Так вот похмелье у меня с утра имелось. 37,1 градус тоже может быть. Назвать это лихорадкой язык не поворачивается. Но не случилась ли со мной белая горячка? Раз дом пропал, и я пропал куда-то? Унесло меня в неведомую даль и нате — вокруг то, чего быть не должно и домой возврата нет? Да, роскошная жизнь у меня получается: из армии выставили, семья развалилась, теперь еще белой горячки не хватало как итога жизненного цикла. Впрочем, не один я такой в стране, плохо вписавшийся в рынок и прочие прелести новой жизни. Случалось и куда хуже. И я с удивлением ощутил, что возможная белая горячка меня не пугает. И это правильно: борьбу с пьянством и перестройку пережил, гласность тоже и с удивлением узнал, что как военный являюсь обузой для страны, Чернобыль (и даже лично поучаствовал), развал страны, рынок. Чечня (ну хоть пули не досталось), передел собственности, увольнение из армии, 'черный вторник' (или какой там день тогда был), дефолт, НТВ, клоун Боря... Даже этого хватит, чтобы счесть белую горячку сущей мелочью. Тем более, что пока она течет не больно.

Котик мирно сидел на руке и потихонечку себе мурлыкал. Раз он не подает никаких знаков, значит, путь правильный. Раз кот меня туда ведет, так и пойду. Сзади ничего хорошего не осталось, да и в кошачьем руководстве нет ничего зазорного. Руководил же нами Миша — с — пятном и Боря — без — пальца. Котик явно будет меньше Миши звездеть и меньше Бори пить. Только за это его можно уважать. Когда в девяносто шестом были выборы (я тогда в техникуме комендантом трудился), так бабы— преподавательницы даже хотели, чтобы Хакамада президентом стала. Чего они в ней нашли — кто их знает, скорее всего, из женской солидарности. Но ведь она еще лет двадцать сможет в президенты баллотироваться— вдруг баб станет резко больше, чем мужиков, и они ее выберут?!

Не дай, Всевышний, случиться еще и Этой Беде!

Шел я и шел, наверное, с полчаса, пока не обнаружил сначала издалека дымящие трубы и силуэты индустриального пейзажа, а потом и проволочный забор совсем неподалеку. Трубы дымили, значит, люди здесь явно живут и работают. Ведь там, где есть завод, то рядом есть и поселок, а то и город. Раз завод пашет, значит, в рынок вписался и поселок не пустой или почти такой же. А на севере вообще стояла гигантская темная туча. Ей-ей, там какая-то большая химия атмосферу задымляет? Прямо-таки стена темных туч до самого седьмого неба! Я попытался прикинуть, где может быть такая очень большая химия и затруднился с выводами. Много ее стало. А тут она сверхбольшая, потому как бывший Куйбышев химией не обделен, но такого задымления окрестные заводы не дают, даже на Безымянке. Или владелец вообще фильтры нафиг отключил, решив, что он круче всех?

Кстати, и город зря переименовали. Хотя новое, оно же старое, название лучше подходит. Услышишь: 'Самара', и внутреннему взору предстанет нечто большое, несуразное и бестолковое. И 'внешний взор' покажет тоже самое. А 'Куйбышев' — звучит грозно и гордо, а не по — раздолбайски. Но, когда город переименовывали обратно, я тут не жил. А где я был тогда? Ну, если бы знать, в каком месяце они голосовали, а то этот и следующий год я дом во сне только видал, отчего семейная жизнь и дала первую трещину. С имени города мысли перескочили на похмелье, и я с удивлением ощутил, что его не ощущаю. Наверное, прошло от переживаний, куда я провалился и где это я? Ну, протрезветь с перепугу-это случалось, а теперь пришло знание, что похмелье так может пройти. Вот вернусь обратно и открою кабинет оказания помощи в бодуне пребывающим и буду пугать граждан с целью, чтоб не трясло. Ну, и для маскировки какую-то народномедицинскую травку дам пожевать. Как пугать? Да как в анекдоте про проигравшего пари на интерес. Привели его в сарай и зажали кое-что особо ценное для него в тиски, а затем принесли тупую ножовку. И пояснили, что это не выигравшие сделают, это он сам отпилит, когда сарай подожгут. Шутки-шутками, а вроде был такой способ наказания за прелюбодейство. Виноватого приводили на помост и прибивали то же образование к помосту гвоздем и клали рядом нож. Можешь сам отрезать, а можешь не спешить, поджидая гангрены. Я посмеивался, обдумывая это, котик удивленно глядел, чего это я смеюсь, ноги несли дальше и впереди замаячил КПП.

Но вот его вид вызвал затаенную тревогу-прямо как в известном месте на Северном Кавказе, где федеральная юрисдикция сохранялась только днем и в прямой видимости от федерального военнослужащего. Не КПП, а прямо-таки дот, прости господи, да еще и танк его прикрывает, поставленный рядом на бетон. И танк — ветеран, тридцатьчетверка. Явно совсем задворки, раз ничего новее не нашлось на прикрытие. В закромах Родины у нас еще много чего лежит, так что не дивно, что и про танк— ветеран вспомнили, но это показатель, какая здесь глубинка. И какая-то опасная глубинка, потому что проволока и перед КПП натянута, и на меня, подходящего к ней, пулемет из амбразуры нацелился, и кто-то в рупор заорал, чтобы я стоял, ничего опасного не делал и сейчас ко мне подойдут.

Котик от воплей в матюгальник чуть дернулся, но быстро успокоился. Ко мне вышли двое. Форма у них какая-то не такая, частично вообще древнейшая, я такую только на старых фото видел, частью новая, частью вообще незнакомая. Ну, в процессе жизни в поле и на войне с формой и снаряжением происходят разные трансмутации, так что это не диво. У одного РПК, у другого СКС, хотя-хотя, какие-то они чуть-чуть не похожие на знакомые изделия. Но в принципе такой вот увеличенный короб для лент можно сделать и без завода, при наличии мастерской и прапорщика с прямыми руками. Лишь бы ленту в нем не перекашивало.

— Тебя как зовут?

— Владислав. Алексеев фамилия.

— И откуда ты тут взялся?

— Из Самары мы сюда с котиком и попали.

— Каким таким котиком?

Я глянул, а на руке у меня никого нет. Рука еще помнит тепло кошачьего брюшка и прикосновение шерсти, а его самого и нет! Звездец, приехали! К кому белка, а к кому котенок!

ГЛАВА ВТОРАЯ. В страшной сказке под сенью Тьмы.

На этом я благополучно потерял сознание. И потом иногда думал, что лучше бы оно ко мне и не возвращалось, заблудившись где-то по дороге. Потому как на меня потом столько всего свалилось, что я только успевал отвисшую вниз челюсть на место возвращать. Бывший или не бывший котик-это еще полбеды, а впереди были пара месяцев осознания, в какую мрачную сказку я попал, и что домой возврата нет. Итого сказка будет длится, пока в сценарии я еще существую. А как страница, где меня нет, придет, то я просто растворюсь.

В общем, сказка была ужасной, мрачной и угрожающей. Ибо рядом с городом жило Великое Зло, про которое даже нельзя сказать точно, что это такое. Тьма какая-то. Стоит на горизонте столб черноты, как горящий газовый или нефтяной фонтан, или застывший гриб ядерного взрыва. Но это не горящий газ и не взметенный ядерным взрывом поток сажи и прочего дерьма, а нечто иномирное. Блин, даже слов не хватает сказать, что именно. Не укладывается в голове, что это может быть не в фантастическом романе, а наяву, потому что всякие там Царства Ужаса, Мордоры, Обители Зла-этому место в литературе. Закрыл книжку, прибыв на электричке на станцию и все. Ты вернулся в реальный мир и уже не надо размышлять над проблемами магии и проклятий. Можно и заняться работой, кофе, служебным романом и прочим. Но жить в романе про Мордор или богов, придуманных Лавкрафтом -ну его нафиг. Боги типа Зевса, Озириса или Тора-еще ладно, но попробуйте жить в том мире, где есть Ктулху и прочие такие боги... Вот можно и считать, что на севере лежит не Тьма, а тот самый Ктулху, и это его дыхание творит этот столб мрака, а близко подходящие люди сначала чувствуют, что им погано и надо быстрее сматываться, а потом у них мозги едут. И из них выходит не человек, а какой-то мутант, у которого не только наизнанку выворачиваются мозги, но и он сам? Вот так жить в эдаком мире?! Это почище дефолта и танцующего президента. Дефолт-это понятно, тебя обворовали, но не просто вытащили кошелек из кармана, а чуть сложнее. Танцующий президент-все мы видели негодных начальников на разных уровнях, от ЖЭКа до генерала, так что и до президента может очередь дойти. Наконец, мы и сами имеем ограничение по уровню и даже если из нас получается неплохой начальник цеха или ротный, то поднявшись выше своего потолка, мы будем такими же. Но как вместить в голову то, что ты можешь стать своим негативом: лицо станет бледным, а глаза черными шариками с бледной радужкой, а говорить с людьми ты не сможешь, зато будешь стремиться убивать своих прежних товарищей? Вроде как бывают болезни, совершенно искажающие прежний облик человека, да и случается, что человек начинает 'поклоняться тому, что сжигал и сжигать то, чему раньше поклонялся'. Но чтобы так вот, сразу: и мутация внешнего вида, и поведения?! Мне это тогда казалось совсем не укладывающимся в мое понимание мира.

Может, если бы я стал медиком, то мне это было бы не дивным, но увы-в армии был я в службе РАВ, а после изгнания -кем только не трудился. Лиц, внезапно из коммунистов ставших националистами, демократами и извращенцами, наблюдал немало, но внешне они не менялись. Ну разве что бороду отпускали. Впрочем, можно было стать почти что таким и в сторону Ктулху не ходя, просто выйти на улице и встретить посланца темного бога. Выскочит из-за угла клочок тьмы, слегка напоминающий какое-то животное и вцепится в тебя.

Может загрызть до смерти, а может задеть слегка. Над укушенной рукой будет подниматься легкий черный дымок. Представили себе? Дымящийся укус? Но это только начало. А затем ты превращаешься в одержимого жаждой убийства. И глаза у тебя чернеют и превращаются в черные шарики. Из-за этого и всем регулярно проводится световой тест. То есть ты никуда не зайдешь, пока тебе не посветят в глаза лампой или фонариком. Глаза нормальные-делай свое дело. Работай, пей водку, еще что делай. Глаза черными шариками— получай пулю. Сразу. Вот так.

Оттого люди по ночам по улицам не гуляют, чтобы не встретиться с клочками темноты, окна забраны решетками, на входе всегда фильтр, чтобы одержимый не прорвался вперед грудью, а специальная служба борется с появляющимися темными чудовищами. По ночам ездит и отстреливает, а еще производит профилактику. Черные бестии образуются не сразу и не везде, а именно в темных уголках, куда долго не заглядывал человек и не проникал свет. Сначала там образуется прямо -таки киношная магическая трава темного цвета, а потом уже какой-то черный ночной крокодил, что выйдет на улицу и попытается схарчить загулявшего человека. Так что живи да оглядывайся-не глядит ли из-за угла черный силуэт и не собрался ли он сейчас прыгнуть на тебя. Правда, оттого все ходят с оружием. В Отстойнике с ним свободно, кроме как владения пулеметами и гранатами. Оружие старое, но действенное. По черным тварям нужно стрелять побольше, а одержимые на рану не крепче обычного человека. Отстрелял тварь или одержимого-тебе будут благодарны, начнешь стрелять по невинным людям из пьяного азарта-грядет суд скорый и без излишнего милосердия. Убил или ранил невиновного— сам получишь пулю. Расстрелял фонари или мебель — принудительные работы. Блин, помесь Дикого Запада со страшной сказкой!

Чудеса на этом не заканчивались, чудес было еще три мешка и все неудобоприятственные. Слушаешь старожилов и ощущаешь, как волосы шевелятся под головным убором. Периодически я думал, что если бы успел к двухтысячному году облысеть, то у меня бы дыбом вставали и выпавшие волосы. И было отчего. Вообразите-все жители провалились туда из одного двухтысячного года! Все! И я, провалившийся только что при попытках наладить свет в подвале с похмелья и с котиком! И здешний ветеран, что уже лет десять радуется жизни в Отстойнике-он тоже из двухтысячного! Только провалился из своей кладовки, сходив невовремя за помидорами в банке! Вечный двухтысячный год, вечная Пора провалов Народов! Как это понять-да тоже при помощи фантастики. Дескать, существует много вариантов течения истории, которые текут параллельно и не пересекаются. Вот как бы проще пояснить... Вот представим себе выборы в градоначальники небольшого городка. На пост есть десяток претендентов: действующий его, с позволения сказать, мэр, бандит, которому захотелось стать выбранным, активист-эколог, которому хочется закрыть заводы в городе, чтобы настало очищение атмосферы и тотальная безработица, городской сумасшедший с политическим бредом, недалеко от него ушедший представитель Партии Любителей Пива и еще сколько-то людей.

В реальности выборы выиграет первый или второй, и история потечет по понятному и уже виденному руслу. Так вот и представьте, что где-то рядом находятся все варианты события-со всеми вариантами выбора избирателей. И рядом висят и вымерший от остановки промышленности город, и город, в котором всем работающим полагается за счет мэрии по кружке пива в день. И не просто полагается, а его обязаны выпить, и даже библиотекари женского пола.

Только один существенный нюанс— все варианты развития заканчиваются плохо. И в стране тоже все плохо-как бы она в разных вариантах не называлась. Где революция, где война, где ни того, ни другого, но везде нехорошо. Везде свои девяностые. Конечно, проваливались не только жертвы обстоятельств, случались среди них и вполне успешные люди.

Жизнь в городе была весьма нелегкой, причем не только сама по себе из-за темных ужасов в темных углах, но и дополнительно на людские нервы что-то давило из мрачных туч на севере. Особенно гадко это было зимой или поздней осенью. Такая, прости господи, безнадега окутывала город и оседала на души, как хлопья пепла после великого пожара медленно опускаются вниз, и вот у тебя уже волосы седые от пепла... Меня лично условия жизни беспокоили больше в плане культурной жизни. А то, что нет отдельных квартир, а все больше разные общежития, что машины старые и под ними долго лежать надо, если хочешь, чтобы они ехали-не очень. Но многие уже попробовали хорошей жизни и сочли ее за обязательный уровень. а то, что может быть не все так красиво-в их головы не укладывалось. Они были готовы жить в худших условиях, чем привычно, очень недолго, не дольше, чем уик-энд или отпуск, а что жизнь может вот так пройти в доме с печным отоплением и водой из колонки— мысль об этом воспринималась как трагедия. Нет, я не иронизирую. Я ведь все-таки военный, хотя и бывший, и априори должен уметь жить и служить везде и всюду, поэтому мне чуть легче, хотя и уже стал ощущать тягу к спокойствию и комфорту, но еще не забыл того, где приходилось бывать, и в каких условиях. А многие из тех, кто помоложе, или из других вариантов бытия, того не выдерживали. Они догадывались, что за МКАДом жизнь несколько другая, чем у них, но сами ее не пробовали, а вот теперь сидят по горло в ней. Вот у них все опускалось -и руки, и головы, и кое-что другое. Все же жизнь становится все легче в бытовом смысле, и к этому привыкаешь. Вот такой простой пример— во времена моей давно ушедшей юности в нашем городе Кожевниково большинство домов отапливались либо дровами, либо углем. Центральное отопление было всего в десятке домов. Так что всякий умел топить печь. Нельзя сказать, что это запредельно сложно, печка-это не компьютер, но нужно кое-что знать и уметь, например, про угар. Поэтому мои одноклассники, не выучившие уроки, дружно заявляли в школе, что они дома угорели, так, что до сих пор болит голова, поэтому никак не могли выучить заданное. Нынешнему самарскому школьнику и в голову не придет так оправдываться, и учительница его не сразу поймет. Ну, конечно, в массе, потому как найдутся и в Самаре старые хибары с раздолбанными печами, и жертвы угара тоже, но массово такого нет. Я ведь специально поинтересовался, благо живу, то есть жил, через дом от школы. Наверное, школьники не видели и старых газовых счетчиков, щелкавших, как стенные часы, отсчитав сколько-то там газа. Как не видели они и старых холодильников не на магнитной резине, а на защелке. Когда-то от этого отошли, так что многим, у кого такие ящики не стояли дома, все это будет незнакомо.