Дети Высокого Неба

Стук тарелей друг о друга перед тем, как поставить их на стол. Ни на шаг раньше, ни на полшага позже. Гости успели отвлечься от разговора, запретного для чужих ушей, сдвинули пустые тарели в сторону, освободив место для полных, а кто-то ухватил последние лакомые кусочки, лепешкой подчисти еще одну тарель. Хозяину дома не приходится мешать гостям, а тем не нужно долго терпеть постороннего рядом со своей едой.

"Аккуратность, внимательность, порядок и осторожность — если одного из этих крыльев у тебя нет, ты не взлетишь, — так иногда говорил отец, когда у него появлялось разговорчивое настроение. — Пускай они летают над Твердью, а твое Небо здесь — в большой комнате. Научишься летать — заменишь меня, нет — останешься помощником". Скари привычно кивал, замечая, что младшие тоже слушают и кивают, и не придавал особого значения словам. Он — старший, а мелкие пока еще вырастут!.. У сестры даже пух выкатываться не начал. А сегодня вот увидел отца в большой комнате и понял, что так, как он, еще долго "летать" не сможет.

К счастью, стучать кувшинами друг о друга не пришлось. Не с грузовым хватом проделывать такие трюки. А может и с грузовым можно, надо будет узнать потом у отца. Если дом переживет таких опасных гостей.

Пустые, грязные тарели быстро сложили в стопку, та утвердилась на руке Бутара. Вроде бы качни слегка рукой — все посыплется, но с таким грузом хозяин дома мог и Поклон Ветру станцевать. И танцевал, когда его очень просили. И ничего не уронил и не разбил ни разу.

Скари только подошел к столу, а Бутар подцепил средний кувшин за свободное грузовое ушко, потянул на себя, помогая сыну поднять тяжесть над столом, чуть довернул кисть, отчего гостевое ушко оказалось напротив дикого, и легко опустил кувшин на стол. С двумя остальными кувшинами Скари справился сам. Как и с кружками. Быстро сдернул с шеи шнурок, сильно, но осторожно качнул его, отчего кружки собрались вместе, повиснув донышком вниз. Поставить сразу пять кружек легко, труднее семь или восемь, а вот девять... Одна качнулась на краю, Бутар подставил коготь, беззвучно стукнул по донышку и кружка осталась на столе. Разрезать и вытянуть шнурок — дело простое и быстрое. Одно движение когтями и разрезанный шнурок можно намотать на запястье. Еще одна тарель успела опустеть, и Скари прихватил ее вместе с двумя лежащими кувшинами. Еще один кувшин тоже скоро положат на стол, но кто же станет торопить гостей и крутиться у них за спиной. Невежливо это и опасно. Пусть гости разобьют лучше кувшин, если он им мешает, чем голову хозяина дома. Или его глупого помощника, которому еще растить и растить крылья для "полета".

На кухню они вернулись вдвоем и, уже закрывая дверь, Скари услышал:

— А кто может долететь до Илутаси?

В каждом гостевом доме есть камин. А напротив камина всегда висит карта островов. Рамус видел разные карты. Чем богаче остров, тем красивее карта в гостевом доме. Бывают карты из чешуек рыб и панцирей морской живности, бывают карты из разных пород дерева, из высушенных цветов и плодов, из кожи мясных ящерок, из веток винных кустов, из красивых камешков, что любят покупать бескрылые чужаки. Эта карта была выполнена из шнурков, завязанных хитрыми узелками. Если присмотреться, то можно заметить не только горы на острове, но и посадочное место, и гостевой дом, и дома поселения... там, где они есть. Над каждым островом имеется место для шипов-приглашений, а ниже — название острова, для того, кому оно нужно, кто не может отличать острова по виду. Те, кто не умеет читать и отличать, в гостевые дома не заходят — нечего им здесь делать. А вот тех, кто не может сам добраться до соседнего острова, в доме видят часто. Но такой глупый вопрос здесь слышали впервые.

— Кто может долететь до Илутаси?

Зачем может понадобиться кусок камня, на котором даже гостевого дома нет, Рамус понять не мог. За один перелет туда не добраться. А спать на лету не каждый может. Тот же, кто может, не захочет лететь в такую даль. Зачем трудить крылья отсюда, если можно перелетать с острова на остров, отдыхать в гостевых домах и добраться до Илутаси, если уж так понадобилась эта мертвая скала. Быстро такое не получится, но куда торопиться? Илутаси простоял с самой Войны и еще постоит, если Великое Небо того пожелает.

— Чей это шип?

А этот вопрос заинтересовал уже многих. Кое-кто даже повернул голову в сторону карты, из тех, кто не сидел к ней лицом.

Над ближайшими к Мюнаси островами торчали чешуйки-приглашения. Кое-где поодиночке, а над большими островами — две, а то и три. Привычное зрелище, таким никого не удивишь. Хочешь лететь, выбираешь чешуйку, договариваешь с крыланом, платишь за его еду и лети! А вот увидеть шип где-то дальше никто не ожидал, и к карте особо не присматривались. Есть крыланы, готовые лететь на соседний остров, или на ближайший от соседнего, нашелся бескрылый, желающий переправить груз, сообщение или себя — сговорились в цене, простились с Твердью и поздоровались с Небом. А уж как оно их примет, зависит только от Неба. И вдруг кто-то заявляет, что готов лететь на окраину Архипелага. Со средины и почти на окраину! Хвастовство не принято среди крыланов. Небо не любит хвастунов. Если сказал, то делай, не можешь сделать — молчи. Хвастун, как и глупец, расплачивается не только своей кровью. Его жизнь не бывает долгой, а смерть — легкой.

В большой комнате гостевого дома собралось много гостей. Крылатых и бескрылых. Почти все знали друг друга. Несколько новичков, только ставших на крыло, появились с наставниками. Тот и с остальными познакомит, и в полет поднимет, пока молодой ищет собратьев по крылу. Летать одному — большой риск. А кому он нужен? Жизнь не купишь, а мертвые за себя уже заплатили.

Вот и еще одну стаю принесло встречным ветром. Их место вокруг Нуриласси и южнее. Но Ветер изменчив и непредсказуем — не всегда крылья несут, куда ими машешь. Вот отдохнут прилётные и вернутся к себе. Если Ветер будет попутным, а Небо — добрым. Может, и еще кого-то занесло, аж с окраины! Как только выжили, бедняги, и как крылья выдержали? Может, и потеряли кого из стаи, а то и один всего добрался — такое тоже помнит этот дом.

— Так чей это шип?

Чужак, что зашел вместе с летунами, выдернул чешуйку из карты и вертел в пальцах. А что ее вертеть? Ни рун, ни особых меток на ней нет. Каждый крылан и с закрытыми глазами узнает свою чешуйку, бескрылые отличают их только по цвету, а для чужаков все чешуйки на одну иглу. Вот и ходит этот между столами, показывает, спрашивает, а его дальше посылают.

Пайли с нетерпением ожидала, когда чужак подойдет к их столу. Очень уж любопытно посмотреть на чешуйку того, кто видел край Архипелага. Говорят, что есть еще и другие Тверди. Вдруг тот крылан видел их. Пусть не долетал, но хотя бы видел! Послушать бы, что он расскажет, ведь интересно же... Хорошему итуну надо много знать и помнить. Если крылан заснул в Небе, итун отвечает за две жизни.

Чужак подошел к столу, положил чешуйку на свободное место и спросил недовольным голосом:

— Ваша?

Рамус и Крайс молча покачали головой. Это получилось у них так похоже, будто оба из одного Гнезда.

— Это шутка такая?! Я уже всех обошел, вы последние!

— Покажи ему, — велел Рамус, и достал свою чешуйку. Она оказалась меньше чужой, и прилипать к ней не стала. Чешуйка Крайса тоже ни с какой не слиплась. — Убедился? Таким не шутят. И от своего не отказываются.

— Но как же так? — чужак удивился, даже глаза больше сделал. — Я же у всех спросил! И все отказываются. А мне очень надо!

— Не у всех. — Пайли и сама не знала, зачем вмешалась. Но если уж начала говорить, то надобно закончить. И пусть наставник смотрит неодобрительно, но молчать она не будет. И не только потому, что захотела помочь — ей по-прежнему любопытно до дрожи в пальцах! — Есть еще два стола, где ты не спрашивал.

— Это ты меня за наш стол отсылаешь?! — разозлился чужак. — Я там всех знаю — не наше это!

— Тогда остается только один стол, — улыбнулась Пайли. Инут не должен злиться и пугаться, злому и пугливому нет места в Небе.

Чужак покосился туда, где сидел смесок, похоже, задремавший после еды, и тихо сказал:

— Что-то не похож он на крылатого...

— А он и не крылан, — засмеялась Пайли.

Сытый летун, конечно, не так опасен, как голодный, но даже сытого станет будить только тот, кто совсем не дорожит жизнью.

— Прости, уважаемый, мою ученицу, — вмешался Вильди, делая знак "Опасность" и "Молчание". — Она еще не умеет правильно шутить. К сожалению, мы ничем не можем тебе помочь. А ты, глупая, думай, что говоришь, — добавил он, когда чужак отошел подальше. — Мы слишком близко от... — и снова знак, теперь уже "Большая опасность", — чтобы так шутить. Ты разочаровала меня, ученица.

Так стыдно Пайли не было уже очень давно. Кажется, еще в первый сезон, когда ее только привели к наставнику, она допускала такие глупые ошибки.

— Простите, я только хотела... — договорить она не успела.

Оказывается, в этой комнате было два глупца — чужак, не дойдя до своих, вдруг резко развернулся и направился к столу бешеного.

— Это твое?

Узкая длинная чешуйка легла между кувшином и полупустым блюдом.

Очень многие в этой комнате забыли, как надо дышать, когда летун поднял голову и открыл глаза.

— Чего тебе? — похоже, что большекрылый еще не совсем проснулся.

— Я спросил...

— Я слышал, что ты спросил. Дальше что?

Чужак переступил с ноги на ногу. О найме договариваются не так и не с теми, но прекратить разговор — это позволить остальным смеяться над собой. Им и так весело...

— А мне и надо дальше. Отсюда дальше и побыстрее. Вот я и подумал...

— Давай сюда, — недовольный чем-то собеседник протянул руку и длинный шип сам прыгнул к нему. — А ты пойди, подумай еще.

И глаза с узким зрачком будто толкнули просителя от стола.

Небо бывает разным. К этому привыкаешь и все равно удивляешься, увидев новое обличье Неба. Сегодня Вильди удивлялся особенно часто. "Если ты увидел дикого и пережил встречу с ним — на тебе благословение Неба. Если ты встретился с бешеным и остался жив, дети станут завидовать твоей жизни!" А если встретил летунов на Тверди и еще не известно, переживешь ли ты эту встречу... А если один из большекрылых оставляет свой шип в карте... И кто видел летуна, что занимается работой крылана?.. И кто слышал о таких летунах прежде? И останется ли кто-то в живых, кто видит и слышит сегодняшний разговор?.. "Бескрылый нанимает бешеного для перевозки!" Еще вчера за такую шутку могли намять крылья, а на Тверди побить так, что шутник надолго разучится говорить. И свои, крыланы, побили бы, не дожидаясь, пока шутка долетит до большекрылых. А сегодня... Сколько же ликов у Неба!

Чужак, так не похожий на бескрылых Архипелага, и бешеный, опять воткнувший свой шип-приглашение в карту. Быстрое, едва заметное движение руки, и пальцы летуна свободны, а над Арласси торчит узкая чешуйка. Остров небольшой, но гостевой дом на нем есть. Вот только и дом, и двор при доме, и даже все поселение могут уместиться в этой комнате. Сам Вильди на Арласси не был, но с теми, кто туда летал, разговаривал. "Плох тот итун, кто не сможет разговорить камень и переслушать море". Так говорил маленькому Вильди его наставник, этому же Вильди учит своих учеников. Из Пайли тоже получится хороший итун, если научится быть осторожнее — слушать и спрашивать она уже умеет.

— Арласси?! Ты летишь на Арласси?! — обрадовался чужак, останавливаясь перед картой. — Так ведь мне туда... — и он потянулся к шипу.

— Уже не лечу, — бешеный шевельнул пальцами, и чешуйка вернулась к хозяину.

— Почему?

— Я передумал.

— Тебе не нужны деньги?

— У меня достаточно, чтобы заплатить за еду.

Чужак так и не отошел от карты. И все в комнате слышали эти глупые и опасные вопросы. И очень многие притворялись, что уже спят и ничего не видят. А назойливый чужак будто не чувствовал, что "ветер крепчает" и скоро начнет ломать крылья всем.

— Достаточно?.. Разве денег бывает достаточно?.. — чужак все-таки отошел от карты, шагов на семь, но говорил громко, будто стоял за стеной дома. И вид у чужака стал такой, словно он стукнулся о "небо", когда входил в комнату. — Не... нужны... деньги... А что тебе нужно?

— Поесть, выпить и отдохнуть, — бешеный ответил и закрыл глаза.

— А ты что, сильно устал? Такой здоровенный крыломах и вдруг устал! Очень смешная шутка! Ха-ха-ха! — и чужак оглянулся, ожидая, что все остальные начнут смеяться.

Вот только никто почему-то не смеялся. В комнате стало так тихо, что слышно было, как шуршит одежда на теле чужака.

— Да что это с вами?! Что здесь происходит?!

"Вернись к своему столу, глупец, и спроси попутчиков, может они объяснят тебе до того, как у большекрылого закончится терпение". Так подумал Вильди, но говорить не стал. Он первый раз видел такого терпеливого летуна, и только Небо знает, какое слово или движение сломает это терпение. "Иди, чужак, пока Твердь носит тебя, а Небо терпит. Иди, пока живой. Мертвым уже никуда не надо".

— Ну, и как мне заставить этого лентяя взлететь? — сказал чужак, вернувшись к своему столу. — А может, он летать разучился? Если столько жрать и спать — любой разучится. Может, поучить, как следует, чтоб делал свою работу, а не...

Один из диких протянул руку к горлу болтуна и сжал пальцы.

— Сядь и замолчи. Пока нас тут всех...

Но предупреждение немного запоздало. Никто не решился встать из-за стола и остановить чужака, пока тот бродил по комнате. И болтовне его помешать не успели. А болтал он так громко, чтоб и в дальнем углу, где дремал бешеный, было слышно. Вот и доболтался...

В стол у камина воткнулся узкий серый шип, побольше того, что торчал в карте. Пальцы чужака, теперь уже молчаливого чужака, за чью шею продолжал держаться дикий, почти касались шипа. Оба черных летуна переглянулись и посмотрели на бешеного. Вслед за одним шипом могли прилететь еще два. Или не только два. И совсем не обязательно они воткнутся в дерево. Вызов на Поединок допускает и не такое. А победил тот, кто жив, а не тот, кто прав.

— Так куда ты там хотел долететь? — подниматься из-за стола большекрылый не стал.

Дикие переглянулись еще раз. И один убрал пальцы от горла чужака, а второй отодвинулся к стене, вместе с табуретом. Похоже, всеобщего поединка не будет, а защищать наглого болтуна — глупо и недальновидно. Небо для тех, кто летает, а Твердь... она всех примет. Полет ведь разным бывает. Как и посадка.

И Небо чужое склонялось над ним.

Чужая Твердь носила его...

Песня о летуне-изгнаннике. Старая, довоенная и почти забытая. О черных в ней пелось или о серых — теперь уже и не узнать. Давно это было, а те, кто помнили, или хоть что-то знали, уже обнялись с Твердью. Но о ком в этой песне точно не пелось, так это о крыланах. Не с их крыльями становиться изгнанником. Даже летуну понадобится несколько дней и ночей, чтобы добраться до чужой Тверди. Если подняться в Небо с самого края Архипелага, подняться так высоко, насколько хватит сил и крыльев, то ее можно увидеть, эту чужую Твердь. Увидеть, но не долететь. Да и кому она нужна, чужая?.. Никто не знает, что там творится после Войны. И никому это не интересно. Даже раньше, когда Тверди были ближе и больше, когда Архипелаг еще не обзавелся мелкими островами, даже тогда к чужакам редко летали. А те, кто летал, говорили, что Небо и Твердь там другие — холоднее и неприветливее. Что нечего летуну делать там, где трудно развернуть крылья, где Ветер слабый и ленивый, где Твердь покрыта таким густым лесом, что самой Тверди под ним не видно.