Весёлый Роджер (Слр)

— Буду ждать фотографий, — говорит она вслед. Может, к черту сон? Что я, не спал никогда что ли?

Любопытство разбирает по пути к ресторану "Русалка и дельфин", в котором назначено празднование. В одной руке сжимаю все ту же пилку, на светофорах продолжая совершенствовать края ногтей. Вы когда-нибудь видели, как в салоне красоты куча женщин делают маникюр, и среди них затесался один подозрительный тип? Так вот, этот тип нередко я. Впрочем, мы уже успели познакомиться.

Впереди сложный регулируемый перекресток. Светофор уверенно горит зеленым, снижать скорость необходимости нет, успеваю проскочить. Сотовый трезвонит, должно быть, Тема хочет узнать, почему опаздываю. Педантичная скотина, ни разу в жизни не опоздал, и бесится, если другие пытаются жить иначе. Умом-то понимает, что родственничка, то есть меня, не изменить, но каждый раз звонит и злится. Ничего, подождешь. Тем более что опаздываю я всего минут на двадцать.

Жму на газ, но вдруг замираю. Мать вашу! Нога резко переключается на соседнюю педаль, руки крепче сжимают руль. Женщина вылетела на середину дороги и замерла, таращится на летящий автомобиль. Оцепенела. Справа никого, руль резко в эту сторону. Шины с визгом тормозят по асфальту, судя по звуку, оставляя часть себя черным следом. Людей и машин справа действительно нет, зато есть фонарный столб, который мужественно принимает удар на себя. Ремни безопасности врезаются в кожу, мягкая подушка неслабо бьет по лицу, затылок ударяется о подголовник. Резкая головная боль пронзает, головокружение подключается как по команде. Тошнит. Кое-как нащупав нужную кнопку и убирая ремень, я не без труда открываю дверь и вываливаюсь на улицу. Ноги предательски подкашиваются, падаю на колени. Резкое падение только усиливает весь спектр пойманных ощущений.

— Твою мать, — вырывается стон. Вытираю тыльной стороной ладони кровь с губы. Откуда она взялась? Язык онемел и не шевелится. Я что, откусил кусочек? От этого понимания тошнит, и завтрак мгновенно оказывается за пределами желудка.

— Вам плохо? — взволнованный женский голос рядом и сверху.

Чувствую, как меня начинают оттаскивать в сторону. Хочется крикнуть, чтобы не трогали. Нужно дождаться скорой. Вдруг сломаны ребра? После аварии двигаться нельзя. Тем более, в открытой машине осталась сумка с кредитками и документами. Но язык по-прежнему не слушается, а темнота не позволяет не позволяет вырываться. Она сгущается перед глазами, откуда-то появляются яркие вспышки. Рядом словно врубили двигатели самолета. Как же громко. Кто-нибудь, уведите меня с взлетной полосы! Хорошо, что я не пошел в летчики. Хотя мысли были. Да что там мысли, вступительные даже сдавал.

* * *

"Русалка и дельфин" находится в неудачном месте. Вера долго смотрит в одну точку, молча слушая проклятия, которыми сыплет Артем, проезжая квартал за кварталом в поисках парковки. Глупо открывать ресторан, не продумав стоянку для машин. Люди, ездящие на метро, не ходят по таким заведениям. Или они рассчитывали, что гости прибудут исключительно на такси? Стоило предупредить заранее.

— Милый, не ругайся. — Вера терпелива, как никогда раньше. За прошлую неделю они поссорились восемь раз. Многовато для семи дней, не так ли? Она дала себе слово, что спасет сегодняшний день. Поэтому упорно молчит и кивает, поджимая губы.

Артем и раньше не особенно подбирал выражения, когда вел машину. Разумеется, он один лишь в мире знает, как крутить баранку, остальные водители права купили, насосали, получили в подарок. Но раньше он при ней сдерживался.

А теперь, наоборот, старается изо всех сил. Расходится в потоке матерных ругательств, как подвыпивший баянист на празднике. И уже неважно, слушает ли его кто-нибудь, наяривает так, что уши вянут. Вера мнет клатч, терпит. Если сегодняшний семейный праздник не получится пережить вместе, то настанет время главных решений.

Артемка интересный, симпатичный, умный мужчина. Он всегда ей нравился, с первого курса. Темные густые волосы оттеняют идеальную кожу, длинные ресницы очерчивают голубые глаза, придавая выразительности. Его полные губы кривятся в гримасе ярости. Господи, пожалуйста, пусть в следующем дворе найдется местечко. Вера — атеистка, но сейчас почему-то смотрит в небо. Оно серое, затянутое мрачными тучами. Если есть хоть маленькая надежда сохранить их с Артемом союз, пусть отыщется это чертово место.

— Неужели, мать вашу! — рычит Артем, заруливая за очередной дом. — Нашлось, родимое! За сто километров от ресторана. Может к черту этот праздник, поедем домой?

— Твои родители нас ждут. — Вера кладет ладонь на его руку. Он дергается, отстраняется. Она его раздражает, не иначе. Чем только заслужила такое отношение? Утро началось неплохо: она сварила кофе, пожарила сырники. Новое платье очень идет Вере, девушка ухожена от кончиков пальцев на ногах, до кончиков прекрасно уложенных темно-русых волос. Она очень старалась соответствовать своему безупречному жениху. Соберутся его родственники, друзья семьи. Артему будет приятно смотреть на нее весь вечер. Возможно, ей удастся его соблазнить, как придут домой. Хочется верить.

— Да знаю я! Все, идем. Уже опаздываем! Ненавижу опаздывать.

Он снова звонит брату.

— Ну, получит он у меня. Телек-то в его тачке. Как мы зайдем без подарка? Белов может появиться и через час, и через два. Зачем опять с ним связались? Почему ты не переубедила меня?

— Уверена, Вик появится вовремя.

За последние два года, что Вера встречается с Артемом и бывает на семейных праздниках, Вик еще ни разу не появился вовремя. Весьма разболтанный парень. Творческий человек, что с него взять.

— Это ты виновата.

— Как и обычно.

— Что?

— Поспешим, Артем. Хоть кто-то должен явиться к назначенному времени.

— Значит, ты допускаешь, что он опять задержится? Черт, возьми же ты трубку!

Артем без устали набирает его номер, пока звонок не сбрасывают. Далее телефон Вика недоступен.

Вера решает поспешить, пока он еще к чему-нибудь не придрался. Выходит из машины, оглядывается.

— Вот куда ты, а? Мы разговариваем, она вышла из машины и пошла в сторону. Стой!

— Может, Вик уже внутри? Нам идти не меньше пятнадцати минут.

— А кто в этом виноват? Ты видела, что по пути ни одного свободного места? По-твоему, я спецом припарковался так далеко? Мне в кайф шлепать по грязи полчаса?

— Я ничего такого не думаю, — Вера сжимает кулаки. Артем ростом метр девяносто, она — метр шестьдесят пять в кепке. Еще и на каблуках, в узком платье. Он делает шаг — она за это время вынуждена выдать пять. Попросить сбавить темп?

Бросает быстрый взгляд на недовольное, некогда такое любимое лицо, и решает промолчать. Туфли поджимают. Они прекрасно идут к этому темно-синему вечернему платью, но созданы скорее для того, чтобы красиво стоять или сидеть. Ну, недолго танцевать. Но никак не бежать кросс на всех парах. С досадой она отмечает, что дезодорант не справляется. Только не это. Запах пота и мокрые подмышки — что может быть ужаснее? А ведь вечер еще даже не начался.

Она сбавляет шаг, но Артем делает вид, что не замечает этого. Тянет за руку.

— Милый, чуть медленнее, хорошо? Я не поспеваю за тобой.

— Мать твою, Вера! Мы опаздываем, если ты не заметила своей тупой головой!

— Что ты сказал? — она замирает, вырывая ладонь. Это слишком. Никто никогда не имеет права в таком тоне и такими словами с ней разговаривать. Глаза мгновенно влажнеют. Нет, не от обиды. От досады и разочарования. Она так старалась сегодня. Хотела спасти этот вечер, их отношения, которыми по-прежнему сильно дорожила, помня первый счастливый год.

— Какого черта ты опять в этих туфлях? Что за мода покупать обувь, в которой невозможно ходить? Когда я выбираю туфли, в первую очередь обращаю внимание на удобство. Бабье! К сумочке они тебе подходят, да? — бесцеремонно пихает ее клатч. — Еще и дорогие, наверное? Только баба может потратить столько денег на тапки, в которых невозможно ходить!

Она честно пыталась сдержаться. Она видела цель, ради которой стоит бороться. Помнила их общие вечера под одеялом, душевные разговоры за бокалом вина, шутки и смех до боли в животе. Он любил ее смешить, раньше. И фотографировать. С тех пор прошло мало времени, но оно принесло с собой фатальные изменения. Его слова становятся последней каплей. Да, у нее здесь никого нет из родных, мало друзей, но если он считает, что она без него не справится — пусть подавится своим самомнением.

— А пошел ты знаешь куда, Артем?! Я терпела всю дорогу твое поведение ради твоей мамы, но теперь...

Его сотовый звонит.

— Да? — отвечает он на звонок, словно не замечая, что она на грани. Как будто не понимая, что еще мгновение, и она его бросит. Навсегда. — Что? Как такое возможно? Ты уверена? Господи, мама, я еду! — голос в мгновение меняется, становится испуганным.

— Что случилось?

Его взгляд другой, мечется в панике. Ей кажется или его руки дрожат?

— Артем, да что произошло? Не молчи! — голос срывается.

— Вик в больнице. Попал в аварию.

— О нет.

— Вера, мама сказала, что он без сознания.

— Какой ужас. Поехали в больницу скорее!

Он нуждается в поддержке. Смотрит так, что она закрывает рот, вновь затыкая в себе слова, которые рвутся наружу. Обиды подождут. У них еще будет время разобраться в отношениях. Вера больше не жалуется, бежит с удвоенной скоростью, превозмогая боль от мозолей. Не до этого сейчас. Она гладит его по плечу, пока он за рулем, и Артем благодарно кивает. Смотрит так, как раньше.

— Даже не вздумай думать о плохом. Не смей! Слышишь?

По дороге они подбирают Арину, сестру Артема и Вика.

— Есть новости? — спрашивает Артем.

— Известно только, что он в реанимации. Вот идиот! Как только поправится, шею сверну. Вечно вляпывается в передряги. Что с ним делать-то а?

Артем пожимает плечами и благоразумно молчит. Со сводным братом он общается исключительно по делу. Образ жизни Вика его злит, но Тёма предпочитает попридержать язык, хотя никаких сомнений, добавить к словам сестры может много чего. Все знают, что с Ариной разговор о брате лучше не заводить. Они вечно ругаются, подкалывают друг друга, редко видятся. Но, если кто-то о Белове при ней выскажется грубо или насмешливо, — лучше ему бежать вприпрыжку. За брата Арина горой. Они привыкли любить друг друга на расстоянии. А теперь одному из них угрожает опасность.

У больницы, к счастью, обширная парковка. Вера с Артемом и Ариной приезжают раньше всех, затем подтягиваются родители и некоторые близкие родственники. Врачи и другие пациенты косо поглядывают на их вечернюю, праздничную одежду.

Полина Сергеевна обнимает по очереди детей, затем Веру, утыкается в ее плечо. Если бы не эта добрая женщина, бросить Артема было бы намного легче. В любом случае, сегодняшний день слишком неудачный для подобных решений. Скорее бы вышел врач и сказал что-нибудь.

Вера переживает за Вика, но не более чем можно переживать за чужого человека. Она искренне хочет, чтобы все обошлось, но сердце не щемит, не рвется на части. Мыслями она по-прежнему с Артемом на той злополучной улице, в душе кипит обида. А мозг хаотично подбирает новые и новые слова, чтобы высказать ему все, что накипело, обоснованно послать куда подальше.

Приходится одернуть себя и ободряюще улыбнуться Тёме, когда к ним направляется врач. Артем сжимает ее ладонь, шепчет "спасибо" на ухо.

— Все будет хорошо, — говорит Вера.

— Ты так уверена в этом?! — опять дергается. И она снова спускает это на тормозах, убеждая себя, что не время и не место.

— Вы родственники Виктора Белова? Он в сознании, можете пройти в палату, поговорить. У мужчины несильное сотрясение и два сломанных ребра. Можно с кем-то переговорить подробнее насчет старых шрамов?

— Конечно, — вперед выходит Полина Сергеевна. — Сразу после того, как повидаю сына.

— Неприятно, но не смертельно, так? — вставляет слово Арина. Врач оценивает ее взглядом, затем кивает. В черном длинном платье и с высокой прической Арина выглядит безупречно и представительно.

— Не смертельно, — соглашается врач. — Остальные анализы в норме. Мы понаблюдаем за ним до завтра, если состояние не ухудшится, отпустим домой под расписку. Палаты сейчас переполнены.

— Слава Богу! — выдыхает одна из незнакомых Вере родственниц Артема. — Я думала, не доживу до этого известия.

— А вы вообще кто? — спрашивает Арина, поставив Веру в тупик. Арина точно обязана знать всех пригашенных на юбилей гостей. Между тем Полина Сергеевна тоже заинтересовалась девушкой, Артем выглядит не менее удивленным.

— Добрый день, — сориентировалась та. На вид ей можно дать чуть за двадцать. Довольно высокая, милая, светловолосая. Очень симпатичная. Подробнее рассмотреть пока не получается, не до этого. — Меня зовут Алиса. Я была свидетельницей ДТП и вызвала скорую.

— Что ж вы сразу не сказали! — всплеснула руками Полина Сергеевна. — Расскажите, как это случилось?

Алиса замялась, скомкано поведала о том, что "Кашкай" Вика на перекрестке вдруг резко двинул в сторону и на полном ходу влетел в столб.

— Он был один?

— Да.

— Что же его отвлекло? По телефону разговаривал что ли?

— Да какая теперь разница, — смущается Артем. — Доктор сказал, что можно увидеть его.

* * *

Отчеты непотопляемого пирата. Запись 2

Снова тот же матрас. Я ощущаю его жесткость лопатками, позвоночником, поясницей, провожу пальцами по простыне — не ошибся. Простынь всегда одинаковая: грубая, выбеленная, однотипная. Даже открывать глаза не нужно, чтобы догадаться, куда попал. В больницу. А запах? Смесь лекарств и хлорки... Раз я его чувствую, значит, недавно здесь, не успел привыкнуть. То есть, все интересное впереди. Вот бы поспать подольше. Врачи слишком редко используют искусственную кому, пора бы предоставить пациентам право выбирать. Это всё, разумеется, шутки.

А если серьезно: вам интересно, куда уходят ваши налоги? На таких больницезависимых людей, как я. Полис мой затаскан до дыр и походит на промокашку. Куда бы ни шел, ни ехал, в итоге оказываюсь в одном из подобных бюджетных заведений. Но, да ладно, это я тоже шучу.

Я попал в аварию, судя по последним ощущениям — не слишком опасную. Главное, что кроме меня больше никто не пострадал. Легко отделался, можно сказать. Впрочем, врача еще не видел, так что придется ждать вердикта. Врачи... сколько же раз они спасали мою задницу? Когда уже я достану их так сильно, что дадут спокойно отмучаться?

* * *

Увидев лицо матери, вдруг понимаю, что доктор меня обманул, и на самом деле в ближайшее время все же придется отчаливать на тот свет. Я что, действительно умираю? Добрая улыбчивая медсестра не пожалела обезболивающих не пожалел обезболивающих, и до этого момента казалось, что авария — это лучшее, что могло случиться в жизни. Но сейчас впервые стало по-настоящему страшно.

— Как ты, сынок? — мать берет меня за руку, смотрит в глаза. Она неприлично обильно нарумянена для посещения больницы, но я подозреваю, что под слоем макияжа бледная, как ватман. Как же хорошо, что она тут. Не подумайте, что я из тех самых, которые до старости держатся за материнский подол. С двадцати лет живу отдельно, между прочим. И о моей личной жизни мама знает, как и положено мамам взрослых мужиков, скудно и урывками. Но сейчас, лежа на больничной койке, думается лишь о том, какое же облегчение, что она приехала. Затем просыпается совесть.