Мертвые игры 4.

Но за дверью послышалось:

— Риа.

И сползая на пол, я постаралась ответить ровным голосом:

— Минутку, я одеваюсь.

Не одевалась, не могла, сидя на полу, я лишь пыталась встать, но раз соскользнула, второй раз и поняла, что нет сил... совершенно нет. И как-то пусто в груди, и эта пустота словно расползалась по телу...

— Риаллин, — прозвучал голос ректора, — если ты действительно сильно испугалась, не стоит делать вид, что все нормально. Пойми, сильный эмоциональный срыв может привести к выгоранию.

Выгорание?!

Внутри меня все больше и больше становилась какая-то сосущая, давящая пустота, она разрасталась, словно пустыня, будто степной пожар, оставляющий после себя только черную выжженную землю... И будто росчерк молнии, вспыхнули в сознании слова Норта 'У тебя магия на нулевом уровне, фактически на пределе'.

— Неет... — в отчаянии простонала я, начиная осознавать, что происходит, — нет, Тьма, пожалуйста... нет...

Дрожащими пальцами я попыталась расстегнуть браслет, понимая, что он продолжает тянуть магию, восстанавливая резерв, и не смогла... Пальцы соскользнули, не сумев подцепить замочек, я не удержавшись, мягко легла на пол, чувствуя, как мгновенно закружилась голова, как горит все внутри.

Выгорание — очень точный термин, а я всегда думала, почему именно так называют потерю магии...

Тьма, за что?!

Грохот распахнутой двери...

Жалобный, какой-то обиженный звон выломанного замка...

Вбежавший ректор, ворвавшийся и остановившийся на пороге...

Одинокая, теплая, крупная слезинка, сорвавшаяся с моих ресниц и покатившаяся по лицу...

Тьма, словно желая дать мне ответ на вопрос, стремительно накатила, укутывая, убаюкивая, унося боль, что нестерпимо жгла в груди...

Глава вторая: Магия крови.

Мне казалось, что я сплю, и сон сменяет сон, и я плыву по уютной реке сновидений, то ныряя в нее, то оказываясь на поверхности. И выныривая в очередной раз, я видела лица — лицо ректора, бледное, с широко распахнутыми глазами, и его губы все шептали и шептали что-то, кажется мое имя... После лицо сумасшедшего старика, которого я точно знала, и, кажется, он был целителем...

А потом мне приснился луг, зеленый, залитый лучами жаркого летнего солнца, я, сидящая на валуне обняв колени руками, и дядя Тадор, устроившийся рядом. Он улыбается, и яркий свет словно проявил морщинки на его лице, которые лучами расходились от его глаз, суровыми складками пролегли между бровей, очертили рот так, словно дядя никогда не улыбался. Но это было не так, он улыбался почти всегда, когда смотрел на меня. И эта улыбка делала меня самой счастливой на свете. Вот и сейчас, я точно знаю, что сплю, и что случилось что-то очень и очень плохое, но все равно улыбаюсь. Мне хорошо. А дядя Тадор тихо говорит 'Ты особенная девочка, Риа, особенная, никогда не забывай об этом'. И я перестаю улыбаться, почему-то сжимается сердце, к тому же в лесу слышится вой волчонка, такой тоскливый, и я не выдержав, говорю:

— Я не хочу быть особенной, дядя.

'А какой ты хочешь быть, девочка моя?' — у Тадора удивленно поднялась бровь.

И я, слыша тот далекий вой, искренне выдохнула:

— Я хочу быть счастливой.

Я знала, что это сон, всего лишь сон, что Тадора нет в живых уже много лет, что этого разговора не было, но... Но он был. Именно этот разговор, я именно так сидела на камне, мне было десять лет, и я смотрела на человека, который вдруг перестал улыбаться. Перестал, совершенно. А затем мне сказал:

'Я не знаю, сможешь ли ты быть счастлива у вечных, мой свет, но я точно знаю — там ты останешься жива, а здесь — нет'.

'И мы уедем?' — этот вопрос задала не я, точнее я, но та, десятилетняя, которая помнила весь этот разговор, а я... я его только вспоминала.

'Мы должны, — дядя Тадор смотрел на меня серьезно, как на взрослую. — Мы должны, Риа, там мы будем в безопасности, ты и я. И будем вместе'.

Мне, настоящей мне стало нестерпимо больно в груди, ведь я знала, что ничего этого не случится и скоро, совсем скоро дядя Тадор умрет, а та, другая, маленькая и еще ничего не знающая я, обиженно ответила:

'Не будем. Ты сам сказал, что когда я вырасту, ты отправишь меня в империю, а сам останешься с вечными!'

'Риа, девочка моя, — дядя осторожно коснулся моих расцарапанных ног, ведь я была непоседа и вечно бегала по лесу не разбирая дороги. — Пойми, солнышко, свет мой, когда ты вырастешь, когда станешь девушкой, твоя кровь пробудится и древняя запрещенная магия побежит по венам. И тогда тебе лучше будет быть среди тех, кто не ощутит. Ты особенная, девочка моя, ты особенная, никогда не забывай об этом'...

Забыла. Совершенно забыла об этом разговоре, о его словах. Я ничего не помнила!

Сейчас вспомнила.

И открыла глаза.

Надо мной горели десятки маленьких синих огоньков. Они мерцали, вздрагивая в воздухе, и давали яркий чуть рассеянный свет, который терялся в черном балдахине над постелью, словно растворялся в непроницаемо-темных складках ткани...

— Очнулась твоя бабочка, — раздался неприятный скрипучий голос. — Скажешь ей все сам, в конце концов, сам сжег, сам и скажешь.

Я медленно повернула голову, и увидела лицо того самого старика-целителя, который являлся дедушкой лорда Гаэр-аша. Выглядел сейчас мужчина странно — домашний халат, совершенно черные и никак не седые волосы, изрезанное глубокими морщинами лицо, и серо-синие, абсолютно лишенные старческой мутности глаза. И эти глаза, взглянув на меня, старик мгновенно отвел, как-то виновато глядя в пол.

А затем тихо выругался, и все так же изучая пол под ногами, он грубовато произнес:

— Что ж ты смотришь, девочка? Не смотри, не могу я тебе помочь. Хотел бы, сам удивлен, что хотел бы... а не в силах.

И он развернулся, и как-то сгорбленно ушел, хотя я точно помнила, что выправка у этого полусумасшедшего целителя была аристократической.

Дверь за ним закрылась, и в следующее мгновение меня осторожно взяли за руку. И почему-то я сразу поняла кто, и даже не стала поворачивать голову.

— Все будет хорошо, — голос лорда Гаэр-аша дрогнул, — все будет хорошо, Риаллин.

'Когда ты вырастешь, когда станешь девушкой, твоя кровь пробудится и древняя запрещенная магия побежит по венам' — вдруг вспомнила я. А потом поняла, эту фразу он сказал иначе, на другом языке...

— У меня есть замок на берегу Эринейского моря, я подарю его тебе. Там очень красиво, Риа, и всегда солнце.

Дядя тогда сказал 'Эсса архаго деллар эйш дамикьере' — буквально магия потечет по устьям крови. Устья крови — вены! У меня магия в венах. В крови! Я...

— Мне нужно к Норту, — вслух произнесла я.

Мою ладонь сжали, затем я расслышала судорожный вздох, после чего услышала то, что для многих стало бы приговором:

— Ты выгорела, Риаллин, тебе больше нечего делать в Некросе.

Я резко выдернула руку из его ладони, затем стремительно повернулась и вздрогнула — передо мной был ректор, да, но говоря откровенно лицо Гаэр-аша сейчас узнать было бы сложно. Глава Некроса изменился, изменился как-то неуловимо, но все же... Потемнела кожа, глаза, прежде серые, теперь пугали неестественной синевой, заострился нос, приобрели хищное выражение черты лица. Нет, Гаэр-аш все так же был Гаэр-ашем, но сейчас каким-то другим. Опасным. Хищным. Странным. Сильным. Сильным настолько, что это ощущалась на каком-то подсознательном уровне, и я не задумываясь даже о своих действиях, осторожно отодвинулась, желая оказаться как можно дальше от такого Гаэр-аша.

— Вы... не человек, — потрясенно выдохнула я.

Ректор молча поднялся с края постели, на котором сидел, и не отрывая от меня взгляда, как хищник, обошел кровать, чтобы оказаться максимально близко ко мне, потому как я к этому краю от него и отодвинулась. Но сейчас я даже пошевелиться побоялась...

Гаэр-аш сел рядом со мной, вновь взял за руку, поднес мою безвольную ладонь к губам, прижался к ней поцелуем, закрыв глаза и с трудом сдержав стон. После я услышала:

— У тебя больше нет магии, Риаллин. Ты выгорела. Мне очень жаль, но... Ты выгорела. Полностью.

И он посмотрел мне в глаза.

Глядя на него, я прошептала, вероятно, одной мне и понятное:

— Мне нужно к Норту.

Хриплый рык откуда-то из груди ректора, и Гаэр-аш произнес раздраженное:

— Норт тебе не сможет помочь, Риа. Он сильный целитель, но дед сильнее. Дед ничего не смог сделать. Мне жаль, Риаллин, мне бесконечно жаль, но магии у тебя больше нет. И я, — он взглянул на меня, — я не откажусь от тебя.

Слова прозвучали клятвой.

Очень весомо прозвучали, так, словно он произнес их не в тишине пустой спальни, а на площади, перед толпами собравшегося народа. Я содрогнулась, и недоверчиво спросила:

— Вы хотите жениться на мне?

Некромант несколько мгновений молчал, а затем, глядя мне в глаза, произнес:

— Я виноват перед тобой, Риаллин. И если мне придется возглавить Армерию, чтобы искупить свою вину, я это сделаю. Ты станешь королевой, и к твоим услугам будут сотни магов, готовых выполнить любое твое желание. Клянусь, тебе не придется сожалеть о потерянной силе.

В первый момент я задохнулась от ужаса, но почти сразу, словно наяву услышала 'Ты особенная, девочка моя, ты особенная'... И неестественно синие глаза лорда Гаэр-аша перестали вызывать страх, страх ушел, словно его и не было, он больше не сковывал меня, я просто начала думать. Искать выход из ситуации с ректором, потому что в возвращении магии уже не видела проблемы. Я начала искать детали допустимого с точки зрения главы Некроса, то, что он считал приемлемым, и то что нет... Рик — нет, Эдвин — он его едва не убил из-за снимков в газетах, но Норт... Против Нортаэша Дастела лорд Гаэр-аш никогда ничего не говорил, и я решила быть хитрее.

— Не скрою, — слова подбирала осторожно, выверяя каждое так, словно собиралась изготовить артефакт, — меня посещала мысль о титуле королевы. — Стараясь не совершать резких движений, отняла руку у более чем внимательно слушающего меня ректора, и продолжила: — Но, дело в том, лорд Гаэр-аш, что в моих мечтах вы никогда не являлись моим... супругом.

Глаза некроманта вспыхнули огнем, и он хрипло спросил:

— Кем же я был в ваших мечтах, леди кен Эриар?

На каком-то интуитивном уровне я вдруг поняла, что если скажу это сама, он не поверит, не примет как правду, и потому я промолчала, давая возможность ректору самому делать выводы из услышанного.

И он их сделал:

— Вы королева, но я не король, — усмешка искривила четко очерченные губы. — Норт?!

И мне не оставалось ничего иного, кроме как трагически прошептать:

— Да... Я люблю его.

Гаэр-аш стремительно поднялся, прошел по комнате к окну, встал, повернувшись ко мне спиной, видимо, чтобы скрыть эмоции. Но я видела, как сжимаются его кулаки, судорожно пытаясь сдержать ярость.

— Значит, вы сделали ставку на молодого и амбициозного? — холодно спросил ректор, все так же не оборачиваясь.

Прежде чем ответить, я осторожно сняла с себя браслет, и почти сразу ощутила, что жар внутри стал слабее. Значит — не совсем выгорела, это хорошо, а то я уже с ужасом представляла себе, как буду пить собственную кровь. Потому как фраза 'Эсса архаго деллар эйш дамикьере' являлась намеком на кровопийство. И только сняв браслет, и положив его в карман все того же халата Норта, я стараясь вкладывать искренность в каждое слово, ответила:

— Дело не в королевстве, статусе или титуле, я полюбила Норта, лорд Гаэр-аш. Норт изменился, стал совершенно другим, он достоин уважения и любви.

Хриплый рык и вопрос:

— А я не достоин?

Я не ответила, понимая, что так все сказанное мной будет правдоподобнее, впрочем, сейчас я играла на чувстве вины, действительно виноватого мужчины, и искренне надеялась, что если осознание вины заставило его принять мысль о наследовании престола, то и с моими мнимыми чувствами к Норту он тоже смирится.

Так и вышло.

— Норт отвергнет тебя, Риаллин. Сейчас, когда у тебя больше нет магии, ты не нужна ему.

Я боялась, что Дастел скажет нечто подобное в присутствии ректора, но надеялась на его сообразительность, и свою находчивость, а потому ответила:

— Если так, пусть он сам скажет мне об этом.

Гаэр-аш повернулся, его лицо вновь стало человеческим, разве что глаза оставались все такими же ярко-синими, и смотрел он на меня с грустной улыбкой.

— Я унес тебя из Некроса, чтобы ты могла этого избежать, Риа. Маги с брезгливостью относятся к тем, кто выгорел, и...

— Я хочу к Норту, — повторила, поднимаясь с кровати.— Пожалуйста, мне тяжело сейчас, я хочу пережить этот тяжелый момент с тем, кто мне дорог. Я хочу к Норту!

Вероятно, я не стала бы так решительно настаивать, если бы знала, чем все это обернется. Обернулось огнем, вспыхнувшим вокруг меня, и ректором, мрачно вступившим в кольцо пламени, и с иронией признавшимся:

— Мои новые способности, Риаллин. Не пугайся, ты сама их во мне пробудила.

Мне в этот миг стало до безумия обидно — лорд Гаэр-аш получил новые способности, а я едва напрочь не утратила свои. Вероятно, мысли отразились на лице, потому как саркастически улыбаться глава Некроса вмиг перестал, шагнул ко мне, обнял за плечи и хрипло выдохнул:

— Прости.

Ненавижу. Я вдруг отчетливо это поняла. Никогда и никого по-настоящему не ненавидела, а его просто ненавижу. Неистово! Меня буквально затрясло от негодования.

— Не бойся, — превратно понял меня лорд Гаэр-аш, — я буду рядом. В отличие от тебя, я понимаю, чем все закончится.

— И чем же? — испытывая невероятное желание вырваться из его объятий, поинтересовалась я.

Ладонь некроманта медленно провела от моего плеча вниз по спине, демонстрируя жест призванный успокоить и поддержать, и ректор произнес:

— Ты проснешься утром под шум волн и пение птиц, и забудешь вечную зиму Мертвых лесов, потерянную магию и Норта, отвергнувшего тебя.

Ненавижу!

Огонь стал сильнее, загудел, взревел даже, и я ощутила, что мы куда-то падаем. Вероятно, я и упала бы, не держи меня лорд Гаэр-аш.

А потом огонь утих и мы оказались в комнате Норта. Что ж, если я и удивилась, то не сильно — король обладал теми же способностями, пожалуй единственный среди всех королевских династий человеческих королевств, и нередко пользовался своим потусторонним огнем, чтобы появляться в самых неожиданных местах и в наиболее неожиданное время.

Поэтому, едва под моими ногами оказалась твердая почва, точнее пол, я выскользнула из объятий лорда Гаэр-аша и устремилась в ванную, дверь в которую висела косо и как-то жалко. Оделась быстро, волосы заплетала уже выходя из ванной. Пройдя мимо все так же стоящего посреди комнаты лорда Гаэр-аша, сняла с вешалки плащ, накинула на плечи, завязала, и направилась к двери.

— Просто скажи куда! — раздался гневный голос ректора.

Ничего не ответив, я открыла двери и... ослепла. Ночью в Некросе использовалось магическое освещение, и видеть его был способен лишь маг, а я в данный момент была без сил, потому и оказалась вмиг в кромешной мгле.