Dc - Мистер Уайт

Пролог.

Мое прошлое незаурядно. Как и настоящее.

Я читал когда-то, что в мире до сих пор существуют страны, в которых действуют средневековые законы. Дети в таких странах, уверен, учатся выживать с момента своих первых шагов. И не будут считать работу по транспортировке металлических брусьев в шестилетнем возрасте, или длинные босоногие очереди на получение допуска в образовательные заведения в шестнадцатилетнем — странным явлением.

В отличие от них, мое детство было беззаботным. А потом я решил его изменить.

* * *

Год назад. Северная Корея. Горный монастырь. Тогакуре-рью.

Заложив руки за спину, мастер Кириги медленно 'стелил' свои шаги между рядами шиноби, внимательно наблюдая, как практически синхронно одну за другой каждый из них практикует стойки завершенной техники. Облаченные в темные тренировочные одежды и боевые формы с масками, скрывающими лица, его ученики были готовы к испытанию. Полностью сосредоточенные, достигшие высокого, достойного похвалы контроля над своими телами, эмоциями, своим разумом. Лишенные слабостей и страха.

Индивидуальность, пол, внутренние, внешние различия — не имели здесь значения, и более того — были помехой. Поэтому ученики должны закрывать лица, поэтому они идентично одеты, поэтому все следуют одному режиму: их сон, их пища, их тренировки, их обязанности — все едино.

Не уникальный человек, а часть единого. Одна из множества частей. Так уничтожают самомнение, так лишают сомнений и иллюзий 'морали'.

В монастыре каждого определяло то, чего он может достичь. Ничто иное.

И если ученик носил одежду отличную от прочих и мог не закрывать своего лица, то это значило, что мастер Кириги выделил его среди остальных. Ученик, которому давали звание Старшего. Достойный иметь свое мнение, стоять на ступени выше остальных, внушающий в сердца остальных искреннее уважение.

Другой же, кого мастер таким образом мог выделить — это тот, кто достоин стоять здесь, но кого он не принял. Ведь право этого тоже обязаны заслужить. Найти и добраться до этого секретного места — лишь первая ступень.

... Такой человек был здесь однажды. Европеец. Его имя, конечно, было фальшивым, но истинная личность не была для него секретом.

Достойный, но заблуждающийся ученик. Один из немногих, достигший уровня мастерства достаточного, чтобы быть обученным его секретным техникам. И тот, кто не будет их использовать. Слабость ли движет им, или сила, но его воля была непоколебима. В своем наивном стремлении 'не убивать' он наверняка сможет найти тех, кто разделит его философию.

Мастер Кириги остановился перед чаном с горящим пламенем, и коротким движением ступней развернулся спиной к статуе, изображающей воина, облаченного в чешуйчатую броню и древний шлем.

Перед ним, завершив последнюю кату плавным переходом из низкой стойки в высокую, выпрямившись и подняв головы, синхронно замерли четыре десятка очередных его учеников. Их равномерное дыхание растворялось в холодном воздухе вокруг масок облачкам горячего пара. Холодный свет не пробивающегося из облаков зимнего солнца и отблески пламени в жаровнях освещали тела, лица и бесстрастные глаза, в глубине которых, если присмотреться, все еще горело ожидание одобрения.

Секрет мастерства не в том, считает ли готовым и насколько высоко оценивает тебя твой мастер. Скорее в том, насколько ты сам оцениваешь уровень мастерства своих техник, насколько ты готов отдаться самосовершенствованию, оттачиванию своих навыков до своего предела человеческих возможностей, не смотря ни на кого и ни на что. Достигнуть предела своего тела, впиться в границы своих ограничений. Ведь совершенства техники не существует. Есть лишь тот, кто отточил ее до определенного уровня, и тот, кто отточил ее меньше. И умирает второй.

Поэтому они — 'ученики'.

Сильные, дисциплинированные, хорошо обученные, тренированные, и не понимающие сути. Все еще ждут его одобрения. Все еще ждут похвалы.

Мастер Кириги был строгим учителем. Один хмурый взгляд, которым он окинул их замершие в почтении фигуры, был всем, что они получили. Не найдя никаких ошибок, и не найдя ни одного проблеска понимания, он не посчитал нужным что-либо говорить, и молча развернувшись, с все также сложенными за спиной руками, вышел из зала тренировок.

* * *

Очень малое количество детей могут заметить странность своей жизни. Точнее, в нежном возрасте никто не замечает, пока им не с чем ее сравнить.

Мне всегда казалось странным, насколько поверхностно думают окружающие меня люди, насколько просты их желания и мотивы, что определяют их поступки. Лишь через некоторое время я понял, что дело не в окружающих.

Мой воспитатель был очень внимательным человеком. Когда закончились все задачи, которые он с коллегами мог придумать, он предложил мне ответить на письменный экзамен. Мне казалось, он со мной играет. В шесть лет я сдал IQ-тест с результатом в 296 баллов. Гениальный уровень интеллекта — так говорили, все, кто только мог. Кроме меня. В том возрасте я не себя считал особенным — мне казалось, что это все остальные просто не хотят задумываться.

Впрочем... я и сейчас того же мнения.

* * *

Этот мальчик был особенным, он понял это, как только увидел его.

В седьмую — последнюю ночь снежной бури, когда он постучал в их массивные ворота, добравшись до монастыря, преодолев мороз, ветер и горные обрывы. Но его глаза в тот момент, когда он скинул с головы тяжелый, занесенный снегом меховой капюшон, были слишком чисты для человека... ребенка, что подвергся такому испытанию. Подвергал себя такому испытанию.

Одаренный. Талантливый. И умный — настолько, что не признавал своего таланта, предпочитая ПРЕОДОЛЕВАТЬ его границы, а не ограничивать себя ими.

Такие люди рождаются раз в тысячелетие.

Он принял его, пообещав подготовить к испытанию Чести, что должны пройти все ученики, чтобы заслужить право так назваться.

* * *

Я всегда наблюдал за людьми. Так что в скором времени мог читать их, как открытые книги. И, как только появилась возможность, дополнил свой опыт теоретическими знаниями из специализированной литературы.

Видеть за психопортретом самого человека я научился немного позже, но важно было то, что я понял еще на этом этапе.

Ограниченность.

Умные люди, ученые, что ставили вперед свой интеллект в поисках причинно-следственных связей везде, во всем мире. Порыв я понимал, но они пытались подстроить мир под свои правила, найти свои закономерности и свою последовательность событий. Для них существовало лишь то, что они могли доказать, то, что могли увидеть на опыте, и не могло существовать того, что выходило за пределы их понимания.

Духовные люди, что предпочитали развитию своего интеллекта — развитие своей души. Они не искали знаний о материальном мире, предпочитая отстраняться от него, а порывы его изучения считали бессмысленными, имея просветления, подчерпнутые из религиозных трактатов и книг. Очень человечные, уравновешенные люди, что не стремятся открывать что-то новое.

Талантливые люди, те, что гордились своими умениями. Гордость, возвышение над другими.

Люди, что посвящают себя развитию собственного тела. 'Тело мое — храм мой'...

И так далее. До бесконечности. Как много людей, так много и вещей, на которых они концентрируются, не замечая, или стараясь не замечать ничего кроме своего выбора.

Я не хотел быть таким человеком. Я предпочитал держать разум открытым, и открывать себя для бесконечности новых возможностей.

Поэтому я решил не концентрироваться на чем-то одном. А охватывать все.

* * *

Обучение мальчика было занимательным.

Но для начала он должен был проявить себя достаточно, чтобы получить право даже на то, чтобы приступить к нему.

Испытания разнились. Некоторые испытывали его разум, его волю ...

Черноволосый ребенок, сидящий в позе лотоса с закрытыми глазами в узкой древесной клетке, на глубине шестидесятиметровой ямы в абсолютной тишине, в абсолютной темноте на протяжении нескольких недель. Рядом лишь маленькая чаша с рисом и стакан воды, к которым он так и не притронулся, ведь они — были провалом экзамена.

... другие — его силы, решимость...

В той же самой одежде, в которой он пришел, он же, медленно карабкающийся вверх по отвесному, заснеженному склону, под леденящими порывами высокогорного ветра, несущего сплошную пелену белых хлопьев снега. Голова накрыта тяжелым капюшоном, лицо скрывает тканевая маска, намотанная в несколько слоев, и крепко привязанный шарф. Облачко горячего пара перед лицом, горячий воздух, что он выдыхает, тут же уноситься в сторону и растворяется в морозном воздухе. Лишь чистые, яркие желтые глаза, все еще не потерявшие свой свет, полны внутренней силы, когда он поднимает свой взгляд, чтобы посмотреть наверх на едва виднеющуюся отсюда вершину склона. И тут же расширяются, при виде летящей ему на встречу массы тяжелого снега, сорвавшейся с отвеса. Меньше секунды, чтобы осмотреться по сторонам, пальцы в сплетенных перчатках крепко сжимаются на выступающих камнях, и в следующий миг он отталкивается всем телом, прыгая в сторону. Снег лепит глаза, а руки едва не соскальзывают с ледяной корки, покрывающей выступ под небольшим отвесом, в которой он в следующий момент ныряет, зацепившись ступнями, и о вершину которого со всей силы разбивается, разделяясь на сотни мелких, один из падающих белых комьев твердого снега.

... прочие — его способности, навыки...

Он же, стоящий посреди тренировочного ринга в боевой стойке в окружении нескольких десятков оппонентов, каждый из которых не только больше него, старше и сильнее, но и более опытен, как боец. Его желтые глаза, так и не потерявшие своего света, и мастер приходит к выводу, что никогда его не потеряют, а если это все же случиться, то это будет сравнимо с провалом. Несколько комбинаций быстрых движений, его физическая сила пока еще несравнима с взрослыми бойцами, но ловкость, чувство равновесия, контроль окружающего пространства, скорость реакции, гибкость, скорость и плавность движений — во всем остальном он превосходил их на порядок. Превращаясь в вихрь, то опускающийся к ногам, едва ли не стелящийся по полу, то вздымаясь в воздух, летая перед лицами и над головами, он расправился со всеми своими противниками, не дав им и шанса нанести удар.

... Не было никаких послаблений. Не смотря ни на возраст, ни на происхождение. Он не искал те места, где делают послабления.

Он выдержал каждое из них. Одно за другим. Каждое последующее более тяжелое, чем предыдущее. Не простой ребенок.

Ему нужна была сила. Но в нем не было ни ярости, ни страха, ни сожалений. Его поступки, разум были удивительно чисты. Он искал силу, потому что мог это делать, полностью отдаваясь учебе.

Саморазвитие. Достаточно редкая причина для того, чтобы искать Тогакуре-рью.

Он помнит только еще одну женщину, что пришла к нему, движимая схожим желанием.

* * *

Монастырь, о котором я слышал лишь истории и рассказы. Тогакуре-рью.

Я понимал, что легенды не возникают на пустом месте, но серьезно занялся его поисками только в одиннадцать лет, когда понял, что традиционные и редкие — нетрадиционные школы боевых искусств уже ничего не могут мне предложить. Уверен, что оставил о себе в них самые противоречивые воспоминания.

Учителя говорили, что у меня потрясающая, просто невероятная скорость обучения. Мне она, конечно, всегда казалась нормальной.

Мой мозг работает быстрее, чем у большинства людей. В сравнении со среднестатистическим человеком, моя когнитивная нейробиология ускорена в несколько десятков раз. А организм человека устроен так, что работа одной системы в перспективе не может не воздействовать на работу остальных.

При уровне мышечной памяти и скорости формирования условных рефлексов, мне было достаточно менее десятка повторений одного приема, состоящего из нескольких последовательных движений, чтобы он вошел на уровень приобретенного рефлекса. Уверен, для прочих учеников, каждый из которых был старше меня на несколько лет, и что тратили годы для полного освоения вышеозначенного приема, это было просто сводящим с ума зрелищем. Лично меня сводило с ума то, что они совершали ошибки даже после сотни его повторений.

Я потратил полгода, чтобы попасть на территорию Северной Кореи и добраться до гор, в которых и должен был располагаться легендарный монастырь.

В тот момент я и не предполагал, что задержусь здесь на такой долгий срок.

* * *

В другом крыле монастыря в закрытом тренировочном зале, освещенном в большей степени пламенем жаровен, нежели облачным, зимним небом, два Старших ученика проводили интенсивный спарринг.

Мастер Кириги остановился в открытом коридоре на уровне выше, с хмурым выражением лица наблюдая за происходящим внизу действием.

Два противника сошлись в битве в центре круга.

Сандра Ву-Сан, Шива, одна из лучших его учениц, была высоким и более опытным из оппонентов. Низким, более проворным и ловким был мальчик-подросток, Теодор Уайт, полукровка западного и восточного начала, второй из десятка лучших его учеников, достигший этого статуса всего за полгода и очень впечатливший его скоростью своего прогресса. А мастер редко когда бывал впечатлен.

* * *

Тогакуре-Рью — это школа ниндзюцу, берущая свое начало с периода Охо (1161-1163 годов).

Нидзюцу — это учение состоящее из восемнадцати фундаментальных дисциплин:

Сейшин-Теки-Кьо'Йо — духовное образование,

Тай-дзюцу — техника рукопашного боя,

Кэн-дзюцу — искусство ведения боя с помощью меча,

Бо-дзюцу — искусство ведения боя с помощью шеста,

Сюрикэн-дзюцу — искусство владения метательным оружием,

Нагината-дзюцу — искусство ведения боя с помощью нагинаты,

Кусаригама-дзюцу — искусство ведения боя с помощью косы с цепью,

Каяку-дзюцу — искусство владения пиротехникой и взрывчаткой,

Хэнсо-дзюцу — искусство маскировки и перевоплощения,

Шиноби-Ири — искусство скрытности и проникновения,

Ба-дзютсу — искусство верховой езды,

Суи-Рэн — тренировки в воде,

Борьйаку — искусство военной тактики и стратегии,

Чохо — искусство шпионажа,

Интон-дзюцу — искусство исчезновения и невидимости,

Тэн-мон — искусство предсказания и использования погоды,

Чи-мон — знание географии.

И чтобы стать Старшим учеником, ты должен овладеть ими всеми. Иными словами овладеть мастерством ниндзюцу. Стать ниндзя.

* * *

Что я могу рассказать о Леди Шиве?

Она — словно меч наголо. Обнаженное, блестящее зеркало идеально-заточенного клинка, доведенное до совершенства с единственной целью — убивать.

* * *

Теодор, отвернув туловище, ушел в сторону от удара сжатыми пальцами, направленным в точку на его шее. Размашистым движением взял в захват ее руку, и резко оттолкнувшись ступнями, плавно поднялся в воздух, в полете переместившись к плечам за спину Шивы. Еще в воздухе блокировал щитком на предплечье острый удар локтя, направленный ему в лицо.

Закончив 'пирует' над ее телом, оказался прижат к спине, взял в специальный захват обманчиво тонкую шею, упираясь ступнями согнутых в коленях ног в ее бедра. Это был не конец, они оба знали лучше.

Шива вдруг извернулась так, что обе его ноги остались без 'опоры'. Локоть, направленный теперь ему в живот, он блокировал поднятым коленом, и тут же на задней стороне его воротника сжались пальцы ее второй руки.

В следующий момент он обнаружил себя летящим в воздухе. Мгновенье спустя сгруппировавшись, как раз вовремя, чтобы двумя руками с двух сторон захватить щиколотку, облаченную в черную ткань, едва успев таким образом остановить следующую за ней ступню от молниеносного соприкосновения с собственной грудью. Шива среагировала, как он и предполагал, не став ни отводить, ни освобождать свою изящную ногу, а молниеносно развернулась, опираясь ладонями о шершавый пол, размашисто ударила его второй ногой.

Уйти от такого удара было несложно, сложнее было после этого приземлиться на ноги. Теодор извернулся и на какой-то момент замер, уперевшись о пол ладонями и пальцами обеих рук, несколькими точными движениями ног отбив незамедлительно последовавшие быстрые удары руками.

После чего развернув свое тело еще раз, коротко прижавшись к земле, быстрым оборотом вокруг своей оси сделал подсечку и, завершая круговое движение, вновь встал в боевую стойку, уже нанося быстрый удар раскрытой ладонью.

* * *

Разумеется, каждый удар был смертельным, нанесенным с полноценным намерением убивать.

Шива никогда не сражалась иначе. Даже во время тренировочных боев.

А оскорблять ее, сдерживая себя при битве — удел Мастера Кириги и других людей его уровня.

Теодор еще не был близок к подобному уровню. Поэтому в поединке с Шивой действительно старался ее убить. Иначе с ней просто невозможно сражаться.

Три с половиной часа спустя, когда они, наконец, остановились, замерев друг напротив друга, Сандра Ву-Сан улыбнулась и произнесла:

— Превосходно.

* * *

Сейчас мне тринадцать лет и моя жизнь уже не та, что была прежде.

Я предполагал, что не смогу определить, как сильно изменюсь, когда только собрал достаточно денег и готовился к отправке. Но теперь, возвращаясь, я понимаю, что мне и не нужно меняться, достаточно просто обогатить свой внутренний кругозор. Чем я и занимался эти пять лет, когда не совсем легально покинул город, а затем и страну, ради путешествия по миру.

* * *

Настоящее время. Декабрь. 22:34. Готэм-сити. Переулок преступлений.

Холодный ветерок поднялся в переулке между низкими кирпичными домами, прошелестев в воздухе несколькими оборванными газетными листами и клочками пожелтевшей бумаги.

Коротко оглянувшись по сторонам, Теодор прижался к запертой двери, сливаясь с тенью соседнего здания. Ритмичный сухой щелчок старого, ржавого замка и железная дверь медленно открывается, достаточно заметно скрипя давно не смазываемыми петлями.

Темнота уходящего вниз лестничного прохода озарилась едва заметным тусклым светом старинных уличных ламп. Несколько крыс, подняв головы в сторону шума, тут же с писком бросились вниз по старым деревянным ступеням. Затхлый воздух подвального помещения. И еще один знакомый запах.

Замершая на фоне дверного проема невысокая фигура, сложив руку в карман пальто, вытаскивает небольшой ручной фонарик, который спустя мгновение разбивает непроглядную темноту широким кругом искусственного света.

Под подошвами ботинок скрипит старое дерево, и с каждым шагом вверх понимается облачко старинной пыли. Кто бы то ни был, он давно не пользовался именно этим входом.

Наконец, ноги коснулись деревянного пола, и Теодор оглянулся, осветив все уголки большой комнаты, всю заставленную хламом, старинными вещами и развалившейся мебелью. Гроздья паутины тянулись с потолка до ближайших остовов мусора, и годовой слой пыли застилал все видимые ровные поверхности.

'Тупик'— подумал бы любой на его месте. Но не Уайт.

Все улики, все следы вели куда угодно, но совершенно не в этом направлении, но он никогда не думал по меркам остальных.

Пройдя внутрь помещения, обойдя стены, он без всяких предпосылок остановился перед одной из них. И только после этого постучал по шершавой поверхности полуотклеившихся обоев, получив в ответ очень глухой звук.

Пинком пробив тонкую стену, свободной рукой оттолкнул треснувший край и заглянул внутрь.

Небольшой склад. Судя по железной двери в противоположенной стене с рычажным механизмом открытия, сообщающийся с городской канализацией. Часто используемый. Резервный выход и способ отхода. Один из нескольких.

'Вот и весь твой секрет'— подумал подросток, прохаживаясь вдоль деревянных полок, освещая и рассматривая один за другим сплошные красные шлемы из двухстороннего зеркала, лежащие на сложенных широких красных плащах, и подвешенные под ними многочисленные черные смокинги.— 'Красный Колпак'

Классический отвод глаз, без которого не обходиться ни уличный один фокус. Самый яркий элемент привлекает к себе внимание, и отвлекает зрителей, в то время как главное действие происходит по периферии.

Громкое дело о Красном Колпаке, только на этой неделе совершившим пятнадцать дерзких ограбления по всему городу.

В то время как полиция и детективы так усердно ищут любые сведенья, ведущие к таинственной личности этого эксцентричного преступника, они в меньшей степени остаются заинтересованными мелкой сошкой, 'помощниками', которых он нанимает для проворачивания своих дел.

Секрет в том, что никакого Красного Колпака не существует. Это всегда разные люди — те, что работают в одном из предприятий, которые подвергаются рейду. Эти гангстеры просто наряжают этого человека в костюм. Поэтому у Красного Колпака всегда есть 'план', всегда есть способы проникновения внутрь, обезвреживания системы безопасности, и пути отхода, часто несколько путей. Гениальный преступный интеллект.

И всю работу выполняют его 'помощники', 'шестерки', которых он нанимает.

Теодор, разумеется, уже знал об этом. Сопоставив все факты, это было несложно понять. Но теперь у него были доказательства, подтверждающие его теорию.

Всмотревшись в отражение на гладкой поверхности красного стекла, немного поправил козырек своей английской кепки. Потом достал из своего внутреннего кармана мобильный телефон, пару раз провел пальцем по экрану и поднес к уху.

— Алло?— раздался на той стороне недовольный мужской голос.

— Детектив Буллок, добрый вечер. Это Уайт,— представился он.

— Чт...? Уайт?— последовал протяжный вздох.— Слушай, малыш, я тут занят важным делом, и...

— Дело о пропаже Каннингема? Он находится на борту 'Файнал Оффер' в порту Готама у мистера Кобблпота.

— ... то, что мы дали тебе... А?

— У меня появились сведенья о деле Красного Колпака. Переулок преступлений, дом тринадцать дробь один, вторая дверь в подвал.

— Э-э. 'Файнал Оф...' Стоп! Красный Колпак! Ты сказал Красный...

— Ох... Простите, детектив Буллок. Кое-что случилось. Я перезвоню.

— Стой! Малыш!

Убрав телефон, Теодор буквально наяву представил себе, как Харви раздраженно взбрыкивает, наверняка даже в присутствии Монтойи.

И медленно обернулся, выхватывая светом фонарика стоящую за его спиной в темноте монументальную фигуру.

Мужчина, одетый в облегающую тело однотонный костюм полу-броню. Перевязи стальных ножей на груди блестели, как и наплечники, кинжалы на поясе, и стальные когти на руках. Из-за правого плеча виднелась рукоять изогнутого меча. Но больше всего в глаза бросалась маска-капюшон, скрывающая лицо и шею, выполненная в такой форме, чтобы напоминать совиную голову. Круглые окуляры на месте глаз лучше всего ловили свет, и поэтому казались светящимися.

Он знал, кто это такой. Видел фотографии людей в белых масках, вокруг человека в костюме схожего стиля с различными датами, когда расследовал дело, что было слишком поспешно закрыто, потому что могло касаться ...

— Мистер Коготь,— Теодор кончиками пальцев коснулся козырька своей кепки, обозначая приветствие.— Добрый вечер. Мы не были официально представлены друг другу.

— Теодор Уайт,— раздался из-под маски-клюва измененный, гортанный мужской голос. Молодой, европеец, ирландские корни, 25-30 лет, не курящий. С характерным звоном обнажил два широких кинжала, крепко сжав рукояти в обратной хватке.— Суд Сов приговорил тебя к смерти.

... тайного общества, известного как Совиный Суд.

* * *

И я знаю, что это только начало.

Примечания:

Харви Буллок обращается к Теодору словом: "kid" — что в одинаковой степени может означать, как русское обращение "малыш, малышня, парнишка", так и грубоватое "пацан".

Глава 1. Знакомство.

Порой наши худшие кошмары преследуют нас ночами. Мы считаем это испытанием сродни психологической пытке.

Но некоторых людей они не отпускают никогда.

* * *

То самое место.

Тот самый переулок.

Такой же прохладный вечер. Даже... запах настолько схож.

Брюс чувствовал, как в груди что-то горит, пока он стоял на том самом месте, под тем же тусклым кругом света, падающего от старинного уличного фонаря. Только теперь его свет был мигающим, он помнил его ярким, отчетливым, хорошо осветившим событие, что навсегда изменило его жизнь.

Кажется, он даже чувствует запах пороха. В ушах громогласно, сотрясая его нутро до основания, звучит выстрел, за ним с короткой паузой — еще один.

Сердце замирает на миг, когда картина встает перед глазами, так как будто происходит наяву. Он до сих пор помнит каждую деталь, каждый миг, блик света, оттенки окружающего.

Огонь в груди ревет и бьет в горло, закручивается в сжатых в кулаки пальцах, обжигает. Он сильнее, когда он вспоминает об этом месте. И при простом воспоминании, а сейчас здесь он наяву.

Готэм-сити. Родной город. Дом.

Переулок преступлений. Место, где он умер. Место, где он родился.

Широкоплечий мужчина в простом пальто опустился на одно колено и приложил ладонь к шершавой поверхности старой холодной брусчатки. Когда-то давно, целую вечность назад, он был маленьким восьмилетним мальчиком, потерявшим весь свой мир в этом самом переулке.

Этот мальчик умер в ту ночь, сидя рядом с телами своих мертвых родителей.

И даже спустя шестнадцать лет — целых шестнадцать лет — боль не исчезает и не становиться меньше. Она до сих пор свежа. Как оголенный, воспаленный нерв. Словно он все еще сидит возле их безмолвных тел.

Но он не искал исцеления. Ему нужно не это.

'Скажи, отец, что мне делать?'

Брюс зажмурил глаза, провел пальцами по земле и с силой сжал кулак.

'С тех пор, как вас не стало, я так многому научился. Теперь у меня есть методы, есть способности, но я чувствую, что еще не готов. Чего мне не хватает?'

* * *

Готэм-сити. Мой родной дом.

Я прежде не упоминал об этом, но я вырос здесь. И от древних трущоб, старых доков, системы городских подземных каналов, до высоких каменных дворцов готического стиля и огромных современных небоскребов — я знаю его, как свои пять пальцев, и не променяю ни на что. Прожив от нескольких недель до целого года в самых различных городах многочисленных стран мира, я нигде не сумел самоидентифицировать себя так, как здесь.

Готэм — жестокий и жесткий город.

Никто не может быть слеп к его темной стороне. Преступность, как явление, существует везде, даже в самом благополучном уголке мира. Лишь масштаб различен. И если сравнивать ее с хищниками саванны. Между шакалами, гиенами и даже гепардами городов, таких как Стар-сити, Метрополис, Нью-Йорк, то Готэм — это лев.

С голосом преступности Готэма не может не считаться организованная сеть преступности всего мира.

Но порой случаются вещи, которых никто не может ожидать.

* * *

Классический Роллс-ройс без лишнего шума остановился рядом со старым кинотеатром перед входом в переулок. Заглушив мотор и выключив фары, с сиденья водителя на морозный ночной воздух шагнул близкий к пожилому возрасту мужчина в добротном пальто поверх черного фрака, белых перчатках и шоферской кепке. Среди его темных волос была заметна очень редкая седина, на покрытом редкими морщинами лице выделялись аккуратные джентльменские усы. Карие глаза смотрели с достоинством, но в тоже время без вызова. Этот человек знал себе цену.

Альфред Пенниуорт вгляделся в темноту узкой аллеи, стараясь не погружаться глубоко в негативные чувства, что вызывает у него это место. Место трагедии, что навсегда изменило семью Уэйнов.

Он здесь ради другой цели. Вновь попытаться спасти в мере своих возможностей ребенка, чья жизнь была уничтожена одним зимним вечером шестнадцать лет назад.

Хлопнула дверь, и он мерно зашагал вглубь прохода между двумя кирпичными зданиями мимо железного столба с указателем: 'Crime Alley'. Словно насмешка судьбы.

'Судьба очень любит насмехаться над достойными людьми'

— Каким-то образом, я знал, что найду вас здесь, мастер Брюс,— светски заявил он, остановившись, не доходя пару шагов до круга света.

Его протеже, его воспитанник, что вернулся в этот город сегодня утром спустя десять лет после своего исчезновения, сидел под светом моргающего фонаря. Одетый и ведущий себя слишком неброско, чтобы привлекать к своей фигуре излишнее внимание, Альфред еще утром заметил, как хорошо ему это удавалось, и глубоко внутри он опасался, чему еще молодой Брюс Уэйн мог научиться, пока отсутствовал.

Он получил ответ не сразу. Брюс медленно поднялся, выпрямив спину и приподняв лицо, посмотрел на темное небо. Старый фонарь продолжал моргать.

— Они умерли здесь, Альфред,— спустя минуту тишины произнес он вслух слова, что заставили пожилого дворецкого едва заметно вздрогнуть.— На этом самом месте. Эта ночь сниться мне в кошмарах.

Сильный, пробирающий до костей, морозный ветер вдруг поднялся между двумя низкими зданиями и сорвал кепку с головы Пенниуорта. Но он не пошевелился и даже не моргнул глазом, ведь Уэйн младший редко, все реже с годами поднимал эту тему.

— А еще бывает мне сниться... что это происходит не так. Что отец успевает перехватить руку с пистолетом до выстрела, и я с восторгом смотрю, как он обезвреживает его и опрокидывает на землю... и просыпаюсь. Снова в реальности. Словно потеряв их в очередной раз.

Фонарь, наконец, моргнул в последний раз и, издав низкий звон, погас, погрузив их обоих в темноту.

— То, что случилось здесь — это ужасная... ужасная трагедия. Но каким бы чудовищным не было это событие, оно было трагической случайностью. И никогда, никогда во всей своей жизни, даже в лице безвременной кончины, ваши родители не желали бы, чтобы вы были несчастливы,— веско твердым голосом произнес Альфред.— Ваши отец и мать очень любили вас, мастер Брюс.

— Да, любили,— легко согласился молодой человек.— Что делает это гораздо больней.

— Возможно, сейчас вам больно. Как и мне,— Альфред привычно справился с опять нахлынувшей горечью, никак не проявив этого внешне.— Но вы еще не знаете, что такое настоящая жизнь. Счастье придет к вам, мастер Брюс, вам нужно лишь позволить ему, дать себе шанс на него.

— Я ищу не счастья,— коротко и резко ответил Уэйн.— И не мира. Я ищу возмездия. Я заставлю их бояться, всех тех, кто несет страх. Я заставлю их испытывать ужас. Заставлю их почувствовать себя на месте жертв.

Худшие опасения старого дворецкого сбылись. Мастер Брюс был молодым человеком в самом расцвете сил. И как любой молодой человек, был резким и вспыльчивым. Он боялся, что в сочетании с тяжелым опытом, что молодой Уэйн испытал, будучи ребенком, это приведет к тому, что он вырастет во что-то, что подтолкнет его к самому краю человечности. Что возможно приведет его к безвременной кончине.

Самый худший его страх.

— Я сделаю их жертвами,— проговорил Брюс.

— Мастер Брюс, вы не обязаны выбирать именно этот путь. Может быть, сейчас, когда вы вернулись из ваших путешествий, вам кажется, что другого пути нет, но это не так. Вы...— внезапно поднятая ладонь остановила Альфреда на полуслове.

Движения Уэйна кардинально изменились — больше не было ни безразличной лености морально истощенного человека, ни показательной рассеянности. Резко повернув голову, он прислушался к тому, что Пенниуорт еще не мог распознать.

Но этот звук ни с чем не спутать. Уэйн знал его слишком хорошо. Очень определенный звук соприкосновения мягкого и твердого предмета. Звук правильно, мастерски выполненного мощного удара.

Альфред замер и повернулся к зданию, рядом с которым они все это время стояли, только спустя несколько секунд, когда тоже расслышал несколько приглушенных ударов. Повторившихся незамедлительно в очередной раз.

Без сомнения внутри происходила активная потасовка.

* * *

Люди науки не верят в судьбу. Но судьбоносные встречи происходят вне зависимости от их мнения.

Никогда не ограничивал себя наукой, пусть и посвятил ее изучению большее количество своего времени.

* * *

Коготь с оглушительным треском вылетел в воздушное пространство переулка, проломив забитое деревянными досками окно второго этажа с такой силой, что траектория его полета была не изогнутой вниз к земле, а прямой, сообщающейся с кирпичной стеной противоположенного дома.

С отчетливым звуком хрустнувших костей вписавшись в нее плечом, безвольно кувыркаясь, упал вниз и уже перед самым столкновением с землей зацепил спиной край большого мусорного контейнера. Это выглядело просто до ужаса болезненно даже со стороны (оставалось лишь гадать, каково это ощущалось), потому что он, как марионетка, отпружинил от края металлического ящика, опрокинув его на бок, и только после этого упал, прокатившись по брусчатке, к ногам двух мужчин с безвольно раскинутыми конечностями спиной кверху.

— О, боже,— рефлекторно заметил Альфред.

Брюс отреагировал молча. Окинув быстрым взглядом лежащего перед ними человека в боевом костюме, измазанного в какой-то черной жидкости, он так же быстро перевел его к открытому окну второго этажа, из которого тот вылетел. Но пространство помещения за ним пустовало.

Острый слух уловил методичные шаги. Внутри здания. По скрипучему дереву — со второго этажа вниз. Лестница.

Краем глаза он заметил, как Альфред, быстро пришел в себя и присел на корточки перед пострадавшим, попытался нащупать пульс, осторожно коснувшись предплечья.

Не было никаких предпосылок — шаги, теперь планомерно приближающиеся к выходящей наружу тяжелой, деревянной двери, были естественными: легкими и отчетливыми, но интуиция, еще ни разу не подводившая его за время путешествий, подсказала, что человек, выбросивший костюмированного ассасина в окно, при желании умел передвигаться совершенно бесшумно.

Дверь отворилась со скрипом давно не смазываемых, ржавых петель.

Чистое удивление высветилось на лице пожилого дворецкого при виде показавшейся из-за дверного проема фигуры. Альфред был удивлен настолько, что даже не сумел это скрыть.

Брюс был более сдержан в своих эмоциях, если не сказать больше, оставшись совершенно невозмутимым. По крайней мере, внешне.

— О, добрый вечер,— светски поздоровался с ними невысокий, черноволосый мальчик-подросток, облаченный в простое черное пальто, по какой-то причине держащий в руке классическую английскую кепку, а второй закрывая за собой дверь. Причем, сделал это так, словно ничего необычного не происходило, и он ожидал увидеть их обоих здесь, стоявшими над упавшим телом. На какое-то мгновение желтые глаза сощурились едва заметно, вглядываясь в открывшиеся лица, а раскрывшись, их коснулась смешинка:

— Мистер Уэйн. Мистер Пенниуорт.

* * *

Один из хорошо усвоенных мной от моего старого воспитателя уроков гласил, что уважение не требуют — его заслуживают.

Брюс Уэйн — один из немногих людей, которые заслужили мое искренне уважение.

При нашей первой встрече я сумел прочитать его за четыре секунды, а это значит немало, учитывая, что обычно мне хватает двух. Но что меня поразило — так это, что он в то же время читал меня. И нам обоим это было понятно.

Он был медленнее. Но не это было важно.

Пример: один из моих наставников в Англии, бывший гениальным психологом и детективом со стажем, который и обучил меня английскому этикету, читал обычных людей за шестнадцать секунд при ведении светской беседы, а как-то раз встреченный мной в Индонезии тайный агент (и я не шучу) пытался прочитать меня за тридцать секунд нашего контакта. И не смог. Я 'взял' его за три, и уже считал, что это рекорд по сложности, пропорциональный количеству времени, предназначенный только для профессиональных шпионов.

Как оказалось, я ошибался.

В тот зимний вечер люди, в психологическом смысле этого слова, для меня разделились на простых, сложных, профессиональных шпионов и Брюса Уэйна.

* * *

— Какая приятная неожиданность!— вполне дружелюбно улыбнувшись, Теодор подошел к высокому (возвышающемуся над ним на добрых две с половиной головы, то есть пятьдесят два и четыре десятых сантиметра) мужчине и протянул для рукопожатия свободную руку.— Рад вас приветствовать. С возвращением в Готэм, сэр.

Брюс, ни на секунду не прерывая их глазной контакт, спокойно пожав его ладонь своей, ответил на рукопожатие:

— Да, разумеется. Но не думаю, что мы были представлены друг другу. Брюс Уэйн. И вы вогнали меня в весьма невыгодное положение, мистер...

Он не должен был знать, кто он такой. Соответствующих настоящему времени его фотографий не существует. Никто еще не знал, что 'сын Готэма' вернулся после своего внезапного исчезновения. Возвращение спустя все эти годы он планировал организовать соответствующее своей легенде.

'Знаком с доступной информацией. Высокий уровень интеллекта. Быстрая память.

Определить личность незнакомого человека лишь по внешним данным... Слишком быстро.

Но читающий взгляд не подделать — он встретил меня впервые... Но слишком быстро.

Тонус мышц, устойчивая стойка, высокая плавность движений говорят о мастерстве в боевых искусствах. Судя по поверхности ладони... изучал ниндзюцу'— пронеслось в голове Брюса, пока он улыбался, задействовав свою актерскую харизму.

— Теодор Уайт, частный консультирующий детектив, к вашим услугам, мистер Уэйн.

— Действительно удачное стечение обстоятельств,— подал голос, наконец, определившийся с происходящими вокруг незаурядными событиями Альфред.— Мистер Уайт, в таком случае, не уделите ли время, объяснить нам, что случилось с этим бедолагой? Ему срочно требуется медицинская помощь!

— Ох, он уже мертв,— просто ответил мальчик, наконец 'обратив' свое внимание на распростершееся на земле тело Когтя.

— Хотите сказать, он был убит?— оборачиваясь и наблюдая, как молодой детектив, подходит к Альфреду и садиться рядом, похолодевшим тоном заметил Брюс.

— Нет,— безо всякой неуверенности или колебаний ухватившись за покрытое броней предплечье, Теодор поднял кисть в перчатке с железными когтями на уровень своих глаз, присмотрелся.— Я имею в виду, он мертв. Мертв уже давно. Полагаю, что умер задолго до того момента, как напал на меня в подвале этого здания и заставил прыгать за собой по нескольким этажам.

Уэйн так же присел рядом, причем сделал это выглядящим совершенно естественно, сам войдя в низкую стойку, из которой легко как атаковать, защищаться, так в определенных случаях и 'уходить' в сторону.

'Знакомая техника'.

— То есть, вы сражались с 'трупом'?

— Да,— без тени улыбки подтвердил Уайт, опуская поднятую руку и не отрывая взгляда от тела бывшего противника.— Забавная мысль, не так ли?

Достав из внутреннего кармана пальто небольшой футляр, обнажил отделение с медицинским инструментарием. Вытащил из деления раскладной зонд, обмотал кончик белой, похожей на вату тканью, щелчком раскрыл и провел кончиком по влажному, темному пятну на месте сочленения капюшона и остального костюма.

— Увлекаетесь детективными историями, мистер Уэйн?— скосил на него взгляд подросток.— Не думал, что вы так заинтересуетесь расследованием возможного места преступления.

Но Брюс не воспринял шутку. Он был серьезен.

— Мастер Брюс с детства имел увлечение коллекционировать книги. В семейной библиотеке Уэйн-мэнора есть целая комната, собранная лично молодым мастером. Первые издания, каждая,— попытался сгладить острые углы Альфред.

— Ясно. Тогда вот, посмотрите,— продемонстрировал поднятый на уровень глаз, практически полностью окрашенный в черный цвет, хорошо впитавший в себя эту странную, грязно-серую субстанцию медицинский тампон, с которого тянулись и только после этого падали вниз обильные темные капли.

— Это...— Брюс пригляделся внимательней, уже догадываясь, что это может быть...

— Его кровь,— заключил Теодор, перевернув зонд и намотав капли на ватную поверхность.

— Боже мой,— Альфред едва подавил желание подняться и отойти на шаг от... чего же именно?

Уэйн за это время успел сложить и перебрать в уме несколько сотен известных ему фактов, теорий, историй и паранормальных явлений. А также несколько вариантов развития событий, своей роли, последствий неожиданного знакомства. И, приняв решение, отбросил всякое притворство, прямо спросил:

— Теодор, я могу обращаться к тебе так? Ты понял, что он собой представляет, когда пустил ему кровь?

— Нет,— спокойно приняв новые правила, молодой детектив в отрицательном жесте помотал головой.— На эту мысль меня натолкнуло наблюдение, что он не замедлился, когда я частично раздавил его трахею подошвой ботинка. Человек может быть тренирован достаточно, чтобы вытерпеть даже такое количество боли, не издав ни единого звука (теоретически, разумеется), но никто не сможет выдержать острую нехватку кислорода. Это подтвердило мои первые подозрения, основавшиеся на том, что он использовал в бою движения и приемы, устаревшие и вышедшие из практики семьдесят лет назад.

Едва закончив говорить, Теодор вдруг резко схватился за верхний край маски-капюшона, приподнял безвольно мотнувшуюся голову, наконец, позволяя Брюсу и Альфреду рассмотреть маску, стилизованную под совиную морду с раздавленным клювом и сломанными стеклами окулярами, и одним движением сорвал ее.

Мертвенная бледность, практическая белизна лица, обрамленного короткими, лохматыми, седыми волосами, мгновенно бросилась в глаза. На грубой, шелушащейся коже отчетливо выделялась обильная сеть многочисленных темных сосудов.

Столпившихся вокруг троих человек 'обводили' безжизненные, бессмысленные, пустые, серые глаза. Мутные зрачки, мотавшиеся от одного из них к другому, расширялись и сужались независимо от направленности света.

— Боже ж ты мой!— в третий раз за ночь повторил Альфред, на этот раз все же поднявшись на ноги и отойдя на пару шагов назад.

Неожиданно Теодор приятно звучащим голосом нараспев начал скандировать:

— 'Остерегайтесь Совиного Суда, они следят за вами.

И правят всеми из тени, сидя за крепкими стенами.'

Замерший, словно статуя в том же положении, в котором сидел, Брюс Уэйн непроизвольно подхватил, хотя его голос в сравнении звучал неожиданно грубее:

— 'Они следят за вами всюду, в кровати дома, на работе.

О них не вспоминайте там, где людно, не то пришлют за вами Когтя.'

— Ах, Готэм! Разве возможно не любить эти зимние ночи?— весело улыбнулся Теодор.— Свежесть, крепкий мороз, стена белого снега перед глазами, пусть сейчас мы и не имеем удовольствие лицезреть настоящий снегопад (что поделать, обещали лишь к концу недели), и температура воздуха минус двадцать восемь градусов по Цельсию, которую ваше тело не переносит, не так ли, мистер Коготь?

Активные движения зрачков явственно замедлялись.

Не просто так ведь он пытался сбежать обратно именно в направлении двери, ведущей в коллектор, из которого вероятней всего и выбрался, появившись в первый раз. Хотя способов выбраться наружу в распоряжении было гораздо больше, как и последующих способов отхода.

Вероятнее всего, под ночным небом он бы и двигаться стал все медленнее и медленнее, замедляясь с каждой прошедшей секундой, если бы Теодор не сломал ему шею.

— Нам следует вызвать полицию,— выпрямляясь, нечитаемым тоном уточнил Уэйн.

— Разумеется,— отпустив подбородок, за который все это время поддерживал чужую голову, сразу же безвольно упавшую на землю, Теодор тоже поднялся, одновременно засовывая тампон с образцом в небольшую капсулу, вынутую из набора. После чего и сложенный щелчком зонд, и закрытая пробкой капсула уместились в закрытый на молнию футляр, и исчезли где-то в его пальто.

Обеими руками надев на голову свою 'детективную' кепку, Теодор сложил руки в карманы и, не глядя, серьезным тоном произнес:

— К слову. Примите мои соболезнования, мистер Уэйн.

— Брюс,— не глядя, поправил его Уэйн.— Просто Брюс.

* * *

Харви с патрулем прибыл спустя шестьдесят пять минут, за которые три человека успели поговорить и распрощаться.

Эксклюзивный модель Роллс-Ройса, разрушив ночную тишину полу-заброшенного района города звуком заведенного двигателя и осветив темноту мощным светом фар, отъехала от Переулка Преступлений, в то время как стоящий у стены старого кинотеатра Теодор посвятил время рассматриванию истлевшей надписи на доске объявлений о 'новой премьере', которой наверняка уже было больше десяти лет.

Детектив Буллок, вышедший с переднего, пассажирского сиденья старого автомобиля, не представлял собой пример довольного прошедшим днем человека. Не прекращая бурчать себе под нос, он вытащил из кармана широкого плаща мятую пачку сигарет, встряхнув, вынул одну, зажал во рту, дважды щелкнув потертой серебряной зажигалкой, на краткий момент осветив небритое лицо, закрытое ладонью от морозного ветра в этом чертовом переулке, и затянулся.

— Итак, что мы здесь имеем, малыш?— обратился он к своему недавно появившемуся новому виду головной боли.

Монтойя стояла рядом, кутаясь в плащ от холода, и все еще не определившаяся до конца в своем отношении к такому явлению, как Теодор Уайт.

— Эй, это еще, что за...?— когда они в сопровождении патрульных офицеров уже подходили к месту назначения, Харви громко выразился, наступив на большую лужу чего-то густого и темного.— Черт возьми!

— Кстати, осторожней,— оборачиваясь, с улыбкой заметил Теодор.— Здесь масло разлили.

— Ааа, черт тебя дери,— Харви принялся растирать подошву старой туфли о землю.

Уголки губ девушки-детектива заметно дернулись.

* * *

Для многих людей, как полицейских, так и знакомых ему простых обывателей, Харви Буллок — весьма неоднозначная личность.

Не для меня.

Я не отрицаю, характер у этого человека не самый приятный, а поведение не пример для подражания, но он — из тех людей, которые всегда надежны и могут работать под стрессом. Никогда не теряющийся в быстро изменчивой обстановке, понимающий и готовый идти на жертвы.

А также очень простой в своих стремлениях. В отличие от Брюса Уэйна, в полноте отношений к которому я и к тому моменту еще не до конца разобрался, к Харви мне мое отношение было предельно понятным.

* * *

Расхаживающая по комнате Рене, изредка останавливаясь рядом с чем-то интересным, делала отметки в ручном блокноте, в то время как Харви пристально рассматривал лежащие на полке красные шлемы, вполголоса ворча, что-то о чокнутых преступниках. Два офицера в это время перекидывались репликами у распахнутой двери в подвал, а третий в машине связывался со штабом, вызывая группу экспертов.

У стоящего снаружи, прислонившись к капоту полицейской машины, Теодора пиликнули наручные часы, он поднял левую руку, вскинул рукав, правой с тонким механическим звуком покрутил подвижное кольцо, окружающее широкий циферблат со стрелками, показывающими час ночи.

'Сокол в режиме ожидания'— высветилось на поверхности круглого стекла светло-синяя надпись.

Значит, тело уже перемещено в холодную камеру. Теперь о сохранности плоти не нужно будет волноваться, особенно учитывая то, что уровень деградации тканей его сегодняшней находки гораздо интенсивнее уровня регенерации.

Уайт сложил руки в карманы и задумался.

Кровь Когтя очень сильно пахла железом, гораздо сильнее, чем должна обычная кровь, достаточно заметно выделялась запахом масла, несколькими ароматическими веществами растительного происхождения, и еще десятками химических соединений, которые вообще не должны быть в человеческом кровотоке. Соединение гемоглобина и других металлов, способное сохранить и усилить функцию связывания молекул кислорода. Ионы кальция, содержащиеся в специализированных клетках с чувствительными адренорецепторами, высвобождающими их при малейшем возбуждении. Кроветворная функция красного мозга вряд ли сохранена, учитывая, что кости, беря во внимание непропорциональность веса и роста, укреплены одним из металлов высокой прочности. Постоянные обновления искусственной крови. База — операция, операция — база. Хм, сон? Анабиоз. Длительный временной промежуток. Устаревшие техники ведения боя... хм...

Очень забавные и крайне бесчеловечные эксперименты проводятся в этом тайном обществе.

Внезапно завибрировал лежащий во внутреннем кармане пальто телефон. Вытащил его, провел пальцем по экрану и приложил к уху.

— Слушаю.

— Уайт!— на том конце линии раздался молодой, испуганный, хотя далеко не до панического приступа, звонкий, женский голос.— Уайт. Пожалуйста, приезжай быстрее. Мне нужна помощь!

— Холли, подожди,— Теодор одним движением вскочил с капота машины.— Успокойся и объясни, что случилось?

— С Селиной плохо!— в голосе девушки отчетливо зазвенели слезы.

— Приступ?— почувствовав, как холод зимнего воздуха проникает под одежду, он начал говорить, отчетливо выговаривая каждое слово.— Таблетки, красная упаковка в спальне в левом нижнем ящике, ты же знаешь.

— Нет, нет. Тут не это! Не приступ! Ей плохо! Она не хочет... она...

— Что с ней?

— Уайт,— в голосе отчетливо слышалась мольба.— Пожалуйста, приезжай. Я-я... я не знаю, что делать.

— Сейчас буду.

Глава 2. Грань прошлого.

В отличие от некоторых людей, я не выбираю тех, с кем знакомиться. И никогда не выбирал.

В этом секрет того, как я знаю так много вещей в своем возрасте. Практические знания берутся не из пособий.

Мне кажется, что каждый встреченный человек может преподнести мне хоть что-то новое.

Я нахожу светлые стороны даже в таких событиях, как недавняя встреча с Когтем. В конце концов, 'созданный' научным способом зомби-ассасин, чье человеческое имя уже вряд ли скажет что-либо кому-нибудь другому, позволяет мне радоваться тому, что я имею возможность полноценно ощущать зимний холод. А не застываю под ним в искусственно-вызванной коме.

Еще он прямо подтвердил теорию о существовании Суда Сов.

Доказал их более чем выдающиеся достижения в сфере прикладных наук, широкие связи, огромные возможности и соизмеримый капитал.

Обработанный с таким усердием и на совершенно разных уровнях (от молекулярного до психологического) бывший человек, законсервированный для длительного хранения и последующей расконсервацией для использования...

Во всех смыслах никак не может быть единственным 'орудием' Суда.

Забавно...

* * *

Но говоря о моих знакомствах, я хотел рассказать о другом человеке, которого знаю уже достаточно длительное время. И не менее интересном, чем мистер Коготь или Брюс Уэйн.

Давайте, я расскажу вам о девушке по имени Селина Кайл.

* * *

Готэм-сити живет по своим правилам. И это отнюдь не те правила, которые создают вокруг себя преступные группировки. Хотя они и думают по-другому.

Преступники — лишь одна из составляющих Готэма.

Другая составляющая — это копы. (Продажные ничтожества, как большинство из них называл Уайт).

Есть еще такой слой, как современные аристократы или миллиардеры.

Уличные банды, слишком обширные, но одновременно мелкие, чтобы попадать под категорию преступников.

Просто гниющие изнутри отбросы, которых можно встретить в темных подворотнях темными ночами.

И простые жители. Трусы и смельчаки, люди и животные в человеческих шкурах, матери, отцы, дети и человекоподобный мусор.

И все они — лишь маленькая деталь города.

Готэм будет собой и без них. В отличие от других городов, которые характеризуются и состоят из своих жителей, этот город создает своих жителей и прививает им характер.

Готэм — это роковая женщина. Невероятно опасная и обворожительно прекрасная одновременно. Она не живет по чьим-то правилам.

У нее свои правила.

Не будешь на них оглядываться — ты мертв.

Нарушишь правило — ты мертв.

Попытаешься изменить хоть одно — ты мертв.

Будешь следовать им полностью — рано или поздно... ты мертв.

Готэм нельзя любить.

Полюбишь — доверишься. Доверишься — умрешь.

Но Готэм может быть твоим.

Этот город 'свой' для множества Людей.

Нужно только понять, какое место ты в нем занимаешь.

И доволен ли занимаемым местом?

* * *

У нас давняя история знакомства, берущая свое начало со старого детского приюта имени Оливера, расположенного вблизи не менее старой Церкви и здания Суда.

Для маленькой семилетней девочки по имени Селина Кайл это был не первый групповой дом ее детства. И не последний.

Но именно в этом доме она встретила меня.

Хотя я не очень хорошо помню нашу первую встречу, ведь меня подкинули к дверям приюта в шестимесячном возрасте. Но я точно знаю, что именно она в ту весеннюю ночь взяла меня на руки, когда мисс Оливер всучила ей мой сверток.

Стандартная практика — это был не самый благополучный приют, и детям поручалось заботиться о себе самим: более старшие должны были смотреть за подрастающими младенцами. Директор Оливер сделала мне большое и невольное одолжение, поручив новоявленного ребенка девочке из крыла со свободной койкой.

Кайл была не простым ребенком уже в том возрасте, и нравственно испорченная женщина, всю свою жизнь наблюдающая за детьми, разумеется, заметила это со временем. А после стала использовать ее таланты для проворачивания мелких и средних краж по всему городу. И по возвращению отбирала всю добычу на благо приюта, который так никогда и не увидел ни цента из собранных денег.

Однако, даже не смотря на занятость и жестокое обращение со стороны персонала, Селина всегда находила хоть немного времени, чтобы посвятить мне. По мере возможностей старалась не упускать меня из виду, когда находилась в приюте. Играла со мной, чтобы я не начинал плакать от голода, как многие другие младенцы. И использовала те немногие средства, которые ей удавалось скрыть от рук надзирательницы, для того, чтобы найти мне пропитание, ведь еды в приюте катастрофически не хватало, рационы были строго ограничены и рассчитаны, особенно для грудных детей.

Первое в моей жизни осмысленное воспоминание — это светлый день, лучи солнца, освещающие серую комнату сквозь высокие окна с открытыми шторами, и зеленоглазая девочка с черными волосами и бледной кожей, с которой мы сидим на выцветшем ковре, наклонившись ко мне, корчит мне рожицы, растягивая свои щеки и теребя пальчиками, а я машу руками и смеюсь.

Мой возраст — полтора года. И первый человек в моей жизни — это Селина Кайл. Заменившая мне мать и сестру.

Она была моей семьей.

Ровно до того момента, пока нас не разлучили, отправив ее в другой приют. Обстоятельства мне были не известны, тогда я еще не умел, как следует смотреть по сторонам и сопоставлять факты.

Но это событие было рушением моего привычного мира, в том смысле, в котором я понимал его в детстве. И началом моей осмысленной жизни.

* * *

Настоящее время. Жилой комплекс 'Белое сердце'. Готэм-сити. 01:08

На такси не было времени, поэтому Теодор добрался до крыши двадцатиэтажного здания своим ходом.

Приземлившись на ровную поверхность, завершая длинный прыжок через оживленный проспект между двумя домами, тут же плавно отпружинив и не потеряв скорости движения, перевел его в рывок к западной стороне комплекса, обращенной к широкой каменной площади с четырьмя фонтанами и возвышающейся между ними в центре огромной, сверкающей огнями праздничной елью.

У самого края обзорной площадки, легко оттолкнувшись ступнями, подпрыгнул, в прыжке разворачиваясь лицом к зданию, и ухнув вниз, зацепился руками за железные перила лестничных балконов. Перебросил себя через них и оказался перед широким окном, раскрытым и с качающимися под ветром занавесками.

Холли Робинсон, сидевшая под подоконником, на котором лежала большая персидская кошка, в накинутой на плечи куртке и с шапкой, покрывающей распущенные волосы, меланхолично обняв прижатые к груди колени, чуть не подпрыгнула, едва не пробив затылком батарею, когда прямо перед ней, лицом к лицу, появился желтоглазый подросток.

— Господи Иисусе!!!

— Можешь меня так не называть?

— ... Теодор!

Холли, как и он, выросла на улице. Поэтому, когда вместо того, чтобы закричать на него или даже попытаться оттолкнуть, девочка вдруг порывисто его обняла, он понял, что дело совсем плохо.

Ее голос никогда еще не звучал таким отчаянным.

— Где она?

* * *

Девушка сидела в другой комнате. В темноте, едва освещенной падающим через небольшое окно лунным светом, прислонившись спиной к серебряной дверце массивного холодильника. И в окружении многочисленной кошачьей компании.

Если бы юный детектив не знал лучше, то решил бы, что она решила покончить с собой. Отчаянье Холли было только отражением того, что чувствовала в этот момент Селина.

Ее поза была уставшей, безвольной (как у эмоционально-истощенного человека, который осел на пол после приступа сильнейшего гнева), голова опущена, наклонена в сторону, покоится щекой на правом плече.

Она глубоко и шумно дышала.

Глаза, (родные) насыщенно-зеленые глаза смотрят в пустоту невидящим, опустошенным взглядом. Нет злости (ее пик прошел), просто размышления. Долгие, хорошо знакомые размышления.

Теодор медленно, не оборачиваясь, так и не отпущенной дверной ручкой закрыл за собой дверь, не позволяя Холли, обеспокоенно стоявшей за его спиной даже заглянуть внутрь. Хотя она уже видела Селину... такой. И приняла на себя куда большее испытание, в момент ее злости.

Дверь захлопнулась с тихим скрипом, на миг выводя взрослую девушку из невменяемого состояния и заставляя обратить внимание на появившегося в комнате подростка.

Этот взгляд, пронзивший его в тот момент, был неправильным. Он был не ее.

— Теодор,— ее приятый, мелодичный (родной) тихий голос последовал за слабой улыбкой, когда она узнала его.— ... Не слышала, как ты вошел.

Бывали редкие моменты, когда Уайт искренне считал свое уникальное восприятие проклятьем. Анализируя все, что видит, он не мог выбирать. А начав анализ, не мог остановиться, пока не сделает вывод.

Ему хотелось просто подойти и обнять самого дорогого на свете человека. Желание сделать это простое действие было невыносимым (как порыв оторвать руку от горящей сковороды). Но он этого не сделает.

Ведь понимает, что это действие не даст ничего. Ни одному из них.

— Воспользовался окном,— легкая улыбка получилась естественно, как и плавные движения, в которых не было скованности, которую он ощущал, пройдя внутрь и опустившись рядом с ней. Холодильник был достаточно широким, чтобы он мог прислониться к нему спиной, даже не задев ее плечом.— Меня встретила Холли.

— Вот как,— тихо повторила девушка, подняв голову и уперев затылок в вертикальную поверхность за спиной. Она явно сожалела о том, что могла сказать своей юной соседке еще несколько минут назад.

Но это было нормальным. Моменты слабостей бывают у любого человека, неважно, каким бы стойким или сильным характером он не был.

Друзья понимают это.

Холли Робинсон — девочка, которую Селина в тринадцать лет вытащила из 'Западного конца' — квартала красных улиц, когда она уже вставала на путь проституции. Попутно у всех на глазах избив вставшего было ей наперекор сутенера.

Это была не случайная акция. Селина была не из тех, кто действует случайно. Просто у нее были не самые лучшие воспоминания, связанные с этими местами, в которых она однажды укрывалась, сбежав из группового дома имени Святого Пьютера. Девушки, работающие в 'Западном конце', приняли ее и спрятали от лишних глаз. Пока она не нашла себе новое место.

— Почему это происходит?— не став ни о чем говорить, ни задавать никаких вопросов, они просто сидели в тишине, пока, наконец, взрослая девушка не нашла в себе силы раскрыть иссушенные губы.— Почему это со мной происходит, Теодор?

Кто может дать ответ на этот вопрос?

* * *

То, что происходило с Селиной, имело простое название, которое, я уверен, известно очень большому количеству безутешных родительских пар и молодых семей, у которых уже появились дети.

Эта болезнь называется — мышечная дистрофия. Целая группа генетически обусловленных заболеваний, объединенных под одним именем, для которых характерно нарастающая мышечная слабость, прогрессивно переходящая в их дегенерацию, распад, в некоторых случаях даже некроз. И замена мышц на жировую и соединительную ткань.

То есть человек начинает быстрее уставать, старается лишний раз не двигаться, со временем уже становиться не способным к простым движениям, к которым привык за свою жизнь. А потом не встает. И с течением болезни, в конце концов, перестает дышать. Дыхание — процесс, возможный только благодаря дыхательной мускулатуре.

В случае Селины это был вариант миотонической мышечной дистрофии.

Так же известной, как болезнь Штейнерта.

'Взрослый' вариант дистрофии, который проявляется не в раннем детском возрасте, а уже в периоде после полового созревания: от двадцати до сорока лет.

Он называется миотоническим, потому что его характерная особенность — замедленное расслабление мышц, после их сокращения. То есть человек сгибает руку, а разгибает с трудом.

И главная особенность этого варианта болезни — поражение мускулатуры внутренних органов, нарушение их функций. В том числе и сердца.

* * *

Селина уже с большим трудом ходила.

Всю свою жизнь ведущая очень активный образ жизни, хорошо тренированная девушка пока еще не так сильно потеряла ни в форме, ни в фигуре, ни в тонусе, ни в мышечной силе.

Но любое ее движение, будучи на ногах, даже когда она просто поднималась с кровати, отдавалось в груди, точно за грудиной жгучей, сжимающей болью, невыносимо горячей, накатывающими волнами бьющей в горло, в живот и в руки.

Ее сердечная мышца — миокард, состоящая из исчерченной поперечнополосатой мускулатуры, была сравнима с таковой у людей, страдающих от сердечной недостаточности третьего класса.

Это был редкий случай, нетипичный для любых известных форм течения. Слишком быстрое и целенаправленное прогрессирование.

Холли вся была на нервах, когда слышала ее шумное, частое дыхание. То есть, постоянно.

Еще больше ее выводили из равновесия моменты, когда нервное напряжение Селины достигало пика, и она пыталась то выйти из квартиры, то начать тренироваться, то била кулаками стены. Разумеется, дальше нескольких порывистых шагов или одного мощного с сотрясанием стены удара рукой девушка не продвигалась, падая на пол в болевых конвульсиях сильнейшего приступа, синея буквально на глазах и с трудом выкашливая кровяную мокроту. И Холли приходилось вновь в скором темпе давать ей лекарство, которое он специально для нее приготовил в таблетированой форме, так как она не умела делать инъекции, а спустя минуту, когда вещество всасывалось через язык и подъязычную слизистую мембрану и примерно 'нормализуется' состояние, умывать ее и осторожно оттаскивать на кровать.

И за все это время она еще ни разу ему не звонила. Тем более так.

* * *

— Не трогай меня,— тихо пробормотала Селина. Не слушая, Теодор одной рукой 'обнял' ее за плечи, а вторую просунул под колени, подхватив ноги.

Медленно выпрямил спину, осторожно подняв ее на руках. Она попыталась оттолкнуть его, упираясь ему в грудь раскрытой ладонью.

— Отпусти меня.

Ее голова покоилась между его плечом и грудью. Она даже не могла ее поднять. Силы в тонких пальцах почти не было.

Острое обоняние отчетливо уловило аромат ее волос, запах хвойного крема, слабый оттенок свежего пота.

— ... Отпусти меня, Теодор.

Конечно, это ее убивало. Ее нынешнее состояние. Неизлечимое заболевание, которое все это время скрывалось от глаз, пряталось в ее собственной крови. Факт того, что ее предало ее собственное тело, которому она доверяла больше всего на свете.

И бессилие. Удушающее бессилие. Бездонная яма беспомощности.

Две серебристые, сверкающие в лунном свете дорожки прочертили бархатную кожу ее щек.

— Почему?..

Селина всегда была сильным человеком. Жизнь испытывала ее с самого раннего детства. Она всегда встречала трудности лицом к лицу. Она превратила свои детские кошмары в мотивацию, воспринимала жизненные трудности, как приобретенный ценнейший опыт. Она никогда не пряталась, не унывала и не жаловалась.

До этого события.

Но он, кажется, уже замечал: сильный человек — не тот, кто лишен слабостей. Сильный человек — это тот, кто может позволить себе показать свою слабость только самому родному человеку.

Селина прижалась к нему, сжавшись всем телом. Она повернула голову и спрятала лицо в его груди, пока он нес ее на руках через не освященное пространство большой квартиры, провожаемый взглядами десятка домашних кошек.

— Тео, почему это происходит?— она была единственным человеком, которая называла его 'Тео'. И делала это только, когда они оставались наедине.— Скажи мне...

Теперь он понял, почему Холли, сейчас при его появлении на пороге спальни вскочившая с тумбочки и быстро начавшая расстилать постель, так отчаянно просила его приехать, почему она вообще вдруг позвонила ему, хотя не очень его любила, и призналась, что не знает, что делать. Сегодня Селина эмоционально сломалась.

Для девочки-подростка, что уважала ее, и у которой никогда не было повода в ней сомневаться, уже привыкшей к тому, что она всегда наставляет ее, всегда готова помочь и всегда имеет ответ на любой вопрос, это было настоящим шоком. Переворачиванием картины привычного мира.

— Спи,— бережно уложив ее на кровать, накрыв одеялом, он наклонился и нежно поцеловал истощенную девушку в лоб. Посмотрел прямо в слезящиеся, наполненные болью, зеленые глаза. Ее веки медленно опустились, лицо постепенно разгладилось, голова прильнула к подушке, повернувшись набок.— Я вылечу тебя, Сел.

Выходили они с Холли из спальни очень осторожно.

* * *

Первым делом он закрыл окно в гостиной — на улице была не весна, чтобы открывать его ночью. Шокированная девочка уже достаточно надышалась свежим воздухом, успокоилась... насколько это возможно в данное время.

После чего включил в комнате свет. Наконец, снял с себя пальто, сложил и закинул его на высокую спинку сверхсовременного, электронного инвалидного кресла-коляски. Селина, кстати, ненавидела это кресло, и даже смотреть на него отказывалась, но Холли заставляла ее пользоваться им с тех пор, как у нее начались проблемы с ходьбой. В этот раз оно осталось стоять по центру гостиной, и ее мягкое сиденье уже оккупировала американская кошка.

Кухня. Робинсон последовала за ним по пятам и уселась с ногами прямо на кухонный столик, когда он остановился перед шкафчиком с кофейным аппаратом и начал готовить двойную порцию свежего кофе.

— Уайт, что будет дальше?— девочка-подросток не смогла долго терпеть затянувшуюся тишину, разбавляемую лишь гудением кофейного аппарата.

Теперь уже опять 'Уайт'. Теодором она его назвала единственный раз и видимо только в состоянии аффекта.

Она не любила его, потому что ревновала к нему свою наставницу, он прекрасно это понимал. Ведь их истории были очень похожи. Правда, Селина познакомилась с ней гораздо позже и в другом приюте, и только спустя несколько лет вновь нашла ее уже на красных улицах.

Он никогда не любил разговоры 'ни о чем', никогда не любил глупые вопросы. Но еще меньше ему нравилась отвечать на них.

— Кофе.

Пока Холли в смятении рассматривала на автомате принятую широкую чашку с горячим напитком, держа ее обеими руками, Теодор, прислонившись спиной к шкафчику, неспешно сделал из своей чашки короткий глоток. Все это время не отводя отсутствующего взгляда от циферблата своих часов.

'Проект L: статус — 86,5%'

Кофе на вкус был не очень. Уже давно успевший привыкнуть к хорошему, насыщенному, терпкому вкусу настоящих колумбийских сортов, Теодор едва не скривил лицо от ощущения во рту дешевой бурды.

Явно дело рук Робинсон — Селина всегда любила хороший кофе и не стала бы пить ерунду. Надо будет занести ей мешочек.

— Я же серьезно, Уайт!— очнулась Холли, едва не запустив чашкой в его спокойное лицо.

— Ты должна быть серьезней, Холли.

— А?

Он посмотрел на нее, и девочка-подросток в очередной раз подавила порыв вздрогнуть. И в который раз ей пришлось напомнить себе, что ей просто до жути не нравится пронизывающий взгляд этих желтых, как золото, глаз (о которых так любит иногда вспоминать Селина).

— Зачем ты мне звонила?

— Что?

Недоумение быстро сменилось гневом.

— Как это зачем?! Что, неужели не видел?!

— Видел. Тогда скажи, ты здесь вообще зачем?

— ... В каком смысле?

— Чем ты занимаешься целый день?

Девочка ответила не сразу. И не, потому что не могла найти ответа, а потому что задохнулась от возмущения.

— Да...! Да если бы... Да я каждый...!

— Каждый день о ней заботишься. Потому что ей нужен ежедневный уход. Человек, который будет находиться рядом.

— Но если ты понимаешь...

— Ты одолжение ей делаешь? Долг пытаешься вернуть? Отвязаться, чтобы дальнейшую жизнь себе не портить?

— Какого хрена несешь?!— чашка все же полетела. Но на пол. Со звоном по всей комнате разлетелись белые осколки разных размеров, и по кафельной поверхности растеклась широкая, коричневая, прозрачная лужа.

'Дерьмовый сорт'— отложил в сторону свою незаконченную чашку.

— Стало быть, выкладываешься по полной? Делаешь все, что в состоянии делать? Поддерживаешь Селину всеми своими силами?

— Да ты ########!!! У тебя вообще нет права такое говорить!!! Тебя с ней рядом вообще нет!!! Гений чертовый!!! Детектив, м#ть твою!!! А рядом с Селиной всегда я хожу, потому что я всем ей обязана!!! Понял меня?! ВСЕМ!!! И я помню это!!! В отличие от м#дака, который спрыгнул, как только все началось!!!

В воздухе повисла звенящая тишина. Кошки, как только раздался первый крик, юркнули всем составом в гостиную. Тяжело дышащая девочка, сорвавшая в порыве со своей головы шапку, пилила взглядом спокойного подростка, стоящего, сложив на груди руки, и, не изменившись в лице, выслушавшим всю ее тираду.

— Ну, раз все так, тогда почему сегодня успокаивал ее я, а не ты?

На это она ничего вразумительного не смогла ответить. Только пробормотала что-то себе под нос, под конец отведя взгляд в сторону.

Еще некоторое время подождав, он заговорил, веско печатая каждое слово:

— Мы договаривались, кажется, что я даю тебе телефон, и ты звонишь только в случае того, что произойдет что-то чрезвычайное. Происходить не должно — собственноручно готовил лекарство, поэтому знаю, о чем говорю. И тебе объяснял. Но когда дело касается Селины, рисковать не собираюсь. Даже с самым малым шансом. Предпочитаю быть готовым ко всему, даже к тому, что не все мог учесть.

Оттолкнулся, встал ровно и приблизился к Холли, которая невольно сделала шаг назад, упорно продолжая корчить лицо.

— Поэтому ты здесь. Рядом с ней. Поэтому ты должна следить за ее состоянием и сообщать о любых изменениях. И поддерживать ее. Не если ей будет плохо (ей сейчас, черт тебя дери, постоянно плохо!), а постоянно! Эмоционально поддерживать! Не жалеть, олигофренка блондинистая! И если видишь, что она начинает уходить в себя, грустить или перестает реагировать, именно ТЫ должна ей помочь! Для чего ты здесь?! Не понимаешь?! Любая сиделка сможет кормить таблетками или держать за локоток.

Холли молчала.

— И если что-то подобное сегодняшнему произошло, ты должна не убегать, не паниковать, не мне звонить, не заявлять, что не знаешь что делать, а проглотить свой страх и помочь ей, как помог бы родной человек,— уже спокойным голосом продолжил Теодор.— Поймешь ты, наконец, что это — реальность? Не сон, не кошмар. Осознаешь, что сейчас Селина не сможет тебя выручить или помочь справиться с нагрузкой. Это ей нужна помощь. Ей плохо. Не пытайся делать вид, что все хорошо. Особенно при ней. Не жалей ее, она ненавидит это... И, черт возьми, не паникуй! Если вдруг ее физическое состояние ухудшиться, а это будет выглядеть гораздо хуже, тоже запаникуешь? Может быть, и номер мой забудешь от паники? Или не позвонишь, потому что я тебе не нравлюсь?

Всхлип...

Девочка опустила голову.

Теодор тут же отвернулся, отошел и, присев на колени, принялся собирать лежащие по полу осколки белой чашки.

Жестоко, но они не в сказке. А Холли — не аленький цветочек.

Если девочка, уже успевшая привыкнуть к тому, что находиться на постоянной ответственности своей наставницы, и после этого не поймет, что роли поменялись, и тяжелая ответственность в этот раз легла на ее плечи, то лучше будет закрыть все свои дела (и речь не о детективном увлечении) и самому присмотреть за Селиной.

Конечно, сама девушка будет от этого не в восторге. Она не любит, когда кто-то видит ее такой. И еще меньше ей понравиться, если Теодор будет наблюдать ее такой целый день.

Но сегодняшний случай изменил правила.

Взгляд на циферблат часов:

'Проект L: статус — 87%'

— Теодор,— тихий голос (ну надо же, во второй раз!). Холли медленно присела напротив с тряпкой в одной руке и начала промокать коричневое пятно, добравшееся до края небольшого коврика.— Слушай, ты... ты же — гений?

'Забавно'

Он поднял глаза. Робинсон пальцами поправила локон своих светлых волос, убрав его с лица за ухо. Ее глаза покраснели, но в целом держалась она хорошо.

— Ты же поможешь ей. Да же? Ты же вылечишь ее? Ты же сможешь найти лекарство?

Он опять опустил взгляд. На его ладони уже собралась горстка промокших осколков.

Он не стал говорить ей, что уже через две минуты и четырнадцать секунд после того, как он, сидя в тот момент за столом в своем любимом кафе, только услышал о том, что Селине выставлен диагноз 'мышечная дистрофия', он уже создал в уме формулу лекарства. Он не сказал, что формулу, урезанную в сравнении с завершенной, ту, которую он собрал еще на сорок пятой секунде, он сейчас и использует для поддержания стабильного состояния ее организма. Он не говорил, что Холли дает Селине лекарство, то самое в красной упаковке, аналога которого в мире нет.

И он уж точно не собирался говорить, что единственная причина, по которой Селина Кайл все еще не здорова, заключается в том, что с нынешними технологиями процесс синтеза такого сложного активного вещества требует достаточно длительного времени.

Даже в подводной лаборатории. Взгляд на часы:

'Проект L: статус — 87,1%'

К счастью, сегодня (примерно к 14:32 плюс-минус тридцать секунд) процесс будет завершен.

— Да, Холли,— встретился он с ней глазами.— Можешь на меня положиться.

Это немного, совсем немного, но девочка напротив него чуть-чуть улыбнулась.

Глава 3. Свежие дни.

Две недели спустя. Январь. 09:38. Готэм-сити.

Этим утром морозный воздух зимнего города придавал телу приятную свежесть, которую проходящие по улице деловые люди и матери с детьми с удовольствием вдыхали полной грудью и выдыхали небольшими облачками теплого пара, едва заметно прищуриваясь и с улыбками прикрывая глаза от ярких лучей солнца на небе без единого облачка.

Зимний буран наконец-то закончился, и снегопад утих под конец новогодних праздников. Но большинство жителей все еще не отпускало уже угасшее, но оставившее после себя приятное послевкусие чувство праздничного настроения.

Разумеется, для готэмитов праздничный настрой отнюдь не был поводом терять бдительность или ослаблять внимание. Скорее давал повод его обострить.

Но, к сожалению, не каждому это помогает.

* * *

— Что мы имеем?— стиснув в зубах почти выкуренную сигарету, задал свой дежурный вопрос Харви. Вонь от мусорного ящика, загораживающего собой половину переулка, стояла просто невыносимая, даже несмотря на свежесть морозного воздуха. Но даже она не перебивала ядреный запах застоявшейся крови — темно-бардовая корка льда сплошным слоем покрывала истоптанный, грязный снег и участки открытого изгаженного асфальта.

— Шарлотта Мартинесс, 25 лет, студентка Готэмской Академии, медицинский факультет, третья группа крови,— сверяясь с блокнотом, зачитал ему патрульный офицер Брэд.

— Когда обнаружили?— покрутив сигарету и выдохнув облачко дыма, тучный детектив с не самым довольным выражением лица всмотрелся в лежащую на холодном асфальте светловолосую девушку с застекленевшими голубыми глазами и уже успевшей посинеть кожей.

— Час назад бездомный обратился в участок, попросил 'убрать ее из его подворотни'.

— Ну, это нормально. Гуманное общество... Группу крови откуда узнали?

Молодой коп замялся, бросив взгляд на только подъехавшую машину мед.экспертов, и принялся нервно перебирать блокнот с записями. Но за него ответила поднимающаяся с корточек и стягивающая с рук резиновые перчатки Монтойя:

— У нее в бумажнике есть бирка с медицинской печатью. Студенты-медики — продуманные на такие ситуации.

— Ага, только были бы умнее, не лезли бы в районы по ночам,— с раздражением отрезал Харви, щелчком отбрасывая дымящийся бычок в сторону.— Были бы умнее... берегли бы свои шкуры, и нас — от лишней волокиты.

Стоящий на самом краю кирпичной крыши старого пятиэтажного здания Теодор тоже присутствовал на месте преступления, только никто из снующих внизу копов не замечал его.

Спасая лицо от сильного ветра, воротник его черного пальто был поднят, а лицо закрывал длинный, развивающийся под порывами ветра серый шарф. Насыщенные желтые, как золото, глаза рассматривали тело девушки в нескольких десятках метрах внизу. С его зрением он мог видеть все достаточно отчетливо, чтобы различить даже небольшое пятнышко от апельсинового сока, оставшееся на белом воротнике рубашки, выбивающимся из-под ее серой кофты.

— Чумазик,— тихо произнес он, глядя прямо в так (не)удачно обращенные в его сторону погасшие голубые глаза.

* * *

Харизматичный. Эксцентричный. Уверенный в себе. Прилежный. Упрямый.

Есть много слов, которыми можно охарактеризовать Харви Дента. И между тем, ни одно из них не сможет передать полной личностной картины.

Окружной прокурор, который встал на должность всего шесть месяцев назад. И единственный не коррумпированный представитель официального аппарата в Готэме.

'Борьба против преступности' — слоган его кампании. Иронично звучит в городе, в котором криминальные боссы обедают за одним праздничным столом с комиссарами полиции, и даже копы используются, как наемные убийцы.

Но забавно было то, что этот слоган нашел большой отклик в сердцах обычных людей. Всем было интересно, как этот сумасшедший, который буквально несколькими словами прикрепил себе на спину метку цели, собирается бороться с преступностью.

Пресса была на его стороне, как и выбор жителей после нескольких определенных событий. Под всесторонним давлением он поднимался все выше и выше по лестнице исполнительной власти, пока практически не дошел до рубежа, при котором 'идеалистического психа' уже не могли игнорировать криминальные авторитеты.

Я знаю, что сам Харви уже сбился со счета, сколько раз после его личного ('с глазу на глаз') разговора с мэром города на его жизнь совершали покушение. Он вел счет с начала своей карьеры, остановившись на двадцати восьми.

Еще после едва не состоявшихся девяти случаев просто перестал обращать на это внимание.

На самом деле, количество уже дошло до числа шестидесяти двух.

И при этом Харви вполне живой и не теряет свою мотивацию.

Что стоит хотя бы то, что он эмансипировал тринадцатилетнего подростка, позволив ему вести детективную деятельность?

* * *

Окружная прокуратура. Готэм-сити. 10:48.

В своем небольшом офисе со спартанским интерьером окружной прокурор Харви Дент занимался тем же, чем занимается любой нормальный человек с целью сбросить психологический стресс.

Сняв пиджак и жилетку, лежа на тренажере, тягал шестидесятикилограммовую штангу.

— Х-хуф!— мышцы под рукавами белой рубашки напряглись, выпрямляя сильные руки.— Люди обычно стучатся... Хм! И заходят через дверь.

Теодор, стоящий, прислонившись к стене со сложенными на груди руками, держа в пальцах за козырек свою кепку, ответил спокойным тоном:

— Люди могут и пирсинги ставить на половые органы. Не уподобляться же им?

— Хах-ха! Хм!— одним рывков поставив штангу на крепления, мужчина выпрямился и, отдышавшись, стянул висящее на шее маленькое полотенце.— Всегда можешь ответить так, что и спорить бесполезно. Но у меня через семь минут встреча со старым знакомым, поэтому будь добр в следующий раз предупреждать, если собираешься навестить.

Харви был одним из немногих людей, которые никогда не оглядываются на всеобщие 'моральные' ограничения и хороший тон. И он был первым человеком, попросившим обращаться к нему просто по имени не с целью того, чтобы перейти к приятельским отношениям, а потому что, не оглядываясь на возраст, видел в нем равного собеседника и партнера.

— Я проверил график, прежде чем прийти, Харви,— неспешно прохаживающийся по кабинету, Теодор подошел к письменному столу, поверхность которого была заставлена официальными бумагами, несколькими видами печатей и канцелярских принадлежностей, и поднял один из свежих листов.— Хм, Каннингем? Хранение и продажа наркотиков.

— Пингвин заметает за собой следы,— Дент обошел стол с другой стороны, подхватив бутылку с водой.— Если правильно помню, ты занимался его делом?

— Нет,— отложив лист с обвинением, Теодор отошел в сторону.— Его делом занимался детектив Буллок. Я только подсказал ему, где его искать. Каннингем — не торговец наркотиками. Игрок, вымогатель, мошенник средней руки, задолжал двести пятьдесят тысяч мистеру Кобблпоту. Не вернул в срок, его забрали практически из дома.

— В это время детектив Гордон вышел на след одной из преступных лестниц, связанных с наркотраффиком,— подхватил Харви, откручивая крышку и делая глоток.

— И мистер Кобблпот делает Каннингему предложение, от которого нельзя отказаться,— подросток всмотрелся в подвешенные в рамки на стене сертификаты и дипломы.— Либо он берет на себя вину и ответственность за просчеты нескольких его людей, либо отправляется кормить рыб в готэмской гавани прямо с борта 'Файнал Оффер'.

— Я не смогу обвинить его,— Харви сел за стол, просовывая руки в рукава своей жилетки.— Два дня назад Каннингем написал чистосердечное признание — берет на себя вину по большинству открытых дел, связанных с нелегальным бизнесом Пингвина.

— Я не удивлен,— Теодор подцепил пальцем толстую книгу в верхнем ряду на полке книжного шкафа с надписью на корочке золотым по черному: 'Конституция'.— В выборе между неминуемой смертью и тюремной жизнью (пусть, сроком в десятилетия) большинство людей выберут жизнь. Конечно, большинство тех, кто еще не видел изнутри исправительный центр-тюрьму 'Блэкгейт'. А оставшаяся на воле семья обеспечит его сговорчивость и отсутствие желания идти на компромиссы с судебной властью.

— Пингвин снова выйдет сухим из воды,— соединив пальцы и прислонив к ним плотно сжатые губы, сделал вывод Харви.

— Забавно прозвучало,— задвинув книгу обратно, хмыкнул Уайт.— Но, Харви, ты ведь не ожидал, что одного из криминальных боссов можно будет поймать при такой незначительной оплошности. С его стороны это — небольшая неудача, ни влияние, ни территория не страдают, конечно, присутствует небольшая потеря денег, но и меньший риск, ведь чем больше идиотов мы выведем на свет сейчас, тем меньше вероятность того, что их некомпетентность загубит его серьезные дела в будущем.

— Ненавижу, когда ты выставляешь это в таком свете,— откинувшись на спинку рабочего кресла, окружной прокурор потер лоб ладонью.— Ладно, Теодор, хватит ходить вокруг да около. Дело Каннингема настолько же интересно, насколько закрыто. Любые возможности были утеряны, в тот же момент, когда он принес свое заявление в участок. Зачем ты здесь?

Небольшая пауза, а затем:

— Сегодня в Западном конце была убита девушка.

— Расскажи мне что-нибудь новое,— холодным тоном заметил Харви. И действительно, это место славилось помимо прочего одним из самых высоких показателей смертности среди женщин. Учитывая какие заведения в нем располагались, это была вполне обоснованная шкала.

— Студентка Готэмской Академии, медицинский факультет. Шарлотта Мартинесс, 25 лет.

— Студентка? Я бы сказал: 'Ужасно', но поверь, отчеты о таких делах мне встречаются почти каждый... Погоди. Ты что знал ее?

— Был знаком.

— Прими мои соболезнования,— совершенно искренне произнес Харви. Контраст между его 'деловой' речью был разительным. Несмотря на то, что еще пару минут назад он не обратил бы на этот случай внимание, сейчас он словно был совершенно другим человеком.— Никто такого не заслуживает.

— Прибереги их для ее матери,— не встречаясь с ним взглядом, посоветовал подросток.— Я возьму это дело.

— Ты ведь знаешь правила. Прерогатива отдела расследований. Как частный детектив, ты не сможешь...

— Считай, меня наняла миссис Мартинесс. Я зайду к ней сегодня вечером после того, как ее навестят люди из участка,— Теодор остановился над изголовьем его универсального спортивного тренажера и небрежным движением подхватил с креплений штангу. Выпрямил спину, опустил руки, крепко сжал гриф и начал выполнять подъемы штанги на бицепс.— Предполагаю, что Джим Гордон возьмется за этот случай. Но ни он, ни его команда не смогут поймать убийцу, прежде чем пострадает кто-нибудь еще.

Глядя на то, как невысокий подросток без малейших затруднений тягает тяжелый снаряд, едва ли не превышающий его по росту, Харви убедился, насколько его внешняя невозмутимость и поведение не соответствуют испытываемым эмоциям. Он уже не впервые замечал за ним подобное поведение в определенных обстоятельствах, даже не смотря на то, что все еще находился под впечатлением от всего сюрреализма происходящего.

— Что заставляет тебя так думать, Теодор?

— Это сделал психопат, Харви. Его действия произвольны. И Шарлотта — не первая жертва. Но она отличается от других. Я возьму это дело.

* * *

Виктор Зас. Это было моей первой встречей с этим человеком. Знакомством.

Я думаю, ни у кого не возникают трудности с пониманием значения слова 'психопат'? Хоть обобщенно, но большинство людей имеют хоть небольшое представление. Но, мне интересно, кто-нибудь задумывался, откуда оно берет свое начало?

На самом деле, все просто. Психопат — термин, обозначающий человека с констелляцией в личности таких черт, как бессердечие по отношению к окружающим, сниженная способность к сопереживанию, неспособность к искреннему раскаянию в причинении вреда другим людям, лживость, эгоцентричность и поверхностность эмоциональных реакций.

И состоит оно из сокращения двух слов или одного термина — психическая патология.

Мистер Зас представлял собой просто классический случай синдрома психопатии. И, как и с большинством психопатов, которые могут с улыбкой поприветствовать пожилую соседку и помочь ей с выносом мусора, а потом с такой же улыбкой перерезать горло почтальону, пригласив его зайти, проблема с ним состояла в том, что его практически невозможно было вычислить, пока он не совершил свое преступление.

Покоящееся на ледяной земле тело Шарлотты представляло собой словно расписанную картину. Я видел, как ей нанесли рану, видел, как именно ее наносили. Видел, как ее держали при этом, как она пыталась сопротивляться. Видел, как и где большие пальцы грубо схватили ее за лицо, закрывая рот. Видел, под каким углом он повернул ее шею, чтобы посмотреть в ее глаза, возвышаясь своим ростом за ее спиной. Видел лезвие кухонного ножа, который он держал обратной хваткой. Видел, что он ударил привычно, уже множество раз отработанным движением, и то, как он не смог продолжить, не смог заставить себя вытащить окровавленное лезвие и вонзить его вновь, и вновь, и вновь ...

Колебания в его психике. Он — шизофреник.

Он убивает, потому что должен убивать. Он искренне в это верит.

Он исполняет свое предназначение, свою миссию. Свой долг в этой жизни.

Он освобождает людей. Нет, не людей. Они, ведь, не живут. Они, словно живые мертвецы, зомби с глазами потухшими, как у мертвой рыбы.

Он просто возвращает их, туда, где им самое место. Это — его святая миссия.

И он берет трофеи за каждого, кого освободил. Потому что должен точно помнить количество освобожденных, и помнить , сколько их еще осталось.

Трофеи — не части погибших. Нет. Что-то более личное.

Пометки. Стигматы.

Он вырезает их на себе. Так он олицетворяет себя. Свою жизнь и свой долг.

Но это девушка была другой.

Она не такая, как остальные. Она живая. Она — не зомби.

Он любил ее.

Они не были знакомы.

Но он любил ее.

Влюбился, впервые увидев. Любовь с первого взгляда.

Да, она была прекрасна. В ней не было черноты, в ней не было грязи. Она была живая. Посреди целого города мертвецов.

Поэтому он должен был ее освободить. Он обязан был ее освободить.

Она не узнает его. Ни его имени, ни его жертвы ей.

Она увидит лишь его лицо.

Прекрасная. Живая. Вожделенная. Любимая.

...

Проблема с психопатами заключается в том, что они никогда не перестанут убивать.

Не перестанут, потому что убийства приносят им удовольствие, а они слишком эгоцентричны, чтобы себе в нем отказывать.

Причина и метод его получения, разумеется, разнятся — от выполнения святой миссии, до пика сексуального возбуждения при виде свежо пролитой крови.

И это их основное отличие от серийных и наемных убийц, которые в момент совершения акта не ощущают вообще ничего, либо рождаясь с подобным дефектом в психике, либо тренируясь на достаточном уровне, обучив себя не реагировать на стимул.

...

Пример: всемирно известный наемник Дэфстроук, которого я имел удовольствие встретить во время своего путешествия в Южном Судане, по заказу лидера сопротивления собственноручно развязал в стране полномасштабную войну, в нескольких ключевых сражениях практически в одно лицо уничтожил государственную армию и совершил переворот, 'посодействовав' вступлению во власть нового президента и образованию нового режима. Конечно, профессионал его уровня работал за астрономическую сумму денег, но в этом и смысл: пока ему платили, он воспринимал людей, как цели, и изредка, как добычу.

Или нашумевшее дело о резне в Орландо, которое все еще остается преступлением с неясным мотивом, и виновника которого до сих пор не смогли раскрыть. Наемник известный в узких кругах, как Черная Манта, как правило вообще не оставляет за собой следов. Выполняя секретный правительственный заказ, он в один осенний вечер вырезал целый дом для ветеранов войны: всех списанных и пожилых солдат, персонал центра, врачей, медсестер и сиделок, а так же родственников и семьи, которые не ушли до конца часов приема, включая женщин и детей. Профессиональный убийца, совершенно лишенный любого проявления эмпатии.

...

В сравнении, было достаточно легко выйти на мистера Заса.

* * *

Жилой дом 29/5. Окраина Готэм-сити. 22:19.

— Ааа! Отпусти! Отпусти меня! Ты не помешаешь мне!— его зрачки были сужены до маленькой точки, инъецированные склеры широко раскрытых глаз выделялись на искаженном гримасой ярости лице. Этой ночью, встретив Мартинесс, мистер Зас пережил настоящий шок, поэтому его патология явственно всплыла наружу.— Зомби мои! Мои!

Теодор стоял прямо над ним, лежащим спиной вверх на полу в гостинице, наклонившись и впечатывая его голову одной рукой в деревянную поверхность, сжимая пальцы на его шее, парализуя и лишая подвижности тело. Эта техника не была безболезненной, но в этот раз он даже не старался выполнить ее аккуратно.

Прямо на ковре чуть дальше от них лежало тело человека, мужчины с тридцатью восемью колотыми ранами, нанесенными в брюшную и грудную область и криво вспоротым горлом. Его кровь залила собой почти всю площадь комнаты.

А еще дальше возле дивана на полу сжалась красноволосая женщина, прижимая к себе девочку одиннадцати-двенадцати лет, закрывая ей лицо своей грудью.

— Мама,— ребенок в состоянии аффекта растерянно продолжал звать свою мать.— Мама.

— Не-ет!— Зас смотрел прямо на них.— Не-ет!

Его крики были слишком пронзительными, и на это отреагировали.

В прихожей раздался грохот, последовавший за громким треском. Входную деревянную дверь выбили мощным ударом и в гостиную, быстро миновав небольшой коридор, ворвались три человека.

— Джи-Си-Пи-Ди! Никому не двигаться!— высокий рыжий мужчина с широкими усами стоял впереди всех, наводя на них ствол шестизарядного пистолета. Правый его бок прикрывала Монтойя, а слева стоял Харви. В коридоре послышался шум — топот вбегающих следом оперативников основного состава.

— Не-е-ет!!! Вы не помешаете мне! Зомби — мои, чтобы освобождать!— все еще не отводя взгляда от пары женских фигур, завопил Зас.

— Добрый вечер, детектив Гордон,— Теодор так же не стал отводить взгляда от невменяемого психа, продолжая крепко пережимать ему болевые точки на шее. Только, обозначая приветствие, коснулся свободной рукой козырька своей кепки.— Детектив Буллок, детектив Монтойя. Вы знакомы с мистером Засом?

— Не-е-ет!

— Рене,— коротко отдал приказ Джим Гордон, крепко держа на прицеле прижатого к паркету психа, который, несмотря на истошные крики, странно не пытался вырываться.

Девушка, оттянув край своего плаща, засунула пистолет в поясную кобуру и вынула наручники.

* * *

Разумеется, я сообщил отделу расследований, где искать человека, совершившего преступление предшествующей ночью. Мне было абсолютно безразлично, что успех припишут полиции. Я не гоняюсь ни за славой, ни за вниманием.

Тем не менее, задержать его мне было необходимо самостоятельно — не было гарантии, что при столкновении с полицией мистер Зас не убьет заложников, если он вообще был знаком с применением такого понятия.

Я не хочу сказать, что привык видеть трупы. Это было весьма неприятным зрелищем.

И честно говоря, в какой-то момент у меня возникла мысль сжать его шею чуть выше, а можно не сжимая, просто чуть глубже впить пальцы, а потом дернуть вниз, или же применить одну из секретных техник мастера Кириги, не оставляющую внешних следов.

Возникла и пропала.

Я не убийца. По крайней мере, не собираюсь становиться убийцей, из-за этого психически нездорового человека.

Помню, в один из редких моментов спокойствия, когда мы разделяли трапезу, сидя напротив друг друга рядом с жаровней, Леди Шива говорила мне, что любой может умереть, но Право Смерти заслуживают немногие.

Что ж, ее слова всегда имели для меня большое значение.

* * *

Жилой комплекс 'Белое сердце'. Готэм-сити. 23:02

Это было самое лучшее рождество за всю ее жизнь.

Но она никогда и никому в этом не признается. Особенно, самой себе.

Капли пота стекали по белоснежной коже, обильно спадая на красный ковер, окрашивая его в темный цвет. Ее лицо было напряжено, губы поджаты, короткие волосы полностью взмокли. Рельефные мускулы напряжены до предела, третий час поддерживая ее сильную, стройную фигуру в вертикальном положении.

Холли сдалась и упала на пятнадцатой минуте, потратив еще двадцать, чтобы прийти в себя и отдышаться. И теперь сидела в большом кресле, одной рукой почесывая за ушком Марию, а второй поедая из большой упаковки диетическое печенье. Перед девочкой что-то привычно бубнил большой телевизор, на которой ни одна из них не обращала абсолютно никакого внимания.

Почувствовав, как в ушах начинает ударными волнами гудеть приливающая к голове кровь, Селина медленно согнула свои локти, приподнимая голову, и широкой дугой опустила прямую спину и сомкнутые вместе ноги, плавно переходя из вертикальной стойки на руках в горизонтальную стойку.

Эта жуткая, горячая боль в мышцах, это предельное напряжение конечностей, поясницы, пресса, эта невероятная усталость — букет чувств, что она обычно ощущала после своих тренировок. Девушка никогда бы не подумала, что будет настолько скучать по ним. И просто детская радость, которую она испытала, прочувствовав в полной мере эти ощущения вновь была непередаваема. Возможность понять ускользающую ценность такой обыденной вещи.

Мышцы ее тела выли от боли под многочасовым давлением, дыхание заметно участилось — она довольно сильно потеряла форму за полтора месяца своей передышки. Но зато она могла дышать. Свободно дышать, а не захлебываться кровью в приступах кашля.

Небольшой дискомфорт в сравнении с тем, что ей пришлось испытать за эти самые 'полтора месяца передышки' был просто ничем.

Селина сделала глубокий выдох и в очередной раз прислушалась к своим ощущениям. Почувствовала свое тело.

Сердце бьется в груди.

Ритмично.

Тум-дум. Тум-дум. Тум-дум. Тум-дум. Тум-дум.

... Ритмично.

...

Какое...

Какое же счастье.

На губах невольно возникла небольшая улыбка, которую она никак не смогла сдержать.

Невозможно осознать всю значимость этого простого ритма, пока не лишишься его ритмичности. Пока эти плавные, последовательные удары не начнут набатом резать изнутри грудную клетку. Пока они не собьются в неправильные волны и не...

Зыбкое чувство всплыло внезапно и пробилось наружу из глубин ее разума. Тошнотворный, острый страх затмил собой все испытываемые ей чувства. И так дрожащие руки задрожали сильнее. Девушка зажмурила глаза и с силой мотнула головой.

'Соберись!'

Селина повернула голову, посмотрев на ушедшую в себя соседку по комнате. Слава богу, Холли ничего не заметила.

'Все уже в прошлом'

Да-а, все уже в прошлом.

Хорошая фраза.

Это были слова, которые произнес ей Теодор в тот декабрьский день, когда она проснулась ранним утром и не почувствовала ставшей уже привычной боли.

В тот день Холли плакала до обеда. Для ее возраста ей уже так много пришлось пережить, что Селине, взрослой девушке, стало невероятно стыдно за свои выкрутасы во время... своей болезни. Но девочка не держала это против нее, даже сквозь слезы она сказала, что понимает.

Сказала, что хочет перестать быть слабачкой, жить за чьей-то счет или быть на чьей-либо ответственности.

Сказала, что хочет быть такой же сильной, как она.

Ох, если бы она только знала.

Она ведь сильнее, чем думает о себе.

Поэтому-то Селина и вытащила ее из той передряги в Западном конце.

Но все это в прошлом.

М-м, хорошая фраза.

Теодор. Маленький мальчик, Теодор.

Уже совсем не маленький. Но все такой же, родной... единственный в ее жизни родной человек.

Этот праздник прошел, как рождественская сказка, в которую она никогда в своей жизни не верила, потому что никогда ничего не получала на рождество.

Но в этот раз...

* * *

Несколько дней назад.

На рождественские праздники весь город был окутан плотной белой пеленой. И гигантская, украшенная светящимися огнями ель на площади рядом с жилым комплексом Белое Сердце, была словно изображением из зимней сказки, или открытки: 'Счастливого Рождества!'

На площади с замерзшими фонтанами, которые ловко превратили в импровизированные катки, было полно людей. Семьи с весело смеющимися детьми, которых водили за ручки или катали на плечах, пожилые люди, и влюбленные пары, парни и девушки.

Теодор не вполне понимал, к какой категории отнести их компанию из трех человек.

Три дня спустя после той ночи, когда он администрировал Селине лекарство, девушка уже не могла сидеть дома, не смотря на все их с Холли попытки ее удержать, пока оно не возымеет полный эффект. Но продолжительное действие уже сказывалось на ее теле, снимая все негативные последствия исправлением ошибке в гене, при экспрессии которого создавался белок миотонин-протеинкиназа. Кроме того, активное вещество влияло не только на естественную регенерацию тканей, но и на стабильные популяции клеток, в данном случае кардиомиоцитов, которые уже подверглись перерождению при болезни. Простыми словами, лекарство влияло не просто на болезнь, ее причину и симптомы, а на организм в целом, программируя ДНК на возврат в 'исходное' состояние.

Селине уже на следующее утро было гораздо лучше. А спустя день она пыталась начать тренироваться.

Но все же, она едва ли вернула треть привычной физической формы, поэтому он поддерживал ее, укутанную в теплую куртку и шапку с шарфом, когда они в первый раз выходили на улицу. Как раз в праздничный день.

Холли была настолько рада, что ударилась в детство, и носилась повсюду. Они находили ее маленькую фигуру везде, куда бы ни посмотрели.

Селина смеялась. Ее искренняя радость была для Теодора сродни необъятному сокровищу.

Целый день и до самой глубокой ночи они провели вместе. Катаясь на льду, гуляя, смеясь, поедая зефирки, шоколадных мишек, слепив трехметрового снеговика, которого к середине процесса лепки два раза роняли, но все же завершив его с помощью подключившихся к процессу нескольких семей с детьми. Пообедали в украшенном к празднику любимом кафе, вспоминая все, что только возможно было вспомнить, побывали в кинотеатре на марафоне рождественских фильмов для всей семьи. Скатывались с импровизированных горок, участвовали в самых разнообразных уличных конкурсах. Даже спели в хоре рождественский гимн, который Холли безбожно запортачила, громко чихнув под самый конечный аккорд. Несколько раундов играли в снежки. Потом убегали от святого отца, нечаянно разбив витражное окно.

Веселились, радовались и наслаждались обществом друг друга. В какой-то момент, Холли даже перестала вспоминать, что он ей не нравится.

Закончив шествие праздничным салютом на многолюдной площади, который запускали почти по всему городу, вернулись в свои родные апартаменты, которые неожиданно показались невероятно уютными и домашними.

Приготовили домашнего шоколада и, укрывшись пледами, разместились в гостиной комнате рядом с электронным камином в многочисленной кошачьей кампании.

Светловолосая девочка, сегодня повеселившись за все время вынужденного простоя, потратив много энергии, не допив до конца свой шоколад, уснула прямо так.

Теодор с Селиной еще долго сидели, тихо разговаривая на разные темы, о разных вещах, или просто наслаждаясь приятной, уютной тишиной.

Поэтому, когда спокойно сидящая, обнимающая кошку девушка вдруг тихо всхлипнула, это было совершенной неожиданностью.

Но это чувство нахлынуло на нее так же неожиданно. Девушка вдруг потянулась к нему. Возможно, даже неосознанно.

Они обнялись, крепко скрепив руки, прижимаясь друг к другу.

Голова Селина легла ему на грудь. Тонкие пальцы бережно провели по ее темным волосам.

Она беззвучно плакала, он утешал ее. Ей было больно, он помогал ей справиться с этой болью.

Девушка уснула прямо на его руках.

Теодор в ту ночь не спал.

* * *

Настоящее время. Тюрьма 'Блэкгейт'. 02:15

— А-а-а!— надрывался пристегнутый ремнями к каталке Зас.— А-а! Я должен их убить! Зомби! Я занят праведной работой! Почему вы мешаете?!

Эскортируемый несколькими охранниками заключенный только, что был освобожден из комнаты, где после принятия и до перевода в блоки заключенных проводился его психиатрическая оценка.

— Запись ноль-пять. Время — два пятнадцать. Пациент отказывается идти на контакт, находясь под видимым аффективным расстройством,— собрав все листы в папку и зажав ее под мышкой, произнесла во включенный диктофон выходящая из помещения высокая светловолосая девушка в белом халате.— На лицо типичная картина бреда навязчивых идей, мании величия. Классический психопат с обсессивно-компульсивным расстройством. Новые данные по мере контакта с пациентом. Конец записи.

Щелкнув кнопкой, доктор Харлин Квинзель глубоко и устало вздохнула, а затем, оглянувшись по сторонам и убедившись, что коридор пуст, сладко зевнула, потянувшись вверх, вытягивая спину и свободную руку.

Ночные дежурства просто ужасно утомляли.

Как бы сейчас попить хорошего, крепкого кофе...

— Здравствуйте, доктор Квинзель.

— Ик!— странно дернувшись, девушка резко опустила руки, нечаянно хлопнув себя диктофоном о живот.

— Работаете без устали?— усмехнулся Теодор Уайт, обходя ее со спины и появляясь в поле ее зрения.

— А, Теодор. Здравствуй. Да, сегодня мое дежурство.

'О, господи, о, господи! Он видел, видел, видел!'

— А-а... что ты делаешь здесь?— нашлась с вопросом Харлин.

— Хочу удостовериться, что моему новому знакомому предоставили все возможные удобства. Должно быть, вы только что с ним встретились.

— О, правда,— девушка нервным движением поправила, заплетая за ухо, светлый локон, выбившийся из прически.— Вот как. Ясно. Да-да. Эм, ну и погодка сегодня, не так ли?

— Действительно,— уже открыто улыбнулся ей подросток, заставив девушку едва ли не сгореть на месте от смущения.— Что ж, приятно было увидеться с вами доктор. Мне пора. До скорой встречи.

— Да, конечно,— улыбнулась Харлин и сделала ему вслед несколько механических движений рукой.— Пока!

Посмотрев, как удаляется по мере движения по коридору невысокая фигура, и, удостоверившись, что она скрылась за двойными дверями в дальнем конце, доктор Квинзель каким-то странным образом просела, накрыв голову папкой с файлами.

'Господи! Ну, почему-у?!'

Глава 4. Будние дни.

Март. 23:16. Готэмская пристань.

— Уайт,— детектив Фласс сплюнул на растрескавшийся камень пережеванную жвачку. Достав початую пачку из наружного кармана куртки, вытащил новую, закинул в рот, зажевал, пытаясь избавиться от неприятного привкуса, который сопровождало произнесение вслух этой ненавистной уже фамилии.— Чертов Уайт.

Кто бы знал год назад, что этот странный пацан, которого втихаря подняли на смех, станет причиной такой жуткой головной боли их участка.

Широкоплечий мужчина оторвал взгляд от открытых настежь дверей десятка грузовых фургонов, внутреннее пространство которых было сплошь забито вскрытыми ящиками с 'белым товаром', и перевел его на толпу репортеров, стоящих в отдалении за желтой линией. Вспышки фотокамер, красные огоньки и подвесные микрофоны были хорошо видны даже отсюда, несмотря на то, что он стоял почти на самом краю площадки дальше переходящей в сплошной пирс.

Комиссар Лоеб был очень точен в своих указаниях по поводу курирования этого определенного заказа.

И ни он, ни его клиенты не будут довольны подобным развитием событий.

Грузный детектив хрустнул шеей и поманил пальцем парней, делающих вид, что заняты чем-то важным, кучкуясь в стороне рядом с машинами, чтобы они начали, наконец, перетаскивать 'изъятое' в полицейский фургон. Настолько засветившись, даже в Готэме невозможно сию же минуту втихую замять это дело. Придется все-таки обрабатывать 'улики' и пробивать их по базе данных. А там уже это, так или иначе, переквалифицируется в головную боль людей, стоящих на более высоком эшелоне, скорее всего даже самого комиссара.

А Фласса этой ночью еще ждала игра в покер с парнями вчерашней смены, во время которой по состоявшейся традиции можно будет пересчитать все косточки этому малолетнему ублюдку, портящему жизни всех его друзей.

И он точно не собирался париться насчет избитых до потери сознания неудачников, что были раскиданы по всей окружающей площадке, на которых и повесят всю вину за провал доставки. В конце концов, он только что потерял из-за этих чертовых идиотов несколько тысяч баксов наличными.

* * *

Апрель. 17:50. Полицейский департамент Готэм-сити.

— Уайт,— капитан Гордон закончил читать досье, и напоследок еще раз просмотрел список раскрытых дел, устало откинувшись на спинку кресла, уперев локоть в подлокотник и прислонившись лицом к едва начавшим заживать костяшкам пальцев.

'Разговор' с Флассом, состоявшийся накануне, вышел продуктивным, и они хорошо поняли друг-друга.

-'Зеленый берет. Посмешище'— вспомнил он версию этого качка о десятке нападавших, которую он втирал парням в участке на следующий день, сверкая своими фингалами, подбитыми губами, и загипсованной левой рукой.

Если бы только все были такими же понятными людьми, как Фласс, подумал Джим, не отнимая взгляда от небольшой фотографии на личном деле.

'Теодор Уайт. Консультирующий детектив'

Разве это в порядке вещей, что тринадцатилетние подростки работают детективами. В Готэме.

Джим был переведен в этот город лишь год назад. Не смог сдержать свою натуру, когда по всем неписаным правилам 'парней' нужно было промолчать. Но он не смог промолчать, когда увидел, как его напарник брал деньги. Не смог бы после этого смотреть на себя в зеркало.

А теперь может. Каждое утро в его отражении встречает рассвет через узкое окно ванны со старыми деревянными рамами, за которым простирает панорама Готэма. Самый преступный город в стране. И его действия привели его сюда.

Как и его беременную жену.

Джим отложил папку в сторону, облокотился о шершавую поверхность своего рабочего стола, сдвинул очки на лоб и устало помассировал веки.

Как он мог привести невинную жизнь в этот ад?

Как он сможет наблюдать, как она будет расти в этом темном месте?

Что он будет делать, когда этот город будет ВОСПИТЫВАТЬ его ребенка?

По его вине...

...

Дети не должны такого испытывать. Дети должны быть счастливы. Дети должны быть в безопасности.

Дети должны радоваться жизни.

Мужчина приподнял опущенную голову с запущенными в волосы пальцами, и вновь нашел взглядом фотографию подростка с золотыми глазами.

...

Дети должны...

* * *

Май. 20:56. Отель 'Гранд'.Готэм-сити.

— Уайт,— в пентхаусе одного из самых дорогих отелей Готэма стоящая возле широкого панорамного окна обнаженная до кружевного нижнего белья сногсшибательная женщина крутила в пальцах бокал с вином, вслушиваясь в последние сводки новостей через беспроводную гарнитуру, закрепленную в правом ухе.

Виктория Вейл, неспешно накручивая на палец выбившийся локон своих объемных рыжих волос, прикрыв свои изумрудные глаза, предавалась размышлениям об одной из самых неординарных личностей, появившейся в городе за последние несколько лет.

Не считая, разумеется, возвращения молодого Брюса Уэйна. Ох, мм~м...

Теодор Уайт. Тринадцатилетний подросток, начавший свою профессиональную деятельность сразу после эмансипации окружным прокурором Харви Дентом, как консультирующий детектив, на счету которого уже двести шестьдесят пять раскрытых дел. Число, в три раза превысившее количество обработанных отделом расследований Джи-Си-Пи-Ди дел за последний год.

Гениальный сыщик во время своих расследований, не смотря на малый возраст, не опасается сталкиваться с преступниками лицом к лицу. Каждый его успех имеет огромный резонанс среди населения города среднего и высокого достатка.

Уровень преступности упал на два с половиной процента с прошлого года, и эксперты указывают на непосредственную связь с моментом начала его деятельности.

Ребенок, который меняет самый преступный город Соединенных Штатов Америки.

Губы Виктории тронула улыбка.

— Какая занимательная история,— девушка пригубила вина.

* * *

Июнь. 00:43. Готэм-сити.

Завершая рывок, едва коснувшись ступнями поверхности черепицы, темная фигура вновь сорвалась вперед. Следом за ней в точь повторила ее движения вторая, гораздо меньшего размера.

Непроницаемую завесу из дыма, обильно исторгаемого старой кирпичной трубой, в прыжке разорвал широкоплечий мужчина в облегающем темном костюме с блестящей компонентной броней. Коготь сверкнул линзами окуляров совиной маски, поймав свет от проезжающих далеко внизу машин, и тут же развернулся, одним движением выхватывая из креплений на спине два изогнутых меча, и вставая в низкую стойку.

Однако потревоженное облако дыма с каждой секундой обретало свои естественные границы, а его преследователя не было видно.

Это было невозможно. До этого момента он четко ощущал его за своей спиной. Улавливал обостренным слухом едва различимый звук его быстрых шагов, Тихое шуршание костюма.

Одним плавным движением ассассин развернулся в противоположенную сторону. Но за ним все так же никого не было.

Где он?

Мужчина, вновь пробужденный от забвения, оживленный с одной единственной целью, замер, привычно обостряя все свои чувства. Он должен был его найти. Этот мальчик — его цель, миссия.

Теодор Уайт должен умереть. Таков приговор Суда Сов.

Медленными, плавными движениями ног разворачиваясь вокруг своей оси, контролируя окружающее пространство, прислушиваясь к окружению и сканируя область в поле своего зрения в инфракрасном спектре, убийца слишком поздно осознал, что жертвой данной ночью являлся не Уайт.

Едва ощутимый вес одновременно опустился на бронированные плечи, а в следующий миг он почувствовал мощный импульс, сотрясший его тело с головы, пройдя через все нутро и вплоть до пальцев ног. Мечи выскользнули из потерявших силу пальцев. Тело одномоментно перестало его слушаться, ему вдруг показалось, что его голова крепиться на огромном куске ваты.

Коготь, как подкошенный, упал на неровную поверхность, выбив из крыши часть черепицы. Все еще находясь в сознании, однако, он не мог переключить оптический прибор, встроенный в линзы маски, с инфракрасного на нормальный спектр, поэтому не был в состоянии разглядеть атаковавшего его противника.

Ему показалось, что сам ночной воздух двигается вокруг него, временами принимая очертания невысокой фигуры, и вновь сливаясь с окружающим пространством.

Он не мог поднять взгляд, поэтому не мог видеть, как невысокий силуэт произвел едва различимые манипуляции с одетыми на левую руку часами, поднял ее на уровень лица. Но он все еще был в состоянии уловить тихий голос его сегодняшней цели, произнесший единственное слово:

— Сокол: возвращение.

Холодный (синий) спектр поля его зрения взорвался оранжевым светом теплого. Уши заложило высокочастотным, едва заметно вибрирующим гулом.

В следующий момент он обнаружил себя высоко в воздухе, на огромной скорости удаляющимся от многочисленных огоньков города, оставшихся далеко внизу. Состояние его тела не позволило ему ощутить этого, но мощное сопротивление воздуха, с силой раскачало его голову, позволив разглядеть подвижные и длинные, словно когти хищной птицы, манипуляторы, обхватившие его плечи и ноги в районе бедер. Огромная тень, раскинувшаяся над головой, оказалась большими механическими крыльями.

'Сокол', как он мог понять, уносил его далеко за пределы города, дальше гавани, гораздо дальше, судя по сплошной темноте внизу, являющейся океаном.

Его нынешняя цель осталась далеко позади. Ему не вырваться из захвата. Не сбежать. Не вернуться в саркофаг.

Коготь не сможет выполнить свою миссию.

Ему незачем больше прилагать усилия.

* * *

Июль. 10:26. Уэйн-Мэнор. Готэм-сити.

— Уайт,— Брюс Уэйн сидел перед широким экраном новейшего компьютера за рабочим столом своего кабинета, занятый просмотром нескольких сводок общественных новостей, конфиденциальной информации из базы данных полицейского участка и целой коллекции фотографий и видеоматериалов. Вид молодого миллиардера был тем, за право на который готовы будут драться на кулаках 'высокосветные леди', а репортеры и папарацци ради возможности запечатлеть этот образ на фотографии без сомненья убьют кого-нибудь. Только закончив привычный для себя 'разминочный' комплекс, молодой мужчина был одет лишь в широкие тренировочные штаны, сверкая голым торсом без единого грамма жира с мощными, рельефными мускулами рук, плеч, спины, груди и пресса.

Однако за исключением его верного дворецкого, заставшего окончание его тренировки и молча наблюдающим за нынешними действиями, который поднялся в комнату с подносом свежеприготовленной еды, когда понял, что его подопечный на самом деле не собирается спускаться на завтрак, во всем поместье никого не было. Даже садовников и уборщиков мусора.

Альфред вполне справлялся со всеми обязанностями самостоятельно, не смотря на поистине огромные размеры территории. Это было чем-то наподобие предмета его внутреннего достоинства. Но не гордыни, поскольку пожилой дворецкий самостоятельно нанимал помощь в случае событий, когда его возможностей просто физически не хватит для охвата всего объема работ. К примеру, на время прошедшей совсем недавно светской встречи в поместье по поводу 'грандиозного' возвращения сына Готэма, на которой присутствовали все высокопоставленные лица города.

Брюс, как обычно, не обратил внимание на присутствие своего близкого друга и наличие на столе рядом большого серебристого подноса, накрытого серебристой же крышкой.

Его внимание всецело поглотил обширный список раскрытых преступлений самого молодого детектива в мире, в котором можно было найти практически все возможные случаи нарушения закона. От мелких краж семейных драгоценностей у пожилой женщины, которая не ожидала ничего от полиции и обратилась к частному детективу, просто потому что ей нечего было терять, до раскрытия и задержания личности, повинной в массовом убийстве пассажиров двух автобусов в часовне старого города.

Это был более чем впечатляющий список.

И самым привлекающим внимание участком досье. В остальном же, история подростка очень проста и даже заурядна: сирота, родители неизвестны, вырос в приюте, несколько раз переводился из одного в другой, по рекомендации поступил в академию Готэма, стопроцентная успеваемость. Вот и все.

Слишком просто.

Если бы он сам не повстречал его в тот зимний вечер, когда впервые столкнулся с зомбированными ассассинами, то даже не заметил бы несоответствие истории с действительностью.

И сейчас, имея на руках минимально достаточное количество информации, сопоставив все возможные факты, придя к предварительным выводам по поводу событий в городе, возможных развитий и своих планируемых действий, молодой Уэйн был занят размышлением над тем, как именно вписывается во всю эту картину Теодор Уайт.

— Возможный союзник?— он задумчиво потер подбородок, всматриваясь в фотографию подростка.— Или...

* * *

Настоящее время. Сентябрь. 06:55. Готэм-сити. Жилой комплекс 'Роял'. Тридцатый этаж. Номер 290.

Царство ночи окончилось с рассветом.

Солнечный свет едва-едва пробивался сквозь густую темноту, окрашивая багровое небо города в более светлые тона. Полицейские дирижабли на высоте медленно разрезали воздушное пространство, освещая светом прожекторов городские улицы, огибая старые, готические небоскребы и их более высокие, современные аналоги.

Непрерывный городской траффик брал утренний заход на усиление.

В богато обставленной жилой комнате с широким панорамным окном высокая, обнаженная до темного кружевного белья девушка с примечательными волосами пепельного цвета медленно вытянула руки, потянувшись всем телом. У нее была совершенная фигура, которую может получить только человек, что регулярно занимается тяжелыми тренировками и никогда не перестает работать над собой. Светлая до некоторой бледности кожа, бесстрастное и очень красивое лицо с закрытыми глазами.

Имя этой девушки — Амелия Квотермейн, и она проснулась с первыми лучами солнца для того, чтобы приступить к своим обязанностям.

Очень тщательно, но быстро умывшись в прилежащей к комнате ванной, совершив все водные процедуры, и приведя себя в порядок, восемнадцатилетняя девушка вытерла лицо и плечи чистым бархатистым полотенцем, одним из пары которых приготовила накануне, после того, как приняла вечернюю ванну. Далее открыла средний отдел широкого шкафа для вещей, в котором были ровно подвешены восемь чистых и идеально выглаженных комплектов одинаковой униформы. Сняв с вешалки тот, что предназначался на этот день, и аккуратно положив его на заправленную постель, открыла нижний ящик и достала один из одинаковых комплектов нижнего белья.

После чего переоблачилась в чистое белье, присев на мягкую кровать бережно натянула на ноги одну за другой пару темных чулок с кружевными краями, закрепила их на входящем в комплект кружевном поясе. Надела свежую рубашку с темным воротником, уделив тщательное внимание каждой пуговице. Повязала на шее пурпурный бант, встав перед высоким зеркалом в полый рост, облачилась в темное платье-фартук с серебряными застежками и рисунками паутины, закрепила в расчесанных волосах, всегда подстриженных ровно до того, чтобы достигать кончиками начала шеи, ободок-чепец, украшенный темными кружевами. Присев на пуфик рядом с обувным шкафом, надела на ноги темные туфли на высоком (но практично удобном для нее) каблуке, завязав бантиком белые ленты, обхватывающие ее щиколотки.

И последним штрихом, вновь выпрямившись перед зеркалом, и оставшись внутренне удовлетворенной своим внешним видом, не найдя ни одного изъяна, вытащила из небольшой деревянной шкатулки темные перчатки из непортящейся ткани и одну за второй натянула их на свои изящные руки.

Сложив руки перед собой, и скрестив ладони на уровне пояса, Амелия вновь оценила презентабельность своего внешнего вида. И вновь оставшись довольной, впервые за все время бесстрастное выражение ее лица окрасилось легкой улыбкой. Изумрудные глаза заблестели.

Дальнейший уже привычный алгоритм ее действий заключался в том, чтобы покинуть свою комнату, не забыв закрыть ее на ключ, и, ни в коем случае не включая свет, чтобы не потревожить сон мастера, добраться до кладовой. Удостоверившись, что все необходимые ей принадлежности на местах, на которых она оставила их вчера вечером, Амелия вышла в коридор, проверила электронный замок их номера.

Тут же присела на классический пуфик и тщательно до блеска почистила специальной тряпкой для обуви черные мужские туфли, которые вчера вечером после возвращения мастера убрала в обувной шкаф для уличной обуви. Обработав обувь тонким слоем крема, положила ее на прежнее место, закрыла шкаф и вышла из коридора.

Зашла на просторную, современную кухню, отграниченной от малой столовой стойкой мини бара. Включила свет, вымыла руки в перчатках, сняла их и положила сушиться. После этого чистыми руками приступила к приготовлению завтрака.

Каждое ее движение, даже самое тривиальное на вид, было наполнено уверенностью профессионала и внутренней грацией.

Девушка неспешно вытащила из большого холодильника, приготовленные ей накануне свежие продукты, включающие несколько видов овощей, фруктов, купленное накануне молоко, яйца, зелень, потянувшись, достала из подвесных отделов гарнитура несколько видов круп, какао бобы, зерна кофе и листовой чай. Разложила по чашам, отдельно нарезала овощи и фрукты, закинув ароматно пахнущие ровные кусочки апельсинов, ананасов и киви в отдельные соковыжималки. Размельчила зелень, взбила в широкой чаше, доведя до однородной массы восемь яиц. Включила плиту, в разных чашах смешала с молоком разные крупы, добавила четко отмеренное количество воды, поставила в разных кастрюлях из набора на разогретую плиту, прикрыла крышками. Растворила кусочек масла на двух блестящих сковородах, отделила в чашу отмеренное количество смеси взбитых яиц, добавила воду, сахара и соли, смешала, попеременно добавляя пшеничной муку высшего сорта. Приготовила блины, несколько малых порций омлета с сыром, томатом и зеленью. Отдельно смешала салат, нарезала хлеб и приготовила жареные тосты, размолола кофе, включила кофеварку, приготовила горячий какао, заварила чай.

В краткий миг ожидания завершения готовки, вытащила из выдвижного ящика столовые приборы, убрала ножи и разделочные доски, использованную посуду и протерла блестящую поверхность кухонного гарнитура.

Закончив приготовления завтрака, разлив соки по кувшинам, горячие напитки в серебряный чайник и два кофейника, сервировала передвижной столик для еды. Разложив каждую порцию блюда на надлежащие места, накрыв подносы зеркальными крышками, положив рядом менажницы с салатом и с мелко нарезанными кусочками фруктов.

Аккуратно взявшись за ручку, неспешно покатила столик на выход из кухни. Передвижной столик двигался без единого скрипа и лишнего звука, она очень тщательно следила за надежностью деталей.

Преодолев коридор и остановившись перед предпоследней двойной дверью от конца, Амелия вновь спешно проверила свой внешний вид на наличие каких-либо изъянов, хотя за такой короткий срок, особенно беря во внимание аккуратность ее движений, их просто физически не могло появиться. Только после этого, в очередной раз убедившись в своей презентабельности, девушка приложила кончики пальцев к шее, закрыв глаза и едва заметно прочистив горло, встала перед дверью и постучалась.

— Мастер Теодор. Я вхожу.

С наклоном туловища, не двигаясь с места открыв обе створки двери, выпрямившись, Амелия рефлекторно сложила ладони на уровне пояса и осмотрела комнату. Моментально выявив несоответствие ожиданиям. Разумеется, лишь на ее взгляд.

В сравнении с ее спальней, эта комната была гораздо больше и гораздо лучше обставлена. Идеальный порядок приятно радовал глаз.

Но именно этот идеальный порядок и являлся тем несоответствием, на которое она сразу обратила внимания. Кровать была все также заправлена, в том же состоянии, в котором она оставляла ее вчера утром.

Мастера здесь не было.

Не изменившись в лице, Амелия с очередным легким поклоном взялась за ручки и закрыла двери. Развернувшись, встала за столиком и покатила его дальше по коридору к самой последней двери.

Двери в рабочий кабинет.

Остановившись перед ней, постучала.

— Мастер Теодор. Я вхожу.

Дверь в кабинет не была двойной, поэтому она открыла ее без поклона.

Обстановка рабочего кабинета напоминала библиотеку, совмещенную с комнатой директора музея или любого другого академически образованного человека.

Как она и ожидала, объект ее поисков находился здесь. Легкое осеннее пальто висело на спинке высокого кресла, одного из пары, стоящих перед догорающим камином. По всей видимости, его обладатель вновь без предупреждения в ночное время выходил в город, учитывая, что она лишь вчера вечером чистила его и вешала в шкаф в прихожей. У ее мастера была привычка забирать верхнюю одежду с собой вплоть до жилых комнат.

Сам Теодор Уайт покоился на диване, стоящим рядом с кофейным столиком, положив голову на одну из трех подушек и закрыв глаза сгибом локтя, без сомнения спал. Он все еще был в рубашке, даже не сняв галстук, лишь скинул пиджак на тот самый кофейный столик.

Амелия вкатила в помещение столик с сервированным завтраком, установила его рядом с диваном.

Наклонилась перед спящим подростком и осторожно потеребила его за плечо.

— Мастер Теодор. Просыпайтесь.

Теодор заворочался во сне, медленно убрал руку, явив миру свои сонные глаза с золотыми зрачками. Сфокусировал взгляд на склонившейся перед ним девушке, ее зеленых глазах, ее красивом лице, ее легкой улыбке.

— Амелия. Доброе утро.

— Доброе утро, мастер,— своим приятным голосом пожелала ему девушка.— Ваш завтрак готов.