Спасение. Усыновление.17-18

Для Мари-Эме эта беседа была истинным наслаждением. В лице мадам де Шатийон она видела удачливую соперницу герцогини де Лонгвиль, одного за другим отбившую у той всех поклонников. Она только посочувствовала своей молодой подруге, что ни один из блистательных любовников не может стать ей опорой — и Ларошфуко, и Конде, и Немур уже были женаты.

Шатийон же, смеясь, уверяла, что ей напрасно приписывают столь бурную жизнь. Потеряв обожаемого мужа, она и думать не может о других мужчинах а тем более, о новом замужестве.

— О, дорогая моя, тут трудность не в том, чтоб захотеть, а в том, чтоб найти достойного и холостого!

— Вам-то не о чем беспокоиться. Герцог де Шеврез — благодарение небесам — жив и здоров.

Мадам де Шеврез передернула плечами:

— Когда-то я совершенно не беспокоилась о герцоге де Люинь, он тоже был жив-здоров, а вдобавок еще и молод. А потом в двадцать один год я осталась вдовой, как и Вы.

Герцогиня де Шатийон улыбнулась:

— Тогда Вы дальновиднее меня. Вы еще не овдовели, но Ваш поклонник холост, а я, будучи вдовой, имею глупость связываться с женатыми. Ведь Вы это хотели сказать?

— Ну что Вы! Я и в мыслях не имела поучать Вас! Но должна признать, доля истины в Ваших словах есть. Только не подумайте, что я желаю зла моему милому Шеврезу. Но если мужчина...

— .... если мужчина потерял из-за Вас голову, Вы ничего не можете поделать! — рассмеялась мадам де Шатийон. — Вы его жалеете?

Герцогиня де Шеврез вздохнула и развела руками:

— У меня слишком мягкое сердце, я никогда не могла быть жестокой. Я не поощряю его — нет! Но он просто сходит с ума... и что мне остается?

— Я слышала, Вы ездили к нему?

— Тсс! Прошу Вас, я не хочу чтоб мой муж узнал, это разобьет ему сердце!

— Да, конечно. Но тогда зачем Вы поехали?

— Как Вы не понимаете? Граф был готов на совершенные безумства! Я полагала, что моя уступка хоть немного его сдержит ...

— И что?

— Ах! Все вышло наоборот! Теперь он сам приехал в Париж.

— Вот как? — оживилась герцогиня де Шатийон. — Право, это очень любопытно. Приехал ради Вас?

Легкая ирония в голосе молодой красавицы заставила пожилую кокетку поджать губы:

— В этом не может быть сомнений!

— Возможно, у провинциального дворянина закружилась голова, — снисходительно улыбнулась герцогиня де Шатийон, — у Вас громкое имя.

— Разве у Вас часто кружится голова?

— Я Монморанси! — высокомерно ответила дочь графа де Бутвиля.

— Он тоже! — с торжеством отпарировала герцогиня де Шеврез.

— Но Вы упоминали свое дальнее родство с ним, — растерялась мадам де Шатийон.

— Да, — высокомерно вздернула накрашенные брови ее собеседница. — Роан, Монморанси... Ах, Вы же знаете, как тесно мы все связаны родством! И Вы ошибаетесь, насчет его провинциальности. Он просто не любит быть на виду, но, тем не менее, именно ему герцог де Бофор обязан своим спасением!

— Позвольте, так это тот дворянин, о котором тогда столько говорили? Он, кажется, хорошо известен при дворе...

— ...и с давних пор, — перебила довольная герцогиня де Шеврез. — Чуть не с детства, как я слышала.

— Но почему его никогда не видно? — пожала плечами мадам де Шатийон, все еще не до конца убежденная доводами собеседницы. — Или ему есть что скрывать?

Герцогиня де Шеврез так долго ждала этой минуты, что желала сполна насладиться каждой секундой, долей секунды!

Она глубоко вздохнула, расправила плечи, подняла подбородок и счастливо прикрыла глаза:

— Вероятно... Он порядочный человек, а я все таки замужем...

Герцогиня де Шатийон смотрела на нее во все глаза, до глубины души пораженная таким поведением мужчины:

— Тогда он впрямь потерял голову! Так беречь вашу тайну! Право слово, мне захотелось познакомиться с ним.

— Пожалуйста, — ответила мадам де Шеврез со спокойствием женщины, чья уверенность в любви и преданности к ней позволяет не переживать о возможной измене.

— Вы идете сегодня к герцогине де Гиз? Вы могли бы взять его с собой... хотя он не приглашен, и, возможно, не захочет погрешить против правил приличия...

Улыбка герцогини де Шеврез заставила мадам де Шатийон прервать свою речь и улыбнуться в ответ. Женщины обменялись понимающими взглядами: "Если бы вы знали, против скольких правил и приличий он уже погрешил ради меня!"

— Так значит, решено! Вы обязательно приведете его! Будет большой прием и мы замечательно проведем время!

Она еще что-то хотела добавить, но ее остановило появление нового лица. В комнату неслышно вошел человек, старавшийся держаться как можно незаметнее. Он подошел сзади к креслу герцогини де Шатийон и, наклонившись к ней, что-то прошептал. Затем протянул руку и быстро передал ей письмо, которое она поспешно прикрыла веером. Человек поклонился и так же неслышно и осторожно покинул комнату. Выходя он бросил внимательный взгляд на д'Артаньяна, все еще стоявшего у двери и полускрытого портьерой. Гасконец напустил на себя скучающий вид и зевнул. Незнакомец пожал плечами и с равнодушным видом прошел мимо.

Д'Артаньян его не знал, но по радостному виду мадам де Шатийон, по ее довольной улыбке он понял, что это были именно те вести, которых она ждала. Она пробежала глазами записку и быстро спрятала ее за корсаж, мурлыча что-то вроде: "Мур-мур, Немур".

Капитан понял, что дамы сейчас начнут прощаться и пока они не заметили его, он поспешил уйти.

Теперь он понимал смущение Коменжа и кусал усы при мысли, что мог услышать лейтенант.

Машинально он пошел в сторону Пале-Рояля, где все еще продолжался бал и его присутствие было бы нелишним, но на полпути он решительно тряхнул головой:

— Да черт с ним, с этим балом! Надо предупредить Атоса. Это же настоящая засада!

XVIII

Добраться до гостиницы, где квартировал Атос, было делом пяти минут, но гасконца не зря мучали нехорошие предчувствия — Атос отсутствовал.

Как сказал трактирный слуга, господина графа не было весь день. Только полчаса назад он вернулся, переоделся и снова ушел. Слуга решил, что граф куда-то зван, потому что оделся понаряднее и сказал не готовить ужина.

— Видно, там и поужинает. У господ-то получше стряпня, чем у нас. Не иначе на бал какой-нибудь, — заключил слуга.

Д'Артаньян заскрежетал зубами при слове "бал", но злиться было бесполезно. Подробностей слуга не знал.

Капитану было непонятно, как успела герцогиня так быстро предупредить Атоса, но поразмыслив, он решил, что нахалка планировала это гораздо раньше, а герцогиня де Шатийон, сама того не зная, подыграла.

Со стороны же создавалось впечатление, что граф по первому зову мадам де Шеврез готов мчаться куда угодно. Во всяком случае, именно так должна была подумать герцогиня де Шатийон и остальные дамы, увидев графа под ручку с любовницей.

Д'Артаньян, что бывало с ним крайне редко, был в нерешительности. Вся ситуация очень его смущала. Когда-то в юности, когда он делился с Атосом подробностями своей связи с миледи, он не видел ничего дурного в подобной откровенности. Их отношения с Атосом всегда были очень доверительны. Но сейчас они поменялись ролями, и гасконец не был уверен, что Атос жаждет хвалиться победами, как когда-то юный д'Артаньян.

С другой стороны, он не сомневался, что друг в серьезной опасности и просто наблюдать со стороны, как он беспечно идет в приготовленную ловушку, было не по-товарищески. Даже если речь шла о даме.

Д'Артаньян понимал, что если Атос отправился к герцогине де Гиз, то сегодня он уже не придет, но все же оставил записку с просьбой о немедленной встрече.

Идти в особняк де Люинь было бессмысленно — его просто не примут. Можно было попытаться перехватить Атоса у Гизов, но если мадам де Шеврез будет с ним, то не отпустит от себя ни на шаг и поговорить им все равно не дадут.

Капитан перебирал варианты, но с досадой был вынужден констатировать, что уже слишком поздно что-то предпринимать. Самое большее, что он мог сделать, это встретиться с Атосом завтра и рассказать все начистоту. Кто знает, может граф не успеет слишком себя скомпрометировать?

Но тут д'Артаньян вспоминал улыбку герцогини де Шеврез и начинал поминать черта — похоже, Атос попался.

Поколебавшись, д'Артаньян спустился к Сене и двинулся в сторону острова Сен-Луи. Там он перебрался на другой берег и, миновав Турнельскую набережную, направился к особняку Гизов.

Дворец, ярко освещенный и словно цепью, окруженный вереницей карет и носилок, был виден издалека.

Капитан замедлил шаг. Его одолевали сомнения.

Когда до парадной лестницы оставалось с полсотни шагов, он остановился:

"Нет. Что будет, то будет. Ни за какие золотые горы я не желаю быть свидетелем его унижения. По крайней мере, он будет уверен, что из нас этого никто не видел. А там... может он еще выкрутится? Свет быстро все забывает. Не женит же она его на себе насильно! Второй раз этого фокуса с ним никто не проделает. Не к ночи будь помянута, но миледи была более ловка, чем герцогиня. И... более красива... Надеюсь, с мадам де Шеврез Атос не станет церемониться. Какого черта! Она уже не в том возрасте, чтоб ставить мужчинам условия. Эх, Бражелон! Знали бы Вы, на что отец идет ради Вас!"

И, продолжая качать головой, он побрел вдоль Сены, чтоб по Новому мосту снова вернуться в Пале-Рояль.

Капитан был очень близок к истине — Атос действительно в этот момент выдерживал настоящую осаду. Только велась она не по военным, а по светским правилам. В отличие от боевых условий, открыто войны ему никто не объявлял, так что граф даже не сразу понял, что осада уже началась. Его беседа с герцогиней де Шеврез имела самый невинный вид и как раз тогда, когда д'Артаньян, сокрушаясь о коварстве женщин, вдыхал отвратительный мерзлый воздух на берегах Сены, граф наслаждался теплом и комфортом знакомого будуара в особняке де Люинь.

О том, что ему предстоит идти к герцогине де Гиз, он не имел никакого понятия, поскольку явился на заранее назначенную встречу обсудить текущие дела. Время и дату выбрала сама герцогиня, уверяя, что к этому моменту у нее точно будут новости.

Вообще-то Атос не был настолько слепо уверен в ее материнских чувствах, чтоб верить всему, что она говорит. Он давно хмурил брови, слушая ее бесконечные обещания, за которыми не следовало ровным счетом ничего. Однако он знал двор, и знал, что бывают случаи, когда одно удачное и вовремя сказанное слово разрешает самую запутанную проблему, особенно когда речь идет о вещах, о которых не попросишь открыто. Знал он и то, что такого случая можно дожидаться очень долго, но ждать надо неусыпно, потому что упущенное мгновение нельзя вернуть никакими усилиями.

Так что когда герцогиня уверяла его, что день и ночь ищет возможности, он сомневался в ней лишь наполовину и потому послушно явился на назначенную встречу.

Она порхала по будуару, чем-то очень довольная, и это показалось Атосу хорошим знаком.

Поболтав для приличия о том, о сём, она настояла, чтоб он разделил с ней легкую трапезу, уверяя, что это будет способствовать непринужденности атмосферы.

— Наедине мы уже можем себе позволить некоторую свободу от условностей? Не так ли? Я помню, Вы говорили, что разлюбили вино, но пара бокалов это же сущие пустяки!

Атос только пожал плечами.

В сущности, он не возражал против того, чтоб их встреча была менее официальной. Это давало ему свободу прямо ставить вопросы и требовать ответа на них.

Чтоб сделать приятное герцогине он пригубил вино и, не досаждая ей расспросами, спокойно дожидался, пока она насытится.

В будуаре, где хозяйка распорядилась накрыть стол, было тепло и приятно пахло. Герцогиня мило щебетала, вино было отличным, дневная активность вылилась в легкую усталость и Атос откинулся на спинку кресла, с удовольствием вытянув вперед гудящие от дневной беготни ноги. Пользуясь своим пребыванием в Париже, он занялся некоторыми хозяйственными вопросами, и день выдался очень хлопотным.

Он прекрасно видел, что герцогиня старается создать расслабляющую обстановку и поэтому усердно потчует его, но ее старания только забавляли графа. Она явно обманывалась на его счет, но он пока позволял ей пребывать в заблуждении.

Постепенно мадам де Шеврез от светской болтовни перешла к делу. Она ничего не говорила прямо, но из ее рассуждений выходило, что именно сегодня она надеется, наконец, серьезно продвинуться в их вопросе.

Конечно, об этом нельзя говорить наверняка, но скорее всего... во всяком случае ее уверили... не прямо, само собой, а через некоторых лиц... она очень на это рассчитывает, но персона, готовая им помочь, не желает огласки в таком щекотливом деле... однако же, они не могут и дальше действовать через посредников, так что личная встреча совершенно необходима... хотя бы для того, чтоб подтвердить твердость их намерений...— и так далее и до бесконечности.

Граф слушал эти оговорки и недомолвки со смутным чувством тревоги, а герцогиня все продолжала:

— Вы должны понимать, что это значит для меня... я замужняя дама... моя честь и репутация могут быть погублены... надо обставить все под видом случайности... нужный человек все поймет... но Вы должны быть рядом, может, с Вами захотят поговорить... а, возможно, будет довольно нашего появления вместе!

Последнюю фразу герцогиня выпалила, едва сдерживая волнение, и вопросительно уставилась на графа.

Атос прикрыл глаза и задумался, стараясь из этой словесной мишуры выудить действительно важные факты.

— Некто, к кому Вы обратились через третьих лиц, согласен поспособствовать Вашей встрече с королевой и согласен даже хлопотать за Вас при условии, что будет точно знать обстоятельства нашего дела? Иными словами, будет уверен, что родители де Бражелона оба, — он особо выделил голосом это слово, — оба хотят его легитимизации, так?

Герцогиня кивнула и улыбнулась:

— Вы пойдете со мной?

— Подождите, сударыня...

— То есть, "подождите"? — герцогиня как-то слишком бурно выразила свое негодование и Атоса снова кольнуло чувство тревоги.

— Я лишь желаю ясности, — сдержанно ответил он.

Герцогиня с обиженным видом пожала плечами, показывая, что ей как раз все ясно — он струсил и отказывается.

Атос правильно ее понял:

— Я не отказываюсь. Повторяю, я желаю ясности. Мы должны встретиться с этим лицом?

— Да, я же сказала — мы оба! Наше появление будет лучше всяких объяснений и, кому надо, все поймет.

— Каковы гарантии со стороны этого лица? Поймите, это не придирки, — добавил он, когда герцогиня страдальчески закусила губу, — но наше положение, и, прежде всего Ваше, требует осторожности. Или Вы уже безразличны к сохранению тайны материнства?

— Нет! — подскочила герцогиня. — Я такого не говорила.

— Вот видите! Довериться неизвестно кому, когда этот человек может использовать доверенную ему тайну во вред, пусть не со зла, а по легкомыслию или глупости! Вы же не желаете такого?

— Это надежный человек, — вынуждена была выдавить герцогиня.