваться. Доктор встал на колено рядом с ней и попытался пригнуть ее руку к полу. Через секунду ему удалось воткнуть в ее руку длинную иглу.

   Миссис Турпин почувствовала полнейшую пустоту. Только ее сердце прыгало из стороны в сторону, словно билось в большом барабане, обтянутым человеческой кожей.

   — Кто том не занят, вызовите скорую, — сказал доктор тем развязным голосом, которым говорят неопытные доктора в неприятных ситуациях.

   Миссис Турпин не могла и пальцем пошевелить. Секретарша все еще не вернулась, поэтому сидевший рядом с миссис Турпин старик, молча прошел в кабинет и позвонил в "скорую".

   — Клод, — позвала миссис Турпин.

   Мужа в кресле не было. Она знала, что должна вскочить и найти его, но чувствовала себя, как во сне, когда пытаешься успеть на поезд — все движется в замедленном темпе, и чем скорее ты пытаешься бежать, тем медленнее выходит.

   — Я тут, — раздался придушенный, совсем не похожий на Клода голос.

   Бледный, как бумага, он лежал в углу, согнувшись пополам и держась за ногу. Миссис Турпин хотела подняться и подойти к нему, но не могла двинуться с места. Вместо этого ее взгляд медленно переместился на пол — на взбешенное лицо, видневшееся из-за плеча доктора.

   Глаза девочки перестали бегать и уперлись в нее. Теперь они казались намного светлее, чем раньше, как будто в них, где-то в самой глубине, открылась прежде плотно закрытая дверь, впустив свет и воздух.

   В голове у миссис Турпин прояснилось, и она вновь обрела власть над своим телом. Она стала наклоняться вперед до тех пор, пока не смогла заглянуть в искрящиеся яростью глаза. У миссис Турпин не было ни малейшего сомнения, что девочка знала ее, знала в каком-то глубоко личном смысле, вне места и времени. Словно ожидая откровения, миссис Турпин задержала дыхание и хрипло произнесла:

   — Что ты хочешь сказать мне?

   Девочка подняла голову и встретилась взглядом с миссис Турпин.

   — Возвращайся в ад, откуда пришла, старая свинья, — прошептала она.

   Ее голос был низким, но ясным. Глаза на мгновение вспыхнули, как будто ей доставило удовольствие то, что слова попали в цель.

   Миссис Турпин погрузилась в свое кресло.

   Через мгновение глаза девушки закрылись, и она устало уронила голову набок.

   Доктор поднялся и отдал медсестре пустой шприц. Нагнувшись, он на мгновение положил обе руки на дрожащие плечи матери девушки. Та сидела на полу с плотно сжатыми губами, держа на коленях руку Мэри Грейс. Пальцы девочки по-детски обхватили палец матери.

   — Поезжайте в больницу, — сказал доктор. — Я позвоню и распоряжусь. А теперь дайте взглянуть на эту шею, — обратился он веселым голосом к миссис Турпин.

   Сказав это, он принялся ощупывать ее шею большим и указательным пальцами. На шее были выдавлены две маленькие полукруглые линии, похожие на розовые рыбные косточки. Покраснение над глазом начало подозрительно вздуваться. Пальцы доктора прошлись и по нему.

   — Оставьте меня, — сказала грубым голосом миссис Турпин и стряхнула руку доктора. — Лучше осмотрите Клода. Девчонка лягнула его.

   — Я осмотрю его через минуту, — сказал доктор и пощупал пульс.