Белый дракон

— Госпожа! Госпожа! — отчаянный крик за дверью.

Личные покои дочери Князя представляли собой круглое помещение, от пола до потолка покрытое смерзнутым льдом, гладким как стекло. Подобно всем внешним комнатам замка, опочивальня освещалась мягким светом разных оттенков, проходящим через стены в дневное время суток. Стояло раннее утро. Свинцовые облака не могли выхватить каменную кровать из темноты, но она там была. Стояла прямо посередине, прикрытая толстым балдахином из оленьих шкур.

— Госпожа!

Молодой раб беспокойно переминался с ноги на ногу у самого полога. На нем была утепленная длинная рубаха и сапоги из кожи, что указывало на то, что он редко выходил из замка. Прислуживал на кухне или развлекал народ — было сложно сказать, слишком много таких отщепенцев водилось в этих стенах. Едва услышав вопль, дочь Князя откинула шкуры и встала:

— Опять кухня? — заторопилась на выход. — Кто ранен?

Помимо огромной глиняной печи на первом этаже, замок Князя издавна хранил дюжину других механизмов, время от времени выходящих из строя. Ни одно место равнины, ни над, ни под снегом, не подходило для долгого удерживания тепла. Что бы ни делалось, порой даже обычный, горящий огонь оказывалось невозможно уберечь. Как итог, всё оружие в Посёлке делали из дерева: копья, сулицы, стрелы, луки, даже засапожники. Исключения можно было посчитать на пальцах, они выторговывалось у охотников, пришедших с юга за небывалые цены и, использовались исключительно самыми сильными и приспособленными ратниками. Что уж говорить, в условиях убийственного холода, таскать с собой металлический клинок мог не каждый.

Послушав мальчишку, княжна тотчас вышла на балкон. Сильная метель мгновенно подхватила её волосы. Наблюдения оказались верны, небо только начало светлеть, но массивные формы отлично различались поверх линии горизонта.

— Предупреди арбалетчиков. Скажи крестьянам, чтобы засыпали крыши и затаились под снегом. Кухарке, чтоб застудила печь. Любой огонь должен быть погашен.

— Да, моя госпожа.

Обезумивший или раненый, ящер кружился над снежной равниной за десять верст от Посёлка, то пикируя вниз, сложив крылья, то взмывая вверх, делая резкий полукруг. Крупный, саженей сорок-пятьдесят. Княжна вцепилась в ледяные перила посиневшими пальцами и затаила дыхание. Лишь тонкие девичьи плечи надрывно подрагивали. Дракон двигался бесшумно, будто ещё не подозревал о существовании поселения.

— Что скажешь мне, Сетьян? — прошептала госпожа, не обращая внимания на усугубляющуюся метель. — Он ранён? В него стреляют охотники из арбалетов?

— В позапрошлом цикле трое ушли в Чертог, но с прошлого года никто не возвращался. Он не ревёт. Возможно, просто молод и играет.

Дракон сделал очередной заход, черным пятном взмыл под самые облака и прервал тишину низким, протяжным рыком. Буран разошёлся, завывая белугой вместе с чудовищем. Накопившийся холодный воздух обрушился на ледяные стены и оттолкнул хрупкое тело госпожи к дверям. Что бы ни было там, в той части равнины, его не стало и, победный крик ящера был тому неопровержимым доказательством.

— Всем в нижние коридоры! Под снег!

— Закрыть двери!

— Быстрее, быстрее!

— Морозная стужа, такого крупного ещё никто не видел!

— Пошевеливайся!

Ящер сделал круг над гиблым местом и быстро определил источник шума. Госпожа Цилла не сводила с чудовища глаз, торопливо затягивая ремень. Страх проскользнул в её взгляде лишь на миг, подавленный железной решительностью. Народ в опасности. При виде пищи, которой в Чертогах не осталось, драконы возбуждались так, что не могли остановиться, даже когда были сыты. Огромный ящер не собирался ждать, пока норды успеют скрыться. Он летел на Посёлок с четкой целью разобрать всё до последнего камня. Как дочь своего отца, госпожа Цилла осознавала кровный долг ясно, как никогда раньше.

— В тех снегах могли быть люди. Молодое поселение или группа охотников. Я возьму дозорных границ и попытаюсь остановить тварь на подходе. Ты закроешь засов и добьёшь, если в том будет необходимость. Если не вернусь через два цикла, ты знаешь, что делать.

— Да, госпожа.

Посёлок уже сталкивался с появлением драконов несколько поколений назад. Многим удалось выжить, затаившись под снегом. Тогда ящер разрушил верхние этажи замка, но не тронул дома, которые не смог разглядеть. Сейчас дела обстояли иначе и разрушить укрытие нескольких сотен человек никто позволить не мог. Быстро спустившись с винтовой лестницы, княжна взяла со стены тяжелый арбалет и выбежала из стен замка, скрываясь внутри подснежной галереи, по которой туда-сюда бегали люди. Вернувшись на балкон, я взвела тетиву и вложила десять болтов на крупную дичь. Стрелки уже заняли свои позиции снизу, на трубах собственных домов, а ящер заметно приблизился, пока я поправляла колчан. Действительно, непомерно огромный, с крепкой длинной шеей и гибким туловищем, он напоминал скорее летающую змею, чем четырехлапого дракона, и так же неестественно прогибался в разные стороны, будто натыкался на невидимые препятствия. Воздух не был его врагом, скорее другом. Ящер маневрировал в его потоках без труда и так искусно, что через несколько десятков саженей и вовсе слился со снежной мглой. Считалось, что светлая чешуя у ящеров была признаком старшего рода — поколения, которое населяло северные страны задолго до появления людей. Чем светлее был оттенок, тем, якобы, старше и чище была кровь. Норды внизу неподвижно застыли на своих местах, боясь даже дышать. Тоже разглядели окрас чудовища и вспомнили народные сказания. Действительно, не повезло.

Одно, два мгновения среди завывающего бурана. Что мог сделать старый дракон с небольшим поселением? Да, всё что угодно.

— Отставить!

— Осторожно!

— Сейчас упадет!

— В укрытие!

Теряя высоту, светлое пятно в кружащей пурге загребло крылом заструг. В небо поднялась плотная волна стега, тут же подхваченная ветром. Длинная шея ящера оказалась её венцом, неестественно вытянутая в воздухе. Дракон послал вперёд короткий, низкий рык, почти умоляющий по-своему звучанию. Затем тяжело повалился в чаще леса, не долетев до поселка полверсты. Под грохот ломающихся деревьев замок пошатнулся.

В тот день началась морозная голодовка.

Сколько бы рабы не пытались отпереть тяжелые двери, старания не увенчивались успехом. Даже с изъятыми брусьями они не продвигались ни на вершок. Буран на той стороне отчаянно завывал, ежесекундно и без оглядки, обмывая ледяные стены новой порцией снега. Стихия разошлась, как и всегда в пору глада. Натужный, свистящий звук лишал любого возможности расслышать что-либо ещё. Местами трескался лёд. От холода смерзались шкуры. Всего лишь сутки жизни здесь превратили бы ум любого чужеземца в застывший механизм, сломленный от отчаянных попыток найти выход, которого не было.

Как не было и госпожи в её просторных покоях. Каждые сутки с кухни наверх поднимался раб. Крохотное пламя зажженной свечи ярко освещало снежный свод, пробиваясь сквозь тонкий слой льда на стыках. В период голодовки можно было позволить и не такое — снежная мгла оказывалась слишком плотной, чтобы пропускать свет дальше локтя. Слепыми оказывались не только жертвы, но и хищники.

— Госпожа обязательно вернётся, — сегодняшний раб нерешительно скосил глаза в сторону единственного собеседника, — С добычей или спасенными людьми, но снова окажется здесь. Ведь так было всегда, верно, Сетьян?

Не смотря на удобное для охоты время, ящер так и не показался из леса. Место его падения, с высоты балкона — обширная впадина пред линией горизонта, была наглухо засыпана метелью. Надежда всегда была, но... дракон был слишком крупным. Спрятавшись в подполье, рабы представляли всё иначе, но вживую размеры чудовища поражали. К тому же, его чешуя была цвета снежной мглы, слишком светлая, чтобы принадлежать молодому. Возможно, ящер даже говорил на дра-кайри, предке северного диалекта, на котором общались люди равнин. Было сложно сказать, давало ли это госпоже хоть какую-то поблажку. Старый дракон должен был сильно истощиться, если вышел из векового сна, в который, в отличии от молодняка, погружался старший род во времена морозных голодовок. Лишь мысль о том, что дочь Князя вместе с дозорными, все это время разделывала тушу павшего, грела душу. Так уж завелось, что процесс был крайне затратным. Чешуя, размером с человеческий кулак, была крепче льда, уязвимое брюхо хранило в себе толстый слой жира, а уж крылья... женщины на кухне говорили, что они с трудом распарывались даже самым острым железным ножом. Вероятно, госпоже требовалось время, чтобы показать добычу и привести новых беженцев, если те существовали. Да, наверное, так и было.

Так или иначе, замок Князя ушёл под снежный покров на несколько циклов, которые болезненной тяжестью легли на всех, кто ведал об отсутствия госпожи.

Глава 3

— Госпожа! Госпожа вернулась!

— Госпожа!

— Вернулась госпожа!

Эта морозная голодовка была не самой долгой. Постепенно буран и снежная мгла над равниной разошлись, забирая с собой и дикий, завывающий звук. Рабы засуетились, все так же в тишине, принявшись прогревать помещения замка один за другим. Люди начали выходить из-под снега. У многих болела голова, шла кровь из ушей. Рёв бурана всегда был очень сильным. Люди глохли быстро. Если не в детстве, то обязательно в юности. Исключениями были немногие и все как один — ратники. Они же и доложили о движении вдоль пограничных галерей. Едва новость была доверена одному рабу, который должен был подготовить зал к прибытию госпожи, как её тут же подхватил весь коридор. Не говорившие несколько циклов люди не отдавали себе отчета в том, как громко вопили. Их отчаянные крики только подгоняли княжну, которая и без того торопилась, неся на себе раненого.

— Сетьян!

Она не пострадала. Лишь смёрзлись светлые пряди и чужая кровь застыла на щеках.

Уже ночью на кухне рабы устроили маленький пир в честь одержанной победы. Ужасный дракон пал от рук матерого охотника, который возвращался на равнину из Чертога. У ящера не было шансов против его меча и заклинаний, которые превратили тушу дракона в пыль, развеявшуюся над равниной вместе с метелью. Охотник и госпожа сражались бок о бок, но раненый, норд ослаб и не мог передвигаться. Княжна без труда вывела его из леса, едва закончился буран и была настолько добра сердцем и душой, что расположила раненого в собственных покоях. По крайне мере, так говорили рабы, которые за всю свою жизнь поднимались на верхние этажи едва ли больше раза.

— Что говорят, Сетьян? — обыденно спросила княжна.

Это было правдой, что с конца морозной голодовки госпожа Цилла всё время проводила в покоях вместе с раненым: кормила его лучшей едой из кухни, мыла в самой большой лохани, перевязывала. Однако, вопреки рассказам рабов, мужчина совершенно не был похож на матерого охотника. Среднего роста, с резкими чертами лица и прямыми волосами, его внешность не вызывала никакого сомнения касательно происхождения. Норд даже был одет в обычный легкий доспех охотника из черной кожи, однако, это были все признаки, по которым его можно было назвать таковым. Мужчина был неуклюж, как бывали неуклюжи маленькие дети. Не разговаривал, а агукал, иногда подражая словам госпожи. Не ел сам, а ждал, пока его накормят. Это было странно, наблюдать, как дочь Князя заботливо подносит деревянную ложку к тонким мужским губам. Норд подчинялся воле госпожи, затаив дыхание и возбужденно ждал её прихода, когда княжна выходила к народу. В мужчине давно не было рассудка и он не мог убить дракона, не научившись хотя бы ходить.

— Спрашивают, как зовут охотника и из каких он Краёв.

Госпожа провела белой ладонью по оголенной груди купающегося в деревянной лохани. Норд шумно выдохнул тёплый воздух из лёгких и открыв рот, попытался произнести услышанные только что слова.

— Скажи, что имя его Фейлин, — спокойно ответила княжна, — и он из бастардов Драконайры.

Рабы приняли новость одобряющими кивками. Норд'Драконайра была столицей Нордвивентры, как Норд'Атум — Нордвинтреры. Подобно любому крупному городу, она укрывала в своих стенах тысячи семей, среди которых лишь немногие были женатыми парами. Путники говорили, что чем дальше шли на север, тем меньше видели семейных людей, что за юге их намного больше. Не удивительно. Норды льда часто образовывали браки внутри общин, с людьми, которых знали с детства и которым доверяли. Обычная семья посёлка, занимала отдельный дом и, как правило, состояла из нескольких пар и беженцев, не связанных кровно с остальными. Учитывая почти полное отсутствие ревности, как чувства, брак не являлся исключением частому появлению бастардов. Поговаривали, что в столице даже существовала прорубь, где топили такие недоразумения, особенно если те появлялись вследствие близости двух кровных родственников. Дети от таких связей получались слабыми и все равно бы кончили плохо. Наш посёлок не был исключением, но бастардов не убивали. Смотря на спасенного госпожой мужчину, барахтающегося в лохани, было сложно не представить, как тот тонет у себя на родине.

В конце цикла все ратники Посёлка, в возрасте пригодном для патруля, сошлись в большой зале. Нежные голоса певцов, льющиеся под ноты музыкантов, омывали громкую брань и скрежет стали. Рабы неумело гремели деревянными тарелками, не упуская редкий шанс рассмотреть гостей. Высокие и необычайно крепкие даже для нордов льда, воины Посёлка тяжело расхаживали по залу, перекликаясь и поглаживая своё оружие. Доспехи им шили самые даровитые женщины, кожа бралась максимально жёсткая и толстая, часто драконья и была искусно вышита серебреными нитями, которые ратники часто вплетали себе в волосы. Исключительность и сила сквозила в каждом их движении. Заступников выбирали из самых способных детей, судьба которых была предопределена уже в раннем возрасте: ещё младенцами их приносили в Замок на осмотр. Обычно для такого ребёнка было два пути: тяжелая физическая работа (часто — строительство) или военное дело (дозор — в молодости и должность исполнителя в старости). Не мудрено, что таких особенных детей ждали от определенных родителей, вот и самые высокие воины, обязательно носящие при себе не один вид металлического оружия, были продуктом союза двух ратников. Посёлок дорожил такими отпрысками, особенно если те несли в себе кровь не одного поколения воинов, и терять их считалось наивысшей досадой. Когда-то Князь даже дал указ — ратникам, не имеющим родственников, служить в Замке и выходить на патруль в три реже обычного. Правилу следовали в строгости.

Еда начала заканчиваться, воины — собираться в центре зала. Под тягучие звуки лютни, каждый вытягивал из шкуры по игле. Длинных было две — привычное количество дозорных, стоящих на границе.

— Белрой Одноглазый и... Сетьян Мечница!

Воздух снаружи прожёг холодом с первого глотка. Оглянувшись напоследок, мы запечатлели замок ещё не оправившийся от голодовки: одна башня с балконом, выпирающие из огромного сугроба. Пограничный пост находился в версте от посёлка и являл собой несколько высоких елей, с высоты которых открывался вид на южную границу — простирающуюся вдаль равнину, и на северного соседа — запретный Чертог. Зря южане думали, что опасность поджидала их исключительно в землях драконов, до них ещё следовало добраться, а пограничный дозор в количестве двух ратников едва ли мог остановить ящера. Правда состояла в том, что лес равнины населяли сотни тварей поменьше и как все жители севера, они никогда не были сыты. Качественное и разнообразное питание здесь никогда не практиковалось, был лишь лёд, скот и крупные сливы, растущие под сугробами. Приезжим охотникам подчас было сложно поверить, что всего из двух-трёх ингредиентов можно было сделать так много блюд. Сливы фаршировались льдом, лёд покрывал сливы или куски мяса, все это делало редкий ритуал поедания особенным, чуть более изысканным, чем обычное принятие пищи.