Dc - Мистер Уайт

Закончив 'пирует' над ее телом, оказался прижат к спине, взял в специальный захват обманчиво тонкую шею, упираясь ступнями согнутых в коленях ног в ее бедра. Это был не конец, они оба знали лучше.

Шива вдруг извернулась так, что обе его ноги остались без 'опоры'. Локоть, направленный теперь ему в живот, он блокировал поднятым коленом, и тут же на задней стороне его воротника сжались пальцы ее второй руки.

В следующий момент он обнаружил себя летящим в воздухе. Мгновенье спустя сгруппировавшись, как раз вовремя, чтобы двумя руками с двух сторон захватить щиколотку, облаченную в черную ткань, едва успев таким образом остановить следующую за ней ступню от молниеносного соприкосновения с собственной грудью. Шива среагировала, как он и предполагал, не став ни отводить, ни освобождать свою изящную ногу, а молниеносно развернулась, опираясь ладонями о шершавый пол, размашисто ударила его второй ногой.

Уйти от такого удара было несложно, сложнее было после этого приземлиться на ноги. Теодор извернулся и на какой-то момент замер, уперевшись о пол ладонями и пальцами обеих рук, несколькими точными движениями ног отбив незамедлительно последовавшие быстрые удары руками.

После чего развернув свое тело еще раз, коротко прижавшись к земле, быстрым оборотом вокруг своей оси сделал подсечку и, завершая круговое движение, вновь встал в боевую стойку, уже нанося быстрый удар раскрытой ладонью.

* * *

Разумеется, каждый удар был смертельным, нанесенным с полноценным намерением убивать.

— Превосходно.

* * *

Сейчас мне тринадцать лет и моя жизнь уже не та, что была прежде.

Я предполагал, что не смогу определить, как сильно изменюсь, когда только собрал достаточно денег и готовился к отправке. Но теперь, возвращаясь, я понимаю, что мне и не нужно меняться, достаточно просто обогатить свой внутренний кругозор. Чем я и занимался эти пять лет, когда не совсем легально покинул город, а затем и страну, ради путешествия по миру.

* * *

Настоящее время. Декабрь. 22:34. Готэм-сити. Переулок преступлений.

Холодный ветерок поднялся в переулке между низкими кирпичными домами, прошелестев в воздухе несколькими оборванными газетными листами и клочками пожелтевшей бумаги.

Коротко оглянувшись по сторонам, Теодор прижался к запертой двери, сливаясь с тенью соседнего здания. Ритмичный сухой щелчок старого, ржавого замка и железная дверь медленно открывается, достаточно заметно скрипя давно не смазываемыми петлями.

Темнота уходящего вниз лестничного прохода озарилась едва заметным тусклым светом старинных уличных ламп. Несколько крыс, подняв головы в сторону шума, тут же с писком бросились вниз по старым деревянным ступеням. Затхлый воздух подвального помещения. И еще один знакомый запах.

Замершая на фоне дверного проема невысокая фигура, сложив руку в карман пальто, вытаскивает небольшой ручной фонарик, который спустя мгновение разбивает непроглядную темноту широким кругом искусственного света.

Под подошвами ботинок скрипит старое дерево, и с каждым шагом вверх понимается облачко старинной пыли. Кто бы то ни был, он давно не пользовался именно этим входом.

Наконец, ноги коснулись деревянного пола, и Теодор оглянулся, осветив все уголки большой комнаты, всю заставленную хламом, старинными вещами и развалившейся мебелью. Гроздья паутины тянулись с потолка до ближайших остовов мусора, и годовой слой пыли застилал все видимые ровные поверхности.

'Тупик'— подумал бы любой на его месте. Но не Уайт.

Все улики, все следы вели куда угодно, но совершенно не в этом направлении, но он никогда не думал по меркам остальных.

Пройдя внутрь помещения, обойдя стены, он без всяких предпосылок остановился перед одной из них. И только после этого постучал по шершавой поверхности полуотклеившихся обоев, получив в ответ очень глухой звук.

Пинком пробив тонкую стену, свободной рукой оттолкнул треснувший край и заглянул внутрь.

Небольшой склад. Судя по железной двери в противоположенной стене с рычажным механизмом открытия, сообщающийся с городской канализацией. Часто используемый. Резервный выход и способ отхода. Один из нескольких.

'Вот и весь твой секрет'— подумал подросток, прохаживаясь вдоль деревянных полок, освещая и рассматривая один за другим сплошные красные шлемы из двухстороннего зеркала, лежащие на сложенных широких красных плащах, и подвешенные под ними многочисленные черные смокинги.— 'Красный Колпак'

Классический отвод глаз, без которого не обходиться ни уличный один фокус. Самый яркий элемент привлекает к себе внимание, и отвлекает зрителей, в то время как главное действие происходит по периферии.

Громкое дело о Красном Колпаке, только на этой неделе совершившим пятнадцать дерзких ограбления по всему городу.

В то время как полиция и детективы так усердно ищут любые сведенья, ведущие к таинственной личности этого эксцентричного преступника, они в меньшей степени остаются заинтересованными мелкой сошкой, 'помощниками', которых он нанимает для проворачивания своих дел.

Секрет в том, что никакого Красного Колпака не существует. Это всегда разные люди — те, что работают в одном из предприятий, которые подвергаются рейду. Эти гангстеры просто наряжают этого человека в костюм. Поэтому у Красного Колпака всегда есть 'план', всегда есть способы проникновения внутрь, обезвреживания системы безопасности, и пути отхода, часто несколько путей. Гениальный преступный интеллект.

И всю работу выполняют его 'помощники', 'шестерки', которых он нанимает.

Теодор, разумеется, уже знал об этом. Сопоставив все факты, это было несложно понять. Но теперь у него были доказательства, подтверждающие его теорию.

Всмотревшись в отражение на гладкой поверхности красного стекла, немного поправил козырек своей английской кепки. Потом достал из своего внутреннего кармана мобильный телефон, пару раз провел пальцем по экрану и поднес к уху.

— Алло?— раздался на той стороне недовольный мужской голос.

— Детектив Буллок, добрый вечер. Это Уайт,— представился он.

— Чт...? Уайт?— последовал протяжный вздох.— Слушай, малыш, я тут занят важным делом, и...

— Дело о пропаже Каннингема? Он находится на борту 'Файнал Оффер' в порту Готама у мистера Кобблпота.

— ... то, что мы дали тебе... А?

— У меня появились сведенья о деле Красного Колпака. Переулок преступлений, дом тринадцать дробь один, вторая дверь в подвал.

— Э-э. 'Файнал Оф...' Стоп! Красный Колпак! Ты сказал Красный...

— Ох... Простите, детектив Буллок. Кое-что случилось. Я перезвоню.

— Стой! Малыш!

Убрав телефон, Теодор буквально наяву представил себе, как Харви раздраженно взбрыкивает, наверняка даже в присутствии Монтойи.

И медленно обернулся, выхватывая светом фонарика стоящую за его спиной в темноте монументальную фигуру.

Мужчина, одетый в облегающую тело однотонный костюм полу-броню. Перевязи стальных ножей на груди блестели, как и наплечники, кинжалы на поясе, и стальные когти на руках. Из-за правого плеча виднелась рукоять изогнутого меча. Но больше всего в глаза бросалась маска-капюшон, скрывающая лицо и шею, выполненная в такой форме, чтобы напоминать совиную голову. Круглые окуляры на месте глаз лучше всего ловили свет, и поэтому казались светящимися.

Он знал, кто это такой. Видел фотографии людей в белых масках, вокруг человека в костюме схожего стиля с различными датами, когда расследовал дело, что было слишком поспешно закрыто, потому что могло касаться ...

— Мистер Коготь,— Теодор кончиками пальцев коснулся козырька своей кепки, обозначая приветствие.— Добрый вечер. Мы не были официально представлены друг другу.

— Теодор Уайт,— раздался из-под маски-клюва измененный, гортанный мужской голос. Молодой, европеец, ирландские корни, 25-30 лет, не курящий. С характерным звоном обнажил два широких кинжала, крепко сжав рукояти в обратной хватке.— Суд Сов приговорил тебя к смерти.

... тайного общества, известного как Совиный Суд.

* * *

И я знаю, что это только начало.

Примечания:

Харви Буллок обращается к Теодору словом: "kid" — что в одинаковой степени может означать, как русское обращение "малыш, малышня, парнишка", так и грубоватое "пацан".

Глава 1. Знакомство.

Порой наши худшие кошмары преследуют нас ночами. Мы считаем это испытанием сродни психологической пытке.

Но некоторых людей они не отпускают никогда.

* * *

То самое место.

Тот самый переулок.

Такой же прохладный вечер. Даже... запах настолько схож.

Брюс чувствовал, как в груди что-то горит, пока он стоял на том самом месте, под тем же тусклым кругом света, падающего от старинного уличного фонаря. Только теперь его свет был мигающим, он помнил его ярким, отчетливым, хорошо осветившим событие, что навсегда изменило его жизнь.

Кажется, он даже чувствует запах пороха. В ушах громогласно, сотрясая его нутро до основания, звучит выстрел, за ним с короткой паузой — еще один.

Сердце замирает на миг, когда картина встает перед глазами, так как будто происходит наяву. Он до сих пор помнит каждую деталь, каждый миг, блик света, оттенки окружающего.

Огонь в груди ревет и бьет в горло, закручивается в сжатых в кулаки пальцах, обжигает. Он сильнее, когда он вспоминает об этом месте. И при простом воспоминании, а сейчас здесь он наяву.

Готэм-сити. Родной город. Дом.

Переулок преступлений. Место, где он умер. Место, где он родился.

Широкоплечий мужчина в простом пальто опустился на одно колено и приложил ладонь к шершавой поверхности старой холодной брусчатки. Когда-то давно, целую вечность назад, он был маленьким восьмилетним мальчиком, потерявшим весь свой мир в этом самом переулке.

Этот мальчик умер в ту ночь, сидя рядом с телами своих мертвых родителей.

И даже спустя шестнадцать лет — целых шестнадцать лет — боль не исчезает и не становиться меньше. Она до сих пор свежа. Как оголенный, воспаленный нерв. Словно он все еще сидит возле их безмолвных тел.

Но он не искал исцеления. Ему нужно не это.

'Скажи, отец, что мне делать?'

Брюс зажмурил глаза, провел пальцами по земле и с силой сжал кулак.

'С тех пор, как вас не стало, я так многому научился. Теперь у меня есть методы, есть способности, но я чувствую, что еще не готов. Чего мне не хватает?'

* * *

Готэм-сити. Мой родной дом.

Но порой случаются вещи, которых никто не может ожидать.

* * *

Классический Роллс-ройс без лишнего шума остановился рядом со старым кинотеатром перед входом в переулок. Заглушив мотор и выключив фары, с сиденья водителя на морозный ночной воздух шагнул близкий к пожилому возрасту мужчина в добротном пальто поверх черного фрака, белых перчатках и шоферской кепке. Среди его темных волос была заметна очень редкая седина, на покрытом редкими морщинами лице выделялись аккуратные джентльменские усы. Карие глаза смотрели с достоинством, но в тоже время без вызова. Этот человек знал себе цену.

Альфред Пенниуорт вгляделся в темноту узкой аллеи, стараясь не погружаться глубоко в негативные чувства, что вызывает у него это место. Место трагедии, что навсегда изменило семью Уэйнов.

Он здесь ради другой цели. Вновь попытаться спасти в мере своих возможностей ребенка, чья жизнь была уничтожена одним зимним вечером шестнадцать лет назад.

Хлопнула дверь, и он мерно зашагал вглубь прохода между двумя кирпичными зданиями мимо железного столба с указателем: 'Crime Alley'. Словно насмешка судьбы.

'Судьба очень любит насмехаться над достойными людьми'

— Каким-то образом, я знал, что найду вас здесь, мастер Брюс,— светски заявил он, остановившись, не доходя пару шагов до круга света.

Его протеже, его воспитанник, что вернулся в этот город сегодня утром спустя десять лет после своего исчезновения, сидел под светом моргающего фонаря. Одетый и ведущий себя слишком неброско, чтобы привлекать к своей фигуре излишнее внимание, Альфред еще утром заметил, как хорошо ему это удавалось, и глубоко внутри он опасался, чему еще молодой Брюс Уэйн мог научиться, пока отсутствовал.

Он получил ответ не сразу. Брюс медленно поднялся, выпрямив спину и приподняв лицо, посмотрел на темное небо. Старый фонарь продолжал моргать.

— Они умерли здесь, Альфред,— спустя минуту тишины произнес он вслух слова, что заставили пожилого дворецкого едва заметно вздрогнуть.— На этом самом месте. Эта ночь сниться мне в кошмарах.

Сильный, пробирающий до костей, морозный ветер вдруг поднялся между двумя низкими зданиями и сорвал кепку с головы Пенниуорта. Но он не пошевелился и даже не моргнул глазом, ведь Уэйн младший редко, все реже с годами поднимал эту тему.

— А еще бывает мне сниться... что это происходит не так. Что отец успевает перехватить руку с пистолетом до выстрела, и я с восторгом смотрю, как он обезвреживает его и опрокидывает на землю... и просыпаюсь. Снова в реальности. Словно потеряв их в очередной раз.

Фонарь, наконец, моргнул в последний раз и, издав низкий звон, погас, погрузив их обоих в темноту.

— То, что случилось здесь — это ужасная... ужасная трагедия. Но каким бы чудовищным не было это событие, оно было трагической случайностью. И никогда, никогда во всей своей жизни, даже в лице безвременной кончины, ваши родители не желали бы, чтобы вы были несчастливы,— веско твердым голосом произнес Альфред.— Ваши отец и мать очень любили вас, мастер Брюс.

— Да, любили,— легко согласился молодой человек.— Что делает это гораздо больней.

— Возможно, сейчас вам больно. Как и мне,— Альфред привычно справился с опять нахлынувшей горечью, никак не проявив этого внешне.— Но вы еще не знаете, что такое настоящая жизнь. Счастье придет к вам, мастер Брюс, вам нужно лишь позволить ему, дать себе шанс на него.