Алхимик с Земли. (общий файл)

— Ей-богу, Петрович, не кажется ли вам, что мы ведем себя как какие-нибудь провинциальные глупцы, поверив в мистику и отправившись в путь её проверять?

— Не знаю, Васильевич, не знаю. С одной стороны поверить в это как-то тяжело, да и раскопанное тобой попахивает байками, с другой стороны, если это не так, то зачем моим предкам нужно было записывать эти ритуалы, если они не работали? И я одновременно хочу и не хочу, чтоб это было правдой, ведь кто не хочет стать могущественнее, но и ежели так, то противники давно этим пользуются, а, значит, и опыта, и возможностей уже больше...

— Я даже не знаю, что и сказать на это... Разве что, скоро узнаем, и тогда уже не будет важно, что мы предполагали, значение будут уметь только факты, впрочем, как и всегда.

— Уже недалеко.

— Хорошо.

* * *

Два всадника ехали по дороге, в тишине, окружавшей их, голос одного из них прогремел подобно грому:

— Ну, Васильевич, почти приехали, сворачивай за мной, тут минут двадцать осталось.

После этого всадники съехали с дороги, и именно этот день послужил началом этой истории.

* * *

Я пришел себя от боли, болело все тело и также лёгкие. Я открыл глаза и ничего не смог разглядеть, как я помнил, у меня было ужасное зрение, но судя по тому, КАК я вижу сейчас, в лучшем случае оно в два раза хуже. Так что, я смог увидеть как какое-то лицо, с чёрными волосами, склонилось надо мной и улыбнулось, наверное, и сказало что-то на непонятном языке. Вдруг всё вокруг стало темнеть, и на меня накатила огромная слабость, и я уснул.

Второй раз, когда я проснулся, мне в лицо било солнце. Я зевнул и попытался потянуться, и этого не получилось! Я сразу скосил глаза и обалдел от того, что увидел, пусть зрение и плавало — всё становилось то четким, то снова размывалось, я осознал, что запутан во что-то наподобие полотенца и, насколько я понимаю, это были пелёнки!! Так что я сразу завращал глазами, пытаясь что-то рассмотреть, и, увы, не очень успешно — всё, что я смог увидеть — это какие-то пятна, находившиеся вдали от меня. Осознав это, я стал думать. Я воспринимал себя как полноценную личность, и у меня даже были воспоминания, только они были нечёткими, словно я смотрел их сквозь какой-то барьер, и тут я ощутил ещё одно, почти неподверженное дымке, поняв это, я сосредоточился на нём, и стал его 'просматривать'.

Это было странное ощущение: был в своем теле, однако я ничего не мог контролировать, я просто наблюдал и слушал. Я находился на какой-то поляне, была ночь, небо было затянуто тучами, и было так темно, что если вытянуть руку, а затем поднести ладонь к лицу, то её увидеть можно было едва-едва, но на краю рощицы стоял горящий керосиновый фонарь. Свет от оного освещал ещё одну фигуру.

— Ну, как всё готово, Петрович? — спросила стоящая там тень.

— Васильевич, все в порядке, так что, думаю, можно начинать, — ответило тело, в котором я находился, и обернулось к центру поляны, который был полностью очищен от травы, и на котором была нарисована девятилучевая звезда. Я почувствовал, как поднимаются руки, и тело стало произносить:

— Се бо гласите Сварог

Во годину лихований глаголимй

Жреше ямо жизи те

Взбраните ворогов наших...

По мере того, как слова произносились, становилось всё жарче и жарче, и в какой-то момент вся девятиконечная звезда заполыхала, и в центре её начал подрагивать воздух.

— Васильевич, теперь судя по тому, что я расшифровывал, нам теперь надо идти в центр и закончить там обращение к богу вместе.

— М-да... Петрович, мы уже убедились, что это работает, а значит то, о чём я тебе недавно рассказывал, не розыгрыш, но ты точно уверен, что в результате мы сможем использовать магию, да и стоит ли доводить это до конца?

— Да, пошли, давай заканчивать, — ответил я.

Мы вошли в это марево в центре и произнесли последние слова, и как только мы закончили это, я почувствовал, как тело слабеет, и накатывается тьма.

========== Глава 1 ==========

Я открыл глаза и огляделся. Зрение по-прежнему плавало. Хм... Значит, теперь понятно, как я попал сюда, либо я ошибся в переводе (что маловероятно), либо сыграло незнание нюансов ритуала. Может, его проводить нужно было днём? Хм, уже неважно. Кстати, помимо усталости от просмотра воспоминания, мои мысли стали более ясными, подумав над этим, я проглянул наличие ещё некоторых воспоминаний и почуял — эта дымка, ощущение чужеродности, она стала меньше. Мои размышления прервали урчащий звук в животе и резко нахлынувшее чувство голода. Ну-ка, проверим... Я закричал, потом ещё раз, через пять минут я услышал шаги, и ко мне кто-то подошёл. Взяв меня на руки, покормив и сменив пеленки, меня принялись баюкать и наклонились, так что я смог увидеть то же лицо, что и увидел тогда, но на сей раз более чётко. Чёрные волосы, прямой нос, карие глаза, в общем, неплохое лицо было у моей здешней матери. Потом, убедившись, что я успокоился, она меня положила назад и ушла.

* * *

Мне исполнялся год. С одной стороны мало, а с другой довольно много. Мало, так как всего год, но, слава богу, что большинство людей не помнит этот год — минимальный контроль над своим телом, то есть, полная беспомощность и несамостоятельность — проголодался, кричи, замерз, обделался и еще Бог знает что — кричи, ибо языка местного не поднимаешь и даже произносить членораздельные звуки не можешь... А вот время тянулось... Ну как вы думаете не заскучать, валяясь и ничего не делая весь год? Думаете, я смог просмотреть все воспоминания — нет и ещё раз нет. Я не мог просматривать больше двух вспоминай в день, больше просто болела голова, и могла пойти кровь носом. И даже языку толком не поучиться. Вот представьте — лежите вы, и над вашим ухом несут тарабарщину, несут, и ты никак на нее повлиять не способен, и эта тарабарщина ещё не худшее... Однако был плюс: к своему году я уже мог уверенно ползать и даже вставать, а вот ходить, увы... Помимо того, что тело этого просто не умело, так ещё и голова смешала центр тяжести, из-за чего я нехило саданулся несколько раз, и на том пока успокоился, но я всё равно время от времени вставал и пытался ходить. Рос я спокойным карапузом и лишний раз не орал, так как я был единственным ребёнком, то родители на этот счёт вроде не волновались. Судя по всему, я попал в семью либо к учёному, либо к писателю, но я больше склонялся к первому варианту, так как мой отец (блондин лет тридцати с желтыми глазами), не только допоздна засиживался за своим столом, но и порой уходил в подвал и тоже проводил там дни. Жили мы, кстати, в небольшой деревушке, домов на десять, так что, когда мы гуляли в двору, к нам порой приходили и притаскивали моих сверстников.

В целом я был доволен жизнью — там мне бы осталось ещё десять лет и всё, а тут новое и здоровое тело и новая жизнь.

* * *

Во второй год никаких значимых событий особо не произошло, хотя я уже усвоил небольшой словарный запас и мог произносить довольно простые слова, так же я научился ходить и бегать. Так же я пытался самостоятельно писать на родном языке, но не получилось. Однако мои каракули заметил отец, и что-то хмыкнув, стал обучать меня письменности. Получалось не очень — дело было в том, что у них письмо было слоговым, то есть на каждый слог приходилось одна буква, так что вы можете представить размер их 'алфавита'. Так же мы стали чаще ходить в гости к друзьям родителей, которые были местными врачами. У них была девочка — моя ровесница, с которой я часто играл. Честно говоря, я занимался беготнёй и разными играми не просто так. Я под них замаскировал свои тренировки по увеличению выносливости и живучести тела, и пусть я особо много не мог, но лиха беда начало.

В общем, за второй год пополнился список моих личных достижений, и я стал желанным гостем в семье Скальных (врачей), и я с их дочуркой неплохо поладил.

* * *

Следующие два года прошли довольно быстро. Я смог вспоминать больше воспоминаний в день и уже вспомнил не только основные моменты предыдущей жизни, но и смог вспомнить некоторые навыки (владение саблями и казачьи ухватки). В основном это удалось благодаря тому, что я знал, о чём воспоминание, просто обратив на него внимание, да и ощущение чужеродности почти прошло. Благодаря этому я смог уменьшить время и увеличить эффективность тренировок. Всё это время мне было интересно, чем занимался отец, но, к моему сожалению, мне не разрешали приближаться к его лаборатории, и все мои попытки пробраться туда закончились провалом, из-за чего я однажды два часа сесть не мог... А библиотека отца оказалось зашифрована, так что моё любопытство всё сильнее и сильнее разгоралось.

Местный климат был резко континентального типа — очень холодная и долгая зима (до -30) и короткое, но очень жаркое лето, которое длилось всего два месяца, и температура в пике которого порой достигала 35 градусов. Но следует заметить, что ясных дней зимой было довольно много, благодаря чему я мог свободно гулять, важно было лишь заметить признаки надвигающейся непогоды и дуть домой, ибо если не успел, то вероятность не заблудиться и не околеть впоследствии крайне мала. Так же много свободного времени я проводил в семье Скальных, меня и младшую часто привлекали к осмотру пациентов, и я старался научиться всему, чему только мог. В прошлой жизни, будучи военным, у меня, к сожалению, оказалось недостаточно времени и средств, чтобы изучать медицину, и по опыту прошлой жизни я знал, что эти знания мне очень пригодятся. Впрочем, отношение ко мне местных жителей было довольно неплохим, помимо того, что я помогал лечить некоторых (подай, принеси, держи, пошёл вон, не мешайся), так обо мне ещё и стали говорить как о маленьком гении, что не удивительно, ведь как ни старайся, а весь опыт прошлой жизни скрыть было невозможно. В результате чего такого старательного мальца все пытались угостить чем-нибудь вкусненьким, да так, что мне пришлось вскоре начать увиливать от взрослых, ибо от такой чрезмерной заботы порой тошнило. Когда я, наконец-таки, смог нормально писать, батя сказал, что раз мне так интересно, чем он занят в подвале, то в пять лет он пустит меня свою лабораторию, если я смогу осилить и вызубрить основы, после чего положил на стол передо мной толстый том с названием 'Алхимия, основные понятия и реакции', после чего показательно разбил чашку на столе, нарисовал вокруг нее круг с какими-то загогулинами и, приложив руки к кругу, восстановил её. У меня после этого челюсть отвисла, да и глаза едва из глазниц не вывалились, наверное, они не смогли этого сделать, лишь потому, что из-за вспышки в момент восстановления, я их зажмурил. Батя посмотрел на мое лицо и рассмеялся: "Ну что, сынок? Теперь сможешь ли ты также, зависит только от тебя. Учи. А потом посмотрим". Так что занятие мне к следующему году нашлось.

* * *

Свершилось! Сегодня я прошёл проверку отца, ответив на все вопросы, что он задал мне по данной книге, на что он отреагировал крайним изумлением — видать, не предполагал, что я осилю. Но и намучился я с изучением. В общем, теории в книге была примерно треть, всё остальное оказалось таблицами, в которых были приведены формулы веществ, реакции их получения и круги преобразования, хотя в конце ещё было с десять страниц с химическими задачами разного уровня сложности. Могу честно заявить, что если бы я все это знал в Российской Империи, то я точно бы стал светилом науки, а тут это лишь общие знания, которыми должен обладать каждый алхимик, хотя, как мне сказал отец, достаточно и тех, кто и половины этого трактата не знает, и дело не в том, что они неучи, а в двух вещах: наличии среди алхимиков различных специализаций и том, что местные как могли, старались сохранить свои тайны, в результате чего местная алхимическая наука почти не двигалась. Ну, представьте себе то, что некоторые люди вынуждены каждый раз изобретать себе велосипед... Так что, с этим всё ясно. Гораздо более интересно прошло практическое занятие. Мы снова разбили кружку, и я должен был ее восстановить. Первые три попытки провалились, поэтому батя мне сказал, что прикладывая руки к кругу, я должен чётко представлять результат того, что я хочу получить. Я представил кружку снова целой, приложил руки к кругу и запустил реакцию. На этот раз все завершилось вполне успешно, хотя кружка местами как бы состояла из различных прямоугольников. Как оказалось, просто я недостаточно чётко представил картинку, и получилось то, что получилось. После того как занятие окончилось, отец вынул из кармана какую-то пластинку и, протянув мне, сказал: 'Бери, это твой пропуск в мою лабораторию, там храниться вся таблица Акселлева (аналог Менделеевской таблицы), и можешь приступать к опытам, предварительно рассчитав результаты реакций и показав их мне. А пока пойдем в гости, как никак это нужно отметить! Тем более, что мы уже давно не были у Скальных".

Этот вечер стал одним из лучших дней в моей жизни — наконец-то я получил возможность самостоятельно проводить преобразования, к тому же я просто заразился радостью отца и матери, так что застолье у соседей прошло на славу. Накушавшись, мы с Мирой, моей ровесницей, просто отрубились и пропустили окончание праздника.

Следующее утро принесло нерадостную весть — через радио мы узнали, что началась война. На южные границы произошло успешное нападение войск Аместриса и Кретчета, наши войска отступают, и объявлено о начале мобилизации. Увы, вот чего я не ожидал, что мой папа окажется государственным алхимиком и, как следствие, является военнообязанным. Атмосфера в доме повисла тяжелая. Мне был рассказан принцип, по которому батя зашифровал свои работы. Мы с матерью боялись, что война заберёт у нас отца навсегда, но убедить его остаться не было никакой возможности. Как оказалось, мы не единственная семья в нашем селении, оказавшаяся в такой же ситуации, к примеру, такая обстановка была у семьи Скальных, у них едва не разразился скандал, как и ещё в тройке семей. Миура и Ками (Скальные) тоже, как наш отец, собирались в дорогу и были вынуждены оставить свою дочь вместе с бабушкой. Так что этот день я провел, утешая малышку Миру, что, увы, было не очень успешно, ибо у меня самого кошки на душе скребли, и она это чувствовала.

День отъезда выдался хмурым небом и признаками скорой метели. Мы были на вокзале и ждали поезд, провожали до последнего. Когда подъехал поезд, и мы стали прощаться, Мира разревелась, и было видно, что остальные тоже едва сдерживаются. Мы стояли обнявшись, и как только поезд издал гудок, отпустили их, и они скрылись в нём. Тяжелее всего было стоять и удерживать девчонку, что бы она не рванула за родителями следом, так что, когда поезд тронулся, я ощутил облегчение. Увы, мы не могли остаться и посмотреть, как поезд скроется за горизонтом — началась метель, грозящая перерасти в снежную бурю. Так что мы как можно скорее двинулись домой. Дорога назад была тяжелая, вьюга разыгралась не на шутку, и мы несколько раз сбивались с пути, однако мы все-таки не заблудились. Только когда мы пришли домой, напряжение стало отпускать нас — просто ни на что другое не оставалось сил. Мы просто легли спать.