Детство Вадима Ляховицкого

Протопоп выслушал исповедь духовного чада, отпустил ему его мелкие прегрешения, и объяснил, что грешно самому на себя накладывать епитимью, сие должен делать духовник. А принц спросил:

— Но ведь святые сами себя за грехи карали и сами обеты давали?

— Для этого тебе нужно еще окрепнуть душой и телом, ведь их нечистая сила соблазняла, от нее нужно уметь защищаться. Она порою праведников даже подбивала на чрезмерное усердие, дабы убить себя и в ад попасть аки самоубийце. Вот подрастешь, примешь монашеский обет, узнаешь, что нужно делать, дабы не впасть в покаянии в грех гордыни и не уподобиться древлянам либо вере индусской.

— Но не могу я роскошно есть и спать на мягкой постели, когда вокруг столько убогих.

— Ладно, я поговорю с государем. А ты должен развивать в себе послушание, ибо все должны повиноваться родителям, духовным наставникам и государям. А ведь батюшка твой еще и государь твой.

Вынесли кровать принца в другую комнату, поставили ему скамью, постелили на нее тонкий матрас (но из дорогой ткани и на лебяжьем пуху) и разрешили ему в будни есть только постные блюда, но в воскресенье обязательно есть и мясо. Протопоп внимательно следил, дабы чадо его не заморило себя голодом, и не забывало за молитвами о прогулках и упражнениях телесных. Поскольку он велел принцу сразу идти к нему исповедоваться, если ночью тому захочется встать и молиться, он вынужден был по два-три раза в ночь выслушивать покаяния и в качестве епитимьи налагать требование немедленно отправляться в постель и спать. Через месяц протопоп измучился, спал с лица и тела (а он, грешный, отличался дородством, здоровым цветом лица и важной осанкой), а принц весь светился внутренним светом, но, кажется, не похудел. Через два месяца отец Варсонофий заболел от жизни такой, и пришлось архиепископу Пимену присылать в качестве духовника другого. Господь его надоумил послать старца-схимника Савватия из Диколесья, коий безжалостно ругал принца за излишнее усердие, и принц охотнее слушался его, ибо сам старец ел в день лишь два кусочка хлеба с постным маслом да ложку дикого меда и проводил в молитвах почти все ночи. А поскольку отрывать схимника от молитвы нельзя (грешно, да и клюкой можно получить, что и случилось с принцем пару раз), приходилось проснувшемуся принцу отправляться в постель без покаяния, и постепенно он перестал вскакивать по ночам.

Умерив, таким образом, пыл королевича, архиепископ передал королю просьбу митрополита приехать к нему, поскольку духовный владыко чувствовал приближение конца и хотел напоследок повидать королевича, о коем легенды ходили. Митрополит, сидя в кресле, благословил короля и его семью, дал принцу поцеловать руку, попросил его почитать Нагорную проповедь, и принц рассказал ее наизусть. Митрополит благословил королевича вторично и слабым голосом сказал:

— Чует сердце мое, что не то станется с тобой, чадо, чего чают все вокруг. Попрошу я владыку Пимена за тобой присматривать, а тебя прошу сохранять в сердце своем всегда ту светлую веру, которая сейчас в голове твоей. И тогда обойдут тебя соблазны страшные и выстоишь ты против козней жестоких.

Потом подозвал он отца и тихо сказал ему несколько слов. Государево лицо вытянулось, но он поблагодарил митрополита за заботу и добрый совет. Уже в карете король сказал своей жене:

— Велел мне митрополит подыскивать сыну хороших учителей военного дела и наук светских, собрать вокруг него отроков знатных, дабы были у него преданные товарищи, и позаботиться о невесте. Сказал мне он, что в видении во время молитвы видел он Вадима на троне. На всякий случай последую я его совету касательно военного наставника. Но грызет меня тоска: что же будет с нашими старшими сыновьями? Ведь я уже собирался взять Владимира в поход против фрягов, скоро его в рыцари пора посвящать.

На следующий день выступил король в поход, а осенью вернулся из него без побед великих, но с честью и с добычей, загнал врага в замки, пограбил пару городов и заключил выгодный мир. Сын его получил царапину стрелой древлянина-наемника, но древляне отравляют свои стрелы лишь идя на бой против кикимор и прочих злыдней, а пуще всего — против Черных древлян. Единственное что расстроило государя, так ранение сотника его личной дружины Аскольда, старого воина, служившего еще его отцу и деду. Аскольд потерял левую руку, и государь предложил ему учить Вадима военному делу, после того, как старый воин оправится от недуга.

А Вадим тем временем опять перешел под попечение Варсонофия. Бедному протопопу пришлось несладко, поскольку Вадим, умерив свой пыл в посте и покаяниях, стал каждый день совершать прогулки и поездки, и при этом молился у каждого могильного креста и в каждой часовне и раздавал кошель грошей убогим. Народ боготворил младшего королевича и говорил:

— Вот наш ангел проехал.

3. Сотник Аскольд

По приглашению государя двенадцать вторых сыновей воевод, магнатов и славнейших рыцарей, кои были примерно одногодки Вадиму, прибыли ко двору и должны были быть его товарищами в играх и в обучении военному делу, охоте и прочим приличным благородным людям искусствам. Но пока им приходилось лишь выстаивать с принцем молитвы да час в день заниматься под руководством Аскольда с ним вместе верховой ездой и фехтованием. Не лежало у принца сердце к военному делу, а о занятиях музыкой и светским пением он и слышать не желал. Только верховой езде он учился с удовольствием.

Государь сразу же после фряжского похода отправилася на побережье отгонять догов и мурманов и вернулся, когда первый снег выпал. С ним вместе приехали фряжский рыцарь и мурманский ярл. А в столичных харчевнях пировали дружинники и гусляры пели песни о храбром рыцаре Стефане из Бранибора и о добром короле, с которым они бились на поединке, о том, как король победил рыцаря и с честью отпустил его, а фряжский король и воеводы обвинили того в измене, и как рыцарь пришел под руку светлого короля Ляшского.

В первый же вечер, как закончились торжественные пиры (в часть победы над фрягами, в честь рыцаря Стефана и ярла Хруппа) сын попросил отца рассказать о поединке.

— Стефан Браниборский прозван Рыцарем без страха и упрека. Вы слышали рассказы о его смелости и благородстве, как он один остановил на мосту под Липском целую орду злыдней, как победил он в один день пять аланских рыцарей, как ходил он в Святую Землю, с несколькими верными дружинниками пробился в лагерь арапов и пленил султана Бейбарса, а затем отпустил бусурмана, и тот замирился с крыжаками. Да вот в его родной фряжской земле жилось ему несладко. Сосед его, герцог Генрих Лев, положил глаз на Бранибор и все время стремился захватить этот удел, дабы округлить свои владения. Он брал Бранибор приступом, когда Стефан был в Святой Земле, но чины фряжские так возмутились, что Генрих счел за лучшее освободить земли за выкуп.

Перед нынешней войной Генриху донесли, что Стефан с малой дружиной идет через его владения. Он обвинил его в нападении, бросился в погоню, схватил Стефана и назначил за него королевский выкуп. Чины опять возмутились, ведь даже доги и неверные отпускали Стефана без выкупа, и тогда герцог предложил Стефану выйти без выкупа, ежели тот обменяет свой Бранибор на болотные и лесные местечки рядом с Ругой, где с одной стороны поганые курши, а с другой — — древляне да кикиморы.

А когда мы подступили к Бранибору, герцог был вынужден отпустить Стефана задаром, но заставил его дать слово, что тот сразится на поединке с самим королем либо коронным гетманом. Приближенные отговаривали меня принимать его вызов, невместно, дескать, королю драться с простым рыцарем. Но я уважал Стефана и принял вызов его. Трудно мне пришлось, дрался я с ним и он со мною с утра до обеда, я ошибся три раза, а Стефан лишь раз, но никто из нас в седле даже не пошатнулся. Затем мы пообедали вместе и дрались с обеда до вечера, каждый ошибся по три раза. Я уже думал, что придется на ужин расходиться. Но тут Стефан допустил двойную ошибку и мне удалось выбить его из седла. Сдался он мне и отправились мы ужинать.

Три дня я угощал его в своем шатре, а затем отпустил к фрягам. Но тем временем герцог успел прибрать к рукам его имения, а самого Стефана обвинил в измене. Стефан пожаловался чинам фряжским, те ничего не решили, а их король рассудил с герцогом не ссориться. Тогда Стефан пронесся со своей малой дружиной через герцогство Генриха, пожег все на своем пути и ушел ко мне, когда я на морских витязей пошел. Генрих догнал его, но я послал сказать Льву, что тот получил лишь малую толику расплаты за свою подлость и жадность, и ежели сейчас же не повернет назад в свое герцогство, то плохо ему придется. Тот и ушел восвояси. Так что теперь Стефан наш воевода.

Да и с мурманами мне повезло. Их вождь со всей своей дружиной тоже ко мне на службу попросился, так что и флотоводец теперь у нас есть отменный, можно с донями и с древлянами с Киянского моря воевать. Даст Бог, так я в следующем году на остров Буян двинусь.

Принц слушал, не проронив ни слова.

На следующий день принц, как обычно, выехал из двора вместе с отцом Варсонофием. Он подъехал к часовне, около которой сидел нищий, кинул ему весь кошель с монетами, забежал в часовню, наскоро прочел Отче Наш, и вернулся в возок.

— А теперь назад на подворье, к Аскольду!

— Но ведь мы даже до церкви не доехали!

— Слушай, что велит принц!

И они вернулись на подворье. Там сотоварищи принца играли в снежки, разделившись на ляхов и фрягов. Принц соскочил с возка, закричал:

— Ляшский король прибыл! Сдавайтесь, фряги, чтоб вам неповадно было рыцаря Стефана в тюрьме держать!

Он схватил ком снега и запустил в предводителя фрягов. Ляшская дружина закричала:

— Виват король! — и обратила фрягов в бегство.

После чего принц подошел к Брячиславу и сказал:

— Ты будешь рыцарь Стефан, вызывай меня на поединок!

Брячислав церемонно поклонился и снял с руки перчатку:

— Сир, я имею честь вызвать вас на бой.

Принц взял перчатку, наклонил голову и ответил:

— Мессир Стефан, я принимаю ваш вызов. Оружием будут длинные мечи.

Они взяли деревянные мечи и щиты и стали драться. Но принцу досталось раз, затем другой, затем третий, затем он поскользнулся на снегу и упал, меч вылетел у него из руки, "рыцарь Стефан" поставил ему ногу на грудь и заявил:

— Сдавайтесь, сир!

Принц хотел разгневаться, но тут сзади раздался голос наставника Аскольда:

— Отменно, Брячислав! А ты, королевич, должен был бы больше учиться мечом владеть, тогда б и не побили тебя! Посмотри, как нужно держать меч. А теперь поучимся наносить прямые удары и удары сбоку. Вот так. Неправильно, меч поворачиваешь. Опять не так. Теперь получше...

До самого обеда принц вместе с товарищами упражнялся на мечах, а затем наставник сказал:

— Через час после обеда одевайтесь легко и тепло, и обувайтесь в сапоги: поедем в Пущу читать звериные следы.

Так что и послеобеденые занятия с Варсонофием сорвались. А вечером принц потребовал от Варсонофия, чтобы тот рассказывал об истории, о знаменитых рыцарях и воинах, а сегодня о Пирре, царе Эпирском, который объединил всех еллинов и дошел до гор индусских, побил и мидян, и древлян, и Гога с Магогом.

Да и вместо духовных гимнов принц начал учить баллады о прекрасных дамах и рыцарях, и пел:

"За Крест я смерти не боюсь," —

Воскликнул тут Стефан,

И храбро бросился один

На войско бусурман.

Его меч жалил, как змея,

Как молния, разил.

Но много было там врагов,

Он выбился из сил.

На следующий день с утра принц поехал верхом вместе с товарищами и Аскольдом в королевский арсенал осматривать оружие. Зачем-то наставник повязал на себя тончайший белый шарф мидянской работы. Впрочем, видно было, что к этой дорогой вещи он относится без всякого почтения: она была забрызгана грязью.

Около собора Холмской Божьей Матери Вадима уже ждала толпа нищих. Принц перекрестился на собор, достал кошелек, повертел в руке, развязал, хотел было сойти с коня, но затем высыпал монеты в толпу. Началась свалка, дворянские дети некоторое время развлекались, подбадривая дерущихся и хохоча над ними, а затем двинулись дальше. Заметив в стороне часовню, принц перекрестился, как и другие, и, не останавливаясь, поскакал вслед за Аскольдом.

Сотник славился не только как прекрасный боец, но и как знаток оружия и доспехов.

— Эти булатные сабли добрый принц Вячеслав, дед короля нашего, привез из Святой Земли, когда помогал крыжакам. Это — лучшее оружие, что людские кузнецы делают. Вот посмотрите.

Аскольд снял с себя кисейную перевязь, попросил детей ее расправить, подбросил вверх. Она поплыла в воздухе, медленно опускаясь. Сотник взял саблю, коротко махнул ей снизу, и кисея распалась на два куска.

— Ни один христианский меч такого не может. Когда Вячеслав поспорил с султанским братом Сафадимом, чей меч острее, он взял свой двуручник и рассек пополам железную болванку. А Сафадим рассек шарфик. И этого Вячеслав и никто из рыцарей-крыжаков сделать не смог. Такую саблю, только заговоренную, подарил Вячеславу лично Сафадим.

Идем теперь дальше. Это — оружие, которое продают горняки с Увалов. Раньше они нам и древлянам дань платили, золотом и оружием. А теперь загордились, с тех пор, как у них появился некий Зуншинжун и провозгласил себя королем. Сначала он выгнал с Увалов рудокопов, чего рудокопы ему и роду его простить не могут до сих пор, потом просто перестал платить дань. Пошел король Ярослав вместе с древлянами наказывать Зуншинжуна (Ну и имечко, губы трескаются! Как змеюка шипит.) Я тогда десятником был.

Подступили мы к горам, а там укрепления, из-за всех углов пОроки бьют. Надо осадой брать. А древляне отговорили нас большие обозы собирать, сказали, что быстро справимся. Припасов было мало. А в Подувалье уже кикиморы поселились, древлянские обозы перехватывают. Древляне и отошли, а королю нашему неохота было для древлян угли из печи таскать, мы тоже вернулись. Теперь мы с горняками увальскими торгуем, народ они жадный, но довольно честный. Если закажешь им вещь и заплатишь, что запросят, сделают так хорошо, как только могут. Их мечом дрался в святой Земле Вячеслав, когда был еще принцем.

— А говорят, что у рудокопов оружие лучше.

— А вот посмотрите, это меч, купленный у рудокопа. Ничего не видите?

— Как здорово! Какой острый! А какой узор!

— Вот тут вот, рядом с рукоятью, под узором выбоинка виднеется. Это — трещинка, которую они нарочно оставили. Так что в самом жарком бою такой меч может разлететься.

— Почти не видно!

— Рудокопы — народ столь же спесивый, как как и древляне. Ежели они что-то дарят, то делают лучше всех, ежели продают — обязательно какой-то недостаток оставляют. Хорошо еще, если украшение непрочно приделано. Оно отлетит — воину ущерба нет. А тут видите, что. Да и запрятано как умело, мало кто разглядит. А ведь звенит, как полноценный. Поэтому для дружины своей король заказывает оружие у горняков. А паны да знаменные рыцари, конечно, сами вооружаются.