| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Слушай. «Там», как ты изволишь выражаться, нет как раз ничего плохого. А уж когда бывает так, как у меня теперь... Я люблю тебя всю целиком. Схожу с ума и не желаю делить на части как... как Леонов тогда делил тигра, помнишь? — Я помолчал, а потом вдруг, неожиданно для себя, продолжил, чувствуя, что задыхаюсь. — Покажи, а? Я уже соскучился.
— Н-нет, — она отчаянно затрясла головой, — а то я тебя не отпущу, а мои должны прийти где-то через час. Отвернись...
Я тщательно, стараясь ничего не забыть, собрался. Показал глазами на пресловутое «Толкование...», а она, все в той же сексуальной пижамке, вышла меня провожать до двери. Свет, на этот раз, зажгла. И когда уже я решительно взялся за рубчатый барашек замка, уже она вдруг проговорила задыхающимся голосом:
Что, так и уйдешь? Слушай, — дай мне его, а? Я быстро...
И, не дожидаясь ответа, начала опускаться на колени.
Нет. А то мне станет все равно и я вообще не уйду. Знаешь? Даже целоваться не будем. Хотя это, конечно, ужасно...
«Ужасно», в данном случае, относится не к самому отказу от поцелуя, хотя это тоже ужасно, а к тому, что вообще приходится обращать внимание на что-то такое. Хотя, справедливости ради, мы бы, наверное, и не обратили еще какие-нибудь полчаса тому назад. Приди тогда ее родители раньше срока, и им пришлось бы нас отдирать друг от друга силой, потому что мы не видели и не слышали ничего вокруг. Звучит, понятно, цинично, но наша относительная на тот момент вменяемость оказалась возможной именно благодаря шести эпизодам за самый короткий промежуток времени. Сложный набор субстанций, отвечающих за дурь, хотя бы отчасти, но ушел в расход.
Я уходил, и меня, вполне по-идиотски, мучил вопрос: когда, в какой момент с меня испарилась моя пижонская «мотоциклетная» куртка? Ведь я же зашел в ее квартиру, как был, а потом на меня сразу же напали, так, спрашивается, когда? В продолжение мудрым вопросам, я дал клятву немедленно дать четвертной тому, кто раскроет мне эту жгучую тайну. Клятва сохраняет силу, и соискатель немедленно по представлении доказательств получит сумму, эквивалентную четверти среднего месячного заработка по региону. Вопрос принципиальный, потому что это не дело, когда без следа испаряются куртки, хотя бы и временно. Ее мне пошил обрусевший турок Кямаль, в благодарность за защиту, но я все равно заплатил как следует.
Вот только эта тема была как бы ни последним, о чем следовало думать на самом деле. Потому что на самом деле наше невозможное счастье очень сильно напоминало какую-то скоропостижную хворь. Когда человек на фоне полного благополучия, замечательного самочувствия вдруг, внезапно оказывается в полностью беспомощном состоянии и чуть ли ни на краю могилы. Какая-нибудь травма с переломом двух-трех костей, инсульт, или особенно злая инфекция. В подобных случаях больше всего выбивает из колеи это самое «вдруг»: у человека же полно жизненных планов! И, уже лежа на вытяжке, подшитый, к примеру, за обе скуловые дуги, такой по-прежнему беспокоится о билетах «Аэрофлота» для отбытия в очередной отпуск.
Можно сказать, мы жили только во время встреч, потому что в промежутках мы считали часы и минуты. Но возраст накладывал отпечаток на эти свидания: боюсь, наши отношения посторонний человек не смог бы назвать особо романтическими. Нам было жаль времени на раздевание. Мечтали, как будем ласкать друг друга, а на деле сдирали с себя все тряпки, сколько их было, чтобы не мешались, и, для начала, набрасывались друг на друга, как какие-то хищники. И так же, как они, обходились без изысков. Только лицом друг к другу, чтобы иметь возможность в любой момент открыть глаза, не размыкая объятий. По крайней мере, в первый раз.
Попытки как-нибудь развернуть ее к себе спиной, — в самую мою любимую, самую удобную, и, на мой взгляд, самую эстетичную позу, поначалу наталкивались на решительное противодействие, и я все никак не мог взять в толк, — почему? Потом дошло: она до смерти стеснялась того, что у нее есть попка, и я ее, вдруг, увижу. Стала не то, что красной, а прямо пунцовой, когда я неожиданно высказал это предположение напрямую.
Знаю, что это глупо, но все равно не могу... Знаешь, а это, почему-то, только с тобой. Раньше мне было все равно.
Первое, кстати, упоминание об этом ее несчастном «раньше». Московская школа с явным преобладанием чад (исчадий?) работников дипломатического корпуса, конкурс шмоток, нахватанности по части сладкой жизни и свободы нравов. Примерно полтора года тому назад, все девочки уже, а я еще нет. Причем, если б была хотя бы на полгода постарше, это «все» уже не стало бы для нее хоть каким-то аргументом. Пара мальчиков, хотя, скорее, все-таки один, потому что верность до гроба, а через месяц дошло, что это таки-ие пустяки. Кроме того, она решила, что знает о сексе все, и это ее не интересует, а толком привыкнуть к нему — не успела. Могу еще предположить, что там особо не к чему было привыкать. Как мне с моей первой.
Слушай, ты такая глупая, что это нуждается в примерном наказании.
После этого ее некоторое время насильно, с особым цинизмом целовали и даже лизали в жопу, причем энтузиазм исполнителя по ходу процесса только рос. Подействовало и на нее, потому что, как известно, чем стыднее, чем «уж-жасней», тем сильнее заводит. Это был, если не ошибаюсь, единственный случай насилия на протяжении всего нашего романа, разумеется, — для ее же блага. И знаете, — помогло. Нет, в данном направлении мы дальше не продвинулись, причем это именно я по какой-то причине взял — и решил: нет — и все. Так что я выиграл только одно, возможность наслаждаться любимым видом. Знаю, многие, многие мужчины по крайней мере в этом смысле разделяют мои художественные вкусы.
При этом анус юной женщины, которая не только ни разу не давала в попку, но даже и не задумывается еще и об этом замечательном способе любви, выглядит настолько невинно, настолько трогательно, что лишний раз на него лучше не глядеть. Впрочем, наверное, кому-как, и это только у меня данное зрелище, подобно ключу, отпирает чулан с темными, плохо управляемыми чувствами. Благо, что одно из очень, очень немногих. Впрочем, разработанное очко или, тем паче, имеющие следы недавнего вторжения, в иных случаях вообще действует, как запах крови и вид кровавой раны на хищника.
Впрочем, она-то, похоже, как раз задумывалась о чем-таком. Напрямую не говорила, но было это: «Сделай мне больно...» — знаете? Кроме того, язык тела тоже никто еще не отменял, а что касается «сделай больно», то дурак будет тот, кто прислушивается к подобным просьбам. Наутро вам именно это и скажут, точнее, прошипят: «Ну ты дура-ак...» — и будут, опять-таки, совершенно правы.
Когда человек способен думать только об одном предмете, и ни о чем более, включая сон и еду, не говоря уж о таких мелочах, как мытье и учеба, это называется «мономания». Острый психоз, между прочим, прямые показания к немедленной госпитализации в дурдом. И нет особой разницы, что у болезни есть другое, дюже романтичное название. Но это я такой умный сейчас, после того, а к утру соображение-то мне того — поотобьет, и больше не помогут никакие подручные средства. Одно отличие от психоза, только трудно сказать, к добру или худу: пройдет с гарантией. И быстро. Когда бывает вот так, нет зарождения робкой симпатии, прогулок, постепенного сближения, а любовь валит, как инфаркт, как нож бандита, как бомба террориста, исключений, в общем, не бывает. Вот только никто из непосредственных фигурантов в это не верит.
Бедная моя, несчастная террористка-моралистка. Она боялась, что ее отношение к такому добру, как я, заметно постороннему взгляду. А вот теперь все действительно станет налицо, заметно даже слепому. Понятно, сумасшедшие хитры, и какое-то время мы, пожалуй, просидим в подполье, но только совсем недолго. Можно сопротивляться любой болезни, кроме психоза, потому что в этом случае сопротивляться просто нечем.
Ну, мы и скрывались. Долго, недели две, если не три без малого. То есть окружающие не знали причин заболевания, зато наиболее яркие симптомы заметили сразу. Она, как положено, стала ослепительно красивой. Говорят, даже женщины с заурядной внешностью, полюбив, становятся красивыми. А из симпатичной, хорошенькой, очень милой девочки в одно мгновение вылупилось невероятная красавица. Один Бог знает, как это вообще возможно. В эти дни она буквально светилась, а глаза стали огромными и бездонными, как темные озера. А еще она заметно похудела. Тут не захочешь, а заметишь, поневоле.
Накануне не встретились, как договаривались, а к телефону все время подходили то ее мать, то Варя, этакое причудливое существо, которое считалось в этой семье домработницей. Все, как всегда, очень даже знакомая симптоматика. На другой день она подошла вроде бы случайно, стояла рядом со мной, повернувшись чуть ли ни спиной и разговаривала половинкой рта. Весь набор папуасских хитростей, способных только привлечь внимание, но мы и вообще очень сильно поглупели.
Мама, — начала она, в общем, сразу объяснив все первым же словом, — разговорчик начала такой... с педагогическими приемами. Задушевным таким тоном пыталась выяснить, что со мной, да все ли в порядке. В стиле «мы с тобой подружки».
Выражение у нее при этом было такое, будто ее заставляют съесть дохлую крысу. Как, приблизительно, у всех подростков в подобной ситуации. Интересно, кто придумал эти педагогические приемы, кто их так назвал, и с какой целью продолжает их использовать? Ведь лучшего набора приемов доломать все, что еще не доломано, не придумали.
… А потом не отпустила гулять вообще. «Куда это? У тебя, вон, экзамены на носу. Заниматься надо» — и все в таком духе...
До этого мы как-то спасались, пользуясь психологическими клише, присущими отличавшемуся очень слабой мобильностью советскому обществу: она уходила погулять совсем ненадолго, я дожидался ее к условленному часу в условленном месте, и мы, благодаря «Васе», успевали. Без этих мимолетных встреч урывками мы вообще не были бы способны думать и грезили на ходу. В подобной ситуации родители представляют собой разные компоненты одной опасности. Папы — крутостью, мамы — чутьем. С этого дня процесс пошел бы-ыстро, по нарастающей. Стали возить к репетитору и обратно. Потом, когда мы были вынуждены прогулять несколько, — не самых важных, можно сказать, вообще неважных! — уроков, стали, во-первых, возить в школу, а во-вторых, побеседовали с классным руководителем. Вы, конечно, будете смеяться, но они — профессионалы. Они отлично, в самую первую очередь замечают именно то, что подопечные больше всего хотели бы скрыть. У них есть агентура, особенно в выпускных классах, где аттестат-характеристика, есть способы допроса*.
*Тут интересно, что ни один из Тех, Кто Остался, не рассказал заинтересованным лицам ничего интересного. Мало того, — сговорились, чтобы отвечать на скользкие вопросы единообразно. Со мной обсудили детали, что именно отвечать.
Точно утверждать что-нибудь определенное не мог, понятно, никто, но предполагали с высокой вероятностью и, в общем, точно. Разумеется, выясняла мама. Сколько-нибудь вменяемые мамы стараются, по возможности, не вмешивать мужей в такого рода деликатные дела, но иногда информация все-таки просачивается. Я еще только сворачивал в сам по себе «частный сектор», когда меня остановил местный алкаш дядя Вова.
Же-ень! Да погодь, ты... Тут какие-то черти по твою душу. Расспрашивали, где живешь, то да се. Так что гляди там.
Пустое, дядь Вов. Но все равно спасибо. За мной не пропадет.
Вообще алкаши играют свою, достаточно важную, во многом недооцененную роль в социальном организме нашей страны. Все правильно, на углу моего родимого Суздальского переулка стоял совершенно посторонний автомобиль. Нет, все было сделано с умом, хитро, не черная «волга», а всего-навсего серая, незаметная. Не хочу говорить про дилетантизм, потому что примерно с такой же тонкостью вовсе нередко работали наши доблестные органы, пресловутый КГБ. И классические Трое с отсутствующим видом ошивались в сторонке от моих ворот. Аж метрах в пяти. Ну, я их тоже не вижу. Пришвартовал «козла», соскочил, и начал ковырять ключом в замочной скважине. Дверь не трогали, и во двор тоже, похоже, не лазали, — то ли не успели, то ли сочли избыточным применением силы.
Эй, пацан...
Ну, это не ко мне. Как раз в этот момент замок, наконец, поддался, я начал распахивать калитку, а им поневоле пришлось поспешить.
Стой, стой, — и, уже рев, — стоя-а-ать!!!
Я, следуя любезному приглашению, остановился и развернулся к ним лицом прямо в двери. Обвел их взглядом, и они живо убрали шаловливые ручонки, которые уже начали, было, тянуть к моей любимой куртке. Я, вообще говоря, хотел только оценить, что они из себя представляют, но получилось так, что, заодно, оценил себя. Похоже, это и вообще единый процесс. Когда вырастаешь, бывшие необозримые апартаменты по возвращении оказываются скромной комнаткой или вообще тесной клетушкой, — знаете? Не убавилось ни кубика пространства, только впечатления совсем разные. К примеру эти, из числа троицы, читались сейчас, как расписание электричек. Не то, чтобы совсем с улицы, но и не группа захвата Второго ГУ. Хотя не знаю, как сработала бы и группа захвата, если без подготовки. Стою, не шевелюсь, фронтальная стойка, — это когда просто стоишь лицом к визави, только колени незаметно под штанами, чуть-чуть, согнуты, — руки свободно спущены вдоль туловища, чуть ссутулился. Видели, как умудряется сутулиться четвероногий волк, со скукой глядя на окружившую его свору? Стойка хороша тем, что моторику прочитать практически невозможно даже для профессионала. Три удара и меньше секунды на всех, причем это не тот случай, когда возможна ошибка. Смотрю на них, они смотрят на меня, и дергаются по мелочи.
Вам чего, — и строю физиономию в приветливую улыбку, — ребята?
Молчат. Псы вообще моя узкая специализация, так что взаимопонимание было достигнуто даже быстрее, чем я ожидал.
Что, — совсем ничего? Жаль. Тогда до свидания...
Закрыл калитку, а потом позволил себе небольшую провокацию: открыл сами ворота, чтобы закатить «Васю», в смысле решатся — не решатся. Сам с собой забился, что — нет, и выиграл. Они так и остались стоять перед воротами, доедаемые когнитивным диссонансом, потому что приказ есть приказ. Позвонили чин по чину.
Так вы, все-таки, ко мне? Тогда чему обязан?
Пройдемте к машине.
По-хорошему-то, по-нашему, по-крючкотворски, их надо было бы послать, причем к тому были все возможности, но надо же было посмотреть и на того, кто отдает приказы. Накинул куртку и запер дверь. Подошли. Когда подходили, я заметил, как дверца едва заметно приоткрылась.
Ну?
Садись, — сказал один из троицы, бывший с виду потупее, — не стесняйся.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
