Капитан-лейтенант

Вместо предисловия:

1. Данный текст является красной пропагандой, посему всем тем, кто путает "советское" и "российское", всем власовцам, нацикам, "ватникам" и прочим поклонникам ВВП и ХПП читать данный текст вредно для здоровья.

2. В тексте намеренно есть некоторые так сказать "заклепочные" косяки — у главного героя там нет под руками википедии и прочих библиотек для проверки фактов, и в прошлое его занесло в одиночку, а не во главе эскадры или на атомной ПЛ, как некоторых :).

3. Если считаете что данный текст — полная фигня, напишите лучше, я с удовольствием прочту ваше сочинение.

4. Все, что я хотел сказать этим текстом, сказано в самом тексте...

* * *

В семь часов утра 22 апреля 2020 года, в Николаеве, по улице Советской, почти пустой в столь раннее время, шел один очень пожилой мужчина. Не смотря на свой более чем почтенный возраст — недавно ему исполнилось 110 лет — шел он довольно быстрым и твердым шагом. В правой руке он держал букет из пяти красных гвоздик, а левой рукой периодически опирался на изящную трость. Одет он был в потертую временем и посеревшую, некогда темно-синюю, но аккуратную и тщательно разглаженную форму, в которой глаз историка военно-морского флота или опытного реконструктора без труда опознал бы форму капитан-лейтенанта РККФ образца 1941 года. Но историка, ни тем более реконструктора в это время и в этом месте не было.Пройдя Советскую, старыйморяк свернул на площадь имени Ленина, и, подойдя к памятнику Владимиру Ильичу, возложил свой букет к его подножию. Постоял немного, затем четко развернулся кругом и пошел обратно.

Его парадный адмиральский мундир остался висеть дома в шкафу, поскольку всем новомодным мундирам он предпочитал вот эту старую, прошедшую всю войну форму. Да и к золотым погонам он относился более чем скептически. Не любил он и всякие официальные мероприятия, на которые его приглашают, не смотря на то, что он уже более тридцати лет в отставке. А идиосинкразия к официальным мероприятиям возниклау него уже очень давно и во многом из-за того что несмотря (или даже благодаря) прошедшему времени, он не мог рассказывать всё...

* * *

'В камине весело плясал огонь....'

Эта мысль почему-то возникла у меня в голове, когда я проснулся. Почему эта? Не знаю. Может потому что вчера перед сном я с пол часика читал забавный исторический роман?

Впрочем, в соответствии с давней, практически полувековой привычкой, проснулся я как обычно очень рано. Встаю я обычно в шесть, слегка разминаюсь, готовлю завтрак, приношу жене кофе в кровать и собираюсь на работу. Благо, что на работу мне ехать далеко не надо, она почти рядом, всего в десяти минутах весьма неспешной прогулочной ходьбы. Чувствую, что до шести часов еще можно и поспать чуток, но вместе с тем внезапно возникло странное ощущение — что-то идет не так. Но что именно не так, понять не могу.

Ах, да вот же оно — птицы за окном щебечут слишком громко и в комнате слишком светло для 5 часов утра 26 декабря. Странно... В декабре так светло в пять утра не бывает...А то что сегодня конец декабря я не сомневался ни на секунду. Вчерашний день я помню слишком хорошо, чтобы ошибаться. Вчера были два праздника — Рождество и день рождения моего деда. Дед родился как раз в Сочельник девятьсот девятого года. Тысяча девятьсот девятого...

По семейной традиции мы отметили оба события. Отметили опять же таки по нашим семейным традициям, без застольного экстремизма и фанатизма, то есть без буйных пиршеств и обильнейших возлияний. Детям положили подарки под елку, а деда помянули стопкой за ужином. Я никогда его не видел. Дед погиб в сорок первом, задолго до моего рождения. Бабушка в июле и августе сорок первого получила две 'похоронки' и извещение 'пропал без вести'. И его единственное письмо, датированное 18 августа, что было уже после даты последней похоронки.... Помянули символически, как обычно. У меня нет привычки надираться до потери пульса.

Слишком уж громко птицы за окном щебечут для декабря. Оно конечно же воробьи с синицами шуметь могут в любое время года, но что бы скворцы пели в декабре? Да еще так чтобы у меня голова трещала? Такогоптичьего пения зимой не бывает. Впрочем, чую, ужасно болит не только голова, но и все тело ломит. Ага, скажи еще как Шарик 'и хвост отваливается'.

С трудом разлепляю глаза и смотрю в потолок. 'Разлепляю глаза' это я слегка поторопился. Открылись, конечно, оба глаза, вот только левому глазу видеть что-либо вокругмешает марлевая повязка, на которую глаз смотрит в упор. И откуда эта повязка взялась?

Правым глазом я вижу гораздо больше. Надо бы сдвинуть повязку с левого глаза. Вот, так уже гораздо лучше. Над головой обычный побеленный известкой потолок, такой же, как у меня в спальне, вот только он выше, чем должен быть у меня дома. Стены тоже белые, побеленные известкой, как и потолок, и никаких обоев. Напротив никелированная кровать, рядом с ней справа белая, покрашенная масляной краской тумбочка, а слева какая-то железная конструкция. Слева в дальнем углу выкрашенный такой же белой краской шкаф. Рядом с моей кроватью гнутый венский стул, из темного, почти черного дерева, кажется ореха и точно такая же белая крашенная тумбочка, а за ней облицованная сине-белыми изразцами печь. Справа от моей кровати приоткрытое окно, слегка прикрытое белой полотняной занавеской, висящей на темной, почти черной деревянной штанге. Если слегка подвинуться на кровати и протянуть руку, то занавес можно и подвинуть, полностью открыв вид из окна. Пытаюсь это сделать. Уй, черт! Двигаться больно. Очень больно. Но, тем не менее, если двигаться медленно и аккуратно, то боль терпимая и подвинуться к краю кровати у меня получилось. Получилось и слегка отодвинуть занавес.

Вид из окна, хотя получился и не особо широкий, все-таки часть окна все еще закрыта занавеской, но меня этот видшокировал. Прямо под окном зеленеют деревья, на них весело резвятся скворцы и вездесущие воробьи. А вот чуть дальше за деревьями мрачно темнеет громада давно закрытого Госпитального Собора. Я никогда не видел сей собор с такого ракурса, но не узнать его не возможно.

Из всего увиденного может быть только один вывод — я в госпитале. Не в городской больнице в Дубках, не в БСМП, а именно в госпитале. Причем в старом Морском Госпитале. Но Боги Олимпа, я не помню, как и почему я сюда попал! И почему деревья зеленые в декабре???? И почему я весь перевязанный? Почему все болит, и я ни черта не помню?

Пытаюсь себя ощупать. Мда... Что-то странное. Перебинтованы голова и левое плечо, впрочемлевой рукой можно шевелить, хотя и весьма ограниченно из-за повязки. А левой ногой шевелить почти не получается — похоже она в гипсе.

Мдаааа...

И что это было ?

Почему я в гипсе и в госпитале?

Вывод напрашивается совсем не утешительный. Неужелипутлеру надоело играться с 'гибридной войной' и он начал полномасштабное вторжение на Украину ради 'сухопутного коридора в Крым и Приднестровье', о котором уже три года кричат все пропагандоны в инете?Он приказал и 'Ихтамнеты', вернувшись после сирийских тренировочных гастролей на свои базы, и накрыли Николаев ковровой бомбежкой кассетными боеприпасами, так же как намедниАлеппо и другие сирийские города?И мой дом попал под эту раздачу? Вместе с городскими больницами?...А старый Морской Госпиталь уцелел, он ведь давно уже стал далеким от центра городской жизни, да и маленький. Иначе объяснить мое попадание в госпиталь невозможно.

Вариант со взрывом бытового газа, как это было пару лет тому в соседнем квартале не подходит — тогда пострадавших, которых спасателям удалось живыми выкопать из руин, 'скорые' отвозили в БСМП.

Мысли в голове скачут одна другой радостнее. Но тут прямо над головой что-то захрипело и зашипело, затем шипение прекратилось, и зазвучала песня. Очень знакомая до боли, но давно не слышанная. Я как мог, повернул голову и удивленно скосил глаза вверх влево, туда, откуда звучала эта песня. На стене, чуть выше кровати, так, чтобы слегка подвинувшись можно было бы дотянуться до регулятора громкости, висела классическая, известная по фильмам и фотографиям о Войне черная тарелка радиоточки.

И из этой тарелки звучал 'Интернационал'.

Я не верил своим ушам. И что бы это значило???? Кому-то понадобилось ТАК шутить?

Тем временем 'Интернационал' закончился и приятный женский голос произнес:

— Доброе утро, товарищи. Сегодня четверг, 28 апреля 1938 года. Московское время шесть часов утра...

— ???? ЧТО??? Какое 28 апреля?? Какой тридцать восьмой? Сегодня же семнадцатый год! Две тыщщи семнадцатый! Декабрь!!! — заорал я от неожиданности и попытался вскочить.

Из этой попытки ничего не вышло — острая режущая боль скрутила меня и я отключился...

Поэтому я не видел и не слышал, как на мой крик прибежали две медсестры.

Увидев что я без сознания, старшая сказала младшей:

— Бредит бедняга, сильно же ему досталось. Вот и кричит во сне.

Постояв немного в ожидании и в надежде — может, я очнусь, они поправили подушку и вскоре ушли.

Когда я вновь очнулся, день уже клонился к вечеру — это чувствовалось по цвету заката, проливавшемуся в мою комнату, то есть в палату, сквозь приоткрытую мной занавесь. Прошедший день ничего не изменил — я по-прежнему лежал в одной из палат Морского Госпиталя. И я по-прежнему был перебинтован и загипсован. Вот только то, что я мог видеть, было не моим телом, к которому я привык уже за более чем половину столетия. Руки точно не мои — нет на них моих шрамов, одному из которых от неудачной работы с пилой уже почти пятьдесят лет. И других шрамов, посвежее, например шрама от собственноручно зашитой раны тоже нет. Да и все остальное тело тоже не мое. Оно вдвое моложе, как на мой взгляд.

И что бы все это значило?

Переселение душ? Все так, как там пишут во всяких фентези про попаданцев и альтернативной истории, в которых они регулярно машут кулаками после драки?

На кой черт оно мне все надо? Я не фанат этого жанра. Нет, безусловно, я читал разные книжки, в том числе и на эти темы. Некоторые из них я находил даже забавными и годными для того чтобы почитать в поезде или самолете при дальних поездках или там с полчасика на сон грядущий вместо снотворного. Но в литературе предпочитаю альтернативной истории — реальную, и мемуары. Нет, безусловно, многие авторы и в мемуарах фантазируют и врут, но не столь многои откровенно.

Радиоточка продолжала что-то говорить, и я стал прислушиваться к издаваемым ею звукам.

Черт, судя по стилю музыки, новостей и прочих передач меня всё-таки занесло именно в 1938 год. Если это конечно не чья та жестокая шутка. Непонятно главное — кто я? У меня нет знакомых, которые могли бы профинансировать такой спектакль. А если это не спектакль? Если этот кошмар Тогда для меня лично все очень печально...

Увы, но я практически ничего не помню про этот год. Нет, я конечно же помню очень и очень многое из глобальных событий произошедших в 1938 году — о всяких там аншлюсах, Хасанах, Мюнхенских сговорах, о разделе Чехословакии, о том что Берия назначен летом 1938 года заместителем, а с ноября — Народным Комиссаром Внутренних Дел, о 'репрессиях и кровавойгебне', и тд и тп помню. И о многом другом тоже помню. В общем 'все, что было не со мной, помню'. Я помню массу глобальных фактов и мелких, но, тем не менее, важных фактиков из мемуаров , книг по истории и рассказам моих родственников, живших в это время.

К моему сожалению, я ни черта не знаю о практической, бытовой стороне жизни людей в 1938 году. Я не знаю элементарного — почем нынче хлеб и проезд в трамвае, сколько стоит та же бутылка водки и мужские ботинки с костюмом и рубашками. Или кепки, в которых сейчас все ходят. Не писали об этом в учебниках истории, да и в большинстве мемуаров этот вопрос обойден вниманием.

Я ни черта полезного и необходимого в повседневной жизни не знаю.

И самое главное — я не знаю как меня зовут и кто я такой. Это разным книжным героям достается память тел, в которых всякие демиурги внедрили их попаданческиедуши. Эти попаданцы знают экзотические языки, становятся принцами, монархами и мэтрами исторического фехтования и всяческими 'мастерами единобоберств'.

А вот мне никакой памяти от этой тушки не досталось. Хорошо хоть моя собственная память осталась. Ладно, хрен с ним, с попаданчеством и памятью моей тушки. Будем выживать и приспосабливаться, используя то, что у меня есть в памяти.

С тем, что мою душу кому-то было угодно перетащить в прошлое, я почти смирился.

Главное не думать о моей семье, и о том, что осталось и произошло там, в семнадцатом году. В две тысячи семнадцатом. Иначе я точно сойду с ума.

Все! Об этом не думать.Никогда. Неплохо было бы дожить до семнадцатого года и посмотреть, что тогда будет. Но это уж как получится. Этой моей тушке в 2017 году будет лет сто. Причем, пожалуй, что даже сто лет 'з гаком'. Столько не живут обычно. Особенно с учетом перспективы будущей Великой Отечественной. Сколько по статистике выжило выпускников 1941 года? Три процента кажется? Но будем стараться прожить все эти годы так, чтобы не было обидно. А там как бог даст. Или Боги.Ну или те, не знаю уж точно как их там зовут, в общем те кто перетащил мою душу сюда. Все! О семнадцатом годе не думать!

НЕ ДУМАТЬ!!!

Но мысли все же путаются.

Вот только не понятно все же, зачем и почему меня сюда перетащили?

И в кого мою душу поместили?

Тоже не понятно.

Точно, что ни в одного из моих дедов. Они оба в Николаеве никогда не были. А то, что я в Николаеве это без всяких сомнений. Собор, который виден из окна, уж очень характерен. Да и скворцы,поющие в апреле, явно южные. Они в это время весьма и весьма далеко от Николаева. Один строит школу и дома на Киевщине. А второй кажется или еще воюет в Испании или буквально на днях должен вернуться домой, в Харьков. Историю семьи с точностью до дня я, конечно же, не помню и не знаю. Даже бабушка, когда рассказывала об этом, день, когда дед вернулся из этой испанской командировки, точно вспомнить не могла и только плакала.

То есть я попал в кого-то совершенно для меня чужого, к тому же тяжелораненого, возможно в той же Испании. Хотя это крайне маловероятно. Пароходом из Барселоны в Николаев две недели ходу, если не больше. И что, тушка все эти две недели была без сознания? Сомнительно... Впрочем, говорят народ иногда и самолетами вывозили. 'ТБ-3' в одну сторону бензину хватало. Но что-то смутно верится в это. Если уж раненый был на столько важен, что его везли из Испании самолетом, то с дозаправкой в Одессе увезли бы в Москву, в столичный госпиталь, а не оставили бы здесь. Скорее всего, это было что-то местное.

О себе-то я все помню. Безусловно, кроме мгновения переноса моей души сюда. А вот о том, что было с этим телом, не помню ничего. Абсолютно ничего.

Значит что? Значит, придется болеть амнезией. Избито, в прямом смысле слова. Но что поделать? Выбирать-то не приходится. Благо для этого есть все основания — голова перевязана, значит, чем-то по башке прилетело. Но и в психушку не хочется. Надо срочно выяснить в кого же это я влип.

Кстати, а как эту ситуацию научно называют? Ретроградная амнезия, кажется?

В общем, будем разбираться потихоньку. Если на ноге гипс, а ничем другим кроме гипса, эта бандуристая повязка на левой ноге быть не может, значит это перелом. А с переломом ноги мне валяться в госпитале или дома как минимум месяц, если не два. Знать бы ещетолком что со мной случилось? Стоп. Дома... А где я тут живу? Дом хоть какой-то должен быть обязательно. Ведь судя по практически персональной палате, я тут явно не бомж.

О! Судя по звукам из коридора, я это скоро узнаю. Похоже, это идет обычный для всех больниц вечерний обход пациентов.

Точно, обход.

Дверь в мою палату распахнулась, и в нее вошел самый настоящий доктор Айболит в сопровождении молодых врачей и медсестер. Конечно, его зовут не Айболит, но выглядит он точно как знаменитый доктор на иллюстрациях к этой детской сказке — довольно высокий, худощавый, пожилой, с седой бородкой клинышком и в круглых очках. У меня были подобные очки alaLennon, давно, еще в институте.

— Добрый вечер, — я попытался поздороваться, но голос прозвучал очень хрипло и глухо. Черт, в глотке все пересохло.

— О! Наш герой очнулся! — воскликнул Айболит, подойдя ко мне. Он помолчал, традиционно щупая пульс на моем левом запястье. Потом прибавил — Горазды же вы батенька спать! Вас уже неделю как привезли, а вы все никак не могли очнуться! Как вы себя чувствуете?

— Замечательно! — прохрипел я. В горле окончательно пересохло.

— Дайте ему немедленно воды! — Айболит скомандовал своему окружению, и она из медсестер почти сразу поднесла ко рту носик маленького чайничка. Я сделал пару глотков и мне немного полегчало. Во всяком случае, разговаривать я уже мог нормально.

— Большое спасибо, хорошо! Если не считать всяких мелочей... — я попробовал пошутить. — Можно мне чай, крепкий, сладкий и горячий? А то башка сильно трещит.

— Вы слышали что просил наш раненый? — спросил Айболит не обращаясь ни к кому персонально. И тут же скомандовал — Приготовьте немедленно !

— Большое спасибо... Э-э-э-э. .. Извините доктор, не помню как вас величать . Я вообще ничего не помню...

— Филипп Матвеевич, — подсказал Айболит.

— Большое спасибо, Филипп Матвеевич...

— Не за что, молодой человек. Вы это и не могли помнить. Вас сюда в бессознательном состоянии привезли. Стоп, что вы сказали? Вы ничего не помните? То есть совсем ничего?

— Совсем или нет, я не знаю. Вы спрашивайте, и тогда станет ясно, что я помню, а что нет.

— Вы имя свое помните?

-Имя?

— Ну как вас зовут?

— Имя... Имя... Увы.... Нет, нет не помню.

— Тек-с. Хорошо-с. Нет, конечно, ничего хорошего в потере памяти нет. Но такое бывает в подобных случаях. Ну ладно, начнем с самого простого.... Итак. Дважды два ?

— Четыре!

— Шестью восемь?

— Сорок восемь!

— Хмм... Оловянный, деревянный, стеклянный...

Я задумался на пару мгновений.

— А, понял! Оловянный, деревянный, стеклянный — исключения, пишутся с двумя буквами 'н'! — я радостно выпалил ответ.

— Сумма квадратов катетов...

— ... равна квадрату гипотенузы! Это теорема Пифагора!

— Царской водочки не хотите ли? — Айболит, упс, пардон, Филипп Матвеевич, посмотрел на меня с хитрым прищуром.

— Нет, благодарю вас покорнейше, не хочу. Царская водка — это не водка вовсе, а смесь разных кислот, серной и соляной кажется, в очень высокой концентрации.

— Ну что ж, молодой человек. Похоже, что вы получили хорошее образование, и оно вас не покинуло. Это лучше чем я рассчитывал, но несколько хуже, чем я надеялся.

— Филипп Матвеевич, может быть, вы будете столь любезны, и сообщите мне кто я такой и как меня зовут? С образованием я в любом случае смогу разобраться и сам. Время у меня для этого есть , судя по гипсу и повязкам лежать мне тут еще долгонько, так что если мне кто-то принесет школьные учебники, то я все это быстро вспомню. А вот кто я такой, ни в каких в учебниках не написано, и я не уверен, что я сам смогу это вспомнить. Во всяком случае, вспомнить все быстро.

— Мда-с... Амнезия-с....Такое было в моей практике в Империалистическую и Гражданскую. Контузии, ранения в голову.... Память в большинстве случаев возвращалась. Возвращалась правда у всех по-разному. У кого-то сразу, скачком, ну как лампочку электрическую включили. Щелк и все. А у кого-то кусками, долго и мучительно, причем до конца так и не восстановилась. Впрочем, это не мешало и не мешает им практически нормально жить и работать...

— Так кто же я такой?

— Да-да, сейчас... — одна из медсестер подала Филиппу Матвеевичу папку. Он открыл ее и прочитал:

— Так-с... Федоров Сергей Иванович, 1909 года рождения, из рабочих, член ВКП(б), старший лейтенант РККФ, командир корабля... Недавно назначен, этот корабль, на знаю какой, еще строится на судостроительном заводе ... Кстати, завод тут почти рядом, поэтому вас быстренько и привезли сюда. Там, на заводе, на этом, как его... стапеле... и произошло ЧП. Тут не написано что именно произошло... Мне только сказали, что вы вели себя героически и кого-то спасли. Это имя вам знакомо?

— Увы, нет. Я ничего этого не помню. Имени своего тоже ... — удивление явно было у меня на лице, но я соврал врачу. Это имя я вспомнил. Имя, безусловно, не мое, но мне оно знакомо. Про историю кораблей Черноморского Флота, про их судьбу и судьбу их экипажей во время Великой Отечественной Войны я прочитал все, что смог найти в библиотеках, еще давно, в школе, и потом, уже в двухтысячные пополнил эту информацию из интернета.

Мда-с... Повезло мне как утопленнику. Нет чтобы в принца там средневекового попасть, или хотя бы в царя-батюшку как все крутые попаданцы. А тут я не попал, я тут влип. Это не попаданчество, это попадалово. Парню этому, Сергею Федорову, то есть теперь мне, осталось жить три с половиной года. Федоров Сергей Иванович, командир эсминца, 'Совершенный' насколько я помню.Сейчас этот корабль иначе называется. Не знаю почему, но имена кораблей поменяли в 1940м, зачем не понятно, ну да ладно. Не это главное. Главное что эсминец сей был заложен в 1936 году по проекту 7, анамедни, коль на улице апрель 1938 года, уже перезаложен по проекту 7у. Эсминецэтот, да и другие корабли из этой серии, строили безумно долго. Поэтому он не был готов в началу войны, а в августе 1941 года 'Совершенный' еще только проходил ходовые испытания и на мерной миле нарвался на мину. Корабль был сильно поврежден, его утащили на буксире в Севастополь и уже там, у стенки судоремонтного завода его добила гитлеровская авиация. До Победы из экипажа в 280 человек не дожил никто...Самое обидное, что мина-то была наша. За нее 'большое спасибо' гражданину Иванову, более известному как командующий Черноморским Флотом адмирал Октябрьский. Петля на рее по этому адмиралурыдает горючими слезами. Именно по его идиотскому приказу тысячи мин были выставлены возле наших берегов, а не возле вражеских. Этих семи с половиной тысяч мин хватило бы чтобы намертво запереть единственного нашего врага на Черном море — румынский флот — в его базах, Констанце и Мангалии, намертво. Остальные — турки и болгары — всю войну отсиделись, спрятавшись за своим нейтральным статусом. Причем турки были нейтралами в нашу пользу практически — ни один гитлеровский или итальянский корабль через Босфор в Черное море не прошел. И ни турки, ни болгары, ни разу против нас серьезно не рыпнулись, даже когда наши подлодки топили их суда. Хотя для многих это был бы casus belli. А все что имели на Черном море гитлеровские кригсмарине — это всякая мелочь типа шнельботов и десантных барж, которые они протащили по Дунаю, привезли по железной дороге в туже Констанцуи построили в 1942-1943 годах на наших же верфях. Итог сего приказа был печален — на своих собственных минах погибли три наших эсминца, тральщик, и десяток транспортов с грузом, гражданскими пассажирами и бойцами РККА, в том числе пассажирский пароход 'Ленин' с полутора тысячами пассажиров — женщин и детей, которых эвакуировали из Одессы. Именно на узких фарватерах среди наших же минных полей, на которых практически исключено маневрирование, люфтваффе ловило и топило наши корабли у Севастополя и других портов. Да и мутная история с катастрофой пассажирского теплохода 'Армения' в которой также погибло несколько тысяч человек тоже произошла из-за этих же мин. Во всяком случае, наша версия о том, что 'Армения' была потоплена люфтваффе не подтверждается немецкими архивами, захваченными после войны...

Видя мою физиономию, наверняка погрустневшую от всех этих невеселых воспоминаний о будущем, Филипп Матвеевич спросил:

— Что-то вы погрустнели молодой человек. Не можете вспомнить?

— Увы, да. Ничего из своей жизни не могу вспомнить. Как корабль к бою и походу подготовить помню. Как курс проложить и как координаты по звездам определить помню. И еще много чего, связанного с кораблем помню. А вот о себе ничего не помню. И просто о жизни я ничего не помню. Я не помню, сколько стоит, например хлеб и молоко, или сколько стоит проезд в трамвае.

— Но коль вы помните, что такое трамвай и молоко это уже хорошо! — усмехнулся Филипп Матвеевич. И продолжил:

— Собственно вами и вашей головой мы сейчас и займемся. Ее, так сказать внешней стороной. Итак, коллеги, продолжим осмотр больных. Подходите ближе и обратите внимание на....

После этого меня окружили медики, и разговор практически полностью переключился с русского языка на латынь и я стал понимать едва ли четверть того, о чем говорилось.

Тем временем с моей головы и руки сняли повязки, а вскоре с головы срезали и швы. Вскоре меня перебинтовали снова, но уже гораздо меньше. Во всяком случае, марлю с глаз уже не приходилось убирать, чтобы что-то видеть. Филипп Матвеевич подвел итоги осмотра:

— Итак, молодой человек. Должен вам сказать, и коллеги это подтвердят, что процесс вашего выздоровления идет в целом успешно. Жара у вас нет, раны чистые, всяческих возможных нехороших последствий и осложнений нам удалось избежать. Удар по голове пришелся в основной по касательной. Падающими железяками вам содралоконечно же не маленький лоскут кожи, но череп цел. Мы все раны зашили. Шрамы от них безусловно останутся, но не так что бы уж очень ужасные... Мда-с...Заживает на вас все хорошо и довольно быстро. Пожалуй, этому способствовало ваше бессознательное состояние... или может это был беспробудный сон? В течении целой недели... Думаю что через три-четыре дня повязку с головы и руки снимем. А вот перелом это не так быстро. Через месяц сделаем рентгеновский снимок и посмотрим. Так что главное для вас на ближайшее время покой и сон. Спать можете сколько угодно. Мой вам совет — отсыпайтесь на будущее...

— Спасибо. Я так и буду делать. А когда я смогу вставать? Ну хотя бы для того чтобы... — я замялся.

— В туалет сходить? — продолжил Филипп Матвеевич.

— Угу, — я угрюмо кивнул.

— Если бы не травма головы и с левой рукой у вас все было бы в порядке, то костыли можно было бы дать вам прямо сейчас. Но я боюсь, что из-за этих травм вы не удержитесь и причините себе еще какие-нибудь новые повреждения. Так что еще недельку полежите и поспите. А с утками вам помогут...

— Понятно.

Вскоре врачи ушли, и я вновь остался один. Потом принесли ужин. Потом... Об этом мне стыдно вспоминать. В общем две пожилые санитарки возились со мной как с неразумным младенцем. Впрочем, вся эта возня отвлекала меня от печальных мыслей о будущем, и окончательно подавила первоначальное желание записать все, что ждет страну в ближайшие пять лет, и отправить эти записи письмом Сталину. В том, что такое письмо будет получено адресатом, я не сомневался. А вот то, что главным следствием прочтения такого письма станет мое помещение в психушку, 'в желтый дом', в Кащенко, (или как тут сейчас называют в просторечии психиатрические больницы? Профессор Кащенко еще живет и здравствует, а больницу его именем назовут еще только лет через ...надцать) я тоже перестал сомневаться. Скажете жестоко? А как бы вы сами на месте Сталина отнеслись к автору письма, который станет утверждать, что через три года начнется война, что 'непобедимая и легендарная' будет отступать от западной границы до Москвы, Сталинграда и Кавказа? Особенно если про автора письма точно известно, что он — контуженный на всю голову сопливый лейтеха потерявший память? Или просто сочтете его паникером и провокатором и 'шлепнете' по 58-ой статье? Я сам бы такого наверное 'шлепнул бы', что бы ни тратиться в течение десятилетий на содержание скорбного разумом безнадежного больного... В прочем, даже если Сталин поверит, то кому он поручит исправлять ситуацию и не допустить поражения 1941 года? Да все тем же господам-генералам и маршалам: Начальникам Генерального Штаба РККА Мерецкову и Жукову? Командующим приграничными военными округами? Павлову и опять тому же Жукову? Но это ведь те самые Мерецков с Павловым, которые в январе 1940 года пришли к выводу 'что в случае победы Германии нам хуже не будет'. Это ведь тот же самый Жуков, который весь 1937 год тихо и не отсвечивая провалялся по госпиталям толи с ботулизмом толи с бруцеллезом, а будучи начальником Генштаба РККА в первой половине 1941 года и подставит своими решениями войска под разгром, и который 1 июля устроил истерику , узнав из передачи геббельсовского радио о сдаче Минска... Впрочем, сейчас Жуков еще не распиаренный маршал, а комкор или даже еще комдив. Пиарить его начнут через год, после Халхин-Гола... В ВВС будет командовать тот же Рычагов, приказавший в марте 1941 года снять с самолетов рации для улучшения маневренности... А печально известные командующие армиями Власов, Лукин, и Козлов с Петровым куда денутся? Или, ЯкорныйБабай задери адмиралов Иванова-Октябрьского с Трибуцем. То-то же что никуда они все не денутся. Все они как сидели на своих местах, так и будут сидеть на тех же местах. В общем классика-с: 'Что делалось, то и будет делаться. Что было, то и будет'. Мда-с...

Нет, письмо Сталину это не решение. Хотя... а если писем будет несколько? Сначала писать о ближайших событиях второй половины 1938 года и о событиях 1939 года? О том, что будет общеизвестно и что смогут быстро проверить. А уж после того, как точность моей информации не будет вызывать чрезмерно больших сомнений, писать о проблемах и трагедиях 1941 года? Может быть такая метода поможет?

А может, черт с ними с господами-генералами? Они ведь практически все войну пережили. Нет, безусловно, генералы тоже погибали в войну. Апансенко, Черняховский, Ефремом, Ватутин, Полбин... Или тот же Кирпонос, на которого посмертно свалили сдачу Киева. Вот только практически все погибшие генералы к принятию глобальных решений в предвоенное время были абсолютно непричастны. Кто-то из них до войны был только полковником или служил на Дальнем Востоке. В итоге все они точно также расхлебывали дерьмо, заваренное другими, тем самым предвоенным Начальником Генштаба РККА 'маршалом Победы' блин, Жуковым, который 'от Ильича до Ильича без инфаркта и паралича'(с). И кстати, как человек, в служебной характеристике которого написано 'На штабную и преподавательскую работу назначен быть не может — органически её ненавидит' все же был назначен на штабную работу, причем на самую высшую в стране? Склонен думать, что в ответе на эту загадку и кроется главная тайна наших поражений 1941 года...

Вот ведь что еще любопытно, во всех фентези на тему альтернативной истории,которые я читал, и в которых главные герои попадают во времена предвоенные, они, эти самые герои всеми силами и средствами спешат избежать встречи со своими предками. Хотя стремление помочь родне, тем более очень близкой — своим дедушкам и бабушкам, а то и родителям — для нормального человека дело абсолютно естественное. И на службу в РККА они идут с неохотой и величайшими душевными терзаниями. Как же ж, он будут служить 'тирану'. А вот если герои попадают во времена 'царей-батюшек', и не важно кто этот 'батюшка' — крепостник Николай Палкин, или 'святой мученик' Николай Кровавый, у этих героев, особенно если герои-'гаспада ахвицэры' нынешней российской армии или флота, в тех давних временах сразу находится родственник из столбовых бояр, на встречи с которыми эти герои бегут со всех ног так что аж гай гудэ. А в карманах и бумажниках этих героев всегда находится 'талисман' или сувенир типа пятака или рубля, пожалованного этим самым царем-батюшкой этому самому родственнику за беспорочную службу или даже за спасение Самого монарха от злобного террориста-народовольца. И этот пятак передают в семье героя из поколения в поколение, с дичайшим благоговением и придыханием несмотря ни на что. Да и на службу к Николаям с Александрами идут мгновенно, без каких— либо терзаний совести, что служат они крепостникам. Неужели в нынешней РФ в офицеры действительно специально отбирают потомков всех этих 'бывших' корнетов Голицыных и поручиков Оболенских и прочих полковников Кудасовых, дабы по образу и подобию своих предков они верой и правдой служили 'его препохабию капиталу' ?

Мдассс... Так может, стоит обращаться напрямую к тем, кто был в окопах? К лейтенантам и капитанам, майорам и максимум полковникам? Может быть мое так называемое 'послезнание' повысит хоть не намного их шанс на выживание и хоть чуток ускорит Победу?

Если полк, квартировавший в Брестской крепости, и три дивизии, квартировавшие в самом Бресте и расстрелянные утром 22 июня в самые первые же секунды войны в своих казармах, встретят войну не спящим в казарме, а в окопах на границе? А ведь они все должны были выйти из крепости и казарм для плановой боевой учебы в полевые лагеря, как это делалось в предыдущем, 1940 году, еще в конце мая. Но не вышли почему-то. А кстати, почему они все оставались утром 22 июня в казармах в крепости, хотя там еще со средины мая никого не должно было быть?...

Это как-то подействует?

Если 136 ББАП, в котором служил мой дед с весны 1941, не потеряет в первые пару недель войны 20 своих Як-2 и Як-4 ( из 56 по штату) от 'дружественного огня'? Бомбардировщики Як-2 и Як-4 были новыми, секретными, их почти никто не видел и не знал об их существовании, даже истребительные полки их родной 19 САД, а раций у них не было чтобы договориться.... За что 'большое спасибо' Рычагову. Известная печальная ситуация, о которой очень не любят вспоминать. Даже Покрышкин в первый день войны сбил наш Су-2. Покрышкин эту 'сушку' тоже никогда до войны не видел, и знать не знал ни черта про ее существование. И проблема вовсе не в Покрышкине или таких же, как он истребителях из других полков. Корень проблемы в том идиоте или вредителе который организовал их боевую учебу... Так вот, что будет, если этот полк не понесет потерь от своих, а раскатает в блин пару железнодорожных станций на вражеской территории? Или эшелонов? Или хоть один вражеский аэродром? Или хотя бы один моторизованный полк вермахта на марше? Это что-то изменит? А если таких наших бомбардировочных авиаполков полков, не уничтоженных утром 22 июня, будет несколько? И они все будут бомбить врага? Дед ведь служил последовательно в 38СБАП, потом Испания, потом в 40СБАП, а после ранения на Финской и признания негодным к летной службе и переучивания с летчика на техника, в этом самом 136 ББАП. Если три бомбардировочных полка 19 САД в 6 утра 22 июня нанесут удары по вражеским аэродромам, на которых к началу войны гитлеровцы накопили громадные запасы топлива и боеприпасов и уничтожат эти запасы?

Это как-то подействует?

Если АДД, авиация дальнего действия, вместо распиаренных, но с военной точки зрения абсолютно бессмысленных и практически безрезультатных бомбежек Берлина, разбомбит нефтепромыслы в Плоешти, оставив Рейх без самого большого источника нефти?

Это как-то подействует?

И как донести имеющуюся у меня информацию до тех, кто может принимать решения на уровне полка, или хотя бы на уровне роты? И информировать надо не одного человека, а многих. Безусловно, в идеале информировать надо всех командиров, но,увы, всех проинформировать я не смогу...

Вот такие вот мысли крутились в голове непрерывно.

Но, не смотря на терзающие мою голову такие вот сумбурные, мысли я все же уснул.

Проснулся я как обычно — незадолго до шести утра. Вскоре включилась черная тарелка радиоточки и прозвучал 'Интернационал'. Время, оставшееся до начала войны, сократилось еще на сутки.

Внезапно в сумбуре крутящихся в голове мыслей возникла и такая вот — начинать помогать в первую очередь следует родне! А все остальное — это уж как получится.

Упс, а это может быть выходом из тупика. Про родню моего тела я ничего не знаю. А вот про родню моей души, так сказать, я помню очень и очень многое. Самое главное — где и когда их искать и с чего можно начинать разговор...

Пожалуй, именно так и надо будет сделать. Сначала поговорить о семье, рассказать о себе, о ближайших событиях второй половины 1938 года и о событиях 1939 года? О том, что будет общеизвестно, и что смогут быстро проверить. А уж после того, как точность моей информации не будет вызывать чрезмерно больших сомнений, рассказать о проблемах и трагедиях 1941 года... Даже не рассказать, а записать предсказание будущего и отдать им эту запись. Что бы ничего не забылосьиз предстоящего будущего и позже была бы информация для сравнения — что сбылось, и когда, а что нет...

Надо бы озаботиться ручкой и тетрадями...Мдааа..., какой ручкой, шариковых ручек еще нет, а с чернильницей и пером писать лежа в кровати... Автоматические чернильные уже есть. Но сколько они стоят и продаются ли они сейчас в Николаеве? Это наверное только осенью сорок пятого в Москве 'Паркеры' с золотыми перьями у мажоров всякие Ручечники тырили? Мдааа... Карандаш пожалуй будет реально.

А что я помню о родственниках и предках?

И так папин отец. Федор Плужников. Родился в Гавриловой Слободе Середино-Будского района Сумской области в девятьсот седьмом.... Там и сейчас живут мои прадед с прабабкой и семьей их младшей дочери... Сейчас дед инженер-строитель. Работает, кажется в Киевской или уже в Винницкой области. Призовут его в РККА в конце июня сорок первого, и только 'на Тихом океане свой закончит он поход' в сентябре 1945, в Корее... Пройдя через Крым, Кавказ, Малую Землю (sic!), опять Крым, Бухарест, Будапешт, Кенигсберг и Берлин. Начнет, поскольку строитель, лейтенантом в БАО, потом просто в пехоте, а закончит майором, начальником штаба отдельного инженерно-саперного батальона в ШИСБР (штурмовая инженерно-саперная бригада). Четыре ранения, из них два тяжелых. Причем одно очень тяжелое — почти полгода в госпитале... А вскоре после него два месяца в штрафбате с искуплением кровью никогда не существовавшей вины (т.е. второе тяжелое ранение), а потом и полная реабилитация и снятие судимости 'за отсутствием состава преступления'. Наверное, из-за всех этих ранений дед прожил после войны менее двадцати лет. Он умер, будучи моложе, чем я сейчас.... А ведь в штрафбат он попал из-за достаточно долгой и очень печальной, трагической, но романтической истории. В этой истории кроме гитлеровцев и их союзников венгров никто не виноват, но вспоминать о ней было очень больно всем, кто был в нее втянут. Я ее потом как-нибудь расскажу. Может быть, вообще получится эту трагедию предотвратить... Я на это надеюсь.... После призыва, деду удалось реквизировать со своей же бывшей стройки телегу с парой лошадей,и посадив на нее жену с пятью детьми отправить в тыл, к родне в родную Слободу. 'Путешествовать' по прифронтовым проселкам бабушке,на пятом месяце причем, и с детьми, пришлось долго, почти два месяца. В Гаврилову Слободу они приехали уже в условиях оккупации, а когда и где мимо них прошел фронт они даже и не заметили. Хотя по дороге всю гражданскую одежду деда бабушке пришлось раздать окруженцам, и то всем желающим не хватило... Мдааа... Деду Федору я ничего подсказать не могу — до сорок первого он в армии не был, на решение армейских проблем никак не влиял, а после мобилизации, уже на фронте, и сам разобрался в том, что на него свалилось. Вот разве что подсказать, что бы семью в Слободу отправил еще до войны? Пожалуй так... Прадед Георгий воевал еще на японской и потом на Гражданской, с осени сорок первого — в партизанах. Тут я тоже мало что могу подсказать. Разве что сообщить срок — 1 мая 1942 года — когда мадьяры, которым Гитлер с барского плеча подарил территорию Сумщины, пришли расчищать себе 'жизненное пространство' и уничтожили Слободу с большинством ее жителей, чтобы партизаны этих мадьяр хорошо встретили? Или если все пойдет хотя бы на одну десятую того, что мне хочется, то вермахт будет остановлен и повернут вспять не у Сталинграда, а на старой границе, и прадеду не придется на старости лет вновь воевать, а венгры не сожгут Гаврилову Слободу ?

Не знаю, но надо будет постараться так сделать...

Так, дальше...

Мамин отец, Михал Скрыловецки. Родился в Киеве 25 декабря 1909, призван в РККА Киевским городским военкоматом еще в ноябре 1930, служил сначала в погранвойсках на полькой границе. Позже, по призыву 'Комсомолец — на самолет!' поступил в Харькове в авиационное училище. Дед после училища служил последовательно в 38СБАП, потом воевал Испании, потом в 40СБАП. После ранения на Финской и признания не годным к летной службе и переучивания с летчика на техника, с весны 1941 года в 136 ББАП. 136 ББАП перед войной базировался на полевом аэродроме в деревеньке подле Бердичева....Звание 'воентехник первого ранга'. На фото в чудом сохранившемся у нас ' Удостоверении личности' выданном в 1938 году — у деда три кубика на петлицах. Должность — 'инженер по специальному оборудованию' .... К началу войны сформированный осенью 1940 года 136 ББАП не был полностью укомплектован.Причем даже в 'Википедии' 136 ББАП числится как базирующийся перед войной в Белой Церкви и Нехворощи... Большинство экипажей прибыли в полк только в конце мая 1941 года, после выпуска из училищ, и новые самолеты для них были совершенно не знакомы, так что свежеиспеченных лейтенантов надо было еще учить и учить. Так что деду помимо выполнения своих технических обязанностей, приходилось еще и летать, командуя экипажем бомбардировщика Як-4. А бабушке и другим женам командиров и их детям-подросткам приходилось снаряжать самолеты, грузить в них бомбы, патроны, заправлять топливом и т. д... Утром 22го июня этот аэродром не пострадал от первого налета немцев — хваленое люфтваффе отогнал от аэродрома один единственный взлетевший по тревоге И-16. Почему взлетел только он один, а не вся базировавшаяся там истребительная эскадрилья — расскажу чуток позднее, то что знаю. Полностью в этой истории НКВД не успело разобраться — немцы захватили Бердичев и этот аэродром 7 июля. Буквально накануне командирам удалось отправить семьи в тыл, вначале в Харьков. Все считали, что дальше старой границы немцы никогда не пройдут. В Харькове дед еще до Испании, в 1937 году получил квартиру в новом громадном доме на Проспекте Сталина. Это такой вот харьковский 'Дом на набережной'. И он действительно был и есть на набережной речки Мерефы... В конечном итоге в конце сорок первого бабушка с двумя дочерями оказалась в Джизаке, в Узбекистане. А двух, еще не рожденных мальчишек-близнецов она потеряла, увы работа по погрузке бомб не подходит беременным женщинам категорически... Деда сбивали дважды или трижды — бабушка сохранила две полученные 'похоронки' и извещение 'пропал без вести'. Первый раз его подбили свои еще в июне, 24 числа, дедс товарищем вернулся пехом на свой аэродром , когда бабушка еще не успела эвакуироваться... Семьи командиров и техников полка удалось отправить в тыл в ночь на 5 июля. А когда к вечеру 7 июля немцы захватили Бердичев и этот аэродром, то улететь смогли не все и эвакуировали наземный персонал тоже далеко не полностью... 136 ББАП потерял в первые две недели войны 20 самолетов от 'дружественного огня'...Но все 'похоронки' датированы июлем 1941... В последней у него уже звание 'капитан'. Сохранилось и его единственное письмо, датированное уже 18 августа 1941... Хотя на сайте ОБД 'Мемориал' дед числится погибшим в июле, но без указания точного дня гибели и со ссылкой на выписку из послевоенного приказа и под фамилией записанной с опечаткой... Место гибели деда и тем более захоронения вообще не известно... Из довоенного личного состава 136ББАП до Победы дошел только один техник...

Вот тут точно есть, что подсказать деду — ну хотя бы что не стоит весной 1941 года везти семью из Харькова на полевой аэродром, как это делалось обычно несколько предыдущих лет. В 1941 году все будет уже не так как раньше. Да и по действиям авиации много чего надо будет вспомнить из прочитанных мемуаров. Думаю, что любая информация не будет лишней.

А еще надо не забыть и дальнего родственника. Как там его? Шурина? Деверя? Нет, не так. Я не знаю, как точно назвать мужа старшей сестры моей бабушки. А мужик это был колоритный. Это если судить о нем по воспоминаниям бабушки Евгении, и ее сестры Александры. Я-то ни деда, ни его бывшего командира никогда не видел. Петр Миронюк. Поручик еще царского времени. И это никогда не скрывалось. Не пиарилось на каждом углу, безусловно. Но и не скрывалось. Он не армейский поручик, тем более, к счастью, не гвардейский. Перед первой мировой он поручик Отдельного Корпуса Пограничной Стражи, служил на австрийской границе. Корпус сей хоть и подчинялся в империи Министерству финансов, но воевал реально на границе куда более столичных паркетных шаркунов-лейбгвардейцев, жравших водку аршинами от безделья. После начала Перовой Мировой Войны Петр Миронюк воевал на австрийском фронте, в Красной Армии в весны 1918 года, после Гражданской командовал погранзаставой на польской границе, на которой дед служил срочную (где собственно дед с бабушкой и познакомился). Позже, года с 1936, получил повышение, сейчас он начальник Погранотряда все еще на румынской границе. Звание не помню. Кажется полковник. Хотя... Погранвойска ведь относились к НКВД, а там звания были своеобразные (типа старший майор), причем при одинаковом названии они были выше армейских. Или в погранвойсках звания были как в РККА? Не знаю. Надо будет уточнить... Собственно командир погранзаставы Петр Миронюк и дал моему деду рекомендацию для поступления в авиационное училище в 1931 году... Он погиб в июне 1941...

Семейство Миронюков живет обычно весь год на заставе, но них есть еще комнатка в конце коридора в коммуналке в Одессе, на улице Артема 13, в глубине двора. В этой коммуналке обычно перед войной летом живет баба Шура с сыном, дядей Вовой, а после войны баба Шура там поселилась насовсем, и прожила в ней до 1976 года. Я бывал там в детстве — бабушка иногда приезжала к сестре в гости и привозила меня на море ... Дядя Вова, он родился в 1925 году, в июле 1941 уйдет добровольцем защищать Одессу. Его возьмут в морскую пехоту — благо ростом он успел в свои шестнадцать вымахать под метр девяносто, и стрелял великолепно. 'Ворошиловский стрелок', тем более для сына командира-пограничника, было не пустым звуком. Дядя Вова дойдет до Венгрии, где в конце апреля сорок пятого его любимая и верная 'светка', с которой он не расставался с Одессы, примет на себя большую часть осколков венгерского снаряда, превратившись в металлолом, но спася ему жизнь. Хотя, увы, 'светка' была слишком мала, чтобы закрыть его собой полностью и два пальца на левой руке и одну почку дядя Вова все же потерял.

Вот Миронюку я много чего должен рассказать. Всё-таки, прошедший Первую мировую и Гражданскую войны начальник пограничного отряда — это не пехотный лейтеха ускоренного военного выпуска июля 1942. Возможности у него кое-какие есть и не так чтобы маленькие, и от его решений зависит во много раз больше чем от решений взводного лейтенанта. Особенно 22 июня ... Если он поймет простую истину 'Чтобы победить в войне нужно не умирать за Родину. А убивать за нее', то гитлеровцам мало не покажется. А если он уже давно сам это понял, то еще лучше. Ему нужно будет разве что сроки сообщить. Ну и может кое-что по тактике, чего я из мемуаров помню...

Такой вот основной расклад по ближайшей родне.

Хотя со всеми этими мемуарами тоже уйма непоняток и нестыковок. Причем нестыковки и непонятки есть в мемуарах у всех, хоть у пограничников, хоть у вояк, хоть у моряков и летчиков. Предвоенный Нарком Обороны Тимошенко хоть и дожил до 1970 года, но никаких мемуаров не опубликовал, может потому что чувствовал свою вину за катастрофы лета 1941 и 1942 годов? Да и только ли свою личную вину? По слухам, восходящим еще к началу семидесятых годов, он написал обширные и подробные воспоминания, но их никто до сих пор не решается опубликовать, ибо тогда рухнут все дутые авторитеты 'маршалов Победы'? Тимошенко дураком и вредителем не был однозначно — его действия по организации и последующим командованием Ростовской операцией и операцией под Ельцом в декабре 1941 это прекрасно подтверждают. Да и с 'Барвенковско-Харьковской операцией' тоже 'не все однозначно' как говорит одна 'дочка Севастопольского офицера', предпочетшая остаться неизвестной. Все было грамотно подготовлено и наступление развивалось вполне успешно, немцы начали драп, и только Гитлер личным вмешательством этот драп остановил и через голову ОКВ заставил нанести контрудар в той точке, которую он, Гитлер, лично указал исходя из снизошедших на него озарений. Этот контрудар и дал немцам возможность дойти до Волги и Кавказа. Причем успех немцам обеспечило невероятное 'совпадение' во времени двух факторов — знание Гитлером точки, в которую надо нанести контрудар, и исчезновение с фронта в этот момент большинства 'наших' господ генералов и прочих подчиненных им 'черных полковников', а вслед за ними и командиров чинами поменьше, превративших части РККА на этом участке фронта в неуправляемую толпу, впавшую в панику. Я что-то не верю в такие вот 'чисто случайные совпадения'. Но информация о расследовании причин Барвенковской катастрофы мне нигде не попадалась. Командующий фронтом может быть гением, но если его подчиненные саботажники...

Также нестыковки и с воспоминаниями пограничников. Одни пишут что утром 22 июня их застали врасплох и на их заставе погранцы выбегали из обстреливаемых казарм в панике, голые — босые -безоружные. Другие — о том, что еще с начала мая в соответствии с полученным приказом на наиболее угрожаемых участках были отрыты окопы, построены доты и блиндажи, и что в казармах никто не жил и врасплох их заставы и погранотряды не заставали. Возможно, что все они пишут правду, и в разных округах и отрядах все было по-разному? Как бы узнать это поточнее?

Ну да ладно пока, что-то я опять отвлекся...

Так... дальше.... Чё там обычно все попаданцы делают?

Изобретают промежуточный патрон вместе с АК-47, командирскую башню на Т-34 и атомную бомбу? Бегут к Сталину в атаку с ноутбуком наперевес?

Увы, мне бежать в такую атаку не с чем. Ноутбука с закачанными в него библиотекой имени Ленина, библиотекой Конгресса США и 'Википидией' в придачу у меня нет. У меня есть только моя память. Этого мало. Хотя и очень много. Я много чего помню, но память к делу не пришьешь. Она не доказательство...

Так-с, дальше...

Увы, и АК-47 тоже не изобрету. Я его конструкцию помню только в самом общем виде. Я разберу и соберу АК за нормативное время даже с завязанными глазами, на уроках НВП научили, но я стрелял из автомата всего трижды. По три патрона в школе, на уроках НВП в девятом и десятом классе и 10 патронов в институте на военной кафедре. И еще один магазин отстрелял из 'макара', причем ни одна пуля не ушла в молоко. Подозреваю, что и морпехи с десантурой на срочке в реальности стреляют не намного больше и лучше. Мичман-морпех, командовавший учебными стрельбами сказал, что для первого и последнего раза я отстрелялся более чем прилично. Нас ведь не в морскую пехоту готовили, а кораблями командовать. Нам несколько другое оружие детально изучать надо было. А уж если офицеру на корабле понадобился АК и 'макар' — это уже все. Полярный лис пришел. Да и главная проблема с АК не в конструкции, а в материалах и технологии производства. Вот вы, уважаемый читатель знаете рецептуру стали из которой делают стволы, затворы и ствольные коробки? Или технологию обработки той же ствольной коробки и требуемые для этого станки? Вот и я тоже не знаю...

Собственно, а зачем мне АК изобретать-то? Его прототипы — 'светки', уже серийно производятся. Создадут после 1943 года патрон 7,62 х 39, отмасштабируют механизм 'светки' под этот патрон, добавят пистолетную рукоять для удобства и вуаля. АК готов. Это все и без меня произойдет. Да и в реале, в истории, которую не любят вспоминать, Калашников отнюдь не сам создал автомат своего имени. Калашникова назначили главным конструктором после скоропостижной смерти летом 1946 года конструктора — оружейника Алексея Судаева, того самого который создал ППС, и в АК-47 скомпилировали все лучшее что было в и 'светке', и в автоматах АС-44 Судаева, и в АТ-45 Токарева. А потом, годы спустя, сочинили красивую легенду о гениальном самоучке...

Кстати, вот интересный вопрос — а почему тот же Токарев с Симоновым не переделали свои автоматические винтовки под патрон от ТТ, тот который 7,62х25?

Вообще, довоенная история с промежуточным патроном и 'стрелковкой' для меня загадка. Я не могу понять, о чем и как думали наши генералы, как они представляли себе будущую войну.

То, что пистолетный патрон слишком слаб, а винтовочный ( хоть от мосинки, хоть от маузера, хоть от манлихера) избыточен, первыми поняли толи французы толи итальянцы еще во время Первой мировой войны. Во всяком случае итальянцы еще году к 1922 разработали не только промежуточный патрон 7,5 х 35, но и автоматический карабин под этот патрон. Разработали, испытали, выпустили небольшую партию таких карабинов и на этом дело заглохло. Учитывая работу Льва Маневича в Италии и Швейцарии с патентами, в основном военными патентами, наши наверняка об этом знали, но никаких подобных работ по промежуточному патрону до войны не велось. Может быть, потому что в 1930 году у Маузера купили лицензию на производство патронов 7,62 х 25 и посчитали что этого достаточно? Безусловно, патрон 7,62 х 25 чуток мощнее чем парабеллумовский 9 х 19, но он явно слабее итальянского 7,5 х 35. Вначале патрон 7,62 х 25 использовался только в пистолете ТТ, пистолеты-пулеметы начали делать только после финской. Вначале ППД, потом ППШ и уже в разгар войны ППС. Упс, тот же ППД началом разработки от 1934 года числится...Хммм.....

Впрочем, первый пистолет-пулемет МР-18 Хуго Шмайсер сделал еще во время Первой мировой войны, и он был нашим воякам отлично известен, учитывая 'мир и дружбу' с рейхсвером в двадцатые годы. Да и американские 'томми-ганы' тоже не были секретом для командования РККА. Так что изучить образцы и превзойти или хотя бы скопировать понравившееся времени было более чем достаточно. Было бы желание. Вот похоже что именно такого желания и не было...

Далее винтовочный патрон 7,62 х 54 Р, русский, рантовый, фланцевый, и как там его только не называют... Сделанный еще в 1890 году путем переобжатия дульца патрона для винтовки Бердана с четырех линий на три линии. И таким этот патрон остается уже 130 лет, блин. Он ужасно не удобен из-за выступающего фланца, но 'махнуть шашкой' и похоронить его никто из власть имевших так никогда и не рискнул. Под этот патрон сделали и пулеметы Дегтярева (ручной ДП, танковый ДТ и станковый ДС), и автоматические винтовки АВС-36, СВТ-38 и СВТ-40.

Самое непонятное — почему пулемет Максима выпускали до 1943 года? Ведь монстр этот впервые представленный еще Александру Третьему в 1888 году, даже в самой лучшей модификации времен Первой Мировой войны весил 50 килограмм ' й до того ж як то кажуть та ще й з гаком', да в придачу ему еще и десяток литров воды для работы надо. Безусловно, все эти килограммы на тачанке или в 'Остине-путиловце' — тьфу, пустяк. А когда все эти килограммы на плечи расчета в пехоте? Таскать все это на своем горбу не пробовали? Ну-ну... Как известно 'патронов всегда мало, очень мало, очень и очень мало, но больше не унесешь'(с). Вот и таскала пехота на фронте лишние десятки кило металлолома вместо отнюдь не лишних патронов. Я всегда думал, что под этот патрон создать более легкий пулемет невозможно. 'Мадсен', купленный еще в русско-японскую, под наш патрон успешно передать не удалось. Говорят, что такой вот переделанный 'Мадсен' постоянно 'глючил' из-за этого самого фланца. Хотя есть и альтернативные, так сказать, воспоминания о том, что переделка удалась и работал такой вот 'мадсен' отлично. Но в серию у нас он так не пошел, по непонятным причинам. И даже пулемет Горюнова образца 1943 года был легче Максима всего на 7 кг, разве что воды ему уже не надо. И потому 'максим' был вынужденным и неизбежным злом. Вот ведь что еще интересно. Еще в конце двадцатых для авиации был сделан облегченный вариант 'максима' — пулемет ПВ-1, у которого был оребренный ствол в кожухе, и ему не требовалась вода для работы. Производили этот ПВ-1 до 1939 года, потом заменили в авиации на ШКАС. А списанные ПВ-1 устанавливали в качестве зенитных на бронепоезда. Опять тоже самое — облегченный ставили там, где можно и тяжелый поставить. И только когда припекло, в 1942 году оставшиеся ПВ-1 начали ставить на колесные станки ....

Оказывается, можно было сделать более легкий и компактный пулемет! Еще году в 1915 царские власти закупили в Штатах десяток тысяч пулеметов Браунинга, который весил всего 18 килограмм. Кстати, этот пулемет почти в неизменном виде янки и по сей день используют. О пулемете Браунинга в РККА все знали, но почему-то не украли или не купили эту конструкцию ( а ведь в двадцатые и тридцатые годы много чего военного в Штатах покупали), и продолжали тиражировать Максим? Кстати, при царе Россия платила Хайрему Максиму роялти за каждый выпущенный пулемет — 1500 рублей золотом. Интересно, при советской власти эти роялти продолжали так же исправно платить 'англичанке, которая гадит' (с), и кто-то был в доле, стопоря выпуск и 'браунингов' и 'мадсенов' и разработку своего нового станкового пулемета?

Дегтярев понимал все недостатки 'максима' и с начала тридцатых разрабатывал свою конструкцию станкового пулемета, которая была во многом лучше 'браунинга' и уж всяко лучше и легче 'максима'. Вояки мурыжили этот станковый пулемет Дегтярева испытаниями лет пять, в конце концов, одобрили, и этот пулемет был принят на вооружение в 1939 году как ДС-39. Выпустить ДС-39 успели в 1940-1941 годах около десяти тысяч, большую часть пулеметов ДС-39 вояки потеряли в хаосе отступлений летом 1941 и тут же опять и снова завели 'старую песню о главном' — 'сложный, не технологичный, поэтому даёёёшшш 'максим' ! И таки похоронили ДС-39, вернувшись к 'максиму'.

Далее, противотанковые ружья. До войны их разрабатывал конструктор Рукавишников, к 1939 году создавший автоматический вариант такого ружья калибром кажется 12,7 мм. ПТР Рукавишникова выпустили аж 5 штук и тему похоронили. 'Вспомнили' о ПТР уже только во время войны, когда припекло, и в авральном порядке начали выпуск двух моделей, правда калибром чуток помощнее — 14,5 мм. Почему похоронили ПТР Рукавишникова?

А в Германии оказывается, свое первое ПТР калибром 13 ммМаузерсделал еще в 1918 году, всего через пару месяцев после того, как на Западном фронте появились первые танки. В 1930, полуподпольно, в Швейцарии, немцы сделали автоматическую ПТР 'Soloturn' калибром уже 20 мм. А еще была у них и легкая ПТР 'панцербуше', обычного маузеровского калибра 7,92, вот только гильза у этого патрона имела вдвое больший заряд пороха, чем обычная винтовочная. Чуток позднее, при создании панцерваффе, немцы поставили эти 'Солотурны' на свой легкий танк Pzkw-II, или короткоT-II. Со всеми этими 'маузерами', 'панцербуше', 'солотурнами' и 'дверными колотушками' мы столкнулись в Испании. На вооружении каждой пехотной роты в легионе 'Кондор' и в испанских частях, перевооруженных по немецкому образцу, состояли пара 'колотушек', 'солотурнов' и 'панцербуше', которыми немцы и испанцы спокойненько жгли Т-26 и БТ-7. У этих танков броня-то всего 15 мм, она держит только выстрел из обычной винтовки, а из ПТР или крупнокалиберного пулемета уже нет... А крупнокалиберные 'браунинги' у испанцев тоже были... Это не говоря уже о том что в пехотной дивизии вермахта были специальные противотанковые пушки калибром 50 и 75 мм, снаряды которых выдерживала только броня КВ. Да и в других армиях мира ПТР тоже делали...

Вот собственно так и переползла мысль на танки. Не верю я в то, что о существовании в мире, особенно у немцев МР-18, МР-28, 'солотурнов', маузеров и 'панцербуше' и их характеристиках в РККА никто не знал до Испании. В Германию, хоть в Веймаровскую, хоть в Третий Рейх на всякие учения рейхсвера — вермахта катались наблюдателями от РККА десятки генералов. Но и толку от таких турне? Все было как всегда? Когда 'Одно дурне поїхало в турне. Та й повернулося з турне. Та все ж таке ж дурне'? Или все же эти генералы не были дурнями, и по этим туристам 58 статья рыдает горючими слезами?

Скорее всего, кто-то, получив информацию об этом оружии, барским жестом отмахнулся 'Мне это не нужно'. Отмахнулся точно также как и Жуков в 1940, когда ему принесли для изучения доклад о действиях вермахта по захвату Франции. О том, как наши генералы ( а 'наши' ли они, кстати?) отмахнулись от грабинской 57мм противотанковой пушки ЗиС-2 уже давно в инете все уши прожужжали — генералы решили что она 'слишком мощная и для нее нет целей'. И ЗиС-2 сняли с производства накануне войны, изготовив всего 300 штук....

Но наверняка, после Испании информация о необходимости усиливать бронирование танков, все же дошла до умных людей. Или может просто до не коррумпированных? Иначе откуда бы взялись техзадания на разработку Т-34 и КВ, танковых дизелей в 500 сил, раций, серьезных пушек для танков? Грабин, говорят, сразу 85 и 107 мм предлагал ставить на танки, и разработал такие танковые орудия еще в 1939— 1940 годах. Более того, 800 штук таких вот 107 мм танковых пушек были даже изготовлены для новых вариантов танка КВ. Но вояки от них отмахнулись. Они ведь на КВ предлагали вообще сокорокпятку поставить. Вояк на силу уболтали принять для КВ хотя бы 76 мм. Причем на КВ и Т-34 при одинаковом калибре в 76 мм пушки были разные, причем на КВ менее мощная чем на Т-34. Кстати, небось и унитары у них были разные ? А грабинские танковые пушки 85 и 107 мм так и пролежали пару лет на складах, а в хаосе конца 1941 года их переплавили! Поэтому и пришлось под Прохоровкой встречать 'тигры' на Т-70 и Т-34-76, снаряды которых 'тиграм' были что слону дробина.

И вот еще одна несуразность : про то что войну мы начали с 'таким-сяким-поганым-разъэтакими' БТ-7 с противопулевой броней и вооруженными 45 мм пушкой, пропагандоны в инете все уши прожужжали. А про танки Т-60 или Т-70 у которых и броня точно такая же, и пушка либо та же 45мм, либо вообще авиационная калибром только 20 мм, и которые были под Прохоровкой в 1943, молчок. Эти 20 мм были бы весьма эффективны в качестве средства ПВО, против 'мессеров' и 'штукасов', но вот угол возвышения в башнях у этих танков был едва ли 20 градусов и по самолетам эти 'танки' стрелять не могли. Как по мне, то конструкция этих танков — диверсия в особо крупных размерах. Кстати, как-то на одном из форумов по истории танкостроения задал я тамошнему 'гуру' и знатоку вопрос о Т-60: 'Почем их не сделали ЗСУ ?'. И получил шикарный ответ 'А зачем?'. Похоже что именно точно так же 'Незачем делать ЗСУ' — поступали и генералы руководящие ГАБТУ РККА....

Ну и самое главное — выделение средств на массовое производство без решения Госплана и постановления Совнаркома разве бывало хоть когда-нибудь? Интересно и другое — почему не поставили дополнительную броню на уже существующие танки? Ведь это не так сложно — немцы, столкнувшись с нашими Т-34 и КВ, уже осенью 1941 года массово ставили такую броню в полевых условиях, или покрывали танки снаружи слоем бетона. Даже янки в 1944-1945 годах не брезговали никакими дополнительными мерами защиты своих танков, вплоть до банальных мешков с песком...

А вот командирскую башенку на Т-34, улучшенную трансмиссию, топливные баки в корме, а не в надгусеничных полках, башню на миделе, воздушные фильтры, поперечное расположение двигателя, сплошной лобовой лист, люк мехвода вверху, погон башни диметром в два метра, так чтобы без переделок можно было бы ставить башню со 100мм орудием, просто сняв старую, и многое другое можно в конструкцию Т-34 изначально заложить. Кстати, читал как-то на одном из форумов, что все это Кошкин предусматривал в конструкции Т-34 изначально, но после его смерти разные наследники — 'рационализаторы' все это упростили.... Возможно Кошкина специально залечили до смерти?

Кстати, когда-то давно, во время командировки в Харьков, на ХЭМЗ, доводилось как-то слышать очень интересную легенду от одной старушки, которая перед войной, во времена свой молодости сразу после окончания школы работала ( Тадам-с!!!) чертежницей в КБ у Кошкина. Так вот старушка утверждала, что и командирская башенка и погон большого диаметра для башни способной нести и 85 и даже 107 мм пушку, которую в то время разрабатывал Грабин, и компактное моторное отделение с поперечным расположением двигателя и много чего еще, Кошкин предусматривал в конструкции Т-34 изначально. Но вояки от всего этого отмахнулись — мол а зачем все эти сложности и премудрости нужны? А заводы тут же и обрадовались — заказчик не требует таких сложностей, значит производство проще, производить можно больше и соответственно премии руководству завода больше. Ну а чуть позже, когда Кошкина залечили до смерти, и предлагать что-то умное и полезное стало некому, все эти идеи похоронили. А вспоминать начали только после Курской дуги, когда вояки обломались на 'тиграх', хотя о том, что такие тяжелые толстокожие кошки гитлеровцы готовят, было известно еще с осени 1942. Но все как всегда — пока гром не грянет, генералы не перекрестятся. Ибо они всегда готовятся к прошедшим войнам. Да и от окопов генералы сидят весьма далеко...

А че это я туплю? Танк Т-34 ведь в Харькове создавали, а я туда к родне и так уже запланировал съездить. Одной встречей больше, одной меньше... А возможно официально вообще не к родне поеду. Официально у моей тушки родни в Харькове нет. Зато в Харькове делают пропульсивную установку, Главный распределительный щит и генераторы для моего эсминца. После выписки из госпиталя, надо будет внимательно изучить всю техническую документацию и придумать повод для командировки... А уж в Харькове, думаю, что задержаться еще на день, найти конструктора Кошкина и поговорить с ним как конструктор с конструктором будет не сложно. Где он работает известно, дом, где живет, тоже известен — на нем сейчас мемориальная доска.... Упс, сейчас, в 1938 году, доски еще нет, но адрес-то я помню. Кстати, это же тот же самый большой дом на набережной, где мои живут. Только подъезд другой, не со стороны Мерефы, а с противоположной.... Главное убедить Михаила Ильича не участвовать самому в этом зимнем танковом марафоне, а будет он жив и здоров, то и сам со всеми проблемами конструкции танков разберется...

Так, дальше... Атомная бомба. Тут надо вспоминать все что читал — письмо физиков Рузвельту, 'Манхэттенский проект', генерал Лесли Гровс, Риковер, гексафторид урана, центрифуги, плутоний, дейтерид лития, Флеров, Олег Лаврентьев, отказ академиков..., Бельгийское Конго, газовые центрифуги, 'Малыш' с 'Толстяком'... все надо конспектировать... Все, любую мелочь которую удастся вспомнить, надо будет записывать, все пригодится ...

Так-с, Бомба....

И вот ведь что интересно, чем больше изучаешь историю советского атомного проекта, тем больше убеждаешься в том, что вся эта история, во всяком случае, ее официальная распиаренная версия, которую в популярном фильме еще в семидесятые пиарили — сплошное фентези в жанре альтернативной истории, не имеющая с реальностью практически ничего общего. Пардон за тавтологию и оксюморон.

Вкратце, официальная версия гласит следующее: В СССР до войны никаких работ связанных с радиоактивными материалами, атомной бомбой и атомной энергетикой не велось вообще. Только в 1942 году, во время войны 'заурядный и рядовой пехотный лейтенант' по фамилии Флеров написал письмо Сталину с обоснованием необходимости и возможности создания атомной бомбы, мотивируя это свое предложение тем, что после начала мировой войны в открытой научной печати полностью исчезли все публикации по этой тематике, несмотря на то, что в тридцатые годы в разных странах был бум таких работ, научных открытий и соответственно публикаций статей в научной прессе. Сталин якобы письмо этого лейтенанта внимательно изучил и дал поручение советским академикам взяться за дело. Академики дружно сказали 'Будет сделано, товарищ Сталин!' и принялись за работу. И мол проблема была только в том, что во время войны страна просто не могла выделять необходимые для столь сложного проекта ресурсы в необходимых объемах, и по сему до Победы работы шли не особо интенсивно, хотя 'товарищи ученые' прикладывали все свои силы и старались сделать все как можно лучше.

Но как говорится, было 'все совсем не так как на самом деле'. В реальности вначале академики послали товарища Сталина далеко на йух — прислав ему ответ что, мол, сопливый лейтеха ни черта в физике не соображает, пишет потому всякую ересь и сделать нельзя ничего и никогда. В результате атомный проект в СССР на какое-то время был отложен. Отчасти оно и понятно — в 1942 году было слишком много срочных задач, и уделять необходимое внимание атомному проекту было просто не возможно. И потому 'атомный проект' в СССР сдвинулся с мертвой точки несколько позднее, когда разведка доложила о том, что такие работы ведутся гитлеровцами в Германии, 'союзниками' — в Британии и Штатах. Причем в Рейхе над проектом работают сразу три команды ученых! Физикам получили новый приказ, но работы шли ни шатко, ни валко до лета 1945 года, до того момента когда на Потсдамской конференции Трумен не начал шантажировать Сталина. Вот только после Хиросимы физики получили хорошего пинка, а заодно и необходимые ресурсы и, перестав сочинять высоконаучные отмазки, начали наконец-то заниматься реальной работой. И то не все, многие отказывались до упора, и только когда уже когда все было сделано, поспешили примазаться к победе и перетянуть одеяло славы на себя. Капица в частности именно так и делал. Это две больше разницы — абстрактно теоретизировать в Оксфорде в компании с Резерфордом и давать реальную продукцию. В общем, классика жанра 'наказания невиновных и награждения непричастных'.

В реальности в тридцатые годы работы связанные с радиоактивностью, делением атомных ядер и тд. и тп. велись в СССР в трех научных центрах — в Ленинграде, в Москве и в Украинском Физико-Техническом Институте (УФТИ) в Харькове. Причем именно в Харькове и были сделаны все важные открытия и проведены реальные практические работы еще в тридцатые, а в Москве с Ленинградом была в основном 'классическая теоретическая физика'. Итогом всех этих открытий и работ стало то, что именно трое харьковских ученых — Фриц Ланге, Маслов и Шпинель — еще в 1940 ( Sic!) году получили авторское свидетельство на конструкцию атомной бомбы, причем поданное еще в 1937! Естественно, лично я это авторское свидетельство не видел — оно и понятно, в атомной тематике и по сей день очень много того что закрыто грифом 'Совершенно секретно'. Судя по различным статьям, то запатентована была конструкция атомной бомбы, которая и была впервые реализована американцами спустя пять лет в 'Толстяке'. Тогда же, в 1940 году, они отправили в Наркомат Обороны предложения, или как сейчас сказали бы 'бизнес — план', как эту бомбу сделать реальностью. Но ответа из НКО авторы проекта так и не получили. И мне очень хочется узнать — кто, когда и с каким обоснованием в НКО положил это предложение 'под сукно'?

Так вот, о Харькове, и не только о нем. Как по мне, то и довоенный успех харьковской команды физиков-атомщиков, и почти полное замалчивание их работ после войны связан с тем, что в Харькове работала интернациональная команда, и именно синергия разных научных школ с изрядной добавкой традиционного одесского скепсиса и практичности 'И таки шо мы с этого будем иметь, кроме неприятностей? Нда? Ви говорите шо с этого таки можно сделать большую бомбу? Ну что ж, давайте таки попробуем ...' и принесла успех. Кроме наших, советских ученых разных национальностей — евреев, русских и украинцев, в Харькове работало еще и немало немцев. Часть немцев, коммунистических убеждений, приехала в СССР еще в двадцатые, задолго до прихода Гитлера к власти и начала гонений на коммунистов и евреев, чтобы помочь СССР строить коммунизм. Часть приехала позже, уже после 1933 года, как этот самый Фриц Ланге, приехавший в СССР через Британию и получивший советское гражданство с соответствующими документами, подписанными самим Сталиным. Позже, якобы именно этот факт и спас Ланге и часть его коллег от ежовщины. Ежов, каким бы безбашенным отморозком не был,переть буром против Сталина не мог. Но вот со всеми остальными сотрудниками УФТИ и всех остальных ликвидированных в то время научных центров, НИИ и КБ 'все не так однозначно' как говорит дочка одного крысчанского золотопогонника.

Лично у меня сложилось впечатление, что все массовые 'ежовые рукавицы' 1937-1938 годов это специальная операция буржуйских, в первую голову британских спецслужб против СССР. Операция, проведенная с целью не только затормозить или вообще остановить развитие страны в преддверии готовящейся мировой войны, но и нанести СССР колоссальное стратегическое поражение, от последствий которого он не сможет оправиться очень долго, или, в случае полного успеха операции, вообще никогда. И в этой операции враги задействовали все возможные и доступные им ресурсы — от прямых агентов, включая агентуру самого глубокого залегания, всех агентов влияния до простых манипулируемых дураков. И в этой операции вражинам удалось добиться абсолютного успеха. Ведь даже в двухтысячные, когда все уже нахлебались 'демократии' и капитализма по самое не могу, на любое предложение вернуться назад в будущее, в социализм, получаешь в ответ 'Вы хотите новый 1937 год?'.

Каким бы ни был Ягода разложившимся, обуржуазившимся негодяем, но вот дураком он точно не был. Да, он мог готовить государственный переворот, но он не резал курицу, несущие золотые яйца. Зачем гробить то, что уже считаешь лично своим? Ученые и инженеры, заняты наукой и производством, в политику не лезут, к власти не стремятся, а профит приносят да и контролировать их очень легко. Не верите? Сравните количество приговоров при Ягоде и количество приговоров за два неполных ежовских года? Да, безусловно, авгиевы конюшни накопились изрядные, и чистить их было необходимо. Но, как известно 'заставь Ваньку-дурака богу молится он и лоб всем расшибет'. 1937 год ярко проявил 'особенности национальной охоты' 'на ведьм' в чистом виде — сравните работу НКВД при еврее Ягоде, русском Ежове и грузине Берии. В общем, в итоге в УФТИ, как и во множестве других провинциальных, но не менее важных НИИ и КБ, большинство ученых и инженеров с типичными русскими и украинскими фамилиями — Иванов, Петров или Сидоренко с Коваленко в 1937 году были расстреляны практически сразу. Маслову, про которого я уже писал выше, тогда повезло, под ежовский молох он толи вообще не попал, толи был освобожден при Берии в 1939 году, но увы, к сожалению, он погиб на фронте еще в 1941 году.

Но я немного отвлекся от темы харьковских немцев и их работы в УФТИ. Немцы эти были разные, не помню к сожалению точно фамилию одного тамошнего нациста (или кто он там в действительности был?). Кажется Фридрих Хаутерман или Хоутерманс... Жаль не помню точно, ну нет 'Википедии' под руками.... Так, вот, по одной версии приехал он в СССР еще в конце двадцатых, по другой — вместе с Ланге. Точно так же он работал более-менее честно под руководством нашего физика Фомина. В 1937 году попал под репрессии. Был арестован в декабре 1937 года, этапирован в Москву, и как утверждает неполживая 'демократическая' общественность Хоутерманс 'под пытками признался в троцкизме и шпионаже в пользу Германии', оговорив себя с целью спасти жену — Шарлотту фон Рифеншталь ( фамилия вам никого не напоминает, уважаемый читатель?). Сделал он это, якобы не зная, что любимая женушка с детьми преспокойно уехала из СССР в Данию, а оттуда через Британию перебралась в США. Странно, не так ли? ЧСИР, которых в то время в СССР наказывали точно так же как и самих изменников, спокойно эмигрирует из СССР?

Вообще история семьи Хоутерманс — Шарлотта фон Рифеншталь сплошная загадка. Судите сами .

Обучаясь в начале 20х годов в Гёттингене в котором преподавал Отто Ган, Хоутерманс познакомился с будущей женой, а так же с Энрико Ферми, Георгием Гамовым, Вернером Гейзенбергом, Вольфгангом Паули и Виктором Фредериком Вайскопфом, а чуть позже, когда он уже сам преподавал, то познакомился с Патриком Блэкеттом, Максом фон Лауэ и Лео Сцилардом. В 1927 году, когда Хоутерманс получил докторскую степень по физике, он и Роберт Оппенгеймер соперничали за руку и сердце Шарлотты Рифеншталь, которая получила докторскую степень по физике тогда же. Во время физической конференции на черноморском курорте Батуми в августе 1930 г. Хоутерманс и Рифеншталь заключили брак в Тбилиси, при этом Вольфганг Паули и Рудольф Пайерлс выступали свидетелями на церемонии. Как видим, почти все участники будущих 'манхэттенских проектов' всех стран были знакомы еще с университетских времен. Далее, как известно из официальной версии, история собственно бомбы началась с опыта облучения урана нейтронами проведенного Отто Ганом и Фрицем Штрассманом в конце 1938 года, и результаты которого были опубликованы в начале 1939 года. Но учитывая, что в СССР авторское свидетельство на 'бомбу' было выдано в начале 1940, после длиннющих проволочек и полного останова работ УФТИ в средине 1937 года, вызванного 'ежовщиной', приходишь к выводу что этот опыт был проведен в Харькове еще в первой половине 1937 года. Если не еще раньше. Иначе сроки просто 'не срастаются'. А фрау Шарлотта Хоутерманс, доктор наук, которая возможно и сама проводившая сей опыт или как минимум бывшая в курсе работ УФТИ, после эмиграции из СССР вначале 1938 года рассказала об этом опыте своим старым друзьям и в рейхе и в США. Но это мы уже никогда не узнаем достоверно.

А далее еще более неслыханное дело — за Хоутерманса вступилась 'вся мировая прогрессивная научная общественность', вплоть до Президента США Рузвельта. Пришлось такую просьбу уважить. Выпустили гада с Лубянки и он уехал из СССР. По другой версии, в 1939 году, не просто выпустили, но после подписания Договора о не нападении с Германией , 'германский шпион Хоутерманс' был возвращен немцам в качестве жеста доброй воли. Якобы в Рейхе Хоутерманс долго томился в застенках гестапо. Вот только в 1942 году Хоутерманс вернулся в оккупированный гитлеровцами Харьков, причем в то время он был одет в эсесовский мундир, вроде как пишут, гауптштурмфюрера, и подчинялись его приказам в Харькове все немцы, без различия родов войск, званий и служб. Так что явно птичка эта была весьма высокого полета. Что-то по его указаниям собрали в архивах и лабораториях харьковского университета и УФТИ и вывезли в Рейх. В Германии он работал над атомным проектом в команде Манфреда фон Арденне. После войны этот фон Арденне, штандартенфюрер кстати ( вот интересно, а не от него ли пошли все эти легенды о штандартенфюрере Штирлице?) попал к нам в плен и успешно работал в советском атомном проекте, за что получил даже Сталинскую премию, причем дважды. А этот гад Хоутерманс сбежал, и что он делал с 1945 по 1952 год никому неизвестно, а потом жил себе припеваючи в Швейцарии, в Берне, и совместно со своим бывшим сокамерником Константином Штеппой опубликовал мемуары о пребывании на Лубянке. Этого Штеппу точно так же по просьбам 'всей мировой прогрессивной научной общественности' в 1938 году отпустили с миром, хотя его еще в 1920 следовало бы расстрелять. Так что похоже и в 1937 году часть НКВД не зря свой хлеб ела. Вот интересно кто готовил бумаги на освобождение и экстрадицию Хоутерманса и освобождение Штеппы и чем все это мотивировал? Впрочем Штеппа — это совершено отдельная тема, он все таки историк, а не физик.

В 1939, уже при Берии множество невинно пострадавших при Ежове выпустили — амнистировали, признали полностью невиновными ввиду отсутствия состава преступления, скостили сроки и тд. А как ни странно, но знаменитый позже Королев, наоборот, поначалу получил прибавку срока, выпустили его гораздо позже. И многие разогнанные при Ежове ЦКБ, КБ и НИИ, как УФТИ в Харькове, или лаборатория капитана первого ранга Акселя Берга в Ленинграде, которая занималась радиолокаторами, возобновили свою работу. Но время было уже безвозвратно упущено. С лидирующих позиций во многих отраслях мы скатились в положение вечного догоняющего...

И кстати, с 'лейтенантом Флеровым' тоже 'все не так однозначно'. Начнем с того что он никакой не пехотный лейтенант, а 'воентехник второго ранга' и служил в разведывательном авиаполку. Учился он не военном училище, а в Ленинградском университете и диплом защищал у Курчатова, в 'Радиевом институте', так что был в теме советских работ по атомной проблеме. Письмо свое Сталину, если я правильно помню, Флеров направил в сентябре 1942, время для страны страшное, критическое — гитлеровцы уже в Сталинграде, ясно же что у страны просто нет в тот момент ресурсов для такой масштабной программы. Почему молчал до тех пор? Банально этим письмом спасался от фронта? Впрочем, черт с ним, даже такие вот шкурные интересы в этом деле лучше, чем ничегонеделание и тем более, лучше прямого противодействия. Ответ Сталину от 'великих ученых' что ничего сделать низзя — помните?

Но это так, атомная бомба и атомная энергетика — очень дальние прожекты. Увы, помочь в УФТИ я никому не могу. Поздно. Сейчас лето 1938, кто выжил тот и так выживет, кто был расстрелян — был расстрелян еще задолго до моего появления тут. Информация о всех работах УФТИ ушла в Штаты вместе Шарлоттой фон Рифеншталь уже давно, а в Рейх уйдет вместе с самим Хоутермансом в 1939 году. Упс, 'уйдет'! Его же только в 1939 году в Рейх вернут. До этого еще минимум год, так что можно затормозить. Хотя как показал опыт, не особо гитлеровцам этот гад и помог. Но все же над этим надо подумать.

А вообще, у меня давно сложилось впечатление что Курчатов или там Сахаров в реальности вовсе не 'отцы бомб' — атомной и водородной, а просто люди, назначенные ( или вероятно даже самоназначенные) на эти должности по анкетным соображениям -'русский, из рабоче-крестьян, член ВКП(б)', причем главную роль играла 'пятая графа' — они представители титульной нации. Если даже о полтавском хлопце, Трижды Герое Социалистического Труда Николае Духове советская и постсоветская пропаганда молчит чуть-чуть менее чем абсолютно, то как можно было в то время открыто говорить о роли немцев, пусть даже и коммунистов сбежавших из Рейха еще до войны от гитлеровского террора, и тем более о роли бывших штандартенфюреров, в советском атомном проекте? Собственно с водородной бомбой так оно и есть. Конструкция этой бомбы, 'слойка', по-Сахарову так называемая, это чисто лабораторный стенд весом 80 или даже 100 тонн. Такой монстр ни в один самолет или ракету не запихнешь. А вот практически реализованная конструкция на основе дейтерида лития по проекту Олега Лаврентьева вкладывалась в вес пять тонн и габариты бомбового отсека Ту-4. Причем эту идею он разработал в инициативном порядке во время срочной службы где-то на Камчатке и послал свои расчеты в Москву. В конечном итоге эти бумаги попали к Берии и Олега привезли в Москву. Проект был реализован, а его автор поступил учиться в МГУ. Но после смерти Берии столичная научная мафия так и не дала Лаврентьеву доучиться — досрочно дали диплом в зубы, докторскую степень в придачу и выпихнули в Харьков преподавать...

Так вот, опять двадцать пять о Харькове. Попадалась мне как-то давненько старая, изданная еще в шестидесятые годы одна немецкая ( Sic!) книжка по газотурбинным двигателям — авиационным и промышленным. Как это часто бывает в большинстве технических книг, первая глава этой книги была посвящена краткой истории предмета. Так вот немец-автор книги, расхваливая на все лады свои немецкие турбореактивные двигатели BMW и JUMO, и хвастаясь, утверждает что первый реактивный самолет с турбореактивным, а не ракетным двигателем, полетел именно у немцев еще в сентябре 1939 года. И все же этот немец был вынужден признать, что в реальности первый газотурбинный двигатель был изготовлен еще в 1935 году в Харькове по проекту и под руководством профессора Уварова. Сквозь зубы, признал этот немец и то, что некоторые советские наработки немцы тоже использовали. Увы, никаких подробностей о том, кто такой этот Уваров мне не попадалась. Даже в 'Вике' информация о нем отсутствует, а на каком-то из форумов попадалась информация о том, что был такой профессор Уваров в Москве, в МВТУ имени Баумана и занимался он именно теплотехникой и всю жизнь именно в МВТУ и проработал. Возможно, и немец ошибся, а возможно теоретическая часть проекта была выполнена в Москве, а рабочие чертежи и воплощение в железе делалось уже в Харькове? Такое — когда КБ в одном городе, а завод-изготовитель в другом — в СССР было сплошь и рядом. Но опять-таки в 1937 году все это было угроблено, и работы по созданию ГТД похоронены. А Архип Люлька, проект своего двухконтурного турбореактивного двигателя начал разрабатывать в Ленинграде что называется с белого листа и там же подал документы на его патентование в 1939 году... Информация о том, что этот ГТД хоть где-то практически использовался мне не попадалась. Похоже, что в 1937 году все с ним связанное было угроблено полностью. Во всяком случае, все послевоенные работы по ГТД основывались на уже упоминавшихся немецких авиационных турбореактивных двигателях BMW и JUMO и купленном в Британии у компании Rolls-Royce двигателе Nene.

Вообще-то по конструкции ГТД я тоже много чего знаю и помню, и мог бы этой информацией поделиться с тем же Уваровым или Люлькой. Но вот как это сделать? В Москву смотаться? А под каким 'соусом'? Если Уваров действительно в МВТУ преподает, то можно будет зайти и поговорить... Вот только как замотивировать поездку в Москву? Мдасс, задачка...

Да что это я туплю-то? Архип Люлька опубликовал статью о турбореактивном двигателе еще лет десять тому, когда учился в Киевском политехническом институте, а сейчас, коль на дворе весна 1938 года он еще в Харькове, в авиационном институте преподает. Люльку переведут из Харькова только через год с гаком. Надо бы и с ним повидаться и поговорить. Историю развития ГТД, правда в основном промышленных и корабельных, а не авиационных, я помню очень даже не плохо, а если поднапрячь память то и эскизы конструкций, методики расчетов и рецептуры некоторых жаропрочных сплавов, необходимых для лопаток турбин и камер сгорания, вспомню.

Так-с, добавляем еще один пунктик в свой план...

Ладно, все это хорошо, но ко мне непосредственно отношения не имеет никакого.

Так что первую очередь надо с собой разобраться и с моим кораблем.

Мдаа... вот уже и 'мой корабль', хотя я его еще и в глаза не видел.

Так, что я помню об эсминцах 'семерках'? Длинна чуть более ста десяти метров, полное водоизмещение 2400 тонн, запас мазута 500 тон, скорость до 36 узлов. Конструкцию корпуса купили у итальянцев, с их эсминца 'Maestrale', а паротурбинную пропульсивную установку и лицензию на ее производство — у англичан. Кстати, сейчас 'пропульсивная установка' не говорят. Говорят 'главная энергетическая установка'...

Так можно и погореть... Впрочем, это все лирика... Вернемся к главному. Локаторов на корабле нет, даже навигационных. В Ленинграде локаторы еще только пытается создавать капитан первого ранга Аксель Берг. Не, вру, сейчас Берг ничего не создает, он сидит в 'крестах', а выпущен с извинениями он будет только в 1939 году, так что увы, до войны не успеет... Локаторы, частично наши, частично американские, появятся на эсминцах только году в 1944м, причем только на Северном Флоте... Дальномеры оптические, сопряжены с ПУАО и ПУАЗО... Вооружение четыре одноствольных палубно-башенных установки Б-13 калибром 130 мм, не универсальных, увы, угол возвышения максимум 45 градусов. Ручной привод, боекомплект по 180 снарядов на ствол... Две зенитки 76 мм и два зенитных полуавтомата 45 мм, потом добавили еще пару 37 мм автоматов, два или четыре ДК или ДШК... 80 якорных мин... два десятка глубинных бомб. Увы, сбрасывание глубинных бомб только ручное, после прохода над целью...И самое главное, сжирающее больше всего места на палубе и отнимающее изрядную долю водоизмещения — чемоданы без ручки — торпедные аппараты. ТэТэАПолсотниТри, Трех Трубные Торпедные Аппараты, калибром 533 мм, две штуки... Да еще кажись запасные торпеды на стеллаже. Не знаю какой 'гений' придумал эти стеллажи — перезарядить запасными торпедами эти аппараты в море невозможно. Зачем их ставили непонятно. На Северном флоте это поняли первыми, и эти стеллажи убрали.... Даже во время ПМВ торпедные аппараты были уже почти бесполезны на больших кораблях. А за всю Вторую Мировую войну ни один флот мира не провел ни одной торпедной атаки эсминцев на вражеские корабли. Просто потому, что артиллерия расстреливала атакующие эсминцы задолго до того как они смогли бы выйти на дистанцию торпедной стрельбы. Разве что эсминцы Ройял Нэви добили торпедами уже безоружный 'Бисмарк', расстрелявший весь боезапас. Хотя тот же Ройял Нэви так и не смог утопить всплывшую из-за технических проблем итальянскую подводную лодку 'Торричелли'. И бой этот для итальянцев был примерно таким же, как для нас бой 'Варяга' в Чемульпо. И хотя итальянцы могли стрелять из одной единственной 75мм пушки ( торпеды у итальянцев кончились еще задолго до начала этого боя), они нанесли британцам массу повреждений, чуть ли не утопив пару эсминцев... А, ну да, еще немецким эсминцам пару раз удалось торпедировать какие-то беззащитные транспорты северных конвоев. Впрочем 'либертосам' чтобы утонуть, хватало и одного — двух снарядов... Да и беззащитными конвои были тоже редко, только когда их бритты подставляли. Так что эти атаки эсминцев были лишь исключением, в очередной раз подтверждающим правило. Торпеды уже во ВМВ успешно использовались в реальности массово только как оружие подводных лодок. Вот тут они не заменимы. Кстати, еще о торпедах... Результативность самолетов-торпедоносцев по сравнению с обычными бомбардировщиками и топмачтовиками не помню. Но вроде она тоже не выдающаяся.... Это при том, что в авиации топмачтовики и торпедоносцы — самая опасная работа, при этом совершенно незаслуженно забытая. У погибших пилотов истребителей в среднем до гибели было более 60 боевых вылетов, у бомбардировщиков около 20, у штурмовиков 10, а у торпедоносцев и топмачтовиков менее четырех...

Снять бы на хрен с 'семерок' эти ТТА и на их место поставить зенитные автоматы и РБУ. Да и места для перевозимого десанта больше будет. Впрочем, РБУ это надо бы больше на Северном Флоте, и на Балтике, а на Черном Море немецких U-ботов практически не было. И если надежно запереть Дунай и Констанцу, то и не будет... А вот отражать налеты люфтваффе надо было всем регулярно и везде, да и десант эсминцы возили везде массово. Из-за недостаточности ПВО 'семерок', мы в один печальный день сорок третьего года потеряли три таких корабля...

Проект '7' был перекроен в проект '7у' в конце 1937 года, после всяческих дел, которые натворила наша авиация в разных концах планеты. Вообще 1937 год в истории нашей авиации, особенно морской авиации, это год забытых и не оцененных подвигов. Сначала в Китае, помогающий Мао и Чан Кайши наш летчик Хрюкин ( 'лошадиная фамилия' потому и запомнил) утопил японский авианосец. 'Самурай' сей конечно был не американский атомный 'Энтерпрайз' на 100 000 тон, а в десять раз скромнее. Но все же для тех времен 10 000 тон водоизмещения — это очень даже приличный корабль. Приличный то приличный, но всего одна бомба с СБ и все, отправился 'самурай' на дно морское передавать привет Посейдону. Вскоре эти же летчики туда же отправили и японский крейсер. Затем в Испании, опять таки с СБ, вкатили бомбу в гитлеровский крейсер. К сожалению, нацист не утоп. Его не добили, к громадному сожалению, хотя и могли. Ну типа там война не объявленная, немцы в ней официально не воюют, а их 'Легион 'Кондор' это нацистские 'ихтамнеты', нету, мол, их на сём крейсере. В общем 'низзяяя'... Хотя и надо было... Ну и еще кто-то, не помню кто, грохнул толи итальянский, толи испанский эсминец, сходный с семеркой. Не, вру, этот наделавший столько шороху в наших кораблестроительных кругах, эсминец был британский. Корабль Ройял Нэви, бдящий за режимом блокады республиканской Испании, толи попал под раздачу, толи нарвался на чью-то мину. После этого началась у нас тихая паника на тему борьбы за живучесть этих кораблей. Результатом этой борьбы стало появление проекта '7у'. С увеличением количества котлов, дополнительным эшелонированием пропульсивной установки, так что она даже в надстройку вылезла, и остойчивость упала. Пришлось еще изрядный кусок полезного водоизмещения балластом гробить. А нафигаспрашивается, надо было огород сей городить, если все равно одна 'сотка' 'удачно' сброшенная со 'штукаса' ломает такой корабль пополам? А как утверждают фанаты авиатехники на разных форумах, такими 'сотками' 'штукасы' плюются, попадая в круг диаметром 10 метров. Куда полезнее было бы зенитное вооружение усилить, даже сняв один ТТА. В итоге это и сделали, но только уже в 1944 году...

Кстати, забавная история была с названиями этих эсминцев. В начале, при закладке все названия начинались на букву 'Б' — 'Бойкий', 'Безупречный', 'Бесшумный', а сентябре 1940 года им всем придумали новые названия, начинающиеся на букву 'С' — 'Смышленый', 'Сообразительный', 'Совершенный', 'Свободный'... Зачем спросите? А кто, кроме Якорного Бабая, понимает извивы адмиральских мыслей?...

Так, дальше. Снаряды. 130 мм, это не мелочь, но начиненные 'морской смесью', вместо обычного тротила, они еще лучше будут. 'Морская смесь', взрывчатка А-ХI-II, в полтора раза мощнее тротила, разработка ленинградского морского инженера Ледина. Надо запомнить и если получится, нет, надо обязательно помочь ему ускорить работы по этой взрывчатке, технологии ее производства и снаряжения боеприпасов ...

Так или иначе, но надо сокращать срок постройки моего долгостроя на два года... Или, в самом крайнем случае, сократить срок постройки хотя бы так, чтобы пройти заводские ходовые испытания не позже июля 1940. Затем до конца осени сорокового выдрессировать и сплавать экипаж, научить комендоров стрелять так, чтобы цели, особенно воздушные, поражались первым же выстрелом. Хочешь или не хочешь, а две-три заправки топливом и пару боекомплектов придется израсходовать...Потому что на все эти традиционные долгие детские игры с пристрелками-вилками-недолетами-перелетами люфтваффе времени уже никому не оставило. 'Штукасы' Ю-87 уже летают.... Увы... Зимой сорокового-сорок первого спокойно провести ревизию и ремонт механизмов, возможно перестволить артиллерию. Если все это сделаю, тогда к началу неизбежной войны мой корабль будет не 'хромой уткой', и если не тузом в рукаве, то уж точно валетом. Причем вполне себе козырным валетом. И мы совершенно точно не нарвемся на свою мину на мерной миле и не сдохнем от нее бессмысленно. А уж приказ гражданина адмирала Иванова-Октябрьского о минных постановках в своих водах, если он последует, а он безусловно последует, человек-то тот же, думает так же по старому балтийскому шаблону 1914 года, буду саботировать любой ценой. Даже под трибунал пойду, но из-за этого, гм..., как бы его политкорректно назвать, брать на свою душу грех смерти наших людей, эвакуированных из Одессы, пассажиров пароходов 'Ленин' и 'Крым' и экипажей и солдат с других пароходов не хочу. А вы сможете жить спокойно, угробив полторы тысячи соотечественников? Мины со своего эсминца мне в любом случае надо будет возле Констанцы или Мангалии ставить. Даже если приказ будет ставить их под Одессой и Севастополем, или Мариуполем со Скадовском...

Безусловно, судьба одного корабля, пусть даже и не самого маленького, такого как эсминец, в этой войне — это мелочь. Песчинка в Сахаре. Капля воды в Атлантике. Советский РККФ, особенно его Черноморский Флот, в этой войне играл абсолютно вспомогательную, абсолютно вторичную роль. Все главные события происходили на суше, в начале в Белоруссии, потом дальше на Восток, но в любом случае за тысячи миль от морских берегов. Но даже если просто 280 пацанов из экипажа останутся живы, а не погибнут, подорвавшись на своих же минах? Их жизни что, лишние? Нет, жизни наших людей лишними не бывают. Жизни — это не мелочь. И тем более ни одна наша жизнь не лишняя. Лишних жизней соотечественников не бывает. Эту простую истину надо вбивать в головы любителям красивых фраз 'Бабы еще нарожают' или 'У короля много'.Так что уже только ради этого стоит драться.

И не надо мне говорить про оборону Одессы и Севастополя. Если бы не накосячили с самого начала на суше, за тыщщу миль от нас, сначала в Белоруссии, затем с мостами через Буг и Днепр, то даже Одесса осталась бы тыловым городом, а Севастополь — вообще далекой глухой норой для тыловых крыс. Типа Сан-Диего или Норфолка в Штатах. Собственно таким Севастополь с Одессой и были во время ПМВ, такими они и должны оставаться и дальше.

'Линия обороны нашего побережья проходит по берегу противника'.

Эту аксиому надо всегда помнить.

В Харьков я вскоре съездил. Причем дважды. Первый раз в конце июня тридцать восьмого. Меня выписали из госпиталя, а военно-медицинскую комиссию, которая решит мое, и не только мое, будущее, соберут уже в июле. Так что я пока на больничном и иду смотреть свое жилье. Как мне объяснили, после прибытия в Николаеве командование предоставило мне койку в комнате для комсостава в казарме для экипажей строящихся кораблей напротив завода. Знакомое место — в этих казармах к 225-летию Николаева открыли 'Краеведческий музей'. Комнатка маленькая, но зато в ней есть все минимально необходимое для жизни. А в старорежимном письменном столе, я бы сказал излишне огромном для такой маленькой комнаты, я нашел свои документы и небольшую пачку денег. Разобравшись с жильем, я не особо долго раздумывая отправился на вокзал. Пешком, по Адмиральской, затем по Советской. Мдааа... я погорячился. Долго ходить мне пока тяжело, нога уж очень разболелась. Так что на перекрестке Советской и Плехановской я сел в трамвай, в 'тройку' кстати, и доехал до остановки, ближайшей к вокзалу. Расписание поездов почти не изменилось. В Харьков можно приехать двумя поездами. 'Херсон — Харьков', отправляется в 23:50, без десяти полночь, и прибывает в Харьков к 14 часам завтра, или 'Николаев-Москва', который отправляется в 11 часов утра и прибывает в Харьков среди ночи. Московский поезд сегодня уже ушел. Недолго думая, я купил билет на сегодняшний вечер. Тем же путем — трамваем до Плехановской, а далее пешком, вернулся к себе в казарму, вот только вышел не на Советской, а дальше, на Первой Слободской. Почти все оставшееся до поезда время потратил на запись событий, которые произойдут со второй половины 1938 и до конца 1940 года. Решил, что о событиях 1941 года поговорю позже, и только когда сбудется записанное.

На вокзал приехал заранее, чтобы поужинать в ресторане. Вот и все, ужин закончен, очень даже неплохой ужин, кстати. Теперь пора на поезд.

И вот я уже в Харькове. Метро в Харькове построят только после войны, но на привокзальной площади крутится несколько такси — вот оно наглядное преимущество большого города, к тому же бывшей столицы.

Начал я свое турне по городу с Харьковского авиационного института. Увы, Архипа Люльку мне застать не удалось — занятия в институте уже кончились, сессия сдана, и он командовал студентами на практике на харьковском авиазаводе. Но канцелярия института приняла под расписку мой пакет с эскизами и описаниями проектов ГТД и клятвенно обещала передать его лично в руки товарищу Люльке, как только он появится в институте. Так что одно большое и важное дело можно считать сделанным...

А еще через полчаса я уже был возле большого дома на набережной. В просторном и уютном дворе этого большого дома обнаружилась детская площадка, заполненная малышней самого разного возраста и несколько лавочек, на которых сидят молодые мамы. Рядом с некоторыми мамами стоят коляски. А вон та красивая брюнетка с коляской очень похожа на мою бабушку. Наверное, это бабушка и есть. Тогда в коляске должна быть моя мама, ей ведь сейчас только 11 месяцев отроду...

Устраиваюсь на пустующей лавочке, запасаюсь терпением и жду. Жду долго. Вечереет, народ начинает потихоньку возвращаться домой со службы и с работы. Среди входящих во двор были и военные, в том числе и летчики, но пока не было никого похожего. О! А вот кажется и дед. Высокий, худой, смуглый и загоревший. Точно, он. Встаю и иду на встречу. Подхожу ближе и козыряю вполне по уставу:

— Здравие желаю товарищ старший лейтенант!

— Здравие желаю... — он отвечает, но затрудняется определить мое звание. Оно и понятно — петлиц на воротнике в морской форме нет, знаки отличия в нарукавных нашивках и в них разбираются далеко не все.

— Старший лейтенант Сергей Федоров, командир эсминца 'Бесстрашный'! — подсказываю, — А вы Михаил Скрыловецкий?

— Да, — он несколько опешил, но быстро исправился и ответил по уставному, — Так точно!

— Простите, за бестактный вопрос... Вашу жену зовут Евгения Петровна, у вас две дочери, старшую зовут Галина, а младшую Ася, она родилась 10 августа 1937 года?

— Да... Все так, но откуда вы все это знаете? Я вас в первый раз вижу... Хотя... — дед недоумевает и пристально смотрит на мою загорелую физиономию и на то, как я опираюсь на трость, — Вас случайно не в Испании ранили?

— Не совсем. Да, я недавно из госпиталя, но поскольку я моряк, то, как вы понимаете, я никак не мог быть ни под Тэруэлем, ни под Гвадалахарой.... А вот отом, откуда я многое о вас знаю, я и хотел бы с вами поговорить. Если конечно вы позволите украсть у вас пару часов вашего времени.

Дед задумался, потом решительно продолжил:

— Идемте ко мне домой.

Отличная трехкомнатная квартира, однако, обставлена она, конечно, более чем скромно, но просторы роскошные. Даже завидно немного. Мы расположились возле стола в гостиной, и я начал свой рассказ.

— Итак, я для начала приношу свои извинения за потраченное на меня время и те проблемы, которые я могу вам причинить. История, которую я вам расскажу, может показаться вам либо фантастикой в стиле Герберта Уэльса или Александра Беляева или бредом сумасшедшего. И так, если коротко, в двух словах, то я ваш внук, сын вашей младшей дочери Аси, я появлюсь на свет через двадцать четыре года.

— Что??? — дед офонарел.

— Дело было так. В начале апреля меня назначили командиром эсминца 'Бесстрашный'. Корабль этот еще строится на заводе в Николаеве, так что моя служба сейчас состоит в контроле за постройкой корабля. Что я и делал, пока 20 апреля на заводе не произошло ЧП. У подъемногокрана, несшего поддон с деталями на стапель, лопнул трос, и меня хорошо приложило одной из упавших с крана железяк. Больше недели я пролежал в госпитале без сознания. За это время моя душа успела покинуть мое тело, побывать в будущем, прожить немаленькую жизнь в теле вашего внука и потом вернуться обратно в наше время и в мою бренную плоть. Это вкратце...

— Хорошая сказочка.

— Увы, это не сказка. Хотите, я расскажу еще некоторые подробности о вас, о сестре вашей жены Александре и ее муже Петре Миронюке, командире погранзаставы, на которой вы служили срочную в 1930, об их сыне Владимире? О вашей службе? Но самое главное я хотел поговорить не о том, что уже было, а о том, что еще только будет. Для моей души это наше будущее уже прошлое, все, что еще только произойдет, мне уже известно, ведь все это было написано в книгах и учебниках истории, которые я читал в школе спустя четверть века, уже в шестидесятые-семидесятые годы и позже. Вот здесь, — я достал из кармана кителя конверт, — я записал все основные события, которые произойдут до конца 1940 года...

— Я не понимаю, зачем вы все это мне рассказываете? — дед меня перебил. Он мне не верит. Я бы тоже вот так сразу никому бы не поверил, если бы ко мне кто-то заявился с такой историей.

— Просто потому, что я хочу вам помочь, помочь просто по-родственному. Вы же все-таки некоторым образом мой дед. Так вот, я оставлю вам этот конверт. В нем есть много информации, которая может вам пригодится на службе. А еще больше я могу рассказать... Можете делать с этим что хотите, может сжечь, выбросить или отнести в НКВД. Можете так же его сохранить, а через год проверить и убедится в том, что я не вру. Я сейчас уйду, и не буду вас больше беспокоить до начала 1941 года. А когда вы убедитесь, в том, что все идет так, как я написал, мы сможем поговорить подробнее. У меня есть только один вопрос — вы случайно не знаете, в какой квартире живет инженер Кошкин?

— Кошкины? Это которые недавно из Ленинграда переехали? Его Михаилом зовут, и он на паровозном заводе работает?— перебила меня бабушка, вошедшая в гостиную с малышкой на руках.

— Да. Это они, — я кивнул.

— Кошкины в третьем подъезде на втором этаже живут, квартира сразу возле лестницы справа. Я с его женой и дочкой во дворе на детской площадке познакомилась...

— Большое спасибо, Евгения Петровна, за подсказку, а сейчас разрешите откланяться, — я встал и направился к двери, — Да, кстати, ваша сестра Александра, она по прежнему живет в Одессе на улице Артема, 13?

— Да, это их квартира. Обычноона с мужем на заставе живет. Но сейчас должна быть там, она писала недавно, что у Петра отпуск и они поедут на весь июль на море, в Одессу...

— Еще раз большое спасибо.

— Миша, ты чего сиднем сидишь? Проводи гостя!

Еще через пять минут я уже стучался в дверь квартиры Кошкина.Открыл мне сам хозяин квартиры:

— Добрый вечер, товарищ, гмм... старший лейтенант. Вы к кому?

— К вам, Михаил Ильич. Есть насущная необходимость поделиться военным опытом.

— Со мной? — Кошкин немного удивился.

— Да, с вами, если позволите войти, я вам все объясню. Тема слишком важная чтобы обсуждать ее на лестнице...

— Хорошо, заходите.

— Военным опытом, хммм.. А, вы наверное из Испании? — спросил Михаил Ильич, когда мы расположились в его кабинете.

— В данный момент я из госпиталя, где пролежал два месяца после тяжелого ранения, — я решил не рассказывать Кошкину о себе все, но и не врать слишком уж много, — То, что я должен рассказать, мы какое-то время обсуждали с моим соседом по палате, танкистом. К сожалению, его не смогли спасти...

— А как его звали? — Кошкин меня перебил.

— Настоящего имени его я не знаю. Его называли Серхио, как меня. Так вот, вы ведь сейчас работаете над новым танком?

Кошкин машинально кивнул в ответ.

— Значит, я пришел по правильному адресу. — И я рассказал все, что знал о вражеских противотанковых средствах, о том какие танки есть сейчас и как будут эволюционировать танки будущего врага в ближайшие годы. О конструкции Т-34, нарисовал несколько эскизов, рассказал о всех его модернизациях , так же о том, что надо было бы сделать, все что обсуждалось на форумах, но что так и не было сделано: о рациональном наклоне броневых плит, о конструкции башни, о командирской башенке , об улучшенной трансмиссии, о закалке шестерен с помощью ТВЧ, о топливных баках в корме, а не в надгусеничных полках, о расположении башни на миделе, о воздушных фильтрах, о торсионной подвеске, о поперечном расположение двигателя, о сплошном лобовом листе, о люке мехвода вверху, о кумулятивных снарядах, о погоне башни диметром в два метра, так чтобы без переделок можно было бы ставить башню со 100мм орудием, просто сняв старую, о том что Грабин уже работает над мощными танковыми пушками. О том, что столкнувшись на поле боя с нашими танками, противник через год примерно ответит своим тяжелым танком со 100 мм броней и 88 мм пушкой, и многом, многом, другом связанном с танками.

— Откуда вы все это знаете? Вы же моряк, а не танкист? — Кошкин внимательно рассматривал мои эскизы, в которых смешались и Т-34, и ИС, и послевоенные танки, — Я думал о чем-то подобном, но далеко не обо всем, что вы сказали. Некоторые вещи я себе даже и представить не мог. Это гениально.

— Спасибо за комплимент, я не гений, просто я общался с опытным танкистом, это он все придумал. А в командовании кораблем и танком есть кое-что общее. Я еще хочу добавить очень многое, но уже не о танках.

— А о чем же?

— Видите ли танковые войска должны быть сбалансированными, и только танков для этого мало. В составе танкового полка или бригады должны быть не только одни танки, но и самоходная артиллерия ПТО, транспортно-заряжающие машины для перевозки боеприпасов, бронетранспортёры для перевозки приданных пехотных частей, самоходные зенитные установки, самоходная гаубичная артиллерия серьезных калибров. Нужны ремонтные мастерские, опять-таки мобильные, то есть на мощных грузовиках. Многое из этого можно создать путем переделки существующих, но уже морально устаревших танков. Броня БТ или Т-26 слишком слабая, но их ходовая часть вполне подойдет как носитель 107 мм гаубицы или 37 мм или спаренной 23мм или даже счетверенной зенитной установки. Это не говоря уже о том, что нормальный танк крупнокалиберный зенитный пулемет должен иметь свой штатный. А новый танк смог бы нести и 100 или даже 120 миллиметровое орудие ПТО, установленное в неповоротной рубке с усиленным бронированием, — я нарисовал еще несколько эскизов.

— Более того, в танковой дивизии на один собственно танковый полк должны быть еще полк самоходной зенитной артиллерии, полк самоходной гаубичной артиллерии и как минимум один, а лучше два полка моторизированной пехоты, передвигающейся вместе с танками после прорыва вражеской обороны и уничтожающей вражеские тылы. Так же такая дивизия должна иметь рембат, топливозаправщики, транспортно-заряжающие машины. Передвигаться такая пехота должна или на бронетранспортерах , боевых машинах пехоты или на грузовиках. Под БТРы и БМП можно переделать танки БТ или Т-26, или бронеавтомобили БА... Хотя лучше создать специальные машины, — и я опять нарисовал несколько эскизов, — Вот такие БТР немцы уже делают.

— Мда... Озадачили вы меня, однако. О многом из того что вы говорите мы даже и не задумывались. Да и не понятно, зачем все это нужно?

— Зачем? Это опыт войны, за отсутствие всего этого на фронте уже кровью заплачено, и если этого не сделать, то будет заплачено еще большей кровью, причем уже не испанской, а нашей...

— Считаете, что будет война? — Михаил Ильич пристально смотрел мне в глаза.

— Да, увы, но нас нападут.

— Понятно...

Обсуждая разные танковые темы, боевые действия танковых и механизированных войск, мы засиделись далеко за полночь. Вопрос с ночлегом решился сам по себе — Кошкин не выпустил меня среди ночи, а любезно предоставил вполне удобный диван в своем кабинете. А утром подвез на вокзал. Я оставил ему свой адрес и пообещал, что если еще что-то важное вспомню, то напишу. И попросил беречь здоровье и не простужаться.

Я шел по перрону харьковского вокзала к своему поезду, а мне на встречу шла компания летчиков. Поравнявшись с ними, я козырнул, они машинально ответили, и мы разошлись как в море корабли. Но что-то меня зацепило — лицо одного из летчиков показалось уж больно знакомым. Да, думаю это он. Была— не была, но надо проверить. Я развернулся, и быстро, настолько насколько мог, догнал эту компанию.

— Здравия желаю товарищи командиры! Разрешите поговорить немного с вашим коллегой? Да, именно с вами. Я не задержу его больше чем на пару минут.

— Если не ошибаюсь, вы Алексей Маресьев? — я продолжил, отойдя в сторону.

— Да, это я. Но разве мы знакомы? — удивился летчик.

— Это неважно, знакомы, или нет. Важно совершенно другое. Итак... Моя прабабка-цыганка была ведьмой и могла видеть будущее. Частичка ее дара перешла и ко мне. Так вот, Алексей, слушай внимательно и запоминай. Если хочешь прожить 90 лет не безногим инвалидом, а здоровым и Героем Советского Союза, то когда начнется война, и тебе прикажут прикрывать штурмовики от вражеских истребителей, не лезь сам штурмовать, а выполняй приказ, на землю не отвлекайся и сбивай вражеские истребители. Иначе они зайдут тебе в спину, собьют и тебя и штурмовики. А ты еще и без ног останешься. Запомнил?

— Дааа..., — ответил ошарашенный летчик.

— Ну, тогда не смею больше задерживать, я побежал. Бывай!

На следующее утро я уже сходил с поезда в Одессе. Пробродив по городу, к вечеру отправился на улицу Артема...

Разговор с полковником пограничных войск Петром Сергеевичем Миронюком вышел очень тяжелым. Выслушал он меня очень внимательно, но не то чтобы он мне не поверил или решил, что я брежу. Хуже, он, похоже, считает меня провокатором.

— Петр Сергеевич, вы, наверное, думаете обо мне как о сумасшедшем, или как о провокаторе, и прикидываете — а не доложить ли об этом разговоре по начальству, в НКВД?

— Вы правы, молодой человек, есть такая мысль, — Петр Сергеевич даже слегка улыбнулся.

— А вот с этим докладом я бы вам посоветовал повременить до конца ноября...

— А почему это повременить? — Петр Сергеевич даже изволил меня перебить.

— Потому что 'железному наркому' гражданину Ежову, и соответственно 'ежовщине', приходит конец. Товарищ Сталин уже давно понял, что гражданин Ежов не справился с возложенными на него задачами, и потому скоро гражданин Ежов будет снят со свой должности. Ежову уже нашли замену. Буквально на днях, а возможно это уже и произошло, его заместителем будет назначен Лаврентий Павлович Берия, он сейчас Первый Секретарь ЦК КП(б) Грузии. Пару месяцев Берии потребуется на знакомство с наркоматом и передачу дел, а с первого ноября сего года Лаврентий Павлович будет назначен Народным Комиссаром Внутренних Дел. А Ежов будет поначалу переведен на должность наркома водного транспорта, а в следующем, 1939 году снят со всех должностей, осужден и расстрелян как враг народа за допущенные перегибы и нарушения социалистической законности...

— Лаврентий Павлович Берия, говорите? — услышав это имя, Петр Сергеевич задумался, и после долгой паузы продолжил, — Случайно вы не знаете, в конце 1917 года Берия не был ли комиссаром в одной из частей на Румынском фронте?

— Да, это он. Берия действительно был на этом фронте в то время, и какое-то время был комиссаром в одном из полков. Я об этом тоже тут написал, — я кивнул на конверт с моими записями, лежащий на столе. — К концу ноября этого года произойдет еще много других очень важных событий, о которых я тоже написал, и вы сможет это все легко проверить. Думаю, что к зиме тогда докладывать о нашем разговоре будет вам куда как полезнее, если вы все еще будете хотеть это сделать...

— Хорошо, молодой человек, допустим так и будет. Но зачем вы мне все это рассказываете?

— А вот об этом мы поговорим позже, лучше всего через год. Думаю, что тогда вы перестанете меня считать бредящим сумасшедшим провокатором, — я улыбнулся.

— Хорошо, Сергей Иванович, давайте сюда ваши записи, так и быть, я подумаю над вашим предложением до осени. А за сим, до свиданья.

Я успел на поезд Одесса-Симферополь.

Я лежал на верхней полке в купе поезда и вспоминал все, что связано с авиацией. Собственно к авиации я всегда был равнодушен, поскольку всегда мечтал о море. Но такова жизнь. Дело в том, что дед служил в ВВС РККА, так что пришлось интересоваться. 136ББАП моего деда был вооружен бомбардировщиками Як-2 и Як-4, как их назвали в интернете 'бумажный тигр РККА'. Справедливо, в общем-то, назвали. Непонятно зачем вообще эти Яки делали. Идея была заменить СБ, которые типа уже устарели. Но вот ведь какое дело. Бомбовая нагрузка СБ до 1600 кг. 600 кг в бомбовом отсеке фюзеляжа и две бомбы по 500 кило на внешней подвеске. Крейсерская скорость 340 км в час, максимальная на 100 километров больше. О внешней подвеске обычно забывают, и говорят только о тех 600 кг бомб, что размещаются в фюзеляже. И скорость говорят у СБ тоже очень маленькая, от 'мессера' мол не убежит. Но вот ведь какое дело, те же гитлеровские 'Юнкерс -88' или 'Хейнкель-111' развивали практически такую же скорость и точно так же не могли убежать от наших истребителей, даже от И-16. Хотя бомбовую нагрузку несли побольше — до 2000 кг. Ну оно и понятно, при вдвое более мощных моторах-то. О том, что 'Ю-88' даже в 1941 году не мог убежать от наших истребителей Покрышкин прекрасно описал. Кстати, 'Ю-88' строго говоря, не немецкий, а американский самолет. Главные конструкторы-то у 'Ю-88' янки. Как там их звали? Черт, не помню я имен этих Джонов Смитов. Помню только, что один из них еще в конце 1936 года сбежал из Германии домой в Штаты. Интересно, эти янки сами на заработки в Германию во время 'Великой Депрессии' поехали за 'длинной маркой', или кто умный подсказал?

Ну ладно, это я отвлекся от СБ, и Як-4 и Як-2. Решил авиаконструктор и заместитель наркома авиапромышленности Александр Яковлев превзойти СБ. По скорости он действительно СБ превзошел. Максимально Як-4 и Як-2 скорость до 550 километров в час развивали. Не помню я правда чем 'двойка' от 'четверки' отличались... Кажется типом мотора. Вот только бомбовая нагрузка у обоих всего 500 кг. Возможно для решения каких-то очень специальных задач, типа как англичане использовали свои скоростные бомбардировщики 'Москито', эти Яки подошли бы. Но об этом никто не хотел думать и организовывать. Сделали этих Яков 120 штук, поняли, что эти самолеты непонятно что, производство прекратили, выпущенными вооружили два полка обычной фронтовой авиации и забыли про них. А СБ прекрасно себя зарекомендовал в Испании, и в Китае, и на финской. Его оценили по достоинству — чехи даже купили лицензию на производствоСБ у себя. Много вы знаете примеров того, чтобы в тридцатые годы буржуи покупали лицензию на производство советской военной техники? Нет, не знаете? То-то и оно. СБ выпускали до конца 1941 года, а провоевали они до конца войны и даже говорят и после — в Китае и Корее. Главное использовать его правильно. Причем немцы чешскими трофеями не побрезговали. В Испании и Финляндии трофейные СБ состояли на вооружении до средины пятидесятых, пока не были заменены уже реактивными самолетами. Безусловно, СБ не идеал. И главный конструктор самолета — Архангельский — учел недостатки СБ, пожелания летчиков и сделал на базе СБ новый самолет, получивший название Ар-2.Главное достоинство Ар-2 в том, что это был реальный пикирующий бомбардировщик, оснащенный как механизмом вывода бомб из фюзеляжа при пикировании, так и автоматом выхода самолета из пике. У распиаренных типа пикировщиков Пе-2 и Ту-2 всего этого не было, и с пикирования они могли сбрасывать только бомбы с внешней подвески. А бомбы из фюзеляжа — только с горизонтального полета. И, тем не менее, Ар-2 выпустили всего 200 штук, и единицы из них дотянули до конца войны. А недопикировщики Пе-2 и Ту-2 тиражировали тысячами. Почему?

Впрочем, недостатки 'Тушки' многим были очевидны и ее производство несколько раз прекращали. Но поскольку у нее же были и мощные лоббисты, производство опять возобновляли.

А мутная история с авиакатастрофой в Казани, в которой погиб конструктор Петляков? Не говоря уже о том, что очень многие специалисты утверждают, что Пе-2 это просто тупой 'дралоскоп' Мессершидта-110.

Вот тут вот вплотную ребром встает вопрос с интригами в среде авиаконструкторов и явным вредительством. Как известно за исключением одного замнаркома авиапромышленности Яковлева, практически все авиаконструкторы в 30 годы так или иначе попали под репрессии. Но вот ведь какая интересная особенность. Все столичные, так сказать, жители попали в 'шарашки' и остались живы, а всех провинциальных 'зачистили' тотально. Показательна в этом деле судьба КБ Харьковского авиазавода, которое со средины 20х возглавлял Константин Калинин. Самолеты, построенные по его проектам на этом заводе и на заводе в Воронеже,'Аэрофлот' и транспортная авиация эксплуатировали всю войну и до начала 50х годов. А его самого как 'вредителя, диверсанта и врага народа' арестовали весной 1938 года, увезли в Воронежскую тюрьму и после 10 минутного 'суда' проведенного толи в этой же тюрьме, толи заочно в Верховном Суде СССР, в Москве, расстреляли в конце сентября 1938 года в воронежской тюрьме. Расстреляли и многих сотрудников этого КБ. Опять-таки вопрос — почему их расстреляли, а не направили в 'шарашки' как Туполева и его сотрудников? Если действительно Калинин и его коллеги были 'вредителями', то почему их 'вредительские' самолеты продолжали эксплуатировать и после их казни? И 'пришить' к смерти Калинина происки киевских украинских националистов, типа отомстивших 'москалю' не получается. Этапировали Калинина из Харькова ведь не в Киев, а в Воронеж, а это уже не Украина, в РСФСР. Такие решения однозначно только в Москве принимаются. И дело Калинина рассматривали вовсе не на Украине, а или в Воронеже или вообще в Верховном Суде СССР, в Москве, заочно. Так что это чисто московская интрига. Завистливая столичная элита расправлялась с талантливыми провинциальными конкурентами и расчищала дорогу американцам? Ведь именно после уничтожения Калинина, вместо новых самолетов собственного производства, весь 'Аэрофлот' начали переводить на лицензионные DC-3 от McDonnell-Douglas, и его клоны — Ли-2 и ПС-84. Кстати, к этой покупке приложил руку Туполев. Вам не кажется это странным — 'гениальный' авиаконструктор пробивает заказ для иностранца, а не свои собственные разработки, при этом уничтожив своих конкурентов внутри страны? Бескорыстно ли все это делалось Туполевым? Причем куплена лицензия была настолько криво и мутно, что для производства этого самолета в СССР его пришлось полностью перепроектировать, причем дважды.

Или история с истребителями. Довоенный спор — что важнее для истребителя — скорость или маневренность, решился как всегда в пользу союза 'и'. Причем четырех 'и'.Истребителю жизненно необходимы и скорость, и маневренность, и мощное вооружение, и надежная радиосвязь. Не говоря уже про эргономику. И как показал опыт войны, предпоследнее 'и' в списке — мощь вооружения — самое главное. Дважды Герой Советского Союза Борис Сафонов свои две Золотые Звезды заработал на И-16, а погиб когда пересел на ленд-лизовский 'Китти-Хоук'. Вот только обычно умалчивают что этот 'ишак' был вооружен двумя 20мм пушками и еще парой пулеметов. Трижды Герой Советского Союза Покрышкин с начала войны и до конца 1942 года воевал на МиГ-3. Изначально этот самолет был вооружен тремя крупнокалиберными и двумя обычными пулеметами. Но в конце июля 1941 года два 'крупняка' с этих МиГов поснимали — мол нечем новые самолеты вооружать. Результат стал на лице немедленно — сбивать фрицевских гадов стало сложнее. А когда Покрышкин пересел на ленд-лизовскую 'Аэрокобру' вооруженную 37мм пушкой и двумя крупнокалиберными браунингами, то после мелкой модернизации этого самолета в стиле 'подковать аглицкую блоху'( по просьбе Покрышкина механик объединил пушечную и пулеметную гашетки для увеличения мощности одновременного залпа), понял что 'Аэрокобра' — идеал самолета истребителя. И до конца войны никакие интриги Лавочкина или Яковлева не смогли его переубедить пересесть на их Ла и Яки. Не верите? Откройте мемуары Трижды Героя Советского Союза Александра Покрышкина и прочитайте их внимательно.

А наши авиаинтриганы попытку конструктора Гудкова ( один из 'трех мушкетеров' — конструкторов самолета ЛаГГ) сделать мощный истребитель вооруженный 37мм пушкой НС похоронили, позиционируя этот самолет как воздушный истребитель танков...

Опять-таки миф о тотальном преимуществе новейших Яков и Лаггов перед устаревшими 'ишаками' и 'чайками'. Если посмотреть те очень немногие, чудом сохранившиеся документы истребительных полков за 22 июня 1941 года, то открывается поразительная картина — большинство наших летчиков, сбивавших немцев утром 22 июня ( некоторые еще до 4 часов утра!) летали на этих самых 'ишаках' и 'чайках'. А сверхновые Яки и Лагги только числись на вооружении, на самом деле они либо только прибыли запакованные в ящики, и до приведения этих новых самолетов в боевое состояние требовалась еще уйма времени, либо вообще еще только ехали по железной дороге, опять-таки в тех же самых ящиках. Получается что и старые самолеты не были совсем уж металлоломом, и, по крайней мере, часть авиаполков утром 22 июня не 'мирно спали на аэродромах', а бдительно и добросовестно несла службу, как и полагается в соответствии с Присягой и совестью.

Кстати, Покрышкин в своих воспоминаниях ( https://www.litmir.me/br/?b=22122&p=30 ) описывает один печальный эпизод, который полностью объясняет, как мы теряли территорию и города летом 1941 года, не говоря уже про такую мелочь как самолеты. И чего я никак не мог понять раньше, пока не прочитал его книгу. Если взглянуть на карту СССР, то видно изобилие рек, текущих поперек страны с севера на юг, или наоборот, с юга на север. Каждый, кто смотрел киноэпопею 'Освобождение' четко усвоил — форсирование водной преграды во время войны это дело долгое, тяжелое и кровавое. А немцы всех этих рек в 1941 году даже не заметили. Почему? Вот Покрышкин и описывал, как это было 17 августа 1941 года с захватом немцами Николаева и через пару дней и Херсона, ну и соответственно с форсированием рек Южный Буг, Ингул и Днепр. В то время их полк базировался на аэродроме в поселке Копани. Расположен этот поселок почти посредине между Николаевом и Херсоном, примерно в 25 км от каждого города. Фронт, как считали в штабах, проходил чуть ли не в двухстах километрах западнее и севернее Николаева, далеко за Вознесенском. Утром 17 августа Покрышкина отправили на разведку, и к своему удивлению Покрышкин обнаружил моторизованную колонну прорвавшихся немцев примерно в 50 км севернее Николаева двигающуюся на Николаев по дороге вдоль берега Южного Буга, а вторую такую же колонну — двигающуюся на Николаев с северо-востока, со стороны Кировограда, т.е. вообще из тыла. Поскольку у на МиГе рации не было, Покрышкин тут же вернулся на свой аэродром и доложил майору, который замещал командира полка об увиденном. Фамилию этого майора Покрышкин, к сожалению не сообщил. Этот майор отмахнулся от полученной информации — мол быть того не может, потому что не может быть никогда. Часа через четыре в полк вернулся командир, которого вызывали куда-то в штаб дивизии 'на ковер'. Покрышкин вновь докладывает данные авиаразведки, теперь уже командиру полка, тот не верит, но все же посылает его вновь в разведку. Оказалось, что немцы уже проскочили Николаев, который никто не оборонял, поскольку никто в городе не знал о прорыве фронта и немецком наступлении, и находятся уже примерно в 5 км от Копаней, а с николаевского аэродрома улетают последние наши самолеты. Теперь наконец-то следует приказ нанести по наступающим немцам бомбоштурмовой удар, а после приземляться не в Копанях, а на аэродроме в Чернобаевке, что на 20 км восточнее, прочти в предместье Херсона. Так и было сделано, но еще через час после приземления в Чернобаевке пришлось улетать уже и оттуда на восточный берег Днепра, в Чаплинку, поскольку запоздавший удар не смог остановить немецкое наступление и Херсон тоже пришлось сдать...

А ведь если бы этот неназванный майор сообщил бы в Николаев о данных разведки и бомбоштурмовые удары были бы нанесены сразу по немецким колоннам на марше, то немцы не смогли бы сходу захватить Николаев. И гарнизон города , пусть даже и очень малочисленный, состоящий из новобранцев в учебных частях и почти не вооруженных матросов строящихся кораблей,смог бы защитить город. Это было довольно просто, потому как город занимает удобное место для обороны. Николаев расположен на полуострове, образованным слиянием рек Ингул и Южный Буг. Обе дороги, по которым наступали немцы, сходятся в одну, на перекрестке в северном предместье города, называемом Соляные, и находящемся на северном берегу Ингула. С основной частью города Соляные соединяются несколькими мостами, которые в те годы были наплавными, понтонными. То есть за пару часов развести мосты, угнать понтоны к южному берегу в район морского порта можно было бы запросто. И все, немцы надолго бы застряли в 'мокром мешке' междуречья на северном берегу — Ингул там довольно глубок, вброд не перейдешь, да и танки могут идти только по дорогам к мостам, иначе они застрянут в широкой и болотистой речной долине. Более того, в районе Николаева южный берег Ингула высокий, а северный низкий и на нем все просматривается на много километров, т.е. для артиллерии идеальные условия. Но майор этот чертов, никому ничего не сообщил, город никто не подготовил к обороне, мосты не развел, и все, пришел полярный зверек. И города и мосты через немалые реки — достались немцам, что называется 'на блюдечке с голубой каемочкой'... И все это из-за одного-двух м

* * *

ков....

Информация о сдаче Николаеве гитлеровцам в августе 1941 года из воспоминаний Покрышкина практически не коррелируется с официальной информацией о боях в районе Николаева в то время( например вот с этой компиляцией — https://zalizyaka.livejournal.com/23709.html) но она практически полностью совпадает с невольными воспоминаниями тех старых николаевцев, кто пережил гитлеровскую оккупацию : ' Когда началась война я на судостроительном заводе работал. Это значится в воскресенье случилось, а в понедельник пришел я в военкомат, ну добровольцем. А мне говорят — 'Васильич, ты же классный мастер, без тебя завод ну никак не обойдется да и корабли нашему флоту во как нужны! Так что иди работай, а врага мы не допустим'. Ну и я и работал. И в тот день в августе с утра как обычно пришел, и пошел на стапель, ну тот, где мы линкор строили. А в обед спускаться в столовую — а некуда идти, тут ,на трапе уже фрицы. Вот я и попал к ним. Пришлось на этих гадов работать, а иначе всю семью сразу расстреляют. Линкор они не стали достраивать, а всякую мелочь пришлось. Бл... самому стыдно за свою работу эту. Сколько лет прошло, а все равно стыдно. Хоть и на фронте потом искупил — два ранения у меня, и войну закончил уже в Маньчжурии. А все равно... Да что тут говорить.'

Спор от типе двигателя для истребителя — с воздушным или водяным охлаждением — оказался не принципиальным. До конца войны успешно довоевали как 'худые' 'Ме-109' с водяным охлаждением, не говоря уже про американские 'Кобры' и британские 'Спитфайры', так и Ла-5/7/9 и Фоккеры-190 с воздушным. По сути и Ла и Фоккеры это переразмеренные на бОльшую мощность мотора 'ишачки' с удлиненным фюзеляжем для лучшего аэродинамического соотношения L :B. А Ла-5 это вообще доведенный Лавочкиным до серийного производства поликарповский И-185, столь любимый попаданцами-летчиками. И никакого плагиата — просто Лавочкину передали наработки Поликарпова, приказали и он выполнил приказ. А в другом наши правда паниканули, и похоронили МиГ-3 вместо того чтобы увеличить мощность его вооружения. Интересно, как бы относились к этому МиГу если бы он был вооружен двумя 20 мм пушками (как И-16) вместо двух обычных пулеметов?

А про приказ генерала Рычагова от марта 1941 года — снять радиостанции с самолетов для повышения маневренности — цензурными, не табуированными словами говорить нельзя вообще. Пулю свою по 58 статье он за это более чем справедливо заслужил. Хотя до сих пор еще есть те, кто считает Рычагова абсолютно 'невинной жертвой кровавой гебни' и про приказ этот стараются не вспоминать вообще и абсолютно...

Ну а дальше — правильная организация службы и правильная тактика при четком понимании, что толпа посредственностей всегда завалит одинокого аса.

Как писал Покрышкин : 'Высота — скорость — маневр — огонь'?...

Если хоть чуток подумать — это ведь чисто партизанская тактика. Пользуясь преимуществом в высоте, разогнавшись нанести врагу удар в спину и пользуясь преимуществом в скорости тут же уходить, не дожидаясь ответки. И эта тактика прекрасно действовала что в нашем, что в немецком исполнении. И тут главное отнюдь не навыки высшего пилотажа, а организованность и общая слетанность команды. А от 'дуэлей', в которых требовался высший пилотаж, все старались уклонится — война не спортивный чемпионат, в ней важно уничтожить врага , а не демонстрировать изящное пилотирование, и как ты уничтожишь врага — без разницы. И в этом деле у немцев очень долго было громадное преимущество — наличие радиосвязи с каждым самолетом, и еще то, что каждого пилота люфваффе обслуживало до полутора десятков связистов.

А у нас как было года до сорок третьего? На подавляющем большинстве самолетов раций нет, вот вызвала пехтура или пост ВНОС нашу авиацию по телефону по длинной иерархической цепочке через штабы 'мол там-то и там-то фрицы прилетели'. Пока дозвонились, пока наши прилетели, а это десять — двадцать минут, за это время немцы на сотню кэмэ успели улететь и куда не понятно. Наши покрутились в воздухе впустую пока бензин есть и возвращаются на свой аэродром, даже если с земли все видят где немцы, то сообщить нашим в воздухе новую информацию невозможно — раций-то на самолетах нет. Фрицы с земли все это видят и шустренько по радио вызывают своих, причем структура у них была сетевая, а не иерархическая, т.е. практически вызвать люфтваффе или сообщить полезную для них информацию мог напрямую любой ротный. Фрицы подтягивались быстро и зачастую именно в тот момент, когда у наших топливо почти на нуле и остается выбор без выбора — или упасть посреди боя самому, когда бензин полностью кончится, или получить пулю в спину, когда дотягиваешь до своего аэродрома на последних каплях бензина.

Или наши посылают звено, а немцы, видя такое дело — навстречу могли целыйгешвадер выпустить. Вы что думаете знаменитое 'Их восемь — нас двое' просто так от балды появилось ? Оно как известно 'гуртом и батько лэгко побыты'... Вот и все 'высокое искусство немецкого пилотажа' о котором нам тут все уши прожужжали...

Прямой железной дороги между расположенными почти рядом Одессой и Николаевом нет, поэтому поезд идет из Одессы в Николаев почти десять часов, делая громадный крюк на север. Но, так или иначе, к следующему полудню я был уже у себя дома, в казарме. Думаю, что моя авантюра удалась на все сто!

Пора переходить к следующему этапу моих планов...

Я только после войны узнал, что означает 'инженер по специальному оборудованию' в должности моего деда. Оказывается, кто-то умный в командовании ВВС РККА вопреки Рычагову, все-таки сообразил, что Як-4 как бомбардировщики ни к черту не годятся. Скорее всего, это был или генерал-инспектор ВВС генерал Хрюкин (то самый который успешно топил японцев) или кто-то из его подчиненных, которые точно так же как и Хрюкин успели повоевать в Испании и Китае. А вот как разведчики самолеты Як-4могут быть очень даже и неплохими. Несколько таких 'Яков' и переделали в разведчики — пожертвовав возможностью нести бомбы, установили броню на кабине, убрали стрелка с башенкой, оставили только курсовые пулеметы как на 'Москито', установили мощную рацию, мощное фотооборудование и радар. Да-да, именно радар. Вот всем этим шпионским хозяйством дед и заведовал.

Я не знал тогда еще очень и очень многого. Впрочем, дед сам об этом узнал только в конце марта 1941.

Я не знал, что вечером 12 июня 1941 года воентехник первого ранга, инженер по специальному оборудованию 136ББАП Михаил Скрыловецкий обратился к командиру полка, майору Александру Федоровичу Байдикову:

— Товарищ майор, разрешите обратиться.

— Обращайтесь.

— Я хотел бы поговорить с вами не столько как с командиром, но как большевик с большевиком.

— Ладно, Михаил, я тебя уже достаточно хорошо знаю, ты с ерундой не придешь. Говори прямо, без всяких долгих предисловий, что случилось?

— Пока еще не случилось. Но вскоре случится...

— И что именно?

— Война.

— И что, вот так сразу и прямо завтра? — командир попробовал отшутиться, но видя строгий и печальный взгляд собеседника, спросил серьезнее. — С чего ты взял?

— Не так чтобы прямо завтра. А через десять дней. А за эти оставшиеся до войны дни произойдет следующее. 14 июня будет опубликовано заявление ТАСС с нашими мирными предложениями немцам, на которые они не ответят. 18 июня наркомат обороны издаст приказ, о котором можно кратко сказать 'Занять оборону!'. Но командование ВВС округа доведет этот приказ не до всех частей, так что возможно мы его не получим. Во всяком случае в Западном Округе этот приказ не получит никто. Далее, в субботу 21 июня, во второй половине дня, когда весь комсостав и уйдет отдыхать или вообще уедет к семьям в город, поступит приказ и нам, и базирующимся рядом с нами истребителям -срочно, в воскресенье провести внеплановые профилактические работы, для чего самолеты разоружить, бензин слить ну и все тому подобное. Это приказ будет выполнен, а на рассвете в воскресенье, 22 июня война и начнется с налета немцев на наши беззащитные аэродромы. Мы потеряем половину самолетов в первые же минуты войны..

— Ты, что Миша, спирта много выпил? Хотя, что это я? Извини. Забыл. Ты ж ничего не пьешь, но уж больно новость у тебя... Тебе это что, цыганка нагадала? Откуда ты все это выдумал?

— Хотел бы я, чтобы все это было выдумками. Но не получается. Тут такое долгое дело.... В общем, если коротко, еще летом тридцать восьмого, вскоре после того как я из Испании вернулся, пришел ко мне в гости один моряк, раненный, после госпиталя. Шрам у него на голове большой, и хромал он сильно. Так вот, он рассказал мне невероятную историю. Он был тяжело ранен, правда он не сказал где и когда, но это не важно. Больше недели пролежал в госпитале без сознания, потерял память. Но за то время, что он был без сознания, якобы его душа прожила еще одну жизнь, там, в будущем, а когда тот человек умер, его душа вернулась в его тело обратно, помня все о жизни прожитой там, в будущем...

— Ну, допустим. А причем тут ты?

— При том, что как он сказал, он прожил жизнь моего внука. Поэтому он знает все обо мне, о моей семье, о том, что произойдет с нами всеми. И что начнется война. И когда она начнется.

— Охренеть... И ты в это поверил? Может у него с головой не все в порядке? Ты же сам говоришь, что он был в голову ранен?

— Да, я поначалу тоже так подумал. Но он еще тогда, летом 1938 года, оставил мне тетрадь со своими записями событий, которые произойдут с лета 1938 по 22 июня 1941 года. Так вот, все они, считая по сегодняшний день, полностью сбылись . А то, что я тебе только что рассказал есть в его записях....

— Ох

* * *

ть! — От волнения майор расстегнул воротник формы. Отдышавшись и немного успокоившись, после долгой паузы спросил несколько растеряно — И что нам теперь делать?..

— Для начала, под любым предлогом отправить семьи на восток. Не черта им тут под бомбами делать. Ты же видишь, я своих в Харькове оставил. Затем, подготовить укрытия, щели, окопы, капониры. За десять дней это сделаем. С коллегами и соседями пообщаться, чтобы по запарке они нас не сбивали. Определиться с целями, там, 'на той стороне' чтобы знать что и где бомбить сразу. 21 июня когда этот приказ о внеплановых работах придет — отложить его выполнение до понедельника, мол народ уже в увольнительных. На самом деле отпускать всех в увольнительные в пятницу, с приказом в субботу к 19:00 быть в части. К рассвету 22го истребители должны быть в воздухе и встретить супостата достойно. Мы должны взлететь сразу после отражения их налета и нанести бомбовый удар по ближайшим к нам целям на вражеской территории.

— По каким?

— По их аэродромам, по станциям железных дорог, по мостам, если обнаружим их колонны на марше — то и по ним. И так весь день. Летать только в сопровождении истребителей.

— Знаешь, что, Михаил. Начнется война или нет, я пока не уверен. Хотя твои слова насчет заявления ТАСС можно будет послезавтра очень легко поверить. Если это так, то немедленно семьи отправим. С капонирами и укрытиями начнем немедленно завтра с утра. Сегодня же БАО озадачу. Ну и мы им поможем. Но ты....ты хоть теперь и техник, но летать, думаю, ты еще не разучился? Так что бери-ка свой самолет, загружай его пленкой и всем что там тебе надо и пройдись аккуратно вдоль границы, и если супостатов рядом не будет, то и на ту сторону загляни посмотреть что там и как. В общем, действительно ты прав, определиться с целями оно никогда лишним не будет...

Вечером 14 июня Байдиков позвонил командиру 19 САД и спросил разрешения прибыть к нему со срочным докладом утром 15 июня. Разрешение было получено и доклад состоялся. После этого доклада, все полки дивизии получили пакеты с приказами, которые начали выполнять с утра 16 июня.

Подобные разговоры состоялись между пилотами и командирами 38СБАП и 40СБАП — старший лейтенант Скрыловецкий уже давно поделился полученной от меня информацией со многими своими сослуживцами. До 14 июня, до заявления ТАСС, они считали все это мрачной шуткой раненого коллеги. Но после публикации во всех советских газетах этого самого заявления, они сообразили, что береженого и бог бережет. И военные машины этих полков, а за ними и дивизий, в которые входили эти полки, набирая скорость, начали выворачивать из колеи повседневной мирной рутины на правильный военный путь. И эти две дивизии успели это сделать...

Практически все вечера второй половины 1938 года и в первой половине 1939 года я провел либо областной библиотеке, либо в отделе технической информации и патентоведения судостроительного завода имени 61 Коммунара. Я вспоминал все, что знал во всех технических областях, в которых работал в том своем прошлом будущем и чего тут еще нет — по судостроению, электротехнике, частично промышленной электронике и машиностроению. И по всему что мог вспомнить и чего здесь еще не было запатентовано, подавал заявки на патенты и авторские свидетельства через завод и его отдел технической информации и патентоведения. Удалось сделать не так и мало, хотя после того как полуготовый эсминец в приказном порядке перешел для вооружения из Николаева в Севастополь, вся эта работа практически застопорилась. Собственно говоря оно и понятно — завершение строительства корабля, хотя и безумно затянувшееся, комплектование и формирование экипажа уже просто не оставило времени на что либо еще.

Так вот о библиотеке. В те времена интернета с 'википедией' и книжными сайтами не было от слова 'вообще', личные библиотеки у большинства тоже были не особо богаты, и народ ходил в библиотеки массово, даже больше чем во времена моей студенческой молодости. Да и жажда знаний была во много раз выше, так что в читальном зале иногда было некуда приткнутся. Хотя из числа 'товарищей командиров' среди читателей я был уникумом. Однажды, в пасмурный ноябрьский субботний вечер, в читальном зале осталось только одно свободное место — напротив меня. Пустовало оно очень не долго, и за столом напротив меня расположилась девушка, она взяла книги по педагогике, русскому языку и 'Учительскую газету'.

'Красивая, и надо же — на мою жену очень похожа... Так, об этом не думать!' — пришлось себе приказать и взяв себя за шкирку вернуться к своей работе по подготовке нового авторского свидетельства.

С этой девушкой я сталкивался в библиотеке еще несколько раз — не заметить ее было не возможно. Она приходила всегда вечером в субботу, работала пару часов и уходила за час до закрытия, а я всегда уходил только тогда, когда библиотека закрывалась. В тот день, а это была последняя суббота февраля, она почему-то не ушла как обычно, а сдав прочитанные книги и посидев немного за пустым столом, она решительно подошла к моему столу и сев напротив, сказала:

— Добрый вечер товарищ военный, меня зовут Варвара. Варвара Глухова.

— Добрый вечер, Варвара. А я Сергей Федоров, — я немного опешил от такого неожиданного интереса к моей скромной персоне.

Мдаа, и чтобы это значило? — этот вопрос со всей своей не оригинальной остротой возник в моей голове, но вслух я его естественно не озвучил, — Я ей чем-то понравился и она решила познакомится?

— Вы такой вот серьезный и надежный, не то, что некоторые.... Каждая красивая девушка хотела бы родить от вас сына. А я так и дочку тоже.... — вдруг решительно выпалила Варя и залилась краской.

'Офонареть! Какого черта она этот модный хит цитирует??? Она что — еще одна попаданка? Или тут просто девушки такие вот раскрепощенные? И они открытым текстом говорят чего хотят? И что мне теперь со всем этим всем делать? Чтобы девушки меня кадрили — такого со мной еще не было. Я как-то не задумывался над этим, но выходит моя тушка выглядит для них привлекательно? И что из этого следует ? Нет, безусловно, она красива, и жена из нее наверняка получится идеальная. Блин, о чем я думаю? Да черт возьми, какая женитьба? Тут война на носу... Да и то что я делал и делаю очень многим не нравится и дальше будет нравится еще меньше, особенно начальству. Нет у меня морального права подставлять ее, или кого бы то ни было, под 58 статью как ЧСИР. Да и перспектива оставить ее вдовой с ребенком да еще в придачу и на оккупированной гитлеровцами территории тоже не лучший свадебный подарок. Так что надо вежливо отшивать ее и держаться на пионерской дистанции? Или позволить событиям идти своим чередом , а там видно будет ? В любом случае это будет очень оригинальный жизненный опыт...'

Отшить не получилось. Ну не посылать же барышню в Африку большим боцманским загибом? Пришлось отшучиваться, говорить комплименты и вежливо и строго проводить барышню домой. В дальнейшем наше общение так и продолжалось — в библиотеке и в короткие абсолютно политкорректные прогулки без всякой романтики к ее дому. И отделаться от этих прогулок не получалось -дом, в котором она снимала комнату, был почти на половине пути от библиотеки до моей казармы. За эти месяцы я понял, что Варя никакая не попаданка, но зато она смелая и решительная девушка, рискнувшая сама строить свою судьбу. Я безусловно выгляжу полным чурбаном и идиотом, но не могу ей все объяснить. Как же тяжко знать будущее. Не знал бы я его — вел бы себя как все мои здешние ровесники и был бы счастлив. Но возможно, в таком случае Варя не обратила бы на меня внимание? Как это все глупо и не совершенно вовремя и некстати...

Через неделю я покину Николаев — все необходимые работы по постройке моего корабля на заводе имени 61 Коммунара уже закончены и предстоит переход для вооружения в Севастополь. Все мои немногочисленные вещи давно собраны и перенесены из казармы в мою каюту. Осталось совсем немного времени. Так что до отъезда надо решительно поговорить с Варей и расставить все точки над i в том, что касается наших таких странных отношений. Тем болем что прощальный подарок на память я уже заготовил. Надеюсь, он Варе понравится...

Мы как обычно вечером в субботу шли к ее дому из библиотеки, и Варя рассказывала что-то веселое из школьной жизни, мы смеялись этим шуткам, но мне пришлось прервать веселье.

— Варвара, нам надо очень серьезно поговорить.

— Да? — Варя перестала смеяться, хотя веселые чертики продолжали весело сверкать в ее глазах, — Вы хотите сделать мне предложение?

-Да, предложение, причем такое, от которого вам нельзя отказываться ни в коем случае... — я не успел договорить.

— Ура! — Варя воскликнула, и попыталась меня обнять и поцеловать.

Я давно забыл, что поцелуй красивой девушки — это чертовски приятно, но я вынужден быть серьезным и потому пришлось разорвать объятия.

— Да, я не буду врать, я действительно люблю вас, и хотел бы что бы вы стали моей женой. Но, к сожалению, в ближайшее время это невозможно.

— Но почему ???

— Многие обстоятельства сильнее нас. Через неделю я покидаю Николаев. Служба. Уже получен приказ. Я не знаю, куда меня пошлют потом. Но не это главное. Главное в другом. Если вы тоже меня любите, и будете готовы меня ждать, то мы вместе сможем спланировать наше совместное счастливое будущее, но для этого вы должны послушаться меня и сделать все именно так, как я попрошу...

— Да, я люблю тебя.... и да, я согласна вас ждать... — Варя смутилась, — Но зачем ждать? И почему ??

— Я тебе сейчас все объясню. Но сначала пообещай мне, что сделаешь все точно так, как я тебе скажу.

— Да, обещаю, — ответила Варя после долгой паузы.

— Понимаешь, меньше чем через два года, в июне 1941 года начнется война, и я могу погибнуть. Но не это самое страшное, самое страшное, что можешь погибнуть и ты, если останешься здесь, в Николаеве.

— Война ? Как ??? Но почему???? Неужели Красная Армия не сможет победить всех врагов?

За то время, что мы общались, я уже успел предсказать пару больших и малых событий в будущем, которые сбылись полностью, так что теперь Варя не особо сомневается в правдивости моих слов.

— Красная Армия в конечном итоге победит всех. Но, ты помнишь Испанию? Город Гернику, который фашисты разбомбили?

— Да, помню. Но причем тут Герника?

— Видишь ли, нацисты — редкие сволочи, им все равно кого убивать. Более того, нацисты хотят уничтожить всех советских людей. Так вот, Николаев расположен не так далеко от границы, и его будут бомбить, тем более что в городе есть два завода, строящих боевые корабли. И бомбить нацисты будут всех подряд, уничтожая весь город и его жителей. Так вот, в мае 1941 года, как только закончатся занятия в школе, ты уволишься, и уедешь к себе на родину в Ярославль. —

— Ужас... Только я не из Ярославля, я из Ростова... — перебила меня Варя.

— Из Ростова? Но ты же говорила про Ярославль ?...— я был ошарашен, помня о том, что Ростов-на-Дону тоже был оккупирован гитлеровцами, и разрушений в нем было даже поболе чем в Николаеве. Получается из огня да в полымя.

— Я говорила про Ярославскую область, а не про город. И я не из того Ростова, который на Дону. Я из Ростова— Великого...

— Фух, я знаю где это. Это маленький городок в Ярославской области, я бывал там... Так это даже еще лучше. Он далеко от границы, заводов там нет, бомбить его никто не будет, туда ни один фашистский бомбардировщик не долетит. Ты уедешь туда к родне, думаю, что учительницей в школе ты и там сможешь работать. Я отдам тебе свои деньги, чтобы вы смогли запастись солью, сахаром, спичками, крупами, керосином. И делать это надо понемногу, постепенно. И говорить об этом никому не нужно. Возможно, я и письма тебе писать не смогу. А ты мне. А после войны я к тебе приеду. Мы обязательно встретимся. Обязательно встретимся. Как всегда, в библиотеке, в субботу, в шесть часов вечера после войны. А мне будет спокойнее воевать, если я буду твердо уверен, что у тебя все хорошо и ты далека от опасностей войны.

— Но почему мы не можем пожениться сейчас? Ведь ты сам сказал, что до войны еще почти два года? Если мы поженимся, тогда у меня останется наш ребенок, даже если ты... — Варя не договорила.

— Варюша, видишь ли, эта война будет намного более жестокая, чем бывшие не так и давно Империалистическая и Гражданская. Спроси при случае у родителей, сколько детей тогда умерло. Так что всем будет лучше, если наши дети родятся уже после войны. Мне будет спокойнее воевать, если я буду твердо уверен что у тебя все хорошо и ты далека от опасностей войны, и я не буду делать глупостей и рисковать впустую зная что ты меня ждешь. Так что обещай сделать все так, как я прошу.

Варя захотела что-то спросить или сказать, но издав какой-то невнятный звук, замолчала. И только после долгой паузы не громко, но твердо ответила —

— Обещаю. Я тебя дождусь!

Мне фантастически повезло. Сегодня только первое августа 1940 года, а мой 'Совершенный' уже в строю! Я все-таки этого добился! Только Якорный Бабай и Боги Олимпа знают, чего мне это 'везение' стоило и сколько седых волос у меня от этого прибавилось. Но моими усилиями вчера закончились последние испытания, и вечером был подписан приемный акт и прочие, прочие, прочие сопутствующие этому бесчисленные бюрократические бумажки. На тему моих отношений с судостроительными заводами в Николаеве и Севастополе, наркоматом судостроения и военной приемкой за время постройки корабля можно целый производственный роман написать. Одна история с насосами чего стоит, не говоря уже про бульб и конструкцию носовой оконечности в целом.

Так вот историю о насосах, вкратце я все же расскажу сейчас — благо она довольно короткая и простая, да и случилась недавно. А о бульбах и всяких более сложных судостроительных материях может быть, я даже диссертацию напишу. Когда-нибудь позже. Вероятнее всего 'в честь часов вечера после войны'. Или еще позже. Кстати, итальянцы на своем линкоре, на том самом 'Юлии Цезаре', трагически известном у нас как 'Новороссийск', что-то подобное уже делают. Для увеличения мореходности, его таранную носовую оконечность, классическую для кораблей начала века, изменили на клиперную с бульбом. Итальянцы нарастили этому кораблю более десяти метров общей длины, похоронив внутри них старый таран и уширив обводы в надводной части носовой оконечности корабля для уменьшения заливаемости верхней палубы волнами.

И так, строительные и монтажные работы на корабле подходили к концу, уже все было собрано и начались пробные пуски основного оборудования. Запускают насосы подачи воды в котлы. Насосы крутятся, но вода в котел не подается, давление в магистрали ноль, но и утечек нет. Бригадир трубопроводчиков высказывает свою версию проблемы:

— Это, наверное, электрики полюса перепутали, насосы вертятся не в ту сторону, вот и не качают.

— Этого не может быть! Мы все собрали правильно! — возмущаются электромонтажники.

— Хорошо, не будем спорить, — я останавливаю перепалку в зародыше, — Давайте спустимся в машинное отделение и проверим это.

Спускаемся, подходим к насосу. На корпусе насоса изначально, еще литьем, нанесена стрелка направления вращения и обозначены вход и выход. Но насос крутится очень быстро, и понять сразу в какую сторону не получается. Выключаем этот насос и внимательно смотрим выбег. Оказывается, что насос вращается в правильную сторону. Электромонтажники довольны и радостно улыбаются и выдают свою версию проблемы:

— Наверное, это все же монтажники трубы где-то перепутали.

Проверяем и эту версию. Убив час на лазанье ужом в самых недрах машинного отделения, убеждаемся, что трубы собраны правильно. У меня возникает одно подозрение, основанное на опыте решения точно таких же проблем на этом же заводе в далекие будущие восьмидесятые годы. Поэтому спрашиваю:

— Гаечные ключи есть?

— Нету с собой, — мнется бригадир трубопроводчиков.

— Зато у нас есть! — радуются электрики.

— Ну что ж, раз у вас есть ключи, отвинтите как вот этот фланец — показываю на входной фланец насоса.

Через пару минут гайки на фланце откручены, и мы видим, что между трубой и насосом в качестве герметизирующей прокладки вставлен сплошной резиновый диск вместо резинового кольца. Вода просто не попадала в насос и соответственно не перекачивалась далее.

— Это что такое? — спрашиваю бригадира трубопроводчиков.

— Не знаю, случайно так вышло, никогда такого раньше не видел, — юлит тот в ответ.

— Ладно, может быть, вы и не видели, — соглашаюсь, — Даю вам час, чтобы проверить все остальные насосы на предмет наличия отсутствия таких вот ранее невиданных чудес. Потом будете предъявлять все насосы. Все ясно ?

— Да, ясно...

Через час возвращаюсь и проверяю — все насосы нормально работают и качают то что нужно туда куда нужно.

А через пару дней представители завода-изготовителя котлов начинают пробный горячий пуск первого котла. Но запустить котел не удается — в котел не подается ни вода, ни топливо. Странно, не так ли? Намедни по отдельности все работало и подавалось, а сегодня нет? Так само по себе не случается, какая-то собака тут точно порылась. В принципе знакомая по будущей прошлой работе достаточно шаблонная ситуация — ради нарядов на сверхурочные работы где-то в недрах машинного отделения кто-то из рабочих вставил в трубопровод вентиль, не предусмотренный чертежами. Сейчас проверим, как в прошлом с этим делом было. Для начала объясняю ситуацию котельщику и своему первому подчиненному, офицеру, пардон, командиру БЧ-2, артиллеристу. Зачем первым прислали артиллериста, а не механика, мне непонятно, но раз прислали, то пусть учится всему. Оба они парни совсем молодые, только что из ВУЗа и училища и в такую вот подлость со стороны 'рабочего класса' не могут поверить. Предлагаю им переодеться в робу погрязнее, и вместе со мной полазить по трюму машинного отделения в поисках решения проблемы и подтверждения или опровержения моей гипотезы. Наша экспедиция оказалась успешной — за полтора часа в разных системах мы нашли целых три вентиля, не предусмотренных чертежами ( где они их только берут, сволочи?) и один сплошной кусок резины вместо кольцевой прокладки между фланцами трубопровода. Прокладку мы поставили нормальную, новые вентили открыли, опломбировали и внесли в чертежи. Я уболтал молодняк пока молчать о наших находках и действиях — уж очень мне интересно узнать, кто вечером будет клянчить наряды на сверхурочные работы? Ведь тот, кто будет клянчить эти наряды, чтобы за пять минут устранить проблему, тот все это и сделал...

Как я и предполагал, к вечеру, узнав о проблемах, пришли выпрашивать наряды на сверхурочные работы два бригадира трубопроводчиков. Два — потому что топливные и водяные системы собирали разные бригады. Меня очень удивило, что бригада собиравшая паропроводы в этом не участвовала. Разговор с оборзевшими бригадирами начался издалека — с невинного трепа о погоде, о семье, о детях и женах. Как я и предполагал, сыновья у них обоих есть, сейчас они конечно еще пешком под стол ходят, но к началу восьмидесятых им будет лет по сорок пять и они будут точно такими же каких отцы нынче уважаемыми бригадирами и точно такими же мелкими вредителями. Не зря же мне имена и фамилии казались очень знакомыми! И именно с этими сыновьями я и боролся в прошлом будущем, в восьмидесятые, когда эти подросшие сыночки повторяли все эти семейные трюки с прокладками и вентилями, придуманные и внедренные еще их дедами на 'Потемкине' с 'Императрицами'. Выяснив все, что я хотел узнать, отбрасываю со стола чертеж, прикрывавший мою табельную 'тотошку' и популярно объясню этим хитрожопым искателям халявы, что их дела тянут на 58 статью, и что приговор на корабле мы можем привести в исполнение немедленно, не утруждая себя бюрократической перепиской с НКВД. Мужики впечатлились этим моим шоу, более чем перетрухали и упав на колени, слезно просят их пощадить, клянутся и божатся что более такого не повторится. Ну что ж, цель, кажется достигнута — какое-то время они будут работать добросовестно чтобы меня не злить, поэтому делаю вид что прощаю и объясняю что в случае рецидива у них будет выбор между петлей на рее и уборкой снега в ГУЛАГе. Они клянутся и божатся что рецидива не будет. Проявляю милость и отпускаю обоих. Хотя совесть меня мучает — а не зря ли я их отпустил?

Но предварительно признательный протокол о своих художествах они все же подписали перед уходом... Ибо нефиг.

И так, результат двухлетней работы на лице так сказать.

Экипаж сформирован, план боевой учебы готов, за пару дней его утвердит руководство и 'добро пожаловать в ад!'. Шучу. Корабль — это безусловно не 'бут кэмп' для новобранцев, но попахать всем придется. Первый поход через две недели, ибо нефиг борта о пирсы протирать. За БЧ-5 я спокоен — сам выучил все, да и опыт был, механики, мотористы и трюмные уже теорию из руководств по эксплуатации освоили, азы тоже запомнили во время ходовых. Да и в первый поход по маршруту Севастополь-Очаков-Одесса-Босфор до границы турецких территориальных вод — Батуми-Севастополь, с нами идут специалисты шеф-монтажники заводов изготовителей. Так что подстраховка у БЧ-5 будет. Штурманы будут набираться опыта в походе, для них других методов и не существует, а теорию они давно еще и в училище выучили. Артиллеристов — певеошников будем тренировать на чайках. С главным калибром сложнее — пока теория и практика только в наведении и заряжании-разряжении орудий, определении дальности и подготовки расчетных данных для стрельбы. Стрельбы главным калибром и торпедами пока не запланированы. Впрочем, коль уж мы идем к Очакову, может стоит самому организовать стрельбы по береговым целям на Кинбурнской или Тендровской косе? Ведь судя по тому, как темнит командир дивизиона, командование флота замышляет сюрприз. Похоже, что после нашего возвращения будет какая-нибудь ночная тревога, срочный выход в море и стрельбы. Или еще в походе получим РД с приказом полным ходом бежать в какой-нибудь 'квадрат 36-80' и оттуда стрелять на полную дальность в 'квадрат 80-36'?

Ну да ладно, прорвемся. Если уж я преодолел бюрократию нашего кораблестроения (ни в коем случае не путать с судостроением, хотя в судостроении тоже бюрократического маразма хватает!), то уж ночная тревога по сравнению с непобедимой бюрократией — это тьфу, пустяк и мелочь. Так что стрельбам главным калибром по косе быть...

'Малой кровью, большим ударом и на территории врага'.

Этот лозунг до войны знали все, и повторяли его к месту и не к месту. Но вот не задумывались о его смысле абсолютно. Практически все считали, что кровь проливать будет кто-то другой, там, где-то далеко, но не он сам и здесь, а удар будут наносить лично товарищ Ворошилов и товарищ Сталин, причем где-то там, тоже очень далеко, а сам этот товарищ будет красиво маршировать на параде или впечатлять девушек своим бравым видом. А о том, что и удары наносить и кровь проливать придется каждому надевшему красивую форму, лично, на своем участке фронта, и что товарищ Ворошилов и товарищ Сталин просто не смогут лично ему подсказать где, когда и какими силами наносить эти самые 'большие удары' почти никто и не задумывался. Мои попытки объяснить все это разбивались о глухую стену непонимания и какого-то невероятного фаталистического пофигизма. И тогда я понял, что полагаться надо только на себя и заботится только о своем корабле и его экипаже. И кажется, это мне удалось...

Вечером в пятницу двадцатого июня 1941 года я отпустил большую часть экипажа в увольнительные до 18:00 двадцать первого июня, пригрозив, что опоздавшие более чем на 15 минут будут считаться дезертирами. Народ бурно удивлялся, почему это командир чудит и приказывает возвращаться вечером в субботу, когда на всех остальных кораблях только уходят в увольнительные. Но, не смотря на все возмущения к 17:55 двадцать первого июня весь экипаж был на борту. Потому что все помнили мою первую речугу на первом же построении всего только что сформированного экипажа. Ну и практику этого года, которая не разошлась с моими обещаниями в этой речуге:

— Здравствуйте товарищи краснофлотцы! Я рад видеть перед собой лучший экипаж лучшего корабля Черноморского Флота! Мы попадаем в любую цель с первого же выстрела, у нас в безупречном состоянии все механизмы и оборудование, у нас нет аварийности, нет несчастных случаев и ЧП. Мы лучшие во флоте! Запомните это ! Мы лучший экипаж лучшего корабля! Не зря же наш корабль называется 'Совершенный'!

От этих слов не только у салаг нового призыва, но и у бывалых старшин с командирами БЧ челюсти что называется отвисли до палубы. Выдержав небольшую паузу, я продолжил:

— А если это еще пока не так, то над устранением этого недостатка мы будем работать. И начнем эту работу сегодня. Гарантирую — легко не будет всем. И когда мы этого добьемся, я не замечу, если кто-то вернется из увольнительной на пару минут позже или вернется подшофе и в не идеальной форме. Но только тогда и только так и никак не раньше! Понятно?

— Так точно! — в один голос рявкнул в ответ строй краснофлотцев, воодушевленных что называется 'по самое нимагу'.

Так что скучать все эти оставшиеся до войны считанные месяцы не приходилось. И мы добились этого. В любую цель — воздушную скоростную, наземную, или морскую мы попали с первого же залпа в 50% случаев, а уж третьим-то разносили в щепы любую цель гарантировано в 100% случаев. С торпедной стрельбой было несколько хуже, но веером из трех торпед одного аппарата мы поражали заданную цель на предельной дистанции хода торпед и вкладывались в норматив по времени. Вся техника была в безупречном состоянии, поломок и аварий, ЧП и самоволок не было.

А для того чтобы этого добиться не только мне ( в Севастополе у меня даже в казарме койки не было и все это время я жил на корабле), но и всем командирам БЧ пришлось буквально жить на корабле точно так же как и мне.

Мы действительно к весне 1941 года стали лучшим экипажем и эсминцем ЧФ, хотя главный приз соцсоревнования не получили. По одной простой, но очень важной для некоторых, причине. Мы откровенно завалили конкурс-смотр строевой песни. 'И пели вы отвратительно, и маршировали хуже, чем посредственно' — как мне сказала высокая комиссия. Честно говоря, я на это все — шагистику с песнями — откровенно 'забил'. На корабле маршировать негде, а если ты действительно работаешь, то и петь некогда. Я помню как много лет тому вперед, один юный идиот, насмотревшийся красивых фильмов, однажды спросил ветерана, который накануне 9 мая выступал у нас в школе: 'А на каком музыкальном инструменте вы научились играть на войне?' повергнув того в шок и ступор. Прикольный и очень уместный вопросец, не так ли?

Поэтому на всю эту шагистику с песнями и плясками я выделял только полчаса времени раз в месяц зимой и в начале весны 1941. Музыка это конечно хорошо, но только в мирное время. Тем более что я устроил совершенную отсебятину. Однажды, когда мои орлы маршировали и очень громко, но нескладно орали :

'Смело мы в бой пойдем за Власть Советов,

И как один умрем в борьбе за это!'

Услышав эту фразу я скомандовал :

— Отставить! И чтобы я больше никогда не слышал эту вредительскую песню!

— Пппочччему вредительскую, товвварррищщ коммммандир? — запинаясь спросил ошарашенный замполит.

— А вы подумали сами? Нет ? Вот смотрите что получается. Советский Союз, наша страна, конечно же большая, но весь мир во много раз больше. И буржуев в мире намного больше чем советских граждан. Так что если мы все погибнем, то поскольку буржуев больше нас, то они и победят и дело освобождения трудящихся от угнетения, дело Ленина-Сталина погибнет вместе с нами. А нам это совсем не надо.

— Да... действительно, — согласились со мной и замполит и краснофлотцы, — И что теперь действительно не петь эту песню?

— Если ее петь, то может быть стоит изменить эту строку таким вот образом: 'Смело мы в бой пойдем за Власть Советов, И всех врагом убьем в борьбе за это!'? И вот так ее можно будет и петь?

Экипажу эта идея понравилась. В отличие от высокой комиссии на смотре.

Практически полностью проигнорировал я вначале лета и плаванье, выделяя на него в планах боевой подготовки всего по часу раз неделю. Исключительно для отдыха экипажа — какими бы суровыми мужиками не были бы краснофлотцы, но поплескаться летом в теплом море и им приятно. И только не надо мне рассказывать сказок о необходимости уметь плавать для моряка, как условие выживания в море. Запомните раз и навсегда — единственное безусловное условие выживания для моряка в море — не дать врагу потопить свой корабль.

А купаться в декабре в Черном Море попробуйте сами. Что, не вдохновляет?

Мдааа... Мы швартуемся у причальной стенки арсенала, чтобы принять на борт мины. Топливо, масло, воду, провиант и снаряды для главного калибра и зениток мы погрузили еще 19 июня.

Кстати, 12 снарядов главного калибра мы уже успешно использовали. Это было еще в 3:50 утром 22го июня. Уже позавчера. Якорный Бабай, как же давно это было...

А началось это 'транжирство' снарядов осенью 1940го, когда после первых же учений и стрельб я озадачил командира артиллерийской БЧ:

— Вот скажи, максимальный угол возвышения у нашего главного калибра 45 градусов, при этом дальность стрельбы 135 кабельтовых? Так?

— Да, точно так. А к чему это ты спрашиваешь, командир?

— Да к тому, что ПВО у нас хиленькое. И я вот думаю, как бы его усилить, особенно в дальней зоне? Вот смотри, — я взял лист бумаги и нарисовал схему выстрела и полета снаряда, так как это делается в школьном курсе физики, — Нам известен угол вылета снаряда, дальность стрельбы и его начальная скорость. Вопрос: на какую максимальную высоту понимается снаряд в полете, за какое время и насколько далеко от корабля отстоит эта точка?

— С расстоянием это вообще просто. Оно равно половине максимальной дальности, то есть 67,5 кабельтовых, или 12500 метров. С временем тоже просто — можно на очередных стрельбах засечь по секундомеру и разделить пополам... А высота... — начарт, взял мой листик, начал писать разные формулы, черкать, считать в столбик, и наконец изрек:

— Хммм.... Никогда об этом не задумывался. Но получается что-то около 6 километров, точно подсчитать сложно — сопротивление воздуха с высотой уменьшается, так что может и больше. А время по расчетам получается не менее 15 секунд до максимальной высоты. Но это надо бы проверить на стрельбах...

— Я тоже пришел к аналогичным результатам. Так вот, я к чему это веду. Высоты в четыре-пять или шесть километров — это высоты, на которых часто летают многие бомбардировщики, в том числе самолеты потенциального противника. Но штатная дистанционная граната образца 1928 года уж больно чахленькая. А что если взять наш обычный осколочно-фугасный снаряд, в нем то ВВ на килограмм больше и заменить его стандартный взрыватель мгновенного ударного действия на дистанционную трубку от обычной шрапнели и той же гранаты, то у нас появится больше шансов сбивать вражеские самолеты еще на подлете, на весьма приличной дальности. Причем 67,5 кабельтовых эта такая дальность, на которой ни один вражеский самолет не сможет причинить нам никакого вреда. Да, безусловно, шанс сбить их самолеты там, далеко и высоко, очень маленький, но и он лучше, чем никакой. Тут главное успеть сделать эти выстрелы, пока эти самолеты будут находится вот в этой зоне, — я нарисовал окружность с центром в верней точки траектории полета снаряда на своем эскизе.

— Да, пожалуй, что и так. Попасть мы конечно в летящий самолет вряд ли когда-нибудь сможем, разве что чисто случайно, — согласился начнарт, — Но осколков от разрыва нашего снаряда будет не так чтобы и мало, да и скорость с массой у них приличная, да ударная волна не маленькая, а бомберы, говорят, идут довольно плотным строем.... Хммм, может и получиться...

— Это прекрасно, что ты все сразу понял. Так что получай приказ. Первое, подготовить таблицы стрельбы главным калибром по воздушным целям, вот в таких вот воздушных зонах и таблицы установки взрывателей, — я нарисовал их на эскизах, на которых выполнялись расчеты, — Второе, подготовить по дюжине таких вот осколочно-фугасных снарядов со шрапнельными взрывателями на каждое орудие главного калибра. Подготовить отдельный стеллаж или шкаф для их хранения у каждого орудия, чтобы не перепутали с обычными снарядами. В погребе или прямо в башне — это уж решишь сам. Проинструктировать комендоров как этим зенитными снарядами пользоваться. Может заранее трубки сразу выставить на то, чтобы они взрывались именно в высшей точке траектории? Подумай над этим. Срок — неделя. Все ясно?

— Так точно!

— Тогда иди и выполняй.

Испытать эту мою задумку получилось на ближайших стрельбах. Все сработало как и было задумано. Хотя командование наши усилия не поняло и не оценило. Оно и понятно — все было проделано практически чисто теоретически ( сюр не правда ли ?) Было видно и что снаряды разорвались на расчётной высоте, и что в море пролился не маленький дождь осколков. Но как эти осколки подействуют на самолеты ? Этого никто не знал, и оценить не мог. Беспилотников уже еще нет, а рисковать жизнями пилотов ВВС РККА я и сам не буду. 'Уже' — потому что Бекаури, руководителя 'Остехбюро' которое и занималось, в том числе и дистанционным управлением самолетов и ракет, ежовцы-вредители еще в 1937 году расстреляли, а само бюро ликвидировали...

Увы, ну ладно, уже ничего не поделаешь. Главное что наша идея работает. Даже если мы никого не собьём и потратим впустую дюжину снарядов — это пустяки. Тут главное — вовремя выстрелить. Потому как шанс есть только на один-два, максимум три залпа. И все, дальше, то есть наоборот, после приближения самолетов к кораблю ближе рубежа примерно в 65 кабельтовых главный калибр по самолетам уже бесполезен абсолютно. Но маленький дополнительный шанс сбить вражеские бомбардировщики с курса и не дать им прицельно отбомбиться у нас появился.

Проверить эту свою идею на практике удалось на рассвете 22 июня. Я мучительно вспоминал все, что читал когда-либо про этот первый налет на Севастополь. Информация во всех публикациях была, увы, очень противоречивой: от 'вообще никакого налета 22 июня на Севастополь не было', до 'город бомбили тыщщи самолетов, и из-за черных крыльев которых вообще не было видно неба'. Наименее эмоциональные авторы писали, что налет на город и корабли все же был, но не массированный, примерно одна эскадрилья, подошедшая с юго-запада примерно в 3:50 утром.

Мне повезло. Наркомвоенмор Кузнецов все-таки отдал приказ 'Подготовить корабли к отражению вражеского нападения!'. Я сам конечно это приказ не видел — не мой уровень. Я-то получил приказ непосредственно от командира дивизиона. Но суммарный смысл и полученного мною приказа и всех действий Черноморского Флота в Севастополе 19 — 21 июня был именно таков. Корабли рассредоточили по бухте и за ее пределами. Так что мне повезло — мы стояли как раз на юго-западе от входа в бухту. Отбой я устроил в 20:00 21 июня, сразу, как только мы вышли из бухты и стали в указанной нам точке. А в три часа утра 22 июня, я без особого шума, без всего этого шоу с ревом сирен, одеванием впопыхах и панической беготни по трапам не проснувшихся матросов, тихо поднял артиллеристов, дал им нормально одеться, спокойно посетить места общественного пользования, зарядить орудия этими самыми особыми, переделанными нами снарядами, предварительно навести и ждать дальнейших команд.

На 'Совершенном' радара у нас по-прежнему нет. Но на корабле режим тишины, как на подводной лодке, так что есть шанс услышать приближающиеся самолеты. Нам еще раз повезло — начинающийся рассвет позволил не только услышать, но и увидеть вражеские бомберы. Повезло безусловно потому, что я знал примерно где и что выискивать в едва только начавшем светлеть небе. Я даю команду довернуть орудия на приближающуюся цель. Все, вот и кончилась последняя секунда мирной, довоенной жизни. Я начинаю войну. Свою войну против гитлеровского нацизма. Потому как я их сюда в гости не приглашал.

— Огонь!

И рев четырех орудий главного калибра разрывает тишину летного утра.

Через пять секунд рев второго залпа, Все, пожалуй больше стрелять уже бессмысленно.

Едва рев выстрелов затих в ушах, как почти сразу, там, высоко в небе, расцветают яркие бело-оранжевые цветы разрывов. Едва скрывая волнение, я считаю эти цветы:

— Один, два, три, четыре.... Пять, шесть, семь, восемь...

А еще менее чем через секунду еще один, девятый. Причем седьмой и, последний, девятый были в несколько раз больше всех предыдущих. Причем девятый был даже больше всех остальных вместе взятых. А еще через несколько секунд еще один взрыв, десятый, уже на поверхности моря, градусов на 15 вправо и на милю ближе к 'Совершенному'. И что-то горящее падает в море. Но что? Осколки наших снарядов? Сбитые вражеские самолеты? Очень плохо видно, все-таки, еще не достаточно светло, чтобы что-то толком рассмотреть на темной глади моря.

Что это было? Десятый взрыв на воде в особенности? Осколок нашего снаряда попал в бензобак вражеского самолета и тот вспыхнул ? Или взорвался груз его бомб? Или и то и другое? А еще один осколок кого-то завалил, и тот, поврежденный смог еще немного протянуть, прежде чем рухнул в море?

Так или иначе, но налета на город и корабли не было. Как выяснилось позже, когда этот район моря были высланы 'мошки', они на воде нашли пятна бензина, какие-то обломки, пустую, частично пробитую надувную лодку, два трупа в спасательных жилетах и три парашюта.

Для начала я получил выговор за стрельбу без приказа командования. Но буквально через пять минут после того как закончилась по радио полуденная речь Молотова, в которой он сообщал о начавшейся войне, выговор был отменен. И выловленные в море трупы оказались немецкими. Сколько было всего самолетов, сколько мы сбили, и сколько смогло уйти, и смогло ли, осталось неизвестным. Командование решило, что сбили мы двух вражин — первый взорвался в воздухе, а второй взорвался, упав в море. Эти-то взрывы видел весь Севастополь. Как и нашу стрельбу по ним...

Но я отвлекся на эти приятные воспоминания, это было уже очень давно. Всего лишь позавчера.

Следующий день, 23 июня прошло хоть и в шумихе с неразберихой, но в целом спокойно. Для меня спокойно. То, чего я боялся, хотя и ждал с ужасом, хоть и надеялся в глубине души что это не произойдет, случилось точно в тот же самый день...

Так вот, судя по всей совокупности действий ЧФ накануне войны, похоже на то, что легендарный приказ Генштаба и НКО от 18 июня 1941 — 'Занять оборону!' все-таки был. Его только не до всех довели, и соответственно, не все этот приказ выполняли. Но на Черноморском Флоте его выполнили все!

Патронов для ДШК я тогда выдрал из интендантов на десяток ящиков больше чем положено по нормам. Эти патроны даже у меня в каюте разместили. Торпеды мы тоже еще 19 июня приняли. А сейчас принимаем мины. Принимаем потому, что тот самый злополучный приказ Октябрьского о постановке мин получен сегодня, во вторник, 24 июня 1941. Точный текст я еще не знаю — конверт я еще не вскрывал, но судя по его виду, заготовлен этот конверт с приказом еще до войны. И то, что это приказ на постановку мин у меня сомнений нет. Иначе на кой бес брать мины на борт? Хотя я голос сорвал в прошлом году на военных советах и командно-штабных учениях. Остается последняя надежда — может быть, я напрасно так плохо думаю об адмирале Октябрьском? И мины надо будет ставить возле румынских берегов? Ладно, погрузку мин могут закончить и без меня — старпом и командир минно-торпедной БЧ свое дело знают. Расписавшись в журнале курьера о получении пакета с приказом, поднимаюсь на мостик и в присутствии замполита вскрываю пакет.

Увы, мои худшие предположения оправдались. Гражданин Иванов остался верен себе и плану обороны, разработанному еще в году эдак в 1920-м... Мины нам приказано ставить на подходе к Одессе с юго-запада — в приказе заданы координаты минной банки. Едва удержал себя от того чтобы очень громко выругаться, помянув всех предков и родственников этого 'адмирала', Якорный Бабай его задери.

Ладно, черт с ним с Ивановым и его приказом. Мины у Одессы я ставить не буду. Не хрен своих взрывать. Впрочем, это даже хорошо, что мне достался район Одессы, а не Мариуполя, например, или Поти. От Одессы гораздо ближе к Констанце, чем от Мариуполя. Можно будет попробовать 'скосить' на навигационную ошибку. Хорошо организованную 'ошибку'. Но все это будет позже. Если вернемся. Нет, когда вернемся, так оно лучше и точнее будет.

Подхожу к штурманскому столу, беру карты, линейку, листок бумаги и карандаши. Надо бы рассчитать курс и скорость так чтобы выйти к Констанце к рассвету, эдак к четырем часам утра... Насколько я помню, вход в гавань Констанцы с юго-юго-востока, по более-менее глубоководному каналу.... Там с утреца как раз рыбаки обычно шастают. Если увижу, что они входят или выходят — это значит что вход в гавань не перекрыт сетями — и можно будет залезть в самый, так сказать, курятник. Мы ведь слегка на итальянцев похожи. А если еще зачехлить кое-что, в том числе и имя корабля, предварительно написав на брезенте итальянское название и подняв итальянский флаг? Получится запудрить мозги румынам? Или нет? Главное чтобы немцы на 'Тирпице' не просекли подвоха.... По крайней мере пока мы первый залп не дадим. А после него уже не до маскировки будет....Кстати, констанцкий 'Тирпиц' — это не линкор, это береговая батарея ... Почему ее так назвали ? А кто ж его, этот 'сумрачный тевтонский гений' поймет?

Хммм... получается, что если выйти не позже чем через два часа, то вполне получится подойти к Констанце в намеченное время... Причем даже не сжигая излишне много мазута на полном ходу... Пары надо будет поднять до полного только уже рядом с целью. Вот обратно надо будет уходить очень быстро. Я не камикадзе, 'помирать нам рановато, есть у нас еще дома дела'. Ну а там как Афина с Аресом позволят... Разгромом Констанцы война не закончится, к сожалению...

Спускаюсь на палубу юта. Погрузка мин идет своим чередом, причем даже быстрее чем во время учений прошлым летом. Командую:

— Ускорить работы! Через два часа выходим! Время пошло!

Возвращаюсь к себе в каюту. Еще раз проверяю свои расчеты и вспоминаю все, связанное с Констанцой. Конфигурацию гавани, расположение причалов, цистерн нефтебазы, где в каком углу швартуются рыбаки, купцы и вояки. Уже давно, еще в семидесятые, совершенно случайно от одного старого морского волка я услышал одну морскую историю, или может быть байку. Суть этой байки была проста — их сухогруз ушел из Констанцы уже после начала войны вечером 23 июня. Румыны воевать в большинстве своем особо не рвались, а их деловые люди считали, что на нормальной торговле с СССР они заработают больше чем на войне, причем без всяких рисков. Поэтому они и обеспечили погрузку всего закупленного согласно контракту, бункеровку и 'зеленую улицу' на выход. Вот только об этом всему экипажу капитан приказал молчать, так сказать 'во избежание'. Мол ушли из Констанцы еще 21 июня, про войну знать ничего не знаем, но у нас машина сломалась, мы дрейфовали и чинились и потому задержались... Так что моя идея проста — если получится по максимуму, если Фортуна улыбнется, то тихо, прикинувшись итальянцем зайти в гавань Констанцы, торпедировать в упор румынский флот и танкеры (вот пожалуй это будет единственный раз когда эти чемоданы без ручки пригодятся!), обстрелять цистерны нефтебазы и тикать, на обратном пути высыпая мины на фарватере и его окрестностях. Ну а не получится войти в гавань — все тоже , только без торпедной стрельбы. Ну, а если Фортуна на меня прогневается ( тьфу, тьфу, тьфу три раза через левое плечо) то остается одно — 'Врагу не сдается наш гордый 'Варяг'... Еще раз тьфу, тьфу, тьфу три раза через левое плечо. Хотя даже так будет лучше, чем навернуться на своих же минах на мерной миле...

Еще и еще раз проверяю свои расчеты курса, времени, скорости, расхода топлива. Все сходится...

Приходит старпом и докладывает о завершении погрузки мин и подготовки корабля к бою и походу. Смотрю на часы — до назначенного срока еще пять минут.

— Молодцы! Все вовремя! — хвалю старпома.

Поднимаемся на мостик. Командую по трансляции:

— За отличную подготовку корабля к бою и походу объявляю благодарность экипажу! — надо же подбодрить парней, идущих на смерть. Они ведь не знают о задуманной мной авантюре в стиле книжного капитана Блада. Или совсем не книжного Нахимова в Синопе? Но, как известно Fortes fortuna adiuvat. Храбрым судьба помогает. Так что все у нас получится. Я уверен.

Командую по трансляции:

— Отдать швартовы!

Мои матросы быстро скинули канаты с береговых тумб и, забросив их на борт, лихо запрыгнули на корабль.

-Самый Малый! Лево руля — это уже обычным голосом рулевому.

Эсминец слегка вздрогнул и отвалил от пирса. Черепашьим ходом только через четверть часа мы выбрались из гавани Севастополя и на малом ходу вышли в море. На палубе оставил только расчеты зениток и зенитных пулеметов, ну и обычную вахту в машине, на мостике, и сигнальщиков. Остальных отправил отдыхать. Вызвал Попова — нашего главного радиста.

— Передатчик выключить и не включать до моего особого распоряжения. Не отвечать даже на запросы штаба флота! Эфир слушать на немецких частотах внимательно. Ясно?

— Почему не отвечать? — недоумевает радист.

— Вы хотите, чтобы гитлеровцы нас запеленговали и навели бомбардировщики? — спрашиваю в ответ.

— Никак нет, не хочу! Разрешите идти?

— Идите.

С этой проблемой разобрались. Задаю рулевому курс и скорость. Он выполняет. Эсминец слегка ускоряется и немного рыскнув, ложится на заданный курс.

По выражению лица замполита, знающего о содержании приказа, мне очевидно — он четко понимает, что заданный мною курс и скорость не приведет нас в указанный в приказе район. У замполита с языка готовы сорваться вопросы, ответы на которые озвучивать преждевременно. Передаю командование третьему помощнику и увожу замполита к себе в каюту.

— Петрович, чую ты хочешь что-то спросить?

— Да, хочу. Мы ведь идем в совершенно другой квадрат. Ты почему приказ нарушаешь?

— Петрович, я так делаю, потому что не хочу брать на душу грех гибели наших людей. Это преступный приказ и я его выполнять не буду. Если ты помнишь, я говорил еще два года тому что такая ситуация может сложиться?

— Да, говорил. Ну и что? Это же приказ!

— Я это все уже многократно объяснял, но таки быть, повторю еще раз. И буду повторять это всем, столько раз, сколько потребуется. Октябрьский не хочет думать, он тупо действует по балтийскому шаблону 1914 года, когда перегородили минными полями вход в Финский залив. Но Черное море не Балтика, и сейчас не 14, а 41 год. В 14ом на Балтике против нас был весьма не слабый кайзеровский флот, и самое главное— у нас с началом империалистической войны полностью прекратилось всякое судоходство на Балтике. Там и тогда это было оправданно. Черное море не Маркизова лужа. Размеры и глубины не те. К тому же здесь и сейчас против нас нет вражеского флота, который бы превосходил наш, и от которого надо было бы защищаться, уйдя с моря и отгородившись от него минами. И судоходство наше здесь не будет прекращаться. Более того, может сложиться ситуация, когда Одессу снабжать можно будет только морем. А сейчас что получается? Натыкаем мы мин возле Одессы, карты минных полей будут естественно 'совершенно секретными', штурманам и капитанам Наркомата Морского Флота и Рыбного Хозяйства их естественно не дадут. Вот и будут они гибнуть на этих полях. А румыны будут себе спокойно шастать где хотят. Хотя там всего-то флота пару эсминцев, один старый недокрейсер, ну и немного мелочи. А нам надо лишить их возможности шляться по морю и путаться у нас под ногами. Задача минимум — запереть их минами в их собственных базах, максимум — уничтожить. Далее, турки и болгары. Они сейчас нейтралы. И будут оставаться нейтралами до конца войны. А когда они увидят, что мы побеждаем, то всеми силами постараются примазаться к нам и урвать себе крохи с нашего праздничного стола. Люфтваффе гораздо опаснее и для нас и для судоходства, но от него морскими минами не отобьешься. Так что мы идем к Констанце, чтобы либо уничтожить румынский флот, либо запереть его надолго в этой гавани. Когда румынского флота не станет, вопрос необходимости минных постановок на наших морских путях для нас просто исчезнет. Этим займутся гитлеровцы и незачем врагу помогать. Нам наоборот, придется решать задачи траления мин. А когда вернемся — можешь меня расстрелять за невыполнение приказа командующего флотом.

— А если не вернемся?

— Типун тебе на язык. Мы вернемся. Обязательно вернемся. Причем со щитом.

Замполит надолго замолчал. Затем продолжил:

— И как ты планируешь это сделать?

— Смотря по обстановке есть несколько вариантов. Я хочу сделать практически тоже самое, что сделал Нахимов в Синопе. Я хочу войти в гавань Констанцы, торпедировать и расстрелять в упор румынский флот и танкеры стоящие там на погрузке, расстрелять цистерны нефтебазы и уходить полным ходом, на обратном пути высыпая мины на фарватере и его окрестностях. Ну а не получится войти в гавань — обстреливаем те же цели, но с большей дистанции, и, соответственно с меньшей результативностью. И уходим, ставя мины, возможно отбиваясь от авиации. Вкратце вот так.

Замполит опять долго молчал, осмысливая сказанное мною.

— Я сейчас вспоминаю все, что ты говорил до войны. Должен признать, практически во всем ты оказался прав. Это печально, черт возьми. Ну да ладно. Если все получится, я приложу все свои силы чтобы тебя оправдать, а если не получи...

— Если не получится, — я перебил Петровича и попробовал пошутить, — то отчет о проделанной работе мы будем давать Посейдону. А сейчас, пока можно, нужно отдыхать. Подъём в три часа утра. Завтра будет очень тяжелый день...

Спать долго я не смог. Проснулся в два часа и вышел на палубу и просто смотрел на ясное звездное небо. Только отдельные звезды были полуприкрыты дымкой легких облаков. А вокруг тишина, штиль, полнейшее умиротворение и легкий плеск волн разрезаемых форштевнем. Просто летний круиз в отпуске. Обстановка действовала расслабляюще. Внезапно просто до одури захотелось шампанского. С трудом преодолел это нахлынувшее наваждение. Все же меня слишком многое беспокоило. Из сводок СовИнформБюро толком понять, что происходит на фронте, было нельзя. Но из суммы всех сообщений и статей мне показалось что ситуация складывается чуток полегче чем в той истории что я учил. Поговорить бы сейчас с Дедом, с Петром Миронюком, с Покрышкиным... Спросить, что у них происходит. Но увы, это невозможно.

В полтретьего я спустился вниз и прошелся по каютам и кубрикам. Лично разбудил командиров боевых частей, и расчетов артиллерии. Зенитчикам, расчетам 45мм автоматов и ДШК я отдал первый приказ :

— Наш главный враг — немецкая авиация. Так что бы ни происходило вокруг вас, ваша задача бдить только за небом! Ни на что другое не отвлекаться, если не прикажу! Ни одна воздушная сволочь не должна прорваться к кораблю! Понятно? Если понятно, то тихо поднимайте своих и через пять минут всем быть у орудий. Зарядить и бдить за небом.

Потом объяснил задачу артиллеристам и торпедистам. Все поняли, прониклись и без шума заняли свои места у орудий и торпедных аппаратов.

Без десяти четыре на горизонте показался берег, смутно, едва различимо в предрассветных сумерках. Но определиться куда мы вышли по счислению уже было можно. Оказалось, что прошибли со счислением совсем немного, вышли южнее Констанцы почти там где и планировалось — невязка около мили. Приказал изменить курс и повернуть на северо-запад, ко входу в гавань Констанцы. Через полчаса, уже даже без бинокля и дальномеров можно было различить два судна выходящих из Констанцы нам навстречу. Присмотревшись внимательнее понял, что это румынский рыбачок и довольно здоровый, тонн эдак на десять тысяч, турецкий танкер 'Измир'. Танкер идет тяжело, сидит настолько низко, что грузовой марки не видно, хотя и разгоняется потихоньку. Оно и понятно — пришел в Констанцу за бензином небось еще до войны, а сейчас спешит убраться, чтобы не попасть под случайную раздачу. Это же прекрасно! Раз турок и рыбак спокойно выходят, значит, нас не ждут и вход в гавань не перекрыт сетями!!! Так и есть — даже в дальномер сигнальщики не видят никакого шевеления. Приказываю прибавить ход.

В любом порту мира работы ночью не останавливаются полностью. Но точно также в любом порту мира на рассвете меньше всего бодрствующих, а те, кто еще работают, мечтают только о том, как бы поскорее закончилась их вахта, и можно было бы завалиться спать. Не зря же эту предрассветную вахту называют 'собачьей'? Тут, в Констанце, все точно так же. В гавани тишина, лишь редкие докеры у дальних причалов заняты своими обычными делами. Остальные спят. Нас не ждут!!! Ура!!!

В ореоле внезапно сгустившегося легкого утреннего туманчика, медленно и величаво, как к себе домой, примерно на восьми узлах входим в гавань, разворачиваемся, типа мы хотим пришвартоваться кормой. Развернувшись носом к выходу из гавани, начинаем веселье.

Полный торпедный залп с левого и правого бортов в разные стороны . 'Рыбки' одного борта ушли в стоящие у причала румынский эсминец и СКР, второго румынского эсминца нет . Где он — бог весть, нам это выяснять некогда. 'Рыбки' другого борта — в танкеры. Как и было приказано, три 'стотридцатки' дают первый залп по румынским кораблям. Четвертая и обе 76мм бьют по цистернам нефтебазы. Попадания! Пожары на берегу вспыхивают почти мгновенно. Не зря же я гонял комендоров до полного изнеможения прошлым летом и этой весной. Вот и взрывы торпед. Кажется одна 'рыбка' попала в причал, но и этого всякой мелочи оказалось достаточно. Насколько я понял, румынского флота больше нет. Прибавляем ход. Артиллеристы бьют беглым, каждое орудие по своей цели. Но темп 'пять' держат! Молодцы! На берегу все горит и взрывается. Все, дело сделано. Смотрю на часы. Прошло всего-то пять минут, которые пролетели как один миг.

Выходим из гавани Констанцы, оставив за собой только руины, пожар и утопленных врагов.

— Мины !

Сбрасываем мины на ходу как попало, постепенно увеличивая скорость. Нам-то все равно, карта минной банки нам не нужна — возвращаться мы сюда не будем. А проблемы румын и гитлеровцев меня не волнуют. Чем больше их утопнет на наших минах здесь, тем лучше для нас.

Все, сошла последняя мина. И нас никто не преследует.

— Полный ход! Курс строго на восток! 90 R Задробить огонь! Орудия на ноль! Пробанить стволы!

— Зенитчики ! Сигнальщики! Гав не ловите! Вам бдить воздух!

Меня бьет мандраж. Да и не меня одного. Все на мостике не могут поверить в то, что мы сделали. Мы молчим и только переглядываемся. С крыла мостика в рубку входит довольный замполит, держа в руках мой 'ФЭД'. Черт, как же это я сам забыл про фотоаппарат! Хорошо, что Петрович вспомнил.

— Ну ты молодец, командир! Гениально! Все получилось как ты и задумал!

— Спасибо, товарищ комиссар. Но не кажыть гоп доки не скочыв! А колы скочыв, дывысь куды. Вот вернемся в Севастополь, тогда и будем и хвастаться и отдыхать!

— Зачем хвастаться, командир? Вот тут все зафиксировано! — Петрович потряс фотоаппаратом.

— Молодец! Я совсем забыл про него...

— Ну это понятно что ты про фотоаппарат забыл, — довольный Петрович улыбается, как кот дорвавшийся до сметаны. — Твое дело командовать, а не заниматься пустяками.

Потихоньку мандраж начинает слабеть и всех отпускать.

Объявляю по трансляции:

— За отличное выполнение приказа командования и уничтожение базы вражеского флота объявляю благодарность экипажу!

Практически весь экипаж был на палубе, и, не отрываясь, смотрел на постепенно удаляющийся западный берег, на котором продолжало все гореть и взрываться. Над этим берегом поднимался громадный столб черного нефтяного дыма, затягивая полнеба.

Вот уже почти два часа мы шли на восток полным ходом, Удивительно, но авиация нас не беспокоила. Надеюсь, до люфтваффе не скоро дойдет приказ найти нас, но тем не менее, нам нельзя расслабляться. Надо бы слегка запудрить им мозги. С берега многие могли видеть, и наверняка видели, что мы уходили на восток. Там нас и начнут искать. Семьдесят пройденных за два часа миль это для корабля много, а для Ю-87 — тьфу, пустяк, двадцать минут полета. Так что пора поворачивать строго на юг, уходить к кромке турецких территориальных вод, далее идти на восток вдоль них и уже на траверсе Севастополя поворачивать на север. Надеюсь что не найдя нас на востоке, люфты решат что мы ушли на северо-восток, к Одессе и Николаеву. А мы пойдем на юг. Не бог весть, какая хитрость, но все же лучше чем ничего.

— Приготовиться к повороту! Парни, держитесь покрепче! — командую по трансляции.

А через минуту уже рядом стоящему рулевому :

— Поворот на курс 180! И не торопись, плавно поворачивай, чтобы никто за борт не вылетел!

— Так точно! Есть поворачивать плавно! — ответил рулевой и слегка повернул штурвал.

Послушный рулю, 'Совершенный' по широкой дуге величаво повернул на юг.

После поворота, полным ходом мы шли еще три часа. Безоблачное небо над головой оставалось пустым, и только летнее солнце поднималось все выше и выше, припекая как обычно летом все жарче и жарче. Комендоры главного калибра уже давно пробанили орудия и ушли в кубрики — там прохладнее. Часть свободных от вахты краснофлотцев устроилась загорать на пустых уже минных рельсах. Зенитчиков я не отпускал, они только позавтракали у своих орудий и сейчас сидели на палубе и в креслах наводчиков своих заряженных и готовых к открытию огня, установок. Пожалуй, можно уменьшить ход, но продолжать идти на юг.

— Скорость двадцать узлов! Курс прежний — 180 !

— Есть!

Уже почти 11 часов, так-с, пора бы и самому пообедать, тем более что я и не завтракал. Я не успел уйти вниз, на камбуз, когда сигнальщик доложил:

— Корабли на горизонте! Курсовой лево тридцать! Дистанция шесть миль! Курс — норд-норд-вест, скорость 8 узлов!

Идут навстречу.

Так-с, посмотрим кто это такие. Так, танкер, пустой, сидит высоко, с таким дифферентом на корму, что даже днище с носа видать. Далее сухогруз, этот наоборот, хорошенько нагруженный. Флаги красные, турки. Небось в Констанцу идут. Ну-ну, идите, голубчики, идите. Вы будете очень удивлены встречей... А вот третий корабль меня удивил. Это парусник! Бриг что ли, двухмачтовый? Далеко, толком не разглядеть. Идет прямо на нас и мачты сливаются в одну. Вау, кажется он даже трехмачтовый... Неужели кого-то из немцев, из 'Летающей линии 'П' сюда занесло??? Забавный будет трофей. Эдакий 'Крузенштерн' на пять лет раньше...Ну-с, подождем немного. Хотя и расслабляться не стоит. Были, знаете ли,у немцев в Первую мировую корабли ловушки. Эдакий морской 'батальон 'Бранденбург'. Зевнем, глядя на эту парусную красоту, и получим торпеду в борт? Не хочу! Пользуясь попутным ветром, парусник идет быстро и вскоре нагонит турок, плетущихся со скоростью даже менее восьми узлов.

— Расчетам первого и второго орудий занять места по расписанию! Зарядить осколочно-фугасным! Держать под прицелом парусник! Огонь открывать только по моей команде!!!

Отлично! Быстро все выполнили!

А вот это уже рулевому :

— Вправо, тридцать!

— Есть вправо тридцать!

'Совершенный' слегка накренившись, ушел с курса парусника. Через пять минут возвращаю эсминец на прежний курс на юг. Стволы орудий тут же отследили эволюции корабля и постоянно держат парусник под прицелом. Расходимся на встречно-параллельных курсах со всей троицей примерно в полумиле друг от друга. Теперь и количество мачт, и флаг на гафеле, и большое количество разного народу на верхней палубе мне видны просто великолепно. Впрочем, на пароходах напряженные лица турецких рулевых и их офицеров я тоже вижу отлично. Как и они меня.Мда... Пассажир этот, к тому же еще и нейтрал, болгарин. Нейтрал-то нейтрал, но лучше перебдеть и поберечься. Хрен его знает. Скорости большие и он быстро уходит из секторов обстрела носовых орудий. Еще пару минут и совсем уйдет. Вот и расчетам кормовых 76 мм зениток нашлось небольшое развлечение, а то им сегодня скучно, вон, сомлели на солнышке. Сейчас я их растормошу, чтобы не уснули совсем:

— Пятому и шестому орудию держать парусник под прицелом до приказа! Первому и второму орудию — отбой! Орудия на ноль!

Вот, все вскочили и забегали как ошпаренные тараканы. То-то, это война, а не круиз вокруг Крыма. К сожалению...

И тут меня как током ударило! Дык это же наверняка тот самый болгарский парусник, которого по ошибке утопила наша лодка 'Щ-213' в июле! Утопила вместе с двумя сотнями пассажиров, в основном беженцев из Рейха.... Мда...печальная была история. Надеюсь, эта трагедия уже не случится.

Вскоре море опять опустело. И оставалось пустым до семи вечера.

— Право пятнадцать! Дистанция шесть миль! Корабль! Итальянец! Идет на юг!

Итальянский корабль? В Черном море? Черт! Не может быть!? Кого же это турки пропустили??? Неужели нашего предка 'Maestralе' ? Но может это именно из-за него на нас румыны и не обратили внимания, приняв за союзника? Как на крыльях взлетаю наверх, к дальномерам и, отстранив вахтенного сигнальщика, приникаю к окуляру. Уффф... Это не корабль. Это купец, надпись на корме — название'AIDA' и порт приписки — Genova. Полностью груженый, сидит так низко что даже грузовая марка не видна. Хорошая добыча будет. Нам сегодня везет как никогда. Воистину Fortes fortuna adiuvat. Успокоившись, спускаюсь на мостик. Войдя, незаметно постукиваю по деревянному штурманскому столу, чтобы не сглазить.

— Командир, это уже не нейтрал. Будем топить? — спрашивает старпом.

— Да, хорошо бы ему торпеду в борт! — поддерживает его Петрович.

— Торпед у нас уже нет. Впрочем, ему и пары тройки снарядов хватит, чтобы утопнуть. Но зачем его топить?

— Как зачем?? — удивляются оба, — Вражина ведь!

— Топить не будем по нескольким причинам. Первая — зачем загрязнять море? Вторая, итальянцы в массе своей относятся к нам хорошо, несмотря на фашистский режим Муссолини. Опять же таки, конструкцию нашего корабля мы в Италии купили... Далее, насколько мы можем видеть, они не вооружены, то есть они нонкомбатанты, их даже в плен брать нельзя. Только интернировать. Опять же таки пленных кормить надо, охранять... А с интернированными возни еще больше. На кой черт нам все эти проблемы? Так что зачем портить отношения с итальянским народом?..

— Так что, отпустим, как давеча отпустили нейтралов турок и болгарина?

— Людей да, конечно же отпустим. А сам танкер с грузом — это наш трофей! Призовое право разве отменили? Разве нам этот пароход и его груз будут лишними? Так что обгоняем, заставляем застопорить машину и лечь в дрейф. Пусть спускают шлюпки и убираются на них к чертовой бабушке. Тут до болгарского или турецкого берега не больше сотни миль. Так что через сутки максимум будут на берегу живы и здоровы.

— А если они убежденные фашисты и начнут стрелять?

— Ну тогда vaevictis как говорили их предки. Утопим их всех. Хотя пароход жалко топить, пригодится. Так что свистать всех наверх, готовимся к абордажу.

Народ на мостике заулыбался.

— Хотя о чем это я? Зачем нам абордаж? Надеюсь, они достаточно благоразумны, чтобы не трепыхаться и не делать глупостей под прицелом наших орудий...

Комендоры вновь заняли свои места у орудий, 'Совершенный' вильнув, ушел с кильватера итальянца и лег на параллельный курс, справа в полумиле, быстро догоняя его. Вскоре стало понятно что 'AIDA' — это танкер, тысяч на пять тонн. Увидев наши маневры и наводимые на него орудия, капитан итальянцев и без нашей команды застопорил машину. Но на всякий случай передаем ратьером по-немецки. Итальянский у нас никто не знает, но язык своего союзника итальянцы должны знать :

— 'АИДЕ' — стоп машина! Всему экипажу построиться на баке! За порчу машин и сопротивление — расстрел! Двум матросам спустить трап! Принять призовую команду!

Приказ понят, трап правого борта спускают, народ бежит со шмотками на бак, кто-то, кажется капитан, спускает итальянский флаг.

Мы тоже останавливаемся и спускаем шлюпку. Оружия, кроме десятка ТТ и кортиков, у наших нет. Впрочем, в корабельных коридорах с трехлинейкой не развернешься, в них пистолет удобнее. Да и главное оружие сейчас совсем не ТТ, а наши пушки. Когда у тебя в танках более 5000 тонн нефти или бензина, тебя один снаряд превратит гигантский погребальный костер, и итальянцы это прекрасно понимают.

Через полчаса все закончилось. Итальянцы, тихо и дисциплинированно собрали свои вещи и погрузились в шлюпки, в которых им оставили достаточно воды, консервов и сухарей. Подняв паруса своих шлюпок, итальянцы, медленно лавируя под совсем не попутным ветром, уходят на запад, к близкому болгарскому берегу. Перед уходом их капитан встал во весь рост на корме шлюпки, отдал честь и гаркнул во всю глотку:

— Грацие, капитано!

Мы уже почти два часа лежим в дрейфе. С машиной итальянца уже разобрались, механики докладывают что уже готовы начать движение. Теперь вопрос куда идти. Как известно скорость эскадры равна не скорости лидера эсминцев, а скорости самого тихоходного тральщика. И наша скорость теперь равна скорости этого итальянского трофея. Всего десять узлов....Смеркается, отпускаю всех зенитчиков на отдых. В сгущающейся темноте нас хрен найдут, так что пусть до утра отдыхают... Думаю, что пора поворачивать на ост, идти так сутки, потом определить точные координаты по звездам и тогда поворачивать курсом на Севастополь. Да, именно так и сделаем... Отдаю соответствующие команды. Моя маленькая эскадра приходит в движение. А над головой зажигаются звезды, и наступает короткая, тихая и теплая летняя ночь морского круиза. Пожалуй, так и надо будет назвать эту операцию — 'Черноморский Круиз'. Передав вахту третьему помощнику, в полночь ухожу спать, предварительно приказав разбудить меня в пять утра, или в любое время в случае ЧП.

Фортуна улыбалась нам до самого конца нашего круиза. Экипаж, работая на два корабля, справился с задачей. Люфтваффе нас не нашло (а может и не искало?). Итальянец не потерялся в море, а шел за 'Совершенным' как привязанный. И самое главное — на свои мины мы не нарвались. Возможно, потому что в тридцати милях от Севастополя я приказал застопорить машины, лечь в дрейф и, включив, наконец, передатчик, доложить в штаб флота:

— Нахожусь в квадрате...., веду трофей, прошу встретить.

Лежим в дрейфе и ждем встречу.Я пишу рапорт о своих действиях и проведенной операции. Петрович еще позавчера проявил пленку и напечатал фотографии. Шикарный рапорт получается, иллюстрированный. Почти как пост в ЖЖ. 'Пичалька'.

Черт его знает — поставили уже мины возле Севастополя или нет, ограничившись только районом Одессы? Нет у меня желания проверять это на собственной шкуре. Так что будем спокойно и терпеливо дрейфовать и ждать столько, сколько потребуется. Через два часа после отправки РД, к нам на встречу прибежали 'Сообразительный' и 'Смышленый'. Ого! Судя по такой встрече и по тому как они бежали к намполным ходом, мое РД произвело шикарный эффект в штабе. Ну да, мы должны были вернуться еще 25 к вечеру. Но мы исчезли, а возвращаясь, почему-то оказались юго-восточнее Севастополя, хотя должны были быть намного западнее и севернее. Стопудово трофеи еще никто не захватывал. А мы молодцы. Счет трофеям открыли. К двум 'Ю-88', сбитым утром еще 22 июня мы добавили еще погром Констанцы и трофейный танкер с грузом. Такого счета ни у кого нет. Безусловно, война только начинается и 'люфтов' все еще сбивать будут, кто больше, кто меньше. А вот захватить еще одни вражеский танкер это уже вряд ли. Мда... 22 уже кажется так давно было. А ведь только неделя прошла. Черт, сегодня же 29 июня! Минск! Надо бы послушать радио. И наше и 'голоса', всякие там ВВС, DW, или как там сейчас эта геббельсовская радиостанция называется? Минск — это индикатор дел на Западном фронте. Там главные события. А все, что здесь происходит — это мелочи и пустяки, игры в песочнице ясельной группы детского сада...

Кстати, насколько я понял из судовых документов 'АИДЫ', ее груз должен был быть доставлен в Ираклион, что на Крите. Значит, теперь люфтваффе там какое-то время будет сосать лапу, а британцам слегка полегчает на тоже время. Вот такой вот неожиданный каприз Фортуны. Не хотел я помогать британцам, но не возвращать же из-за этого свой трофей фашистам? Не поймут-с. Да я и сам не пойму.

— Серега! Где это ты такого жирного карася отловил? — весело заорал в мегафонмой тезка старший лейтенант Сергей Ворков, командир подошедшего 'Сообразительного', поравнявшись с нами.

— Там, в море, тезка, в море, — широким жестом я указал на юго-запад, — Так что ищите и обрящете. А вы как, мины поставили?

— Все поставил в полном соответствии с приказом! — тезка довольно улыбнулся.

— Тогда копию карты давай! Я не хочу на твои сюрпризы нарваться!

— Она конечно строго секретная, но тебе как другу в обмен можно. Когда придем в Севастополь, перерисуешь. А я твою карту себе скопирую.

— Хорошо, приду. Кстати, есть еще с чем приходить — пару бутылок экзотического вина с трофея принесу.

— А ты почему здесь стал? Повреждений нигде не видно, так что коль дошли сюда, то и в Севастополь могли бы сами дойти.

— Здесь под килем больше ста метров, а ближе к берегу глубины резко сокращаются, как ты знаешь...

— А, понял, боишься на мины нарваться? — сообразил тезка, — Черт, а я об этом даже не подумал, когда вчера возвращался. Йооо, все ж разбегались кто куда с минами...

— Вот именно! Кто ж его знает, кто и где чего в море накидал.

— Так где ты был, все же?

— В Констанце....

— Где???? — похоже, тезка офонарел, услышав такой ответ, — Ты шутишь??

— Зачем шутить, если мы именно в Констанце побывали?

— И этот итальянский трофей оттуда?

— Нет, 'Аиду' мы гораздо позже уже в море догнали. Она ушла из Констанцы еще 24-го вечером, а мы туда заглянули на кофе раненько поутру 25-го....

— И что теперь у румын ?

— У румын? Хмм... как бы тебе коротко и понятно объяснить... Полный пи

* * *

. Пушистый полярный пушной зверек...

— Привираешь, небось?

— Зачем? Петрович все сфотографировал, так что все увидишь. Если меня, конечно же, не расстреляют. Впрочем, лучше быть расстрелянным, чем болтаться в петле на рее, как это может быть случится с тобой и коллегой..., — я кивнул в сторону 'Смышленого'.

— Какой расстрел? Какая рея? Почему болтаться? — командир 'Сообразительного' полностью перестал соображать.

— По кочану, — я грустно улыбнулся. — Во-первых, я нарушил приказ поставить мины у Одессы и поперся в Констанцу. Сам понимаешь, что значит не выполнить приказ командования во время войны? Во-вторых, ты тоже где-то под Одессой мины накидал?

— Нет, не возле Одессы, а немного восточнее, у Очакова. Но причем тут это?

Якорный Бабай! Я с трудом удержал себя от громкой ругани. Стратеги, хвать их за ногу да пустыми головами об стену! Минным полем вход в Днепро-Бугский лиман перекрыть решили. Да четыре батареи полевых 122мм пушек-гаубиц у Очакова, на Кинбурнской косе и на острове Первомайском гарантировано многократно помножат на ноль любого вражину, рискнувшего сунуться к Очакову. Это не говоря уже о том, что на Первомайском и так 8 десятидюймовок давно стоят. Они конечно не новые, еще с царских времен, ну так им же не с 'Тирпицем' драться. Причем сделают это пушкари без риска потерь от дружественного огня. Вот только соваться туда некому. И если мы дурака валять не будем, то и желающие приближаться к нашим берегам вообще никогда не появятся.

— Когда на твоих минах подорвутся и погибнут наши, ты тогда сможешь дальше жить с таким грузом на душе и разве не сунешь с тоски голову в петлю?

Тезка стал совсем мрачным, но помолчав пару минут, возразил:

— Черт не выдаст, свинья не съест. Все обойдется. А победителей вообще не судят. Так что не дрейфь!

В кильватере 'Сообразительного' мы вошли в Севастополь. И хотя нас встретили с оркестром, вечером, через четыре часа, после того как я сдал свой рапорт командиру дивизиона меня все-таки арестовали. Без грубости, мордобоя и срывания погон. Собственно с моей формы и срывать-то нечего. Погоны еще только через два года введут. Это если тут все будет по-прежнему. Потом, когда все кончилось, по секрету, мне рассказали что Октябрьский, увидев трофей и фотографии уничтожаемой Констанцы, сначала обещал меня наградить, а когда до него дошло, что я приказ не выполнил и мины не поставил, рассвирепел. Десять дней я провел на гарнизонной гауптвахте. В одиночке, как ни странно, хотя камера была на четырех. Допрашивали меня только один раз, сразу после ареста. Арестовывали меня краснофлотцы из комендантской роты, а допрашивала — вовсе не 'кровавая гебня' из НКВД, а следователь из прокуратуры флота. И вопреки расхожему мнению о том, что НКВД и прокуратура были вотчиной людей 'демократической национальности' следователь, военный юрист первого ранга, был русским, причем с 'истинно арийской внешностью' , то есть голубоглазым блондином, слегка похожим одновременно и на поэта Есенина и, почему-то и на президента Кеннеди. ( В реальности более 85% сотрудников и НКВД и прокуратуры были русскими.)

И он не мог понять, что ему делать — мое дело не вписывалось ни в какие шаблоны дел о 'шпионах и врагах народа'. Он то угрожал, то льстил, то вновь угрожал. И чего он хотел добиться я так и не понял. Я стоял на своем — приказ преступный, выполнять его не следовало. Я действовал по своей инициативе исходя из обстановки с целью нанести максимальный ущерб врагу. Мои действия принесли победу. Более того, сослался на свои довоенные рапорты и протоколы довоенных командно-штабных учений флота в ходе которых я объяснял, что подобная ситуация с минными постановками может сложится и к чему это может привести. Добавил, что мои прогнозы наполовину уже подтвердились. И предупредил еще раз — невинные жертвы этих приказов еще будут. В конце он изволил нелепо пошутить, сказав что-то в стиле Quot licеt bovy, non licet Jovy. Уничтожать вражеский флот в его базе можно было только Нахимову, а я мол не Нахимов. Я отвязался в ответ:

— Гражданин военнюрист первого ранга, а почему это вы думаете, что советский человек хуже царского сатрапа-адмирала? Почему советскому человеку нельзя уничтожать врагов нашей Советской Родины?

Он не нашел что ответить, заткнулся от такой моей наглости, прошуршал своими бумагами и вызвал конвой...

Десять дней пока я просидел в одиночке, в Севастополе бурлили страсти, хотя внешне все было тихо, спокойно и благопристойно. Петровичу тоже изрядно потрепали нервы, но не арестовывали. Он отдал фотографии, сделанные в Констанце, и рассказал все как былокорреспонденту 'Красной Звезды' и ТАСС Александру Хамадану. Тот пришел в восторг от таких вкусных подробностей. О координатах минного поля, указанных в приказе, Петрович естественно промолчал. Новость о приключениях 'Совершенного' уже была сенсацией. Оказывается, еще когда мы были в море, еще вечером 27 июня, БиБиСи сообщило о разгроме Констанцы и от имени Черчилля, поздравило Сталина и командование РККФ с этим успехом. Кстати, интересно, когда и как Интеллидженс Сервис узнал об этом и сообщил в Лондон? Авернувшиеся к себе не солоно хлебавшие, но живые и невредимые турки, те самые, с которыми мы разошлись в море, сообщили всем и каждому и о разгроме Констанцы, результат которого они увидели своими глазами. Сообщили они и название 'Совершенного', высказав предположение, что именно этот корабль и мог этот разгром учинить. Шум был уже во всех СМИ нейтральных стран, да и не только нейтральных. Двадцать девятого Геббельс был вынужден ответить, поскольку шило в мешке уже не утаить. Геббельс бесновался в эфире и сыпал проклятиями, но сквозь зубы признал факт разгрома и назвал командира 'Совершенного', то есть меня, своим врагом и врагом Рейха.

Все эти дни наш экипаж не выпускали с корабля — у трапа постоянно стояла охрана из полного взвода комендантской роты. Парни, кроме зенитчиков и сигнальщиков, хотя и содержали 'Совершенный' в образцовом порядке, в основном маялись от безделья и зверели на грани бунта от несправедливости и неизвестности. Конечно же 'на Сенатскую площадь' никто не выходил, и безусловно на корабле внешне все было более чем прилично и выглядело как образец несения службы, но все кто понимал ситуацию и хотел видеть, видели разницу...

Как это ни печально осознавать, но финальную точку в этой подзатянувшейся грустной истории поставила трагедия. Все произошло полностью по старой пословице 'Не было бы счастья, да несчастье помогло'. К Якорному Бабаю и прочим морским чертям такое счастье, конечно. Случилось так, что сначала очаковские рыбаки выловили одну из мин, поставленных Ворковым. Выловили, и решив что это происки немцев, мол сбросили вражины клятые мины ночью с самолета, чтобы уморить голодом советский народ, лишив его рыбы. Председатель рыбколхоза сообщил о своем улове в горотдел НКВД, потребовав от тех решительнее бороться со шпионами и диверсантами. Этим рыбакам повезло — они не взорвались на выловленной мине, да и НКВД разобравшись чьи это мины, сообщило, и по своим инстанциям наверх, и командованию флота — мол заберите вашу потерянную игрушку. А вот возле Одессы все же произошла трагедия. На мине поставленной 'Способным' ( командир каптри Евгений Козлов, кстати интересно, а не родственник ли он генералу Козлову, одному из той 'святой троицы' что сдала Севастополь?) подорвался пароход 'Крым'. Увы, видно планида у него такая, и пароход не смог убежать от своей предопределенной судьбы, обрекшей его на гибель на своих же минах. Немногие спасшиеся красноармейцы, которых 'Крым' вез в Одессу, рассказали, что взрыв, или два последовательных взрыва через очень короткий промежуток времени, был такой силы, что пароход разломился пополам и мгновенно утонул. Говорят, что после того, как информация об этой трагедии дошла до Сталина, он вновь осатанел. Не знаю так ли это. Скорее всего, это слухи — Октябрьский то остался на своем месте.

Так или иначе, но меня со всем вежеством освободили с 'губы' и за все содеянное в Констанце и в море даже повысили — присвоили звание капитан-лейтенанта. Забавно, первый раз к каплею меня представили еще в 1991 году, но тогда не сложилось, а теперь, пятьдесят лет тому вперед сбылось...

А оргвыводы из всего произошедшего были приняты ограниченно. Оно и понятно — у Верховного слишком много гораздо более важных дел на суше, что бы еще и флоту 'сопли утирать'.

'Красная Звезда' опубликовала хорошо иллюстрированную статью Петровича о нашем приключении в Констанце.

А самое главное — под шумок всей этой истории АДД нанесла таки удар по нефтепромыслам Плоешти и нефтеперегонным заводам в Румынии. Это конечно были не тысячи 'летающих крепостей' за раз. В налете участвовали всего полсотни Ил-4 и шесть Пе-8, но летали они три ночи подряд, так что мало румынам и немцам не показалось. А чтобы фрицы не расслаблялись, две САД фронтовой авиации Южного Фронта, на обычных СБ, но оснащенных ПТБ и неплохо прикрытых МиГ-3 и И-16 на разных эшелонах и дистанциях, периодически напоминали где раки зимуют, мешая тушению пожаров и проведению ремонтно-восстановительных работ, высыпая с каждого самолета классическую смесь фугасок и зажигалок. Причем не только на Плоешти, но и на все возможные цели в пределах радиуса полета, начав со станций железных дорог и вражеских аэродромов. Им удалось разрушить даже мост через Дунай между Бухарестом и Констанцой.

Новые минные поля у своих берегов больше мы не ставили. И во избежание повторения трагедии парохода 'Крым', карты немногих существующих минных полей, размножили, предварительно увеличив район минных постановок на всякий случай, и раздали каждому капитану Наркоматов Морского Флота и Рыбной промышленности Азово-Черноморского региона.

Румынское побережье запечатали надолго, если не навсегда. Флота у них больше нет. Но нужно быть честными и отдать румынам должное — командир последнего румынского эсминца был отнюдь не трусом и вывел свой корабль навстречу трем нашим эсминцам, осуществлявшим минные постановки у Мангалии. Румын, конечно, уничтожили, но и у нас есть безвозвратные потери, а 'Свободный', под командованием капитан-лейтенанта Аркадия Горшенина, в мае едва только вступивший строй, теперь требует серьезного ремонта.

НКИД в свою очередь проинформировал нейтралов, в основном турок, морская торговля с которыми не прекращалась, несмотря на начавшуюся войну, о разрешенных районах плавания в Черном Море. И о том, что все суда, идущие в порты СССР должны сообщать о своем прибытии в указанные районы и ждать там наши корабли, которые и будут их сопровождать до входа в порт и из порта до выхода в указанные районы. И что за безопасность судов самовольно покинувшие указанные районы, СССР не несет никакой ответственности. Данное сообщение НКИД было всеми встречено с пониманием, а консульство в Стамбуле снабжало текстом данного меморандума всех капитанов судов нейтральных стран...

* * *

Численность истребительных батальонов НКВД Николаевской области — в 33 батальонах -6156 чел, вооруженных 11600 винтовок и 48 ручных пулеметов.

Истребительные батальоны городов Николаева и Херсона были включены в части, обороняющие города, вели бои с противником и прикрывали отход через переправу на р.Днепр частей 9 армии (в состав армии было предано 9 истребительных батальонов). 140 бойцов и командиров истребительных батальонов обращено на формирование партизанских отрядов...

(ДА СБУ. — Ф. 9. — Спр. ? 68. — Арк. 81-84. Оригінал. Машинопис.)

Биленко С.В. в своей книге 'На охране тыла страны: Истребительные батальоны и полки в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг. (М.: Наука, 1988 — 256 с.) сообщает :

'В отдельных городах и районах Украины имелись свои особенности в формировании истребительных батальонов. Например, в Вознесенском районе Николаевской области бюро райкома ВКП(б) 25 июня 1941 г. приняло постановление 'Об организации местной обороны в связи с военным положением'. Для борьбы с воздушными десантами противника было решено организовать штаб местной обороны (ШМО). На него решением райкома партии было возложено в 48 часов сформировать в городе истребительный батальон численностью от 200 до 250 человек. Его командиром был утвержден начальник отдела НКВД тов. Трегубов.

Не исключаю, что именно эти истребительные батальоны были включены в состав ПТБр пограничников, основу частей которой составлял 43-й резервный пограничный полк НКВД, а также 1, 2, 3, 4 и 5-й отдельные пограничные батальоны НКВД и несколько истребительных батальонов. Командиром бригады вполне мог быть назначен приказом Военного совета Южного фронта начальник отдела НКВД тов. Трегубов.

До настоящего времени не удалось документально установить, кто в действительности первоначально был назначен командиром Отдельной противодесантной бригады в период её существования, кроме временных командиров, о чем я указал выше. Близкие фамилии командира 43-го резервного пограничного полка полковника Трегубенко и начальника отдела тов. Трегубова, здесь могли сыграть злую шутку.

* * *

1-й Латышский добровольческий рабочий (истребительный) полк под командованием начальника Тукушсской уездной милиции Эстонской ССР Августа Жунса и комиссара полка члена ЦК КП(б) Латвии первого секретаря ЦК ЛКСМ Латвии Э. Леберта. Полк участвовал в обороне Риги.(ВП — почему эстонца назначили командиром полка в Латвии мне выяснить не удалось.Возможно у него был боевой опыт.)

2-й Латышский добровольческий (истребительный) полк сформирован 14.7.41 г. из рижских рабочих истребительных батальонов Латвийской ССР. Командир полка КарлисУльпс проректор сельскохозяйственной Академии Латвийской ССР, комиссар заведующий отделом ЦК КП (б) Латвии КармесЦпелавс. С 20.7.41 переименован во 2-й отдельный истребительный латышский полк. После гибели командира полка К.Ульпса в командованием полком вступил Ф.Пуце, участник гражданской войны в Испании, комиссар полка А.Дегов, начальник штаба Г.Брозынь. С августа 1941 года 2-й Отдельный латышский стрелковый полк. Воевал на дальних подступах к Ленинграду. 3.9.41 г. на основании решения Военного совета 8-й армии переименован в 76-й Отдельный стрелковый полк, в его состав были включены бойцы 1-го Латышского истребительного полка. Вначале формирования полк насчитывал 1480 бойцов и командиров.

Использованы данные историка Биленко С.В. 'На охране тыла страны. Истребительные батальоны в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг. М.Наука.1988 — 256 с. Под общей редакцией д.и.н. А.В.Басова. Книга из служебной библиотеки Смоленского ОК КПСС.

* * *

Николаев защищали войска, подчиненные начальнику Николаевской военно-морской базы контр-адмиралу Кулишову И.Д., который как старший морской начальник возглавил оборону города.

План обороны города Кулишовым был разработан еще до войны в мае 1941 г. База создавалась как тыловая для охраны строящихся в городе кораблей, была хорошо обеспечена противовоздушной обороной, но не имела достаточного количества оружия, снарядов (считалось, что с суши противник к Николаеву не прорвется). В нее входили 7 тыс. человек личного состава флотского полуэкипажа, отдельного дивизиона подводных лодок (строящихся) и сторожевых кораблей, тральщиков, 9-й авиационный истребительный и 122-й зенитно-артиллерийский полки.

Более 14 тысяч местных жителей вступили в народное ополчение. Только 10 июля на заводе им. Андре Марте в ополчение записалось 4053 бойца. Ополченские части были сведены в Николаевскую дивизию ополчения. Был также созданы добровольческий кавалерийский полк и комсомольский инженерный полк. Из жителей города-добровольцев было создано и отправлено на фронт 3 истребительных батальона.

Также защищали город корабли Дунайской военной флотилии (контр-адмирал Абрамов Н.О.), курсанты Одесского пехотного училища и другие части. Непосредственно организацией обороны города занимался генерал Матвеенко П.И.

Всего же с Николаевских судостроительных заводов ? 198 и 200, а также с Киевского судостроительного завода ? 300 удалось перебазировать в Кавказские порты Черного моря 125 единиц из находившихся в постройке боевых надводных и подводных кораблей. С указанных предприятий, а также с нескольких ленинградских судостроительных заводов было демонтировано и вывезено около 13 тыс. единиц станочного оборудования.

Из числа сотрудников завода ? 198 (им. А. Марти) было эвакуировано 4,5 тыс. специалистов (из 22,5 тыс. работавших к началу войны), завода ? 200 (им. 61 Коммунара) — 1457 (из 10,8 тыс.).

Вечером 17 августа 1941 года в сводке Совинформбюро советский народ услышал по радио: 'После упорных боев наши войска оставили города Николаев и Кривой Рог. Николаевские верфи взорваны'.

В Николаеве оккупантам достались 15 корпусов недостроенных кораблей: линкор 'Советская Украина' (С-352), тяжелый крейсер 'Севастополь', 2 легких крейсера — 'Свердлов' и 'Орджоникидзе', 4 эсминца — 'Отменный', 'Обученный', 'Отчаянный', 'Общительный', 5 подводных лодок, 2 сторожевых катера, готовность которых составляла от 3 до 17%. Во время оккупации Николаева эти корпуса частично были разрезаны на металлолом и вывезены в Германию.

* * *

Всю ночь, запершись в своей каюте, я читал газеты — 'Правду', 'Красную звезду', 'Известия', вышедшие с начала войны и собранные по моей просьбе Петровичем. Создана Ставка Верховного Главнокомандования. Верховным Главнокомандующим буквально вчера назначен Сталин. Собирая из газет крупицы информации, я понял, что по состоянию на вечер 9 июля Минск, Паневежис и даже Бердичев еще наши. Как я и помнил,больше всего немцы продвинулись в Белоруссии и Прибалтике, и тут было точно так же, но все же захватить Минск к 30 июня, как это было ' у нас', здесь немцам не удалось и пока не удается. В пределах ответственности Киевского округа фронт прогнут немцами не более чем на 50 -75 км от границы, а на Южном фронте, на румынской границе, т.е. в зоне ответственности Одесского округа бои идут практически на границе. Захарову — большой респект. Ни о каком выходе на линию Архангельск — Астрахань за 8 недель для немцев уже и речи нет. Их графики наступления сорваны однозначно. Хотя везде бои идут очень и очень тяжелые. Значит, информация, вложенная мной в уши родни и нескольких знакомых и не знакомых, сыграла свою роль. Теперь главное чтобы ни у кого из наших генералов не возникло шапкозакидательских настроений, и они никого не погнали в штыковые на немецкие пулеметы.

Тогда я не знал, что частично моя информация была доставлена почти на самый верх. Командир пограничного отряда полковник Петр Миронюк еще в декабре 1940 года передал мою тетрадь Народному Комиссару Внутренних Дел Лаврентию Берии. Я помнил вопрос Миронюка о Румынском фронте, но тогда не знал, что он был знаком с Берия еще с 1917 года, с этого самого румынского фронта. И пользуясь этим знакомством, Миронюк и добился встречи, когда убедился в том, что мои предсказания совпадают с происходящим почти на 100%. В этой тетради я записал все, что должно произойти с 1 июля 1938 по 22 июня 1941 года. И передал эти записи ему еще в средине июля 1938 года. Впрочем, об этом я уже рассказывал... Последняя запись в этой тетради была такая: '22 июня 1941 года — война'. Да и рассказал я ему в придачу к тетради еще много чего. Вот только РККА и ВВС НКВД не подчиняются, и заставить их сделать хоть что-то полезное можно было только под угрозой расстрела...

Я не знал, что именно благодаря Берии, уже к 10 июня в Брестской крепости остались только пограничники и половина батальона конвойных войск НКВД, но зато крепость была серьезно подготовлена к обороне. Все семьи комсостава из крепости и из самого Бреста, да и не только из Бреста, и семьи всех командиров погранвойск, уехали на Восток (если вообще приезжали на границу) еще в конце мая. Кому-то дали путевки в дома отдыха Кавказа и Крыма. Кому-то просто приказали отвести семью к родне — мол криминогенная обстановка нехорошая на вновь присоединенных территориях. Мосты через Западный Буг, и все другие пограничные реки и речушки, были взорваны с первым же немецким выстрелом. Все пограничники еще с конца мая оборудовали тщательно замаскированные землянки и блиндажи, в которых и жили весь июнь, и отрыли окопы полного профиля в зоне своей ответственности. Так что немецкая артподготовка на рассвете 22 июня пришлась во многом в пустоту.

Рано утром 15 сентября, приняв на борт пехотную роту, усиленную четырьмя сорокопятками, мы в очередной раз вышли из Севастополя в Одессу. Мне не удалось убедить командование снять торпедные аппараты и заменить их 37мм зенитными автоматами или 45 мм полуавтоматами, но и торпеды мы больше не загружали. Сейчас нам это пригодилось — пустые трубы торпедных аппаратов забили ящиками с патронами и снарядами, а сами пушки принайтовили поверх. Хотя под эти препирания я выдрал еще четыре ДШК. На борту тесно, и хотя большинство бойцов сидит на палубе — благо сентябрь теплый и не штормит, но даже в моей каюте тесно как в общем вагоне поезда. Я уступил ее командиру этой роты, командиру батареи и их замполитам, а сам сижу пока на мостике. Это уже не первый такой рейс, все отработано. Сразу после первого такого 'круиза', я приказал добавить подвесные койки везде, где только можно. Так что теперь даже у меня в каюте можно уложить минимум четверых. Потерпим, а к наступлению темноты мы будем на месте и начнем выгрузку...

— Товарищ командир, разрешите доложить, — четко, хотя и явно взволновано доложил наш главный радист Попов.

— Докладывайте!

-Вот материалы радиопрехвата различных переговоров, и наших, и немецких. Вы приказывали о таком докладывать... — и он протянул мне несколько листов бумаги.

Беру эти бумаги и читаю...Так-с, немцы таки прорвались южнее Винницы, их моторизованные части вышли на левый берег Южного Буга и сейчас прут на юг вдоль берега. Сегодня окружен, или уже пал Вознесенск...Якорный Бабай! Похоже что полностью повторяется печальная история 17 августа 'той истории', когда в результате такого же прорыва фронта немцы захватили практически беззащитные Николаев 17 августа, Херсон на день позже, а еще через неделю вышли к Перекопу. А потому как все наши войска были намного западнее и севернее, а Николаев с Херсоном были глубоким тылом, и оборонять их было некому. Эта трагедия опять повторяется, только на месяц позже.

А чего я собственно хотел?Люди и войска те же и там же. Соответственно и делают они тоже самое, когда попадают в те же условия. Фронт пятится на Восток, пусть и медленнее, намного медленнее — Минск пал только 14 июля. Ходили слухи, что об этом Начальник Генштаба Жуков узнал из выступления Геббельса по радио и устроил истерику. Как и 'тогда'. Конечно, многие наши части дерутся гораздо лучше и организованнее. Тот же Геббельс признал смерть генерала Клейста и танковой дивизии от наших бомбежек. Тут я могу себя похвалить. Но натиск немцев и их умение находить слабые места в нашей обороне остались прежними. И самое главное все генералы, и не только генералы, (и Одессу обрек на окружение, и сдал немцам Николаев с Херсоном по сути один какой-то майор) которые еще в январе 1940 года считали 'в случае победы Германии нам хуже не будет', сидят на тех же должностях и делают тихой сапой то же самое.

Придется опять 'действовать по обстановке'.

— Рулевой!

— Есть рулевой!

— Малый ход!

— Есть малый ход! — и тут же в ответ следует звяканье ручек машинного телеграфа.

Чувствую как скорость 'Совершенного' начинает падать. Напряжение на мостике возрастает, все молчат и удивленно смотрят на меня. Жду еще пять минут и командую:

— Курс 70!

— Есть курс 70!

— Штурман! — я подхожу к его столу, склоняюсь над картой и указываю точку примерно в 15 милях юго-западнее оконечности Кинбурнской косы, — Рассчитайте курс и скорость, так чтобы выйти вот в эту точку завтра к шести утра.

— Есть!

— Что случилось? Почему меняем курс? — спрашивает Петрович.

— Вот, — и я передал ему материалы радиоперехвата.

— И что ты задумал? — спрашивает Петрович, понявший, чем грозит этот прорыв фронта, и потому мгновенно помрачневший.

Я достал другой лист карты, и частично раскатав его на краю штурманского стола, показываю Петровичу:

— Они движутся на юг по киевской дороге практически параллельно берегу Южного Буга, и задержать их некому. В Николаеве, Херсоне и Новой Одессе есть разве что пара истребительных батальонов. В таком батальоне по две-три сотни бойцов максимум, даже не бойцов, а новобранцев, на вооружении у них только винтовки, один ручной пулемет на весь батальон, и вряд ли есть хотя бы гранаты. В Николаеве еще найдется может полтысячи матросов из экипажей строящихся кораблей и учебный артполк неизвестного состава с неизвестным вооружением и врядли большим запасом боеприпасов... Но и это как ты понимаешь, для полка панцерваффе это так, смазка для гусениц. А вот здесь, или, в крайнем случае, здесь, если не успеем, — я показал одну точку на Буге выше Новой Одессы, и вторую чуть выше Николаева, у Константиновки, — мы сможем их остановить. Все-таки у нас 6 серьезных стволов, против их короткоствольных 'окурков'. А если еще успеем, высадить наших пассажиров и вот здесь организовать засаду...

— Понял... — угрюмо кивнул Петрович.

— Но почему только завтра? Надо бы поторопиться! — вмешался старпом.

— Потому, что скоро стемнеет, потому что равноденствие уже через неделю, что означает — световой день всего лишь на 10 минут длиннее двенадцати часов. И у меня нет ни малейшего желания рисковать жизнями наших пассажиров и переться на минное поле у Очакова в темноте и ночью подниматься вверх по течению Южного Буга. А завтра, часам к одиннадцати мы вполне успеем прийти сюда, — я снова ткнул в карту, — высадить десант и подготовить засаду...

— А если опоздаем?

— Если опоздаем, то наши пассажиры будут защищать дальние подступы к Севастополю в Николаеве, а не Одессе. А мы, разведя или взорвав мосты через Буг и Ингул, будем поддерживать их огнем наших пушек, маневрируя вокруг города. Как-то так. Завтра утром увидим.... А сейчас обеспечьте всем ужин, причем начните с наших пассажиров.

— Есть обеспечить ужин всем! — приободренный старпом побежал исполнять приказ.

А я пошел в свою каюту, ставить задачу на завтра командирам своих пассажиров.

— Значицца так, мужики, — сообщил я своим гостям, едва переступив порог, — есть две новости.

— И что, они обе плохие? — мрачно поинтересовался капитан, командир перевозимой нами пехотной роты.

— Ну что вы, — я попробовал пошутить, — Обе новости просто замечательные. Во-первых, ваш морской круиз продлится дольше, чем было запланировано первоначально. Вы проведете романтическую ночь под звездами Черного моря. Причем все это без дополнительной оплаты. А во-вторых, вы станете участниками разгрома моторизованной колонны врага нашей корабельной артиллерией. Пехота потом будет собирать трофеи, а артиллеристы в этом деле поучаствуют из засады...

— Горазд же ты командир заливать. 'Романтическая ночь'... где это ты слов-то таких набрался? Небось, романы старорежимные читал? Или сам из бывших?

— Нет, капитан, ты ошибаешься. Я не 'из бывших' как ты изволил выразится. Я, можно сказать, из настоящих и будущих. Как и ты. Ладно, шутки в сторону. Итак, три дня тому немцы провали фронт юго-западнее Винницы и их моторизованные части вышли на восточный берег Южного Буга и прут на юг по дороге Киев-Николаев, которая идет как раз вдоль берега реки. Буквально пару часов тому они окружили Вознесенск, завтра к полудню, или максимум к вечеру они будут в Новой Одессе, к ночи — В Николаеве. Как вы прекрасно понимаете, поскольку эти города все еще глубокий тыл, войск там практически нет и останавливать гадов некому. Более того, подозреваю что ни в Новой Одессе, ни в Николаеве о прорыве фронта никто ничего не знает и оборону не готовит.

— А причем тут мы? — удивился пехотный капитан.

— Да при том, что именно твоя рота и будет их останавливать. При моей помощи конечно, и помощи 'сорокопяток' товарища капитана. Получен приказ, идти не в Одессу, а Новую Одессу, а вы все поступаете временно в мое распоряжение. Позже, на базе, так сказать вашей роты и батареи будут формироваться два новых полка. Завтра утром, вы высадитесь на берегу Южного Буга, примерно в пяти километрах выше по течению Новой Одессы. Там есть несколько мест где можно замаскировать и ваши пушки и всю вашу роту. Это два колхозных сада и виноградник, огражденные живой изгородью. В этой изгороди можно не только вашу роту с одной батареей, там и дивизию запрятать можно. Главное чтобы вы не проявляли дурную инициативу и не поперли на танки в штыковую. Видел я в одесском госпитале несколько таких идиотов, чудом выживших, но угробивших своих солдат... Так вот, дорога эта примерно в трех-пяти километрах от Буга и в этих местах с реки прекрасно просматривается, особенно с высоты дальномерного поста. Для моих пушек дистанция пустяковая, а для их 'окурков' — уже запредельно. Основную работу сделают мои комендоры. Так вот, ваша задача сидеть в засаде тихо как мыши под веником до моего третьего залпа. Если кто сдуру попрется поперед батьки в пекло, пусть вешается сразу. А вот после нашего третьего залпа, немцам станет весело, и тут в игру вступаете и вы. Артиллеристам надо будет бить в борта и корму танков, замыкающих их колонну, чтоб никто не ушел. А пехтуре... Кстати, сколько у вас пулеметов? Я видел только один максим...

— Кроме максима есть еще два ручных ДП.

— Мдааа, маловато... Ладно, так и быть, дам тебе временно, на эту операцию, еще две свои 'дашки' с расчетами и пятью сотнями патронов на ствол. У тебя, как я видел, у многих бойцов 'светки'?

— Да, почти у половины. А у одного взвода — ППД. А что?

— А то, что огонь по вражеской колонне вести будут только пулеметы и бойцы со 'светками'. Ну и те у кого ППД, если цели будут не дальше сотни метров. А те у кого 'трехи' пусть сидят тихо и не высовываются и магазины коллегам набивают. Толку больше будет. Своим я сам задачу поставлю. А вашим пулеметчикам и стрелкам бить по тентованным грузовикам. Задача пулеметчиков — не дать высадится их панцергренадерам. Этих сволочей под тентами не видно, но в кузовах машин народ обычно сидит, так что целиться следует на полметра-метр выше нижнего края кузовов. Наливников у немцев говорят нет, бензин они в бочках под теми же тентами возят, так что если подожжете пару машин с бензином хуже не будет. Ну а если они, не дай бог, успеют спешится, вот тут уж пускай все не зевают. Ваша задача уничтожить их всех.

— Всех??? И что, даже пленных не брать??? — дружно удивились мои гости.

— Да. Всех. Впрочем, пленных можно взять немного поначалу— пусть они своих камрадов похоронят. А после и тех в расход.

— Да как так можно??? Конвенции же...

— Потому что так нужно! — мне пришлось рявкнуть, — Это приказ! Нет у нас ни бойцов, чтобы этих пленных охранять, ни лишнего хлеба, чтобы их кормить. И кстати, им их фюрер обещал надел нашей земли в собственность. Вот они этот надел и получат. По два аршина на каждого, навечно. И главное учтите, размен даже одной жизни нашего бойца на десять ихних — для нас непозволительная роскошь. Берегите бойцов, и не посылайте их туда, куда надо посылать снаряды и пули. Приказ понятен?

— Так точно!

— Отлично... Так, теперь вопрос к вам, пушкари. О немецких танках что знаете? Понятно... Судя по вашим кислым физиономиям ничего. Тогда в качестве краткого ликбеза перескажу то, что услышал от народа в госпиталях, когда они опытом делились. Итак, у немцев четыре типа танков. Легкие, Т-I, и Т-II, и средние Т-III и Т-IV. У единицы и двойки бронирование противопульное. Вооружение у единички — только пулемет. У двойки — автоматическая длинноствольная скорострелка калибром 20 мм. Так что вы их легко узнаете. У тройки — пушка калибром 50 мм достаточно длинная, и броня посерьезней чем у единички и двойки. У четверки пушка калибром 75 мм, но короткая, из-за этого ее 'окурком' называют. Так что по внешнему виду их тоже сразу отличите. Лобовая броня у тройки и четверки серьезная. Говорят как у нашей 'тридцатьчетверки' и ваши сорокапятки в лоб берут ее только если расстояние в 300 метров и ближе. Борт и корма — потоньше, вроде как пробиваются даже с километра. Могут быть еще трофейные танки, чешские и французские, или даже английские, из тех что бритты в прошлом году в Дюнкерке бросили. Хотя французы тяжелые и тихоходные, их только для прорыва фронта используют, а на оперативный простор фрицы выпускают то, что пошустрее. А вот чехи вполне могут быть. Эти своеобразные — быстроходные, с хорошей проходимостью, вес маленький, чуть больше нашей бетешки. А вот лобовая броня и башня толстая, опять таки ваши сорокапятки в лоб берут ее только если ближе 500 метров. А борта говорят совсем тонкие. Так что учтите. И внешне чехи от немцев тоже сильно отличаются. У немцев формы как рубленные, прямоугольные, броня установлена почти вертикально, а французов и чехов лоб наклонный и башни более округлые. Про английские танки никто толком ничего не говорил. Кроме танков, для перевозки пехоты (фрицы ее панцергренадерами называют) есть еще много БТР, колесных и полугусеничных д. У этих броня никакая, но на каждом есть пулемет. Вообще, как я понял, вся их пехотная тактика строится вокруг пулемета, который есть в каждом отделении. Именно пулемет обеспечивает и атаку и оборону. В рост в штыковую они никогда не бегают. И штыков на маузерах нет, и двигаются они в атаке короткими перебежками под прикрытием пулеметов. У остальных гренадеров винтовки, а у командира или унтера — пистолет пулемет, МР-40. Если у вас есть хорошие стрелки или снайперы, то коль увидят у кого вот такую вот штукенцию, — я как мог, нарисовал 'шмайсер', — то когда концерт начнется, пусть обладателей таких игрушек сразу валят.

Их колонна будет выглядеть примерно так. Впереди до десятка танков, клином, в острие четверки и тройки, в основании клина могут быть двойки и единицы. Но могут быть и только тройки. После танков — в две или три нитки, на всю ширину дороги БТРы с пехотой, затем грузовики, как с пехотой, так и боеприпасами и топливом, в средине опять танки, потом опять грузовики, и замыкать колонну будут опять танки. Причем последние танки могут идти, сразу повернув башню назад. Учтите это.

Когда концерт закончится, то соберете все трофеи, особенно обращайте внимание на пулеметы и патроны к ним. Патроны к немецким винтовкам и пулеметам одни и те же. Но собирать надо будет все, лишним на фронте разве что рояль будет. А грузовики, БТРы, полевые кухни, продовольствие и боеприпасы никогда лишними не бывают. Даже трофейные. Безусловно, после нашего обстрела большая часть немецкой техники будет годится разве что на металлолом. Но если вам даже из четырех обломков удастся слепить хотя бы одну машину — сделайте это обязательно. Учтите, что на базе ваших частей придется формировать как минимум два полка, их вооружать чем-то надо будет. А я очень сомневаюсь, что все необходимое вам быстро привезут.

Так, на сегодня все, завтра продолжим инструктаж уже на месте. А сейчас доведите всю необходимую информацию до ваших бойцов. Ужином ваших бойцов мои коки накормят через час, а в полночь — отбой. Завтра у всех трудный день, отдохнуть не помешает. Выполнять.

В шесть утра, с рассветом, 'Совершенный' спокойно прошел мимо Очакова и втянувшись в Днепро-бугский лиман , повернул на север, к Николаеву. Глубины позволяли, и я приказал прибавить скорость. Я понимаю, что поднятая нами волна сорвет рыбачьи лодки с привязи и смоет чьи-то мостки. Простите меня мужики, если сможете, я понимаю ваши проклятия, но у меня нет выбора.

В 8:30 форштевень 'Совершенного' уперся в Варваровский мост. Мост охранялся — на обеих берегах посты НКВД, а на западном даже стоит полуторка со счетверенным зенитным 'максимом'. Спрыгиваю на мост, за мной бегут четверо матросов ( 'светками' для них я озаботился уже давно), капитан— артиллерист и шестеро его бойцов с ППД. Быстро идем по мосту в сторону города — командир энкаведешников должен быть там. Да, вот он сам идет нам на встречу.

— Здравие желаю, товарищ капитан! Срочно разводите мост! — у него в петлицах три кубаря, но их звания вроде как выше армейских. А если и не выше, то маленькая лесть не помешает.

— Зачем? Кто приказал?

— Затем, что немцы прорвали фронт, и прут на юг вдоль Буга. Вчера вечером они уже захватили Вознесенск. Нам приказано остановить их у Новой Одессы. Так что разводи мост быстрее, иначе я его просто торпедирую нахрен.

— Хорошо, хорошо... то есть ничего хорошего конечно... Ну в смысле тыне горячись, не надо торпед. Сейчас разведем мост.

— И еще. Срочно готовьте к разводке или взрыву мосты через Ингул. Сам понимаешь — мало нас. Еще мне нужны баркасы, лодки, в общем, все, что я смогу утащить на буксире и куда я смогу погрузить пехтуру. Там, выше по течению мелеет, так что корабль надо бы разгрузить... Сообщи по команде своему начальству и в обком, пусть поднимаю гарнизон в ружье и собирают добровольцев в ополчение. И еще, пусть хоть мытьем, хоть катаньем, как угодно, вплоть до расстрелов не подчиняющихся, надо срочно заставить авиаторов отправить в разведку в сторону Кировограда самолет оснащенный рацией. А остальным готовится нанести бомбоштурмовой удар поегоцелеуказаниям. Есть большая вероятность, что немцы прорвались итам тоже, и могут наступать на Николаев и по кировоградской дороге, а веером от Кировограда еще и на Херсон. Да, кстати, авиаполки базируются так же в Тузлах, Копанях и Чернобаевке. Пусть поднимают всех.

— Хорошо, мост сейчас начнут разводить. И я доложу все своему начальству, у меня там телефон есть, — и он кивнул в сторону города и ушел.

Через сорок пять минут мост был разведен, большая часть пехоты, и все сорокапятки были выгружены на пригнанные к нам баркасы и шлюпки. К нам даже пришло небольшое подкрепление — отделение енкаведешников под командованием старшего сержанта. Их конечно мало, всего 14 бойцов, зато у всех ППД. Это серьезное увеличение огневой мощи на ближней дистанции...

Сейчас на весь этот москитный флот мои орлы заводят буксирные канаты и строят караван. В 9:35 мы наконец-то идем дальше. Я начинаю немного нервничать — можем не успеть.

Но мы успели. 'Совершенный' оправдал свое имя. Мы не потеряли ни одной шлюпки или баркаса, и тех, что тащили на буксире, и нигде не сели на мель. В 11:30, пройдя Новую Одессу, мы вышли в нужную точку. Еще через час засада была готова. Теперь осталось только ждать непрошенных гостей. Пользуясь вынужденным затишьем, я в очередной раз инструктировал своих комендоров.

Наконец-то в 14:03 они все-таки показались. А еще через десять минут, вся вражеская колонна, стала видна полностью. Колонна весьма не маленькая, кстати, явно больше одного полка. Но танков я смог насчитать всего 15 штук, из них только три 'четверки'. Хотя я могу и ошибаться — ну не спец я по панцерваффе ни разу.

Я вижу всю эту длинную колонну. Наводчики тоже видят свои цели. И вот теперь я от всей души ору:

— Огонь!!!

И первый залп улетает в цель. А я отсчитываю секунды. Вот, наши первые подарки прибыли к адресатам.

Отлично прибыли, кстати. Два головных танка снесло одним разрывом. В средине колонны вспыхивает грузовик, еще что-то застилает дым. Не успеваю только рассмотреть — через десять секунд прилетает второй залп. Еще через десять секунд — третий. Никто не мажет. Вот, в игру включается наш 'засадный полк'. В конце колонны взрывается один грузовик, от него вспыхивает следующий. Вот загорается один полугусеничник, вот второй. Все-таки очередь ДШК с двух сотен метров в борт — это только танк выдержит, и то не каждый.

Концерт идет по плану. Мы застали этих гадов врасплох , хотя один танк уже пытается стрелять в нас. Кто-то там оказался шустрый и понял, откуда летят 'чемоданчики'.Недолет, не с его 'окурком' с нами тягаться. Хотя лучше поберечься — брони-то у нас нет. Но я даже скомандовать не успел, кто-то, кажется командир второго орудия, тоже понял опасность, исходящую от этого ретивого фрица. В движущийся на нас танк не попали, но снаряд лег совсем рядом и взрыв почти под гусеницами просто опрокинул этогогада.

Через двенадцать минут я приказал полностью задробить огонь — немцы практически кончились. Мы израсходовали по шестьдесят снарядов на ствол — треть полного боекомплекта. Сверху мне видно что комендоры вымотались , хотя по инерции все еще пытаются зарядить очередной снаряд. Надо бы подбодрить ребят.

— Молодцы артиллеристы! Поздравляю с прекрасно выполненной работой! Вечером всем чарку коньяка!

Над палубой гремит 'Ура!'

— Полчаса перекур! А потом пробанить стволы! Сигнальщикам не расслабляться и бдить за небом!

Вызываю Петровича — все это время он таскал снаряды наряду с расчетом, а старпом командовал первым орудием.

— Снимайтесь с якоря, разворачивайтесь, цепляйте опять на буксир весь этот москитный флот. Он пока тут не нужен. А я сейчас на берег...

— Зачем тебе на берег? — удивился Петрович.

— Во-первых, у них сейчас может начаться головокружение от успехов, и они могут наделать глупостей. Во-вторых, и это самое главное, надо вернуть на борт наших краснофлотцев и наши 'дашки', а то, чую, пехтура их на радостях зажилит...

— Хочешь оставить их без пулеметов??

— Ну что ты! Взамен наших двух, они сейчас десятком трофейных обзаведутся. Ну ладно, это все лирика. Вы идете в Николаев, станете на якорь на плесе перед Стрелкой. По прибытию отправите такой вот доклад в штаб флота. Я передал старпому листок, с заранее написанным текстом :

'Получив информацию о прорыве фронта, выходе гитлеровцев на левый берег Южного Буга, и движению их на Николаев, принял решение действовать по обстановке. В результате огнем корабельной артиллерии, приданной мне пехоты и ПТО, передовые силы прорвавшихся гитлеровцев, численностью до одного моторизованного полка, уничтожены севернее Новой Одессы. Нахожусь в Николаеве для обеспечения ПВО города и организации его обороны. Считаю необходимым срочно прислать в Николаев штатную зенитную артиллерию строящихся кораблей, расчеты и боеприпасы к ней, для организации ПВО судостроительных заводов. К-л Федоров'.

— Понятно, — ответил старпом, а как ты доберешься в Николаев, если мы уйдем?

— Надеюсь, там, — я кивнул на берег, — уцелела хотя бы одна машина. Ну а если там мы все разнесли вдребезги, то я тут же вернусь вместе с расчетами наших 'дашек'.

Через пятнадцать минут мы высадились на берег. 'Мы' — потому что меня охраняли все теже четверо краснофлотцев, которых Петрович застращал вусмерть. А через полчаса ( тяжко однако бегать по полю с непривычки-то!) мы прибежали туда, где еще совсем недавно была головная часть вражеской колонны.

Зрелище конечно, апокалиптическое — сгоревшие и перевернутые взрывами грузовики и танки, танк, с вывернутыми наружу потрохами и башней валяющейся в десятке метров в результате взрыва боекомплекта, клочья 'полугусеничника' разнесенного прямым попаданием, обгорелые трупы и остовы машин, кордитная и тротиловая вонь, а так же все прочие 'прелести' войны, которые и я, и мои матросы видели в Констанце только очень издалека.

Но оказалось что в этом аду далеко не все уничтожено. Вот опрокинутый на бок командный 'кюбельваген', и он выглядит практически целым. По моему приказу его ставят на колеса. Он даже заводится почти сразу. 'Кюбель' действительно цел — всего то пара осколочных дырок в борту. Целым выглядит и увенчанный антеннами 'полугусеничник', так же опрокинутый на бок. Похоже, его и 'кюбель' опрокинуло взрывом одного снаряда, уж больно близко они валяются. Обе машины целы, чего не скажешь о немецких трупах рядом. Вот офицер, кажется оберст, лежит на спине, но затылком вверх. У живого человека так вот, на все 180 градусов шея повернуться не может . Похоже его вышвырнуло из этого самого 'кюбельвагена'. Странно, но меня не мутит от вида всего этого. Вполне машинально вынимаю у фрица 'вальтер' и запасную обойму из кобуры и кладу себе в карман. Чуток дальше валяется безголовый труп в обнимку с МР-40. Как настоящий попаданец, пройти мимо такого трофея я не могу. Снимаю с трупа подсумок с запасными магазинами и выдираю из его объятий собственно эмпешник.

-Так, парни, найдите и себе по пистолету и обзаведитесь гранатами, — достаю образец из другого снятого подсумка. — Главное — найдите наших и отправьте их на корабль. А мне найдите один целый грузовик... А также сержанта енкаведешника, что мы у моста на борт взяли, и срочно бегом вместе с ним и его бойцами сюда. И им и нам тут делать больше нечего. Тут уж пехтура теперь сама разберется. У нас много своих важных дел.

Я уж было полез разбираться с БТРом, на котором антенны — уж очень он мне показался любопытным. Но меня остановил запыхавшийся капитан-артиллерист:

— Ну ты даешь, кап-лей! Когда ты про все это говорил вчера, я не поверил. Думал, врешь ты все по вашей этой морской привычке все преувеличивать. А теперь вижу, что ты был прав. Нет, ты скажи, ну почему это так получается? Почему мы отступаем, когда за десять минут вон скока вражин положили?

— Положим не за десять минут, а за двенадцать. Во-вторых, на эту тему мы с тобой поговорим как-нибудь в шесть часов вечера после войны за кружкой пива или рюмкой чая в кафе на набережной в Николаеве. А сейчас некогда. Мы ведь только передовую часть уничтожили. Некогда сейчас расслабляться. Какие у тебя потери?

— У меня потерь нет вообще. У пехтуры кажется трое или пятеро раненных, а безвозвратных нет тоже.

— Отлично. Ты трофеи уже смотрел? Тебе что-то из пушек перепало?

-Да, смотрел. Уцелела одна ихняя 37 мм, как ты говоришь 'дверная колотушка'. И, — он замялся, — как ни странно две наших, 76 мм Ф-22УСВ, и два 'ЗиСа' со снарядами. Еще один взрывом разнесло в клочья. Откуда они у фрицев?

— Трофей, увы. Война-то уже два месяца идет. Вот они уже и успели поднабраться. Но не журысь. Мы наши пушки отбили и больше их фрицам не отдадим. Ты лучше скажи, твои бойцы не помогут мне поставить на колеса вот эту жестянку? — я кивнул на БТР с антеннами.

— У меня тут только один боец. Остальные там, с трофеями разбираются, может еще что полезное найдут. Но попробуем, — озадаченный капитан что называется полез пятерной под фуражку почухать потылыцю.

Пока мы прикидывали, что и как можно сделать с этим железным ящиком, пришел и капитан-пехотинец вместе со своим замполитом. И первое с чего он начал — потребовал, чтобы я оставил ему и 'дашки' и своих матросов. Я уперся:

— Своих не отдам, и не проси. И пулеметы не отдам. А ты лучше разбирайся с трофеями. Собирай все, в первую очередь пулеметы и патроны к ним. А во вторую — полевые кухни. Я их тут видел несколько. И организуй оборону. Возможно круговую. Где и как организовывать рубеж я не знаю и не подскажу. Я не спец в пехотной тактике, но от опытных людей слышал не однократно такую вот мудрость — 'Чем глубже и извилистее окоп, тем труднее им нас убить'. Так что забудьте о ячейках и ройте окопы полного профиля. Завтра, скорее всего ближе к полудню получишь подкрепление, новобранцев конечно. Так что готовься разворачивать свою роту в полк. Когда похороните всех немцев, прикажи поставить на могилах кресты. А вон там, — я кивнул в сторону не далекой рощи, — нарежьте дубовых веток, сделайте из них венки и украсьте эти кресты.

— Зачем???

— А затем, что потом ты все это сфотографируешь вот этим, и передашь завтра камеру мне в город. Я все настроил. Вот смотри — нажимать надо вот тут, а взводить и перематывать пленку надо вот так, — я протянул капитану 'лейку', найденную в 'кюбеле'.

— Но зачем тебе все это???

— Видишь ли, их бесноватый фюрер обещал этим гадам нашу землю, а крест с дубовыми листьями это у них высшая награда. Вот фото их могил с этими самыми землей, крестами и дубовыми листьями мы напечатаем в листовках и напишем, что и обещанную землю и кресты с дубовыми листьями мы им тут всем обеспечим. Понятно?

— Ловко ты это придумал, морячок, — обрадованно встрял в разговор, молчавший все это время пехотный замполит, оценивший эффект от моей идеи для пропаганды.

Пока мы разговаривали к нам подъехал практически целый — не считать же серьезным повреждением изрешеченный пулями вусмерть тент, и разбитое боковое стекло на дверце -'мерседесовский' грузовик. За рулем 'мерина' сидел сержант-енкаведешник, а мои матросы и его бойцы сидели в кузове. Таким образом, вопрос с рабочей силой и мощностями для постановки на колеса этого БТРа решился сам собой. Общими усилиями его быстро поставили на колеса и распахнули дверь. Внутри нашлись два безоружных немца— связиста. Один из них был просто без сознания -видать его хорошо приложило головой, когда машинка опрокинулась. А второй был в сознании, но с переломанной рукой, и он только тихо ругался. Мои матросы рыпнулись было добить этих двух немцев, но я запретил, но приказал связать на всякий случай. Запретил, не потому что пожалел, а потому, ЧТО увидел в глубине этого связного БТРа. Фортуна продолжает нам улыбаться во все тридцать два. На железном столике у борта была привинчена 'Энигма'! Оппа, это все надо забирать, даже без объяснений. Это мое и все! Привезу в Николаев, а там думаю, начальник областного управления НКВД сможет организовать доставку такого трофея в Москву, своему шефу. Думаю, для такого дела и самолет могут прислать. Так что спецы, умеющие с ней работать, в Москве тоже пригодятся. А вот в том сейфе могут найтись и инструкции и планы немецкого командования, и копии отправленных и полученных радиограмм. Главное найти еще одного водителя для этой таратайки. А в командирском 'кюбеле' я сам поеду, мне по чину положено!

К счастью водитель для БТРа нашелся быстро, и через полчаса мы уже останавливались у крыльца горкома в Новой Одессе. Ехать тут было всего ничего, но мы далеко не сразу приспособились к этим пепелацам и потому двигались поначалу очень медленно.

— Добрый день, — сказал я, распахивая дверь в кабинет секретаря горкома, — Разрешите представиться. Капитан-лейтенант Федоров, командир эсминца 'Совершенный'!

— Иван Николаевич Моргуненко, секретарь Новоодесского горкома КП(б) Украины, — представился в свою очередь пожилой хозяин кабинета, выходя мне навстречу из-за стола. — Чем могу помочь нашему флоту?

— Для начала банкой красной краски, и срочно. Надо замазать кресты на наших трофеях и нарисовать красные звезды, чтобы народ не пугать понапрасну.

— Это просто, у меня есть красная краска и олифа, с первомая еще остались, — он порылся в нижней части одного из шкафов, стоящих вдоль стены, — Вот, держите.

Я кивнул, один из матросов подхватив банки с краской и кисти, убежал выполнять мое указание.

— Думаю, что вы не только за этой мелочью сюда пришли... — продолжил Иван Николаевич, — Наверняка что-то более важное. Недавно была большая стрельба, даже у нас тут стекла дрожали, но потом все стихло. Это вы стреляли?

— Да, это орудия эсминца стреляли. Дело в том, что вчера немцы прорвались и захватили Вознесенск. А сегодня утром высадили десант с моего эсминца и огнем корабельной артиллерии уничтожили их передовые части...

— Понятно, — Иван Николаевич заметно помрачнел.

— В городе есть войска?

— Откуда? Тут войск нет никаких, есть только взвод милиции и истребительный батальон, 265 человек, сформирован еще 25 июня, новобранцев готовим, сейчас в нем третий состав ...

— Немного, но лучше чем ничего.

— Так уже почти тысячу добровольцев отправили в действующую армию. Истребительный батальон он учебный, да вооружить большее количество бойцов нечем, у них и так у четверти берданки. А собрать людей мы можем еще втрое больше.

— Тогда собирайте всех кого можно и немедленно выступайте на север, по киевской дороге. Там, в трех верстах от города, держит оборону рота капитана Матвейчева, так что увидите и поступите под его командование. Есть приказ развернуть его роту в полк. Об оружии не беспокойтесь, все вооружаться будут уже там, на месте, трофеями. А берданки свои оставьте здесь, будет хоть чем-то учить следующее пополнение. Но лопаты, чтобы окопы рыть прихватите обязательно. А вы тут в городе постарайтесь организовать их снабжение продовольствием. У них сухпая, причем тоже трофейного, вряд ли больше чем на двое суток.

— Так точно, соберем всех и выступим через два часа. И с питанием организуем, — Иван Николаевич заметно приободрился.

— Отлично. Раз все ясно, то я поехал дальше...

— Куда дальше?

— В Николаев. Во-первых, мне надо догнать мой корабль, а во-вторых накрутить там хвосты некоторым, чтобы не сачковали. А, да, вот, — я достал трофейный 'вальтер', — коль у вас с оружием совсем швах, могу отдать лично вам...

— Не надо, оставьте эту игрушку себе. У меня есть более серьезная вещь, — Иван Николаевич достал из стола 'маузер', — Вот, наградной, еще с Гражданской...

— Ну, тогда бывайте, Иван Николаевич, может еще свидимся после войны.

А еще через полтора часа, в сгущающихся сумерках, я остановил свой 'кюбель' у подъезда николаевского обкома ВКП(б).Прежде чем подъехать к обкому, мы задержались ненадолго у моста через Ингул. Благо они почти рядом, всего-то и делов переехав мост надо всего лишь подняться по узвозу на площадь. В построенной еще в царские времена кирпичной караулке у моста располагался пост НКВД на котором имелся телефон. Остановив машину, сержант кратко, но подробно доложил обо всем своему командованию. Получив какие-то новые приказания, сержант намылился увезти и трофей и своих бойцов. Я был вынужден его остановить:

— Так дело не пойдет, товарищ старший сержант. 'Мерина' так и быть забирайте, но вы и хотя бы еще трое ваших бойцов мне еще нужны.

— Зачем?

— У меня в БТР два 'языка' — пленные немецкие связисты и с ними секретные документы. Их надо бы в Москву доставить. Вот сдам пленных с рук на руки своему начальнику или вашему начальству, тогда и БТР этот себе заберешь. В нем кстати еще и пулемет есть, и место для его установки предусмотрено в поднимающейся части крыши... А пока будете пленных охранять, сам понимаешь, из краснофлотцев охрана никакая, — я немного польстил сержанту. С охраной мои матросы прекрасно справляются и сами, но мне предстоит тяжкий разговор, и присутствие рядом со мной бойцов НКВД очень даже может пригодиться для вразумления тугодумов.

Я, как был в своей морской форме, весьма запыленной от долгой езды в открытой машине по грунтовке, с эмпешником на плече, с эскортом из двух матросов и трех энкаведешников, таких же пропыленных и вооруженных до зубов, ввалился в немаленькую приемную, и, не обращая внимания на секретаршу, направился к двери кабинета первого секретаря.

— Вы куда? — секретарша буквально грудью кинулась на защиту своего шефа, — Товарищ первый секретарь занят, он готовится к важному совещанию!

— А мы как раз на это совещание и прибыли. Причем с решающим голосом. Похоже, вы, гражданка, — я специально выделил голосом слово 'гражданка', не понимаете, что идет война, и что город находится на осадном положении, и что ваши действия мешают...

— Арестовать эту гражданку? — спросил мгновенно все понявший сержант.

— Думаю пока не надо. Гражданка просто была не достаточно информирована. А теперь, я уверен, что товарищ уже все осознала, и будет добросовестно помогать нашей доблестной Красной Армии.

— Да-да, я все сделаю... — пролепетала испуганная секретарша.

— Тогда не мешайте и приготовьте чай и бутерброды на семерых моих бойцов.

— Но их же только пятеро?

— Еще двое внизу, в машине, охраняют арестованных. Отнесете им перекусить туда.

— Добрый вечер, товарищ капитан-лейтенант, — хозяин кабинета, первый секретарь Николаевского обкома ВКП(б) Бутырин Сергей Иванович, услышав нашу перепалку и лязг оружия, сам вышел мне на встречу, — Но судя по тому, как вы действуете, вечер совсем не добрый и что-то случилось?

— Увы, да, вечер совсем не добрый. И таки случилось. Многое чего случилось весьма неприятного, Сергей Иванович, — мы познакомились больше года тому назад, когда перед самой передислокацией 'Совершенного' в Севастополь меня избрали делегатом на областную партийную конференцию. — Я слышал, у вас должно скоро начаться совещание? Если, да, то кто на нем будет присутствовать?

— Да, будет, назначено на 19:15, — и он 'огласил весь список' участников.

— Отлично, присутствие их всех будет необходимо. Вызовите так же сюда директоров и главных инженеров судостроительных заводов, капитана порта и начальника элеватора, городского и областного военкомов, командиров строящихся кораблей, начальника гарнизона, начальника облуправления НКВД, все городское милицейское руководство, начальника тюрьмы, начальника горкомунхоза и городской телефонной станции. Руководство городской торговли и общепита. Железнодорожное руководство. Если в городе или на станции есть какие-то воинские части — и их командиров тоже. Отправку любыхэшелоновкуда бы то ни было отменить. Позвоните им всем или направьте машины, можете и моим трофеем воспользоваться. Он у подъезда.

— Хорошо, я сейчас распоряжусь. Но зачем? Вы же так и не сказали, что случилось?

— Распоряжайтесь, а я, чтобы не повторяться, вам скажу коротко — немцы уже возле Новой Одессы. В Николаеве надо объявлять осадное положение в городе и готовить город к обороне. Подробно доложу когда все соберутся.

Он молча кивнул, мгновенно сильно погрустнев, вызвал к себе несколько человек, инструкторов, наверное, и машина бюрократии завертелась.

Взяв с письменного стола хозяина кабинета несколько листов бумаги и карандаш и повесив на спинку стула свой МР-40, я устроился у стола для совещаний, и стал записывать тезисы своего доклада и будущих постановлений бюро обкома и приказов по городу.

— Итак, все собрались, начнем, товарищи. Главные новости нам должен сообщить товарищ Федоров. Вам слово, — первый секретарь

— Для тех кто со мной еще не знаком, представлюсь. Капитан— лейтенант Федоров, Сергей Иванович, командир эсминца 'Совершенный'. Вчера вечером, во время перехода морем в Одессу, мной был получен приказ любой ценой остановить противника, прорвавшегося на левый берег Южного Буга, и наступающего на Николаев. Из полученной информации так же следовало, что противник уже захватил Вознесенск и его кампф-группа, неустановленной численности движется далее на юг. Мною было принято решение, сменить курс, подняться вверх по течению Буга, высадить десант и организовать артиллерийскую засаду на пути врага. Десант, одна пехотная рота, усиленная батареей ПТО и одним отделением НКВД был высажен примерно в пяти километрах севернее Новой Одессы. Через два часа, артиллерийским огнем, в основном орудий эсминца, прорвавшийся противник, численностью более одного моторизованного полка, был полностью уничтожен. Захвачены большие трофеи. Часть из них вы могли видеть у подъезда. Наши потери — пятеро легко раненных, безвозвратных потерь нет. В настоящее время эта рота организует оборону на рубежах севернее Новой Одессы. Сегодня ночью, она будет усилена за счет истребительного батальона и добровольцев-ополченцев Новой Одессы численностью не менее двухсот шестидесяти человек. Получен приказ так же развернуть эту роту в полк. На вооружении в основном трофеи, винтовки, пистолеты-пулеметы и в том числе не менее десяти трофейных станковых пулеметов МГ-34. У артиллеристов имеется два 76мм орудия, четыре 45 мм противотанковые пушки и одна трофейная 37мм. Возможно, из числа трофеев им удастся восстановить еще одно 76 мм орудие и какие-то БТР и танки. Как вы понимаете этого очень мало.

Как стало понятно из захваченной трофейной документации, после прорыва фронта враг вышел на оперативный простор в наши тылы несколькими как они это называют, кампф-группами. Одна из них получила приказ наступать на Николаев и Херсон, с целью выхода к Перекопу, другие должны наступать на Киев, Черкассы, Запорожье, Кировоград — Кривой Рог — Никополь с целью захвата мостов через реки, главным образом через Днепр.

Этих условиях считаю необходимым следующее. Говорю только то, что касается города Николаева и области.

Во-первых , с целью координации контрударов по прорвавшемуся врагу, доложить обстановку в области и о принятых нами мерах в ГКО и ЦК. Линия фронта должна быть организована по рекам Южный Буг и Ингул. Город должен готовиться к осаде и к отражению налетов вражеской авиации.

Во-вторых, необходимо объявить город на осадном положении. Соответственно городской милиции, необходимо немедленно, сегодня же ночью по окончании этого военного совета очистить город от антисоветских элементов, провести облавы по всем известным 'малинам', хазам и притонам. Их обитателей, а так же всех пойманных на месте преступления мародеров, грабителей, паникеров расстреливать на месте. Городскую тюрьму и СИЗО также освободить от обитателей. Закоренелых уголовников, у которых уже есть два и более сроков — расстрелять. Остальных, тех, у кого приговор был бы первым направить в штрафной батальон, искупать вину кровью. Охрану и милицию перевести на казарменное положение. На случай прорыва врага к городу, мосты должны быть готовы к быстрой разводке и угону с мест постоянного нахождения в Каботажную гавань. Все плавсредсва, лодки, катера, яхты, все, что может плавать,уже завтра утром должны быть перебазированы так же в Каботажную гавань с западного берега Буга и северного берега Ингула. Нельзя оставить врагу хоть что-то, что сможет ему облегчить переправу.

В-третьих, максимально возможно усилить ПВО города. На самой высокой точке города, на шуховской водонапорной башне организовать пост ВНОС. Начальнику городской телефонной станции провести на башню не менее пяти телефонных линий. Направить командованию Черноморского флота следующую телеграмму ' Для обеспечения ПВО строящихся кораблей и судостроительных заводов не позже 24 часов 17 сентября в Николаев должен прибыть эшелон со штатными зенитными орудиями для строящихся кораблей. Все орудия должны быть укомплектованы боезапасом на сутки непрерывного боя и сопровождаться расчетами краснофлотцев. В противном случае безоружные корабли и судостроительные заводы могут быть уничтожены вражеской авиацией'. Копию телеграммы — так же в ГКО и ЦК. Далее, где-то в области, возможно в районе Очакова, а возможно Копаней, болтается в неведении, но в готовности совершить 'маневр в глубину', 55-ый истребительный авиационный полк под командованием майора Виктора Иванова. Этот полк надо найти, привести в чувство, перебазировать в город, в Кульбакино и использовать в целях ПВО. Всем жителям города необходимо провести работы по полному затемнению города. В ночное время в городе не должно быть ни одного огонька на виду. Это нужно немедленно, в самом крайнем случае завтра.

В-четвертых, немедленно, с нуля часов 17 сентября отменить все пассажирские поезда. Все проданные билеты аннулировать. На этих поездах начать планомерную эвакуацию из города всех детей и женщин. Женщин эвакуировать всех, за исключением врачей, медсестер, и поваров. Они мобилизуются и будут служить по своим специальностям в полевых и стационарных госпиталях и воинских частях. Кафе и рестораны должны быть закрыты.

В-пятых, судостроительные заводы должны будут перейти на круглосуточный непрерывный режим работы не позднее 20 сентября. Заводам необходимо прекратить все работы на стапелях и ускорить достройку только тех кораблей, которые могут быть введены в строй не более чем через месяц. Заводам провести подготовительные работы по приему и ремонту бронетехники поступающей с фронта и модернизации техники идущей на фронт. Такую ремонтную бригаду уже буквально завтра необходимо направить на фронт, в Новую Одессу. Думаю, что часть трофеев можно будет восстановить и использовать против врага.

В-шестых, это касается в первую очередь порта и элеватора. Элеватор — слишком заметная цель для вражеской авиации, его не спрячешь. И враг будет стараться его уничтожить. Поэтому запасы зерна из элеватора должны быть эвакуированы, а те, что необходимы для нужд города и гарнизона должны быть рассредоточены. Говорят, в Николаеве есть большие каменоломни, подвалы и разные подземные сооружения, выстроенные еще во время той войны. Если это так, то необходимо их задействовать для безопасного хранения и этого зерна и вообще продовольствия.

В-седьмых, крайне необходимо связаться с соседями, с обкомами в Кировограде и Запорожье, пусть тоже подключаются. Необходимо наладить взаимодействие с ближайшими соседями — с Херсонским горкомом и Кировоградским обкомом, проинформировать их об угрозе вражеского прорыва и о наших действиях по организации обороны. Пусть тоже не бездельничают и организуют оборону по рубежу реки Ингул. А в случае непосредственной угрозы захвата врагом мостов, особенно через Днепр, пусть их взрывают.

В том, что касается общегражданских и общегородских дел, у меня все. Есть вопросы к коллегам. Товарищ военком, какие части есть в городе? Что из вооружения и боеприпасов хранится на складах гарнизона? Исходя из этих запасов, мы сможем точнее планировать наши действия по мобилизации и организации обороны на ближайшие дни.

— Извините, товарищ Федоров, я немного вас перебью, а потом предоставлю слово для ответа товарищу военкому. Дело в том, что гитлеровцы еще не захватили Вознесенск. Да, город блокирован и осажден фашистами, но город дерется. В нем обороняется истребительный батальон и разные части РККА, отступившие в город, общая численность обороняющихся точно не установлена, но не менее стрелкового полка.

— Это хороша новость. Но насколько она достоверна?

— Абсолютно достоверна. Я разговаривал по телефону с вознесенским горкомом буквально за пять минут до того, как вы пришли.

— Вы уверены, что говоривший с вами, не говорил все это, находясь под прицелом гитлеровского пистолета?

— Уверен.

— Тогда надо решать вопрос по деблокаде Вознесенска и разгрому окруживших его гитлеровцев. Но это мы сможем сделать только после того как появятся силы для этого наступления.

— Товарищи, — военком города открыл свою папку, и доложил, — На складах имеются 12 пулеметов ДК и пять тысяч патронов к ним. Винтовок образца 1891/1930 года три тысячи двести штук, пулеметов максим — двадцать три. Винтовок 'арисака' — тысяча сто двадцать штук, пулеметов Мадсена — 12 штук. В учебном арт полку имеется так же : артиллерийских орудий ЗиС-2, калибром 57 мм — четыре штуки , гаубицы калибром 107 мм тоже четыре штуки. Запас снарядов — по 200 штук каждого калибра.

— Простите мою некомпетентность. 'Арисаки' — это те, которые при царе в империалистическую в Японии купили, и кажетсяих калибр с нашим не совпадает. Патроны-то хоть к ним есть? Если патронов нет и калибр с нашим не совпадает, то про 'арисаки' можно сразу забыть.

— Да, молодой человек, вы правы. Калибр не совпадает, но патроны есть, почти 50 000 штук. Пулеметы Мадсена тоже под этот патрон.

— Тогда все Мадсены, все эти патроны и половину 'Арисак' передать на вооружение не более чем одного батальона. 50 000 патронов им на какое-то время хватит. Но им сразу надо приказать обзаводиться трофеями, потому что патроны японского калибра нам брать негде. А вот эти пушки, которые в учебном полку, они в каком состоянии? Разобраны по винтикам на наглядные пособия?

— Да, по одному орудию каждого вида разобраны, как вы изволили выразиться, 'по винтикам на наглядные пособия'. Но все части есть и их можно быстро привести в боевое состояние.

— Значит, мы сможем вооружить не более четырех тысяч бойцов, по сути, один полк и усилить его одной батареей ПТО и одной гаубичной батареей. Для этого полка придется мобилизовать в городе автомобили, не менее полусотни автомобилей, хотя бы полуторок, хотя лучше больше, и не менее четырех тракторов для гаубиц. Полевые кухни так же нужны. Если их нет на складах, необходимо срочно изготовить, пусть даже кустарно. Все остальные задачи понятны, и необходимо начать их выполнять, немедленно причем. Неясно только со штрафным батальоном. Предложения о таких батальонах уже были, но решения ЦК и ГКО об их формировании еще не было принято... — подвел итог первый секретарь.

— Значит надо выступить с инициативой по их формированию! Сколько можно возится с этой уголовной швалью! — неожиданно поддержал меня начальник областного управления НКВД, старший майор госбезопасности.

— Товарищ подполковник, — обратился я к сидящему в конце стола подполковнику танковых войск, какими силами вы располагаете?

— Мой полк находится в эшелоне, меня буквально насильно сняли с поезда, следовавшего в Одессу, и привезли сюда. На вооружении полка имеются восемь броневтомобилей БА-10 , 12 танков Т-26 и двадцать четыре танка БТ-7.

— Сколько топливозаправщиков и транспортно-заряжающих машин? Какие средства ПВО имеются?

— Заправщиков нет, средств ПВО тоже нет. А что такое 'транспортно-заряжающая машина' ?

— Это машина, которая возит вам снаряды. И еще вопросы. На всех ваших танках броня не толще 15мм, противопулевая? А танки Т-26 у вас случаем не из первых выпусков, которые с двумя пулеметными башнями? А на БА-10 нет топливных насосов, и бензобак находится в лобовой части, над головой водителя? БТ-7 старые, с бензиновыми моторами, или уже с новыми дизелями В-2? Дополнительных экранов на танках нет?

— Да, у нас именно такие БА-10 и Т-26, БТ-7 именно с бензиновыми моторами. И что такое дополнительные экраны?

— Ну хоть тут чуток легче, вам только один вид топлива нужен. А в остальном у вас не полк, а полный ХХХ. Любой фрицевский пехотный батальон вас сожжет за 15 минут к чертовой матери... О чем, черт подери вы и ваше командование думали до войны? Значит так, ваш полк направляется не на фронт, а на судостроительный завод. Буквально завтра с утра начнем делать из него что-то годное для боя, а не просто для того чтобы вы могли тупо 'погибнуть смертью храбрых', не убив при этом ни одного немца. На фронт последуете только после завершения всех работ по модернизации вашей техники.

— Да как вы смеете? — начал горячится танкист.

— Смею! Якорный Бабай вас задери! Потому что уже возил из Одессы таких вот раненых и обожженных дураков. А нашей Родине надо чтобы вы были живы, здоровы и воевали, а в своих танках горели фашисты! Так что полк поедет на завод для модернизации в любом случае, с вами или без вас.

Совещание, точнее военный совет, вскоре закончился. 'Первый' свое дело знал прекрасно, и выслушав все предложения, раздал всем руководящие указания и закончил совет совершенно неожиданным предложением:

— Учитывая, что старший по званию, уважаемый товарищ военком не имеет опыта командования, в Гражданскую он был комиссаром, а у товарища старшего майора свои задачи. Поэтому я предлагаю назначить командующим обороной города товарища Федорова...

Все как всегда: инициатива имеет инициатора. Я попробовал возразить, но из этого ничего не вышло.

— Ну что ж, товарищи. Цели поставлены, задачи разъяснены, за работу... А вас, товарищ старший майор, я попрошу остаться.

— Есть несколько конфиденциальных вопросов к вашей службе, — начал я разговор, когда мы остались одни. — Первое. Есть ли в вашей службе радиопеленгаторы? Второе. Знает ли ваша служба городских радиолюбителей? Есть еще и третье, но это чуток позже. И так?

— Пеленгаторов нет. Радиолюбители известны. Но зачем вам это?

— Это не мне. Это вам пригодится. Радиолюбителей необходимо срочно мобилизовать, причем чтобы их не отправили рядовыми стрелками в пехоту, лучше мобилизовать в вашу службу, где они будут гораздо полезнее делу обороны. И уже от вас направить в войска для организации радиосвязи со штабом обороны города. В первую очередь коротковолновыми передатчиками необходимо оснастить посты ВНОС, особенно на шуховской башне для связи с частями ПВО и аэродромом в Кульбакино. Им же поручить изготовить радиопеленгаторы для вашей службы радиоперехвата.

— Понимаю. Вы считаете, что в городе есть вражеская агентура, которая будет пользоваться радиосвязью?

— Да, — я кивнул, считаю. — В Николаеве была немецкая агентура что называется еще со времен Очаковских. Историю катастрофы линкора 'Императрица Мария' помните? Подробности вы можете по архивам вашего наркомата уточнить... Так вот, эту агентуру, конечно, почистили в начале 30х. Но расслабляться нельзя. Даже если этой агентурысегодня еще нет, то она непременно появится, когда гитлеровцы поймут, что город захватить им мне удастся.

(на эту тему см. книги Александра Лукина 'В Нижнелиманске все спокойно' и Анатолия Елкина 'Тайна 'Императрицы Марии')

— Хорошо. Сделаем.

— Отлично. Пеленгаторы нужны не только для борьбы с вражеской агентурой, но и с вражескими штабами.

— А это как?

— Видите ли, современная маневренная война не возможна без надежной связи, причем радиосвязи с наступающими войсками, с танками и авиацией особенно. Соответственно, любой штаб — это несколько радиопередатчиков, которых можно легко запеленговать, определить его координаты и навести на эти координаты нашу штурмовую и бомбардировочную авиацию или расстрелять из артиллерии крупного калибра.

-Хмм, интересная идея. Надо будет подумать, как это все организовать...

— Думаю, что у нас еще будет для этого время, но это чуть позже, когда разберемся со срочными делами. А сейчас у меня есть для вас небольшой подарок. Берите лист бумаги, ручку и пишите подписку о неразглашении сведений составляющих тайну государственной важности. А после напишете акт о приеме двух пленных и трофеев — грузовика и БТР с радиостанцией.

Старший майор не стал задавать вопрос, только удивленно взглянул на меня, затем хмыкнул, и быстро написал все, что я просил. Я взял эти бумаги, сложил и спрятал в карман кителя.

— Теперь идемте.

Забрав моих краснофлотцев и енкаведешников из приемной, мы вышли из здания обкома на площадь, и подошли к БТР. Я открыл бортовую дверь в БТР, и приказал своим матросам выйти. Потом залез в него сам, и пригласил внутрь старшего майора. После того как он разместился на откидном стуле у стола с зачехленной 'Энигмой', я запер дверь изнутри и включил свет.

— Вот, это и есть один из главных секретов рейха на сегодня, — и снял чехол, — Шифровальная машина 'Энигма'. С ее помощью зашифровываются и расшифровываются все немецкие радиограммы. А эти пленные умеют с ней работать. Ваша задача организовать доставку всего этого в Москву, в ваш наркомат. И так, чтобы об этом никто не узнал. Немцы должны считать что 'Энигма' уничтожена полностью, вместе с этим БТР огнем нашей артиллерии. Надо будет проконтролировать что бы и журналисты, рассказывая о наших успехах на фронте, случайно не проболтались. Антенны и радиостанции, они вроде как почти не пострадали, с него надо будет снять, можете их использовать так, как мы уже обсуждали. Ну а БТР перекрасьте, слегка измените — тут легко башенку с пулеметом поставить, а пулемет тут есть штатный — и используйте. В любом случае этот БТР никто не должен узнать. И еще, когда будете разбирать и демонтировать оборудование, будьте предельно осторожны и аккуратны — в нем могут быть взрывающиеся сюрпризы, установленные на неизвлекаемость.

— Ну каплей ты дайош! Это воистину царский подарок! Самолет я организую, завтра ночью, сегодня уже не успею, к сожалению.

На корабль я попал только к трем часам утра, а с шести началась работа. Пользуясь своим теперь уже почти официальным положением командующим обороной города, я приказал снять с 'Совершенного' и еще одного, практически готового эсминца — со 'Стремительного' — торпедные аппараты и на их месте приварить фундаменты под установку четырех 45мм зенитных полуавтоматов. Эшелон с такими автоматами пришел-таки на завод, правда, на сутки позже, чем мы требовали первоначально. Но все же пришел. Видать согласованные усилия обкома и наркомата судостроения помогли вразумить гражданина Иванова-Октябрьского. Я давно хренел от организации постройки этих эсминцев: корабль почти полностью строят в Николаеве, потом безоружный гонят в Севастополь для установки вооружения на подготовленные еще в Николаеве фундаменты. Там всех делов-то завинтить несколько дюжин болтов и распаять десяток не особо многожильных кабелей. На неделю самой ленивой работы. На 'Стремительном' вся зенитная артиллерия была смонтирована вообще за сутки. Параллельно можно было бы и главный калибр ставить, но увы, ставить было нечего — его установки БА-13 хранились в Севастополе. Такую организацию можно было бы, и то со скрипом, понять в мирное время только в том случае если бы это вооружение изготавливалось на севастопольских заводах. Так нет же, все вооружение везли из Ленинграда и его окрестностей. В Николаев его везти на пять сотен километров меньше чем в Севастополь! Ладно, зенитки получили, хоть я и не надеялся на это особо, теперь надо выдрать главный калибр. Будем действовать по уже отработанной методе — совместная телеграмма обкома и штаба обороны города в ЦК, ГКО и в штаб ЧФ.

Параллельно развернулись работы по модернизации танков и грузовиков ЗИС-5 и ЯГ-6, подаренных этому полку городскими властями. Я нарисовал несколько эскизов, и объяснил свои идеи, якобы услышанные от раненых танкистов, которых мы везли в прошлый наш 'круиз' из Одессы в Севастополь. С БА-10 срезали верхнюю плиту вместе с орудийными башнями, и установили ее на бывшие пулеметные Т-26. БА-10 превратили в самоходные зенитки, шесть из которых оснастили крупнокалиберными пулеметами ДК, а остальные — спаренными ДТ, снятыми с Т-26. Четыре БТ-7 превратили в подобие Су-57, сняв с них башни и установив пушки ЗиС-2 в неповоротной рубке. Всем танкам нарастили броню — борта на 16 мм, лоб и башню Т-26 на 20мм (уж больно у них движок чахлый, всего-то 90 'лошадок'), БТ — на 32 мм, ( у них все же 300 'лошадей') сложив по две пластины. Лоб и рубку наших самоходок сделали вообще 50 мм, наклонив листы на 40 градусов. К тому же бронирование сделали разнесенным, что тоже прибавит этим танкам боеживучести. Два Т-26, сняв все вооружение и облегчив насколько возможно, превратили в бензовозы с цистернами по три кубометра. На удивление упертым долбодятлом оказался только один подпол, а его комиссар, не говоря уже про ротных, взводных и рядовых с радостью восприняли все улучшения. На броне танков снаружи привалили скобы, и теперь десант сможет не только держаться, но и более-менее безопасно сидеть и привязаться чтобы не свалиться во время долгого марша. Грузовики превратили в эдакие 'шушпанцеры' по образцу тех, что делают в Сирии или делали обе стороны конфликта на Украине летом 2014 года — кабины и капоты закрыли 10-16 мм листами, метр кузова за кабиной отгородили и закрыли такими же листами и установили турель со спаренными зенитными пулеметами, а сбоку соорудили даже лесенку чтобы расчет мог быстро забираться на место. Грузоподъемность, конечно из-за этого частично потеряна. А что поделать, коли нет здесь 'Шилок'? Но один Яг-6 только забронировали вместе с кунгом, в котором организовали передвижную мастерскую — отнять у нее метр длинны было бы непозволительной роскошью. Безусловно, судостроительная сталь, пусть даже и подвергнутая всем возможным термическим закалкам, азотированию и цементированию все же не настоящая броня, но она в любом случае лучше, чем ничего. Все это делалось классически — ' с помощью молотка, зубила и' проклятий в адрес американских и британских конструкторов и их нашенских коллег — уж очень они местами излишне вычурные гнутые формы корпусам этих танков насочиняли. Но, так или иначе, через пять, весьма непростых и тревожных дней все было готово.

За эти пять дней произошло очень много событий. Во-первых, нашелся потерявшийся пятьдесят пятый истребительный покрышкинский полк. Оказывается его наземный состав, всех техников, механиков, БАО, столовую и т.д. и т.п., вместе с полагающейся по штату техникой — цистернами-бензозаправщиками, грузовиками и прочим задержали на Варваровском мосту через час после того как мы проследовали к Новой Одессе. Именно разводка моста этому помогла, не будь ее проскочили бы они практически не замеченными до Копаней. А летный состав, совершавший тот самый 'маневр с уклонением в глубину' со всеми самолетами обнаружился неподалеку от Херсона, в Чернобаевке. (Если не верите, то прочитайте воспоминания Покрышкина, там всего пол странички про эпизод с маневром с уклонением в глубину и сдачей Николаева.Кстати, я про это уже как-то говорил раньше.) Днем с командиром полка майором Виктором Ивановым удалось поговорить по телефону. Разговор этот вышел не из легких и приятных. Но после долгой ругани и угрозы приехать в Чернобаевку на танках с парой взводов НКВД и расстрелять их всех как дезертиров, майор стал вменяемым и перестал прикрывать своих разгильдяев. Вскоре Покрышкин и двое его коллег, на МиГах оснащенных рациями и подвесными топливными баками вылетели на разведку в районы Первомайска, Вознесенска, Кировограда и Запорожья. Им удалось найти еще две гитлеровских кампф-группы северо-восточнее и северо-западнее Кировограда и навести три наших авиаполка — два из Кульбакино и один из Копаней — на эти цели. Эти полки дважды за день вылетали на штурмовку немецких кампф-групп и полностью сорвали их дальнейшее продвижение. После обработки последней цели полк Покрышкина приземлился в Кульбакино, куда заранее были отконвоированы их наземный состав и аэродромная техника.

Инцидент вроде как улажен. Но хоть убейте, я до сих пор никак не могу понять, почему получив доклад от Покрышкина, летавшего на разведку, о прорыве немцев и движении их кампф-группы на юг от Первомайска, командир полка не организовал бомбо-штурмовой удар по немецкой колонне, а приказал перебазироваться на восток? У него ведь было все необходимое для этого. Более того он ведь и командованию не доложил.

Командир вновь сформированного стрелкового полка, подполковник Матвейчев, который еще недавно был капитаном и командовал ротой, которую я высадил у Новой Одессы, передал мне с оказией через обком кассету с фотопленкой. 'Лейку' он зажал себе, ну да ладно, у меня и свой ФЭД есть. Петрович проявил и переданную пленку, и те пленки, которые я нашел в кюбеле. В итоге у нас появились интереснейшие фотодокументы. Листовки с фотографией немецких могил с крестами и дубовыми листьями и текстом 'Доблестные солдаты вермахта! Обещанные вам вашим фюрером наделы земли и кресты с дубовыми листьями в награду вы все тут гарантировано получите, точно так же как их уже получили ваши камрады' — уже печатают...

Еще через два днясогласованными совместными ударами извне и изнутри города был деблокирован Вознесенск. Для ускорения переброски войск, всех кого только удалось собрать в Николаеве, ночью, по образцу Парижа 1914 года, когда французы мобилизовали парижские такси, были задействованы все городские автобусы, грузовики, все легковые машины. Даже мой кюбельваген сделал два рейса за эту ночь. Еще через день был освобожден Первомайск. Как я и предполагал ранее, немцев прорвалось не много — не более двух моторизованных дивизий, разошедшихся в пустоте наших тылов широким веером четырьмя кампф-группами. Оперируя на большой территории, эти группы, вынужденные оставлять хотя бы взвод почти в каждой захваченной деревне, таяли как снег на весеннем солнце, более сея панику, чем действуя силой. И Вознесенск блокировал всего один батальон усиленный одной батареей 105 гаубиц. А в Вознесенке оказалось окружено множество наших войск, разрозненных, в значительной части деморализованных, но в сумме численностью больше пехотной дивизии. Их пришлось приводить в чувства, иногда и не гуманными методами. Нашлись и в городе и окрестностях 14 брошенных танков разных типов, из них три Т-34, девять БТ-7 и два Т-26. Только одна 'тридцатьчетверка' была пуста — с последними каплями солярки на дне баков, без снарядов, без штатного пулемета и без прицела и орудийного затвора и с изрядным количеством вмятин на броне. Ее загнали в лесополосу между полями и неплохо замаскировали. Остальные брошенные танки были полностью комплектны и боеспособны, разве что полнота баков и наличие боекомплекта у них колебалась от 50 до 100 %. И брошены они были просто на обочинах дорог. Т-34 тут же вернули в строй, а легкие танки отправили на завод в Николаев для модернизации по уже отработанной технологии.

Но когда я увидел эти Т-34, то офонарел. Они совершенно не были похожи на тетанки Т-34 которые я помню по старой военной кинохронике 1941 года. Эти были похожи скорее на Т-44 или вообще на что-то послевоенное. Сплошной наклонный лобовой лист, причем широкий, прикрывающий даже верхнюю часть гусениц примерно как на БМП, командирская башенка, и похожее на 'гадюку' длинноствольное орудие, увенчанное набалдашником дульного тормоза вместо 'окурка' Л-11. Именно такие танки позже иногда привозили на ремонт на николаевские заводы. А самое главное Михаил Ильич Кошкин жив, здоров и продолжает руководить танковым КБ в Харькове. Мне в свое время удалось убедить его в том, что у главного конструктора всегда есть много более важных задач, чем самому заниматься мелким ремонтом опытных образцов в зимних полевых условиях. Поэтому он не участвовал сам в испытательном перегоне танка зимой 1940 годав Москву, а занимался отработкой технологии массового производства на заводе, и потому не заработал то самое, ставшее фатальным, воспаление легких... Но я отвлекся...

Еще через десять дней все прорвавшиеся у Винницы гитлеровцы были уничтожены или окружены. Сейчас последнее кольцо зачищали у Кировограда, а северный фас растянувшегося Южного фронта медленно, но упрямо возвращался к Бару, Виннице и Житомиру. Западный фас фронта стоял на восточном берегу Днестра. Измаил, устье Дуная и Молдавия, увы, были временно потеряны. Но нельзя сказать что, врагу все это досталось задешево. Румыны и немцы упорно, не считаясь с потерями, более двух недель штурмовали старую Аккерманскую крепость, но так и не смогли ее взять. Когда имевшиеся в крепости боеприпасы стали подходить к концу, командование приняло решение об эвакуации героического гарнизона. Ночью 26 сентября, заминировав все что возможно, оставшиеся в живых бойцы переплыли Днестровский лиман. Но еще более суток немцы не решались войти в опустевшую, не стреляющую, крепость.

В складывающейся стабилизирующейся ситуации на фронте, главное было не расслабляться. Совершенно очевидно, поняв, что захватить Николаев, Херсон, Одессу и другие города на юге они не смогут в ближайшее время, гитлеровцы начнут бомбить все, до чего смогут дотянуться.

И первый немецкий налет мы едва не прозевали — сигнальщики и на шуховской башне, и под адмиралтейским шпилем заводоуправления, спохватились в последний момент, но успели поднять тревогу. И мы все же успели подготовить приличную встречу. Целью налета 'штукасов' был именно завод — подлетая со стороны заходящего осеннего солнца, они сразу заходили на стапели и корабли на достройке. Однако кажущиеся безжизненными корабли дружно огрызнулись. 'Совершенный' пополнил свой счет еще на три 'штуки', а 'Стремительный' начал отсчет сразу двумя победами. Фрицы не ожидали такой встречи и отвернули на город, тут их нагнали немного припозднившиеся МиГи. Уйти удалось только троим из всего штафеля. К сожалению у нас появились первые потери — троих краснофлотцев отправили в госпиталь — до того как ее завалили, успела таки эта летучая сволочь дать очередь из пулеметов. Два МиГа уходили в Кульбакино сильно дымя, надеюсь дотянут...Были потери и в городе, на который фашисты успели сбросить бомбы и куда упали сбитые самолеты, а эвакуироваться успели не все.

Якорный Бабай, как же я сразу не подумал, тоже мне попаданец хренов! Бронежилеты сейчас не сделать — кевлар еще не скоро появится. Но кирасы-то можно. И для 'бронегрызов' — тех самых ШИСБР, и для моих зенитчиков. Причем последним надо не просто нагрудник, а что-то типа рыцарских доспехов — им бегать в атаку не надо, они просто на открытой со всех сторон палубе крутятся у своих пушек и 'дашек'. Оргвыводы сделал быстро — за ночь нарисовал несколько эскизов, а утром озадачил заводских инженеров и мастеров. Для ускорения понимания и решения поставленной задачи позаимствовали на день кое-что из краеведческого музея. Народ понял, проникся и через два дня полдюжины образцов разных кирас уже были готовы. Опробовали, выбрали — одевать сии доспехи надо, как и в старину, только на поддоспешник, в нашем случае на ватник и ватные штаны. Осень, так что особо не запарятся. Пулю из МР-40 такая кираса с 50 метров выдерживает — лично проверил, нацепив кирасу на бухту каната, дабы не рисковать жизнями.

'Стремительному' привезли наконец-то главный калибр. Башни установили быстро, затратив всего два дня на монтаж — работали параллельно две бригады и два подъемных крана. Можно было бы и быстрее — но подъемные краны ближе поставить не получалось. Начали монтаж с первой и четвертой башен, а закончили третьей и второй. Седьмого октября 'Стремительный' ушел на ходовые. До конца года достроят еще один эсминец, а в первом квартале 1942 года следующий. Стучу по деревянной поверхности штурманского стола...

Поскольку фронт вновь находился далеко на западе и севере, то непосредственная угроза Николаеву была устранена. Меня освободили от командования обороной города и даже объявили благодарность. Увы, железная дорога, подходящая к Одессе с севера, практически не работает из-за налетов — уж очень близко к фронту она проходит. Поэтому мы и совершаем очередной морской круиз в Одессу. Но уже не из Севастополя, а из Николаева и Херсона — логистику перевозок удалось немного рационализировать. 'Совершенный' вместе со 'Стремительным' в очередной раз сопровождают транспорты, и мы сами везем еще сотню тон боеприпасов. К счастью погода благоприятствует — плотная низкая облачность, временами моросит мелкий противный дождик, осень все-таки. Да и зима на носу. 'Что наша южная зима? Карикатура северного лета'— как сказал поэт.

В конце октября на аэродром в Кульбакино прибыл новый истребительный полк. Полк действительно новый, только что сформированный, перебазирован в Кульбакино для продолжения обучения летчиков этого полка, потому что Николаев считается 'спокойным и тыловым'. А Покрышкин, вместе со своим полком, уже опытным и обстрелянным, перебазирован в район западнее Винницы. Кстати, если судить по прессе ( лично пообщаться возможности с сентября не было) дела у него идут более чем хорошо и похоже что Трижды Героем он станет гораздо раньше. Тем более что частичное разоружение их МиГов путем снятия двух крупнокалиберных пулеметов удалось отменить, а заодно и внести предложение об унификации вооружения МиГов с И-16 путем замены двух пулеметов ШКАС на 20мм пушки. Предложение было принято авиационным командованием почти без возражений. Надеюсь это удастся ... Тьфу-тьфу — сплевываю через левое плечо и стучу по деревяшке...

Основные бои на суше идут далеко от Николаева, и тем более от Севастополя, на севере Украины, в Белоруссии и Латвии. В центре немцы рвутся к Днепру — к Киеву и Смоленску. В Латвии — к Риге и далее на Ленинград. Финляндия, похоже, вышла из войны де факто и на Карельском фронте сейчас что-то типа 'странной войны' на Западном фронте во Франции осенью 1939 года. (О боги, как же давно это уже было!) Во всяком случае, после информации о боях на границе еще в июне, СовИнформБюро о событиях в тех краях уже очень давно ничего не сообщало.

Дело идет к декабрю, и львиная доля моего послезнания о ходе войны уже не имеет абсолютно никакого смысла. События здесь и сейчас развиваются уже по своему собственному сценарию, к написанию которого я изрядно приложил руку. ЯкорныйБабай, но приятно это сознавать, хоть это и манией величия попахивает, да еще и пополам с гордыней. А вчера в вечерней сводке новостей с фронта прозвучало сообщение о героической гибели генерала Власова, поднявшего своих бойцов в решительную контратаку на смоленском направлении. Вот интересно, эта смерть естественная и неизбежная случайность войны? И он действительно это сделал? Или эта случайность 'хорошо организована' компетентными органами? И еще любопытно, где сейчас командарм 20 армии Лукин? Он и здесь подставит армию под разгром, сдастся в плен, будет служить гитлеровцам, а после войны опять отмажется? Или, как и с Власовым, с ним теперь все будет уже совершенно иначе?

Интересно, 7 декабря 1941 года японцы нападут на Пёрл-Харбор? Или нет? Да что тут гадать, через 10 дней все узнаем.

Судостроительные заводы постепенно превратились из судостроительных в танкоремонтные, с перспективой стать танковыми. Во всяком случае, минимум дивизию БТ и Т-26 по нашему опыту уже переделали. Из переделок наиболее многочисленными — 60 штук — оказались САУ с использованием 57 мм ЗиС-2 на шасси БТ. А буквально перед этим круизом приходили заводчане, интересовались: а нельзя ли сделать такие САУ, но с использованием 76мм Ф-22 УСВ? Оказывается, их почти сотню собрали и среди немецких трофеев и просто брошенных посреди полей, и привезли на завод. Собрали также больше сотни БТ-7, как брошенных целыми и невредимыми, так и с повреждениями разной степени. Целые и не поврежденные танки усиливались дополнительной броней по уже отработанной технологи. А поврежденные либо разбирались на запчасти, либо их чинили и собирались переделывать в такие САУ. Мы посидели, прикинули разные варианты и решили, что сделать это можно. Нарисовали мы совместными усилиями эскизы, попутно я намекнул на возможность модернизации этого орудия с увеличением бронепробиваемости и настильности стрельбы, по типу того, как немцы уже сделали с этой пушкой. Сказал, что такое уже видел среди трофеев, но,увы, уже только в виде металлолома. И что на наших танках Т-34 нечто подобное тоже уже сделано. Предложил идею с унификацией боеприпасов с одновременным подъемом бронепробиваемости. Народ впечатлился и обещал обсудить это с наркоматом боеприпасов и главным конструктором орудия.

Вечером пятого декабря, как раз перед закатом 'Совершенный' вернулся в Николаев из очередного круиза с боеприпасами в Одессу. С утра погода была нелетной, но с полудня распогодилось и этим воспользовались геринговские стервятники. Налет на город был массированный. В первом эшелоне на относительно малой высотешло не меньше трех десятков 'штукасов', а высоко в небе шло раза в два больше 'Ю-88' и 'Хейнкелей'. Мы засекли их еще на подходе, находясь на траверсе Богоявленского. Радаров нет, высоту и дальность определяем на глаз, дальномером, для авиации это плюс-минус лапоть. Так что повторяем тот же прием что и на рассвете двадцать второго июня — когда по нашим расчетам вражеские самолеты оказываются в расчетной точке, максимально быстро даем два залпа из главного калибра осколочно-фугасными снарядами, в которых вместо штатного взрывателя установлена дистанционная трубка от шрапнели с расчетом взрыва на максимальной высоте. Небольшой запас таких вот заранее переделанных снарядов хранится в каждой башне в отдельном стеллаже.

Кстати, до нас дошла маленькая приятная новость — наша инициатива с кустарным изготовлением зенитных снарядов для Б-13 получила поддержку командования, и такие снаряды уже начали выпускаться серийно. Нам обещали что скоро мы их получим, так что больше с кустарщиной мои артиллеристам возиться не придется.

И нам опять повезло. Мы почти угадали с высотой и дальностью. Разрывы наших снарядов снесли ведущую тройку 'Ю-88'. Строй 'восемьдесят восьмых' рассыпался, и бомбы полетели куда попало. А вот 'штукасы' увидев нас,поперли в атаку на корабль как пчелы на мед. Отбились, хотя и с трудом, но к счастью обошлось без безвозвратных потерь. Все-таки когда много стволов — это очень хорошо. Но проблема эффективности ПВО остается. 'Дашки' и автоматы 45мм и 37мм — это оружие противовоздушной самообороны в ближней зоне. И с этой задачей они справляются. А главный калибр унас не универсальный — у него угол возвышения всего 45 градусов. То есть один-два залпа, подгадав дистанцию, мы можем по самолетам сделать. Но если 'люфты' уйдут немного выше или на той же высоте подлетят ближе, главный калибр уже бесполезен. А две 76мм зенитки слишком мало для сколько-нибудь серьезного противодействия авиации на большой высоте. Вот как бы Б-13 переделать в универсалы?

Днем шестого отбили еще два налета на город. Но сегодня, нет уже вчера, больше действовала наша авиация. 'Штукасы' не прилетали вообще (надеюсь, эти сволочи кончились). А более мощные Ю-88 и Хейнкели сыпали бомбы с большой высоты на все подряд. Так что за весь день, к счастью весьма короткий, мы сделали всего пятнадцать залпов из 76мм зениток, когда эти гады были практически у нас над головой.

Сейчас уже час ночи, значит на дворе 7 декабря, и Перл-Харбор это уже скоро. Как назло, уже два дня как установилась отличная погода — сухой северный ветер, легкий морозец, на небе не облачка, ярко светят зимние звезды и даже маленький серп Луны добавляет живописности в эту идиллическую картину в стиле Куинджи. 'Совершенный' стоит пришвартованный кормой к берегу чуть ниже Варваровского моста, примерно там, где в 70ые годы сделают речной вокзал. Приказ о комендантском часе и затемнении никто не отменял, поэтому кругом ни огонька, тихо, и только волны легко плещут о борт. Кажется что мы не на войне, а в круизе в тропиках.

Идиллию нарушает шум подъехавшего автомобиля, затем ругань и дикие матерные крики. И перекрывая все крики, короткой очередью сказала'дашка'свое веское последнее слово в этом споре. Я хватаю бушлат и свой МР-40, выскакиваю на палубу и бегу на корму. Следом за мной выскакивают на палубу и комендоры главного калибра. Ночью им обычно делать нечего и они отдыхают в кубриках. Но вахта у трапа и у зенитных автоматов и пулеметов несется круглосуточно. Вот и сейчас вахтенные у кормовой 'дашки' командуют:

— Всем лечь! Лицом в землю! Руки за голову! Стреляю во всех, кто не ляжет!!!

Глаза постепенно привыкают к темноте, и я вижу что у заграждений, перекрывающих въезд на причал, стоят два легковых автомобиля, кажется 'эмки', и рядом на земле кто-то лежит, а еще несколько человек в шинелях еще стоят рядом. Вахтенного у трапа нет.

Самые понятливые уже падают на землю, но один, похоже особо упрямый, кричит в ответ и размахивает руками:

— Да как вы смеете...

Но он недокричал. Короткая очередь из 'дашки' сносит ему череп. Остальные лежат уткнувшись носом в мерзлую землю, прикрывают головы руками ( это от пуль 'дашки'?) и не пробуют рыпаться. Что за черт? Кто это к нам среди ночи пожаловал? 'Бранденбург' что ли? Во главе не менее чем двух десятков краснофлотцев вооруженных до зубов разными трофеями, сбегаю на берег и пытаюсь понять, что собственно говоря, тут произошло. Наш вахтенный лежит ближе всех к кораблю. Поднимаем его. Черт, это же мой лучший рулевой. Он жив, но лицо у него разбито в кровь и он не может шевелить правой рукой. Чуть дальше, уткнувшись мордой в мерзлую землю и сжимая в правой рукеТТ, лежит некто в генеральской шинели. Рядом лежат еще несколько человек. Первым делом вышибаю из руки одного из лежащих пистолет. А мои матросы для начала хорошо отбуцкали, а потом надежно упаковали всех — и тех, кто лежал на земле и тех, кто продолжал сидеть в машинах. Во второй машине неожиданно оказалась эдакая Барби — лейтенант медицинской службы. Впрочем, смазливая внешность ей не помогла, и свою долю пинков, кляп в зубы и связанные руки за спиной она тоже получила.

Вахтенный докладывает о том, что произошло. Он все делал по уставу: остановил машину, приказал выйти старшему и, поскольку он не знал никого из приехавших и не получал на их счет никаких приказов, вызвал вахтенного начальника. Однако приехавший важный генерал не стал ждать, и, выхватив пистолет начал его избивать. Не ожидавший от советского генерала такой гнусности, парень пропустил первый удар, и инстинктивно попытался защитить лицо руками. Ну а через пару секунд все решили зенитчики и их 'ultima ratio regnum' — очередь из ДШК.

Отправляю ошарашенного пострадавшего в лазарет в сопровождении двух матросов. А непрошенных охамевших гостей тем временем быстро запирают в форпике и кладовках. Теперь разбираемся с трупами. Оказывается, одной очередью срезали троих. Из них двое рядовых красноармейцев. Увы, не повезло парням. Они просто охраняли оборзевшее начальство. Забираю их документы. Надо будет похоронки направить, написав 'Погиб смертью храбрых', чтобы семья не позорилась. А вот чей же это труп в генеральской шинели с большой комиссарской звездой на рукаве? Морды лица, как и большей части черепа нет вообще, но тушка цела. Во внутреннем кармане находится удостоверение личности. 'Никита Сергеевич Хрущёв...Член Военного совета фронта... бригадный комиссар'. Охренеть. Ну да ладно, не будет ему теперь черно-белого памятника на Новодевичьем кладбище, и кукурузником ему теперь не быть. И в ООН стучать каблуком по трибуне будет некому. 'Помер Никита, ну и хрен с ним'. Приказываю эту тушку, набив за пазуху и в карманы шинели и галифе камней, сбросить в реку. А рядовых утром похоронить на кладбище по-человечески.

Иду к себе разбираться дальше с этими чертовыми гостями. Два краснофлотца приводят мужика в генеральской шинели, буцкая его по дороге и приговаривая 'Это тебе гаду за Витькину руку!'. Заводят его в каюту и хотят развязать.

— Обойдется. Пусть так сидит, а то еще буянить опять начнет, — и вытаскиваю из его перекошенной пасти кляп.

Он крутит мордой, пытается плеваться, громко и витиевато матерится, грозя всех расстрелять и загнать в штрафбат. Выругавшись, замолкает и зло смотрит на меня.

И тут до меня наконец-то доходит кто это! А ведь похож гад, на артиста Ульянова в фильме 'Освобождение', похож. Бывший начальник Генерального Штаба РККА, член Ставки Верховного командования, генерал армии Георгий Константинович Жуков собственной персоной, Якорный Бабай его задери!

Черт его задери, что он тут делает? Да еще в компании с Хрущевым? Они же вроде как только после войны скорешились? Он же сейчас должен быть безумно далеко отсюда, контрнаступление под Москвой готовить... Это он что, по старой привычке 'решил посоветоваться перед наступлением с полковником Брежневым, но не застал того на КП'? Пардон, какой тут Брежнев? Тут Жуков 'решил посоветоваться'с капитан-лейтенантом Федоровым? Я ведь за те две недели, что командовал обороной Николаева, успел несколько телеграмм отправить за подписью 'Командующий Бугским фронтом КЛ Федоров'. Самозванство конечно. Но подействовало на некоторых особо упертых в правильную сторону. И Ставка эти мои приказы не отменила. Вот ведь что интересно. Его и прислали, чтобы на такого борзого меня посмотреть?

Якорный Бабай, да, что ж это я продолжаю устаревшими шаблонами мыслить? Какое 'контрнаступление под Москвой'? Все мое послезнание давно кончилось. Моими же усилиями причем. Фронт давно, еще в октябре, стабилизировался намного западнее Москвы. От Москвы до фронта вест шестьсот с гаком... И судя по сводкам СовИнформБюро, с конца октября фронт стабилизовался по берегу Днестра, у Каменца-Подольского(кстати, много раз переходившего из рук в руки), круто сворачивает на восток, проходит юго— восточнее Бара, южнее Житомира, далее сворачивает на северо-восток к Мозырю и в верстах примерно в двадцати южнее Могилева упирается в Днепр, а в верстах в полста севернее Могилева поворачивает на северо-запад и идет практически по берегу Западной Двины. Половина Латвии с Ригой наши. Эстония и тем более Ленинград -тыл. Харьков и Сталинград со Сталино, Севастополем и Москвой — глубокий тыл. Смоленск и Киев — прифронтовые города, находящиеся примерно в такой же ситуации, как и Одесса с Николаевом. На границе с Финляндией, как я уже говорил раньше, 'странная война' идет давно, в общем, там сейчас тихо и никто не стреляет. А Могилев, похоже, становится здешним Сталинградом.

А Л. И. Брежнев сейчас более чем успешно комиссарствует в Н-ской части под Киевом. В 'Красной Звезде' давеча была статья об их дивизии, и был там абзац о том, что комиссар Брежнев подхватив ДП раненого пулеметчика, успешно отбивал фрицевскуюатаку, пока другие эвакуировали раненых в тыл... Что-то я опять отвлекся.

— Ну что, Георгий Константинович, успокоился? Поговорить бы с тобой с чувством, с толком, с расстановкой. Да времени нет. Но пару вопросов все же задам. Они у меня на языке уже черт знает сколько лет вертятся. Я даже не думал, что случится такая вот оказия их тебе задать.

— Да ты что ох

* * *

ел, лейтеха, да я тебя!..

-Ты, Жора уже ни хрена никому не сделаешь. Не бить тебе больше пистолетом по голове парней, которые честно выполняют свой долг. Ты ведь сволочь лучшему моему рулевому руку сломал. У парня талант, он шестым чувством чует когда надо курс сменить чтобы от бомберов уклонится. А ты сволочь, ему руку сломал. Зачем??? Нет, я понимаю, в форсмажорной ситуации двинуть слегонца в бок, чтобы из ступора вывести — это нормально. Сам так делал. Но чтобы вот так вот, в спокойной обстановке, когда тебе было просто лень обождать в машине чуток, наброситься на своего? Не понимаю я этого... Так что болтаться тебе сегодня поутру на рее за это. Так что не будешь ты, Жора, больше п

* * *

*ть о том что 'бабы еще нарожают', не будешь гнать народ в штыковые на немецкие пулеметы. Впрочем, ты больше ни о чем п

* * *

*ть не будешь. Не командовать тебе уже Парадом Победы, не писать сказочки под названием 'Воспоминания и размышления'. Все, кончился сегодня Жора из Черных Грязей. Кончился. У меня только один вопрос: С кем еще кроме тебя, гражданин Мерецков при передаче дел Начальника Генерального Штаба РККА, обсуждал вопрос о том, что 'в случае победы Германии нам хуже не будет' ? Кто такие эти 'мы', которым в гитлеровской Германии хуже не будет? А? Кто еще кроме тебя?Часом не генералы Павлов, Лукин, Власов?

Судя по тому, как у Жукова,и без того ошарашенного, глаза полезли из орбит, я стреляя что называется на удачу и навскидку попал в яблочко все десять раз из десяти.

— Откуда ты это знаешь??— только и смог прохрипеть Жуков в ответ.

— Знаю, Жора, знаю. Это есть в протоколах суда над Павловым. Ну а коль ты начал говорить, то ответь-ка еще на пару вопросов. Тот, кому ты зад лизал в царской армии и кто тебе организовал два 'Георгия' за полтора месяца на фронте империалистической войны, до сих пор сидит в кадрах РККА? И именно он, тебя ничтожество этакое, 'полностью непригодное к штабной работе' вытащил на должность начальника Генерального Штаба? Небось этот же гад и Штерна, который за тебя в Монголии все спланировал, под трибунал подвел? Это все он?

— Ни скажу я тебе лейтеха ни х*я!

— Значит, что есть такой гад, ты признаешь. Так что вычислим мы его. Эх, нету под рукой сыворотки правды. Хотя может заменить ее классикой? Шпицрутенами? Матросы тут жаждут отомстить за своего друга. И я их целиком и полностью понимаю и поддерживаю. Так что они тебя порвут на клочки за пять минут как Тузик старую газету.

— Ты, лейтеха, слишком много знаешь, как я погляжу для рядового моряка.

— А я не рядовой. Я капитан-лейтенант. Кстати, говорят, что когда народ узнал из вражеских радиопередач о потере Минска и тебе доложил, ты истерику устроил и в слезах убежал из приемной товарища Сталина?

— Да ты... — и он опять начал материться. Мне эта ругань надоела, и я слегка приложил его пистолетом по голове. Почти точно также как он бил вахтенного, хотя и приложил его не до отключки. Он мне еще нужен говорящим, а не в бессознательном состоянии. Когда Жуков прекратил ругаться, я продолжил задавать интересующие меня вопросы:

— Меня еще один вопрос уже много лет терзает. Никак не могу понять, почему это испанцам, чтобы начать воевать хватило всего одной фразы в прогнозе погоды по радио: 'Над всей Испанией безоблачное небо'. А ты, будучи начальником Генштаба, вечером 21 июня целый роман в стихах и письмах сочинял под названием 'Директива ? 1'. И к этой Директиве тоже есть уйма вопросов. Совещание у товарища Сталина, на которой был утвержден ее окончательный текст, закончилось в 22:00 21 июня. А шифровальщики Генштаба получили ее только в 23:45. Ты на волах что ли ехал из Кремля в Генштаб? Или пешком шел в другую сторону? Специально затягивал время, хотя знал, что счет идет на секунды. Это первое... Второе.Почему ни у кого не было заранее заготовленных приказов с планом обороны, к исполнению которых все должны были бы приступить, услышав по радио какую-нибудь совершенно нейтральную фразу аналогичную испанской? Ты не подумал об этом и не сделал что-то подобное и понятное всем, потому что ты тупой? Или ты вовсе не тупой и намеренно саботировал укрепление обороны нашей страны? Это не говоря уже о том, что от расположения войск и сладов в Западном округе за пару миль смердит подставой немцам, которую ты, как Начальник Генштаба организовал? Это тоже тупизна? Или тывовсе не тупой, и все это прекрасно знал и понимал, но не делал эти совершенно элементарные и очевидные вещи, и занимался всякой хренью сознательно, потому что ты вредитель и шпион немецкий?

— Ты и это знаешь?? — только и смог прохрипеть Жуков в ответ, дико выпучив глаза от удивления.

— Вижу, ты все понял. Значит ты не дурак, а таки вредитель и шпион. А это статья 58 и указ 7-8. Вышка. Даже две, поскольку по каждому пункту... Так чтоболтаться тебе завтра по утру на рее.

— Ты не посмеешь.

— Посмотрим.

Мы, то есть я, Петрович, старпом и комсорг, сидели у меня в каюте и думали грустную думу на вечную тему 'Что делать?'. Все понимали, что он мерзавец и что отпускать его просто так нельзя. Понимали так же, и что трибунал ему не грозит — кореша-генералы отмажут эту сволочь, а расстреляют нас.

Классическая экзистенциальная ловушка. Любая попытка выхода из такой ловушки превращается для выходящего из нее в катастрофу. Все это понимали, хотя вряд ли называли бы ситуацию столь витиевато. В итоге в каюте повисла тяжкая унылая тишина. Все уже было сказано, поэтому каждый молчал и угрюмо думал о чем-то своем.

И тут зазвонил телефон.

'И кто бы это мог быть?' — подумал я, выходя из мрачного оцепенения. На причале, на котором мы регулярно швартуемся во время стоянок Николаеве, еще в сентябре поставили соединительную коробку городской телефонной сети, к которой мы подключали корабельную телефонию, так что нам часто звонили. Чаще всего служба ВНОС, реже — из обкома и интендантской службы. Но сейчас два часа ночи, так что вряд ли ВНОС будет звонить, у обкома тоже ничего срочного не должно быть. Командование флота обычно пользуется радиосвязью. Мелькнула мысль : 'Небось уже донесли о ситуации с Жуковым?'.

Так что телефонную трубку я взял с некоторым трепетом.

— Командир эсминца 'Совершенный' Федоров слушает.

— Что так долго не отвечал, Сергей? Спишь, небось? — раздался в трубке рокочущий голос командира дивизиона.

— Никак нет, товарищ капитан второго ранга, не сплю. Только что отбито нападение на вахтенного у трапа. Нападавшие частично уничтожены, частично захвачены. У нас один раненый...

— Черт, как это некстати..., ну да ладно, раз безвозвратных потерь нет, то это все пустяки. У нас большая проблема...

— Кто? — коротко спросил я, предчувствуя крайне отвратительные новости.

— 'Ленин', к сожалению...

— Люфтваффе? — у меня екнуло сердце.

— Нет, мина, сорванная штормом. Ее даже заметили, но уклониться не успели, к сожалению, и волной эту мину ударило о левую скулу... Пароход потерял носовую оконечность по первую водонепроницаемую переборку, сидит в воде с большим дифферентом на нос. Он может двигаться кормой вперед, но вряд ли быстрее пары узлов. А на нем более трех тысяч человек, в основном дети и женщины, эвакуированных из Одесской области. Так что поднимай пары, подхватывай своего соседа и вперед на помощь.

— Куда?

— Квадрат 75-12.

'Квадрат 75-12' — это район минной банки, так и не поставленной мной еще в июне. Значит мина была от соседей, скорее всего поставленная... Да Якорный Бабай уже все равно, кем именно эта мина была поставлена. Черт, вот же судьба у парохода жуткая, как ни крути, а все равно на мину налетел. И гадство такое, у нас менее чем пол БК для 'дашек' и зениток. Патроны и снаряды к ним должны были сегодня к восьми утра привезти. Ну да ладно, погоду днем обещают нелетную — пасмурно, туман, низкая облачность, а к вечеру синоптики обещают даже дождь со снегом, так что прорвемся... Ветер, во всяком случае, уже опять меняется. Сухой и морозный арктический антициклон замещается сырым средиземноморским циклоном... На какое-то время даже волнение в море должно утихнуть. Главное чтобы после шторм не усилился... Я прикинул необходимое время. Что ни делай, но никак меньше восьми часов не получится, разогнаться до полного можно будет только после выхода за Кинбурнскую косу. Это днем можно было бы и за четыре часа пробежать. А ночью, в кромешной темноте гнать в лимане полным ходом я не буду даже под дулом автомата, потому как таким ходом можно вместо спасателя самому в жертву кораблекрушения превратиться. Поэтому докладываю:

— Я смогу быть там не ранее чем через восемь часов.

— Понимаю. Сколько они еще продержатся на плаву — непонятно, но будем надеяться на лучшее. Так что не задерживайся и выходи в море, так быстро, как только сможешь. Придете на место, сразу примете на борт, сколько сможете народу и сразу полным ходом в Очаков, там высадишь пассажиров и пойдешь за новыми. На помощь сейчас направляются все, но вы самые ближайшие. Официально приказ получишь по РД, он уже готовится.

— Есть выходить. А что делать с нападавшими?

— С какими?..А, да, ты ж говорил, с этими.... К стати, а кто это был? Диверсанты?

— Нет, в общемхулиганье всякое.

— Ну так шлепни их по-шустрому, и вышвырни за борт. Некогда сейчас со всякой хулиганской швалью возится, а место на борту тебе для детишек во как необходимо.

— Слушаюсь!

И тут все закрутилось. Всем стало резко не до судьбы оборзевшего генерала и его холуев. Ратьер с приказом на выход в море на 'Стремительный', подъем паров, тихая отдача швартовых, аккуратный отход отпричала, и до рези в глазах всматривание в почти абсолютную темноту зимней ночи. Все-таки подсветки от одних только звезд слишком мало для навигации в узком речном фарватере. И точно так же тихо в кильватере за нами шел 'Стремительный'. Ему было чуток легче — мы включили кормовой. Но как мы не старались, к рассвету мы прошли очень мало и едва только подходили к Очакову. По мере того, как становилось светлее, я прибавлял скорость. А РД с приказом я получил только через два часа после звонка комдива.

Уже утром, когда берег за кормой еще был виден, Жукова развязали, одели, сунули ему в кобуру его же ТТ ( патроны только высыпали в карман шинели отдельно) и под конвоем вывели на корму. Я открыл лацпорт в фальшборте, через который мы обычно сбрасываем мины, и сказал:

— Вы свободны, господин генерал, можете идти! — я указал ему наоткрытый лацпорт, — И если есть высшая справедливость там, на небесах или, там, в морских глубинах, вы доплывете.

От ужаса такой вот перспективы быть свободным, Жуков полностью офонарел и впал в ступор, так что пришлось направлять его путь на свободу пинками пониже спины....

Позже, когда мы уже снимали детей с едва держащегося на воде парохода 'Ленин' и размещали их во все возможные закутки на эсминце, Петрович спросил меня — а куда делся Жуков — и я честно ответил:

— Я его отпустил.

— Отпустил??? — удивился Петрович, — Ну ладно, отпустил, так отпустил. А все же жаль, что его сразу не расстрелял пулеметчик...

Еще на подходе, я вспоминал когда-то прочитанное в далеком будущем в мемуарах моего друга Сергея Воркова , командира 'Сообразительного', что во время эвакуации из Севастополя его корабль принял на борт более полутора тысяч человек, причем взрослых мужиков и с оружием. А у нас дети. Думаю что 'Совершенный' и 'Стремительный' совместно смогут забрать всехс терпящего бедствие парохода, и не будут возвращаться в Очаков, а смогут сразу идти туда, куда 'Ленин' и шел изначально — в Севастополь. Мазута нам как раз хватит, да и от люфтов подальше. Об этом своем решении и докладываю по радио в штаб флота. Через два часа, когда пересадка малышей с тонущего парохода к нам уже закончилась, получаем 'добро'. Вместе со 'Стремительным' мы сняли с поврежденного парохода почти всех, не только пассажиров, но и большую часть команды. На пароходе осталось всего двадцать человек — механики, мотористы и рулевые — во главе с капитаном. Почти полностью разгруженный пароход ( даже большую часть шлюпок спустили на воду и привязали караваном к обломанному носу) держится на плаву более-менее уверенно. Главное чтобы люфты не прилетели. Но капризная и переменчивая зимняя погода сегодня на нашей стороне и не обманула синоптиков. Хотя и немного позднее, чем предсказывали синоптики, ветер ослабел и действительно сменился на юго-западный, морозец спадает, а небо затягивает сплошная низкая облачность и начинается мелкий нудный моросящий дождик. Такая погода не способствуют любым полетам. Так что все должно закончиться хорошо. Естественно настолько хорошо, насколько это в принципе возможно в такой ситуации.

А мы тем временем разворачиваемся, беря курс на Севастополь и потихоньку, чтобы не поднимать волну возле 'инвалида', разгоняемся до самого полного только отойдя от него на три мили самым малым ходом. Через три часа встречаем идущую на помощь 'Ленину' эскадру — два буксира, эскортируемые крейсером 'Молотов' и тремя эсминцами. Надо ли объяснять, что скорость такой эскадры равна скорости отнюдь не красавца крейсера, а скорости скромных трудяг -буксиров? Надеюсь, они успеют на помощь, хоть и идти им до цели еще часов восемь, если не больше.

На борту тесно, по коридорам ходить нельзя. Все, даже свободные от вахт, находятся на своих боевых постах. Во всех кубриках, немногочисленных каютах, в столовой, в коридорах — везде дети и их мамы. Команде парохода пришлось ютится в форпике, в румпельной и даже в частично пустом артпогребе. Потерпят еще три часа. Главное дойти. И мы таки дошли, установив при этом даже новый рекорд скорости. Швартовались уже на последних каплях мазута, которых топливные насосы высосали с самого дна танков.

А через два дня, проведя ревизию механизмов, полностью заправленные топливом и боеприпасами мы шли в Одессу. Милях в десяти от Севастополя мы встретили эскадру, заканчивавшую буксировку поврежденного парохода. Транспорты с грузом боеприпасов, которые мы будем сопровождать в Одессу, мы должны были, как обычно, встретить в условленном квадрате...

Мда-с, а Жукова я все-таки отпустил. А так хотелось повесить в соответствии с его заслугами, предварительно поговорив по душам более подробно. Повесить за катастрофу этого лета в первую очередь. Хотите сказать что человек, бывший перед войной Начальником Генерального Штаба в этом никак ни виноват? Ну и за нанесение увечий матросу по совокупности. Хотя и одного этого преступления — мордобоя'нижнего чина его высокопревосходительством' — достаточно. А если иначе, тозачем в Гражданскую отец этого парня проливал кровь? За то, 'чтобы с этих пор по новому оставалось все по старому'? За то чтобы по-прежнему генералы били рядовых из-за своего каприза в 'лучших традициях' царских сатрапов? Нет, по справедливости уже только за мордобой генералов надо вешать, в их же лучших традициях, так сказать. Не говоря уже про трагедию этого лета.

Вешать на рассвете, под барабанный бой, перед строем. Сорвав петлицы инаграды. 'За нарушение Уставов РККА и РККФ, за нападение на вахтенного, а главное — за срыв подготовки РККА к войне, повлекшее массовые потери'. Я бы собственноручно пнул грузовую стрелу, к которой привязали бы петлю, чтобы она выкатилась в сторону и унесла его за борт. Через пару часов после того как он бы затих, труп сняли бы с петли, и привязав балласт, выбросили бы в реку.

А так пришлось его отпустить на милость Богов. Уверен, Боги были справедливы.

А всех сопровождавших Жукова разжаловали и отправили на фронт рядовыми. На его ППЖ матросы не польстились. Краснофлотцы только ругались — мол, вся эта тыловая шобла дешево отделалась, и надо было бы их всех, особенно Жукова, по традиции сквозь строй прогнать...

Из произошедшего делаю практический вывод. Баррикады на въезде на причал усилили. Вахтенным у трапа приказано к подъезжающим машинам не подходить, а вызывать одного старшего к себе для выяснения всех обстоятельств. Пулеметчики обязаны держать приехавших под прицелом, и в случае любого агрессивного действия, даже просто несанкционированного движения в сторону,или если без разрешения к кораблю направился более чем один человек, сразу расстреливать таких вот непонятливых. А перед раздвигаемым заграждением из колючей проволоки у въезда на причал повесили большой плакат с предупреждением во избежание непонимания.

* * *

Осенью 1941 года, на Урале, меня, девятилетнего мальчишку, чуть не убили спекулянты на базаре за то, что взял на прилавке клубень картошки"

— Иногда приходилось защищать людей, которые не обязательно мне нравились, — вспоминает поэт. — В детстве увидел, как на базаре люди избивали юношу, укравшего кусочек булки. Парень был тощий, в лохмотьях и, по-видимому, совершенно голодный. Я запомнил его молящий взгляд навсегда... Меня ведь тоже били однажды.

Я, девятилетний мальчишка, совершенно один ехал в эвакуацию к своим бабушкам до станции Зима (городок в Иркутской области). Поездка растянулась на четыре с половиной месяца. Я менял поезда, попадал под бомбежки, ночевал на крыше вагона, привязывая себя ремнем к вентиляционному люку, чтобы не слететь. Моей основной едой был пустой кипяток и корка хлеба, которую я зарабатывал, выступая на перронах. И вот, когда мы подъехали к Уралу, на первой же остановке я увидел базар. Толстые тетки продавали дымящуюся картошку, сбрызнутую подсолнечным маслом, посыпанную укропчиком и завернутую в капустные листья. От этого зрелища я потерял рассудок! Я даже не воровал, а просто взял в ладони горячий клубень и стал не есть, а вдыхать аромат картошки. Длилось это недолго, на меня тут же напали продавцы, стали избивать и в результате сломали два ребра. Спасли меня воры. По сути, тоже мальчишки, безотцовщина. Они меня отбили у спекулянтов, посадили в поезд, и в конце концов я таки добрался до станции Зима. Я был крепкий малый. Не зря во мне течет и украинская кровь.

Евгений Евтушенко. Из интервью от 12 декабря 2012 года. РИ.

* * *

Так или иначе, но наша служба продолжалась. Все было как обычно, и даже уже успело стать рутиной. Круизы с боеприпасами в Одессу, эвакуация тяжелораненых из Одессы, отражение налетов люфтваффе и в море, и в Одессе, и в Николаеве. Налеты стали реже — зимняя погода и короткие дни благоприятствуют — но зато злее. 'Штукасы' больше не появляются, а 'Ю-88' или Хейнкели высыпают ночью бомбы с большой высоты куда ни попадя, лишь бы попало в город. И,увы, перехватить их на подходе получается плохо. Оптический дальномер ночью или в облачности бесполезен, звукоулавливатели часто тоже не справляются. Радар нужен, причем даже не в городе, а намного севернее и западнее, ближе к фронту. И хорошая связь.

7 декабря Перл-Харбор все же случился. Япония напала на США. Гитлер тут же сделал глупость и тоже объявил войну Америке. Судя по радиопередачам БиБиСи, Черчилль более чем радостно отреагировал на эту новость, а Сталин — очень сдержанно.

Утром двадцать третьего декабря я неожиданно получил приказ сдать командование кораблем старшему помощнику и прибыть в Москву, в распоряжение Наркомата РККФ. Приказ был продублирован дважды по радио — и из Москвы и из штаба Черноморского Флота из Севастополя, да еще и нарочный привез мне оригинал приказа, подписанный самим Наркомом Кузнецовым, в засургученном прошитом пакете. Нет, я ни секунды не сомневался, что смерть Жукова и Хрущёва мне просто так с рук не сойдет. Но я точно так же ни на секунду не усомнился в своей правоте — жлобов и мерзавцев надо останавливать сразу, иначе они сядут нам на голову. 'Паровозы надо давить пока они чайники', как любят говорить многие в Интернете.

Сдал дела, быстро собрался (да и сколько мне там собираться-то?) и в назначенное время прибыл на аэродром в Кульбакино. Здесь уже собралась немаленькая группа военных в разных званиях, в основном пехота и летчики, и несколько штатских, включая хорошо знакомых мне директоров и главных инженеров судостроительных заводов. Самолет, толи Ли-2 толи ПС-84, я плохо понимаю чем эти клоны DC-3 отличаются друг от друга, уже был готов к вылету, но посадку еще не начинали. Все явно ждали кого-то важного. Среди военных неожиданно оказался знакомый подполковник, тот самый танки которого модернизировали по моим предложениям еще в сентябре. Вот только сейчас он был уже полковником. Увидев меня, он радостно заспешил на встречу. Пришлось действовать по уставу:

— Здравие желаю товарищ полковник!

— И ты будь здоров, моряк! И знаешь что, ты брось эту уставщину. В сентябре вон как храбро командовал и ни на чьи звания не смотрел. Я же ведь тебе должен громадное спасибо сказать. Да и не только я. Тебе весь мой бывший полк благодарен. Ты ведь прав оказался тогда, и с танками и со всем остальным. Мой полк благодаря тебе какое-то время оставался единственной боеспособной танковой частью на фронте. И потери у нас меньше всех, есть конечно, но все же они в разы меньше чем у других... Благодаря твоим идеям десятки мужиков живы остались и воют. А немцев мы пожгли изрядно. И как ты до всего этого дошел?

— А это просто товарищ полковник. Танк — он как корабль, а разве какому-нибудь большому кораблю помешают большая пушка и хорошая броня?

— Да, не помешают конечно же... Но все остальное — ПВО, БТРы, заправщики, эти как ты их там назвал 'транспортно-заряжающие машины'? Это-то как?

— Поскольку танк все же меньше корабля, и сам не может обеспечить все сразу — мощное ПВО, нести большой запас топлива, боеприпасов, продовольствия, то значит часть этих, совершенно необходимых грузов и задач надо разделить с другими машинами в составе одной и той же части. Я все это с одним раненым 'испанцем'-танкистом обсуждал, когда сам лежал в госпитале еще летом 1938. Это в основном его идеи.

— Хорошие идеи, полезные. Думаю что именно из-за них и меня, и вот их, — полковник кивнул в сторону двух директоров, — в Москву и вызывают. Опыт передавать. Одно не могу понять, если это было понятно тем, кто воевал в Испании еще в тридцать восьмом, почему это не делали раньше, сразу после Испании ну или Халхин-Гола на худой конец? Ну ладно, я в Испании или на Халхин-Голе не был, но там ведь была уйма народу, почему они, набравшись опыта, ничего не сделали?

— Так это же замечательно, что сейчас начали опыт передавать....

Я не успел договорить. Подъехала санитарная машина, и врачи, под командованием хорошо знакомого мне Филиппа Матвеевича, принялись грузить носилки с ранеными в самолет. Погрузили шестерых и рядом с ними села в самолет женщина-врач в звании военврача первого ранга. После этого все дружно разместились в самолете на оставшихся свободных местах. Когда мы сели, полковник достал небольшую фляжку с коньяком и налив коньяк в крышку-рюмку, протянул ее мне:

— За Победу!

— За Победу! — ответил я и выпил коньяк из этой рюмки, а полковник сделал глоток прямо из фляжки.

Двигатели заревели на взлетном режиме, и разговаривать стало невозможно. Самый короткий зимний день давно уже закончился, лететь предстояло не меньше шести часов. Делать в полете было совершенно нечего, и я решил, что лучше всего будет хорошо выспаться. Я отдал рюмку полковнику-танкисту, он кивнул, завинтил фляжку, убрал ее в карман и тоже решил поспать.

Проснулся я от мощной пощечины. И сразу не сообразил, где это я нахожусь, и что со мной происходит. Оказывается я уже не в самолете, а сижу на стуле в какой-то комнате. Шинели на мне уже нет, как впрочем, нет и шапки и кобуры с табельным ТТ. А вот 'Вальтер' все еще в кармане. Да и кортик на спине под кителем по-прежнему. И руки у меня свободны.

Передо мной стоит наглый тип с двумя лейтенантскими кубарями на малиновых петлицах и что-то втирает:

— ... вот, проснулся наконец-то сволочь фашистская, гад этакий, х

* * *

, — и он понес дальше что-то просто нецензурное и абсолютно не понятное.

— Лейтенант, вы что это себе позволяете?! — я попробовал разобраться в ситуации. Похоже, что пока я спал, мы прилетели и меня все такого же сонного куда-то привезли. И вот теперь будят весьма брутальными методами. Я конечно не кисейная барышня, но такого обращения не терплю.

— Ты щаз еще получишь, сволочь фашистская! — и он явно намерился врезать кулаком мне в лицо — вон как замахивается. Я инстинктивно быстро уклоняюсь в сторону. От этого моего резкого движения стул падает и я вместе с ним, а его кулак, не встретив на пути мое лицо, просвистел дальше и со всего маху влепился в стену. Он орет от боли и пытается баюкать поврежденную правую руку. Я вскакиваю на ноги, выхватываю 'Вальтер' и бью его по черепу. Так, он стек на пол. На всякий случай привязываю его к стулу его собственным ремнем и портупеями. А его 'наган' забираю себе.

Пытаюсь разобраться в происходящем. Узкий длинный кабинет с большим, хотя и зарешеченным окном на пятом этаже с видом на внутренний двор. Письменный стол, два стула, шкаф и сейф. Обычно , по-канцелярски. На стене портрет товарища Сталина. Хммм... Я никогда не был в Наркомате РККФ. Но что-то мне подсказывает, что я сейчас нахожусь вовсе не в родном наркомате, а совершенно в другом ведомстве. Я, конечно же, бывал в Москве и знаменитое здание на площади Дзержинского видел не раз. И что-то мне подсказывает, что я именно в нем сейчас и нахожусь. Но вот внутри этого большого дома я никогда не бывал и внутреннего расположения не знаю — я ведь видел это здание только снаружи.

Мдааа.... судя по папкам с делами, я именно в НКВД, и именно на Лубянке. Ну что ж, семь бед — один ответ. И что мне теперь делать с этим лейтехой? И что делать вообще? Сбежать, одев его форму и воспользовавшись его документами? Рост и комплекция у нас почти одинаковые, но морды лица совершенно разные, хотя в его удостоверении фото весьма далеко от идеала... Мдааа.... И далеко я убегу в военной Москве-то, которую я абсолютно не знаю? Попробовать стать диссидентом? Спасо-Хауз и аглицкое посольство они ведь на тех же местах... Нет, не стоит оно того. И помогать янки и бриттам я не хочу, да и сдадут они меня в момент... Так что ждем, когда это дурак очнется, поговорим с ним по душам, послушаем что он расскажет как я сюда попал, что от меня хотят и тогда будем действовать по обстановке.

Я уселся за стол, мельком пролистал несколько папок — странно, но моего дела среди них нет. Значит это что? Недоразумение? Борзая прыть плохо информированного лейтенанта, проявившего дурную инициативу?

Я не успел доразмышлять и принять какое-то разумное решение. Судьба в который раз все решила за меня. Дверь кабинета распахнулась, и входящий с порога строго произнес:

— Товарищ лейтенант, вы почему задерживаетесь и до сих пор не привели нашего гостя ко мне, как вам было приказано?

Не узнать вошедшего в кабинет человека в пенсне было невозможно. И как там у Козьмы Пруткова: 'При приближении начальства принять вид лихой и придурковатый' ? Кажется так... Поэтому я вскочил, и став по стойке смирно, щелкнул каблуками и браво отрапортовал:

— Здравие желаю, товарищ Народный Комиссар! Капитан-лейтенант Федоров по вашему приказанию прибыл!

— Здравствуйте товарищ Федоров, — поскольку у него проявился легкий акцент, похоже, увидев происходящее, Берия был удивлен не меньше меня, — Что здесь происходит?

— Провожу практическое занятие с сотрудником наркомата на тему полевого допроса 'языка', товарищ Народный Комиссар!

— Хорошо. Заканчивайте немедленно это занятие и следуйте за мной!

— Слушаюсь!

— А вам, товарищ лейтенант, выговор за неисполнение приказа. Вам было приказано сопроводить товарища капитан-лейтенанта в расположениенаркомата, а вы что наделали?

Пока Берия отчитывал перестаравшегося исполнителя, я освободил лейтенанта от пут, положил на стол его 'наган' и патроны, и последовал за Берией. Мы спустились на два этажа, прошли несколько коридоров и внутренних постов охраны, только тогда попали в его кабинет.

— Так кто вы все-таки такой, товарищ капитан-лейтенант Федоров? — спросил Лаврентий Павлович, когда дверь его кабинета закрылась за моей спиной.

Хмм.... Обращение 'товарищ', а не 'гражданин', это уже радует. А впрочем, мне терять нечего, причем уже очень давно.

— То, что вы очень не обычный человек, мы уже знаем, — Берия кивнул на тетрадь с моими записями, переданную еще летом 1938 года Миронюку (интересно, а как она сюда попала?), лежащую у него на столе, поверх толстой папки (с моим делом, наверное?) и рядом с немалой стопкой моих авторских свидетельств и патентов, — Кто же вы все-таки такой? Откуда вы все это узнали?

-Хм, 'кто я такой'... Это очень сложно объяснить коротко. Но если в двух словах, то, наверное, я самый настоящий хохлопитек и жидобендеровец. Во всяком случае, так меня обзывали многие в Москве.

— Кто-кто? Что означают эти странные термины?

— Я могу рассказать все подробно, но это очень долгая и печальная история о событиях, произошедших за 75 лет. И эта история требует для рассказа очень много времени.

— Время у нас есть, так что начинайте рассказывать.

— Слушаюсь, товарищ народный комиссар. Но прежде я хочу сообщить вам информацию, которая важна здесь и сейчас для безопасности нашего судоходства и рыболовства в Арктике. Так вот, в нашем тылу, тундре Архангельской области, в районе гирла Белого моря, возле Окулова озера гитлеровцы оборудовали секретный аэродром, откуда они перехватывают наши транспортные самолеты и наводят свои бомбардировщики на наши суда и корабли. Возможно, что такие же аэродромы есть и на Новой Земле и на Шпицбергене.

— Откуда вы все это знаете? Вы же никогда на севере не были?

— Вот когда я расскажу всю свою историю, вам все сразу станет понятно, откуда мне это известно... Итак, для ясности, перейду сразу к эпилогу. Советский Союз был убит 12 июня 1990 года. В этот день Российская Федерация, верхушка которой к тому времени де-факто полностью перестала быть и советской и социалистической и захотела сделать это и де-юре, провозгласила свою независимость от СССР. В последствие в течение многих лет в РесФеде 12 июня праздновалось как 'День Независимости России'...

После этих моих слов Берия, до того выглядевший вполне добродушно, вначале побледнел, затем резко побагровел, и брутально повышая голос с сильным акцентом сказал :

— Да как вы смеете так нагло врать?!

Ну что ж, вот и все. В таком тоне дальнейший разговор становится абсолютно бессмысленным. Я встал из-за стола, аккуратно поставил стул на место, и в 'лучших' традициях 'господ офицеров', щелкнул каблуками, кивнул, по-уставному развернулся кругом и строевым шагом направился к двери кабинета. От этого Берия офонарел еще больше, и только когда я уже открывал дверь, он только и смог спросить:

— Вы куда??....

— На расстрел, — я ответил более чем равнодушно. С мыслью о возможно расстреле я смирился уже достаточно давно. Как говорится, и ежу понятно, что после всего мною сотворенного меня из этого здания живым не выпустят.

— Ппоччемму на ррррассстттрееелл ? — Берия удивился еще больше.

— Если вы считаете, что я могу только нагло врать, то в дальнейшем разговоре нет никакого смысла. Поэтому я не буду впустую тратить ваше драгоценное время. А учитывая все мои художества с самоуправством, я врядли отсюда выйду живым.

Хмм.... Похоже что Лаврентий Павлович абсолютно не ожидал такой моей выходки, но смог быстро взять себя в руки, хотя и замолчал на какое-то время. И все же к нему постепенно возвращалась способность контролировать свои эмоции и поступать рационально. Оно и понятно, если бы мне кто-нибудь в году эдак 1982 или даже 1989 сказал про убийство СССР 12 июня 1990 года, я бы тоже реагировал на такую новость весьма бурно и эмоционально, гораздо бурнее и эмоциональнее чем Берия сейчас.

— Не торопитесь. Расстрелять мы вас всегда успеем. А сейчас я приказываю вам вернуться. Присаживайтесь и продолжим разговор.

И я подчинился приказу Народного Комиссара, развернулся и сел за стол. Разговор, затянувшийся на четыре часа 'з гаком' был не из легких. Да что там не из легких, разговор был очень тяжелым. Нет, никто на меня ни орал, и тем более никто меня не бил. Боже упаси, ничего такого не было. Просто очень тяжело было рассказывать о крахе СССР человеку, отдавшему все свои силы и всю жизнь его созданию. Как-нибудь позже я запишу этот разговор подробнее.

Берию интересовало все, но главному вопросу — почем погиб Советский Союз? — он уделил больше всего времени и внимания.

— Почему? — я в очередной раз задумался, — Если коротко, то потому что значительная часть высшей советской партийной и государственной элиты, действуя в старых традициях российской пост-петровской парадигмы низкопоклонства перед Западом предала интересы и коммунизма и страны в обмен на неявно обещанную им возможность самим стать буржуями и интегрироваться в западную буржуазную элиту. Эти люди, действуя бесконтрольно, абсолютно сознательно дезорганизовывали советскую экономику и коммунистическую идеологию. В частности под жупелом борьбы с украинским, литовском, белорусским и другими окраинными буржуазными национализмами потакали русскому национализму, такому же буржуазному. Особенно в Москве и Ленинграде. Именно поэтому и произошло 12 июня 1990 года, именно в Москве и Ленинграде на референдуме 17 марта 1991 года 'за' СССР проголосовало меньше народу, чем в любой другой части Союза.

— Что значит 'абсолютно сознательно дезорганизовывали советскую экономику и коммунистическую идеологию'?

— Видите ли, когда официальная советская пропаганда говорит советскому человеку о вечных кризисах перепроизводства в буржуазных странах, сопровождающихся безработицей и инфляцией. А параллельно эта же пропаганда говорит о выдающихся успехах научно организованной плановой советской экономики, но этот человек ежедневно сталкивается с вечным дефицитом всего и вся, о котором эта пропаганда молчит, то этой пропаганде перестают верить. Особенно если несколькими годами ранее Генеральный секретарь обещал что наступит коммунизм со всеобщим изобилием.

— Что значит дефицит?

— А то и значит. Множество потребительских товаров, которые массово производятся в СССР, отсутствовали в продаже. Более того, Госплан вполне сознательно некоторые необходимые товары не планировал к производству. Некоторые производства размещались на территории страны крайне не рационально, что приводило к увеличению транспортных издержек и затягивало производство. Перестали создаваться новые необходимые производства, а на существующих предприятиях одно нормальное рабочее место стали делить на двоих или троих якобы работающих , ну и тому подобное.

— Как отсутствует? Даже сейчас, во время войны, в коммерческих магазинах есть все, что производится в стране??? — удивился Берия.

— А вот так, коммерческие магазины были ликвидированы в конце сороковых, вместе с карточками... Но расцвела спекуляция.

— Мда... Это безобразие, коль это действительно было так.... Если сознательно, то куда смотрела госбезопасность?

— Да туда и смотрела, как бы самим поживиться. Я бы сказал что гебня, уж простите за выражение, сгнила и в руководстве и в своей массе одной из первых, если не самой первой. Нет, на словах они все были борцы за коммунизм. Вот только на запад они бежали толпами...

— Ладно, этот разговор мы еще продолжим.... Если бы не это все, — Берия указал на стопку моих патентов и мою тетрадь с записями, — Если бы не ваши действия до и во время войны, похожие на экспромт, но являющиеся как мне кажется очень давней заготовкой, и заставляют думать, что вы действительно знали что может быть в будущем, и потому верить вам. И тому, о чем вы рассказали. Но вас вызвали в Москву не за этим, и я воспользовался подвернувшейся оказией, чтобы познакомится с вами лично. Мы ведь давно за вами наблюдаем. И насколько я информирован, ваш вызов в Москву, в Наркомат РККФ связан с планами перебазирования части кораблей Черноморского Флота на Север, в Мурманск.

— Понятно. Ленд-лиз, северные конвои... А когда к вам пришел полковник Миронюк, если не секрет?

— Нет, не секрет, в апреле 1939 года.. И да, речь о ленд-лизе тоже. Но не только и не столько о ленд-лизе. Кстати, что вы о нем знаете?

-Хммм... Если бы я знал что попаду к вам, то захватил бы свои записи, в которых много чего еще есть, что сразу, с ходу не вспоминается, они бы помогли сэкономить драгоценное время, которое я у вас отнял. Я пришлю их по возвращению на корабль, думаю, что эти записи хоть немного еще пригодятся. А что касается ленд-лиза и конвоев. Поставки были огромные, только на Север, в Мурманск и Архангельск за годы войны пришло более 1400 судов средним водоизмещением около 10 тысяч тонн, еще 85 судов гитлеровцы потопили, потеряв при этом сотни самолетов, линкор, пару крейсеров и сколько-то эсминцев. Ройял Нэви, который в основном и осуществлял защиту конвоев, потерял крейсер и несколько эсминцев и корветов. Увы, точно я не помню. Поставки шли так же по Ближневосточному маршруту, через Иран, и на Дальний Восток, во Владивосток. А самолеты из США перегоняли по воздуху через Аляску и Сибирь.

-Что было главным в поставках?

— Главным? Хмммм... На мой взгляд — готовые радиостанции и радиолампы ( более 10 миллионов штук), грузовые автомобили, самолеты — бомбардировщики 'Бостон', истребители BELL P-39 'Air cobra' и ее развитие — 'King cobra', транспортные DC-3. Британские самолеты — 'Спитфайры', 'Харрикейны' и 'Китти-Хоуки' . Хотя последние два типа говорят были поганенькими самолетами. Авиационные двигатели.... Во всяком случае, это то, что хвалили и ругали наши летчики в воспоминаниях. Танки были плохонькие, так,во всяком случае,о них отзывались, а вот бронетранспортеры хорошие, зенитные снаряды с радио-взрывателями, радио-взрыватели и сами зенитки. Порох, алюминий, взрывчатка, броня, хлопок и ткань для формы, и даже пуговицы к ней. Промышленное оборудование и станки на несколько заводов... Корабли, в том числе один линкор, корабельное оборудование и вооружение... Продовольствие, в том числе тушёнка, ее еще 'вторым фронтом' называли. Паровозы, вагоны и рельсы... В общем, я запишу все что вспомню. Но только теперь все не совсем так, ситуация на фронте лучше чем та, что была в декабре 1941 в истории, которую я учил в школе. Думаю, что много из купленного тогда, здесь и сейчас не требуется.

— Хорошо, многое мне стало понятнее. Больше я вас не задерживаю. Думаю это не последняя наша встреча. А сейчас вас доставят в ваш наркомат, где вы получите приказ. До свидания.

Берия нажал кнопку и в кабинет вошел сержант госбезопасности, которому было приказано:

— Сопроводите товарища капитан-лейтенанта в наркомат флота, объясните там, в случае необходимости, причину задержки. Возьмите дежурную машину и поторапливайтесь.

Через четверть часа, после короткой поездки по вечерней зимней Москве я уже был в Наркомате РККФ. Я едва успел оформить все формальности с командировкой, как на меня буквально налетел совершенно незнакомый весьма темпераментный капитан первого ранга:

— Капитан-лейтенант Федоров?

— Так точно, товарищ капитан первого ранга!

— Вы как раз вовремя, а где ваши коллеги Горшенин и Козлов?

— Не могу знать, товарищ капитан первого ранга, я прибыл из Николаева, а они ...

— А, ну да, ну да, они же в Севастополе базируются, там же где и..., — капраз перебил меня, не договорил сам, и схватив меня за рукав кителя рванулся куда-то по коридорам наркомата, — Идем те же быстрее, все уже собрались.

Пришлось поторапливаться, по пути нас догнали те самые опаздывающие Горшенин и Козлов, ведомые какой-то девушкой в форме краснофлотца. Так же стремительно Капраз распахнул какую-то дверь , и указал жестом что мы должны в нее войти. Мы вошли и оказались в достаточно просторном зале для совещаний, в котором уже присутствовали Нарком РККФ адмирал Кузнецов, заместитель председателя ГКО и нарком иностранных дел Молотов, адмирал Галлер и еще десяток человек, моряков, сухопутных военных, энкаведешных и гражданских, которых я не узнал.

О Боги Олимпа, куда я попал?

Что все это значит?

Не успел я об этом подумать, как в зал вбежал чрезвычайно запыхавшийся и весьма бледный капитан первого ранга Юрий Константинович Зиновьев, командир крейсера 'Молотов'. Похоже, что он уже давно находится тут, в здании наркомата, и его долго мурыжат в кабинетах разных столоначальников.

— Отлично, все в сборе, так что начнем, товарищи, — скомандовал Кузнецов и жестом указал на стулья вокруг стола, на котором была расстелена большая политическая карта Европы.

— Итак, — продолжил Николай Герасимович, когда все расселись, — со вступлением в войну США стратегическая обстановка в мире серьезно изменилась. СССР присоединился к Атлантической хартии и программе ленд-лиза. Причем на недавнем заседании ГКО принято решение, что поставки будут взаимными. В настоящее время идет процесс согласования взаимных возможностей. Для обеспечения этих поставок, как вы понимаете, необходимо в максимально возможной степени обеспечить безопасности этих поставок. Для чего ГКО решило усилить нашу военно-морскую группировку и на севере и создать новый, Северный Флот. С Балтики на север, по системе каналов уже переводятся подводные лодки класса 'К'. Больше с Балтики забрать сейчас ничего нельзя. С Черноморского Флота, как более спокойного участка фронта, на север будут переведены 5 эскадренных миноносцев и крейсер 'Молотов'. Это на первом этапе. По мере вступления в строй новых кораблей, которые строятся в настоящее время, будет рассмотрен вопрос о новом пополнении флотов и Северного флота в частности. Возглавит этот боевой поход кораблей Черноморского Флота на север капитан первого ранга Сергей Федоров, который так же назначается командиром крейсера 'Молотов'. А товарищ капитан первого ранга Зиновьев будет назначен на один из новостроящихся кораблей. Товарищ Федоров, ваша главная задача не просто привести эскадру в Мурманск, но обеспечить максимально возможную безопасность транспортных судов, которые пойдут с вами. Грузы должны быть доставлены в порты назначения в Англии и США, поэтому от встречи с врагом вам следует уклоняться по возможности. Поскольку на всем маршруте следования обстановка на море может сложиться самым неожиданным и причудливым образом, вы и назначены командовать, поскольку вас рекомендовали как командира, который в сложной обстановке, действует нешаблонно и решительно. Ну и как просто чертовски везучего командира, что в нашем случае тоже значительный плюс. Вам все ясно? Вопросы есть?

Вот так сюрприз, и когда это меня так круто повысили? Неужели прямо вот в этот миг? Блин, да за що??? А Юрке за что прилетело незаслуженно??? И, Якорный Бабай задери, транспорты ! Это ж через всю Средиземку тащится со скоростью не более 10 узлов... Блин.... Хотя, снабжал же Ройял Нэви всю войну английские войска в Африке и Мальте достаточно стабильно, да и конвои из Индии в Англию тоже достаточно спокойно ходили не только вокруг Африки. Так шо не дрейфить, прорвемся!

— Так точно, товарищ Народный Комиссар! Вопросы есть! — я встал и вытянулся по стойке 'смирно', — Я готов выйти в море сразу же по возвращению в Николаев. Уверен, что за время моего отсутствия погрузка на борт недостающих боеприпасов, продовольствия, воды, топлива и всего остального снабжения, необходимого для такого похода будет закончена. Но есть несколько пожеланий и предложений.

Первое. Считаю смену командования крейсера 'Молотов' накануне такого похода не рациональной. Я не знаю этот корабль и его экипаж, не знаю его реальных боевых возможностей, и точно также экипаж не знает меня. Времени для изучения корабля до похода практически нет. Так же считаю что отстранение командира накануне важной операции это выражение недоверие и к командиру и всему экипажу, в данном случае совершенно незаслуженное. Да, у товарища Зиновьева относительно малый опыт дальних походов и причина этого малого опыта походов имеет одну абсолютно объективную причину. Крейсер 'Молотов' — единственный корабль Черноморского флота, оснащенный радаром, и этот радар был задействован в системе ПВО Севастополя буквально с первых дней войны. И эта система, как мне известно, работает отлично, в результате гитлеровцам не удалось ни утопить ни один наш корабль в гавани, ни серьезно повредить город. Поэтому считаю, что капитан первого ранга Зиновьев, как обладающий большим опытом организации ПВО, должен остаться на своем посту — посту командира крейсера. Он знает корабль и его экипаж многократно лучше, и командовать им в бою сможет тоже лучше меня. А если товарищ Зиновьев достоин стать командиром нового, большего и лучшего корабля, то это можно будет сделать и после прихода в Мурманск. За это время товарищ Зиновьев приобретет новый бесценный боевой опыт. Да и по моей информации в настоящее время на верфях нет больших кораблей, которым срочно требовался бы командир. А командовать я смогу находясь на 'Совершенном'.

Второе...

— Ваша позиция понятна, товарищ Федоров, — неожиданно перебил меня молчавший до того Молотов, — И считаю что с вашим предложением надо согласится. Товарищ Зиновьев остается командиром крейсера, и вопрос о его дальнейшем назначении будет рассмотрен позже, по итогам этой операции.

— Спасибо, товарищ ... — я замялся, как же титуловать Молотова правильно, у него ведь уйма должностей, пожалуй что вот так, — заместитель председателя ГКО, второй вопрос я хотел задать именно вам, поскольку он касается прохода через проливы. Турки нас пропустят? И, как я понимаю, хотя на помощь союзников нам особо рассчитывать не приходится, какие-то контакты с ними должны же быть, чтобы мы сгоряча не утопили друг друга на радость фрицам?

— Правильно мыслит товарищ, — усмехнулся Молотов, — Да турки вас пропустят, неофициально, конечно, но пропустят. Сделают вид, что они вас не видели. Принципиальное согласие Иненю уже получено. Подробности, как и когда вам будут сообщены позже. Так же как и коды и радиочастоты Ройал Нэви для опознания и связи. Есть, конечно же, риск, что турки точно так же могут пропустить в обратном направлении и фашистов. И поэтому бОльшая часть Черноморского флота остается на Черном Море, включая и линкор. Более того, в течение первой полугодия 1942 года запланирована передача флоту четырех новых эсминцев, так что ослабление Черноморского флота будет очень кратковременным. Но сейчас вопрос в другом, а именно — что нужно сделать для успеха этой операции? Что требуется и какому наркомату это поручить? Товарищи командиры, вам эту задачу выполнять, так что высказывайте ваши предложения и пожелания, рассчитывая, что вы должны выйти в море не позже первого февраля 1942 года. Все, что страна сможет сделать за оставшееся время, будет сделано.

В зале повисла гнетущая тишина.

Это для моих коллег переход на север — новость, а мою душу вопрос терзает уже давно, с момента разговора с Берией, всего-то полтора часа тому. Хотя все равно, всеобъемлющего ответа у меня нет. Но кое-какие соображения есть. Ну что ж, начнем...

— Разрешите, товарищ Народный Комиссар, — я нарушил всеобщее молчание, обращаясь к Кузнецову.

— Да, товарищ Федоров, конечно... Слушаем вас.

— Во-первых, учитывая что наш основной враг — это авиация, главным образом пикирующие бомбардировщики, торпедоносцы и топмачтовики, то есть цели скоростные и низколетящие, необходимо изменить состав и количество средств ПВО эсминцев, усилив ПВО ближней зоны. Установки калибра 76 и 45 мм по причине малой эффективности против пикировщиков и торпедоносцев, должны быть демонтированы, а вместо них необходимо установить зенитные полуавтоматы калибра 37 мм, типа 70К, в количестве не менее 8 штук, также необходимо увеличь количество зенитных пулеметов ДШК тоже как минимум до 8 штук, а можно и больше. Демонтированные установки калибра 76 мм должны быть использованы в ПВО городов, как средство противодействие высотным бомбардировщикам врага. Орудия калибра 45 мм могут быть переделаны в самоходные установки ПТО с использованием шасси пулеметных танков. Такие установки с лета полусерийно производятся на николаевских судостроительных заводах, руководство заводов, главные инженеры и директора, в настоящее время находятся в Москве, они прилетели одним бортом со мной. Из них лучше всего этим вопросом владеет товарищ Прибыльский. Что касается ПВО дальней зоны, то необходимо наладить производство зенитных снарядов для нашего главного калибра, для установок Б-13. Хотя бы по образцу тех, что мы делали кустарно на корабле, а лучше специальный снаряд с несколько уменьшенной толщиной стенок и уменьшенным зарядом, но с готовыми поражающими элементами. Предложения по этому вопросу я подавал еще летом, но результат мне пока не известен.

— Специальные зенитные снаряды к установкам Б-13 в соответствии с вашим предложением уже производятся с недавнего времени. Первыми их уже получили корабли Балтфлота, как находящиеся на самом опасном участке морского фронта. Черноморский флот должен получать эти снаряды с нового года, эшелон сними уже на пути в Севастополь, — ответил мне какой-то мужик в штатском. Кто он интересно? Ванников что ли, нарком боеприпасов? А впрочем, какая разница, если снаряды мы получим!

— Это хорошо, товарищ Ванников что серийное производство этих снарядов наконец-то организовано, — продолжил Кузнецов, — Я согласен с товарищем Федоровым в том что ПВО кораблей надо усилить. Флот обеспечит необходимое количество установок 70К. Что еще?

— Меня давно терзают сомнения в целесообразности наличия на борту торпедных аппаратов. Поскольку это оружие ближнего боя с крайне малой вероятностью его использования против равного или превосходящего по силе врага, я приказал демонтировать ТТА с 'Совершенного' еще осенью, установив на их место зенитки. Но в этом походе торпеды могут пригодится именно как оружие последнего шанса в случае столкновения с так сказать броненосной эскадрой врага имеющей в составе линейные корабли или тяжелые крейсера. Но поскольку ослаблять ПВО тоже нельзя, думаю, что будет целесообразно вернуть на 'Совершенный' торпеды, но возвращать именно неТТА, а установить один пятитрубный торпедный аппарат, а на месте второго ТТА все же оставить зенитки. Для этого необходимо произвести укрепление корпусных конструкций на месте установки ПТА, думаю, это не займет много времени и средств, но детально это смогут проработать только на судостроительном заводе в Николаеве.

— Я тоже так думаю и согласен с такой модернизацией корабля, — поддержал мою идею молчавший до сих пор и внимательно слушавший меня командир 'Свободного' Аркадий Горшенин.

— Есть еще одно небольшое предложение, — добавил командир 'Способного' Евгений Козлов, — необходимо пересмотреть состав мебели и прочего горючего пожароопасного оборудования, и максимально возможно от него избавиться с целью снижения пожароопасности в боевой обстановке.

Естественно, что мы все хором согласились с этим предложением. Кузнецов нас поддержал и после паузы спросил:

— Что-то еще?

— Да, если это возможно. Для усиления ПВО, да и не только ПВО, а главным образом для возможности раннего обнаружения врага, каждый корабль, а не только один крейсер, должен быть оборудован радаром, а экипаж обучен работы с ним. Промышленность сможет обеспечить пять радаров и необходимый ЗИП ? Так же для возможности лучшего обнаружения подводных лодок врага необходимы подводные ультразвуковые эхолокаторы и гидрофоны. Сможет ли промышленность обеспечить нас таким оборудованием? И успеем ли мы установить его ? Если радиолокаторы можно монтировать на корабле, в крайнем случае, даже в море, то гидроаккустическое оборудование в подводной части корпуса можно устанавливать только в доке.

— Аксель Иванович, как обстоят дела с радиолокационным оборудованием? — спросил Кузнецов у незнакомого мне капитана первого ранга. С Бергом я переписывался уже давненько, но лично мы не встречались.

— Николай Герасимович, в настоящее время на складе имеются три комплекта корабельных локаторов, еще один комплект проходит тестирование и приемку в Ленинграде. Эти четыре комплекта могут быть доставлены в Николаев или Севастополь не позже 7 января 1942. Пятый комплект будет готов не ранее 20 января. И будет доставлен не ранее 25 января. И хотя эти новые локаторы совершеннее, чем установленный на крейсере, они легче и компактнее благодаря кое-каким полезным идеям, подсказанным в свое время товарищем Федоровым, за что я ему весьма признателен. Но наше производство остается все тем же маломощным, практически кустарным. Мы делаем все, что в наших силах и даже больше, ведь мы выполняем заказы не только флота, но и авиации. Причем задача обеспечение ПВО, особенно наших важнейших промышленных центров является главным приоритетом. Так же станочное оборудование, при всем нашем желании, не может работать более 24 часов в сутки, и его необходимо периодически выключать для проведения регламентных работ и юстировки. Перечень технологического оборудования и станков, необходимых для увеличения производства я вам передал перед началом этого совещания. Конструкторскую документацию, в соответствии с которой на кораблях должны быть выполнены подготовительные работы для установки локаторов — изготовлены и приварены фундаменты под оборудование, проложены кабельные трассы, в палубы и переборки вварены кабельные коробки, подготовлены места установки волноводов, и так далее, я могу передать товарищам командирам сразу после совещания. По гидроакустике и ультразвуковым эхолокаторам предложить ничего не можем, и насколько я информирован, увы, но в СССР такое оборудование в настоящий момент не производится.

— Понятно, будем выкручиваться своими средствами. Я подавал еще вначале октября предложения по конструкции реактивного глубинного бомбомета на базе реактивных снарядов от 'катюш', но никакого ответа не получал.

— Ваше предложение признано полезным, в настоящее время идут инженерно-конструкторские работы, в марте запланированы испытания экспериментальной установки на одном из кораблей флота, — ответил Кузнецов. — Еще вопросы есть?

— Да, два вопроса, пожалуй, самых главных, — ответил Горшенин, — Первое. Топливо. Идя даже со скоростью транспортов, топлива на маршрут от Севастополя до Англии нам не хватит. Планируется бункеровка на одной из английских баз? На Мальте или в Гибралтаре? Или с танкера в составе конвоя? Второе. Необходимо согласовать частоты радиосвязи, кодовые сигналы, общий порядок связи с транспортами и порядок действий, на случай если кто-то поломается, отстанет или потеряется в шторм, например.

— Что касается взаимодействия с судами наркомата морского флота, то именно вы и подготовите таблицу таких сигналов и разработает все то, о чем говорили и передадите всю эту информацию капитанам транспортов уже в Севастополе , поскольку НМФ пока не определился полностью какие именно суда будут переведены на Север. А что касается вопросов бункеровки, то рассчитывать необходимо на бункеровку в море с нашего танкера. Бункеровка на английских базах как самый крайний случай. У них там и у самих с топливом не важно, поэтому груз минимум двух танкеров англичанам и предназначен. Соответственно, вам необходимо продумать порядок такой бункеровки и, при необходимости, доработать и корабли и танкер. На этом все?

— Нет, не все, — ответил Зиновьев, как обстоит дело с вооружением транспортов? Понятно, что через проливы они пойдут не вооруженные, чтобы не было лишних претензий. А как после проливов? Так 'голыми и босыми' и дальше пойдут? И еще, катапульта на крейсере давно смонтирована и опробована, а как обстоит дело с гидросамолетом? Он весьма пригодился бы для дальней разведки.

— Самолет вместе с экипажем и обслуживающим персоналом вы получите в первых числах января, и у вас будет время все испытать. Что касается вооружения транспортов. Они все так же будут обеспечены зенитными полуавтоматами 70К и необходимым боекомплектом, первоначально, до прохождения проливов все будет складировано в трюмах, в том числе и вооружение танкеров, на которых зенитки обычным образом спрятать негде. После прохождения проливов все должно быть установлено на штатные места. Расчеты уже проходят подготовку, а экипажи, те, кто сейчас не в море, уже отрабатывают технологию монтажа. Один из транспортов будет специально загружен боеприпасами с целью пополнения того, что вы возможно израсходуете в походе. Так же как и один из танкеров будет везти топливо тоже для вас.

Совещание, включая оформление всех необходимых приказов, распоряжений, поручений и тому подобных бумаг затянулось допоздна. После него, когда Молотов закрыл совещание, а Кузнецов приказал расходиться, и сам направился к выходу, прозвучала классическая фраза, вновь заставившая меня насторожиться:

— А вас, товарищ Федоров, я попрошу остаться еще ненадолго. — Произнес ее один из незнакомых мне сухопутных полковников, который просидел все совещание ни проронив ни слова. Я еще думал — а какого черта он тут делает? Так вот оказывается какого — каверзу какую-то мерзопакостную приготовил.

— Есть еще одно ответственное задание, о котором посторонним знать не обязательно. Вы примете четырех пассажиров и должны будете обеспечить их пересадку в море на те плавсредства, на которые они укажут. Естественно, там и тогда, когда им будет это необходимо.

— Чтобы планировать маршрут конвоя я должен заранее знать, где это должно произойти, хотя бы ориентировочно.

— О, на этот счет не беспокойтесь. Далеко в сторону отклоняться не придется! Рандеву назначены у берегов Сицилии и Испании.

— Понятно, надеюсь что 'необходимые плавсредсва' это не корабли итальянского или испанского флота?

— Нет, конечно же! Это вполне гражданские суда, рыбацкие лодки или яхты богатых бездельников, но флаги они могут нести и фашистские. Так что ничему не удивляйтесь, и главное не потопите их сгоряча, а после это уже не ваша забота.

— Хорошо, это я выполню. Если вы обеспечите встречу в заданном квадрате вовремя, вы же понимаете, что болтаться в дрейфе я не смогу дольше пары часов чтобы не тормозить весь конвой и не подставлять всех под удар?

— Да, это понятно. Те, кто будет вас встречать, выйдут в море и прибудут в заданный квадрат заранее. И еще одно... Возможно вам надо будет не только переправить ваших пассажиров на встреченное судно, но и наоборот, забрать пассажиров от них и доставить этих людей в Мурманск. Но это будет уточнено дополнительно.

'Час от часу не легче!' — подумал я, ответив вслух :

— Будет сделано, товарищ полковник!

После совещания нас разместили на ночь в общежитии на заднем дворе наркомата. А утром разбудили ни свет, ни зоря, и, промурыжив до полудня со всякой бумажной бюрократией, к двум часам дня доставили на аэродром. Так что зимнюю Москву образца 1941 года я видел только мельком сквозь полузамерзшие окошки эмки по дороге. Одно хорошо, что к полуночи я уже был на своем 'Совершенном', который вместе со 'Стремительным' уже перегнали на судостроительный завод.

А с утра пораньше все завертелось, так что до 31 декабря в гору глянуть было некогда. Дольше всего провозились с переделкой трехтрубного торпедного аппарата в пятитрубный, подкреплением корпуса под ним, и переделкой погребов 76 и 45мм боеприпасов под 37мм. Сама замена установок прошла достаточно быстро. Так же без особых проволочек и проблем подготовили всё необходимое — кабельные трассы, фундаменты для установки, кабельные коробки и 'стаканы' для прохода кабелей и волноводов сквозь палубы и переборки — для монтажа локатора. Я решил что правильнее будет начать монтаж локатора со 'Стремительного', а у себя это можно будет сделать и в море, тем более что до Босфора у нас будет дополнительное сопровождение, на которое и пересадим локаторщиков после того как они закончат свою работу.

А 31 декабря нас обрадовали роскошным новогодним подарком — 'Молотов', 'Совершенный' и 'Сообразительный' стали гвардейскими кораблями, а я получил орден 'Боевого Красного Знамени'.

Третьего января в 11 часов утра, в самый разгар монтажных и прочих работ на корабле, я получил приказ работы временно приостановить и подготовиться к встрече большого начальства, которое прибудет в полдень на митинг на площади перед заводоуправлением. Начальство в лице Кузнецова, Октябрьского, секретаря обкома Бутырина, членов военного совета ЧФ, ну и руководства завода, как же без них, прибыло, как и было сказано точно к полудню, как раз в обед и пересмену, поэтому народу собралось очень много. Но по счастью митинг по поводу вручения Гвардейского Знамени и наград был деловым и не долгим. Намного больше, чем церемонии, Кузнецова интересовало, как обстоят дела с подготовкой кораблей к такому не ординарному походу, посему уложились немногим более чем в полчаса. Хотя,наверное если бы я при получении награды не произнес незапланированный спич о том, что это не мой личная заслуга, а признание заслуг и усилий всего экипажа 'Совершенного' и что принимаю я этот орден именно от лица всего экипажа, то митинг был бы наверное еще короче. Но что сделано, то сделано, тем более что экипаж этим воодушевился еще больше. А потом еще более двух часов Кузнецов вместе с нами облазил корабли в прямом смысле от клотика до киля, упс, до трюмов машинных отделений и погребов. В целом Кузнецов остался довольный, и вскоре отбыл. Хотя напоследок и высказал несколько мелких замечаний, практически чисто для проформы, дабы и мы не расслаблялись и он свою отеческую заботу и внимание проявил.

Нам расслабляться некогда — работы еще только начались, так что еще пахать и пахать. Но нам несказанно повезло, мы получили зенитные автоматы калибра 37 мм не только одноствольные 70К, но и совершенно новые двуствольные В-11, по паре на корабль. По сути, наш поход это будет их испытание в боевых условиях. Честно говоря, не могу понять, почему с В-11 так долго возились — начали разрабатывать еще в 1940м, а на вооружение поставили уже после войны, в 1946. А ведь разница с 70К минимальна — всего-то усиленная люлька для двух стволов на той же базе с теми же ручными механизмами наведения. Вот если бы электроприводы да еще и управляемые от вычислителя локатора как у американцев. Мда... и губозакаточную машинку в придачу...

В общем и целом к пятнадцатому января все работы были закончены, ну не считая конечно не установленного на 'Совершенном' локатора, который прибудет 20 числа, на пять дней раньше, чем первоначально обещал Берг. Немцы нас практически не беспокоили. За эти три недели налет был только один, ночью, 13 января. Видать кто-то в командовании люфтваффе решил сделать нам 'подарок' на старый новый год. И они этого добились. Локаторщики со 'Стремительного' засекли 'юнкерсы', более полусотни, еще над линией фронта, по тревоге, но без особой спешки были подняты несколько истребительных полков, навели их по радио достаточно точно, ну а дальше истребители сами крутились. Ускользнуть в итоге удалось всего двум или трем 'люфтам', самым шустрым. Так, во всяком случае, утверждают локаторщики. А снятым с кораблей 76мм зениткам, которые уже установили в разных точках на заводе, даже стрелять не пришлось. Так что летчики наверняка делают дырочки на гимнастерках под ордена. В том, что высоколетящие цели локаторы видят далеко, я и не сомневался, теперь главное проверить как они видят корабли в море. Так что пятнадцатого утром выходим на испытания. Режим полного радиомолчания, график движения и места с летчиками и подводниками давно согласован, а роль крупной надводной цели будет играть наш 'Совершенный' поэтому он и вышел в море на четыре часа раньше 'Стремительного'. Без меня вышел, между прочим, командует им мой старший помощник, старший лейтенант, упс, уже капитан-лейтенант..... Непривычно мне как-то быть пассажиром на чужом корабле, ни во что не вмешиваться и наблюдать за работой локаторщиков.

Но, так или иначе, но этот выход был для меня полезным и испытания в море прошли в целом успешно. Как я и говорил, 'Совершенный' был одной из целей, а командовал всем со 'Стремительного'Чтверкин. Воздушную цель можно увидеть больше чем за сотню миль, надводную, типа эсминца или большого транспорта, почти за пятьдесят, что в случае форс-мажора дает два часа форы, перископ подводной лодки гарантировано не дальше трех миль. Берега показывает тоже очень неплохо. Так что в Босфор можно будет идти ночью почти спокойно. С мелкими судами, особенно деревянными, типа шлюпок, яхт и катеров сложнее. Можно их и не заметить. Так что в вопросе встречи в море придется почти полностью положиться на милость Фортуны и Посейдона. Но никто и никому и не обещал, что все будет простои легко. Так что в целом я доволен результатами.

Утром 19 января мы вернулись в Николаев. И хотя на кораблях надо было выполнить кое-какие дополнительные работы, главные из которых — укрепление фундамента антенны и дополнительное экранирование кабелей — необходимость в которых была выяснена после испытаний, было решено, что эти работы выполнит в порту бригада, присланная с завода. А наше место у достроечной набережной завода уже занято новым эсминцем, только что спущенным на воду. Да и возиться с разводкой понтонных мостов в начинающих замерзать Буге и Ингуле никто не хотел. Тем более что погодка еще та, зимняя, обычная — морозец градусов десять, из тяжких низких туч сеется редкий твердый снег, обзываемый 'крупой' и сырой ветер с лимана. Еще от Батареи, на подходе к порту стали хорошо видны четыре транспорта, стоящие под погрузкой. Возможно это суда из будущего конвоя? Или как обычно для начала в Одессу смотаемся?

Когда 'Стремительный' пришвартовался, я сошел на берег и направился на свой 'Совершенный'. Будучи полностью погруженным в свои мысли по поводу рапорта об испытаниях локатора и о том, что еще надо сделать, я не особо обращал внимание на то, что происходит на причалах. Пока не столкнулся, что называется нос к носу с человеком, который охрипшим простуженным голосом командовал погрузкой чего-то на один из транспортов. А когда столкнулся и узнал этого охрипшего командира, то, что называется офонарел, а когда понял ЧТО грузится в транспорт, то офонарел еще больше. На транспорт грузили ТАНКИ! Т-34! И много, судя по длинному эшелону, с платформ которого краны их и снимали. Это ж куда столько? Неужели англичанам в Африку???

— Добрый день, Михаил Ильич! Я рад вас видеть в Николаеве, но бога ради, объясните, пожалуйста, что вы тут делаете??? — Мдааа, а Кошкин выглядит не очень, уставший и явно простуженный. И пальтишко у него явно не по погоде. Надо его уводить с мороза в помещение и отогревать. Нефиг ему воспаление легких хватать, пусть даже и на два года позже. Он нам живой во как нужен!

— Как что ? Командую погрузкой!! Не мешайте мне! И вообще, кто вы такой, что задаете вопросы??? — возмутился Кошкин в ответ на мой достаточно бесцеремонный вопрос.

— Сергей Федоров, мы встречались с вами в Харькове два года тому...

— А, да, как же, помню, старший лейте... О, простите, уже, гммм..... капитан первого ранга, как я понимаю.

— Так точно. Вы это правильно понимаете. А теперь, пользуясь своим званием и положением главного морского начальника, я приказываю вам следовать за мной ко мне на корабль. А погрузкой займутся те, кто в этом разбирается лучше нас. Докеры этим всю жизнь занимаются и сами со всем справятся. А мы потом проконтролируем результаты. Идемте, я приказываю! — и буквально за руку утащил Кошкина на 'Совершенный'. Ну не дело это для Генерального конструктора заниматься банальной погрузкой парохода. У него что, дел больше нет никаких??? Интересно, какой болван ему это приказал или позволил эту дурость?

Вахта у трапа ' Совершенно' с радостью приветствовала меня, узнав еще на подходе издалека. А Кошкина остановила.

— Под мою ответственность, товарищ Кошкин Михаил Ильич, — приказал я. И после проверки документов и регистрации в журнале, нас пропустили на корабль. Пока мы поднимались по трапу, к нам на встречу спешили старпом с комиссаром. Я остановил их рвение.

— Так, товарищи, командиры, с докладом чуть позже. Знакомьтесь, пожалуйста, Кошкин Михаил Ильич, генеральный конструктор танка Т-34. Проводите нашего гостя в кают-компанию, не стоит морозиться на палубе без нужды. А я к вам присоединюсь через пять минут.

Я заскочил на камбуз и приказал старшему коку:

— Что называется не в службу, организуйте завтрак нашему гостю, в кают-компанию как можно быстрее. И горячего чаю покрепче на четверых туда же.

— Будет сделано. А вам завтрак тоже приготовить?..

— Нет, спасибо, меня на 'Стремительном' накормили, только гостю.

Потом пошел к себе в каюту, скинуть шинель и прихватить бутылку с коньяком ипару новых зимних тельняшек, двинулся было в кают-компанию, но подумав немного, решил сначала сделать один телефонный звонок.

— Капитан первого ранга Федоров, пожалуйста, соедините меня с морским госпиталем, с кабинетом главного врача, — попросил я телефонистку, и вскоре уже разговаривал со своим знакомым 'Айболитом'.

— Добрый день, Филипп Матвеевич, это капитан Федоров вас беспокоит. Мы только что вернулись из похода и на корабле у меня есть один больной. Нет, нет, не раненый, именно больной, сильно простуженный. Есть подозрение на воспаление легких, и он гражданский, командированный товарищ из Харькова. Этот товарищ очень увлечен своим делом, поэтому о себе не заботится совершенно, но его жизнь и здоровье очень важны для страны. Поэтому позволять ему болеть, тем более во время войны, непозволительная роскошь. Нужно его вылечить. Надеюсь, у вас найдется удобная койка в теплой палате и санитарная машина. Через час? Да, прекрасно, нет, быстро гнать с сиреной не надо, о пропуске в порт я распоряжусь.

Так, это сделано, теперь договориться с начальством порта, и можно идти к тем, кто меня ждет в кают-компании. В коридоре я догнал вестового несущего завтрак нашему гостю.

— Так, прекрасно. Михаил Ильич, я понял по вашей увлеченности работой, что вы сегодня еще ничего не ели, хотя время близится к обеду. Так вот, это вам, приятного аппетита. Я пока расскажу то, что я понял и знаю. А нам пока принесут еще и чай.

Вестовой тем временем расставил все на столе и покинул кают-компанию.

— Товарищ комиссар, не беспокойтесь, Михаил Ильич, как генеральный конструктор военной техники, является секретоносителем высшего уровня, так что еще одним секретом больше или меньше уже все равно. Да и вам пора уже узнать, к чему мы готовимся. Так вот, продолжу. Недавно СССР присоединился к программе ленд-лиза, и наверху было принято решение, что поставки военной техники и вооружения будут взаимными. Вот Михаилу Ильичу и приказали подготовить первую партию танков для поставки англичанам в Африку с конвоем, который отправится туда в ближайшее время. А вы по своей привычке быть в курсе всего, решили лично все проконтролировать. Так?

-Да, именно так, но откуда вы знаете? — ответил Кошкин хрипло и закашлялся.

— А мне приказано командовать этим конвоем, так что я в курсе происходящего, но только отчасти. Что именно, в каких количествах, и в какие порты я не в курсе, приказ будет позже. Так что круиз по Средиземному морю у нас будет долгий.

— Так вот к чему мы готовимся! — не сдержал своих эмоций Петрович, — А я-то все никак не мог понять к чему вся эта суета. И кстати, как прошли испытания локатора?

— В целом успешно, выявлены кое-какие недостатки, не без того, в конструкции фундамента антенны, которые устранит сегодня заводская бригада, и еще кое-что по мелочам. А что у нас тут произошло?

— Получено РД — наш локатор прибудет сегодня к 20:00, эшелон с ним уже на подходе. Так что завтра в течение дня монтаж будет завершен, все необходимое для этого уже давно подготовлено по отработанной на 'Стремительном' методике. Вместе с локатором прибудут и двое специалистов, которые пойдут с нами в поход. Их разместим в моей каюте. Так что как только пополним запасы топлива, воды и провизии можем выходить.

— Прекрасно, — ответил я. А вот у меня еще не все готово. Надо будет поторопиться с патентами и предложениями по конструкции ролкеров , перевозок танков и колесной техники будет очень много, а возится неделями с тем, что можно сделать за считанные часы не есть хорошо. Да и стандартные морские контейнеры, двадцати и сорокафутовые, тоже пора внедрять, логистику они должны ускорить точно.... Или пожалуй начать с десятифутовых? Надо будет в кораблестроительный институт заскочить, поделится информацией и взять товарищей профессоров в соавторы, не все же мне одному чертить....

Пока мы разговаривали, Кошкин с громадным аппетитом голодного человека, прикончил завтрак и намерился встрять в беседу. Но тут вестовой принес нам чай, и мы вновь ненадолго отвлеклись. Когда вестовой вышел, я продолжил.

— Михаил Ильич, для начала решим ваши личные проблемы с вашим здоровьем, которое является достоянием страны. Мне очень не нравится ваш кашель, и у нас нет запасных генеральных конструкторов. Так что вскоре приедет санитарная машина и увезет вас в морской госпиталь, там вас кудесники 'отремонтируют'. И не возражать. Это мой приказ. А вот это, — я передал Кошкину тельняшки, — чтобы вы меньше мерзли, если опять займетесь еще какой ерундой на морозе. Увы, ничего больше дать не могу.

Пока Кошкин рассматривал обновку, я достал металлические стопки и разлил в них коньяк. Нам понемногу, чисто символически, а Кошкину полную.

— Ну что, товарищи, за Победу!

— За Победу! — без возражений выпили все, согласился даже Петрович, явно удивленный изменением моего отношения к алкоголю.

Согревшийся Кошкин даже почти перестал хрипеть, и рассказал следующее:

— Англичане были на фронте и у нас еще в октябре, их очень заинтересовал наш Т-34, как эффективное средство борьбы с панцерваффе. Ну конечно когда его не бросают паникеры... Так вот они предложили продать Т-34 в количестве одной танковой дивизии для их африканских частей. Дивизии в их нынешнем понимании. Это предложение было встречено с одобрением, и я получил приказ подготовить такие танки. Англичан не устраивают некоторые недостатки этого танка — отсутствие рации и ТПУ, электропривода башни, ну и прицелы. Рации, ТПУ и электроприводы будут установлены в танках по прибытии в Александрии , а в замен, оплату, они поставят нам такие же рации, ТПУ и приводы. Вопрос о прицелах будет решаться совместно с американцами, говорят что 'Кодак' делает лучшую оптику. Места для установки всего этого в танках мы подготовили согласно полученным от англичан чертежам. Кроме собственно танков, будут поставлены так же ремонтноэвакуационные машины, транспортно-заряжающие машины, запчасти и ремонтные приспособления, боеприпасы, топливо, спаренные самоходные зенитные установки калибра 20 мм на базе легкого танка, и 37 мм, такие же, как на вашем корабле, на базе Т-34. Всего 120 единиц техники. Все это сопровождают в Александрию десять экипажей, имеющих фронтовой опыт, группа моих инженеров и переводчиков, всего 53 человека. Походные ремонтные мастерские англичане делают сами на месте, из американских и своих грузовиков.

— Понято, так что что за непонятную штуку я видел на одной из платформ. Эти машины, наверное, и есть ЗСУ 2х20?

— Да, они есть в этом эшелоне.

— Интересно, а можно ли и нам такие же, вместо ДШК? — оживился молчавший до сих пор старпом. — Пушек много не бывает.

— Этот вопрос не ко мне, как вы понимаете, товарищи командиры, — ответил Кошкин, и продолжил, — Это еще не все. Американцы приняли решение о закупке лицензии на производство нашего танка. У них свои не ахти, вот они и решили купить уже проверенную конструкцию. Их специалисты уже в Александрии, и будут проверять их прицелы, приводы и рации, да и всю машину в целом в боевой обстановке. Сейчас идут торги по объемам взаимных поставок, но о подробностях я не информирован. И да, товарищ Федоров, вы правы, я действительно все важное контролирую лично. Но иногда слишком увлекаюсь работой. Вот и я и оформил себе командировку в порт отгрузки на неделю.

— Понятно, небось еще и в теплушке без печки сюда ехали? — спросил я. Но Кошкин не успел ответить, как позвонил телефон. Петрович, как сидящий ближе всего взял трубку, и не скрывая удивления выслушал, а потом обратился ко мне.

— Это вахтенные у трапа спрашивают, что им делать с приехавшими на 'скорой помощи' врачами, которые рвутся забрать больного с корабля. Их старший грозится нас всех наказать, если его не пустят к больному.

— Передай, что командир уже идет и во всем разберется, — я направился к выходу.

Я врачей уже ждал, пока мы разговаривали и пили чай, прошло больше часа. Но то, что приедет сам Филипп Матвеевич я не ожидал. Уладив все формальности, и заставив Кошкина собраться приказами двух полковников — Филипп Матвеевич, оказывается, имеет весьма не слабый ранг медицинской службы — и с помощью вахтенных усадили больного в 'скорую'.

Кода вся эта суета улеглась, я вернул всех в кают-компанию:

— А теперь, товарищи командиры продолжим наше совещание. Дело в том, что Александрия Египетская отнюдь не конечная точка нашего путешествия, а только один из промежуточных этапов.

— И куда же мы должны прибыть в итоге? В Англию что ли? — спросил старпом.

— И Англия тоже промежуточный этап. После Британии нас ждут в США, а после США в Мурманске. Это и есть конечная точка нашего путешествия...

— Якорный Бабай, как ты говоришь! — прервал меня Петрович, — Тебя за этим в Москву вызывали? А не для того чтобы в звании повысить?

— Да, именно за этим. Командованием принято решение об усилении Северного Флота, путем передислокации туда шести кораблей Черноморского Флота, как более спокойного участка фронта.

— Шести? Кто еще кроме нас и 'Стремительного' ?

— Крейсер 'Молотов' и эсминцы 'Сообразительный', 'Смышленый' и 'Способный'. На них всех проводится точно такая же подготовка, как и у нас. Устанавливаются локаторы, новые зенитки и переделывается торпедный аппарат. Выход назначен на первое февраля. Через Босфор турки нас пропустят, ночью, типа они нас не заметили, чтобы не было лишних дипломатических проблем, а дальше... Как говорится Fortes Fortuna Adiuvat... В общем, не в первой, прорвемся и придем с Победой. Так что за работу товарищи, у нас еще много дел.

Локатор прибыл точно по графику. Так что работы на корабле продолжились и ночью. Вот так и крутились весь день как белки, а около полуночи мне дозвонился Филипп Матвеевич и сообщил что я вовремя забил тревогу по повода здоровья Кошкина, еще день или два на морозе и было бы поздно, воспаление легких гарантировалось. А так только серьезная простуда и общее истощение организма, и что минимум две недели он его из госпиталя не отпустит, а все необходимые документы обком уже приготовил и отправил 'куда следует', так что на этот счет я могу не беспокоится, и товарищ Кошкин будет здоров и только тогда вернется к себе в Харьков.

А порядок погрузки я слегка изменил. ЗСУ не стали грузить в трюмы, а разместили на палубе и крышках трюмов. Зенитной артиллерии никогда слишком много не бывает. А танковым экипажам в верхнем освободившемся твиндеке соорудили нары. А что поделать, больше места нет — штатный экипаж парохода и так не маленький, плюс расчеты зениток, которые останутся на нем до победы. Тесно, в каютах и так уже по шестеро вместо одного — двух человек.

В принципе мы закончили все работы на 'Совершенном' и 'Стремительном' уже к вечеру 21 января, к утру 22 января закончат погрузку четырех транспортов, еще два транспорта закончат погрузку 23 января утром. Мы готовы. Уверен, что и Севастополе, и в Новороссийске, откуда придут танкеры, тоже уже готовы или заканчивают подготовку.

В 23:00 22 января 1942 года меня опять вызвали вахтенные. Когда я вышел, то увидел возле трапа весьма пеструю по составу группу людей — пятерых в штатском, из них две барышни, знакомого мне корреспондента ТАСС Александра Хамадана и того самого сухопутного полковника с московского совещания, который сказал 'А вас я попрошу остаться', в сопровождении пяти бойцов НКВД из состава охраны порта. Обратившись ко мне строго по уставу, полковник передал мне засургученный пакет с указанием 'Лично. Строго секретно', за который попросил расписаться в его гроссбухе, и конверт, который полагалось вскрыть тут же. Конверт содержал приказ Кузнецова, согласованный с Берия и Шапошниковым принять на борт пятерых пассажиров. Я расписался и за этот приказ. А после полковника, и Хамадан предъявил такой же приказ Кузнецова принять на борт и его в качестве корреспондента. Пришлось выполнять приказы командования. Полковник так же по уставу вежливо пожелал нам счастливого пути и в сопровождении энкаведешников отбыл восвояси. Ну а мы всей этой гоп-компанией поднялись на борт. И как мне теперь всю эту толпу размещать? У Петровича и так уже локаторщики... Хотя... Ну да ладно, вчетвером там уместимся. Пусть разведка сидит в моей каюте, четверых там уже размещали, так что и впятером перекантуются дней десять. А Хамадана поместим в кубрик БЧ-5, если спать по очереди, то свободная койка там найдется. Ну а как гостей высадим, пойдет он к локаторщикам третьим, а Петрович ко мне... Или лучше наоборот, корреспондента держать под контролем? Да, пожалуй, что именно так.

А в час ночи 23 января получили РД с приказом — утром, как говорится 'с вещами на выход' и координатами точки сбора всего конвоя. И тут все закрутилось и завертелось, приказы капитанам транспортов, последние 'прости' знакомым, и все, в девять утра 'растаял в далеком тумане', упс, не Рыбачий, а Николаев. Рыбачий нас ждет в конце этого маршрута.

До Босфора чуть больше пятисот миль, примерно 55 часов хода при скорости десять узлов. Если все будет нормально. Но наверняка получится дольше — ведь надо еще выстроить походный ордер и научить его выдерживать. Как по мне, то порядок такой. Выстраиваем транспорты в две кильватерные колонны, мой 'Совершенный' впереди, 'Сообразительный' и 'Стремительный' на правом фланге, 'Смышленый' и 'Способный' на левом. 'Молотов' — замыкающий, поскольку ему надо будет периодически выпускать самолет разведчик, то он сможет останавливаться для этого без всяких перестроений, ну и догнать ему нас не проблема. Осталось убедить в этом Зиновьева.

В точку рандеву прибыли вовремя. Итого собралось 12 судов, из них три танкера. В том числе и наша старая знакомая 'Аида' с грузом дизельного топлива для танков. Выстраиваем весь ордер окончательно, по шесть судов в каждой колонне. И потихоньку, хоть и не без проблем начинаем движение, 'притираясь' так сказать по ходу и понемногу увеличивая скорость. Мы пока идем не одни, по правому борту, со стороны Румынии и Болгарии, нас прикрывает почти весь Черноморский Флот во главе с 'Парижской Коммуной'.

К вечеру двадцать шестого января подходим к Босфору. 'Купцы' официально получают разрешение на проход, когда подойдет их очередь, пока идет встречное движение. Нейтральных и турецких судов идущих в Черное Море не много, но они есть. Тем временем Флот салютует нам и не торопясь возвращается в Севастополь. Я остаюсь один. Ну что ж, ЯкорныйБабай, да помогут мне Боги Олимпа! И горе тем, кто станет у нас на пути.

Вот, 'Аида', последняя из транспортов конвоя, начала движение, и мы тихо пристраиваемся в след за ней. Из темноты внезапно возникает ярко освещенный турецкий лоцманский катер и вклинивается между нами и 'Аидой'. Мы идем вслед за ним, но контролируем обстановку и радаром и визуально, на сколько это можно. Он гад и помогает и слепит, ведь если кто-то выскочит навстречу из мрака мы не успеем среагировать. Но иллюминация продолжалась не долго, убедившись, что мы следуем за ним, турок погасил лишний свет, оставив только обычные навигационные огни. Идти стало немного легче. И только утром, когда мы прошли уже весь Босфор и десяток миль Мраморным морем, турецкий лоцман отвалил в сторону и, прибавив скорость, лег на обратный курс в Стамбул. Возможно, он получил бабкшиш от нас или британцев. А возможно просто честный человек. А возможно и то и другое.

Мы вновь выстраиваем походный ордер, и движемся дальше. Выйдя в Эгейское море, ложимся в дрейф, и начинаем довооружение транспортов. Пользуясь вынужденной паузой, на 'Молотове' запускают самолет— разведчик. Тем более что погода 'портится' — низкая облачность и дождь со снегом начавшиеся еще до выхода из Николаева и сопровождавшие нас все это время, сменяются почти ясным небом с легкими облаками. Через два часа самолет возвращается с информацией о том, что горизонт чист. Ну почти чист — нам на встречу идут три турецких 'купца', а на юго-восток, похоже в Измир, идут два корабля турецкого флота. Один из них — тот самый 'Гебен'. Ничего экстраординарного, поэтому по радио пилоты ничего не передавали. Мы по-прежнему соблюдаем почти полное радиомолчание. В том самом засургученном пакете, полученном перед отходом, содержались коды, частоты, расписание и короткие условные сигналы для связи с командованием флота и англичанами. Первый такой сигнал, именно о том, что мы прошли Проливы и вооружаем транспорты, я только что и отправил. Даже если функабвер этот сигнал и перехватит, он слишком короткий для пеленгации и не поддается никакой расшифровке, ибо это не текст, а именно условный набор точек и тире.

Вот и все, работы по довооружению закончены, прошли всего сутки с небольшим, и мы движемся дальше. Мы идем параллельно турецкому берегу, почти по кромке их территориальных вод, поскольку стремимся держаться подальше от берегов Греции, занятой немцами. Пока идем спокойно, и я размышляю, о том как лучше обходит Кипр — с севера, продолжая идти вдоль турецкого берега? Или рискнуть, и сократить чуток маршрут, пройдя вдоль западного берега острова? До Крита, на котором немцы, далековато чтобы нас достали их 'лаптежники'? Нет, пожалуй, не стоит лишний раз искушать судьбу, обходим Кипр с севера. При проходе условленной точки маршрута, даем следующий условный сигнал. Через час получаем ответ от англичан — нам навстречу выходят два эсминцаРойялНэви, будьте внимательны и не начните стрельбу по союзникам. Подтверждаем получение информации и точку встречи. Собственно восточный берег Кипра уже давно на радаре, вскоре от него отделяются две быстро движущиеся точки — эти самые обещанные английские эсминцы бегут к нам навстречу полным ходом. Вот мы их уже видим, и они видят нас, вежливо обмениваемся приветствиями сигналами ратьера, и идем дальше. Теперь англичане лидируют, идя на полмили впереди меня. Но и они быстро сбрасывают скорость до наших неспешных десяти узлов. Курс на Александрию.

Внимательно изучаю идущие неподалеку английские эсминцы. 'Nestor' и 'Nepal'. Корабли серии 'J', предвоенной постройки. Чем-то похожие на наши 'семерки'. Корабли серии 'J'так же, как и 'семерки' изначально несли по два торпедных аппарата, только не ТТА, а ПТА, один из которых уже заменен на дополнительную зенитную установку — учтен печальный опыт Крита.

До Александрии осталось чуть больше десяти миль, и она уже неплохо видна на горизонте, хорошо освещенная солнцем, клонящимся к закату.Локаторщики докладывают о приближении с севера большой группы самолетов — пеленг 340, дистанция 135 километров, высота 5500 метров, скорость 320, курс 170. Прикидываю по карте, так и есть — они летят на Александрию. Хммм... Интересно кто это. Лаймиз возвращаются? Или фрицы? Скорее всего, это фрицы. Фронт где-то возле Эль-Аламейна, это всего-то в сотне верст к западу от Александрии. Нет, стоп. Это я что-то спешу. К Эль-Аламейну Роммель прорвется только в июле, а сейчас фронт топчется в районе Бенгази. Это почти за тысячу верст. Хотя для Ю-88 достижимо, да и сплошного фронта тут нет. Значит ситуация тут такая же как у нас в Одессе или Николаеве. Надо бы уточнить, кто это летит, поскольку если никто курс не поменяет, то примерно через двадцать минут мы будем ближе всех к этим самолетам. Сообщаю информацию о самолетах сопровождающим нас англичан и спрашиваю, кто это на подлете — свои или нет? У них радара нет, и самолеты они не видят, но обещают максимально было связаться со своими и сообщить мне. Буквально через три минуты коммандер МакФадден, командир одного из английских эсминцев сообщает, что на подлете немцы. Ну что ж, если они не изменят курс и высоту, то у нас есть возможность испытать новые, уже не самопальные, зенитные снаряды. Отдаю соответствующие приказы своим комендорам и на 'Стремительный' с 'Сообразительным' находящимся на правом фланге конвоя и ближе всех к подлетающим немецким самолетам. Ну вот, время вышло. Главный калибр дает залп, второй, третий. Всем остальным пока делать нечего.

Локаторщики докладывают, что со стороны Александрии появилась большая группа самолетов. Это явно английские истребители. Даем еще два залпа, и я приказываю прекратить огонь — при взрыве осколки и поражающие элементы 130 мм снаряда не разбирают где свой, а где враг. Судя по всплескам на море, пятерых, нет уже шестерых фрицев мы приводнили. Они тут какие-то не пуганные, идут очень плотным строем. Или таким строем лучше отражать атаки истребителей RAF? Очень даже не плохо. Остальные в панике шарахаются в стороны, тем более что они уже видят приближающиеся 'спитфайры'. А, вот, еще до подлета 'спитов' в море падает седьмой фриц. Видать осколков ему прилетело меньше чем другим, и он мучился на пару минут дольше. Да, радар штука полезная, вот если бы еще обеспечить автоматическую передачу данных с него на приводы зениток, как это уже делают американцы, но увы, на ручные приводы данные можно передать только голосом. Через четверть часа все было кончено — англичане не дали уйти ни одному фрицу, свалили в море всех, хотя и потеряли два своих самолета. 'Сообразительный', находившийся ближе всех к месту боя отвернул в сторону и выловил из воды два английских 'одуванчика', а заодно огнем своих 37мм автоматов добил и одного очень шустрого фрица, пытавшегося с пикированием выйти на корабли нашего конвоя.

Нас встречают и проводят сквозь минные поля у Александрии, и мы становимся на якоря на внешнем рейде. В порт заходят только транспорт с танками и 'Аида' с соляром для них. Однако через полчаса к нам пожаловали английские гости во главе с самим командующим Средиземноморским флотом Его Величества сэром ЭйБиСи, адмиралом Эндрю Брауном Каннингэмом. Первоначально они направились на своем катере на крейсер 'Молотов', решив, что командующий нашей эскадрой находится там, но Зиновьев перенаправил их ко мне на 'Совершенный'. Ну что ж, принимаю гостей. Хотя они мне и даром не нужны. Но дипломатия есть дипломатия.

После обмена любезностями со взаимным представлением, адмирал задал вопрос, от которого его давно распирало:

— Мы очень благодарны вам за помощь, особенно за своевременную информацию о немецком налете, ну и за вашу очень меткую стрельбу тоже конечно. Но информация полученная считайте за полчаса до налета это чертовски здорово! Как вам это удалось, сэр?

— Все просто. Радар, сэр! И никаких чудес, — ответил я.

— Радар? Вы говорите о вот этих вот странных штуках у вас на мачте?

— Да, именно о них.

— Хммм... Я видел в позапрошлом году радары в Англии, до своего отбытия сюда. Там антенна, кажется так называется эта штука, занимает пару акров земли. А у вас она такая маленькая и так далеко видит! Это же здорово, что вы смогли разместить их на корабле. Может ли Королевский Флот приобрести у вас такие же?

— Думаю что да. Но как вы понимаете, сэр, это вопрос не моей компетенции. Я доложу своему командованию о вашей просьбе, и уверен, что вопрос будет решен положительно. Мы же союзники.

— Да, я понимаю, понимаю.... Я тоже доложу об этом Первому Лорду Адмиралтейства, пусть он подключит дипломатов.... Я так понимаю, что задерживаться здесь надолго вы не намерены?

— Да, мы пополним запасы топлива и боеприпасов на кораблях, и продолжим путь.

— В Порт-Саид, и далее вокруг Африки? И, должен вас огорчить, у нас нет свободных запасов топлива, мы не можем вас заправить, да и снаряды у нас разные, увы...

— Не беспокойтесь, мы предвидели такую возможную проблему, поэтому один из танкеров в конвое везет топливо именно для наших собственных нужд. А что касается Суэца...Это была бы великолепная возможность посмотреть мир в таком увлекательном путешествии. Но, к сожалению, у нас мало времени, мы спешим, поскольку нас очень ждут в Мурманске, и потому вынуждены ограничиться только круизом по Средиземному морю. Как по мне то оно очаровательно , особенно когда встречаешь новых хороших друзей, таких как вы, сэр! — ну не говорить же сэру ЭйБиСи правду что мы можем просто развалиться от волн и не дойти, уж очень гнусную сталь использовали для корпусов наших эсминцев.

— А вы шутник, командир! — адмирал расхохотался, но вскоре опять перешел на деловой тон, — Понимаю ваши задачи... Раз проблем нет и вы идете в Гибралтар, то может быть вы будете столь любезны и не откажетесь, если к вашему конвою присоединятся кроме двух эсминцев, уже идущих с вами, еще три, два корвета и восемь транспортов? Они идут в Ла-Валетту, это вам практически по пути.

— Да, конечно, — ответил я после не долгого раздумья, — Когда они будут готовы выйти в море?

— Завтра к вечеру, поскольку двум кораблям необходима бункеровка.

— Отлично, мы тоже будем готовы к этому времени. Сэр, вы понимаете что на время пути они все поступают под мое командование ? И надеюсь, сэр, вас не затруднит приказать их командирам прибыть ко мне как можно скорее, чтобы мы могли совместно решить все вопросы этого плавания?

— Вот это деловой разговор настоящих союзников. Да, я понимаю, что именно вы командуете этой объединенной эскадрой. Командиры кораблей получат мой приказ об этом и будут у вас через два часа. А вот танкеры и транспорты еще только проходят Суэц и будут здесь завтра утром, к 10:00.

— Эээ, простите, сэр, к 10:00 по местному времени? Или по Гринвичу?

— Да, я не подумал, что этот нюанс надо уточнять. Разумеется, по местному времени.

— Да, так понятнее, — пока мы говорили, вестовые принесли чай, сэндвичи и коньяк из моих личных запасов. — Ну что ж, коль мы решили все важные вопросы, то предлагаю слегка перекусить. Я знаю что в английских традициях в чай добавляют молоко, но увы, мы давно в море, и молока у нас нет. Зато у нас есть бренди, и я предлагаю тост за нашу встречу и за Победу!

— Да, за Победу! — подхватил сэр Эндрю.

После того рюмки, чашки и тарелки опустели, все немного расслабились, и пользуясь случаем я сначала наговорил сэру Эндрю массу комплиментов по поводу организованной и атаки Таранто в 1940 году, а после, когда он совсем расслабился, попросил его помочь нашим людям, которые прибыли вместе с танками.

— Увы, армия мне не подчиняется, но я попрошу брата, и он проконтролирует, чтобы у ваших соотечественников не было никаких проблем. Тем более что как я слышал, эти ваши новые танки в дребезги разносят жестянки джерри с расстояния в милю, и джерри ничего не могут поделать в ответ...

— Увы, вынужден вас немного разочаровать, гарантированно разносят не с мили, даже сухопутной, а только с километра.

— Все равно это намного лучше, чем наши 'матильды' или 'крусейдеры'. Но откуда, вы, моряк, знаете такие подробности?

— Все дело в том, что прошлой осенью на сухопутном фронте сложилась критическая ситуация, и мне пришлось возглавить оборону на одном из участков — не было никого из офицеров. Вот и пришлось вникать в подробности.

— Хм, так же как и мне здесь и сейчас...

Вскоре разговор закончился обычными любезностями, и гости отбыли к себе. Не успел я пояснить все Петровичу, поскольку в ходе визита адмирала у меня не было времени переводить ему все, как прибыли командиры английских кораблей. Мы достаточно быстро, но подробно обсудили и решили все вопросы касательно построения походного ордера, взаимодействия в бою и в случае отражения воздушной атаки. После этого они отправились к своим соотечественникам, что бы уже у них разузнать подробности нашего совместного плавания от Кипра до Александрии.

Ну а дальше опять началась обычная рутина обычной службы. Хотя утром нам привезли презенты от сэра АВС — цитрусовые, как ни странно молоко и лично мне бутылку ирландского виски. Странно, что ирландского, впрочем, учитывая, что сэр Эндрю родился в Дублине...

А еще через полчаса пришлось совместными усилиями отражать еще одну воздушную атаку. Правда, в этот раз из всех наших кораблей стрелял только 'Молотов', поскольку он стоял дальше всех от берега. Но стрелял он отлично, завалив три 'юнкерса'. Вскоре подошли обещанные танкеры. Три из них вошли в порт, и англичане начали бункеровку. В 16:00 мы покинули вполне гостеприимную Александрию.

В этот раз походный ордер выстраивали несколько дольше, и до утра шли совсем малым ходом, не более 7-8 узлов. Теперь, хоть конвой и растянулся почти вдвое, но на флангах было по четыре эсминца и одному корвету, той самой массовой 'цветочной' серии. С рассветом немного прибавили скорость до привычных уже 10 узлов, благо погода позволяла. То, что погода солнечная меня очень даже напрягало, черт бы побрал Средиземноморье где 300 дней в году светит солнце. Больших кораблей — линкоров и крейсеров врага я не особо опасался — у нас есть радар, обнаружим их издалека и сможем уклониться. Но вот люфтваффе меня тревожило не на шутку. Конечно, бомбардировочные гешвадеры на немецких аэродромах в районе Бенгази за последних два дня мы хорошо проредили, так что возможно там уже вообще ничего не осталось. Но сколько этих воздушных сволочей рейха еще есть в районе 'бутылочного горлышка' Средиземноморья? На Сицилии, в Тунисе, в Триполи и дальше на Сардинии?

Насколько я помню, в конце января — в начале февраля 1942 итальянцы отправляли несколько конвоев из Италии как раз в Триполи, со снабжением своей армии и африканского корпуса Роммеля. И в охране этих конвоев были и линкоры, и тяжелые крейсера, впрочем, на эти конвои крейсерская эскадра Ройял Нэви, которая крутится тут где-то недалеко, охотилась достаточно успешно. Но для нас будет лучше уклонится от такой встречи, и пусть с итальянскими линкорами бодаются англичане, у которых для этого есть свои 'большие парни'. Ну а там как получится. Так что мы потихоньку идем на запад-северо-запад, стремясь держаться на равном удалении и от Африки и от Сицилии.

До Мальты нам осталось примерно двести миль, или двадцать часов ходу, то есть мы сможем быть там завтра к утру, и мы постепенно приближаемся к этому самому 'бутылочному горлышку'. А после Мальты мы пойдем сами. Как обычно, 'Молотов' немного приотстав от конвоя, выпустил самолет-разведчик, который вернулся через сорок минут. Летчик сбросил футляр с донесением о результатах разведки прямо на палубу 'Совершенного'.

В этом донесении была важнейшая информация : с севера, от Мессины генеральным курсом на Триполи следует итальянский конвой из двенадцати транспортов под охраной двух крейсеров, одного легкого, типа 'Гарибальди' и одного тяжелого, типа 'Тренто', и пяти эсминцев.

Мдаааа... Хорошая новость ... Я прикинул на карте. Так... Мы сейчас вот здесь. А итальянцы примерно здесь... И что ж это получается? Вряд ли скорость итальянцев отличается от нашей. Как известно скорость эскадры равна отнюдь не скорости шустрого лидера эсминцев, а скорости самого тихоходного транспорта или тральщика.... Мда... что-то я зафилософствовался.....Итак... Если и мы и итальянцы будем продолжать следовать своими курсами, то еще до наступления темноты мы пересечемся примерно вот здесь. Пожалуй, стоит лечь в дрейф и подождать пока итальянцы пройдут? Или еще лучше свернуть на северо-восток, чтобы увеличить расстояние между нами? Хммм , опять классический вопрос 'Что делать?'. Как он мне надоел!

— О чем задумался, командир? — Петрович отвлек меня от невеселых мыслей.

— Вот о чем, — я протянул Петровичу доклад летчиков.

— Мда, весело получается, — сказал Петрович, прочитав все и посмотрев мои построения на карте,— И что думаешь делать? Будем сворачивать в сторону, и пропускать итальянцев? Или что?

— Будем! — я решился, — И сворачивать и 'или что'! Рулевой!

— Есть рулевой!

— Постепенно снижай скорость. Сигнальщика ко мне. Приказ стоп машина, ложимся в дрейф. Повторить этот приказ всему конвою. Командирам кораблей прибыть ко мне сюда срочно! И англичане тоже!

— Ты что-то задумал? Что-то такое хитрое, как в Констанце или под Новой Одессой?

— Да, Петрович, задумал. Когда все прибудут, объясню. В общем, локатор нам в помощь. А пока не мешай, я хочу еще раз все проверить... — я вновь погрузился в расчеты скоростей, курсов, дальностей и так далее.

Когда все собрались, я объяснил всем ситуацию:

— В Триполи идет итальянский конвой в составе дюжины транспортов под охраной двух крейсеров и пяти эсминцев. Мы пересечемся с ними между часом и тремя ночи. Пользуясь тем, что радаров у итальянцев нет, и стреляют они плохо, мы атакуем итальянцев торпедами. Но в атаку пойдут не все. Приказ о сопровождении конвоя в Ла-Валетту и дальше никто не отменял. Поэтому охранять конвой остаются крейсер 'Молотов', корветы и два эсминца. Что касается эсминцев, в атаку пойдут четыре советских и четыре английских корабля. А по одному остаются для охраны конвоя. Командовать конвоем в мое отсутствие будет капитан первого ранга Зиновьев. Единственное что я могу для вас сделать, это позволить вам самим бросить жребий кому выпадет остаться. Всем ясно?

— Да, сэр! — первыми отрапортовали англичане.

— Так точно, — нехотя согласились и наши командиры.

Со жребием не повезло Воркову и МакФаддену. Они остаются с транспортами.

— Итак, по расчетам мы должны встретить итальянцев вот здесь ночью. Они нас не видят, а мы сможем их видеть, благодаря радару. Они идут примерно так же как и мы — транспорты двумя кильватерными колоннами по шесть единиц в колонне, на флангах эсминцы, головными и замыкающими крейсера. Примерно вот так, — я показал свой эскиз, — Расстояние между колоннами примерно миля, интервалы между транспортами в колонне 3-4 кабельтова. Так вот, мы выстраиваемся в такую же колонну и входим в средину их строя, примерно вот так. Головным иду я, за мной, вы сэр, на'Nestor', потом, 'Стремительный', 'Kimberly', за вами 'Смышленый', 'Kelvin', и 'Способный', и вы, сэр, на 'Kipling'замыкающий.Чтобы мы не били вдвоем по одной цели, то цели для вас джентльмены — по правому борту, для нас по левому, торпедный залп практически в упор, по моей команде 'Файр' как только я поравняюсь с их замыкающим крейсером. Хотя, специально для вас, Джонс, поскольку у вас два торпедных аппарата, то ваши цели будут и справа и слева, она из них такая же, как и у меня — итальянский крейсер. И еще, джентльмены, поскольку у вас нет радаров, а идти мы будем без всяких огней, то ставьте к штурвалам самых глазастых! Не влепитесь нам в корму! Иначе сами вешайтесь! Орудия держать заряженными, но огонь открывать только в ответ на выстрелы итальянцев, себя стрельбой не обнаруживать ни в коем случае, иначе наши цели разбегутся, ищи их потом по всему Средиземноморью. На подходе поднимаем пары, так чтобы после торпедного залпа сразу же дать полный ход. Всем понятно?

— Так точно! Да, сэр! — ответ в это раз был дружным.

— А вы, — я обратился к Зиновьеву, Воркову и англичанам, что остаются охранять наши транспорты, Вы оттягиваетесь вот в этот район, и ждете нас. Если мы не вернемся, завтра до полудня, то следуете на Мальту и дальше. Все ясно?

— Так точно! Да, сэр!

Уже когда все расходились, я шепнул Воркову и Зиновьеву, — Я сообщу сигналом из двух букв — 'о' и 'к' — когда все закончится на нашем обычном канале.

Подготовку к этой необычной атаке мы закончили быстро, выставив торпеды на разную глубину от 4 до 5,5 метров и заранее развернув ПТА. А дальше потянулись томительные часы и минуты ожидания. Хвала Богам Олимпа, погода начала улучшаться — появились тучки, и темная безлунная ночь стала почти полностью непроглядной. После полуночи локатор, в очередной раз включенный на одну минуту, наконец-то показал появление наших целей. Еще через полчаса стало ясно, что итальянцы продолжают идти прежним курсом,хотя и несколько снизили скорость, и теперь идут не быстрее 8 узлов. Еще через час расстояние между нами сократилось до пяти миль, днем нас уже давно бы заметили сигнальщики. Но сейчас ночь, и локаторов у них нет. А я вижу цели. Похоже, что ночью они даже разошлись подальше — между колоннами около двух миль, и расстояние между кораблями в колонне тоже увеличилось до четырех-пяти кабельтовых. Тем лучше, меньше вероятность обнаружения. Мы медленно втягиваемся внутрь вражеского конвоя. Мучительно долго тянутся последние секунды до команды 'Файр!' ...

И вот он, этот долгожданный момент.

— Файр! Огонь! — командую я открытым текстом.

— Full Steam Ahead! Полный вперед! — добавляю после пуска торпед.

На несколько мгновений ночь слегка посветлела, и потянулись последние секунды тишины. 'Совершенный' рванул в ночь как пришпоренный арабский жеребец, я едва не свалился от ускорения.

Итальянцы не успели ни отвернуть, ни открыть огонь, они вообще не поняли, что собственно произошло, как все начало взрываться. У нас было двадцать торпед и у англичан двадцать пять. Петрович и командир БЧ-3 стояли на корме возле ПТА и считали взрывы. Как они утверждают в один голос, взрывов было 43. Хотя как по мне, поскольку я тоже считал взрывы, то взрывов было меньше, но два или три были гораздо сильнее других. Возможно, что несколько раз по две торпеды попадали в цели одновременно. Мы ускоряемся, разгромленный итальянский конвой остался уже за кормой даже замыкающего британца, позади нас продолжает что-то взрываться и что-то горит, но впереди, прямо по курсу возникли из черноты маленькие вспышки. Ну да, наши силуэты теперь видны на фоне пожаров и взрывов. Похоже, что кто-то стреляет по нам из пулемета или автоматической зенитки? Мы пропустили еще одну цель? Таки да, локаторщики докладывают что впереди в пяти милях есть еще одна цель, идущая на нас со скоростью 10 узлов. Раньше она шла в тени моей цели, и мы ее едва не прошляпили. Ну что, кто-то сам напросился на неприятности, судя по скорости это еще один транспорт. Даю соответствующие команды командорам, и вскоре их мелкие вспышки утонули в разрывах наших снарядов. А потом грохнуло! Нет, не так. ГРОХНУЛО! И вспышка громадного взрыва озарила полнеба, и вскоре нам на палубу свалились какие-то обломки, а еще больше обломков упало в воду вокруг. 'Совершенный' изрядно качнуло волной. И наступила почти полная тишина.

Или это я малость оглох?

Еще два часа мы идем полным ходом, потом снижаем скорость до пятнадцати узлов и идем в район встречи. Обещанное РД Воркову и Зиновьеву я отправил уже давно, почти сразу после утопления храброго самоубийцы на танкере с бензином. Ибо что еще могло так взорваться? Хотя может он бомбы вез? Но этого мы уже не узнаем.

Уже на Мальте где нас встретили весьма достойно, ко мне подошел командир английского эсминца' Kipling', шедшего замыкающим, и сказал:

— Командир, я должен вас поздравить! Вы знаете, кого вы утопили?

— Хммм.. Какой-то итальянский крейсер. А что, он разве не утоп?

— Нет, конечно же утоп, я шел последним, и в пламени видел его агонию. Но это не крейсер, это был линкор, 'Кайо Дуилио'. Везучий был черт, ему удалось выжить в Таранто и удавалось ускользать от нас уже больше года! А вы его утопили! Это было что-то феерическое! Я думал — и куда этот сумасшедший советский нас всех тащит? Нас же всех самих утопят. Но Сэр, вы идеально все рассчитали! Все вышло лучше, чем у лорда Нельсона при Абукире! Я ужасно горд, что мне повезло хоть немного служить под вашим началом, сэр! Жаль, что тут наши пути расходятся.

Вскоре английская авиация обнаружила два чудом уцелевших эсминца из охраны итальянского конвоя — один из них был весьма изрядно поврежден, и один транспорт — и торпедоносцы через пару часов исправили наши недоделки. В итоге этот итальянский конвой был полностью уничтожен. А вечером, еще до нашего ухода из Ла-Валетты, ВВС похвасталась успехом. Впрочем, англичане не пытались приписать эту победу исключительно себе и честно сказали об участии в операции, проводившейся под общим командованием Red Admiral Fedoroff, пяти советских и пяти британских эсминцев. ВВС подчеркнуло, что этот тот самый Fedoroff, который в прошлом году разгромил Констанцу. А в конце передачи был объявлен королевский указ о награждении всех командиров кораблей, участвовавших в операции крестом 'За выдающиеся заслуги', а меня как командира — 'Крестом Виктории'. Ну вот, на кой бес нам сейчас такая громкая реклама? Нам бы тихо и спокойно дойти хотя бы до Гибралтара, а то ведь и дуче, и Гитлер, закусив очередным половичком, бросят на охоту за нами все, что наскребут по своим сусекам.

Мы уходим из Ла-Валетты, 'Nestor' и 'Nepal' по-прежнему идут с нами, к ним присоединяется один из английских транспортов с Мальты. Остальные транспорты и эсминцы возвращаются в Александрию. Самое узкое место Средиземноморья между Сицилией и Африкой проходим вполне спокойно. Хотя мне приходилось делать громадные усилия, дабы не показывать окружающим мой мандраж. Идем дальше, стараясь, как и раньше, держаться на равном удалении и от берегов Африки, и от берегов Сицилии. Черт, мы подходим к первой точке рандеву, но как это незаметно сделать на виду у англичан? Локаторщики вовремя засекли одиночную морскую цель, идущую с северо-запада, в район встречи. Вот наконец-то ее видно в бинокль — большая, футов двести длиной, двухмачтовая парусно-моторная яхта под не совсем понятным мне флагом, швейцарским что ли? На всякий случай, а случаи, как известно, бывают разные, ее держат под прицелом. С яхты сигналят ратьером. Хммм... это тот самый опознавательный сигнал. А затем спускают шлюпку, идущую к нам. Захожу в каюту к гостям:

— Ну что ж, товарищи, с вещами на выход, как говорится, ваша яхта почти у трапа. Прощайте и не поминайте лихом.

Они сели в шлюпку, подошедшую тем временем к борту 'Совершенного' и через четверть часа мы разошлись как в море корабли, следуя каждый своим прежним курсом. Впрочем, почему 'как'? Просто разошлись в море корабли, и все.

Дальше все тоже было вполне спокойно и рутинно. До встречи с испанским рыбаком в условленном квадрате, в сотне миль к югу от Альмерии. Мы высадили на встреченную рыбацкую шхуну своих пассажиров и забираем с этой шхуны к себе двоих новых пассажиров. Этими пассажирами оказались двое подростков, мальчишка и девчонка, лет четырнадцати — шестнадцати. Сильно испуганные, и, наверное, от этого несколько заносчивые. Шкипер, говоривший на вполне приличном русском, просил доставить этих детей в Англию. Спрашиваю шкипера:

— Так может их сразу передать на английский корабль?

Шкипер что-то говорит этим детям по-испански и они что-то бурно обсуждают, в итоге, шкипер передает мне общее решение :

— Да, капитан, будет лучше, если вы передадите этих пассажиров на английский корабль и побыстрее. Мы не знали, что в составе конвоя будут английские корабли.

— Хорошо, так и сделаю при первой же возможности.

Странные какие-то шпионские игры. Испания нейтральна, Гибралтар рядом, народ туда и обратно вполне легально ездит и торгует, несмотря на войну. Почему их туда не отвезли без всяких шпионских игрищ? Или они в Испании нелегально? Да и английские конвои тут ходят часто, в отличие от нас случайно-залетных, единственных и скорее всего уже неповторимых. Разве что у этих странных испанцев еще со времен их Гражданской войны сохранилась связь с Москвой? Но как по мне, то лучше будет действительно передать этих детишек англичанам и пусть они дальше с ними возятся.

Детишки остаются в моей каюте, у двери которой я поставил охрану, а тем временем вызываю к себе 'Nestor'. Вскоре я сбагриваю этих детей весьма удивленному командиру 'Нестора' и на всякий случай предупреждаю:

— Я забрал этих детей в соответствии с полученным приказом, они, похоже, англичане и просили, чтобы их пересадили на английский корабль, что я и делаю. Но кто они я не знаю, так что лучше приставьте-ка к ним охрану, пока не передадите их своему командованию.

— Да сэр! Я так и сделаю. Я доложу своему командованию, а приказ как поступить с этими пассажирами и подробные инструкции и новый приказ, куда мне следовать дальше, я получу в Гибралтаре, и возможно, там мы с вами расстанемся. К сожалению, сэр.

Ну что ж, проблемы решены, и можно наконец-то спокойно поспать часиков пять в своей каюте.

Выспаться мне удалось вполне, а вот почти у самого Гибралтара пришлось понервничать .

'Канариас'. Якорный Бабай задери этот испанский крейсер! Из-за какой скалы он выскочил, я так и не понял. Все-таки радар еще весьма не совершенен и цель, даже такую крупную, на фоне близкого скалистого берега не увидел. Впрочем, испанцы шокированы не меньше нас. Они конечно же нейтралы, но после недавней Гражданской войны, в которой мы принимали самое горячее участие, победившие франкисты не испытывают к нам никаких симпатий, так что можно ожидать всего. Держим его на прицеле, но у командира 'Канариаса' стальные нервы — ни один ствол не шевельнулся и не сдвинулся с походного положения. Зато на мачты взлетел сигнал 'Счастливого пути'. Вежливый, гад. Отвечаем тем же и расходимся. Но седых волос это встреча мне прибавила изрядно. Фух, ну вот и разошлись.

Вот и очередной этап нашего похода — Гибралтар. Отправляю очередной доклад в Москву. 'Nestor' и 'Nepal' получают новый приказ Адмиралтейства — они возвращаются в Александрию, сопровождая три транспорта идущих из метрополии. Зато к нам присоединяется крейсер 'Эдинбург' из флота метрополии. Нам сообщают свежие новости. Действительно, после нашей удачной авантюры, закончившейся потоплением итальянского конвоя, дуче и фюрер отдали приказ своим — найти нас и отомстить. Они бросили в бой все, что смогли наскрести, даже не вполне отремонтированные линкоры. И английская ловушка сработала. Сражение, как я понимаю, превзошедшее Ютланд и Доггер-банку, разыгралось буквально вчера в Ионическом море в полутора сотнях миль к юго-востоку от Кротоне. В итоге флота у фашистов на Средиземном море больше нет. Но и Ройял Нэви потерял три эсминца, увы, в том числе и одного из наших бывших спутников — эсминец 'Kelvin' — и крейсер, но большую часть экипажей погибших кораблей англичанам удалось спасти. А еще несколько кораблей, в том числе 'Kimberly', нуждаются в ремонте разной сложности. Так что это практически чистая победа. Снабжение фашистов на островах, и особенно в Северной Африке, будет вскоре прекращено полностью. Вот ведь что любопытно — в этом бою утопла 'Юля', в смысле линкор 'Джулио Чезаре'. Значит катастрофы 'Новороссийска' у нас не будет!

Новость радует, но приходится так сказать 'вылить небольшой ушат холодной воды на головы' разгоряченных англичан.

— Поздравляю, джентльмены с такой знаменательной победой. Но все не так просто, как бы нам этого ни хотелось. Да, флота у фашистов на Средиземном море практически не осталось. Поэтому я склонен думать, что в этих условиях фюрер и дуче наверняка надавят на Виши и заставят Петэна отдать им остатки французского флота. Ведь там, в Тулоне, осталось не так уж и мало, не так ли? Ну и наверняка Гитлер прикажет Деницу усилить подводный террор, германские верфи ведь по-прежнему выдают по дюжине подводных лодок в месяц? И я абсолютно не удивлюсь, если Петэн вообще полностью перейдет на сторону Гитлера. Муссолини с Гитлером напоют Петэну сказок про европейское единство, про Карла Великого и Жанну д`Арк и о том, что эти дикие англичане и еще более дикие недочеловеки русские самые страшные исконные враги Белль Франс, пообещают что-то из ваших колоний и вуа ля, вот еще одним врагом у нас больше.

Поразмыслив, слегка опешившие англичане соглашаются со мной что такая ситуация вполне вероятна. Похоже, что операция 'Катапульта' была для французов — вишистов не последней. Будет им или 'Катапульта-2'. Или присоединение к Свободной Франции. Но все равно решения принимают не они здесь, а совершенно другие люди в Лондоне.

Вот и все, после короткой стоянки с бункеровкой в Гибралтаре, мы идем дальше.

Здравствуй, Атлантика.

Через две недели, сделав большой крюк в океане, мы прибыли в Портсмут. Я бы конечно предпочел бы какой-нибудь порт на западном побережье Англии или Уэльса, например Кардиф, Свонси или Ливерпуль, в общем, подальше от бомбардировщиков люфтваффе. И вообще было бы забавно посмотреть на Леннона и МакКартни в детстве. Упс, Это я о чем... Пашка-то еще даже не родился, а Джонни всего-то полтора года... Да и кто меня отпустил бы гулять по всяким там Мерсисайдам?

Так что приказ есть приказ. И мы идем в Портсмут. А в Портсмуте Фортуна, которая до сих пор была к нам более чем благосклонна, первый раз закапризничала. Нет, налет мы отбили, как и все последующие налеты, совместными усилиями — сначала огнем наших орудий, потом поработали местные 'спитфайры' и 'харрикейны' — без потерь. Но впервые попавший под бомбежку и потому запаниковавший шкипер янки, на чем-то похожем на новенький 'либертос', вломился в борт нашему танкеру с мазутом. Половина этого мазута предназначалась нам для последней дозаправки перед походом через океан в США, а остальное — англичанам. У них с топливом пока напряг. Хотя если Средиземное море очистили от фашистского флота, то вскоре должно полегчать. И очень сильно. А наш танкер хоть и остался на плаву, но половина предназначавшегося англичанам топлива вылилась в море. И если бы этот гад не давал реверс машине после столкновения, а своим носом затыкал бы дыру, и стоял бы так до разгрузки, то потерь было бы меньше. Англичане, разъяренные таким тупым косяком, едва не повесили этого шкипера, обвинив его в шпионаже и диверсии. И тут я с ними полностью согласен. Но ему повезло — успели вмешаться 'большие дяди', заплатившие и за ремонт, и за груз, и массу штрафов, которых королевский суд вкатил этому лоху от всей широты английской души.

Якорный Бабай, как же я устал за этот поход! Мне смертельно хочется спать, поэтому после полуночи, убедившись, что служба несется как положено, вахтенные бдят добросовестно, иду спать до шести утра, приказав будить меня только в случае налета, а если пожалуют какие-то гости, то пусть ждут до утра.

И гости таки пожаловали. Но не ночью, а ближе к полудню. Накануне я отправил краткое сообщение в Москву о завершении очередного этапа похода и к утру пришел ответ — подробный рапорт передать военно-морскому атташе нашего полпредства в Лондоне, который за ним прибудет в Портсмут. Так что с утра я занимался бюрократией и прочим бумагомаранием.

Но что поделать — 'Без бумажки ты букашка, а с бумажкой человек'.

Я уже практически закончил писать свой рапорт, когда в мою каюту вошел старпом.

— Товарищ командир, там что-то странное на причале происходит.

— А что именно?

— Полчаса тому подъехали три больших автомобиля, остановились неподалеку от нас на причале, и их пассажиры сквозь приоткрытые окна наблюдают за нами.

— Ну и пусть себе наблюдают. Наверное, это какая-то важная шишка или богатенький Буратино решил взглянуть на большевиков. О нас местная пропаганда всякие слухи распускала перед войной, что мы хуже черта, вот кто-то и решил посмотреть — а действительно ли у нас есть рога и копыта?

— Может и так, но если это товарищи из полпредства?

— Товарищи из полпредства уже давно бы пришли и не стали бы играть в прятки как эти неизвестные. Но хорошо, я сейчас закончу писать рапорт для посольства и сам посмотрю.

Заканчиваю писанину и выхожу на палубу. Так и есть, неподалеку стоят три больших автомобиля, два 'Роллс-Ройса' и что-то еще, не знаю марку, большое, без крылатой фигурки на капоте. Ну ладно, стоят и пусть себе стоят, они мне никак не мешают. Я решил было вернуться к себе, чтобы еще раз перечитать свой рапорт — а не забыл ли я что-то о чем следует написать? Но тут ко мне подошел старпом и сказал, что с бака видно чуток лучше наших гостей и что в одной машине сидит какая-то девчонка.

— Что??? Девчонка говоришь? — я насторожился, — Неужели Лиза собственной персоной пожаловала?

— Какая еще Лиза? — удивился старпом.

— Ты когда-нибудь принцесс настоящих видел?

— Нет, не видел, а что?

— Так вот Лиза, Элизабет, Елизавета Георгиевна, если по-русски, и есть Принцесса Уэльская, старшая дочь короля Георга Шестого, ныне правящего в Британии, и соответственно наследница престола, которая взойдя в будущем на престол, станет королевой Елизаветой Второй.

— Да? А что, сыновей у Георга нет, что дочь наследница?

— Сыновей действительно нет, только две дочери. Старшая Елизавета, ей сейчас лет шестнадцать, и младшая, Маргарет, ей лет десять или двенадцать, я точно не помню...

Я стоял, опираясь руками на планшир, и капризное зимнее английское солнце решило слегка пошутить, и слегка подморгнуло из-под туч. Лучик солнца, случайно блеснувший на моих нарукавных нашивках, выдал мое звание отнюдь не рядового и еще больше разжег любопытство таинственной незнакомки. Открыв окно машины полностью, она пристально посмотрела на меня. Это действительно Елизавета.

Ну что ж, берем под козырек и вытягиваемся по стойке 'смирно'. Или как там положено встречать коронованных особ?

Поняв, что ее инкогнито разоблачено, Елизавета весело улыбается, кивает мне, поворачивается и что-то говорит своему плохо видимому спутнику, а вскоре машины разворачиваются и уезжают.

Интересно, кто был с ней рядом в машине? Не папа ли Георгий случайно? Неужели наши скромные персоны вызывают столь большой интерес у коронованных особ?

Да что я так совершенно излишне скромничаю-то? Мы действительно вызываем у всех колоссальное любопытство и нешуточный интерес. Образно говоря, нас тут никто не ждал. Все эти согласования и разрешения, контакты и опознавания — это так, формальная вежливость дипломатии. В реале мы тут никому не нужны, но все же мы пришли, и не просто пришли, а совершенно нежданными-непрошенными гостями вломились на чужой задний двор и, походя, играючи, расколотили все крынки на их плетне. Небось, сейчас все прикидывают, а что будет, ежели мы придем сюда бОльшей компанией, чем нынешние скромные пяток эсминцев с одним крейсером? Да и эскорты которые нас сопровождали, шли больше для того чтобы нас контролировать, а не помогать. Вот поэтому и моя скромная персона, как организатора и вдохновителя всего этого и попала в зону повышенного внимания 'больших дядей'. И кто знает, какие приказы получили командиры сопровождавших нас кораблей от сэра ЭйБиСи? Ну ладно, все это так, дележ шкуры не убитого медведя и разговоры 'пикейных жилетов'. Работа, упс, служба зовет.

До вечера нас никто не тревожил, и можно было спокойно заниматься своими делами. А после такого длительного похода на корабле дел очень много. Они все вроде как и мелкие, но их очень много и разных. А Полпред Иван Майский и военный атташе приехали только к десяти часам утра через день. Непонятно почему они так задержались? От Лондона до Портсмута миль 75 всего, насколько я помню путеводители, это два часа на машине. За день можно пару раз смотаться туда и обратно. Ждали какие-то инструкции и приказы из Москвы? И таки да, нам привезли и приказы с инструкциями, и английские деньги. Так же сотрудники полпредства организовали многодневную так сказать культурную программу для экипажей кораблей и судов, что приятно. Очень хочется пройтись по твердой земле. Наше пребывание в Портсмуте продлится еще неделю — собирается большой обратный конвой в США, мы будем частью его охраны, а командовать им будет английский адмирал.

А самое интересное, полпред привез приглашение на королевский прием в Виндзорском замке. Мне персонально, всем командирам и командирам минно-торпедных боевых частей эсминцев участвовавших в знаменитой ночной торпедной атаке на итальянский конвой. Ухты! Эта атака уже стала знаменитой. Так написано в приглашении, это не я придумал.

Майский предполагает, что это не просто формальный дипломатический прием, а вручение наград, о которых было давно объявлено, лично королем. А потом полпред читает нам длинные нотации и морали на тему как себя вести за границей, в Англии в частности и на королевском приеме в особенности. Да черт с ними, с правилами, все равно всю эту формально-бюрократическую галиматью я вот так сразу ни в жизнь не запомню. И стопудово там, в замке , в обязательном порядке будут всякие герольды, персеваны, камергеры и камер-юнкеры со всякими прочими шпрехт-штальмейстерами и мажородомами, которые и будут прямо там, на месте указывать всем и каждому где кому стоять, куда идти и когда говорить. А сейчас надо бы отдать приказания на период моего отсутствия, затем спокойно погладить форму, да и перекусить не помешает. До Виндзора отсюда что-то около 70 миль, пока еще доберемся — проголодаемся, тем более что никто дорогу толком не знает, Майский там тоже еще не был. И вообще непонятно как добираться — в посольскую машину разве что я один помещусь. А остальных куда? Объясняю все это Майскому и отпускаю товарищей командиров на их корабли — у них, тоже, как и у меня, есть уйма своих дел.

Посольским накрыли обед в кают-компании, а я тем временем разобрался с текущими делами и погладил форму. Майский приказал прикрутить к кителю имеющийся у меня Орден Боевого Красного Знамени. Пришлось делать дырку в кителе и отцеплять Орден от Гвардейского знамени. Я знаю, что я раздолбай, хулиган и тому же еще и суеверный в придачу. Врученное нам Наркомом РККФ Кузнецовым Гвардейское знамя не поднято на гафеле, как полагалось бы, а как в пехтуре, хранится на стойке в помещении, в этой самой кают-компании. Я решил, что спускать флаг, который был поднят еще до войны, и который был с нами с самого начала все это время — не просто дурная примета, это измена верному хорошему другу. И такая замена добром не кончится. Вот такой вот я суеверный. Да и не я один.

Пока мы разбирались с формой одежды, решилась и проблема с транспортом — на причал, практически к трапу подъехали три автомобиля с королевскими гербами на дверцах. А шоферами этих машин служат девушки из вспомогательной автомобильной службы английской армии. Отказываться от такого предложения — непростительный грех, так что без особых задержек мы разместились и поехали. Машина постпредства пристроилась за нашим кортежем. Забавно, но водительница нашего 'Роллс-Ройса' — красивая рыжая девушка удивительным образом похожа на красивую рыжую артистку, носящую оригинальное имя Honeysuckle Weeks, из 'Войны Фойла'. В фильме она тоже водительница, только служит в полиции. Не смотрели? Зря, это отличный сериал про нынешние времена и места. В основном детективный, но не только... Хммм, любопытно было бы взглянуть на этого Фойла не в кино, а в реальности. Упс, он же в Гастингсе, а не в Портсмуте, полицией командует, это сотню миль на запад по побережью. Возможно наша водительница -бабушка актрисы? Спросить? Хотя нет, пожалуй, не стоит, мало и у кого какие проблемы в личной жизни могут быть? В общем, как всегда, когда меня куда-то везут, и от меня ничего не зависит, у меня сначала всякие глупые мысли возникают, а потом я засыпаю. Заснул я и на этот раз. Поэтому Англию я так и не увидел, даже из окна автомобиля. Но каким-то шестым чувством я понял, что уже приехали и проснулся.

Герольд провел нас всех в большой зал, Георгиевский, если я правильно понял символику его декора, где уже собралась большая толпа народу, в основном британских моряков, но были так же и армейские, и летчики из RAF, и гражданские. Но вот кого я не ожидал тут увидеть так это всех участников моей атаки — командиров и торпедистов — не только со стоящего почти рядом с нами 'Nestor', но и командиров 'Kimberly', 'Kelvin' и 'Kipling'. Командир погибшего 'Кельвина' тяжело опираясь на трость здоровой левой рукой ( а его правая была притянута повязкой, перекинутой через шею) стоял рядом со своим главным торпедистом, почти не пострадавшим, если конечно не считать большого еще не зажившего шрама на лбу. А рядом с ними стоял сам командующий Средиземноморским флотом сэр ЭйБиСи. Я подошел поздороваться со старыми знакомыми и боевыми соратниками и искренне поздравил их с такой знаменательной победой. Сэр Эндрю так же в ответ поздравил меня. Поговорить нам особо не удалось — и Майский на меня шипел за самодеятельность, не согласованную с ним, и все эти герольды и прочие камергеры ( или как их там называть правильно?). Потому как в зал вошел король и церемония началась.

Теперь, когда церемония началась, и броуновское движение приглашенных по залу прекратилось, я смог лучше рассмотреть всё собравшееся общество. Здесь весь Кабинет во главе с Черчиллем, командование Royal Navy, RAF и армии. Гражданских очень мало, практически кроме министров, это только женщины, наверное, жены, матери и сестры награждаемых.

А у меня в голове возникла одна нехорошая мысль: вряд ли и всех этих коммандеров, коммодоров и адмиралов с генералами везли сюда самолетами из Александрии, Мальты и еще бог знает откуда, только для того чтобы парадно наградить. Англичане никогда своего не упускают, и умеют действовать быстро в изменяющейся обстановке. А обстановка на Средиземноморском театре сильно изменилась, и вскоре изменится еще больше. Роммелю и итальянской армии в северной Африке однозначно уже 'гитлер капут' — без снабжения они долго не протянут. Англичанам даже наступать не обязательно, достаточно просто сидеть в обороне и бомбить все что подвернется. А чуть позже, когда немцы уже будут на последнем издыхании, устроить показательное наступление с окружением и разгромом. Я бы именно так и сделал бы. Так что сейчас они готовят что-то новое. 'Катапульту-2'? Высадку на Сицилию с Сардинией? Или Крит вернут? Интересно, этот засранец Роммель тут тоже резко заболеет дизентерией, чтобы под предлогом ее лечения смыться? Или сам сдастся, не уступая эту роль фон Арниму ?

Что? Это меня вызывают? — Майский сильно тычет кулаком мне вбок, чтобы я вернулся в реальность, а то уж сильно задумался. Да, действительно меня.

Мне вручили орден 'За выдающиеся заслуги'. А еще через полчаса меня вызвали вновь. Похоже что английская бюрократия, готовившая все эти указы о наградах, не поняла что командир эсминца 'Совершенный' и командир всей так сказать эскадры один и тот же человек. (Кстати, восемь эсминцев — это как? Эскадра? Флотилия? Дивизион? Бригада?) Поэтому возникла небольшая заминка и некоторая растерянность у короля, когда я вновь вышел из строя ему навстречу. Но растерянность продлилась какой-то миг, и так или иначе, но Георг Шестой вручает мне 'Крест Виктории'. Блин, да только сейчас до меня доходит — за всю историю этой награды ее удостоились всего полторы тысячи человек. И очень мало у кого есть обе эти награды — VC и DSO. Я теперь что — самый крутой? Или самый тупой? И где-то надо искать подвох? Где, Якорный Бабай, я облажался???? Король что-то говорит... Черт, мне надо ответную речь толкать , что ли? Но не срослось. Ответную речь 'от имени и по поручению' всей советской делегации толкнул Майский. Ну и слава Богам. А то у меня в голове крутятся всякие сумбурные мысли типа 'Не требую награды!' вперемешку с адским желанием перевести на английский мою речугу, сказанную еще в Николаеве при первом награждении. Тут это однозначно не поймут, да и дипломатический скандал СССР никак не нужен.

После всей церемонии был весьма неплохой фуршет и бал. Я хотел было улизнуть, но как это сделать? Нас привезли всех вместе практически под конвоем, и точно так же увезут обратно на корабль, когда торжества закончатся. Найти бы тихий уголок, и спокойно пересидеть все оставшееся время. О, вот кажется и место подходящее — я заметил командира погибшего эсминца 'Кельвин', сидящего на одном из немногочисленных кресел, оставленных для таких как он раненых, и решил его поздравить. Он, так же как и я награжден дважды — DSO 'за участие в знаменитой торпедной атаке' и VC — за уничтожение вражеского линкора, тоже кстати торпедами. Интересно, какого? Не 'Юли' ли случаем? Если так, то надо бы проставиться — он сохранил жизни сотням наших мальчишек.

Но поговорить толком нам опять не удалось. К нам подошел сам сэр Эндрю Каннингэм и следующий за ним по пятам герольд.

— С вами хотят поговорить приватно, следуйте, пожалуйста, за ним, — сказал сэр ЭйБиСи, и указал на герольда.

Единственное что я успел понять, что 'Кельвин' утопил своими торпедами именно 'Джулио Чезаре', ( тот самый не состоявшийся теперь печально известный 'Новороссийск'), но и сам в последний момент получивший ответный 'чемодан' с этого линкора. Кто-то из итальянских комендоров очень дорого продал свою жизнь. Храбрый парень, уважаю.

Блин, это же кому такому важному я понадобился, если сам командующий флотом на побегушках? Королю или Черчиллю?

Но я промахнулся. Слегка. Герольд привел меня к Её Королевскому Высочеству Принцессе Уэльской Елизавете. Я в шоке. И как вести себя с принцессами, Якорный Бабай, путь даже они еще малолетние барышни? Ну что ж поступим по принципу Козьмы Пруткова — 'При приближении начальства следует принять вид лихой и придурковатый'. Вытягиваюсь во фрунт и приветствую:

— Здравие желаю, Ваше Королевское Высочество! — и сам ужасаюсь этой дикой смеси русского и английского.

— Добрый вечер, сэр, — Елизавета царственно кивнула в ответ и указала на кресло напротив своего.

— Благодарю вас, Ваше Высочество, — я не отказался от такой любезности, интересно все же что ей надо от меня?

— Я хочу поблагодарить вас за спасение моих кузенов. Их отец был несколько эксцентрично увлечен идеями справедливости, и потому участвовал в Гражданской войне в Испании, и погиб после установления диктатуры. От его семьи мы долго не получали никаких известий, и потому считал что погибла вся семья. А тут такая приятная неожиданная новость, да еще и от человека, о котором сейчас говорят все. Мы очень благодарны вам, сэр.

Вот так-так. Я всегда знал что, так сказать, ветви генеалогических деревьев европейских аристократических и монарших семей переплетаются весьма и весьма причудливо, но что бы на столько? Хотя, Кропоткин или Ленин с Дзержинским они ведь тоже из дворян, да и в Коминтерне сейчас есть всякие красные графы и бароны.

— Я весьма признателен, Ваше Высочество, что вы изволили уделить мне немного вашего времени. Но право, моя роль в этой истории весьма незначительна. Главное сделали испанцы, имен которых я даже не знаю, именно они все организовали и спасли ваших кузенов. А я всего лишь выполнил приказ моего командования.

— Не скрою, мне было очень любопытно посмотреть на такого выдающегося офицера, — признается Елизавета, застенчиво улыбаясь.

Блин, надо закругляться и сматываться. В зале опять заиграл оркестр. О! Мысля! Попробуем сделать так, и надеюсь, меня пошлют подальше и я смогу спокойно уйти к себе на корабль.

— Ваше Высочество, заранее прошу меня простить, поскольку я совершенно не знаю правил и традиций дворцового этикета. Надеюсь, моя маленькая просьба не будет вопиющим нарушением этого самого этикета и не нанесет ущерба королевской чести? В общем, я хотел бы пригласить Вас на танец. Тур вальса, если Вы будет столь любезны?

Да, такого Елизавета не ожидала, и не смогла сразу ответить. И наверняка она бы меня послала далеко, и я уж было обрадовался, что получу отказ и быстро смоюсь. Но, не тут-то было.

— Да, вы правы, эта просьба несколько нарушает и правила этикета и традиции. Но совсем чуть-чуть. И совершенно не наносит никакого ущерба королевской чести, — слегка заикающийся голос прозвучал у меня за спиной. Это же король! Я вскочил с кресла и опять вытянулся во фрунт.

— Вольно, коммодор! — Позволил (или приказал?) король, — Елизавета, я думаю, будет правильно, если ты подаришь столь храброму офицеру этот танец. И не только этот танец.

Елизавета очень трогательно зарделась от такой неожиданности, но быстро овладела собой и молча кивнула в знак согласия. Я подал ей руку, и через считанные мгновения мы влились в круг танцующих гостей, которые весьма почтительно расступались перед нами.

Идиот! Зачем я все это наделал??? Неужели просто ради того, что бы там, в далеком будущем, читая внукам сказку про Кота-В-Сапогах, между прочим упомянуть: 'А вы знаете, что ваш дедушка был знаком с настоящей принцессой и даже танцевал с ней на настоящем балу?'. Лучше бы король меня послал куда как подальше на что я и надеялся. И зачем он это позволил???

Пока мы танцуем, и у меня в голове крутятся эти сумбурные мысли, Елизавета упрямо смотрит мне в глаза.

Господи, я действительно полный идиот!!! Как же я сразу не понял??? И что я наделал?! Она же в меня влюбилась! У нее же сейчас тот самый подростковый всплеск гормонов, а тут я нарисовался, весь такой храбрый рыцарь в сияющих доспехах о котором все вокруг говорят, да еще и ее папА награждает меня весьма не слабо. Тем более что я не урод, и не ранен как командир 'Кельвина'. Вот у нее 'крышу' и сносит. Я идиот, кретин и болван, как же я об этом не подумал?! Ну зачем мне и ей все эти проблемы? Что ж, была-не-была, но придется говорить откровенно и исчерпывать инцидент в зародыше, пока он не перерос в нечто непоправимое.

— Ваше Королевское Высочество, я сейчас обращаюсь к вам не как к очаровательной девушке, в которую можно влюбиться без памяти — от этих слов Елизавета вновь очаровательно зарделась, — Но как принцессе и будущей королеве Англии. Как к Монарху.

Она нехотя и медленно, но кивает в ответ.

— Вы же понимаете, что монархи не вольны в своих чувствах и что их браки совершаются из высших государственных расчетов. Как бы мы не относились друг к другу, у нас не может быть ничего общего, ибо слишком велика пропасть, разделяющая нас. И эта сегодняшняя встреча абсолютно случайна. Забудьте меня. И я уверен, что вы будете счастливы. Чуть позже. С другим. С настоящим принцем.

— Да... я вас понимаю, я... я... Вы правы, — она готова расплакаться, но все же берет себя в руки и через миг смотрит мне в глаза взглядом не влюбленной по уши девчонки, а взрослой КОРОЛЕВЫ. Вот что значит правильное воспитание!

— Ваше Величество, — делаю ей последний комплимент, — Значит, этот маленький инцидент исчерпан. И я могу надеяться, что эта маленькая история останется абсолютно между нами, и никак не повлияет на отношения между нашими странами?

— Да, мой рыцарь, это я вам обещаю. — Твердо отвечает Елизавета.

Вальс заканчивается, я провожаю принцессу к ее креслу и возвращаюсь к сидящим поодаль раненым офицерам. За время моего отсутствия народу тут прибавилось, и все кресла уже заняты. Кто-то из младших офицеров даже делает попытку встать, но я удерживаю его. А вскоре слуги приносят еще кресла.

— Мы вас поздравляем с наградой, сэр. Но должны сказать, что вы нажили себе много новых врагов, — сказал незнакомый мне раненый летчик, с таким же новеньким VC на груди.

— О, не беспокойтесь, сэр, врагов у нас с вами более чем достаточно, начиная с фюрера и дуче, так что одним, больше, одним меньше, никто и не заметит, ни вы, ни я, ни даже Господь, — я попробовал отшутиться. — А все остальное это детский каприз маленькой девочки, проявившей любопытство к такой редкой экзотике как я, так что ничего серьезного.

Народу шутка понравилась, а вскоре другой лакей принес бокалы с весьма разнообразным и отличным алкоголем, и мы дружно выпили за Победу!

А Елизавета, убежавшая из зала сразу после нашего танца, вскоре вернулась, и дальше весело танцевала с английскими офицерами. Даже с самим сэром ЭйБиСи.

Черчилль и министры уехали сразу после окончания официальной церемонии — что вполне понятно, у них слишком много дел. А вот в толпе гостей я заметил Флеминга, танцевавшего с какой-то красивой дамой, а в перерывах между танцами общавшегося со многими высшими офицерами.

После бала Майский приказал, было мне сесть в его машину. Я выполнил его просьбу, но сначала попросил рыжую водительницу меня подождать. — Посол возвращается в Лондон, а мне в другую сторону, так что будьте любезны меня подождать, я ненадолго.

Когда я сел в посольскую машину, Майский попробовал пошло пошутить на тему моего танца. Я наклонился как можно ближе к его уху (ну насколько это получается в машине) и тихо сказал:

— Иван Михайлович, если не хотите получить в морду, то никогда не говорите такого никому.

А потом громко продолжил:

— Иван Михайлович, вам необходимо известить Москву о готовящихся важных событиях, которые радикально изменят стратегическую обстановку на Средиземноморском театре военных действий. Командование Royal Navy, RAF и британской армии готовится провести в ближайшее время несколько операций. Во-первых, 'Катапульта-2' по захвату или полной ликвидации французского флота. Во-вторых, десантные операции по захвату одного или нескольких островов, наиболее вероятно Сицилии или Крита. В-третьих, после недавних поражений фашистского флота, лишенная снабжения итальянская армия в Африке и корпус Роммеля капитулируют, а после этого произойдет государственный переворот в Италии, с отстранением от власти Муссолини и переходом Италии на сторону антигитлеровской коалиции. Четвертое. Так же существует опасность, что в Германии, заговорщики из числа генералов вермахта ликвидируют Гитлера. Последствия такого события спрогнозировать полностью не возможно. Возможно все, вплоть до замены не только Черчилля, но и короля Георга, на его про-фашистски настроенного братика Эдуарда и войны всей Европы против коммунизма. То есть против нас...

От этих слов Майский охренел еще больше чем от моего более чем непрозрачного обещания врезать ему в рожу, но все же спросил:

— Вы в этом уверены? И откуда вы все это узнали?

— В первых трех пунктах уверен на все 100%. Четвертый -50 на 50% увы. И захват флота и десанты произойдут практически сразу после возвращения всех этих командиров к местам службы. Свержение Муссолини — до полугода. Все-таки власть имущим в обеих странах надо провести подготовительную работу к такой резкой смене курса, в первую очередь пропагандистскую. Невозможно того, с кем воевал два года мгновенно сделать другом. Надеюсь так же, что свой выбор, сделанный еще в мае 1941 года, когда к ним прилетел Гесс, английская элита сделала окончательно.

— Но все же, как вы узнали? Откуда?

— Из того что увидел на этом балу. Вы что думаете, все эти адмиралы, генералы, коммодоры и маршалы собраны здесь только для того чтобы им навешали на грудь всякие красивые висюльки? И кстати, поинтересуйтесь, кто такой и чем сейчас занимается коммандер Йен Флеминг?

— Но как?

— Все, прощайте и не поминайте лихом. Мне пора, служба зовет!

Через полтора часа я уже был на своем корабле, и вновь погрузился в службу.

'Дом, родной дом!' А ведь действительно мой 'Совершенный' — это мой дом.

Ну а дальше все было как обычно, процесс подготовки к дальнему походу вошел у нас уже в привычку и стал рутиной. Но расслабляться нельзя, Океан разгильдяйства не прощает. Впрочем, кроме собственно капризов Посейдона меня больше беспокоят немецкие подводные лодки. И если люфтваффе через сутки после выхода в море до нас уже не дотянется, то эти гады шныряют везде, и вдоль побережья США особенно. Говорили, что фрицы во Флориде даже высаживались на берег и в своих мундирах ходили по ресторанам и кино. Или врут поди? Впрочем, флоридские кино и рестораны меня не интересуют. Меня интересует одно — как обнаружить вражеские лодки?

Вскоре меня, как и всех командиров кораблей, вызвали к командующему Флотом Метрополии, адмиралу Джону Тови и там нас проинструктировали о порядке взаимодействия в конвое, особенно с кораблями, оснащенными гидроакустикой для поиска немецких лодок, о сигналах, распознавании, порядке связи и так далее и тому подобное. Каждому выдали пакет с инструкциями и приказали заучить это все как 'Отче наш'. Учим, выполняем, готовимся.

Александр Хамадан отправил в редакцию громадный репортаж о наших приключениях. Перед отправкой я проверил написанное, в целом мне понравилось и я подсказал только кое-какие мелкие правки. Но забрал фотопленку, он все же умудрился запечатлеть не только награждение, но и мой танец, строго-настрого предупредил, чтобы о танце нигде никому ни звука иначе отправлю на корм рыбам. Вот же еще папарацци начинающий. Впрочем, фотографии с награждением я ему вернул потом.

В последний день перед уходом, небольшой командирской компанией прогулялись по Портсмуту. Впечатления от города не однозначные, но мы посетили его в не лучше времена. Но от некоторых домов я бы не отказался. Посидели немного в пабе, попробовали настоящий эль. Неплохо, но наш 'Янтарь' лучше. А вот виски, которым нас угостил старый бармен, когда узнал, кто я, был великолепен.

Вот и все, труба зовет и 'растаял в далеком тумане' Портсмут.

Туман действительно был знатный, настоящий, английский...

Две недели похода тянулись невыносимо скучно и долго. Единственным развлечением был шторм, после которого пришлось собирать конвой, часть транспортов которого раскидало весьма широко.

А вот и она, красавица— статуя Свободы, встречающая всех, кто прибывает в 'город желтого дьявола с моря'. В порту ужасная суета и дурдом, как по мне такого хаоса в Александрии и Портсмуте не было даже во время бомбежек. А тут в мирных условиях... Возможно, потому и хаос что не бомбят?

В Нью-Йорке, когда к нам прибыли товарищи из консульства, торгпредства и 'Амторга', выяснились некоторые любопытнейшие вещи. Например, я совершенно правильно делал, что максимально возможно берег 'Молотова' и оставлял его в арьергарде. В его арт-погребах главного калибра, кроме снарядов разместили десять тонн золота. Оплата наших заказов сверх ленд-лиза. Кто в Москве так сильно верил в мою везучесть, что рискнул таким грузом? Ну привезли бы мы это золото на пару месяцев позже, уже рейсом из Мурманска, что бы от этого изменилось? Или я ничего не понимаю в высокой политике и за эту пару месяцев изменилось бы очень многое? Что-то я расслабился и начинаю опять тупить. Как там было у профессора Плейшнера? 'Вольный воздух свободы отрицательно действует на неокрепшие мозги'? Сам же говорил Майскому в Виндзоре о грядущих переменах. И кстати, а что там с ними?

Несмотря на кажущийся хаос, работают янки быстро, очень быстро. Через пять дней конвой был готов к выходу в море. Мы идем в Мурманск. За это время я даже на берег сойти не смог. Только в последний миг успел схватить привезенные по моей просьбе американские газеты. Любопытно все же знать — а что в мире происходит?

Всё. Погрузки и формальности закончены. Мы идем домой. Конвой PQ-12. Мощнейшая армада. Четыре крейсера — два британца, один янки, ну и наш 'Молотов', дюжина эсминцев, считая мою пятерку, британский авианосец, и десяток британских корветов и фрегатов ПЛО.

Три дня мы шли спокойно, а потом у янки началась тихая паника — нам навстречу вышел 'Тирпиц'. Для выработки мер противодействия на флагманском авианосце был собран военный совет. Наверное я совсем обнаглел, но предложил повторить тоже что проделал на Средиземном море против итальянцев. 'Тирпиц' конечно же корабль поновее чем 'Кайо Дуилио', 'шкура' у него потолще, но и ему поплохеет, коль пяток торпед в борт заполучит. Тем более что торпеды у нас давно морской смесью снаряжены. И по нашим и английским данным радара у него нет. Хотя я бы на это сильно не рассчитывал. Янки отнеслись к этому несколько скептически, а британцы согласились. DSO и VC всем хочется. И как показал недавний опыт, заработать их вполне реально. Да и денежная премия за утопленный корабль врага полагается немаленькая, особенно за линкор. Нам кстати, ее привезли почти перед уходом из Портсмута, так что она почти вся лежит в корабельном сейфе. Риск? Конечно! Но разве кто-то обещал, что на войне все будет на шару?

Так или иначе, но начинавшаяся паника была потушена практически в зародыше.

А еще через день отличился 'Сообразительный'. Его радар на пределе своей видимости засек в море цель, которая пыталась нас обогнать, что при скорости конвоя не сложно, но и не слишком приблизится к нам. После уточнений у янки и британцев — других их кораблей и подводных лодок в этом районе нет — 'Сообразительный' выдвинулся вперед из строя ордера и наведя орудия по данным радара, обстрелял эту цель. Один из залпов оказался удачным. Лодке, а это оказалась подводная лодка, разнесли рубку, повредили легкий корпус и рули, да и прочный корпус тек как дуршлаг, от разошедшихся заклепок. Немцы, не имея возможности погрузится, попытались отстреливаться из единственного орудия, но подвиг итальянцев с 'Торричелли' повторить им не дали и быстро утопили. В плен попало десяток выловленных из воды фрицев, сейчас они сидят в форпике 'Сообразительного'. Так что я с радостью пишу Сергею Воркову представление на Героя Советского Союза, по совокупности — у него больше всех сбитых и потопленных. Всем остальным командирам кораблей, Петровичу, моему старпому, командирам БЧ представления на Боевое Красное Знамя. Уверен, командование уважит.

Но как говорится, долго сказка сказывается, а события несутся вскачь бешеным галопом, намного быстрее, чем успеваешь их записывать.

Как мы позже узнали, немцы тоже запаниковали, узнав про авианосец. Ведь именно палубный 'Свордфиш' и вкатил 'Бисмарку' торпеду, с которой и началась его агония. Постреляв ночью непонятно во что, но принятое в темноте за корабли конвоя, 'Тирпиц' и его эскорт повернули к берегам Норвегии и попытались спрятаться во фьордах. Это им удалось. Частично. От нашей эскадры они действительно спрятались. Но из этих фьордов 'Тирпиц' выйдет уже только после войны в виде металлолома и пойдет прямиком в наши мартены.

Сначала Лунин, как и в моей истории, только на четыре месяца ранее, подкараулил его на входе во фьорд. И вкатил в него полный торпедный залп из всех шести носовых аппаратов. А через двое суток отлежавшись на дне, спокойно ушел домой. Но эти двое суток дались экипажу лодки очень тяжело — воздух был в напряге еще до атаки.

'Тирпиц' же потерял гребные винты одного борта, причем один винт вместе с куском гребного вала и борта, перо руля, и изрядно хлебнул воды. Эскорт с громадным трудом втащил накренившегося подранка в глубину фьорда. Впрочем, эти подробности выяснили только после войны, от пленных. А сейчас было известно только то, что 'Тирпиц', сильно повреждённый, стоит у пирса с большим креном на левый борт и дифферентом на корму, и выйти в море для боя не может.

А еще через две недели в этом фьорде его добила наша авиация. Шесть самолетов Ар-2, специально модернизированных чтобы нести управляемые сверхзвуковые бомбы калибром 1200 кг, совершили один вылет, добили 'Тирпиц', и утопили попутно один немецкий эсминец, какую-то портовую мелочь и уничтожили запасы топлива. Горело и взрывалось там все и знатно. Говорят, что взрывы этих бомб были слышны за полсотни миль. Этого я не знаю, сам не слышал, а подробности этой атаки я узнал только после войны. От своего деда, принимавшего в ней участие.

В своих прогнозах я немного ошибся.

Во-первых, в сроках проведения операций.

Во-вторых, в одном слове 'или' и названии острова. Я в очередной раз убедился, что в дилеммах 'или' — 'или' правильный ответ всегда 'и'.

Британцы начали операцию 'Катапульта-2' (в очередной раз предупреждаю что это название придумал я чисто для условности, как назвали эту операцию , те кто ее планировал мне никто не докладывал, естественно) еще когда мы были в Гибралтаре.

Но все по порядку.

Дело в том, что два французских линкора, правда ровесника утопленного мной 'Кайо Дуилио', но все еще достаточно мощных, и главное престижных — линкор всегда престижен — застряли в Александрии еще в 1940 году со времен капитуляции Франции. Тогда британцы 'во избежание и на всякий случай' их частично разоружили и заставили слить топливо. Но после недавних побед на море, сэр ЭйБиСи решил, что содержать и дальше ораву бездельников и чемоданы без ручки — непозволительная роскошь. И на эти корабли прибыла королевская морская пехота, как почетный эскорт Каннингэма.

Перед французами сэром ЭйБиСи вопрос был поставлен ребром. Или доблестные французские моряки присоединяются к Свободной Франции и Объединенным Нациям, чтобы совместными усилиями разгромить нацизм и освободить всю прекрасную Францию, или 'моряков у короля много' и они займут ваши места на боевых постах. А вы, как пособники нацистов пойдете за борт на корм рыбам. На размышление было дано всего три минуты. Большинство французов согласилось с таким предложением, ну а те, кто упирался, тут же оправились в обещанное плавание. После этого началась интенсивнейшая подготовка этих кораблей к бою и походу под плотным контролем франкоговорящих офицеров Ройял Нэви.

Кульминация всей этой операции произошла, когда мы были уже в Нью-Йорке. Британский Средиземноморский флот, усиленный кораблями Свободной Франции, а для придания максимального политического эффекта, еще и кораблями норвежского и голландского флотов, а так же одним польским эсминцем, прибыл в практически беззащитные с моря Тулон и Марсель. Пропагандой все было обставлено так, что это операция именно Свободной Франции и Объединенных Наций, а Ройял Нэви — так, просто в гости пришли ну и слегка помочь, ежели что не так. На 'александрийском сидельце' — линкоре 'Лориан' прибыл и глава Свободной Франции — Шарль де Голль. Подозреваю что SAS и прочие британские коммандос прибыли в Тулон и Марсельбез всякой рекламы заранее — уж очень все гладко прошло. Гости пробыли во Франции трое суток. Итог всей операции был такой — около двух третей личного состава экипажей и 85 кораблей и вспомогательных судов Французского флота, бездельничавшего в Тулоне, присоединилось к Свободной Франции. Все что могло после очень сжатой подготовки выйти в море, пусть даже и фактически безоружное — вышло в море и ушло. Не боеспособные корабли под небольшим конвоем пошли в Алжир, который уже был под фактическим контролем британцев, хотя формально являлся бОльшей частью Свободной Франции. Остальное было взорвано или полностью приведено в негодность. Все запасы топлива выкачаны на корабли объединенного флота. Уходящие французы во избежание возможных репрессий смогли даже вывезти свои семьи — им дали на это сутки. Хотя некоторые французы именно под предлогом необходимости спасения семей дезертировали. Ну а с явно про-нацистки настроенными никто не церемонился, причем все проделали сослуживцы, отлично знающие кто чем дышит. Возможно, антинацистки настроенных французов было и больше — минимум четверть личного состава дезертировала уже давно, не желая служить мутному вишисткому режиму.

Хотя как по мне, то Франция всегда была тем союзником, для которого требуются те самые 20 дивизий — если она враг что чтобы разгромить, а если союзник — то держать заградотрядами дабы ее армия не разбежалась.

Из Марселя были уведены все находившиеся там торговые суда, в том числе и нейтралы. Нейтралы пытались было ерепенится, но им тоже очень быстро объяснили, что за фрахт им заплатят, ну а если они не согласны с ценой — то 'у королей много' других отличных моряков, тем более что на борту у них нашлась военная контрабанда. В портах Марселя и Тулона осталась только рыбацкая мелочь — есть-то оставшимся что-то надо, да и возможность нужного человечка принять в море и привезти на сушу тоже не лишняя.

А все боеспособное двинулось назад, на Мальту, но не напрямую, а через Корсику. В итоге Аяччо стал главной базой флота Свободной Франции, а сама Корсика — собственно этой самой Свободной Францией, на которую англичане спешно перебрасывали авиацию и средства ПВО.

В Африке, немцы и итальянцы, лишенные снабжения и постоянно избиваемые с воздуха, долго не сопротивлялись образцово-показательному наступлению, которым командовал все тот же Монтгомери. Хотя Каннингэм — младший после войны всегда ворчал, что он бы и сам разобрался, а тут прибыл нахлебник делить шкуру не им убитого медведя. Наши танки были на острие этого удара, и показали себя прекрасно. Особенно после проведенной модернизации — установки новых английских ТПУ, раций, электроприводов башни и новых прицелов. Потеряны были безвозвратно только четыре танка. Увы, но спрятанный среди хаоса построек и руин медины 'ахт-ахт' в борт с пятисот метров или даже менее, это смертельно для всех.

Роммель так же попытался удрать под предлогом необходимости лечения дизентерии. Но на сей раз засранцу не повезло. Летчики RAF, получающие немаленькие суммы за каждый сбитый вражеский самолет, давно решили что лишних фунтов не бывает, и охотились на все что движется или летает, и что в 'тетушке Ю' улетающей из Триполи на последних каплях бензина, да еще и с эскортом, наверняка сидит важная персона. Поэтому оторвались от всей души.

А через два дня после капитуляции в Триполи африканского корпуса и частей итальянской армии в Африке, союзники высадились и на Сицилии и на Сардинии. Союзники, потому что к англичанам присоединилась и морская пехота янки. Пока только одна бригада, больше американцы не успевали перебросить на Средиземноморье. Черчилль упирался против участия американцев как мог, долго и упорно, до последнего, но и его уломали — увы, ленд-лиз нужен и Британии. Союзники могли бы высадится и раньше, но сэр ЕйБиСи решил что моральный фактор — уныние и подавленность от новости о капитуляции у итальянцев будет не лишним плюсом для союзников. Так и случилось, сопротивление практически никто не оказывал, ну кроме считанных фашистских фанатиков, а большинство итальянцев встречало томми и янки либо равнодушно (понимая что 'белые пришли — грабят, красные пришли — грабят'), либо радостно как освободителей.

Говорят, что узнав обо всем этом, маршал Петэн весело ухмыльнулся и тихо сказал 'А я и не сомневался в моих французах. Ну а я за всех буду пить цикуту'. Другие говорят, что Петэн только молча ухмыльнулся. Наиболее вероятно, что все это не более чем красивые легенды, сочиненные историками и журналистами уже в послевоенной Франции. Но, так или иначе, кроме пустопорожних пропагандистских заявлений, никаких особо активных действия правительство Виши не предприняло, и заняло выжидательную позицию.

Маршал Бадольо с согласия и по приказу короля Италии Виктора-Эммануила Третьего сверг и арестовал Муссолини уже летом, в июне. Подозреваю, что итальянцы могли проделать это и раньше, но союзники были не готовы к открытию фронтана самом 'сапоге', а не на островах, куда при отсутствии флота немцы не могли перебросить свои войска.

Гитлер по поводу новостей из Африки и Франции рвал и метал, но сделать ничего не мог. Началось наше контрнаступление. 'Старые маршалы', — Ворошилов на севере, Буденный на юге и Тимошенко в центре, которые так и оставались командующими стратегическими направлениями (ну не успели все они так сильно накосячить как в моей истории, чтобы их сняли с командования) совместными усилиями окружили и расчленили на три котла гитлеровскую группу армий 'Центр'. Первоначально получилось, конечно, как с тем знаменитым медведем из анекдота. Тимошенко в целом действовал так же как и в операциях под Ростовом-на-Дону и Ельцом в моей истории, но толи из-за отсутствия опыта наступлений у всех командиров, толи из-за предательства командарма Лукина (а скорее всего из-за синергического эффекта всех этих факторов), первоначально получился большой Демянск. Но еще одним ударом с юга, от Винницы, кольцо окружения все же замкнули, и к июню 1942 года большая часть территории СССР, временно потерянная летом-осенью 1941 года, была освобождена. Из 'старых маршалов' в относительной немилости был только Кулик, из-за того, что попал в окружение под Минском, когда спасал проваленное Павловым, и после долго бродил по лесам. Но и он вполне грамотно и успешно командовал армией на Прибалтийском фронте у Ворошилова.

Ну вот с походом и все, наш поход подходит к финишу — тот самый Рыбачий начинает проступать из тумана. Или это не Рыбачий? Ну плохо я еще знаю местную лоцию, плохо. Но в любом случае по счислению до Мурманска уже рукой подать. А вот и комитет по торжественной встрече — во главе со старым добрым 'Новиком'...

Мдаа.... Кто там говорил о непроницаемости английских туманов? Мурманские туманы они гораздо круче английских. Да и фарватер Кольского залива намного запупындреннее фарватера Днепро-Бугского лимана. Не было бы встречающих, черта с два сами бы разобрались так быстро кому куда идти и какому причалу швартоваться.

Из воспоминаний командира эсминца 'Сообразительный' Сергея Воркова.

С. С. Ворков. Мили мужества: документальная повесть. — Киев: Политиздат, 1972. — 116 с.

(РИ. Альтернативы добавленны в скобках — В.П.)

'(Через неделю после выхода в море из Гибралтара) заморосил мелкий дождь. Затем пошел снег. Резко усилился ветер. Вскоре он достиг девяти баллов. Крупная волна, словно тяжелый молот, ударяет о борт корабля, от чего корпус дрожит и кренится. Боцман старшина 2-й статьи Макар Еременко и краснофлотцы Николай Пискунов и Михаил Головкин с трудом пробираются по палубе от поста к посту, рискуя в любую минуту быть смытыми волной.

Подзываю старпома Беспалова:

— Обойдите корабль лично. Еще раз проверьте, все ли надежно закреплено, все ли помещения задраены.

Вводим все котлы. Выждав момент, перебегаю по мостику за штурманскую рубку.

— Как себя чувствуют машинисты? — звоню командиру электромеханической боевой части.

— Почти всех укачивает, но вахту несут исправно. Не подведут, товарищ командир.

Температура в машинных отделениях доходит до 40 градусов. В первом отделении краснофлотец Владимир Юркевич заканчивает ремонт турбодинамо.

Строй конвоя нарушен. Идем малым ходом. Во многих местах люки, двери, иллюминаторы деформированы. Волной сорваны вентиляционные грибки. По борту корабля и на палубе образовались трещины. Вода просачивается в жилые помещения.

К вечеру ветер еще больше усилился. Теперь он достигает одиннадцати баллов. Но промокшие краснофлотцы не покидают верхних боевых постов. Делаем все, чтобы сохранить живучесть корабля. В кубрики и другие служебные помещения эсминца просочилось уже до 300-400 тонн воды.

В 22.00 сорвало шлюпку. Она повисла на одном тросе. К ней пытается подобраться Еременко, но его сбивает волна. Протискиваясь между мачтами и надстройками корабля, он все же ползет к шлюпке. Николай Пискунов страхует его с помощью пенькового троса. И вдруг сильная волна накрывает Еременко.

— Назад! — кричит Беспалов. Прожектор обращен к смельчаку. Вот появляется его голова...

Дружно борются за спасение товарища моряки. Вскоре уставшего, мокрого с головы до ног Еременко вытаскивают и уводят в кубрик.

Во время шторма особенно тяжело трюмным машинистам, несущим вахту у испарителей. Опреснители не успевают готовить воду для котлов. Соленость воды повышается. Это может отрицательно сказаться на работе главных турбин. Если котлы вскипят, их придется вывести. Тогда будут остановлены и турбины. Корабль потеряет ход.

Раздается сигнал носовой аварийной партии — на баке, над помещением кладовой с провизией сорвало люк. Старший краснофлотец Николай Амельченко стремглав бросается к полубаку, но волной отброшен к пушке. После нескольких безуспешных попыток ему все же удалось закрыть люк.

Днем сквозь снежную завесу мы заметили три транспорта. Докладываю об этом командующему эскадрой. Получаю приказ опознать транспорты.

— Лево на борт! На румб сто семьдесят градусов! Боевая тревога!

Подходим на расстояние торпедного залпа. Однако ни артиллерию, ни торпеды использовать невозможно: слишком большой крен корабля. Он превышает 45 градусов. Вскоре на транспортах заметили наш эсминец. Отчаянно машут фонарями. Ага, это же нейтралы. Турки. Вон и флаги их, нарисованные вдоль бортов.

Израсходовав более половины запаса топлива, облегченный корабль раскачивается из стороны в сторону. Эсминец 'Способный' (болтает еще больше, похоже что) у него оставалось еще меньше топлива. Идем в кильватер лидеру. Ветер не стихает. Ход десять узлов. Все время увеличивается крен на правый борт. Оказывается, трюмные машинисты перекачали топливо из нефтяных ям на один борт. Пытаемся выровнять корабль, но крен увеличивается до 50-55 градусов. Когда волна ложит 'Сообразительный' на борт, кажется, что корабль больше не поднимется. В такие моменты приходится резко перекладывать руль в сторону обратного крена корабля и прибавлять ход. Но из-за вынужденного маневрирования расходуется слишком много топлива.

Вдруг на юте со стеллажей сорвались глубинные бомбы и покатились по палубе. При таком шторме и среагировать вовремя не успеваешь — очередная волна выбрасывает бомбы в море.

(Но к счастью постепенно шторм стихает, крен удается выровнять, постоянно откачивая воду за борт. Ну вот показалась на горизонте очередная цель нашего похода.)

Пройдя ворота порта, направляемся в след за портовым буксиром куда приказано — нефтяному причалу. Машины застопорены. Подходим ближе, даем задний ход, но машины не отрабатывают. Корабль движется прямо на причал.

— Нет больше топлива. В котлах сел пар, — докладывают с энергопоста.

— Отдать оба якоря!

Гремят якорные цепи. Постепенно прислоняемся к причалу.

Окончилась восьмидневная борьба за жизнь корабля. Люди совершенно выбились из сил. Находясь все время на грани катастрофы, мы прибыли (в Портсмут), не потеряв ни одного бойца.

После осмотра корабля было обнаружено немало повреждений: 14 трещин на верхней палубе, служебные и котельные помещения затоплены, в кубриках и трюмах полно воды. К тому же на эсминце остановились все механизмы.

Но не пройдет и (трех) суток, как опять взовьется флаг — и (мы снова готовы выйти) в море, в очередной боевой поход.

(Теперь, после всего пережитого в Атлантике, я понимаю, почему Командир принял решение прорываться напрямую через Средиземное море. А позже мне здорово влетело от Командира за то, что не доложил об окончившемся топливе и не вызвал буксир — ведь эта авантюра могла кончится весьма и весьма печально и позорно.)'

Увы, от штормов пострадал не только 'Сообразительный'. Уже на последнем этапе нашего долгого пути, у крейсера 'Молотов' в результате очередного шторма была повреждена обшивка на левом борту в кормовой оконечности от 264-го шпангоута до транца, по левому борту лопнули 4 шпангоута (с 290 по 293-й), сломан кормовой клюз, на 400 мм вогнут форштевень, затоплен таранный отсек, повреждены трубопроводы отопления в кормовых помещениях и оборудование отсека дымаппаратуры. Ремонт крейсера выполнялся на судоремонтном заводе в Молотовске, однако форштевень полностью выправить не удалось, что снизило максимальную скорость 'Молотова' на 2-3 узла. Подобные проблемы были у всех кораблей. Собственно говоря я знал о том что это может произойти и постарался принять все возможные меры для предотвращения этих проблем. На 'Совершенном' мы отделались лишь одной трещиной, которую заварили еще в Портсмуте. Но не у всех командиров была возможность сделать это во время подготовки к походу, а в довоенные времена мои советы никто не слушал. Частично опыт постройки 'Молотова' был учтен при строительстве следующего корабля серии — крейсера 'Фрунзе', командиром которого, только что, вскоре после нашего прибытия в Мурманск, назначен старший офицер 'Молотова', как имеющий опыт дальних боевых походов. Аналогичные повышения — должности командиров кораблей, только не крейсеров, а новых эсминцев, получили и старшие офицеры всех наших эсминцев, участвовавших в этом походе.

Получил вскоре повышение и я. Но, увы, на штабную должность командира бригады эсминцев. Вот дослужился, комбриг, как говорится, адмиральская, по сути, должность. Как по мне, то это очень сомнительное повышение. Я бы предпочел остаться каплеем и до самого послевоенного дембеля командовать своим 'Совершенным'. Но командованию, как известно всегда виднее.

* * *

Вальтер Шелленберг . Лабиринт.

РИ 1951 г. (Альт вариант в скобках)

В начале 1942 года меня вызвали на доклад в штаб-квартиру фюрера, находившуюся на Украине. Гиммлер занял для себя и своего штаба прекрасно расположенную офицерскую школу , превратив ее в полевой командный пункт. Чтобы встретиться с Гитлером и обсудить с ним обстановку, Гиммлер ежедневно совершал поездки в своем мощном штабном автомобиле по автостраде.

На следующее утро после приезда, адъютант Гиммлера Брандт вызвал меня на доклад. Он сказал, что Гиммлер во второй половине дня планировал поехать к Гитлеру и захотел перед поездкой узнать от меня о состоянии китайско-японских переговоров о компромиссном мире. Мой доклад длился почти всю первую половину дня. Под конец Гиммлер спросил меня неожиданно: 'Вы выглядите таким озабоченным, что, плохо себя чувствуете?' 'Напротив, рейхефюрер, — ответил я, — лечение у Керстена придало мне новые силы'. Гиммлер изучающе посмотрел на меня и сказал, что ему приятно слышать о взаимопонимании, достигнутом между мною и Керстеном. Тут я решился перейти прямо к делу.

'Я знаю, — сказал я, — насколько вы заняты, но все же я хотел бы вернуться к важнейшей части моего доклада. Но я не хотел бы начинать разговор, прежде чем узнаю, достаточно ли у вас времени, чтобы спокойно выслушать меня'.

Гиммлер занервничал: 'Что-нибудь неприятное, что-нибудь личное?'

'Ничего подобного. Я хотел бы вам сообщить о деле, которое, может быть, потребует трудных решений'. В этот момент в комнату вошел Брандт. Гиммлер дал ему несколько распоряжений и сказал, глядя на меня, что он думает перенести свою поездку к Гитлеру и после обеда ожидает меня снова у себя.

Во время обеда Гиммлер был удивительно весел и общителен. Я предполагал, что за этим скрывается хаос чувств и мыслей, царящий у него в душе, которые он хотел насильственно подавить. Иногда он добивался этого, становясь особенно жестким и холодным, а иногда, как и теперь, надевая маску беззаботности и сердечности.

После обеда он сразу же вызвал меня в свой кабинет. Он встал из-за письменного стола, что случалось редко, подошел ко мне и спросил, не хочу ли я чего-нибудь выпить. Затем он пригласил меня сесть и закурил сигару — что было тоже совершенно необычно для него.

'Прошу вас, начинайте', — сказал он вежливо.

Я попросил у него разрешения начать издалека, учитывая необычность темы, которую я намеревался обсудить. Гиммлер кивнул в знак согласия. Я начал рассказывать ему один небольшой эпизод из своего прошлого, когда я был референдаром в суде. Мне очень хотелось отделаться от одного очень сложного судебного дела, и я заранее, пока оно еще слушалось, написал в своем отчете, какой приговор вынесен. После этого председатель суда вызвал меня к себе и сказал, что в моем отчете о слушании дела отразились два качества — пунктуальность и умение очень быстро работать (о втором качестве он упомянул в ироническом тоне). Он пожелал дать мне несколько добрых советов, которые, он надеется, я учту на будущее. Он по-деловому объяснил мне, что из материалов дела можно сделать самые различные выводы. Я должен, спокойно взвесив все обстоятельства, учесть все возможные решения, а не идти лишь одним путем, придерживаясь единственного решения. Не только в юридической практике, добавил он, но и позже, в жизни, человек встречается с настолько разными оценками проблем, что ему никогда не мешает вспомнить о возможности альтернативы.

Гиммлер удивленно смотрел на меня из-за сверкающих стекол своего пенсне со смешанным выражением любопытства и недоверия. Я выдержал его взгляд и продолжал: 'Я на самом деле никогда не забывал эти слова, и, в конце концов, они побудили меня, рейхсфюрер, задать аналогичный вопрос вам'. Я еще раз глубоко вздохнул и произнес:

'Осмелюсь спросить, рейхсфюрер: в каком ящике вашего письменного стола прячете вы вариант решений относительно конца войны?'

Гиммлер сидел передо мной, совершенно ошеломленный. Лишь после томительного молчания он обрел дар речи: 'Вы что, с ума сошли?'. Голос его почти прервался. 'Вы не в себе? Как вы вообще осмелились разговаривать со мной в таком тоне?'

Я ждал, пока схлынет первое возбуждение. Затем я ответил: 'Я знал, рейхсфюрер, что вы прореагируете на мои слова именно так. Я даже думал, что мне придется еще хуже'.

'Вы заработались; вам необходимо на несколько недель уйти в отпуск', — сказал Гиммлер. Его голос был уже не таким громким и раздраженным, что подбодрило меня и я продолжал говорить. В. общих чертах я обрисовал ему соотношение воюющих сторон в настоящий момент, опираясь на свои сведения. Говоря это, я заметил, что мои объяснения заинтересовали его. Он молча покачивал головой, не прерывая меня.

'Даже такой человек как Бисмарк, — сказал я в заключение, — находясь на вершине своего могущества, держал наготове вариант решения. Сейчас Германия пока еще находится на вершине своего могущества и еще имеет неплохие шансы побудить своих противников пойти на компромисс'.

Гиммлер встал и в раздумье стал расхаживать по комнате. 'Пока советчиком фюрера является Риббентроп, этого не произойдет', — произнес он, как будто разговаривал сам с собой. Я тут же подключился, торопясь, пока настроение Гиммлера не изменилось. Ведь если мне сейчас не удастся утвердить его в решимости действовать и вырвать у него согласие, которое связало бы его, то следовало ожидать, зная его характер, что он, попав под влияние Гитлера, вновь проявит колебания. Поэтому я, не теряя времени, постарался укрепить его мнение о Риббентропе как о деятеле, которого пора сменить.

'Он постоянно отклоняет мои предложения по внешнеполитическим проблемам и выступает против них', — сказал Гиммлер. Здесь я еще подбросил дров в огонь, стремясь разжечь его злобу против Риббентропа, напомнив ему, что только из-за своеволия и близорукости Риббентропа усилия японцев выступить в роли посредников между Германией и Россией, а также наши попытки посредничества между Японией и Китаем потерпели крах. Кроме того, я упомянул о том, что на советских заводах стали использоваться китайские рабочие.

Гиммлер медленно подошел к своему письменному столу, на котором стоял большой глобус. Он провел ладонью по обширному пространству, занимаемому Советским Союзом, потом повернул глобус и указательным пальцем коснулся крошечной территории Германии. 'Если мы проиграем войну, нам не будет спасения', — сказал он. Затем он так же показал рукой на Китай: 'А что будет, если однажды Россия объединится с Китаем? Особенно если это приведет к смешению рас?'

Затем он погрузился в раздумье, которое прервал словами: 'Боже, покарай Англию!' После этого он повернулся ко мне и спросил: 'Какой результат будут иметь ваши идеи на практике? Откуда вы знаете, что вся эта история не ударит по нам самим, как бумеранг? Ведь вполне может случиться, что в ответ на наши предложения западные державы поторопятся договориться с Востоком'.

'Если вести переговоры как следует, эту возможность можно предотвратить', — возразил я.

'А как вы намереваетесь действовать?'

Я объяснил, что такие переговоры ни в коем случае нельзя вести по официальным дипломатическим каналам; для этого следует использовать политическую разведку. В случае неудачи участников переговоров можно дискредитировать и бросить на произвол судьбы. С другой стороны, для противной стороны важно знать, что лицо, с которым она будет иметь дело, на самом деле имеет за собой авторитетных покровителей. Если он, Гиммлер, согласен наметить такого человека и одновременно пообещает до конца года отстранить Риббентропа от исполнения обязанностей министра иностранных дел, я бы смог попытаться установить контакт с западными державами. Устранение Риббентропа свидетельствовало бы о новых веяниях, что обеспечило бы нашим предложениям необходимую поддержку.

Здесь Гиммлер прервал меня: 'Пожалуй, я бы смог уговорить Гитлера расстаться с Риббентропом, если бы был уверен в поддержке Бормана. Но нам нельзя ни в коем случае посвящать Бормана в такого рода планы. Он способен вывернуть все наизнанку и заявить, что мы хотим заключить блок со Сталиным'. Он задумчиво покрутил на пальце кольцо со змейкой — верный признак того, что он сосредоточенно размышляет.

'Вы действительно думаете, что смена министра иностранных дел явится в глазах наших противников достаточным доказательством нового курса германской политики?'

Я тотчас же ответил утвердительно.

'А не случится ли так, что наши противники примут это за проявление слабости с нашей стороны?'

Я еще раз изложил ему, каким путем намереваюсь идти. Слушая меня, Гиммлер кивал головой, видимо, соглашаясь с моими мыслями. Внезапно он повернулся к стене и стал рассматривать висевшую на ней карту Европы. Через некоторое время он сказал: 'До сих пор вы разъясняли мне только необходимость принятия альтернативных решений в принципе. Давайте-ка обсудим теперь конкретную основу, на которой могли бы вообще проводиться эти переговоры. Начнем с англичан'.

'Судя по имеющейся у меня информации, — сказал я, — англичане будут настаивать на том, чтобы мы, по меньшей мере, ушли из Северной Франции. Вряд ли они будут терпеть немецкие батареи на побережье в районе Кале'.

'И вы считаете, что при определенных условиях союз с братским нам народом был бы невозможен?'

Я пожал плечами и ответил: 'Сейчас об этом рано говорить'.

'А как насчет германских областей на материке — с Голландией и Фландрией?'

'Видимо, мы должны будем предоставить этим странам их прежний статус, — сказал я. — При этом можно было бы, — намекнул я на его расовую политику, — поселить верные нашей идеологии элементы на германской территории'.

Гиммлер делал своим зеленым карандашом пометки на карте, обозначив Голландию, часть Бельгии и Северную Францию как объекты будущих переговоров. 'А Франция?' — спросил он, колеблясь.

'Здесь я представляю себе возможным решение, ориентирующееся на объединение экономических интересов Германии и Франции. Тем не менее, необходимо будет восстановить политическую независимость Франции. Не следует вновь обременять германо-французские отношения доктринерскими предрассудками или политическими воспоминаниями. Это касается и Эльзаса. Вы знаете, я сам родом из Саарбрюкена и по собственному опыту знаю, сколь опрометчиво поступила Франция, присоединив к себе после первой мировой войны Саар'.

'Но ведь большая часть населения Эльзаса, — возразил на это Гиммлер, — по происхождению немцы, почти не затронутые культурным влиянием французов'. Однако в конце концов он, хотя, может быть, и против воли, обвел зеленым полукругом Францию. Затем мы коснулись еще Швейцарии и Италии, но когда его 'указка' остановилась на Австрии, он неожиданно сказал: 'Но уж это останется нашим'.

После этого он задумчиво взглянул на Чехословакию.

'А что будет с ней?'

'Судеты в политическом и административном отношении будут и впредь принадлежать рейху. Чехия и Словакия должны получить независимое управление, но сохранить свои экономические связи с Германией. Я считаю, что это было бы наилучшим решением и для всей Юго-Восточной Европы, включая Хорватию, Сербию, Болгарию, Грецию и Румынию'. Гиммлер прервал мои объяснения: 'В отдаленной исторической перспективе все это приведет к экономическому соревнованию с Великобританией, в результате возникнут те же противоречия, что и раньше'.

Затем мы перешли к вопросу о Польше и прибалтийских государствах.

'Польский народ должен будет работать на нас', — сказал он тоном, не допускающим возражений. 'А здесь следует создать сферу для финской экспансии, — его зеленый карандаш показал на прибалтийские государства. — Финны — надежные люди. С этим уголком на Севере у нас будет меньше хлопот'. Потом он взглянул на Россию. Возникла длительная пауза.

'Если я вас правильно понимаю, — возобновил он разговор, — все наши территориальные приобретения на Востоке нам следует использовать как залог успеха в будущих переговорах с Россией'.

'Да, рейхсфюрер'. Я напомнил ему в этой связи о словах французского премьер-министра Лаваля, сказавшего Гитлеру однажды: 'Г-н Гитлер, вы ведете большую войну за создание новой Европы, но для того, чтобы вести эту большую войну (он имел в виду войну против России), вам нужно сначала создать эту новую Европу'. 'Компромиссный мир, — продолжал я, — должен быть, разумеется, заключен так, чтобы он позволил Германии и в будущем занимать прочные позиции в отношении Востока'.

Наша беседа затянулась до поздней ночи. Но все же мне удалось добиться от Гиммлера согласия лично вступить во внешнеполитическую игру. Он даже пообещал мне, протянув, в залог верности руку, сделать все, чтобы Риббентроп до (Пасхи) 1942 года был снят со своего поста. Кроме того, он дал мне в принципе разрешение завязать с Западом контакты через каналы, находящиеся в распоряжении зарубежной службы информации.

'Я одобряю ваш план, — сказал он в заключение, — но с тем условием, что в случае, если вы в ходе ваших приготовлений совершите серьезную ошибку, я моментально откажусь от вас'.

Тем самым Гиммлер предоставил мне свободу действий — это было больше, чем я надеялся достичь. Но тогда я еще не мог в полной мере представить себе, как сильно повлияют на осуществление этого решения факторы, находившиеся вне моего контроля. Не подумал я тогда и о том, что изменчивый характер Гиммлера слишком часто обращал его лучшие намерения в свою противоположность.

Как бы то ни было, он дал мне возможность приступить к делу. Отныне большая часть моих помыслов и усилий была направлена на то, чтобы вызволить Германию из тупика войны на два фронта. Конечно, тогда я еще был слишком большим идеалистом и твердо верил в успех своего дела. Действительность же заставила меня пережить одно разочарование за другим, длинная цепь которых слишком редко прерывалась вспышкой надежды.

(К концу лета 1942 года я окончательно убедился в невозможности победы Германии и понял, как жестоко я ошибся, поставив все на НСДАП. Настала пора менять ориентиры и спасать себя и свою семью. Вопрос только на кого можно ставить сейчас, чтобы не проиграть окончательно? На США? Или все же на СССР?).

* * *

'Если при Сталине творилась хотя бы десятая часть того, что творится сейчас, то я поражаюсь его человеколюбию....'"

"Как часто мы слышим про статью 58, применяемую направо и налево при 'злобном тиране Сталине'.

Зашел разговор про данную статью. Человек из Перми (Егор Молчанов) предложил открыть глаза подписчикам на данную статью. Дело в том, что он служит в 'органах' и при разборе старой документации нашлись 2 папки датируемые 1942 и 1943 годом. Среди кучи уголовных дел были и политические. Далее цитирую его письмо в эхоконференцию:

1942 год. Октябрь Статья 58.7 Срок 10 лет с конфискацией. Директор завода. Отрапортовал о завершении строительства цеха, а там кроме фундамента не было ничего (установила комиссия). Результат срыв производства.

1942 год. Октябрь. Статья 58.12 Срок 3 года. Укрывал сбежавшего еще в 1941 году дальнего родственника.

1942 год. Октябрь. Статья 58.9 Срок 10 лет. Рабочий на жд. С друзьями приняли на грудь. Спалили подготовленные к ремонту моста стройматериалы. Частично пострадал мост.

1942 год. Hоябрь. Статья 58.13 Срок 15 лет с конфискацией. Работник паспортного стола. Раненому командиру РККА отказал в постановке на учет и припиской к временному месту жительства. Высказав в грубой форме претензию "Жаль что тебя не убили на фронте. Сейчас время не отнимал бы".

Тут мой коментарий: Судя по делу — командир приходил уже раз пять. Жил уже 2 недели на вокзале. Этот разговор был услышал младшим лейтенантом HКВД, который и взял за жабры зажравшегося чинушу. (Забавно что лейтенант НКВД услышал сие только на ..надцатый раз и не видел борзость бюрократа раньше — паспортный стол он ведь как раз в НКВД и находится.)

1943 год. Январь. Статья 58.16 Расстрел. Был пойман ранее высланный бывший белый офицер. Сейчас работал на рации. Раскрыта сеть диверсантов.

1943 год. Январь. Статья 58.7 Срок 15 лет с конфискацией. Зав складом ГСМ. Был пойман на продаже налево ГСМ.

1943 год. Март. Статья 58.8 Расстрел. По пересмотренным делам был пойман аноним. Посадил оговором своего начальника, чтобы занять его место в 1939 году. И соседа, чтобы улучшить свои жилищные условия.

1943 год. Март. Статья 58.17 Срок 5 лет. Хранил немецкие агитки.

Март 1943. Статья 58.10 Срок 3 года.

Секретарь военкомата делилась данными с любовником в постели. Любовник тоже сбывал куда-то информацию (про него не нашел ничего)

Апрель 1943. Статья 58.3 Расстрел.

Если кратко, то Hоводворская тех времен. Правда вещала исключительно по знакомым. Знакомые ее и сдали.

Май 1943. Статья 58.8 Расстрел.

Урка замочил человека. Hо человек оказался проверяющим сверху, приехавшим из Москвы.

Май 1943. Статья 58.7 15 лет.

Осужден секретарь райкома!!! К красивой дате хотел отчитаться о пахоте. А в наших краях снег порой еще в первых числах мая лежит. Было поломано десятки едениц техники и загнанно до смерти полсотни лошадей.

Май 1943. Статья 58.7 10 лет.

Я так понимаю шел по предыдущему делу. Тракторист в нетрезвом состоянии перепутал поля, поскольку еще лежал снег и перепахал озимые.

Август 1943. Статья 58.2 Расстрел

Разгромлена местная банда. Главарь пошел по статье 58.2

Август 1943. Статья 58.13 Расстрел

В местном ресторане выпивший рецидивист начал хаять власть и призывать к бунту. Успел повещать минут 5, прежде чем скрутили.

https://vamoisej.livejournal.com/4763052.html

* * *

О том, что было у вермахта, кроме танков:

http://samlib.ru/n/nikolaj_b_d/imelosxwwermahteineimelosxwrkka.shtml

* * *

Первая неделя после прибытия конвоя в Мурманск ударно прошла под флагом борьбы с бюрократией. Я все это время как пулемет строчил сам или читал и подписывал написанные подчиненными бесконечные рапорты и отчеты о 'проделанной работе', об израсходованных боеприпасах, топливе, продовольствии, снабжении, о повреждениях кораблей, о больных и раненых ( увы, но были и такие, хотя должен сказать что безвозвратных потерь в экипажах не было). В ревизии машин и механизмов, в контроле составления и подписании ремонтных ведомостей и ведомостей ЗИП. Так далее и тому подобное. И самое главное — организация ремонта корпусов кораблей, с усилением их конструкций, учитывающих опыт нашего похода. Впрочем, чинились не только мы. Некоторым кораблям Ройял и ЮС Нэви тоже требовался практически аналогичный ремонт, хотя должен признать, объемы такого ремонта у британцев все же были минимальны по сравнению с остальными.

Вторую неделю немного полегчало, волна бюрократии спала, суета, ажиотаж и неразбериха первых дней улеглись, и служба постепенно вошла в привычную колею. В первую же ночь мы отбивали налет. Немцы достаточно быстро узнали о прибытии большого конвоя и организовали массированный налет на город и порт. Но им ничего не 'светило', несмотря на то, что полярная ночь уже кончилась. Локатор на 'Молотове' засек их еще на подходе и совместными усилиями флота и авиации все гитлеровские самолеты были сбиты. Но увы, некоторым из них все же удалось отбомбится по городу. Увы, 'Молотов' не видит весь горизонт, который в узкой кишке Кольского залива уж очень мал — горы мешают. Для лучшей организации ПВО города необходимо 'Редут' поставить на одной из горок над заливом. Но есть ли этот самый 'Редут'? — вот в чем вопрос. Интересно, поднимало ли командование Северным Флотом (или кто тут собственно обороной города командует я пока не разобрался) вопрос о необходимости РЛС для организации ПВО ранее? Не хочется ломиться в открытую дверь ...

Не нравится мне моя новая должность, ой не нравится. Я слишком хорошо помню, чем кончились такие вот очень быстрые карьерные взлеты ветеранов Испании, прыгнувших из лейтенантов и капитанов в генералы за пару лет. Очень не хочется, знаете ли, повторить судьбу, например, Рычагова. Одна надежда, впрочем, у меня остается — я еще не генерал, упс, адмирал, да и знаний и житейского опыта , в том числе и с приставкой 'после-' у меня побольше чем у Рычагова. Так что побарахтаемся. В общем как всегда действуем по старому, хорошо проверенному правилу: 'Когда ничего не помогает, читайте инструкцию'. Хммм... а есть ли она, эта самая должностная инструкция командира бригады эсминцев? Надо бы выяснить этот вопрос в штабе Северного флота и регулярно бороться трудностями по мере их поступления.

Ну а пока война с бюрократией и подготовка к выходу в море обратного конвоя для нас прервана приятными указами о награждении и приказами прибыть в 'дорогую нашу столицу' для получения этих самых награждений и прочих 'плюшек'. И не только 'плюшек'. Поэтому я в очередной раз сижу в 'Дугласе' и читаю газеты, которыми предварительно запасся. В море регулярно слушать сводки СовИнформБюро возможности у меня практически не было, а что делается дома и на фронтах знать надо. А в газетах, пусть даже и прошедших суровую цензуру пишут подробнее, чем говорят в радиосводках. Вот я накапливаю информацию, пользуясь вынужденным бездельем в полете. Мдааа.... Судя по всему наше контрнаступление было не столь быстрым и успешным как хотелось бы из-за проблем именно с логистикой. Как я это и предполагал. Собственно это очевидно и элементарно — в стране всего два с половиной автозавода, производящих грузовики — ЗиС в Моске, ГАЗ в Горьком и половинка завода в Ярославле. Самое обидное, что самые мощные грузовики выпускаются в самом малом количестве именно этой половинкой завода. Сравните мощности этих заводов с мощностями заводов Европы, которые сейчас все работают на немцев, и США. Одно хорошо, что благодаря ленд-лизу янки уже частично начали и на нас работать...

Еще в 1939 году выступая на областной партийной конференции, я выступил с инициативой — скинуться всем народом и построить еще один мощный автозавод специально для выпуска грузовиков большой грузоподъемности — в пять, десять и больше тонн. При этом применение этих грузовиков для военных нужд хоть и было моей целью, говорил я сугубо о мирной работе — урожаи зерновых в два и более десятка центнеров с гектара возить полуторками не экономично и что для этого нужны эти самые мощные грузовики грузоподъемностью в 10 тонн. Сами посчитайте сколько требуется рейсов полуторок чтобы увести на элеваторы весь урожай собранный в окрестностях той же Гурьевки, в которой кино 'Трактористы' снимали, коль там площадь только под зерновыми более 2000 га и урожайность в 22 ц с гектара ? Или в бывшей латифундии царского министра генерала Сухомлинова, где площадь угодий более 5000 га? А для всей области, собирающей урожай в два миллиона тонн? Директора МТС и совхозов, как и председатели колхозов, мгновенно поняли это предложение и массово меня поддержали. Причем они были готовы поддержать это дело не только морально, но и рублем, выделив на благую цель приличные суммы. Увы, для партбюрократии это предложение было абсолютно неожиданным и слишком смелым, посему в итоговом постановлении было записано о подготовке внесения сего предложения в Госплан для последующего одобрения и включения в план следующей пятилетки. Что и было сделано — в смысле предложение в развернутом виде с технико-экономическим обоснованием в Госплан было подано и включено им в проект следующего пятилетнего плана. Хотя если бы шевелились активнее, то новый завод уже к лету 42 года, до которого осталось уже совсем не много, выдал бы первую продукцию. И за ленд-лиз пришлось бы платить меньше. Надеюсь после войны мы еще вернемся к этому вопросу — богатый урожай-то всегда возить надо будет... А пока я сижу в самолете и продумываю ответы на всякие возможные заковыристые вопросы о своей бурной деятельности во время недавнего похода. Черт, чем больше об этом думаешь, тем больший дискомфорт испытываешь. Я что, тоже стал адреналиновым наркоманом, как многие вояки? И теперь мне именно этого риска и не хватает?

Во время встречи с командованием в Наркомате РККФ у Наркома Кузнецова при виде меня почему-то скривилась физиономия. На миг, очень краткий, но все же. Примерно такое же выражение лица было какое-то время и у командующего Северным Флотом адмирала Головко. Ну с Головко в обще-то все ясно — у него и так головной боли до чертиков, а тут еще и мы приперлись, принеся массу новых проблем и новой головной боли. А может еще действительно кто-то и сказочек напел ему о возможных рокировках, о которых слухи уже ходят? Теоретически возможно, что была у кого-то и такая мыслЯ, но если подумать хоть немного, то это полный бред. Я удачливый авантюрист, но нет у меня того громаднейшего опыта штабной и командной работы как у Головко. Флот я только угробить смогу сейчас, но никак не возглавить. Может быть лет через ... надцать. Так что сейчас реально никого я заменить не смогу. Так что это маловероятно, но слушок был и источник его мне лично не ясен. И уверен, что Сталин, имея подобный печальный опыт с 'испанцами' больше такого делать не будет. Но тем более Кузнецову-то чего кривиться? Или он, отравляя нас в этот поход, в душе рассчитывал, что мы не дойдем? А мы вот такие нехорошие взяли и дошли. Назло всем. И не просто дошли, но еще и немало 'горшков' на фашистских кухнях побили. Вот и приходится ему награждать нас таких вот красивых. Хотя красивыми назвать нас нельзя — с красными, обветренными и обмороженными лицами и изрядно отощавшими по сравнению с декабрем — мы никак красавцами не выглядим. А вот морскими волками — да. Нам для полноты картины только пиратских костюмов и черных повязок на глаз не хватает. Шучу это я, шучу....

В общем, после завершения всех формальностей, мы опять попали на военный совет на вечную тему 'Что делать?'. Но в отличие от декабрьского, этот был менее представительный, хотя возможно более полезный для флота в долгосрочном плане — Молотова, Берга и всяких мутных грушных полковников не было, зато были конструкторы-корабелы и руководство судостроительных заводов, как знакомые мне николаевцы, так и совершенно не знакомые — из Ленинграда, Молотовска, Горького и даже Комсомолька-на-Амуре. Я молчал большую часть этого совещания, давая возможность спокойно и без оглядки на мое мнение высказаться всем, в первую очередь моим коллегам и подчиненным. Отвечать пришлось только тогда, когда наступила длительная пауза, и Кузнецов задал вопрос уже лично мне:

— А что вы думаете по этому поводу, товарищ Федоров?

— Думаю, что пора перестать обманывать самих себя, товарищ народный комиссар, и заняться самым главным, а именно мореходностью наших кораблей. Все о, чем говорили мои коллеги до сих пор совершенно правильно, важно и нужно. Вооружение, локаторы, связь и так далее — все это необходимо. Но все это вторично и может оказаться бесполезным, если наши корабли ломаются в не самый сильный шторм. В погоне за фетишами скорости, заданного водоизмещения и запаса плавучести мы очень ослабили конструкцию корпусов кораблей и применили якобы броневую сталь с очень сомнительными характеристиками. В результате корпуса трескаются, а форштевни гнутся от волн, а сэкономленный вес привел к отрицательным метацентрическим высотам, что пришлось компенсировать сотнями тонн балласта. В результате не имеем ни запаса плавучести, ни прочности, ни боеживучести. По сравнению с теми транспортами, которые мы сопровождали, и у которых нет всех этих проблем, наши корабли просто ужас. Вот в этом докладе я собрал информацию о состоянии всех кораблей и судов конвоя.

Кузнецов взял у меня доклад и бегло его просмотрел. Вид у него при этом был из тех, про которые говорят 'В гроб краше кладут'. Похоже ему об этих проблемах не докладывали. После долгого молчания он спросил:

— А почему у вашего 'Совершенного' и 'Стремительного' по сравнению с другими кораблями практически не повреждений?

— Потому, что еще в 1938 году, восстанавливаясь после контузии, я внимательно изучал всю проектную документацию корабля, и увидев характеристики стали, используемой для корабля, с помощью специалистов кораблестроительного института проверил расчеты. И только когда убедился в их правильности, я предложил варианты усиления конструкции и замены корпусной стали с этой якобы специальной на обычную судостроительную, и изменения формы носовой оконечности. Все это есть в моей старой докладной записке и по возможности эти предложения были учтены при достройке обоих кораблей. Ну а те, корабли, которые были построены ранее, так и остались и именно на них все эти проблемы и вылезли боком. Но даже на 'Совершенном' уже не возможно было исправить все, и потому он тоже таскает пару сот тонн балласта, и у него тоже трескался корпус.

— Да, это так и было сделано, — подтвердил Прибыльский мои слова.

— Что касается скорости.... Чему равна скорость эскадры, товарищ адмирал? — я в наглую спросил Кузнецова. Он не ожидал подвоха и не задумываясь ответил:

— Она равна скорости лидера.

— Нет, товарищ адмирал, скорость эскадры равна не скорости лидера эсминцев, а скорости самого тихоходного тральщика или транспорта.

— Но почему? — Кузнецов был искренне удивлен.

— Потому что эскадра своих не бросает! Мы шли через все Средиземное море и Атлантику со скоростью менее десяти узлов, равной скорости транспортов. Полный ход развивали пару раз, в сумме менее долей процента от общего ходового времени. Уверен, что достройка остальных кораблей проектов 7у и 30, может быть выполнена в варианте пропульсивной установки исходного проекта 7, т.е. с тремя котлами и с использование обычной судостроительной стали для корпусов. Это позволит сэкономить один котел, сделать более удобным размещение экипажа и вооружения, увеличить прочность корпуса, а отказавшись от постоянного балласта, можно увеличить запас топлива. Хотя, безусловно, переменный балласт, для улучшения остойчивости после выработки большей части топлива тоже необходим. Думаю, что для этого можно будет использовать часть цистерн. Но этот вопрос нуждается в более детальной проработке с учетом изменений конструкции корпусов, пропульсивной установки и примененных материалов. Да, максимальная скорость при этом упадет до 32 узлов, как у 'Гневного', но не думаю что это проблема.

Исходя из опыта применения оружия в этом походе, должен сказать, что все мои ранние предположения подтвердились. Уверен, что ТТА надо заменять на ПТА, но не на кустарные, а нормально изготовленные. А на перспективу необходимо разрабатывать противокорабельные ракеты. Что касается артиллерии — то закрытые башни были бы лучше в основном с точки зрения погодно-климатической. А вот одно или двух орудийные — у меня нет однозначного мнения. В Констанце и под Новой Одессой, как раз одноорудийные, ведущие огонь каждая по своей цели, были удачнее. Но возможно у меня слишком ограниченный опыт и двух орудийные уничтожили бы цели быстрее. Есть еще несколько соображений по поводу локаторов, но поскольку товарищ Берг отсутствует, то будет лучше, если ему передать эти соображения в письменном виде.

И хотя у Кузнецова вопросов больше не было, совещание продолжалось еще долго — больше всего вопросов было у корабелов. И чем больше и подробнее мы отвечали на них, тем больше конструкторы хотели знать. Но оно и понятно — я бы на их месте тоже задавал бы уйму вопросов, ибо редко когда конструкторам выпадает возможность поговорить по душам с теми, кто эксплуатирует их 'сочинения'. Много вопросов задавал Николай Лебедев, главный конструктор 'семерки' — именно в его огород я накидал больше всего камней. Но самым дотошным и въедливым оказался Арвид Фишер, главный конструктор новых эсминцев проекта 30-бис. Интересно, он случаем не родственник адмирала Джона Фишера? Но тем не менее было очень приятно и полезно пообщаться с коллегой на профессионально полезные темы. Мы договорились на будущее о взаимном обмене мнениями по поводу конструкции будущих кораблей. Разумеется с соблюдением всех режимов секретности.

А на следующий день была раздача плюшек и слонов, упс, наград. В Кремле. Увы, не Сталиным, а Калининым. Мы все получили Звезды Героев Советского Союза, а я 'как главный виновник и организатор всех беспорядков' у врага — в Констанце, под Новой Одессой, у берегов Мальты — стал первым кавалером только недавно учрежденного ордена Ушакова первой степени. 'Орденом Ушакова награждаются командиры Военно-Морского Флота за выдающиеся успехи в разработке, проведении и обеспечении морских активных операций, в результате чего в боях за Родину была достигнута победа над численно превосходящим врагом'. Во как. Что-то рано сей орден учрежден, как и ордена Нахимова, Александра Невского, Суворова и Богдана Хмельницкого. Кажется, их в моей памяти только в 1944 году ввели? Но кто знает, не были ли все эти ордена еще довоенной заготовкой? Чую такими темпами к лету и погоны появятся.

Так или иначе, но я получил орден Ушакова Первой степени за номером 1. Даже Кузнецов получил орден за номером 2 и то через пару месяцев. Не думаю что я сам по себе настолько крут, скорее всего, тут имело место быть что-то типа дипломатического алаверды. После англичан не наградить меня чем-то очень высоким было бы просто неприлично. А вот банкет после награждения мне не обломился, я едва успел взять бутерброд, как меня пригласили на Лубянку. От таких приглашений отказываться не принято, пришлось проглотить сухомятину и бежать быстренько за пригласившим капитаном госбезопасности.

В этот раз проволочек и недоразумений не было. Берия изучил все, что я написал и задавал уточняющие вопросы, чтобы лучше понять суть проблем. Разговор был уже не так сложен и напряжен как в первый раз, но все равно оставался очень не простым. Больше всего Берию интересовали события в Средиземном море и политика англичан — у него была копия доклада Майского, в котором тот дословно и точно изложил мое видение проблемы, и вопросов по этой теме было задано больше всего. Когда Берия выяснил для себя все, что хотел, я попросил разрешения высказать пару-тройку предложений, на что получил согласие.

— Первое о чем я хотел бы сказать, это о Вальтере Шелленберге, начальнике внешней разведки СД. Летом 1942 года, на пике продвижения вермахта на Восток, он понял, что рейх в итоге войну проиграет и начал готовить себе запасной аэродром так сказать. Рейх свой пик уже прошел и, думаю, что Шелленберг пришел к тому же выводу уже сейчас если не еще раньше. Отсюда возникает вопрос — можно ли, вероятно через дипломатов нейтральных стран, как-то склонить его к сотрудничеству?

— Это интересный вопрос, над ним стоит подумать. Вы меня этим в очередной раз удивили, — ответил Берия. — А что еще вы хотели спросить?

— О самонаводящихся планирующих авиабомбах. Вы курируете различные области науки и техники и все новые разработки вооружений. Может быть, все это уже разрабатывается, я ломлюсь в так сказать открытую дверь, но я спрошу на всякий случай. Так вот, как известно все армии управляются штабами во многом посредством радиосвязи, и как бы штабы не маскировали и не прятали в бункеры, но антенны всегда остаются снаружи и практически всегда ведут передачу. Их легко запеленговать, это делается так же как ловят шпионов, определить координаты и навести бомбардировщики на эту цель. Вероятность попадания обычной бомбой с большой высоты мала, лучше бы применять управляемые планирующие бомбы, типа тех, которыми утопили 'Тирпиц', оснащенные радиопеленгаторной системой самонаведения.

При этих словах Берия, до того никак не реагировавший, удивленно вскинул брови.

— Нет, мне никто не рассказывал, и этого не было в газетах, это я сам предположил исходя из исторического опыта и опубликованной информации. Так вот, может быть на такую бомбу, надо установить пеленгатор, что бы он сам наводил бомбу на передатчик? Должно сработать, как мне кажется...

— Это тоже интересное предложение, — Берия записал в блокнот несколько фраз, — Надо будет передать это специалистам. У вас все?

-Нет, есть еще одна мысль. Даже не мысль, а... не знаю как назвать, сомнение, что ли. В общем расскажу все попорядку.

— Только кратко, самую суть.

— Так точно. Так вот, во времена моей бурной молодости, часть которой я провел на борту крейсера 'Адмирал Ушаков' комиссар поручил мне провести ревизию корабельной библиотеки. И в этой библиотеке я обнаружил массу книг на тему 'ВКП(с) или КПСС в борьбе с буржуазным национализмом'. Всяким национализмом — украинским, польским, узбекским, эстонским, молдавским. Даже киргизским и чукотским. Последние меня удивило — у чукчей, живших первобытнообщинным строем, буржуазии не было, но буржуазный национализм откуда-то появился. Но еще больше удивило полное отсутствие книг на тему борьбы с русским буржуазным национализмом. Это при том что русской буржуазии, всех этих Путиловых, Мальцовых, Мамонтовых, Демидовых, и прочих не так давно было много, а вот бороться с этим буржуазным национализмом ВКП(б) почему-то не надо. Вот меня и мучают сомнения — это был частный случай одной корабельной библиотеки или это система?

-Хммм... — Берия удивился и достаточно долго молчал, потом спросил:

— У вас все?

— Пока все...

— Если что-то еще интересное придумаете, то напишите мне. Вы уже знаете, как это делается. А пока не буду больше вас задерживать.

Утром мы вновь сидели в самолетах и летим домой, теперь уже кто куда. Кто к новым кораблям в Николаев и Севастополь, а я Мурманск. Хотя о чем это я? Дома у меня нет, а из обжитой каюты 'Совершенного' ставшей действительно родным домом, надо съезжать на берег — должность то у меня теперь чисто сухопутная, штабная. И куда съезжать-то? Вопрос открыт. Но еще через неделю мне немного повезло — охранение обратного конвоя решил возглавить лично командующий Северным Флотом адмирал Головко — ну еще бы не выйти в море, когда ему новенький крейсер подогнали к причалу. Это я шучу. Ну а поскольку Головко решил, что после убытия к новым местам службы практически всех старших командиров я на время этого похода буду так сказать совмещать решение двух задач — командовать бригадой и помогать избежать ошибок новому командиру 'Совершенного'. Так что я пока еще чуток поживу в своей родной каюте. Интересный вопрос — а как поделят командования два адмирала? Наш и британец?

Ну что ж, ' а мы идем на север', даже на северо-восток, к Новой Земле, подальше от люфтваффе, и там уже поворачиваем на запад, к Исландии. В целом дошли без потерь, и судя по отсутствию конфликтов и дружной и согласованной встрече 'люфтов' и 'мальчиков Деница', адмиралы успешно договорились. А вот в Рейкьявике , под конец нашего там пребывания я просто офонарел от увиденного. Дело вот в чем: Обычно ЮС Нэви сопровождает ленд-лизовские конвои именно до Исландии, а далее до портов СССР охрану обеспечивал наш Северный Флот и Ройял Нэви, поскольку СФ был откровенно мал и слаб. Поскольку СФ немного усилился в недавнее время, британские корабли ушли, причем все, сопровождая транспорты с грузом для Англии. Поскольку наш СФ усилился, было принято решение увеличить численность судов в конвое и нам приказано ждать их прибытия еще неделю в Исландии . И через неделю все и прибыли. Причем не только три дюжины транспортов, но новые, еще не знакомые мне корабли. А вот когда эти корабли подошли ближе, то я и офононарел. Новоприбывшими оказались корабли Свободной Франции — авианосец 'Беарн', линкоры 'Страсбург' и 'Ришелье' , крейсера и несколько эсминцев. А когда вечером вахтенный доложил, что меня жаждут видеть французские моряки, то я офонарел еще больше. Знакомых французов у меня нет, но, тем не менее, я пошел встречать незваных гостей. Любопытно все же узнать кого там Посейдон прислал? И офонарел полность, поскольку компанию французов возглавляли мои старые знакомые — МакФадден, Пейс и Неттлз, одетые во французскую форму. Этой встрече я искренне обрадовался.

— Bonsoir messieurs. Mais... et ça, qu'est ce que c'est, les garçons? Quelle est cette mascarade?

— Вау! Вы говорите еще и по-французски? Вы просто кладезь сокровищ! — восхитился в свою очередь Неттлз.

— Мы очень рады видеть вас вновь, командир! — ответил МакФадден, и повернувшись к трем своим спутникам, продолжил, — Вот знакомьтесь, советский адмирал Сергей Федоров, это именно тот командир, благодаря которому мы все получили вот это! Это благодаря ему мы всего лишь одними эсминцами вынесли с поля линкор, крейсер и полдюжины эсминцев, не считая транспортов и ушли без потерь! В нас даже ни разу не выстрелили! Макаронники так и не поняли что произошло!

Тут МакФадден указал на колодку DSO на своем мундире и продолжил, обращаясь уже ко мне.

— Командир, я уверен, раз судьба вновь свела нас вместе, то и Орден Почетного Легиона нас всех уже ждет!

— Я тоже на это надеюсь, Мак, но ради бога, будь столь любезен и объясни, пожалуйста, что значит ваш новый мундир?

— Видите ли, командир, наш старина Винни договорился с их Чарли что хватит уже храбрым гасконским и пикардийским парням отсиживаться по углам, и что им тоже есть работенка. Но, увы, за время безделья самые малодушные разбежались и на славных французских кораблях некомплект экипажей. Вот Джорджи с Чарли решили что восполнить этот некомплект можно с нашей помощью, ну и выбрали парней кто знает французский, в основном канадцев. Вот и мы попали в эту компанию и как знающие французский, и как образцы для подражания. Так что я теперь второй офицер на 'Ришелье', Неттлз командует новым эсминцем, а Пейс — вторым на 'Страсбурге'. А это наши коллеги и командиры, месье Рибу, Маршанд и де Кастельмор.

Обычно сдержанный, и даже суровый шотландец сегодня был неожиданно темпераментен и разговорчив как итальянец. А вот французы были неожиданно молчаливы. Хотя оно понятно — часть 'пира мечей' они пропустили, и чувствовали себя бедными родственниками на чужом празднике.

— Командер, так ты больше эсминцем не командуешь? А чем тогда? — спросил МакФадден.

— Бригадой эсминцев. У меня в подчинении пять кораблей, и скоро должны еще новые корабли прибавится.

— Понятно... Да, кстати о новых кораблях... Ходят слухи, что и у вас там не только эсминцы, но и новые линкоры строят?

— Да, строят, не так быстро как эсминцы, но строят.

— Я это к чему, раз тебя повышают, то, наверное, ждет тебя в скорости большой корабль, так может быть, погостишь у меня недельку, до Мурманска? Большой корабль изучишь, посмотришь, что и как устроено, может, мне что-то умное подскажешь, где что можно улучшить, я ведь тоже на такой громадине раньше не служил. И вашим корабелам само собой твое мнение тоже не лишним будет. Каюты свободные есть, офицеров-то некомплект. Думаю, твое командование возражать не будет?

— Это очень заманчивое и лестное предложение, — я задумался. Но увы, его придется отклонить. У меня в биографии и так 'черных пятен' уйма, а тут еще и такое. Это сейчас на общение с буржуями смотрят сквозь пальцы, а после войны однозначно пришьют ярлык 'английский шпион' за такую вот 'командировку по изучению передового опыта', — Но, увы, я вынужден отказаться.

— Но почему?

— Да по той же самой причине — некомплект командиров. Старшие офицеры всех кораблей, что были в Средиземноморском деле, получили повышения и убыли командовать своими кораблями, прихватив заодно и половину ветеранов. Сейчас во всех экипажах почти половина зеленые новобранцы, для которых этот поход первый в жизни. На моем 'Совершенном' новобранцев еще больше, а кораблем командует бывший третий лейтенант. Он конечно парень опытный, и прошел мою школу, но уж слишком много у него новобранцев, так что я пока тут 'нянькой' останусь. Но может в следующий раз. Война-то не сегодня и даже не завтра закончится. В общем, давайте выпьем за победу!

— Да, давайте! — Все дружно поддержали меня.

Уже перед самым уходом, когда французы не могли нас услышать, я сказал шотландцу:

— Мак, ты там будь очень внимательным, особенно на тему ПЛО. Думается, что Винни и Дадли не так просто сюда прислали эти большие, но подрастерявшие навыки французские 'калоши'. Французы тут явно как приманка для Гитлера и отвлечения фрицев от конвоев. Думаю, что прознав о том, где сейчас сбежавшие французы, Адольф бросит на них все, что только сможет заставить выйти в море. Так что скучно нам не будет.

— Я это знаю, командир. Именно на это и рассчитана вся операция, — МакФадден мгновенно стал серьезным, каким он и бывал всегда. — Так что ты там тоже держи ухо востро!

После ухода гостей я доложил об этой встрече Головко, и особенно подчеркнул версию о том, что французы играют роль пугала и приманки для Гитлера. Подумав, адмирал согласился со мной и приказал усилить бдительность.

Мы не ошиблись в своих предположениях. Немцы действительно бросили в бой все, что у них еще оставалось. Из норвежских фьордов вылезла вся гитлеровская мелочь, сопровождавшая 'Тирпиц' не столь давно, а из Сен-Назера попыталась вырваться укрывавшаяся там троица — 'Шарнхорст', 'Принц Ойген' и 'Гнейзенау'. Удалось прорваться только одному кораблю — 'Гнейзенау', а два других были утоплены английской авиацией в Канале. С Балтики фрицы пригнали 'Дойчланд' и 'Адмирал Шеер'. Вся эта немецкая свора догнала наш конвой почти на подходе к советским водам — на траверсе Хаммерфеста, если можно так сказать об участке моря в полутора сотнях миль от берега. Конвой, после выхода из Рейкьявика взял круто к северу, идя по кромке паковых льдов. Советский Северный Флот и британские противолодочники осуществляли непосредственное прикрытие конвоя, двигаясь параллельно его курсу на пару миль южнее. Все остальные французские, и якобы ушедшие британские корабли, все эти 'большие парни', шли еще южнее и были видны нам только на локаторах. И именно локаторщики засекли приближение большого количества целей с юго-запада. А вскоре до нас стали доноситься отдаленные раскаты громовых выстрелов главного калибра линкоров. Локаторщики наносили на планшет обстановку боя, и регулярно ее обновляли. Судя по динамике, бой смещается все ближе и ближе к нам, хотя мы его все равно не видим . Чтобы уклониться от столкновения, нам бы желательно уйти на север— северо-восток, но мешают льды. Новый командир 'Совершенного', старший лейтенант Владимир Кашкадаров то выходил из рубки наружу, поднимался к дальномерам, осматривая окрестности, то возвращался к локаторщикам и планшету, внимательно изучая его.

— Вы что-то задумали? — интересуюсь у старшего лейтенанта

— Так точно. Вот смотрите, — он указал на планшет, — Вот это крупный немецкий корабль, скорее всего линкор типа 'Шарнхорст' или аналогичный. Он сейчас связан боем с союзниками, но вся эта свалка сдвигается в нашу сторону. И если нам сделать вот такую вот петлю и развить полный ход, то можно зайти с левого борта и атаковать торпедами. Есть достаточно большая вероятность, что удастся проскочить незамеченными, поскольку все внимание немцев должно быть уделено союзникам, наседающим на них. Тем более что там сейчас должно быть дымно, а мы можем добавить дымов сами. Нам дым не помеха, а вот у немцев говорят локаторов нет. Что думаете, товарищ командир?

— Хороший план. Рискованный, конечно, но ничего лучше тут не придумаешь. Недостатки — у нас есть приказ охранять транспорты, второе, чтобы зайти вот так, оставаясь вне видимости дальномеров немцев, надо не менее сорока минут даже полным ходом и есть риск попасть под случайны дружественный огонь на перелетах. Ну и третье, сдается мне, что немцы специально заставляют нас двигаться в эту сторону, и вероятнее всего нас там ждет завеса из подводных лодок. Вот они и гонят нас на эту засаду. Это их единственный шанс. Думаю, что надо бы снизить скорость конвоя до пяти-шести узлов, чтобы пропустить эту свалку мимо. А насчет атаки.... Вон там, в пяти милях впереди 'Стремительный'. Он и ближе к цели, и скорость может развить на пару узлов больше. Думаю, что эту атаку надо поручить ему. А нам заняться поисками лодок. Давай-ка доложим все эти наши соображения адмиралу.

Головко согласился с нашими предложениями и приказал 'Стремительному' совершить этот маневр. Конвой постепенно замедлил ход, 'Стремительный' вышел из строя и рванулся вперед, описывая широчайшую дугу. И да помогут ему Боги Олимпа!

Через полчаса часа, когда 'Стремительный' стал приближаться к рубежу атаки, мы поддержали его артиллерийским огнем — и просто 'в ту степь' для создания проблем немецким сигнальщикам. Минуты и секунды тянулись ужасно медленно. Вот, по моим расчетам и данным локаторщиков время вышло и 'Стремительный' уже должен был отстреляться. Судя по резкому изменению курса одной из целей, он уже это и сделал. А еще через несколько минут локаторщики убрали с планшета несколько целей. Затем и еще одну. А одну цель очень резко приблизили к нам. Надеюсь это возвращающийся 'Стремительный'. Так и есть, вот мы уже видим его в бинокли. Хвала Посейдону он цел. Через несколько минут 'Стремительный' описал циркуляцию и подошел практически борту 'Совершенного'. Теперь стало ясно, что совсем 'нашару' проскочить не удалось. Мачта повреждена и перекошена, радио антенны оборваны, антенны локатора нет вообще. Но хвала богам нет и безвозвратных потерь. По словам командира, отстрелялись удачно — не меньше трех попаданий из пяти торпед. Очевидно что снесли вражине минимум один гребной винт ( поскольку он резко сбросил скорость), лишили его возможности управляться и создали изрядный дифферент на корму. Ну и союзники тут же воспользовались этим — добились лаки-шота в заторможенную цель.

Тем временем противолодочники обнаружили цели, как они утверждали три. Совместными усилиями торпедные атаки немецких подводных лодок были сорваны, хотя однозначные признаки уничтожения вражеской подводной лодки были слышны акустикам (характерный звук разрушения корпуса) и видны позже уже всем( пятна соляра и мусор на воде) только один раз.

После этого боя, французы, хоть их линкоры были более чем изрядно потрепанны, потерявшие два эсминца и почти все самолеты с 'Беарна' ( большую часть и летчиков и экипажей погибших кораблей совместными усилиями спасли) приободрились, почувствовав вкус побед.

Позже, уже в Мурманске, детально анализируя ход боя, в том числе и по допросам пленных немцев, мы так и не смогли однозначно выяснить, кто нанес 'coup de grâce' главным кораблям немецкой эскадры. Но совместными усилиями мы добились того, что у Гитлера надводных кораблей практически не осталось, да и количество подводных лодок изрядно подсократилось.

Как известно 'Раньше или позже, но всему на свете приходит конец. В том числе и сорока пистолям Людовика Тринадцатого...'. Как я ни старался оттянуть неизбежное, но все же пришел конец и моему пребыванию на 'Совершенном'. Приказ однозначный — 'Быть в штабе!' и его придется выполнять. Я быстро собрал свои вещи ( да и сколько их там собирать-то, ведь кроме формы и моих записок у меня ничего больше и нет), передал ключи от каюты и сейфа новому командиру и сошел на берег. Мне предоставили кабинет в штабе и выделили койку в комнате на двоих в общежитии неподалеку. Увы, мое самоуправство с попыткой оставить ордена на гвардейском знамени 'Совершенного' командование не поддержало, хотя и согласилось в принципе, что награждать надо весь экипаж, ибо не один же командир делает все за всех и одновременно.

Пользуясь тем, что задач у меня пока немного, прошелся по городу, а заодно отыскал ювелира. Вопреки расхожему представлению о ювелирах, мастером оказался довольно молодой парень-помор. Причем Мастером он оказался, что называется с большой буквы — и ювелир, и часовщик,и резчик по кости. Ничуть не худшим чем старый грек, который уже давно, еще до войны в Николаеве, сделал по моему эскизу медальон для Вари. Я заказал у этого парня изготовление двух копий всех моих наград и оставил небольшой аванс за эту работу. Первоначально я удивился — почему он не в армии, ведь война, а он вполне призывного возраста? Но позже, увидев его случайно на улице, все стало ясно. Парень ужасно хромал, гораздо сильнее, чем я в свое время, потому что его левая нога была заметно короче правой, наверное, это последствие плохо вылеченного давнего перелома. Но с работой он справился великолепно, и теперь один комплект копий наград украшает мой парадный китель, второй — знамя 'Совершенного', а оригиналы вместе с документами лежат в глубине моего чемодана. А вопрос о награждении экипажей рассматривается командованием...

Как по мне, то служба в штабе достаточно уныла и однообразна и заключается в борьбе со всепоглощающей бюрократией и валом различных бумаг. Это не обходимо, без этого, увы, не обходится ни одна большая организация, и многие получают кайф от таких бумажных бюрократических игр. Но увы мне, я такую работу не люблю, хотя эта служба как две капли воды похожа на работу в любом большом офисе в мирное время. Разве что рабочий день здесь реально не нормированный. Но и безделья зачастую тоже больше, особенно когда подчиненные тебе корабли где-то далеко в море.

Помню только один эпизод, выпавший из общей рутины. Утром я шел из общежития в штаб, и на перекрестке столкнулся с маршевой колонной пехоты. Я остановился переждать, пока они пройдут, и поначалу не понял что не так в этой колонне. Потом понял и остановил проходящую мимо меня группу командиров во главе с подполковником.

— Добрый день, товарищи командиры! На фронт? Впервые? — спросил я.

— Так точно, товарищ капитан первого ранга!

— Тогда мой вам совет. Если не хотите чтобы через неделю ваш полк остался без командиров, снимите вот это ваше пижонство — я указал на их белые, новенькие полушубки, — И наденьте шинели, такие же, как у ваших бойцов. Снега уже практически нет, весна. И вы всем своим видом просто кричите немецким снайперам 'Убей меня!'. Понятно? И всякие там синие галифе не носите, и яркие нашивки на рукавах тоже следует убрать. Издалека вы должны ничем не отличаться от ваших бойцов. А в полушубках и этих галифе будете здесь, в тылу форсить. И еще. У ваших бойцов новенькие, блестящие каски, которые будут их демаскировать, когда они из окопов будут выглядывать. Найдите умельца, например того, кто умеет плести лапти, и поручите сплести сетки для касок, что бы них вставлять всякие там веточки и травинки для маскировки. Понятно?

— Так точно... — ответ был не столь уверен.

— В общем, ни пуха вам, парни.

И мы пошли дальше каждый своей дорогой. Надеюсь, что хоть кто-то из них сделает правильные выводы.

А через две недели я попал в госпиталь. Мурманск все же бомбили, не часто, и не очень сильно, но, увы, бомбили. Причем бомбежки резко усилились после ухода кораблей с очередным обратным конвоем, что значительно сократило количество стволов зенитной артиллерии, и немцы явно про это знали. И хотя я чаще всего ночевал в штабе, в то утро, я как назло был дома, в общежитии, и по пути на службу попал вместе с остальными горожанами, что называется под раздачу. Помню что, при звуках сирены все немногочисленные прохожие куда-то побежали, в сторону, в проулок. Ну и я рванул вслед за ними, справедливо решив, что местные жители лучше знают, где можно укрыться. Но добежать мне не удалось. Помню взрыв за спиной, ощущение полета и внезапно наступившую тишину.

Очнулся я также внезапно. И сразу появилось ощущение полного дежа вю. Ну кроме того чувства, что все тело болит. Поворочался на койке, устроился поудобнее и полежав немного, разобрался со своими ощущениями. К счастью болит не все тело, а только голова, правое перебинтованное плечо и распухшее левое колено. Полежав еще немного, я осмотрелся по сторонам. Побеленный потолок над головой, печь в углу, белая тумбочка, черный венский стул, поскрипывающая пружинная койка и запах лекарств. Госпиталь. Вот только и до окна далековато, рукой не дотянешься, и в палате я не один — койка напротив занята. Впрочем, окно это мелочь, я вполне смогу встать и дойти до него, чтобы открыть. Самое главное — медальон с Вариной фотографией — на шее. Но остается самый интересный вопрос — как и когда я сюда попал? И этот вопрос, оказывается, я задал вслух.

— Ранило вас, товарищ капитан первого ранга. И контузило. Во время бомбежки. Как и меня, вот нас в госпиталь и привезли.

— А... Спасибо, понятно. А вы кто, товарищ?

— Старшина второй статьи Виктор Николаев, экипаж ТК-321, возвращался на корабль после увольнительной, и тут это началось. Я за вами побежал, и нас обоих, похоже, хорошо о стену дома приложило взрывом. Меня вот, — тут Виктор поднял вверх руки, загипсованные от плеч до кончиков пальцев. — И головой. Хорошо шапка спасла. Вас, наверное, тоже головой, ну и еще вам осколок в спину попал. Я быстро очухался, только полдня без сознания был, но как сюда попал и как руки собирали, я тоже не помню. Очнулся я уже тут, на этой койке. А про вас доктор сказала, что ничего страшного — контузия, а осколок вообще пустяк, жизни ничего не угрожает. Ну а то, что вы спите так это из вашего организма так усталость выходит. И приказала не беспокоить, пусть, мол, спит, сколько телу нужно. Когда отдохнет, то сам проснется.

— Понятно. Спасибо товарищ старшина первой статьи. И знаете что, пока мы здесь, нет тут никаких капитанов и старшин, есть только раненые и больные. Так что можешь называть меня Сергеем. Это на корабле я всех гоняю, а тут... Кстати, а сколько мы тут?

— Уже четыре дня.

— Хорошо это я поспал. Так что уже и есть хочется. И вообще... Кстати, а где тут ... — я сел на койке, но не успел договорить, как Виктор меня перебил.

— Туалет и умывальник влево по коридору, а обед скоро принесут. Меня с ложечки кормят, как дитя малое, руки вот... Да, костыли, если что, у койки, справа от тебя.

— Спасибо, — я попробовал встать,и нога тут же отозвалась на эту попытку резкой болью. Я снова сел и подумав, протянул руку и взял один костыль. Снова встал, упираясь одним костылем. Неудобно, но двигаться уверенно и не падая можно. И я двинулся изучать госпиталь.

Врач, симпатичная строгая женщина лет тридцати пяти, продержала меня в госпитале еще две недели — ее очень беспокоила моя контузия и сотрясение мозга. Причем очень сильно беспокоится она начала после того как во время очередного обхода я сказал что у меня это уже не первое такое ЧП. Что первый раз меня 'приложило' по голове четыре года тому назад, еще до войны и что тогда у меня даже амнезия была, которая полностью не прошла. Она боялась, что я могу начать терять сознание или память в любой момент. Но этого не случалось. А вот меня больше всего беспокоила нога, и хотя опухоль сошла, при любом более — менее резком движении колено отзывалось острой вспышкой боли. Терпимой, но крайне неприятной боли. Рана на спине была сущим пустяком — длинная тонкая щепка, выломанная взрывом, проткнув шинель, китель и тельник, воткнулась под кожу вдоль лопатки. Дырка на шинели и кителе маленькая и да рана пустяковая. Но видать вытаскивали эту щепку небрежно, не вычистив полностью все, что она внесла в рану, потому спина воспалилась и заживала после повторного вскрытия медленно.

Жизнь в госпитале тянулась однообразно — спал, сколько хотелось, помогал нянечкам кормить Виктора, писал письма домой тем, кто как и Виктор не мог сам действовать руками. Увы, таких в госпитале было немало. Ходил я уже сам, опираясь на свою старую трость, купленную еще в 1938 году в Николаеве. По моей просьбе ее принес из моей комнаты в общежитии один из матросов, уже выписанных их госпиталя, благо идти не так уж и далеко. Кстати, трость эта, сделанная еще до революции из твердого темного дерева, с круглой бронзовой ручкой и стальным наконечником, весьма не простая, но понял я это не сразу. Если немного повернуть одно из бронзовых колец у основания рукояти, то становится понятно, что деревянная часть трости — это ножны, внутри которых скрыта вполне приличная шпага. А острый стальной наконечник в основании имеет в верхней части резьбу и может быть замаскирован навинчивающейся деталью, в которую снизу вставляется пробка для мягкого упора. Изначально эта деталь мне не досталась, но позже, на заводе мне ее выточили по моему эскизу...

А однажды я и сам получил письмо. От Вари. Судя по дате и многочисленным штемпелям на конверте, путешествовало оно по Союзу очень много и очень долго. В своем стремлении удержать наши отношения в тайне, я не давал Варе своего адреса, и она отправила свое письмо почти как чеховский Ваня Жуков, написав на конверте: 'Сергею Федорову, командиру корабля 'Совершенный', Севастополь, Черноморский Флот'. Да и Вариного точного адреса у меня тоже не было. Я знал только, что она уехала в Ростов Великий, а вот теперь у меня есть точный адрес Вари в Ростове с названием улицы и номером дома.

Удивительно, что Варино письмо дошло до адресата, то есть до меня. Долго оно путешествовало, конечно. Письмо это было отправлено еще в начале октября, а сегодня у нас уже май заканчивается. Но, несмотря на такую долгую задержку в пути, письмо, смысл которого заключался в четырех искренних словах 'Помню и верю, люблю и надеюсь', меня порадовало. Но и повергло в грусть-тоску и долгие размышления о смысле жизни и сущности всего сущего, и тщетности всего тщетного, если можно так сказать. В итоге я пришел к выводу о том, что я неисправимый дурак, и что не надо откладывать встречу с любимой и любящей меня девушкой.

Вскоре меня выписали из госпиталя, физически я здоров, а легкая хромота не помеха моей штабной службе. Да и не только штабной. В отличие от травмы головы — так посчитали врачи и в документах написали, что мне требуется еще и длительный отпуск в тишине и покое для полного восстановления всех моих умственных способностей. Получив все эти бумаги, я поначалу расстроился и обиделся — мне хотелось как можно быстрее вернуться на корабль. Я как-то даже подзабыл сгоряча, что служу давно не на корабле. А успокоившись, подумал — а собственно какого черта я рвусь на службу? Врачи сказали в отпуск, значит в отпуск! Вот же у меня в руках идеально удобный повод съездить в гости к Варе. Именно с такими мыслями я и пришел в штаб Северного Флота.

Штаб гудел как потревоженный улей, хотя обстановка на фронте была спокойная и тревожных новостей с моря тоже не было. Я постарался выяснить, в чем дело и почему все так возбуждены. В ответ на мой вопрос мне передали газеты 'Правда' и 'Красная звезда' в которых опубликован Указ Президиума Верховного Совета СССР от 1 июня 1942 года о введении офицерских званий, новой формы одежды для военнослужащих и погон. Приказ безусловно будет выполнен (переходный период назначен до 1 сентября 1942 года), но бурно обсуждался товарищами офицерами, поскольку мнения по поводу погон и званий разделились. И многие были не в восторге от этого нововведения. Когда спросили мое мнение, я, подумав, и кивнув на плечо, ответил:

— Отсутствие здесь эполетов абсолютно не помешало мне сделать то, что я сделал, и точно так же их наличие никак не поможет мне в будущем сделать то, что я должен буду сделать.

Как по мне, то погоны по образцу старорежимных это более чем прозрачный намек эмигрантам — прекращайте гражданскую войну и присоединяйтесь к нам бить фашистов. Но господам типа Шкуро и Краснова на это плевать, они давно служат Гитлеру, ну разве что Деникин скажет что-то хорошее. Но нам-то от его слов ни холодно, ни жарко. А в остальном это решение принесет больше вреда, чем пользы.

— Но почему??? — возразили мне те сослуживцы, кого этот Указ обрадовал, — Тут же говорится о 'восстановлении единства победных традиций русской армии' ?

— Да какие-такие 'победные традиции' у господ золотопогонников, что их надо непрерывно восстанавливать и поддерживать?

Победа белогвардейцев-золотопогонников в Гражданской войне ?

Победа в Первой мировой ?

В Русско-японской ?

Ах, да в "Турецком гамбите" что-то такое близкое к победе было, но как было так и сплыло.

Вместе с полуторамиллиардной ( теми рублями!) дырой в бюджете, практически банкротством страны и гибелью сотен тысяч соотечественников.

Ну да это фигня. Деньги цари заняли у Ротшильдов, нижних чинов бабы еще нарожали, трехлинейки заказали во Франции, и продолжили хрустеть французскими булками.

Победа в Крымской войне?

Нет, Наполеона безусловно разгромили.

Ценой сожженной Москвы и разорения половины страны, но это вообще пустяки, о которых не принято вспоминать. Да и Наполеон типа давно разбитый вернулся. И последнюю точку в его истории поставили совсем другие.

Даже при Петре победа в Северной Войне была в итоге куплена деньгами. Это был пожалуй первый случай в истории когда победитель — Россия — платила "побежденной" Швеции репарации и контрибуции.

Так что в сказки о традициях я не верю...

Закончив эту тираду, я понял что, продолжая в таком же духе, я вполне могу договориться и до 58-й статьи, подпункт 'антисоветская агитация и пропаганда', потому пошел искать командование и решать вопрос с отпуском. Интересно, что на фоне Указа о погонах информация о роспуске Коминтерна, опубликованная в 'подвале' третьей страницы того же номера 'Правды', прошла совершенно незамеченной, и комиссары даже не знали толком как ее разъяснять массам. Видать методички еще не получены.

Добиться аудиенции у командующего труда не составило. Моя просьба об отпуске на неделю с целью поездки к невесте встретила у Головко согласие с возражением одновременно:

— Коль врачи пишут что так надо, то, конечно же, отпуск на неделю дам, да что там на неделю, на две недели, не считая дороги, отпустить могу. Но вот как в Лондон тебе помочь добраться я не знаю ...

— Да причем тут Лондон, товарищ адмирал! Ну, хоть бы вы не повторяли эти нелепейшие слухи! — я возмутился, — Мне в Ростов надо, в тот, который в Ярославской области, а вовсе не Англию!

— А говорили... — командующий, удивленный не меньше меня, попробовал возразить.

— Да мало ли что там всякие дураки говорят! Вы-то зачем все эти слухи и глупости повторяете? Неужели мне и вам, как Майскому надо мордобоем пригрозить, чтобы сплетни не распускались?

— Майскому? Послу что ли? Ну ты даешь! — командующий развеселился, — Но вообще это правильно, это по-нашему! Хорошо, будет тебе отпуск на две недели, не считая дороги. И в Ростов добраться это вовсе не проблема. Через двое суток будешь в Москве, а там уже рукой подать.

Все необходимые документы были оформлены очень быстро — ну еще бы приказ самого командующего. И уже на следующий день вечером я сидел в купе поезда Мурманск— Москва.

В моем купе поезда собралась оригинальная компания: летчик, подполковник со следами ожогов на лице и руках и, что очень удивительно, знакомые мне конструкторы-корабелы Арвид Фишер и Николай Лебедев. Позже, когда мы познакомились, оказалось что летчик — это Борис Сафонов, едущий получать свою вторую Золотую Звезду за сорок сбитых фрицев. А Фишеру и Лебедеву организовали экскурсию для обмена передовым опытом по французским и английским кораблям, которые все еще ремонтируются в Мурманске и Молотовске после того знаменитого боя. Начали они в Молотовске с французских линкоров, которым досталось больше всего и где остались их коллеги, занимающиеся большими кораблями, а затем продолжили знакомиться с эсминцами в Мурманске. Так что поговорить в дороге у нас было о чем, и двое суток пролетели незаметно.

В Москве наши пути разошлись. Сафонов с Фишером и Лебедевым направились в свои наркоматы, а я за билетом до Ростова. Вопрос решился очень быстро — места в общих вагонах на короткие дистанции всегда находятся, если поезда вообще ходят. В Мурманске я как-то не задумывался о том, как работают пассажирские железнодорожные перевозки во время войны — проездные документы получил, и ладно. Только изучив расписания поездов на двух вокзалах — Ленинградском и Ярославском — я понял что пассажирские поезда безусловно ходят по расписанию, вот только самих поездов стало в разы меньше чем до войны. Мурманский поезд, например, ходит два раза в неделю. Электричек, на которых я ездил в 80-ые из Москвы в Ростов и Ярославль, нет, но к счастью проходящих поездов не так уж и мало, и поэтому вопрос с билетом в общем вагоне решился очень быстро.

Этот общий вагон почти ничем не отличался от таких же вагонов, в которых я немало поездил в студенческие времена. Разве что мужчины практически все были военными отпускниками, частью с еще не зажившими ранами, частью, как и я опирающиеся на трости или костыли. В дороге я размышлял где искать Варю — сейчас лето, в школе занятий нет, так что она должна быть дома. Вскоре я уже сходил с поезда в Ростове. Сошедший вместе со мной старший сержант-артиллерист, оказавшийся местным жителем, подсказал дорогу. Часть из которой мы прошли вместе, а потом он свернул к своему дому и махнув рукой вдоль улицы, сказа:

— Тебе туда, моряк, через два переулка свернешь вправо, и будет твоя улица.

Так и случилось. Оставшуюся часть пути я прошел очень быстро. Вот и нужная улица, а вон там должен быть и нужный дом.

Вот только дома нет. В конце улицы я увидел напугавшую меня апокалипсическую картину, и попадавшуюся мне ранее только на старых военных фотографиях — три обгорелых русских печи посреди пепелищ.

Два крайних пепелища в конце улицыуже успели густо зарасти сорняками, а на ближайшем ко мне, уже расчищенном от обгоревших обломков и бурьяна, бригада пожилых плотников сооружала новый сруб.

Что это за дьявольщина, Якорный Бабай задери? Я понимаю там, где в свое время снимали такие фото, была гитлеровская оккупация и проходил фронт. Но тут-то что случилось? Ни черта не понимаю. Ладно, спрошу у плотников, может они что-то знают.

— День добрый, — здороваюсь.

— И тебе добрый день, — ответил мне ближайший, и пожалуй самый старший плотник, — Ищешь кого, моряк?

— Да, тех кто вон в том, предпоследнем доме жил. И не могу понято, что тут произошло?

— Дык пожар был, давненько уже, еще в минулом годе, осенью. Хозяева кто спасся, а кто угорел. Вот хозяйка этого дома с дочкой спаслась, в госпитале она работает, а муж ейный на фронте. А про остальных не знаем. Но может в пачпортном столе что подскажут...

-Спасибо за подсказку. И Бог вам в помощь...

Я развернулся и пошел разыскивать РОВД или тут городское, а не районное отделение? Ладно, найдем власти, разберемся. Ростов он хоть и зовется Великим, но все же маленький город. И все необходимое — и милиция, и паспортный стол — действительно нашлось быстро.

Хозяйка паспортного стола, разбитная пышнотелая бабенка из тех о которых говорят , как и кровь с молоком так и кровь с коньяком, причем последнего было явно больше, громко ругалась с сержантом, по поводу плохо заполненных бланков для прописки. Поначалу я не вмешивался в эту перебранку — мало ли там что — и решил подождать. Канцеляристка во весь голос отчитывала сержанта за корявый почерк и в итоге ляпнула:

— Жаль, что тебя вообще фрицы не убили, возись тут теперь с твоими каракулями!

А вот этого я уже не выдержал — вот же стерва какая. Вытащив из кармана свой трофейный 'вальтер', я подошел к спорящим поближе и рявкнул:

— Отставить! Смирно! — от чего они оба вздрогнули, а сержант действительно вытянулся во фрунт, и немного тише добавил, — Вольно, товарищ сержант. А вы, гражданка, пожалев о том, что фашисты не убили советского воина, вы только что совершили преступление предусмотренное статьёй 58, 'антисоветская агитация и пропаганда', а это ВСМЗ, в военное время, так что...

Для убедительности я помахал пистолетом перед ее носом. Гражданка тут же побледнела и стала белее стен.

— Товарищ капитан первого ранга, разрешите обратиться, — четко по уставу спросил меня сержант, вновь вытянувшись.

— Вольно товарищ сержант, обращайтесь.

— Товарищ капитан первого ранга, вы не думайте, Верка она не шпион какой. Ну то есть гражданка Вера Сазонова, она это не со зла сказала. Нет, вернее со зла, но дело не в немцах, будь они трижды неладны со своим фюрером. Дело в нас с ней. Мы ведь еще со школы знакомы. И Верка на меня уже давно злится за то, что я не на ней женился, а на Маше. Вот ее уже сколько лет и корежит когда меня видит, хоть сама давно замуж вышла, а все равно не хочет она меня вновь дома прописывать. Демобилизовали меня по ранению....Я из-за нее уже третий раз прихожу, но вы не подумайте ничего такого, товарищ капитан, — скороговоркой зачастил сержант.

А я не сразу обратил внимания на его правую руку, в которой он продолжал держать эти злосчастные бланки — покалеченную и обожженную, с деформированными не сгибающимися пальцами.

— Так... понятно..., третий раз говорите? Да это еще и саботаж... — я повернулся к вредной ревнующей паспортистке, побледневшей еще больше, хотя казалось что больше уже некуда. Мдаа... вот ведь ситуация дурацкая, баба просто глупости несет от ревности. Так что спустим дело на тормозах, благо оно еще и не началось.

— Вот что гражданка Сазонова. Вы сейчас же, немедля возьмете все эти злосчастные бланки, формы и прочие нужные документы и быстро, под диктовку товарища сержанта все ему заполните и оформите здесь и сейчас, при мне. И мы забудем этот инцидент.

— Да, конечно, я сейчас же все сделаю, — вспарила духом ударница бюрократического труда, поняв что самое страшное откладывается или вообще отменяется, — А вам что-то надо, товарищ военный моряк?

До сих пор я не обращал на нее особого внимания, и потому не заметил сразу одну маленькую вещицу — у гражданки Веры Сазоновой на шее весел медальон моей Вари. Меня как вновь по голове шанадарахнули. То, что это именно Варин медальон у меня нет никаких сомнений. В мире всего два таких, один у меня, а второй я подарил Варе, когда мы расстались. Мастер грек сделал их по моему эскизу — в виде букета роз, стебли которых, переплетаясь, образуют буквы 'С' и 'В' И мастер обещал не повторять этот дизайн. Блин, он же копейки стоит, этот медальон, в нем же серебра всего на рубль. Я не шучу, материалом для обоих медальонов послужили два серебряных рубля времен НЭПа, ну плюс работа конечно. Вероятность того что грек соврал и сделал еще несколько точно таких же и один из них попал в Ростов, за тысячи миль от Николаева отрицательная. Мда, и вряд ли Варя так нуждалась в деньгах, что продала его. Скорее всего, ее ограбили и убили, а весь этот пожар устроили, чтобы скрыть убийства...

— Так что вам надо, товарищ моряк? — вновь спросила Вера.

— Да, сейчас... А, вот, — и я достал из внутреннего кармана кителя Варино письмо, и показал его паспортистке, — Я разыскиваю гражданку Варвару Глухову проживавшую по этому адресу...

— Сейчас посмотрю... — и мельком взглянув на конверт, Вера ушла за стеллажи с папками и карточками. Вернувшись через пару минут, она грустно сказала.

— Увы, ничем не могу помочь. Они уже нигде не проживают. Угорели прошлой осенью на пожаре, мне очень жаль. Их тогда несколько человек погибло, пятеро кажется. Большой пожар был, три дома сгорело. Осень сухая была, но морозная, и с печью у них что-то тогда случилось, вот и занялось среди ночи... Их и хоронить-то некому было, сердешных, так за казенный кошт... так вот...

— Понятно, — я услышал то, что в глубине души подозревал уже давно и во что отказывался поверить. И чтобы перевести тему и кое-что уточнить, сказал:

— Красивый у вас медальон...

— Да, это мне муж подарил недавно...

— Берегите его, он, наверное, очень ценен. Но не буду вас больше отвлекать, оформляйте прописку товарищу сержанту.

Через четверть часа все бюрократические заморочки с пропиской закончились, и мы вышли на улицу.

— Павел Степанович, — имя сержанта я запомнил, когда работница бюрократического фронта заполняла формы, повторяя все написанное вслух, — Вы не подскажете, где найти кладбище?

— Идемте, я покажу дорогу. Вы мне помогли с этой стервой сладить, так что и я вам хоть в этой малости помогу.

— Спасибо. Да, кстати, вы сказали, что она замужем. А кто у нее муж? — была у меня мысль найти этого мужика и порасспросить с пристрастием. Хотя он может быть и не причем — просто купил понравившуюся вещь в подарок жене.

— Дык милиции он служит, причем не малая шишка у нас в городе...

Все стало ясно. Оборотни в погонах уже есть. Вернее они были еще задолго до того, как погоны появились. Можно конечно найти этого мента, и даже расспросить толком и шлепнуть, коль это действительно он виновен. А если не он? И если я его шлепну, то что мне потом делать? Куда потом податься? Или оставить это дело профессионалам? Только не местным, а областным или еще лучше столичным?

Вот такие вот мысли терзали мою душу всю дорогу.

— Ну вот мы и пришли, — сказал Павел Степанович, когда кладбище стало уже видно в конце улицы. — Тут вы уже сами. А я пойду домой. До свидания.

— Спасибо. И не поминайте лихом.

Кладбище, как это часто бывает, разрасталось вокруг церкви, действующей как ни странно. Так что я сразу направился в церковь. Службы в это час не было, но церковный сторож, кряжистый бородатый мужик неопределенного возраста, колол дрова возле сторожки.

— Бог в помощь, — я поздоровался.

— И вам того же, — ответил бородач, отвлекаясь от своей работы, — Что привело тебя сюда, моряче?

— Могилу одну ищу... Варвара Глухова... Она в прошлом году, в октябре, на пожаре погибла. Может быть вы знаете где искать ее могилу?

— Да, помню я эту трагедию... Идемте, покажу где, — и воткнув топор в колоду, бородач направился к дальней окраине кладбища.

— Вот эта могилка,— вскоре мы пришли.

На полностью заросшем бурьяном холмике еще стояла фанерная табличка с почти стертой надписью, на которой я с трудом разобрал имя 'Варвара'.

— А можно ли плиту поставить каменную? Вместо этой таблички?

— Большую?

-Нет, но именно каменную, чтоб надолго. И надпись на ней высечь 'Варечка Глухова. Люблю и помню. 1941'. Вряд ли я смогу приезжать сюда часто чтобы приглядывать за могилой.

— Хммм... Понимаю... Война... А пожалуй что и можно. Идемте до церкви. Там кажись есть подходящие каменюки.

— Да, вот, пожалуй, этот подойдет.

Через пару часов нехитрая надпись была готова и мы в четыре руки поставили эту плиту на могиле, которую я расчистил от бурьяна. Расплатившись, я вернулся к могиле и просидел возле нее всю короткую летнюю ночь, практически полностью отключившись от окружающей действительности.

Но тяжкие думы о том ' И какого Якорного Бабая я предложил Варе уехать? Осталась бы в Николаеве, была бы живой. Я сам во всем виноват, идиот.' — терзали мою душу постоянно. В общем, хреново мне было, очень хреново. Это если выражаться коротко и политкорректно. А если не корректно, то вообще....

А утром вернулся на вокзал и на первом же поезде приехал в Москву. Приведя себя в порядок, т.е. побрившись и вычистив ботинки, я решил вопрос с обратным билетом, правда в этот раз добираться придется на перекладных, прямой поезд ушел еще вчера вечером. Ну да ладно...

Затем я отправился в Прокуратуру СССР, а оттуда на Лубянку, где оставил два одинаковых заявления или если хотите доноса, о том, что случилось, и что я слышал в Ростове. Шанс, что дело будет расследовано, мизерный, но все же, все же... На душе хоть и по прежнему было отвратительно, но кошки скребли чуток полегче, если можно так сказать.

Выйдя с Лубянки, я понял, что не ел ничего уже больше суток, и что надо бы заморить червячка, пока этот червячок не стал слишком огромным и не заморил уже меня. И в голове возникла наглая мысль насчет 'Метрополя' — благо от Лубянки до него рукой подать. В советские времена я в нем никогда не бывал, в те времена это было закрытое для советских людей валютное заведение. Интересно, закрытым и валютным 'Метрополь' всегда был? Или только во времена застоя? А как оно сейчас? Впрочем, валюта у меня тоже есть, так что решено, идем в 'Метрополь'!

Не смотря на то, что время обеда давно прошло, а время ужина еще не начиналось, 'Метрополь' был заполнен изрядно. Большинство мужиков были гражданские, хотя и вояки, в самых разных чинах от лейтенанта до генерал-лейтенанта, присутствовали тоже в немалом количестве. И блин, все они уже были в погонах на новой форме. Когда они только успели, ведь Указ совсем недавно опубликован? Или они все тут заранее знали и приготовились?

Расторопный официант нашел мне свободное место за столиком, за которым уже сидел такой же, как и я беспогонный майор— артиллерист, в весьма выгоревшей форме, с нашивкой за ранение и Орденом Боевого Красного Знамени на ней. На мой просьбу присоединится он молча кивнул, продолжая есть. Практически не заглядывая в меню, я заказал борщ, бефстроганов с картошкой и рюмку водки.

Водку, корзиночку с хлебом и блюдечко с маслом официант принес мгновенно, а все остальное пришлось ждать.

Я взял рюмку, намереваясь помянуть Варю, но майор поднял свою, явно собравшись чокнуться.

— Извините, товарищ майор, я помянуть хотел, — я хотел опрокинуть в себя всю рюмку сразу, но горло внезапно схватило спазмом и я закашлялся, выпив едва четверть содержимого рюмки.

— Да, понимаю... Вечная им память и земля пухом, — майор кивнул и сделал глоток. И продолжил после, — Большие были потери?

— А? Нет. У меня жена погибла. Бандюки в тылу убили.... А потери... Посейдон милует, и надеюсь и дальше смилостивится. У меня в экипаже потерь нет...

— Нет? — очень удивился майор, и пристально посмотрев на меня, спросил, — Аааа..., я понял, вы, наверное, и есть тот самый везучий моряк, Федоров кажется, который итальянцам линкор и еще что-то утопил?

— Да, это я и есть, — а что скрывать.

— Сочувствую вашей утрате.

Я кивнул, задумавшись. Потом мы немного поговорили о фронтовых делах, тем временем официант принес мой обед и, извинившись, я принялся за еду. Когда я тоже разделался со своим обедом, майор предложил:

— Надо бы за Победу выпить...

— Так может заказать еще по рюмке? — спросил было я, но майор меня удивил.

— Мммм... Хорошая идея, Но нет, пожалуй, не стоит этого делать. Как я вижу у нас тут у каждого по глотку еще осталось. Символически хватит. А заказывать еще... я даже не знаю... Дома я бы напился с тоски, но тут... нет, не стоит... Я с фронта позавчера, и тут уже ко мне эти местные церберы цеплялись несколько раз за старую форму, — и он кивнул на сидящих поодаль вояк в новенькой форме, — А где я новую на фронте возьму? Не дай бог еще и к выпивке придерутся. Да и не люблю я напиваться. Ну ладно, черт с ними.. За Победу!

И чокнувшись, мы допили последние глотки водки.

— У меня дел нет уже никаких, обратный поезд поздно вечером, так что я еще посижу тут и закажу себе еще кофе и пирожные, может и вам тоже?

— Лучше чай, но от сладкого я тоже не откажусь.

И мы посидели еще с час, поговорили о всяких пустяках, поскольку наши головы были заняты у каждого своим и слишком личным, потом расплатились и разошлись по своим делам.

Долгий июньский вечер еще только начинался, делать мне до поезда мне было решительно нечего, я не стал спускаться в метро, и пошел в сторону площади трех вокзалов пешком. Любопытно, знаете ли, на Москву посмотреть. Нигде, даже до войны в Одессе и Харькове, не говоря уже про совсем провинциальные Николаев и Севастополь, я не видел такого большого количества праздно шатающихся мужиков. Большинство из них в гражданском, а военные почти поголовно уже в новой форме форсят своим золотопогонничеством. Такое впечатление, что войны вообще нет. Я понимаю, что столица это не провинция, но все же, все же... Кому война, а кому и мать родная. Как всегда. Среди военных встречаются иногда такие же, как и я отпускники, практически все по ранению и командированные. Они заметны издалека — выгоревшая полевая форма, видавшая виды, резко выделяется на фоне новеньких лощеных мундиров местных земгусаров.

Блин, вон, впереди, один из них, полкан, вычитывает и строит двух молодых лейтенантов-фронтовиков. Ну не могу я называть таких вот разжиревших от безделья тыловых крыс полковниками. Даже 'полкан' для них это еще комплимент. Подхожу ближе и слышу ругань полкана отчетливо. Мда, не хочется ругаться и объясняться потом с комендачами — все-таки алкогольный запах можно почувствовать, но и спускать наезд этой жирной крысы на фронтовиков нельзя. 'Паровозы надо давить пока они еще чайники'. Два лейтенанта в выгоревших, заплатанных, но чистых и выглаженных гимнастерках и галифе, сапоги, стоптанные изрядно, но тоже начищены, пилотки на головах и скатки шинелей приторочены к заплечным 'сидорам'. У одного медали 'За отвагу' и 'За боевые заслуги', а у второго 'Красная Звезда' и у обоих нашивки за тяжелое ранение. Понятно, парни, как и я из госпиталя. Подхожу совсем близко и рявкаю на ухо полкану:

— Отставить! Смирно!

Он вздрагивает, замолкает и удивленно оборачивается.

— Товарищи лейтенанты, вы свободны. Можете идти по своим делам. А с гражданином полковником я разберусь, — и подмигиваю им.

Лейтенанты мгновенно все поняли, откозыряли, и четко развернувшись кругом,быстро ушли.

— Что за вид, полковник? Это что такое, я вас спрашиваю? — слегка тыкаю его в жирное брюхо концом своей трости, — Как вы полк в атаку поведете? Как по-пластунски ползать будете на передовой под вражеским обстрелом?

Полкан багровеет, заикается, но ничего сказать не может. Боится, наверное. Мы в одном звании, строго говоря. Но во флотских нашивках мало кто из сухопутных разбирается, но еще больше его пугает моя орденская планка, начинающаяся с двух красных лент. А у полкана кроме юбилейной довоенной медали '20 лет РККА' ничего нет. И супротив Дважды Героя эта медаль не канает, как говорится. Я не Дважды Герой конечно, но красная ленточка VC выглядит почти такой же как и лента Звезды Героя Советского Союза. Для тех, кто не разбирается в оттенках лент, конечно.

— Да я тебя.... да я вас.... — пытается пыжиться полкан.

— Что, на дуэль вызовите? Так я к вашим услугам, господин полковник, здесь и сейчас, — меня тоже начинает заносить совсем уж далеко, но остановиться сложно.

— Нет, что вы, я не про это. У них явные нарушения формы! — полкан пытается оправдываться.

— И что? В Указе ясно сказано — завершить переход к 1 сентября. Так что нечего врезать дуба раньше срока. А вам, вот это излишество тоже сбросить до сентября! — и я вновь тыкаю его в пузо тростью, — Кругом. Выполнять. Шагом марш!

Полкан подчинился и ушел явно перепуганный. А я пошел дальше к вокзалу. Но мои приключения на этом не кончились. Иду я конечно медленно — мне и спешить некуда и прихрамываю все же. И чем дальше от центра, тем народу на улицах все меньше и меньше. И встречные прохожие постепенно стали неотличимыми от мурманчан или николаевцев возвращающихся с работы или спешащих на ночную смену — такие же трудяги и одеты так же просто и вид у них уставший. А заводы и в Москве, как и везде, работают круглосуточно .

Но тут из переулка мне навстречу вышли два неприметных мужика, тоже вполне обычного рабоче-крестьянского вида.

— Стой! Котлы снимай! — неожиданно сказал первый.

— И лопатник давай! — добавил второй.

Мда... они решили что на хромого инвалида можно наехать безнаказанно. Первый урка, который ближе ко мне, держит руки в кармане пиджака. Судя по тому, как карман оттопыривается, наверное, у него там ствол. Скорее всего, старый добрый наган, из которого можно выстрелить и сквозь карман. А у второго в правой руке нож, нет, не нож, а штык, длинный, от СВТ или трофейный. Ну что ж сами напросились.

— Да, хорошо, сейчас, — отвечаю.

А сам слегка и медленно поднимаю левую руку, в которой трость, а правой делаю вид, что расстегиваю ремешок часов, перехватываю трость в правую руку и делаю выпад в лицо урке с наганом. Удачно, острие трости с хрустом пробивает кадык бандюка, и тот валится на землю, под ноги своему корешу. Туше. Правда моя нога тут же отзывается острой болью, но ничего терпимо, драться дальше можно. Второй урка пытается обойти своего подельника, и ударить меня своим штыком в левый бок, но штык слишком короткий против моей трости. Да и фехтовальщик он совсем никакой, еще хуже, чем я. Хоть и я совсем никакой. В итоге, за пару секунд, этот урка получил удар по руке и выронил штык, затем огребся колющим в пах и скорчился на земле рядом с подельником. Все-таки размер имеет значение. Перехватываю трость набалдашником вверх и крушу им все суставы бандюков, начиная с колен. Один кажется уже давно труп, а второй еще хрипит, но не встать, ни что-либо сделать уже не может. Мда...Намусорил я однако. Но ничего, утром дворники уберут, город от этого точно станет чище.

Итак, подведем итоги и напишем краткое резюме моего отпускного турне.

А итог таков: 'Прочь из Москвы, сюда я больше не ездок'.

И кто там говорил о высоком 'морально-политическом единстве советского народа'? Что-то я не заметил этого единства в первопрестольной.

Через трое суток уже без чрезвычайных происшествий я был в Мурманске.

А вот на душе у меня после этого побоища немного полегчало, хотя все равно было тоскливо.

Вернувшись в Мурманск я сутки отсыпался, а затем прибыл к месту службы, то есть в штаб СФ. Головко, увидев меня, очень удивился:

— Почему так рано вернулся? Неужели невеста не дождалась?

— Убили ее...

— Ох, ты господи, — адмирала тоже огорошила такая новость. Помолчав, он спросил:

— Ты как? Работать можешь ?

— Да, могу и буду, иначе совсем с тоски с ума сойду.

— Тогда подключайся. Новая операция готовится.

И я подключился. Эта операция потом войдет в историю как один из 'Десяти Сталинских Ударов'. Норвежско-Финская. Пользуясь тем, что гитлеровский флот понес колоссальные потери и прикрывать свои конвои, снабжающие группировку вермахта в северной Финляндии и Норвегии уже не может, советское и британское командования планируют нанести начать наступление в на центральном участке советско-финского фронта в направлении на Оулу. И одновременно высадить ряд воздушных десантов в тылу финских и немецких войск на направлении этого удара и ряд морских десантов на побережье Норвегии от советской границы до Нарвика. Морские десанты будут поддерживать огнем корабли советского Северного Флота, Ройял Нэви и Свободной Франции, авиация РАФ и АДД.

Планы, графики, расчеты, снабжение, амуниция, продовольствие, боеприпасы, связь, пункты сосредоточения, развертывания, сроки и рубежи атак, меры секретности и дезинформации противника и т.д. и т.п. В общем вал бумажной, но жутко необходимой работы.

Я не знаю, что со мной произошло в тот день, но сослуживцы сказали мне позже, что я просто отключился и долго сидел за столом с открытыми глазами, не реагируя ни на что, а потом сам, как ни в чем небывало продолжил работу. Через три дня это повторилось вновь, а еще через четыре дня еще раз. И тогда меня вновь увезли в госпиталь, где продержали неделю, а за это время Головко решил отправить меня в отставку по состоянию здоровья. Но поскольку в отставку во время войны не уходят, то меня перевели домой, в Николаев, назначив заместителем командира бригады строящихся кораблей. Командование справедливо решило что, работая на этом месте, я еще смогу принести пользу флоту и стране, а если вновь отключусь, то вреда не будет...