Белый дракон

NB. Повесть об одном драконе, в рамках единственного созданного мной мира меча и магии. Мрачная сказка. Ни юмора, ни соплей нет. Основной задачей было описание скудной идеи, которая спонтанно промелькнула в голове.

Белый дракон

Нет кровожадней твари средь народа

Неустрашимых воин и хладнокровных королей,

Чем Дракон Белый из запретного чертога,

Проклятый волею павших здесь людей.

Далекий предок северян и бестий

Чьи головы белы как первый снег,

Давно он ослеплен потугой мести,

Давно он спит за льдами горных рек.

Снег кроет те бескрайние леса и рощи,

Свет солнца не проходит меж тех скал,

Деву свою не ищёт старый больше,

А коль найдет, то ждёт его обман.

(Песня народов Нордвивентры)

— Казнить! Казнить! — орал народ.

— Отрезать ей голову!

— Повесить!

Шёл первый круг морозного цикла, на небе медленно плыли тучевые облака. Главная площадь посёлка активно собирала зевак. Из-за крестьянских голов едва можно было разглядеть помост. Сегодняшняя обвиняемая была похожа на нищенку. Окоченевшее оголенное тело, длинные скомканные рыжие волосы и бегающие глаза . Её подвесили на дыбе, конструкции из двух деревянных столбов, вкопанных в землю и соединённых перекладиной. Мы припозднились к самому началу — руки девушки уже были вывернуты и вышли из суставов. Один из исполнителей привязывал к её грязным ногам ящик с тяжелым льдом, но никак не мог туже завязать верёвку, нагую женщину слишком сильно колотило от холода.

— Пусти ей кровь!

— Отрежь!

Пройдя вслед за нянечкой по внешней лестнице трактира, мы оказались на полупустом балконе, засыпанном снегом. Юную госпожу было решено взять на руки, я же собрала в углу искусственный сугроб и, вытоптав снег, встала сверху, перегнувшись через ограждение. Исполнитель уже достал кнут и бил девушку по спине. В случае с иностранцами казнь всегда протекала быстро. Деликатные, они не выносили и часа под снегом и ветрами Нордвивентры.

— Убить! Убить! Убить!

Местные уже охрипли, подгоняя долгожданную расправу. Площадь собрала более пятидесяти человек и все они как один желали покончить с этим как можно жестче. Такое случалось не часто, хотя казни и публичные наказания проводились в поселке непрестанно.

— Кто эта женщина, няня? — спросила юная госпожа, тыкая в сторону помоста голым розовым пальчиком.

— Жена Дракона, моя госпожа.

Вслед за девушкой подвесили и потравленного мужчину. Высокий как норды, но черноволосый — его свободно болтающаяся голова казалась грязным пятном на фоне белоснежных одежд и лиц крестьян. Мужское тело было перекрыто тяжелыми железными цепями и толстыми веревками, пропитанными кровью, которая уже успела примерзнуть.

— И как с ней поступят? — спросила юная наследница, безотрывно наблюдая за процессом казни. — Я ещё не видела, как судят дракониц!

Судят. В Норвивентре судили только своих, а провинившиеся явно были чужими.

— Зашьют рот, моя госпожа, — спокойно сказала няня. — Ведь в него целовал её Дракон. Отрежут груди, ведь ими она кормила своих тварей. Вспорют живот, чтобы наверняка избавить наш народ от ещё неродившейся угрозы.

Второй исполнитель надел на голову мужчины железный шлем и вытащил из-за пазухи небольшую коробочку.

— Я не понимаю, — нахмурилась наследница. — Не ты ли говорила, няня, что нет важнее для дракона его судьбы, заточенной в девичьем теле? Не ты ли убеждала, что потеряв жену, они теряют жизнь?

— Все так, моя госпожа, но помните, что рядом со своей женой драконы всегда облачаются в кожу людей. Едва почуяв опасность, он прилетел к супруге, но оказался совершенно безоружен перед нашими охотниками. Так их и ловят уже давно...

Когда толстая игла коснулась обмороженной щеки девушки, мужчина, подвешенный рядом, поднял голову и издал такой громкий рык, что толпа на миг стихла. Звуковая волна пронеслась по снегу, оббежала ноги людей и ударила в здания, которые затрепетали, сталкивая с крыш белый осадок. Не все люди, стоявшие снизу, успели прикрыть головы руками, но нордам снег — что волку мясо. Крики поднялись с новой силой, куда более громкие и нетерпеливые.

— Убить! Убить!

Деревянная дыба к которой привязали пленника начала скрипеть. Исполнитель тут же проткнул мужчину мечом сзади. Длинный и широкий клинок показался спереди, между двумя веревками. Благородный норд вертел им, как вздумается, пока кровь и плоть твари тяжелыми сгустками падала на заледеневшую поверхность помоста. Однако мужчина не переставал рычать, даже когда рот женщины был полностью зашит. Окончательно окоченевшее девичье тело со следами глубоких порезов на спине и боках уже не выглядело живым. Поняв, что следует торопиться, исполняющий долг норд вытащил клинок из тела Дракона и отрезал левую грудь чужеземки. Алая кровь вяло полилась прямо ему на сапоги.

— Да! Да!

Дракон взревел. Дыба под ним сломилась надвое, веревки полопались. Едва обретя свободу, он шатнулся в сторону и боком опрокинул один из деревянных столбов, удерживающий труп женщины. Однако бой не длился долго. Два исполнителя оттянули начавшие формироваться крылья в стороны, третий зашёл сзади и замахнулся мечом. Шлем упал на помост и покатился к публике, которая так и стояла, не шелохнувшись среди поляны белого снега и редких ледяных домов.

Глава 1

Воспоминания юности замело многолетним снегом.

Повзрослевшая госпожа Цилла сосредоточенно вышивала на пяльцах при свете толстой свечи. За расписным инеем стеклом, стояла привычная картина: парочка торчащих труб, среди увязших в застругах деревьев. Повсеместно север Нордвивентры характеризовался холодными, порывистыми ветрами, которые, возникая в океане, набирали свою силу в горах и обрушивались на близлежащую равнину. Снег здесь никогда не таял. Лежал над верхушками елей и крестьянскими домами твёрдыми вытянутыми гребнями.

Единственным ориентиром был дом князя. Массивный замок из ледяных кирпичей, его возвели задолго до заселения сюда людей, как часть приграничной стены. На строительные работы самой северной части страны были посланы каторжники. Учитывая небывалые морозы, в курсе которых не был даже Верховный Князь того времени, указ так и не был исполнен. Страна оставила подневольников умирать на неизведанных территориях. Помимо холода людей мучил голод и странные звуки, доносившиеся из-за скал, единственного препятствия между равниной и морем. Многие умерли тогда, не продержавшись и года. Но были и те, кто, поняв что боле не подвержен заточению, заработал с небывалой силой. Разобрав фундамент недовершенной стены, те немногие осужденные норды, возвели из них дома и провозгласили себя жителями Посёлка. Самый бравый из них, по прозвищу Цилик, стал их князем и поселился в замке. С тех времён и по сей день, его дом защищал десятки ледяных построек от снежных метелей.

— Чешуя дракона? — переспросил приезжий друг госпожи, ощупывая наволочку подушки. — Я думал, что увижу её только в замке Верховного Князя.

Белоснежная кожа и волосы молодой женщины, спадающие ровными струями до самого пола, казались атрибутами богов, на фоне гостьи, чья внешность и одежда были похожи скорей на грязную проталину.

— Особый случай, — мягким голосом ответила госпожа. — Пару лет назад одного из них взяли живьём и казнили мои люди.

— Какая удача! — юноша не скрывал восторга.

Драконы были одним их немногих видов существ, способных выжить в страшных условиях севера. Дикие, безжалостные бестии, эти летающие ящеры нападали на ближайшие поселки во времена морозных голодовок и истребляли всех жителей и скот, который могли найти. День изо дня в земли драконов уходили все новые охотники. Они обчищали вершины горных скал и кроны высоких каменных деревьев, которые формировали лес Чертога.

— Он был молод и спал где-то рядом? — спросил юноша. — Вы поэтому его поймали?

— Нет, тот был довольно стар. Охотники нашли свежее гнездо Жены на одной из нордик у скалы. По крайне мере, так мне говорили.

— И ради шкуры вы казнили его позже любодейки! — повернулся ко второй девушке. — Не правда ли мудро?

Южанка, разодетая в теплые шкуры, едва ли понимала всю глубину дискуссии. Юный господин привёз её из Нордвинтреры, снежной страны на юге от Нордвивентры. Девушка грела его ложе до свадьбы с госпожой и временами становилась объектом для насмешек. Очевидно, что между ней и двумя господами не было ничего общего. Беловолосые хозяева севера могли провести в снегах Нордвивентры без еды и воды не один цикл, в одежде и того больше. Южанка же даже сейчас тёрла руки от холода, сильно привлекая к себе внимание.

Уже все знали, что любой дракон, находясь близко от своей человеческой жены, сам начинал превращаться в человека — это была старая магия, контроль над которой жители севера утратили. Расстояние менялось от бестии к бестии, это могла быть сотня саженей, а могла и целая верста. Ящеры редко предпочитали жить как люди, но имели особую страсть к созерцанию всего им дорогого: каждый охотник знал, что Дракон не может находиться слишком далеко от Гнезда. Видя, что жена в опасности, чудовище реагировало незамедлительно. Многие из них боролись до последней крови. Однако будучи непривыкшими к телу человека, часто женатые драконы умирали, не успев никого убить. Среди нордов поговаривали, что если ящер погибал раньше, то супруга следовала за ним, погружаясь в смертный сон. Вырастив из сына Исполнителя, няня госпожи была иного мнения. Дело в том, что каждый, идущий в Чертог надеялся привезти шкуру дракона. Даже маленький платочек стоил небывалое состояние, а с ожерельем из чешуи любой норд мог просить руки у придворных дам Великого Князя. Разумеется, что убив дракона раньше его жены, охотник не получал ничего кроме двух человеческих трупов. В гневе он вполне мог убить беззащитную женщину голыми руками.

— Все норды такие жестокие, — сказала южанка с сильным акцентом. — На моей родине, в Копи, поклоняются даже змеям.

— Аборигены, — прыснул юноша, но тут же исправился, заметив, как любовница нахмурилась. — Драконы живут только на севере, возможно, это постоянная битва с ними закаляет наш дух. К тому же, я говорил тебе, они — наши древние предки.

— Но почему же вы не можете договориться, раз вас связывают узы крови? — озадачилась.

— Ну, — пригладил белые кудри. — С едой здесь намного сложнее, чем в Нордвинтрере...

— Роннон, — предупредила госпожа.

— Что? Это правда! Если мы ещё торгуем на юге, то у Нордвивентры границы лишь с Чертогом!

Если бы можно было удалить подстрекающую усмешку в тоне юноши, то он бы ничем не отличался от обычного норда, коих в Поселке проживало уже больше сотни. Но именно речь делала этого молодого мужчину, тем, кем он являлся. Винтреры и вивентры считались родственными народностями, единственными жителями мира, в чьих краях правила постоянная зима. Но если удел винтреров заключался в снегу, то вивентры издавна связывали свою жизнь со льдом.

— Это не то, над чем можно потешаться, — сделала яростный стежок. — Этот дом полон беженцев. Мои предки давали им кров и пищу, залечивали раны. С каждым новым нападением мы вынуждены укрывать все больше людей, среди них есть даже младенцы. Ты превратился в раскормленного провинциала, Роннон.

Гость перестал теребить волосы и порывисто встал с кресла:

— Жизнь на юге научила меня кое-чему, дорогая Цилла, — поправил рукава мастерски вышитой рубахи. — Она научила меня жить. И скоро ты убедишься в этом, ведь ты моя обещанная супруга.

За удаляющимися гостями госпожа следила со всей свойственной ей холодностью. Казалось, она замерла, а белоснежные водопады волос затаились, среди десятка подушек, переливающихся в свете свечи всеми оттенками красного. Северянин никогда не женился на чужеземке. Не важно сколько детей было у него от любовниц, они не получали право наследования. Для правнучки Цилика же такие проблемы не существовали. Был лишь её край и её народ, а подобный норду Роннону человек, надменно отвернувшийся от этого крохотного мира, частью которого являлись его предки, был достоин лишь презрения.

Сжав иглу в руке, молодая женщина приподняла левый уголок губы, обнажая влажные зубы:

— Жалкая иллюзия мужчины, — повернулась ко мне. — Подготовь кровать.

На самом деле, госпожа Цилла не всегда была такой. В раннем возрасте она, со свойственной всем детской любознательностью, слушала невероятные рассказы нянечки. Как днём, якобы расступается небо, обнажая святящийся шар. Как огромные проталины покрывают низкие растения цвета чешуйчатых ящеров. Как в лесах далеко от Посёлка раздаются писклявые, отрывистые звуки. "Маленькие птышки", она говорила. Или "птишки"? Юная госпожа всегда слушала эти небылицы, нахмурив брови. Она не могла представить то, что ни разу не видела хотя бы издалека. Ведь в небе никогда не было никакого шара. Лёд и снег покрывали равнину круглый год, а писк... круша ближайшие поселения, драконы порой издавали такой ужасный рёв, что воображать какие-либо звуки доносившиеся из леса, становилось неприятно. Чем больше страдал мир вокруг, тем сдержанней и твёрже становился девичий характер.

Волею судьбы, уже в десятилетнем возрасте госпожа отдавала приказы. Её отец, Князь Посёлка, в прошлом крепкий и строгий мужчина, сильно приболел в то время, но до этого старательно изучавшая знахарство княжна не растерялась. Не имея ни дара, ни особого нюха, для верной дозировки ингредиентов, она, с помощью нескольких рабов, смогла поставить отца на ноги. Но годы шли и старый Князь всё чаще нуждался в помощи трав: в пятнадцать госпожа Цилла полностью приняла на себя управление замком.

Несколько лет позже на поселение, в нескольких верстах от нашего, напал дракон. Госпожа была первой, кто увидел опасность и предупредил людей готовить спальные места. Взяв с собой мужчин, в ту морозную ночь она устремилась на свет далекого огня, ловить разбежавшихся по лесу людей. Почти за цикл население посёлка увеличилось на треть. Дракон не пожалел времени, тщательно выедая каждый уголок людской деревни. Возвратившиеся в старые дома бежавшие, отыскивали родственников и приводили их в Посёлок. Ничего другого им и не оставалось. Простой народ, они понимали, что не смогут выжить среди диковинных южных ремесленников.

Сейчас почти в каждой семье жили несколько человек из разрушенных драконами деревень. По правде говоря, нордам не были свойственны волнующие чувства, но раз за разом сдерживая натиск стихии и таящихся в Чертоге опасностей, люди в этих землях обретали крепкое духовное родство. В одной рубашке и босая, госпожа Цилла часто выходила на заснеженный балкон замка ночью и всматривалась вдаль: все ли вернулись в свои дома? Нет ли повозок среди заструг? Она любила свой народ особой, северной любовью и жители Посёлка отплачивали княжне сполна своим доверием и заботой.

По этим же причинам тела юного норда Роннона, троюродного племянника Князя и его любовницы никогда не были найдены.

Глава 2

— Госпожа! Госпожа! — отчаянный крик за дверью.

Личные покои дочери Князя представляли собой круглое помещение, от пола до потолка покрытое смерзнутым льдом, гладким как стекло. Подобно всем внешним комнатам замка, опочивальня освещалась мягким светом разных оттенков, проходящим через стены в дневное время суток. Стояло раннее утро. Свинцовые облака не могли выхватить каменную кровать из темноты, но она там была. Стояла прямо посередине, прикрытая толстым балдахином из оленьих шкур.

— Госпожа!

Молодой раб беспокойно переминался с ноги на ногу у самого полога. На нем была утепленная длинная рубаха и сапоги из кожи, что указывало на то, что он редко выходил из замка. Прислуживал на кухне или развлекал народ — было сложно сказать, слишком много таких отщепенцев водилось в этих стенах. Едва услышав вопль, дочь Князя откинула шкуры и встала:

— Опять кухня? — заторопилась на выход. — Кто ранен?

Помимо огромной глиняной печи на первом этаже, замок Князя издавна хранил дюжину других механизмов, время от времени выходящих из строя. Ни одно место равнины, ни над, ни под снегом, не подходило для долгого удерживания тепла. Что бы ни делалось, порой даже обычный, горящий огонь оказывалось невозможно уберечь. Как итог, всё оружие в Посёлке делали из дерева: копья, сулицы, стрелы, луки, даже засапожники. Исключения можно было посчитать на пальцах, они выторговывалось у охотников, пришедших с юга за небывалые цены и, использовались исключительно самыми сильными и приспособленными ратниками. Что уж говорить, в условиях убийственного холода, таскать с собой металлический клинок мог не каждый.

Послушав мальчишку, княжна тотчас вышла на балкон. Сильная метель мгновенно подхватила её волосы. Наблюдения оказались верны, небо только начало светлеть, но массивные формы отлично различались поверх линии горизонта.

— Предупреди арбалетчиков. Скажи крестьянам, чтобы засыпали крыши и затаились под снегом. Кухарке, чтоб застудила печь. Любой огонь должен быть погашен.

— Да, моя госпожа.

Обезумивший или раненый, ящер кружился над снежной равниной за десять верст от Посёлка, то пикируя вниз, сложив крылья, то взмывая вверх, делая резкий полукруг. Крупный, саженей сорок-пятьдесят. Княжна вцепилась в ледяные перила посиневшими пальцами и затаила дыхание. Лишь тонкие девичьи плечи надрывно подрагивали. Дракон двигался бесшумно, будто ещё не подозревал о существовании поселения.

— Что скажешь мне, Сетьян? — прошептала госпожа, не обращая внимания на усугубляющуюся метель. — Он ранён? В него стреляют охотники из арбалетов?

— В позапрошлом цикле трое ушли в Чертог, но с прошлого года никто не возвращался. Он не ревёт. Возможно, просто молод и играет.

Дракон сделал очередной заход, черным пятном взмыл под самые облака и прервал тишину низким, протяжным рыком. Буран разошёлся, завывая белугой вместе с чудовищем. Накопившийся холодный воздух обрушился на ледяные стены и оттолкнул хрупкое тело госпожи к дверям. Что бы ни было там, в той части равнины, его не стало и, победный крик ящера был тому неопровержимым доказательством.

— Всем в нижние коридоры! Под снег!

— Закрыть двери!

— Быстрее, быстрее!

— Морозная стужа, такого крупного ещё никто не видел!

— Пошевеливайся!

Ящер сделал круг над гиблым местом и быстро определил источник шума. Госпожа Цилла не сводила с чудовища глаз, торопливо затягивая ремень. Страх проскользнул в её взгляде лишь на миг, подавленный железной решительностью. Народ в опасности. При виде пищи, которой в Чертогах не осталось, драконы возбуждались так, что не могли остановиться, даже когда были сыты. Огромный ящер не собирался ждать, пока норды успеют скрыться. Он летел на Посёлок с четкой целью разобрать всё до последнего камня. Как дочь своего отца, госпожа Цилла осознавала кровный долг ясно, как никогда раньше.

— В тех снегах могли быть люди. Молодое поселение или группа охотников. Я возьму дозорных границ и попытаюсь остановить тварь на подходе. Ты закроешь засов и добьёшь, если в том будет необходимость. Если не вернусь через два цикла, ты знаешь, что делать.

— Да, госпожа.

Посёлок уже сталкивался с появлением драконов несколько поколений назад. Многим удалось выжить, затаившись под снегом. Тогда ящер разрушил верхние этажи замка, но не тронул дома, которые не смог разглядеть. Сейчас дела обстояли иначе и разрушить укрытие нескольких сотен человек никто позволить не мог. Быстро спустившись с винтовой лестницы, княжна взяла со стены тяжелый арбалет и выбежала из стен замка, скрываясь внутри подснежной галереи, по которой туда-сюда бегали люди. Вернувшись на балкон, я взвела тетиву и вложила десять болтов на крупную дичь. Стрелки уже заняли свои позиции снизу, на трубах собственных домов, а ящер заметно приблизился, пока я поправляла колчан. Действительно, непомерно огромный, с крепкой длинной шеей и гибким туловищем, он напоминал скорее летающую змею, чем четырехлапого дракона, и так же неестественно прогибался в разные стороны, будто натыкался на невидимые препятствия. Воздух не был его врагом, скорее другом. Ящер маневрировал в его потоках без труда и так искусно, что через несколько десятков саженей и вовсе слился со снежной мглой. Считалось, что светлая чешуя у ящеров была признаком старшего рода — поколения, которое населяло северные страны задолго до появления людей. Чем светлее был оттенок, тем, якобы, старше и чище была кровь. Норды внизу неподвижно застыли на своих местах, боясь даже дышать. Тоже разглядели окрас чудовища и вспомнили народные сказания. Действительно, не повезло.

Одно, два мгновения среди завывающего бурана. Что мог сделать старый дракон с небольшим поселением? Да, всё что угодно.

— Отставить!

— Осторожно!

— Сейчас упадет!

— В укрытие!

Теряя высоту, светлое пятно в кружащей пурге загребло крылом заструг. В небо поднялась плотная волна стега, тут же подхваченная ветром. Длинная шея ящера оказалась её венцом, неестественно вытянутая в воздухе. Дракон послал вперёд короткий, низкий рык, почти умоляющий по-своему звучанию. Затем тяжело повалился в чаще леса, не долетев до поселка полверсты. Под грохот ломающихся деревьев замок пошатнулся.

В тот день началась морозная голодовка.

Сколько бы рабы не пытались отпереть тяжелые двери, старания не увенчивались успехом. Даже с изъятыми брусьями они не продвигались ни на вершок. Буран на той стороне отчаянно завывал, ежесекундно и без оглядки, обмывая ледяные стены новой порцией снега. Стихия разошлась, как и всегда в пору глада. Натужный, свистящий звук лишал любого возможности расслышать что-либо ещё. Местами трескался лёд. От холода смерзались шкуры. Всего лишь сутки жизни здесь превратили бы ум любого чужеземца в застывший механизм, сломленный от отчаянных попыток найти выход, которого не было.

Как не было и госпожи в её просторных покоях. Каждые сутки с кухни наверх поднимался раб. Крохотное пламя зажженной свечи ярко освещало снежный свод, пробиваясь сквозь тонкий слой льда на стыках. В период голодовки можно было позволить и не такое — снежная мгла оказывалась слишком плотной, чтобы пропускать свет дальше локтя. Слепыми оказывались не только жертвы, но и хищники.

— Госпожа обязательно вернётся, — сегодняшний раб нерешительно скосил глаза в сторону единственного собеседника, — С добычей или спасенными людьми, но снова окажется здесь. Ведь так было всегда, верно, Сетьян?

Не смотря на удобное для охоты время, ящер так и не показался из леса. Место его падения, с высоты балкона — обширная впадина пред линией горизонта, была наглухо засыпана метелью. Надежда всегда была, но... дракон был слишком крупным. Спрятавшись в подполье, рабы представляли всё иначе, но вживую размеры чудовища поражали. К тому же, его чешуя была цвета снежной мглы, слишком светлая, чтобы принадлежать молодому. Возможно, ящер даже говорил на дра-кайри, предке северного диалекта, на котором общались люди равнин. Было сложно сказать, давало ли это госпоже хоть какую-то поблажку. Старый дракон должен был сильно истощиться, если вышел из векового сна, в который, в отличии от молодняка, погружался старший род во времена морозных голодовок. Лишь мысль о том, что дочь Князя вместе с дозорными, все это время разделывала тушу павшего, грела душу. Так уж завелось, что процесс был крайне затратным. Чешуя, размером с человеческий кулак, была крепче льда, уязвимое брюхо хранило в себе толстый слой жира, а уж крылья... женщины на кухне говорили, что они с трудом распарывались даже самым острым железным ножом. Вероятно, госпоже требовалось время, чтобы показать добычу и привести новых беженцев, если те существовали. Да, наверное, так и было.

Так или иначе, замок Князя ушёл под снежный покров на несколько циклов, которые болезненной тяжестью легли на всех, кто ведал об отсутствия госпожи.

Глава 3

— Госпожа! Госпожа вернулась!

— Госпожа!

— Вернулась госпожа!

Эта морозная голодовка была не самой долгой. Постепенно буран и снежная мгла над равниной разошлись, забирая с собой и дикий, завывающий звук. Рабы засуетились, все так же в тишине, принявшись прогревать помещения замка один за другим. Люди начали выходить из-под снега. У многих болела голова, шла кровь из ушей. Рёв бурана всегда был очень сильным. Люди глохли быстро. Если не в детстве, то обязательно в юности. Исключениями были немногие и все как один — ратники. Они же и доложили о движении вдоль пограничных галерей. Едва новость была доверена одному рабу, который должен был подготовить зал к прибытию госпожи, как её тут же подхватил весь коридор. Не говорившие несколько циклов люди не отдавали себе отчета в том, как громко вопили. Их отчаянные крики только подгоняли княжну, которая и без того торопилась, неся на себе раненого.

— Сетьян!

Она не пострадала. Лишь смёрзлись светлые пряди и чужая кровь застыла на щеках.

Уже ночью на кухне рабы устроили маленький пир в честь одержанной победы. Ужасный дракон пал от рук матерого охотника, который возвращался на равнину из Чертога. У ящера не было шансов против его меча и заклинаний, которые превратили тушу дракона в пыль, развеявшуюся над равниной вместе с метелью. Охотник и госпожа сражались бок о бок, но раненый, норд ослаб и не мог передвигаться. Княжна без труда вывела его из леса, едва закончился буран и была настолько добра сердцем и душой, что расположила раненого в собственных покоях. По крайне мере, так говорили рабы, которые за всю свою жизнь поднимались на верхние этажи едва ли больше раза.

— Что говорят, Сетьян? — обыденно спросила княжна.

Это было правдой, что с конца морозной голодовки госпожа Цилла всё время проводила в покоях вместе с раненым: кормила его лучшей едой из кухни, мыла в самой большой лохани, перевязывала. Однако, вопреки рассказам рабов, мужчина совершенно не был похож на матерого охотника. Среднего роста, с резкими чертами лица и прямыми волосами, его внешность не вызывала никакого сомнения касательно происхождения. Норд даже был одет в обычный легкий доспех охотника из черной кожи, однако, это были все признаки, по которым его можно было назвать таковым. Мужчина был неуклюж, как бывали неуклюжи маленькие дети. Не разговаривал, а агукал, иногда подражая словам госпожи. Не ел сам, а ждал, пока его накормят. Это было странно, наблюдать, как дочь Князя заботливо подносит деревянную ложку к тонким мужским губам. Норд подчинялся воле госпожи, затаив дыхание и возбужденно ждал её прихода, когда княжна выходила к народу. В мужчине давно не было рассудка и он не мог убить дракона, не научившись хотя бы ходить.

— Спрашивают, как зовут охотника и из каких он Краёв.

Госпожа провела белой ладонью по оголенной груди купающегося в деревянной лохани. Норд шумно выдохнул тёплый воздух из лёгких и открыв рот, попытался произнести услышанные только что слова.

— Скажи, что имя его Фейлин, — спокойно ответила княжна, — и он из бастардов Драконайры.

Рабы приняли новость одобряющими кивками. Норд'Драконайра была столицей Нордвивентры, как Норд'Атум — Нордвинтреры. Подобно любому крупному городу, она укрывала в своих стенах тысячи семей, среди которых лишь немногие были женатыми парами. Путники говорили, что чем дальше шли на север, тем меньше видели семейных людей, что за юге их намного больше. Не удивительно. Норды льда часто образовывали браки внутри общин, с людьми, которых знали с детства и которым доверяли. Обычная семья посёлка, занимала отдельный дом и, как правило, состояла из нескольких пар и беженцев, не связанных кровно с остальными. Учитывая почти полное отсутствие ревности, как чувства, брак не являлся исключением частому появлению бастардов. Поговаривали, что в столице даже существовала прорубь, где топили такие недоразумения, особенно если те появлялись вследствие близости двух кровных родственников. Дети от таких связей получались слабыми и все равно бы кончили плохо. Наш посёлок не был исключением, но бастардов не убивали. Смотря на спасенного госпожой мужчину, барахтающегося в лохани, было сложно не представить, как тот тонет у себя на родине.

В конце цикла все ратники Посёлка, в возрасте пригодном для патруля, сошлись в большой зале. Нежные голоса певцов, льющиеся под ноты музыкантов, омывали громкую брань и скрежет стали. Рабы неумело гремели деревянными тарелками, не упуская редкий шанс рассмотреть гостей. Высокие и необычайно крепкие даже для нордов льда, воины Посёлка тяжело расхаживали по залу, перекликаясь и поглаживая своё оружие. Доспехи им шили самые даровитые женщины, кожа бралась максимально жёсткая и толстая, часто драконья и была искусно вышита серебреными нитями, которые ратники часто вплетали себе в волосы. Исключительность и сила сквозила в каждом их движении. Заступников выбирали из самых способных детей, судьба которых была предопределена уже в раннем возрасте: ещё младенцами их приносили в Замок на осмотр. Обычно для такого ребёнка было два пути: тяжелая физическая работа (часто — строительство) или военное дело (дозор — в молодости и должность исполнителя в старости). Не мудрено, что таких особенных детей ждали от определенных родителей, вот и самые высокие воины, обязательно носящие при себе не один вид металлического оружия, были продуктом союза двух ратников. Посёлок дорожил такими отпрысками, особенно если те несли в себе кровь не одного поколения воинов, и терять их считалось наивысшей досадой. Когда-то Князь даже дал указ — ратникам, не имеющим родственников, служить в Замке и выходить на патруль в три реже обычного. Правилу следовали в строгости.

Еда начала заканчиваться, воины — собираться в центре зала. Под тягучие звуки лютни, каждый вытягивал из шкуры по игле. Длинных было две — привычное количество дозорных, стоящих на границе.

— Белрой Одноглазый и... Сетьян Мечница!

Воздух снаружи прожёг холодом с первого глотка. Оглянувшись напоследок, мы запечатлели замок ещё не оправившийся от голодовки: одна башня с балконом, выпирающие из огромного сугроба. Пограничный пост находился в версте от посёлка и являл собой несколько высоких елей, с высоты которых открывался вид на южную границу — простирающуюся вдаль равнину, и на северного соседа — запретный Чертог. Зря южане думали, что опасность поджидала их исключительно в землях драконов, до них ещё следовало добраться, а пограничный дозор в количестве двух ратников едва ли мог остановить ящера. Правда состояла в том, что лес равнины населяли сотни тварей поменьше и как все жители севера, они никогда не были сыты. Качественное и разнообразное питание здесь никогда не практиковалось, был лишь лёд, скот и крупные сливы, растущие под сугробами. Приезжим охотникам подчас было сложно поверить, что всего из двух-трёх ингредиентов можно было сделать так много блюд. Сливы фаршировались льдом, лёд покрывал сливы или куски мяса, все это делало редкий ритуал поедания особенным, чуть более изысканным, чем обычное принятие пищи.

Следы прошлой смены пропали из виду. Наблюдая с высоты сторожевой ели, за тем как медленно опускается снег на долину, я пыталась понять, как юнцы из многодетной семьи, коих я помнила уходящими несколько циклов до знаменательного дня, могли помочь госпоже Цилле в бою, раз матерый охотник существовал лишь в устах народа. Как все женщины льда, госпожа была сильна и вынослива, как дочь Князя, имела собственное оружие и учителя, но убить дракона в одиночку? Эту огромную бестию, прожившую века, а то и тысячелетия?

Ветер завывал тихую песню, перекатывал по застругам опавшие от ели ветки, пока мы молча и недвижно выполняли свой долг, иногда ловя со стороны посёлка звуки жизни. Состояние, в которое входили старшие ратники во время дозора, напоминало сон с открытыми глазами: замедлялось биение сердца, переставал работать организм, пропадало дыхание. За какую-то ночь волосы полностью превращались в сосульки, инеем покрывалась кожа, во рту к небу примерзал язык. Весь окружавший мир превращался в фиксированную картинку, которую можно было рассматривать в мельчайших подробностях и какофонию звуков, понять которую были в силах лишь немногие. Поговаривали, что в таком состоянии нас можно было разбить, как дешевую южную вазу, что от сильного удара, мы раскалывались на части, но от слуха скорее веяло ядовитой завистью, берущей начало в слабой крови, не способной полноценно питать тело.

На вторую ночь третьего цикла в двадцати саженях от пограничного поста обвалился наст. Примерзлый к стволу Белрой, высвободился ударом ноги и увесистым мешком повалился вниз. Оказавшись под снегом, мы одновременно выдохнули горячий пар, который скапливали в лёгких. Начав таять, лёд и иней потёк под доспех, но норд не стал ждать, пока жидкость испарится при контакте с разгоряченной после сна кожей.

Какая досада.

Крупные сливы, в народе называвшиеся, пахрами, были величиной с человеческую голову и росли на высоких деревьях, давно ушедших под снег на десятки саженей. Найти их можно было именно по плодам, чёрно-синим, как ночное небо. К сожалению, сливы не содержали в себе семян и размножались в процессе распада древа-матери на две или более дочериных особи: каждый норд знал, что велика вероятность найти несколько деревьев в одном месте. Около толстой ветки с надкусанными плодами, возвышающимися над кучкой опавшего снега, питались трое снежных медведей. Рослые чудовища, как называли их южане, они действительно отличались от тех, которые приходили со стороны долины: белые медведи Чертога были втрое больше и передвигались группами. Один из них увидел Белроя краем глаза и растолкав братьев, побежал на норда.

Пожалуй, мне стоило окликнуть остальных, так же заинтересовавшихся в нарисовавшейся у веток фигуре, но я застыла в двадцати саженях, пытаясь понять, что следовало делать. Времени и шансов у мужчины не было, это было очевидно. Один медведь против троих ещё мог стать обедом, но трое против одного норда звучало как самоубийство. По мере приближения медведь становился все больше, фактически, в три раза крупнее самого Белроя. Издав сдавленный рык, он повалил норда спиной на снег и тут же вцепился в руку, чавкая доспехом. Передо мной предстал выбор, ввязаться в неравный бой или дать тварям наесться и уйти.

Белрой был из тех ратников, которыми Посёлок дорожил, мужчина, оставивший юность за плечами, он был столько же широк в кости, сколь высок. Короткие волосы едва прикрывали шею и породистый, белый глаз без ресниц. Второй он всегда держал закрытым, поговаривали, что глазница была пуста. Выражение лица норда часто отсутствующее, становилось хмурым и неодобрительным, когда на него слишком пристально смотрели. Его оружием был цвайхендер, тяжелый двуручный меч с двойной гардой, помимо которого, ратник носил ещё несколько малых клинков на поясе для ближнего боя. В свои года у Белроя не было детей, но его часто ассоциировали с именитым Исполнителем-братом, что имел с десяток бастардов, обучающихся мастерству в стенах замка. Сам Белрой, будучи единственным мечником в Посёлке, кроме меня, имел полноценное право передавать знание новым поколениям. К сожалению или нет, я ни разу не видела к каким методам он прибегал, да и виделись мы исключительно на созывах, сосредоточенно переглядывались и ни разу не заговаривая.

Если бы я могла сказать, что что-то тревожило меня или вызывало дискомфорт, то указала бы на Одноглазого. Было невозможно отрицать, что все ратники, так или иначе, должны были воспроизводить потомство, по собственной воле или по распоряжению Князя. Данная необходимость была обусловлена правилами выживания на севере и воспринималась как данность, хотя, по сути, могла обойти нежелающего мужчину-ратника стороной. Женщинам таких поблажек не давал. Белрой был единственным мечником в посёлке, не имел ни с кем никаких договоренностей и был одобрен к замку, но смотря друг на друга с разных сторон стола, мы никогда не делали шагов на встречу. Наши женщины находили этого норда неприятным и сторонились, я следовала их примеру, чтобы не порождать ненужные слухи.

Вытащив полуторный меч из ножен, я начала приближаться. Медведь отпустил доспех и принюхался, дергая черным носом. Увидев меня, крадущуюся в его сторону, начал неспешно подниматься на дыбы. Его братья по стае оказались не такими враждебными, все ещё копошась в мякоти слив. Наверняка, не пробовали нордской плоти.

Когда зверь выпрямился, подняв лапы, я ускорилась, с разбега всаживая меч по рукоять. Медведь заревел, насаживаясь ещё сильнее, и ударил лапой. Брызнула кровь, но я зажала раненое ухо плечом и, перекинув вес на оружие, провела им прямую до самого низа. Лезвие вышло из животного вместе с внутренностями, опустошенная туша повалила меня на снег.

...