| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Итак, в начале 20-х годов XXI века к власти в большинстве стран бывшего Советского Союза пришло движение солидаристов, к основанию которого приложил руку я сам, вернее, занявший мое место в прошлом Константин. Солидаристы создали Евразийский Союз со столицей в Харькове, драконовскими мерами обуздали коррупцию, построили экономику смешанного типа, в которой частными остались только отрасли, непосредственно работающие на потребительский рынок, и с помощью откровенно протекционистских мер начали восстанавливать отечественную науку и промышленность.
Безусловно, в мое время "демократическая западная общественность" немедленно постаралась бы задавить в зародыше все эти "вредные начинания". Тем более, что сопротивление переменам со стороны криминала, коррумпированной бизнесовой и чиновничьей верхушки было яростным, дело едва не дошло до открытой войны. Но ей тогда как-то оказалось не до нас. Европейский Союз так и не смог пережить кризис 10-х годов и фактически развалился, а у Америки возникли серьезные терки с Китаем, который начал выстраивать собственную потребительскую экономику и вступил в борьбу с Западом за рынки и природные ресурсы.
Американцы поначалу пытались замутить в Китае очередную "цветную революцию" — не зря же они до этого столько лет "тренировались на кошках", оттачивая нужные технологии то на украинцах с грузинами, то на арабах, но в Китае это как-то не срослось. В 30-е годы начались настоящие "ресурсные войны", а в 40-х дело дошло до полноценного конфликта, в котором, как водится, проиграли обе стороны. Китай просто разорвало на части внутренними противоречиями, и он так и не объединился снова до сих пор, однако и Америке не поздоровилось.
Своих проблем у них тогда уже было выше крыши, а война, в которой китайцы нашли "асимметричный ответ" в виде диверсий и террора в самих США, их обострила до предела. В общем, экономическая мощь Америки рухнула, центр мировых финансов переместился обратно в Лондон, да так больше и не вернулся в Новый Свет. От Штатов отделились Техас и Калифорния, вернувшиеся обратно только спустя десятилетия, а Аляску прихватили с концами англичане, вышедшие из Евросоюза и воссоздавшие Британскую Империю на новый лад. Ох, и порадовалась в свое время, наверное, "прогрессивная мировая общественность", дружно поддержавшая новых "борцов за свободу", — в общем, американцы огребли по полной мере то, чем до этого пичкали всех сами.
Правда, при этом, в США под шумок свергли власть финансовой олигархии, а победившие "реднеки" очень даже нашли общий язык с нашими солидаристами. И через полтораста с лишним лет, в двадцать третьем веке, США являлись — сюрприз, сюрприз! — ближайшим другом и союзником Евразийского Союза, причем, ведущим партнером в этом альянсе был Харьков, а не Вашингтон.
Мое нынешнее отечество считалось одной из ведущих мировых держав. В его состав входили большинство бывших советских республик, а также балканские страны — Болгария, Сербия, Черногория, Македония и Греция. Уйгурская республика, Иран, Азербайджан, Греческий Кипр, Вьетнам и Лаос являлись ассоциированными членами, а Литва и Молдова (без Приднестровья и Гагаузии, входивших в Союз напрямую) — протекторатами. Это собирание земель произошло, в основном, еще в двадцать первом веке, а последней, уже в начале двадцать второго, в Евразийский Союз вступила Грузия.
Помимо евразийско-американского альянса, к которому в данный момент тесно примыкала Япония, в этом мире доминировали еще две силы. Первой была Британская Империя, в которую входили, помимо собственно Британских островов (без Ирландии), скандинавские страны, Канада, Австралия с Новой Зеландией, Южная Африка, приросшая Мозамбиком, Анголой, Намибией и Ботсваной, отдельно Кения с частью Танзании, Сингапур с Гонконгом, вернувшимся под британскую корону, и, почему-то, Аргентина. Отношения с британцами у Евразийского Союза традиционно были плохими, но до открытого противостояния дело не доходило уже, по меньшей мере, лет сто.
Роль третьего "полюса силы" играл обновленный Евросоюз, в котором объединились Германия с Францией и Бенилюксом, большая часть Восточной и Центральной Европы, а также Финляндия. Алжир и Марокко были его ассоциированными членами, а Эстония, Латвия и Румыния — протекторатами, причем, через Румынию была проложена экстерриториальная магистраль, связывающая основную часть Евразийского Союза с балканской. В отличие от англичан, с франко-немцами наши вполне ладили, что, в частности, выражалось и в составе экипажа Первой Звездной, в котором было три европейца, но ни одного британца.
Вообще, наша экспедиция представляла собой, в основном, евразийско-американский проект. Наших и американцев в экипаже было по пять человек, а то, что именно Марк Брайтон занимал пост начальника экспедиции, объяснялось тем, что гравитационные технологии, открывшие людям звезды, впервые появились в США. Кстати, для современных Штатов это было совершенно не типично: потеряв возможность тащить к себе мозги со всего мира, они утратили и научное первенство.
Тем временем, мой бильчик свернул с трассы и остановился посреди обширной площадки, с которой хорошо просматривался перрон станции метро Щёлково — здесь линия была наземной на манер электрички. После того как я захлопнул за собой дверцу, а вирт сообщил мне, что поездка завершена и обошлась мне в определенную сумму (кстати, совсем небольшую), автомобильчик вдруг тронулся с места и поехал — пустой, без пассажиров. То ли кто-то поблизости оказался на площадке, где нет свободных машин нужного класса (случай редкий, но бывает), то ли умная машина пришла к выводу, что ей пора съездить на техосмотр или в ремонт.
На перрон, прикрытый сплошным навесом, можно было войти свободно как на автобусную остановку — он никак не отгораживался от тротуара. Устройства, регистрирующие пассажиров и взимающие плату за проезд, находились непосредственно в дверных проемах вагонов. Впрочем, зайдя на станцию, я тут же получил подтверждение этого через вирт, предложивший мне заодно ознакомиться с расписанием поездов на ближайшие несколько часов и составить для меня оптимальный график поездки.
Сначала меня, признаться, немного напрягала ситуация, когда любое твое перемещение и любое действие отслеживаются и заносятся в память (а заодно фиксируются натыканными везде камерами), но "вспомнив", что Евразийский Союз двадцать третьего века ни в коей мере нельзя назвать полицейским государством, я успокоился. В конце концов, возможность в любой момент получить помощь или подсказку порой дорогого стоят, а честным людям нечего скрывать от своих сограждан. Привычное с детства нахождение под незаметным и ненавязчивым приглядом никого не нервировало, а вот уличная преступность здесь была нулевой.
Предыдущий поезд прошел довольно давно, так что на перроне было много людей. Одежда большинства мужчин практически не отличалась с виду от той, что была принята в мое время. Очевидно, консервативная мужская мода не слишком-то и изменилась за двести лет. Единственное, на что я обратил внимание, — это на полное отсутствие галстуков. Официальным костюмом нового времени стал, похоже, легкий свитер с широким вырезом в сочетании с рубашкой с открытым воротом и жилетом с многочисленными карманами. Стиль при этом мог довольно широко варьироваться, но преобладала, в основном, одежда немарких, темных тонов — очевидно, в этом отношении предпочтения моих соотечественников за два века совершенно не изменились.
Женские одеяния, безусловно, поражали большим разнообразием и, можно сказать, эксцентричностью. Сейчас, судя по всему, в моде были колготки (легинсы, лосины?) — в общем, нечто такое, приятно облегающее стройные ножки, из гладкой искрящейся ткани различных цветов. Темно-зеленый металлик, темно-оранжевый металлик, лиловый металлик, серебристый, черный... В сочетании с шортами либо плиссированными мини-юбками и чем-то типа пончо, но из более легкой, зачастую полупрозрачной ткани все это смотрелось весьма выигрышно, так что я просто заглядывался на девушек, среди которых, кстати, попадалось много симпатичных и даже настоящих красавиц. А что? Я здесь — неженатый молодой человек, так что мне можно!...
Некоторые воспоминания Константина (м-м-м, приятные) подсказывали мне, что нравы у молодежи в нынешние времена довольно свободные, хотя при заключении брака становились весьма строгими. Девушкам при достижении половой зрелости ставили противозачаточный имплантат — прямо как на Колонии Бета, честное слово! А снять его можно было только по совместному заявлению будущих матери и отца. Зато в Евразийском Союзе не было нежеланных и нелюбимых детей, а воспитание и образование были важнейшими государственными делами, поскольку именно люди — квалифицированные специалисты и просто честные и ответственные граждане — считались главным богатством и стратегическим ресурсом государства.
Как они в таких условиях ухитрялись поддерживать рождаемость на нормальном уровне? Да вот как! Во-первых, материнство само по себе считалось весьма почетной и неслабо оплачиваемой работой — где-то на уровне квалифицированного специалиста. Для женщин, стремящихся сочетать детей и карьеру, существовала масса возможностей по облегчению жизни — работа на дому, игровые детские комнаты в каждом подъезде, масса дошкольных и внешкольных заведений, широко распространенная система кооперации между молодыми мамочками и все такое прочее. Наконец, благодаря тому, что жилищный фонд всегда поддерживался на избыточном уровне, использовалась и такая форма помощи как временное поселение где-то поблизости старших родственников, помогающих следить за малышами.
Во-вторых, для стимулирования рождаемости еще в моем двадцать первом веке была создана нехилая система разнообразных кнутов и пряников. Например, величина подходного налога здесь напрямую зависела от наличия и количества детей в семье — как в Германии в мое время. Одинокие здесь платили самые высокие налоги, но после свадьбы их ставка снижалась для каждого из супругов, а после рождения первого, а особенно, второго ребенка начинались всякие льготы. Кстати, пенсия родителей напрямую зависела от заработка их детей. Супружеская пара, воспитавшая троих высокооплачиваемых квалифицированных специалистов, могла рассчитывать на очень обеспеченную старость.
Наконец, в-третьих, на нужную численность семьи мощно работала пропаганда. Нормой считались либо бездетность — к этому относились вполне спокойно: воспитание новых членов общества — дело серьезное и непростое, к нему не всякий годен, либо три ребенка в семье.
У Константина, например, были младшие брат и сестра. Брат Андрей был старшим техником на станции техобслуживания для бильчиков. Он не получил высшего образования, но это ни у кого не вызывало никаких отрицательных эмоций. Здесь заработная плата зависела не столько от должности или образования, сколько от уровня квалификации — как его называли, класса. Человек с высоким классом мог получать очень приличный доход даже при относительно низкой базовой зарплате и пользоваться уважением в обществе. Звание мастера-наставника (так назывался самый высший класс) считалось очень почетным.
Надя — сестра Константина, самый младший ребенок в семье, в свои 26 лет еще не закончила образование, но она хотела стать учителем, а там учебный курс продолжался лет десять. Сейчас она проходила что-то вроде интернатуры, работая тьютой (очевидно, от английского слова "tutor") — помощником учительницы в младшей школе.
При знакомстве со всем этим механизмом у меня, конечно, возник вопрос: а на какие шиши существует вся эта очень обширная и дорогостоящая система с высокими материнскими "зарплатами" и сотнями тысяч высокооплачиваемых нянечек, воспитателей, учителей? Но прочитав несколько статей в инфорсети и сопоставив воспоминания Константина со своими поверхностными наблюдениями, я нашел этому объяснение.
Евразийский Союз был богатым государством, основу экономики которого составляли высокотехнологические отрасли, в которых оплата труда (даже очень высокая по меркам начала двадцать первого столетия) составляла незначительную долю затрат. Зажиточное население своими доходами обеспечивало существование многочисленного малого и среднего бизнеса. Благодаря высокой автоматизации рабочих мест требовалось относительно немного, так что государству было даже выгодно, что большинство женщин "трудятся" мамами и бабушками, воспитывая детей. Сильно прогрессивная налоговая система служила перераспределению общественных доходов.
Наконец, здесь практически не было коррупции, никто не прятал прибыли в оффшорах. Абсолютно все платежи проводились в электронной форме, наличные деньги сохранились только в качестве коллекционных и сувенирных, что резко сужало возможности для функционирования "теневой" экономики.
Правда, при этом практически любая информация была открытой и доступной для всех, так что говорить о "прайвеси" в ее классическом понимании можно было только условно. Фактически каждый здесь жил, словно в стеклянном доме; при желании все могли знать практически всё обо всех. Другое дело, что этими возможностями обычно не пользовались. Вторжение в чужое "личное пространство" без очень веской причины считалось неприличным, а деликатность и ненавязчивость были нормами жизни. Теперь я уже не удивлялся реакции друзей, которые, узнав о моем всплеске эмоций после переноса, пришли выяснить, в чем дело, а выяснив, деликатно дали мне возможность справиться со своими проблемами самостоятельно.
Задумавшись, я машинально сопровождал взглядом симпатичную девочку с ножками, обтянутыми чем-то искрящеся-розовым, и, забывшись, сделал лишний шаг в сторону, налетев на немолодого джентльмена в неприметной темно-серой куртке и смешной кепочке с бело-синим помпоном.
— Ох, прошу прощения!
Я виновато поднял на него глаза. Лицо какое-то невыразительное, блеклое, но взгляд внимательный, острый. Возраст — что-то около пятидесяти, что при нынешнем состоянии медицины может означать и восемьдесят, и девяносто.
— Все нормально, уверяю вас! — чуть растянув губы в улыбке, джентльмен на секунду притронулся к козырьку кепки. — Я все понимаю: молодость, молодость... О, вот поезд!
Улыбнувшись ему в ответ, я направился к гостеприимно распахнувшимся широким дверям. Хотя народу на перроне собралось уже довольно много, никто не суетился и не спешил. Как ни странно, в этом веке москвичи имели репутацию очень спокойных, вежливых и благорасположенных людей — очевидно, отсутствие квартирного вопроса, пробок и толкотни в метро способствовало улучшению характера. Вообще, от передачи столичных функций Харькову Москва, похоже, только выиграла. Как я "помнил" новой памятью, в агломерации, включавшей Москву и Ближнее Подмосковье, в настоящее время жило порядка 12 миллионов человек (при населении Евразийского Союза почти в 400 миллионов), и все они там прекрасно и без тесноты помещались.
Снаружи поезд метро напоминал "Сапсан" или появившийся в Украине перед Евро-2012 корейский "Хьюндай", но еще более стремительный и обтекаемый, с большей долей стеклянных поверхностей. Изнутри он казался каким-то очень большим — наверное, из-за сразу трех рядов сидений, разделенных достаточно широкими проходами (по одному ряду кресел у окон и двуместные диванчики, сгруппированные по два лицом к лицу посередине), и с обширными площадками в оконечностях вагонов.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
