Хорошо, Лех в яслях.
Хорошо, если только ограбление, если не убивать пришли.
Хорошо, если...
Рычание оборвалось испуганными криками, непонятным шипением — кажется, шарик сдулся, только откуда здесь взялись шарики? Или это Ян так шипит? Ян, значит, жив?
И стало очень тихо.
В этой же тишине из заметно редеющей дымной завесы вынырнул новый работник, даже и не видно, что чуток прихрамывает, молча кивнул, но подняться не помог, прошёл мимо. Туда, где Джей...
Младший брат лежал ничком. Как видно, без сознания. Или?... Испугаться не успела. Вообще ничего не успела — ни подумать, ни сообразить, только автоматически, придерживаясь охающих ребер, подняться и доковылять.
Янош оказался куда проворней. Уже бил бессознательного по щекам, требушил, подтянул посадить, снова шлепнул по щеке, содрал куртку, под ней — рубашка, рукав драный, уже мокрый от крови, по плечу ползет пятно. Обернулся:
— Его по голове еще долбанули. Не сильно, вроде. Приглядите за ним, я сейчас...
Джей сидел на полу, пялился в пустоту с видом отсутствующим и непонимающим и, кажется, намеревался снова сползти в обморок. На кухне гремел стеклом новый подсобный рабочий Янош Раевич, только что спасший жизнь своей начальнице. Прис сидела на полу рядом с братом без единой мысли в голове, вслушивалась в затихающую боль в ребрах. Подпирала Джея собственным плечом, чтобы не свалился кособоко на пол, подвернувшейся под руку тряпкой — вышивка, та самая, которую второй месяц вышивала, но сейчас совсем про это забыла — зажимала рану. Не рану даже, так, царапину. Наверно, ничего серьезного, с кем бы другим — сама бы сходила на кухню до аптечки, притащила бы бинтов и анестетика, йода и пластыря, да еще полушутливо ободрила бы пострадавшего, дескать, герои бы такой мелочи даже не заметил, не говоря уж — в обморок хлопаться, как барышня кисейная. Только Джей был своим, а Прис слишком многих "своих" уже потеряла.
Ян вернулся. Серьезный, сосредоточенный, уверенный в себе — нервозность пропала как и не было. В руках у Яна весь тот ворох, что принесла бы в ином случае сама Прис, а к вороху — плошка с чем-то, пахнущим пряно и колюче. Молча, старательно, сноровисто промыл царапину, солидно замотал под болезненное шипение Джея — словно бы всю жизнь только тем и занимался, что бил черноголовок и помогал раненым. Плошку поставил на столик. Руки обтер о тряпку — та самая вышивка. Поднялся и выжидательно замер.
— Ну, вроде... нормально, — Джей заметно порозовел, явно очухался и начинал соображать. — Спасибо. Слушай, ты нам жизни спас!
— Ага. Тогда... я пошел? — прежний заикающийся от смущения парнишка из подсобки возвратился. Парнишка имел вид помятый, по щеке расплывался солидных размеров синячище. уже начинающий багроветь. Сюда бы мяса сырого...
— Ты сам как, в порядке? — способность соображать возвратилась и к Присцилле. — Дай, погляжу щеку. Зубы-то целы?
— Нормально. Всё нормально, честное слово. Только я опаздываю. На одну важную встречу. Туда нельзя опаздывать. А вы промойте еще сегодня вечером рану отваром, а завтра уже подживать начнет. Я пошел, хорошо? — оттарабанил, схватил куртку и был таков.
Только и хлопнула дверь. Скромность, конечно, украшает человека. Только интересно, на какую-такую встречу он поперся в столь растрепанном виде?
— Джей, ты-то в порядке?
Уже убирая безобразие в комнате, горестно оплакав гибель вышивки и отправив брата отдыхать, подумала — и от мысли побежали мурашки по коже — а ведь парень оказался не так прост. Парень, как минимум, умеет драться. Причем на уровне, никак не соответствующем уровню человека, нигде не учившегося и поэтому способного работать исключительно подсобным рабочим в магической лавке средней руки. Если он уделал пятерых черноголовок в одиночку... Ну, пусть троих, а остальные смылись... Но — в одиночку! А это уровень, как минимум, боевого мага, возможно даже, Защитника из Верхнего Сияния. Защитника готовят лет десять, Защитника воспитывают с самого детства в Семинарии, Защитник не работает в подсобке у чародейки, которая демонстративно отказалась сотрудничать с Верхними пять лет назад! Защитник всегда спокоен и уверен в своих силах.
Ян Раевич не может быть Защитником. Ему от силы двадцать два года. И вообще...
Еще Ян Раевич делает перевязки со сноровкой опытного целителя, как если бы учился в Милосердном корпусе. И разбирается в травах не хуже закончившей курсы при Координаторской травницы, о чем можно судить по запаху состава, который он намешал для раненого Джея.
А самое главное, отчего, собственно, холодок и побежал, как только дошло до сознания — слишком уж хорошо Ян ориентируется в доме, в котором побывал фактически впервые. Все пакетики с травами на своих местах, словно бы он их и не трогал, все емкости использованы строго по назначению, даже ступка и пестик найдены, хоть и запрятаны обычно в самый дальний шкаф на самую дальнюю полку.
Был порыв поискать, не пропало ли чего.
Потом порыв — бежать куда-то и выяснять, кто и зачем следит за домиком скромной чародейки.
После — забиться в угол и обдумать внезапное нападение. Предварительно заперши все двери и зашторив окна.
Бред, бред и еще раз бред!
* * *
6 августа 2030 года, база М-16, Финляндия, район Корватунтури.
Худенькая, маленькая девушка с золотистыми волосами спала, уткнувшись лицом в руки, по-ученически сложенные на столе. В зале было шумно, накурено, хоть и предупреждали всех и каждого — курить в специально отведенном месте! Шиш. Слишком нервничают, чтобы помнить о запретах. В углу у печки ребята играли в карты, азартно переругивались и вообще вели себя, как если бы ничего не случилось. Бедлам.
И в этом бедламе Эллин Браун, она же боец Браун — спала мертвым сном. А командир стоял уже минут пять, смотрел, не делая попытки разбудить, хотя пришёл сказать — пора, начало через час. Однако же замер, боясь спугнуть очарование и жалея — устала очень, она последние месяцы спит через раз, а после ранения так и не оправилась еще. Но время.
— Эл, подъем, — ласково затормошил за плечо.
— А? Что? Я, кажется...
Из гнезда рук и волос вынырнуло заспанное лицо, которое можно было бы назвать красивым — бледная почти до синевы, но нежная кожа, ласково-голубые глаза, правильные, "греческие" черты лица, в меру крупные и выразительные. Красивая, если бы не алая полоса едва поджившего шрама от внешнего уголка левого глаза через всю щеку к подбородку. Безмерно его стесняется, была бы ее воля, чадру бы носила, лишь бы никто не видел. А так — перестала собирать волосы в пучок, прячет щеку за их густой завесой.
— Ничего страшного. Очень не хотел тебя будить. Но пора.
— Ага. Погоди, я только сбегаю, одну вещицу принесу, дождешься?
— Беги.
А у самого еще дела. Следующее — в кабинете. Кабинет маленький, захламленный бумагами, по совместительству оборудованный в арсенальную, да еще две койки втиснуты. На одной из них устало вытянулся грузный мужчина сильно за сорок, с совершенно седыми висками. Не спит, правда. Пружинисто подымается, заразительно зевает.
— Что, пора?
— Пора. Ты готов? Заклинание, амулет, камни... Еще разок проверь... Всё?
— Всё. Ты ненормальный. Ты меня сегодня уже десять раз проверить заставил.
— Я нервничаю, ты же понимаешь.
— Понимаю. Приляг, отдохни тоже. Ты хоть ночью-то сегодня спал?
— Было дело.
— Врешь.
Помолчали.
В кои-то веки никуда больше торопиться не нужно. Через час начнутся другие заботы и другая жизнь, а сейчас можно не спешить. Разведка сообщила, что основные удары планируются сегодня по областям Западной Европы и севера Африки, в Финляндию так никто и не лезет. Зимы тут хорошие. Тихие, сонные, морозные...
— Если ничего не получится, я пойду сдаваться.
— Если ничего не получится, мы всего лишь будем бороться до конца. К нему ты не возвратишься.
Тихо в кабинете, только потрескивает огонь в печке-буржуйке. Потом дверь скрипнула, сунулся Алек, сообщил, что группа готова, место проверено, ничего подозрительного не обнаружено.
Законных десять минут, после собирать группу, давать последние указания остающимся, жадно вглядываться в лица — больше не увидимся, даже если все получится. Не увидимся и не вспомним даже друг друга. Тоска такая...
Прибежала Эллин, протянула крохотный сверток. Развернул тряпицу, оказалось — крошечная фигурка дельфина из слоновой кости на золотой цепочке. Очень тонкая работа. Кажется, достался Эл от матери.
— Возьми. Держи всегда при себе. Универсальный накопитель энергии. Может и жизнь спасти в случае чего.
— Это же твоей мамы? Я не могу принять, слишком ценный подарок. Оставь, тебе больше пригодится.
— Бери.
Взял.
В зале царило гнетущее молчание, когда командир пытался сказать что-то на прощание, да вот никак не мог подобрать слов. Хоть бы кто помог, хоть тот же Питер. Ничего. Ладно, теперь уже поздно. Да и не так много их в зале собралось, провожающих. По старой привычке руководителя экса автоматически пересчитал по головам — двенадцать человек. Раньше на "М-16" меньше тридцати бойцов не случалось. Сейчас — не раньше, полный крах. Остался телепортист Джо, остался Алек, пять боевиков с соседней базы, отец Андрей, Питер, Эллин, психологиня Анна, беременная, животик уже большой, арбузиком, муж Анны Виктор — собственно, группа шестнадцать в полном составе. Вообще-то командир очень хотел сказать про надежду на лучшее, но только махнул рукой. Пятнадцать минут до.
Джо прищелкнул пальцами. Сиреневое окошко "прыжка" проглотило Питера, Эл, Алека и отца Андрея, самого Джо. Командир ушел последним, как и полагается... командиру...
Там, под Хайнанем, была совсем ночь уже. Пахло магнолиями — одуряюще до головокружения. Запах стоял такой густой, что захотелось замахать руками, разгоняя дурман. Весна. Пока готовили площадку для обряда — пентаграмма, по углам свечи, агаты пестро-полосатой расцветки, сто двадцать четыре штуки — только бы не выяснилось в последний момент, что один-два потеряли и обряд можно считать успешно проваленным. Но нет, все сто двадцать четыре.
Андрей шагнул в звезду. Андрей — бывший Патриарх, ему лет двести, наверно, но выглядит едва не ровесником своему молодому начальству. Говорил, возраст зависит от мироощущения. От былого патриаршества у Андрея остались только привычка осенять всех подряд символом Баланса и умение выходить самому и выводить других из любой горячей ситуации с наименьшими потерями. Всему остальному он практически с нуля обучился в Движении. И сейчас, значит, продемонстрирует...
Пентаграмма под ногами экс-Патриарха сиренево поблескивает разгорающейся магией.
Небо светлое, всё в звездах — больших, низких, каких никогда не бывало над Познатцем или Нов-Ажем.
Магнолии в полутьме — высокие неопрятные гиганты, улепленные розово-восковыми кляксами цветков. Запах еще как-будто усилился.
Андрей забормотал какие-то там формулы, по свечным огонькам, сделавшимся вдруг сиреневыми, побежала рябь. Через тошнотворную сладость запахло грозой. Начинается. Теперь времени до обнаружения — считанные минуты.
— Готовься...
— Ага...
Унести с собой можно только то, что в карманах, что попадает в пределы ауры. В правом нагрудном кармане поэтому толстая замусленная пачка денег, в левом записная книжка с необходимыми адресами и некоторыми полезными сведениями. В карманах брюк понапиханы всякие нужные мелочи — пара амулетов, флакончик блокатора, универсальный антидот...
— Сейчас... Сейчас... Еще минута...
В сиреневом колыхании лицо Андрея бледно, устало, руки дрожат. Питер всё порывается что-то сказать, но только закусывает губу, что, право, немного смешно и по-детский для такого солидного мужчины. Зато Эллин никаким сомнениями не утруждается. Ее обезображенная щека прячется в глубокой тени, поэтому сейчас Эл не стесняется и не сомневается. Порывисто вжимается в грудь, шепчет, шепчет полувнятно, что-то обещает, чего-то просит, на груди оставляет влажное пятно.
— Пора!
От неожиданности неловко оттолкнул Эл, метнулся к звезде.
Очень близко взвизгнул защитный полог, взметнулся ворох искорок, мгновенно заложило уши, как в самолете. Напоследок еще расслышалось — "Будь осторожен!" и еще одно, странное, которое просто не могло послышаться — "Люблю!"...
Звезда обняла темнотой и бесконечным падением.
1 августа 2007 года.
Он вывалился из портала переноса рано утром на задворках какого-то магазинчика, и, наверно, поэтому свидетелей появления из ничего, из воздуха и тумана, парня в затрёпанной клетчатой рубашке и затёртых до белизны джинсах не оказалось. Никто не визжал, не падал в обморок и не пытался заснять странное появление на камеру, никто пальцем не показывал и с воплями не убегал, как смутно опасался Ян, ввязываясь в эту межвременную авантюру. Парень просто выступил из воздуха, сделал два неуверенных шага по ещё качающейся под ногами после скачка земле, поправил ворот рубашки и пошёл... Пошёл, вдыхая такой родной, густо-пыльный, еще летний, но уже с едва ощутимой примесью осенней хляби и тоскливого птичьего пересвиста воздух Познатца. Как же давно у него всего этого не было! Не было коричневого кирпича зажимающих в тиски и этим дарящих уверенность и защиту стен зданий, не было высокого серого неба, не было даже грязи и чавканья под ногами — того, от чего ещё десять лет назад он пренебрежительно отказался бы, а сейчас — смотрел, вдыхал, впитывал всей кожей, пил, как росу с весенней травы, и всё никак не мог напиться.
А утренний туман оседал на щеках влагой и воспоминаниями, для которых, как ни крути, время ещё не настало. Свет, сколько ещё предстоит всего сделать! От одной только мысли в груди родилась дрожь — нутряная, мучительная, никак не находящая себе выхода, как глубокий нарыв. К чёрту!
Ян передёрнул плечами — изрядно поношенная фланелевая рубашка в считанные минуты пропиталась мелкой моросью насквозь, по плечам засновали юркие мурашки озноба. Так не годится, пора бы уже приодеться во что-нибудь более солидное, погода обязывает.
Но город был сер и кирпичен, и сурово-ласков, и одет флёром полузабытого детства, и думать о будущем не хотелось. Ян шёл, как одурманенный, машинально, не вдумываясь, читая вывески. Вот скромные псевдоготические буковки складываются в 'Antykwariat' — тёмненькие витрины, заваленные древним и не очень барахлом, а здесь — 'Cukiernia', в такую рань ещё закрытая, но за стеклом уже горит свет и мелькают узенькие силуэты продавщиц, там — магазинчик дисков и компьютерной литературы. Почти центр, рядом с площадью Равенства, надо же... Совсем рядом от... Рукой подать. Впрочем, так и было запланировано, когда настраивали временной портал. Нужно срочно узнать точные дату и время. Планировалось, что 'десантирован' парень будет в ранее утро двадцать пятого июля две тысячи седьмого, но, как скромно пояснил автор заклинания в примечании, 'допустимая погрешность действия заклинания составляет плюс-минус полгода — год от заданной временной точки'. И почему-то Яну не улыбалось оказаться, например, в десятом числе января две тысячи восьмого или в третьем мая две тысячи седьмого... Где бы узнать?
