Когда выполняют контракты

— А... — глаза затуманены, тело напряжено, а пиджачок расстегнут на первую пуговицу. Я выдохнул. Асмодей, все-таки, слишком красива.

С громким треском по зеркалам прошла трещина, почти сразу распространившись по всем окнам. Пожалуй, впервые, я покидал зазеркалье с настолько смутными чувствами.

— Баттлер... — я выдохнул. — Сдайся. Пожалуйста. Я воскрешу всех погибших в поместье.

Вряд ли Беатриче мне это позволит, конечно. Но, отрицая магию, Баттлер угрожает самому существованию Асми. Я готов умереть или проиграть — но рисковать ей... Любое наказание от Беа сойдет лучше.

Племянник улыбнулся и покачал головой.

— Нет. Я не признаю поражение. — он смотрел на меня как-то странно, понимающе и даже с легким сочувствием, но без сентименатьности. — Мы оба поставили все на эту игру.

Я вздохнул. Значит — война продолжается. Продолжается, пока не останется только одна истина в красном. И она будет моей.

Хотя бы ради Асми.

Глава 1. Перед бурей

Это невозможно спутать ни с чем. Тихий звон безмолвно кричащего стекла, застывшая дрожь зеркал, будто бы ставшие туманом стены — мир, не способный издать ни звука, тихо корчился в агонии.

В конце концов, это каннибализм только для меня

Просыпаться всегда тяжело. Голова только отрывается от подушки, но грудь уже сдавливает холодный воздух, мышцы наливаются тяжестью, а тихий стук в дверь бьет по ушам, словно набат. Одеяло стягивает тело, лицо утопает в подушке, а стук уже прервался, и от этого только хуже — ведь после третьего дверь откроют ключами. Выдохнув, я отбросил нагревшееся за ночь одеяло и встал, помотав противно ноющей головой. Когда ложишься в три, а просыпаешься в семь утра, то понимаешь, что этого недостаточно, но уже поздно что-то менять.

— Доброе утро, Шанон-чан. Я спущусь через несколько минут, — за дверью раздались постепенно стихающие шаги, и я смог выдохнуть, рухнув спиной на мягко спружинившую кровать.

Взгляд тупо уставился вперед, и я почти на ощупь достал из шкафа первую попавшуюся одежду. Почти все вещи, принадлежащие мне, были оформлены в темно-фиолетовых и черных тонах. Единственным по-настоящему ярким пятном на них были контуры золотого однокрылого орла — семейного герба. Я был одним из немногих людей, имеющих право носить его на одежде, и иногда это раздражало — в конце концов, даже самый красивый орнамент начнет вызывать тошноту, если носить его постоянно. Почистив зубы и поменяв неудачно выбранную рубашку на чуть более светлую, я вышел из комнаты. До начала завтрака у меня еще оставалось около десяти минут, так что торопиться особого смысла не было. Все равно у меня еще будет около двух часов на сон после завтрака, если ничего неожиданного не произойдет.

— Доброе утро, Краус-сан. — в столовой уже сидел темноволосый мужчина лет тридцати на вид. Идеально уложенные волосы, холеное лицо, прямой, самодовольный взгляд. Старший брат ничуть не изменял себе даже в выборе одежды — красный пиджак, голубая рубашка и золотой галстук, того же цвета, что и вышитый на правой стороне груди орел. Красный... Его право, что тут еще сказать.

Я сел на полагающееся мне место. Нас отделял всего один стул — мы оба сидели по правую сторону стола. Пустующее место предназначалось моему второму старшему брату Рудольфу, места напротив — старшим сестрам. Первый, второй, третий, четвертый и пятый наследник соответственно. Красный, оранжевый, синий, черный и фиолетовый. Господи, из-за этой системы я даже нормально одеваться не могу!

— И тебе, Стефан-кун, — мужчина внимательно посмотрел на меня. У него был довольно-таки не выспавшийся взгляд, а глаза отчетливо слезились. — Как прошел вчерашний день?

В его словах был четко выдержанный намек, и я с очень большим трудом сумел удержаться от вздоха. Отец не допускал Крауса в свои дела, и мне приходилось выдерживать его приступы любопытства.

— Ничуть не хуже предыдущих, Краус-сан. — я покачал головой. Язык заплетался, и подобрать достаточно нейтральный ответ было тяжело. — А ваш?

То, что могло бы быть бессмысленной болтовней, было выматывающим противостоянием. Старший брат искренне считал все, чем сейчас занимает отец, бессмысленным бредом выжившего из ума старика, но все равно продолжал порой проявлять интерес. Готов поспорить, скажи я ему правду, он рассмеется и забудет об этом уже навегда, но... Приказ Кинзо-сама остается приказом, так что остается только молчать.

Часы пробили отметку в двадцать минут восьмого, и слуги накрыли на стол. Как и всегда — бессмысленную смесь из японской и европейской кухни, хотя никто в доме не ел ничего кроме привычных блюд, и старания старшего повара оставались пустыми.

— Нацухи-сан приказала передать, что у нее разболелась голова, — несколько виноватый голос Шанон раздался у края стола, заставив нас поморщится от боли. В этом доме не высыпается никто.

— Хорошо, накройте ей в комнате. — явно раздраженно ответил Краус.

Как бы не старался мужчина держать себя в руках, он был на грани бешенства. Это чувствовалось в выражении лица, во взгляде... Да даже в прическе, уложенной так, как умел только он — тщательно, но при этом небрежно. Будто бы он наслаждался процессом, но при всей душой хотел побыстрее закончить. Это что же так допекло дражайшего братца?

— Что-то с мамой? — в зал вошла золотоволосая девушка лет семнадцати на вид, не глядя сев на место Евы. Голос был дежурно-беспокоящимся, чего от нее и ожидалось.

Кажется, мы вздохнули синхронно. Нет, если так посмотреть, то как прямая наследница Крауса и всей семьи, она могла бы претендовать на это место, но... Она же не специально, просто села напротив отца. Чем вообще занимается Нацухи?

— Джессика... — я внимательно посмотрел на Крауса. Будет ли он восстанавливать правильное положение вещей? — У нее болит голова.

Он поймал взгляд, презрительно-насмешливо усмехнувшись. В рамках приличий, но моя рука, сжавшая столовый нож, отчетливо побелела. Это было оплеухой — совершенно открытой и скрытой разве что от самой Джессики, слишком тупоголовой для того, чтобы понимать подоплеку происходящего.

— А... — она безразлично покачала головой и принялась за пищу.

Повисла тишина, я представлял, как отрезаю Краусу голову, Джессика расправлялась с ананасами, отказавшись от нормальной еды, а сам мужчина о чем-то напряженно думал.

Наконец, раздался обиженный голос девушки.

— Даже не спросишь, как дела в школе? — я поморщился. Громкие звуки неприятно били по ушам.

В голосе звучала обида. Так... Просто так она бы не спрашивала. Сегодня двадцать шестого октября, учебный год в их школе не так давно начался... Ничего не приходит в голову.

Мужчина вздохнул.

— Хорошо. Как дела в школе? — голос и выражение лица Крауса были настолько выразительными, что девушка вскочила, подхватив сумку.

Дверь в столовую с грохотом захлопнулась, и я перевел взгляд на старшего брата. Он только покачал головой прикрыл глаза. Это с чего его так развело?

— Стефан... — мужской голос был напряжен и откровенно натянут. — Будь так добр — уйди.

А вот это уже против всех приличий. Он не может отправлять меня из столовой, как и наказывать или вообще что-то делать — это исключительная привилегия отца. Так что я могу с чистой совестью и вежливой улыбкой проигнорировать это заявление, и буду в своем праве.

Перед тем как ответить я присмотрелся к брату. Лицо опирается на руку, зубы сжаты, глаза полуприкрыты... Что-то с ним явно не так.

— Хорошо, брат. — мужчина даже не поморщился, хотя его всегда раздражало такое обращение. Я встал, отставив тарелку. — Должен ли я поговорить с Джессикой?

Она — его дочь, и наше общение было почти не регламентировано, так что это было довольно опасной зоной. В конце концов она была крайне ценным товаром, и уступать влияние на нее он не хотел... Хотя какое там влияние.

— Делай что хочешь. — голос Крауса был лишен огонька и почти пуст — он уже достал планшет и просматривал какие-то документы. К сожалению, я был слишком далеко от стола, чтобы увидеть, что конкретно было на экране.

Кивнув, я вышел из столовой, мягко прикрыв дверь. Дорогому брату явно не до меня и не до Джессики. Более того, он выдал мне подобие карт бланша на решение этой ситуации... Какой хороший, однако, день. Еще бы Краус повесился, и все стало бы идеально.

* * *

— Джессика-сан? — я поймал девушку в саду. Так получилось, что после пробуждения у нее было почти два свободных часа — завтрак всегда начинался в семь двадцать, а занятия в ее школе — в десять. Катер, который должен отвести ее на занятия с семейного острова, будет в восемь десять, так что на разговор у нас еще есть достаточное количество времени. — Мне показалось, что вы проголодаетесь.

Я протянул ей приготовленный Шанон контейнер с едой. Не то, чтобы мне было приятно таскать еду взбалмошной девчонке, но это было не худшим предлогом для разговора.

— А... — как оказалось, я вырвал племянницу из мыслей. — Спасибо, Стефан-сан.

Забавно, но суффикс она озвучила без запинки, хотя подобное обращение к кузенам для нее та еще глупость.

— Не хочу навязываться, но мне показалось, что вам не повредит компания. — я покачал головой. Жутко хотелось поспать еще хотя бы два-три часа, и уже только потом общаться о чем-то с девчонкой, настолько похожей на госпожу, что...

Я сел в беседку четко напротив девушки. Осень еще не успела стать холодной, и свежий ветер колыхал тщательно подобранные цветы. Розарий внутреннего сада был предметом особой гордости Гензо-сана, и слуги следили за ним с утроенным вниманием. Каждый цветок был точно подобран по времени цветения и цвету, так что в любое время года сад смотрелся предельно близко к идеалу. Впрочем, совру, если скажу, что меня это интересовало — все приедается, если постоянно находится перед глазами.

— Спасибо, Стефан-сан... — девушка только покачала головой. — Все нормально. Просто...

Ох, господи, только не заставляй меня тебя утешать, гребаное ты ничтожество.

Я улыбнулся.

— Как дела в школе? — я сделал все, чтобы фраза прозвучала мягко и иронично, а не с усталым раздражением, и, похоже, мне это удалось.

Джессика улыбнулась.

— Нормально... — она покачала головой. Было видно, что девушке хотелось выговориться, но она сдерживала себя. — Год только начался и наш клуб устраивает выступление...

Понятно. Я что-то слышал о том, что она учится актерскому мастерству. Штука полезная, хотя после примера Розы отец относится к этому крайне негативно. Джессике даже повезло, что ему плевать на ее жизнь.

— Понятно. Ты не будешь против, если я составлю тебе компанию? — мне смертельно не хотелось тратить на это время, но что поделаешь. Джессика была совершенно отвратительной наследницей, и нужно было понять, чем это вызвано. Раз уж Нацухи за своими страданиями не способна даже проконтролировать дочь.

— Нет конечно! — девушка обрадовано посмотрела на меня. — Я хотела попросить папу, но так даже лучше.

Я поморщился. Папу... Отец, отто-сама — но никак не 'папа'. Это наименование убивает все возможное уважение, вкладываемое в слово. Кто ее вообще воспитывал? Я, конечно, понимаю, что Нацухи — позаимствованная матка для выращивания наследников, но хоть какое-то понимание обязательств она в Джессику вложить могла?

— Хорошо, — я вздохнул. — Что требуется от меня?

Школьный клубный концерт... Вряд ли что-то серьезное. Всеми школьными вопросами занимался Гензо, на которого вечно скидывали рутину, и вряд ли он, и без того крайне занятый человек, находил время еще и на это.

— Просто присутствовать на выступлении, если хоче.тите. — я усмехнулся. Заминка была едва уловимой, но приятной — в конце-концов хоть что-то ей в голову уложилось. — А... Черт. Я так вам завидую.

Голос у девушки и правда был расстроенным. Хм. Странно. Я вопросительно поднял бровь, посмотрев на нее.

— В чем? — это было действительно странно. Ее положение было на порядок лучше моего.

Джессика только покачала головой.

— Делаете все, что хотите. Учитесь дома. Никто не трахает мозг криками про оценки... — ее голос изменился, передразнивая кого-то. — 'Это все для твоего будущего, Джесс! Делай как мы, иначе не сможешь стать достойной главой семьи! Это твоя обязанность, Джессика!' — она поморщилась. — Да в гробу я видела это главенство! Почему я просто не могу жить в городе, как нормальный человек?! — она уже почти кричала. — Никаких ежедневных поездок на остров и идиотских совещаний.

Кажется, мои пальцы побелели, сжавшись на подлокотнике. Эта дура даже не представляет, что она несет. Да заяви я такое отцу... Даже пороть бы не стал, просто вышвырнул бы из дома, отрезав от наследования.

— Полагаю, ваши родители искренне желают вам самого лучшего. — скорее себе, а ты — товар, но не говорить же такие вещи прямо. — К тому же — почему бы вам не попытаться найти компромисс? Возьмите у отца личное задание и сконцентрируйтесь только на нем. Это освободит вас от присутствия на совещаниях, для которых у вас слишком мало практических знаний.