В общем, будем разбираться потихоньку. Если на ноге гипс, а ничем другим кроме гипса, эта бандуристая повязка на левой ноге быть не может, значит это перелом. А с переломом ноги мне валяться в госпитале или дома как минимум месяц, если не два. Знать бы ещетолком что со мной случилось? Стоп. Дома... А где я тут живу? Дом хоть какой-то должен быть обязательно. Ведь судя по практически персональной палате, я тут явно не бомж.

О! Судя по звукам из коридора, я это скоро узнаю. Похоже, это идет обычный для всех больниц вечерний обход пациентов.

Точно, обход.

Дверь в мою палату распахнулась, и в нее вошел самый настоящий доктор Айболит в сопровождении молодых врачей и медсестер. Конечно, его зовут не Айболит, но выглядит он точно как знаменитый доктор на иллюстрациях к этой детской сказке — довольно высокий, худощавый, пожилой, с седой бородкой клинышком и в круглых очках. У меня были подобные очки alaLennon, давно, еще в институте.

— Добрый вечер, — я попытался поздороваться, но голос прозвучал очень хрипло и глухо. Черт, в глотке все пересохло.

— О! Наш герой очнулся! — воскликнул Айболит, подойдя ко мне. Он помолчал, традиционно щупая пульс на моем левом запястье. Потом прибавил — Горазды же вы батенька спать! Вас уже неделю как привезли, а вы все никак не могли очнуться! Как вы себя чувствуете?

— Замечательно! — прохрипел я. В горле окончательно пересохло.

— Дайте ему немедленно воды! — Айболит скомандовал своему окружению, и она из медсестер почти сразу поднесла ко рту носик маленького чайничка. Я сделал пару глотков и мне немного полегчало. Во всяком случае, разговаривать я уже мог нормально.

— Большое спасибо, хорошо! Если не считать всяких мелочей... — я попробовал пошутить. — Можно мне чай, крепкий, сладкий и горячий? А то башка сильно трещит.

— Вы слышали что просил наш раненый? — спросил Айболит не обращаясь ни к кому персонально. И тут же скомандовал — Приготовьте немедленно !

— Большое спасибо... Э-э-э-э. .. Извините доктор, не помню как вас величать . Я вообще ничего не помню...

— Филипп Матвеевич, — подсказал Айболит.

— Большое спасибо, Филипп Матвеевич...

— Не за что, молодой человек. Вы это и не могли помнить. Вас сюда в бессознательном состоянии привезли. Стоп, что вы сказали? Вы ничего не помните? То есть совсем ничего?

— Совсем или нет, я не знаю. Вы спрашивайте, и тогда станет ясно, что я помню, а что нет.

— Вы имя свое помните?

-Имя?

— Ну как вас зовут?

— Имя... Имя... Увы.... Нет, нет не помню.

— Тек-с. Хорошо-с. Нет, конечно, ничего хорошего в потере памяти нет. Но такое бывает в подобных случаях. Ну ладно, начнем с самого простого.... Итак. Дважды два ?

— Четыре!

— Шестью восемь?

— Сорок восемь!

— Хмм... Оловянный, деревянный, стеклянный...

Я задумался на пару мгновений.

— А, понял! Оловянный, деревянный, стеклянный — исключения, пишутся с двумя буквами 'н'! — я радостно выпалил ответ.

— Сумма квадратов катетов...

— ... равна квадрату гипотенузы! Это теорема Пифагора!

— Царской водочки не хотите ли? — Айболит, упс, пардон, Филипп Матвеевич, посмотрел на меня с хитрым прищуром.

— Нет, благодарю вас покорнейше, не хочу. Царская водка — это не водка вовсе, а смесь разных кислот, серной и соляной кажется, в очень высокой концентрации.

— Ну что ж, молодой человек. Похоже, что вы получили хорошее образование, и оно вас не покинуло. Это лучше чем я рассчитывал, но несколько хуже, чем я надеялся.

— Филипп Матвеевич, может быть, вы будете столь любезны, и сообщите мне кто я такой и как меня зовут? С образованием я в любом случае смогу разобраться и сам. Время у меня для этого есть , судя по гипсу и повязкам лежать мне тут еще долгонько, так что если мне кто-то принесет школьные учебники, то я все это быстро вспомню. А вот кто я такой, ни в каких в учебниках не написано, и я не уверен, что я сам смогу это вспомнить. Во всяком случае, вспомнить все быстро.

— Мда-с... Амнезия-с....Такое было в моей практике в Империалистическую и Гражданскую. Контузии, ранения в голову.... Память в большинстве случаев возвращалась. Возвращалась правда у всех по-разному. У кого-то сразу, скачком, ну как лампочку электрическую включили. Щелк и все. А у кого-то кусками, долго и мучительно, причем до конца так и не восстановилась. Впрочем, это не мешало и не мешает им практически нормально жить и работать...

— Так кто же я такой?

— Да-да, сейчас... — одна из медсестер подала Филиппу Матвеевичу папку. Он открыл ее и прочитал:

— Так-с... Федоров Сергей Иванович, 1909 года рождения, из рабочих, член ВКП(б), старший лейтенант РККФ, командир корабля... Недавно назначен, этот корабль, на знаю какой, еще строится на судостроительном заводе ... Кстати, завод тут почти рядом, поэтому вас быстренько и привезли сюда. Там, на заводе, на этом, как его... стапеле... и произошло ЧП. Тут не написано что именно произошло... Мне только сказали, что вы вели себя героически и кого-то спасли. Это имя вам знакомо?

— Увы, нет. Я ничего этого не помню. Имени своего тоже ... — удивление явно было у меня на лице, но я соврал врачу. Это имя я вспомнил. Имя, безусловно, не мое, но мне оно знакомо. Про историю кораблей Черноморского Флота, про их судьбу и судьбу их экипажей во время Великой Отечественной Войны я прочитал все, что смог найти в библиотеках, еще давно, в школе, и потом, уже в двухтысячные пополнил эту информацию из интернета.

Мда-с... Повезло мне как утопленнику. Нет чтобы в принца там средневекового попасть, или хотя бы в царя-батюшку как все крутые попаданцы. А тут я не попал, я тут влип. Это не попаданчество, это попадалово. Парню этому, Сергею Федорову, то есть теперь мне, осталось жить три с половиной года. Федоров Сергей Иванович, командир эсминца, 'Совершенный' насколько я помню.Сейчас этот корабль иначе называется. Не знаю почему, но имена кораблей поменяли в 1940м, зачем не понятно, ну да ладно. Не это главное. Главное что эсминец сей был заложен в 1936 году по проекту 7, анамедни, коль на улице апрель 1938 года, уже перезаложен по проекту 7у. Эсминецэтот, да и другие корабли из этой серии, строили безумно долго. Поэтому он не был готов в началу войны, а в августе 1941 года 'Совершенный' еще только проходил ходовые испытания и на мерной миле нарвался на мину. Корабль был сильно поврежден, его утащили на буксире в Севастополь и уже там, у стенки судоремонтного завода его добила гитлеровская авиация. До Победы из экипажа в 280 человек не дожил никто...Самое обидное, что мина-то была наша. За нее 'большое спасибо' гражданину Иванову, более известному как командующий Черноморским Флотом адмирал Октябрьский. Петля на рее по этому адмиралурыдает горючими слезами. Именно по его идиотскому приказу тысячи мин были выставлены возле наших берегов, а не возле вражеских. Этих семи с половиной тысяч мин хватило бы чтобы намертво запереть единственного нашего врага на Черном море — румынский флот — в его базах, Констанце и Мангалии, намертво. Остальные — турки и болгары — всю войну отсиделись, спрятавшись за своим нейтральным статусом. Причем турки были нейтралами в нашу пользу практически — ни один гитлеровский или итальянский корабль через Босфор в Черное море не прошел. И ни турки, ни болгары, ни разу против нас серьезно не рыпнулись, даже когда наши подлодки топили их суда. Хотя для многих это был бы casus belli. А все что имели на Черном море гитлеровские кригсмарине — это всякая мелочь типа шнельботов и десантных барж, которые они протащили по Дунаю, привезли по железной дороге в туже Констанцуи построили в 1942-1943 годах на наших же верфях. Итог сего приказа был печален — на своих собственных минах погибли три наших эсминца, тральщик, и десяток транспортов с грузом, гражданскими пассажирами и бойцами РККА, в том числе пассажирский пароход 'Ленин' с полутора тысячами пассажиров — женщин и детей, которых эвакуировали из Одессы. Именно на узких фарватерах среди наших же минных полей, на которых практически исключено маневрирование, люфтваффе ловило и топило наши корабли у Севастополя и других портов. Да и мутная история с катастрофой пассажирского теплохода 'Армения' в которой также погибло несколько тысяч человек тоже произошла из-за этих же мин. Во всяком случае, наша версия о том, что 'Армения' была потоплена люфтваффе не подтверждается немецкими архивами, захваченными после войны...

Видя мою физиономию, наверняка погрустневшую от всех этих невеселых воспоминаний о будущем, Филипп Матвеевич спросил:

— Что-то вы погрустнели молодой человек. Не можете вспомнить?

— Увы, да. Ничего из своей жизни не могу вспомнить. Как корабль к бою и походу подготовить помню. Как курс проложить и как координаты по звездам определить помню. И еще много чего, связанного с кораблем помню. А вот о себе ничего не помню. И просто о жизни я ничего не помню. Я не помню, сколько стоит, например хлеб и молоко, или сколько стоит проезд в трамвае.

— Но коль вы помните, что такое трамвай и молоко это уже хорошо! — усмехнулся Филипп Матвеевич. И продолжил:

— Собственно вами и вашей головой мы сейчас и займемся. Ее, так сказать внешней стороной. Итак, коллеги, продолжим осмотр больных. Подходите ближе и обратите внимание на....

После этого меня окружили медики, и разговор практически полностью переключился с русского языка на латынь и я стал понимать едва ли четверть того, о чем говорилось.

Тем временем с моей головы и руки сняли повязки, а вскоре с головы срезали и швы. Вскоре меня перебинтовали снова, но уже гораздо меньше. Во всяком случае, марлю с глаз уже не приходилось убирать, чтобы что-то видеть. Филипп Матвеевич подвел итоги осмотра:

— Итак, молодой человек. Должен вам сказать, и коллеги это подтвердят, что процесс вашего выздоровления идет в целом успешно. Жара у вас нет, раны чистые, всяческих возможных нехороших последствий и осложнений нам удалось избежать. Удар по голове пришелся в основной по касательной. Падающими железяками вам содралоконечно же не маленький лоскут кожи, но череп цел. Мы все раны зашили. Шрамы от них безусловно останутся, но не так что бы уж очень ужасные... Мда-с...Заживает на вас все хорошо и довольно быстро. Пожалуй, этому способствовало ваше бессознательное состояние... или может это был беспробудный сон? В течении целой недели... Думаю что через три-четыре дня повязку с головы и руки снимем. А вот перелом это не так быстро. Через месяц сделаем рентгеновский снимок и посмотрим. Так что главное для вас на ближайшее время покой и сон. Спать можете сколько угодно. Мой вам совет — отсыпайтесь на будущее...

— Спасибо. Я так и буду делать. А когда я смогу вставать? Ну хотя бы для того чтобы... — я замялся.

— В туалет сходить? — продолжил Филипп Матвеевич.

— Угу, — я угрюмо кивнул.

— Если бы не травма головы и с левой рукой у вас все было бы в порядке, то костыли можно было бы дать вам прямо сейчас. Но я боюсь, что из-за этих травм вы не удержитесь и причините себе еще какие-нибудь новые повреждения. Так что еще недельку полежите и поспите. А с утками вам помогут...

— Понятно.

Вскоре врачи ушли, и я вновь остался один. Потом принесли ужин. Потом... Об этом мне стыдно вспоминать. В общем две пожилые санитарки возились со мной как с неразумным младенцем. Впрочем, вся эта возня отвлекала меня от печальных мыслей о будущем, и окончательно подавила первоначальное желание записать все, что ждет страну в ближайшие пять лет, и отправить эти записи письмом Сталину. В том, что такое письмо будет получено адресатом, я не сомневался. А вот то, что главным следствием прочтения такого письма станет мое помещение в психушку, 'в желтый дом', в Кащенко, (или как тут сейчас называют в просторечии психиатрические больницы? Профессор Кащенко еще живет и здравствует, а больницу его именем назовут еще только лет через ...надцать) я тоже перестал сомневаться. Скажете жестоко? А как бы вы сами на месте Сталина отнеслись к автору письма, который станет утверждать, что через три года начнется война, что 'непобедимая и легендарная' будет отступать от западной границы до Москвы, Сталинграда и Кавказа? Особенно если про автора письма точно известно, что он — контуженный на всю голову сопливый лейтеха потерявший память? Или просто сочтете его паникером и провокатором и 'шлепнете' по 58-ой статье? Я сам бы такого наверное 'шлепнул бы', что бы ни тратиться в течение десятилетий на содержание скорбного разумом безнадежного больного... В прочем, даже если Сталин поверит, то кому он поручит исправлять ситуацию и не допустить поражения 1941 года? Да все тем же господам-генералам и маршалам: Начальникам Генерального Штаба РККА Мерецкову и Жукову? Командующим приграничными военными округами? Павлову и опять тому же Жукову? Но это ведь те самые Мерецков с Павловым, которые в январе 1940 года пришли к выводу 'что в случае победы Германии нам хуже не будет'. Это ведь тот же самый Жуков, который весь 1937 год тихо и не отсвечивая провалялся по госпиталям толи с ботулизмом толи с бруцеллезом, а будучи начальником Генштаба РККА в первой половине 1941 года и подставит своими решениями войска под разгром, и который 1 июля устроил истерику , узнав из передачи геббельсовского радио о сдаче Минска... Впрочем, сейчас Жуков еще не распиаренный маршал, а комкор или даже еще комдив. Пиарить его начнут через год, после Халхин-Гола... В ВВС будет командовать тот же Рычагов, приказавший в марте 1941 года снять с самолетов рации для улучшения маневренности... А печально известные командующие армиями Власов, Лукин, и Козлов с Петровым куда денутся? Или, ЯкорныйБабай задери адмиралов Иванова-Октябрьского с Трибуцем. То-то же что никуда они все не денутся. Все они как сидели на своих местах, так и будут сидеть на тех же местах. В общем классика-с: 'Что делалось, то и будет делаться. Что было, то и будет'. Мда-с...

Нет, письмо Сталину это не решение. Хотя... а если писем будет несколько? Сначала писать о ближайших событиях второй половины 1938 года и о событиях 1939 года? О том, что будет общеизвестно и что смогут быстро проверить. А уж после того, как точность моей информации не будет вызывать чрезмерно больших сомнений, писать о проблемах и трагедиях 1941 года? Может быть такая метода поможет?

А может, черт с ними с господами-генералами? Они ведь практически все войну пережили. Нет, безусловно, генералы тоже погибали в войну. Апансенко, Черняховский, Ефремом, Ватутин, Полбин... Или тот же Кирпонос, на которого посмертно свалили сдачу Киева. Вот только практически все погибшие генералы к принятию глобальных решений в предвоенное время были абсолютно непричастны. Кто-то из них до войны был только полковником или служил на Дальнем Востоке. В итоге все они точно также расхлебывали дерьмо, заваренное другими, тем самым предвоенным Начальником Генштаба РККА 'маршалом Победы' блин, Жуковым, который 'от Ильича до Ильича без инфаркта и паралича'(с). И кстати, как человек, в служебной характеристике которого написано 'На штабную и преподавательскую работу назначен быть не может — органически её ненавидит' все же был назначен на штабную работу, причем на самую высшую в стране? Склонен думать, что в ответе на эту загадку и кроется главная тайна наших поражений 1941 года...