Кладбище надежд

"Это не алки, которых имеет смысл беречь, сколенские перебежчики — лишь расходный материал" — мысленно добавил он.

До часа Пса оставалось ещё почти два часа. Вроде и не столь уж поздний час, за пиршественными столами рыцари засиживались и до рассвета. Но коротки дни в месяце Всадника, и на окрестности Макебал давно пала ночь. Ближе к полуночи похолодало, дождь в который уже раз сменился мокрым, противным снегом. Нужные распоряжения Арднар успел отдать ещё вчера, борзеющие без хозяйского пригляда рыцари получили своё, сейчас делать откровенно нечего. Да и воинов можно понять. Они привыкли хорониться по лесам и болотам, лишь издали глядя на свои бывшие имения, где распоряжались алки. Протягивая ножки по одёжке, считать каждый грош. Наниматься охранять купеческие караваны или, наоборот, грабить отбившихся от своих купчин. Но осторожно, в меру, и никогда не трогая алков: за своих завоеватели глотку перегрызут, и не посмотрят на родословные.

Война положила этой жалкой жизни конец. Тут запросто можно лишиться головы — зато сейчас у каждого из Арднаровых вояк есть вдоволь вина, награбленного барахла и золота, наловленных в северных деревеньках баб. А такое, Арднар знал по себе, кружит голову почище новомодного "самогона", который изобрёл в Алкии какой-то мастеровой. Там сейчас вообще многое меняется, взять хоть это их новое оружие...

Самогона, кстати, в их войске тоже хватает, мало кто из сиров рыцарей не балуется этой отравой. Значит, никогда не помешает проверить посты и спросить со всей строгостью с заснувших, отлучившихся по нужде и просто пьяных. Такое уже бывало. А ведь мужичьё их ненавидит даже больше алков: те-то просто враги, а эти — как бы свои, но предавшие своих. Представься им возможность — вырежут часовых, просочатся в лагерь и устроят визит лисы в курятник. И такое бывало, конечно, не в главном войске, а в посланных выколачивать дань отрядах, подальше от грозного предводителя. Что характерно, из тех отрядов не вернулся никто.

Но безжалостно вколоченная дисциплина пока держалась. Часовые в невысоких башенках по углам укрепления исправно несли службу, мост через канаву был поднят, стояла охрана и у требюше. Усиленный пост, целых девять рыцарей, неусыпно несли стражу вокруг лагеря с пленными крестьянами. Мало ли что — с засевших в городе станется атаковать осадные машины, или освободить нахлебавшихся лиха невольников: эти тоже не откажутся принять участие в резне. Посты были расставлены с умом, опять же по совету алка. Пока часовые добросовестно несут службу, подобраться ко рву незаметно невозможно.

В порядке были и укрепления. Всего вокруг города их построили семь: три каменных, напоминающих небольшие, квадратные или пятиугольные крепосцы с рвами, стенами и башнями. Ещё четыре — насыпанные подковой валы с высоким частоколом по гребню и неизменным, пусть и без воды, рвом. Каменные крепости прикрывали северное направление, откуда могли явиться армии Оле, Телграна, Хариберта ван Элевсина, поодиночке или все вместе. Стояли они, соответственно, против Ратанских, Валлейских и Вестэллских ворот. Рудничные, Энгольдские и Базарные ворота прикрывали земляные укрепления-бастилии. Наконец, седьмой расположили на другом берегу Эмбры, прямо напротив пристаней — чтобы ни днём, ни ночью корабли и лодки защитников не смогли незаметно выйти из гавани. Большая часть требюше стояла именно там, пристрелянная по плёсу — до гавани, конечно, не добьют, это не алкские огненные огненные катапульты, но стоит выйти на стремнину, и получишь на голову шестипудовую глыбу, способную утопить даже боевую галеру. А то и "зажигалочку", если только король Алкский пришлёт, как обещал, баржу с зажигательными снарядами. Правда, каким-то образом мелкие группы мятежников всё-таки проскальзывают мимо той бастилии и фортов.

Пока земля не смёрзлась, пленные мужички вгрызались в неё кирками, заступами, лопатами — по совету алка, укрепления следовало соединить сплошным рвом, валом и частоколом. Только тогда город будет надёжно блокирован: вряд ли лодки и пара захваченных ещё Моррестом галер смогут привезти в город достаточно хлеба. А в месяце Корабля река станет, и тогда можно будет попытаться повторить давний рейд Морреста, уже пешком по льду. Хотя... Вряд ли они не учли уроки прошлой осады. Наблюдатели доносят — там, где вдоль берега нет никаких стен, мятежники насыпали вал, а на нём несёт стражу целая рота. Прорваться там будет непросто. Но уж блокада города за зиму станет абсолютной. А там и Амори начнёт своё долгожданное наступление...

— Сир, — раздался знакомый голос.

Эгар ван Видрагар — командир пешего отряда тардов-наёмников, без которых рыцари мало что могли сделать в осадной войне. Конечно, плут, каких поискать, и верен только до тех пор, пока кто-то не предложит лучшую цену — но пока что с ним проблем не будет. Всё сделает — только плати щедро и вовремя.

— Да, Эгар-катэ? — приходится, приходится обращаться вежливо, как со знатным. А то сорвиголова-капитан, выходец из народа отчаянных морских разбойников, не задумываясь, схватится за меч, а там и его соратнички подтянутся.

— Пора. Час Пса.

— Да, — ответил Арднар. — Пора.

Чётко, демонстрируя старосколенскую выправку, капитан отсалютовал мечом и развернулся. Миг — и коренастая фигура растворилась в промозглой мгле. Посмотрев вслед, одним движением вскочил на коня и Арднар. Звякнул о прикрывающие плечи железные пластины край кольчужного хауберка, всхрапнул жеребец. За его спиной уже скапливались рыцари в полном вооружении. Арднар поднял руку — и, дождавшись, пока большая часть рыцарей стянется в неправильную колонну, резко бросил её вниз, давая сигнал трогаться. Покачивая над головами лесом копий, войско потянулось к воротам бастилии. Наёмная пехота, наоборот, шла чётким строем, прикрываясь щитами от любых неожиданностей. Неожиданно Арднар подумал, что эти вояки, доведись им схватиться с его рыцарями, доставили бы им немало проблем.

Вспомнилось, как всё начиналось. Арднар ван Хостен, из рода Имлингов родился рыцарем, но ничего, кроме имени, папаша ему не оставил. А ведь сразу смекнул, что да как, ещё до Кровавых Топей понял, чья будет власть. Он и алкам помогал, как мог, говорят, даже подсказал им, кто из знатных мог выступить против них, и потом сам в "замирениях" участвовал. Алки и "отблагодарили": вышибли со службы под зад коленом, как только стал не нужен, потом и имение за недоимки отобрали. Так что умер папаша приживалкой у богатой родни в Нижнем Сколене, но даже тогда не понял очевидного: оказанная услуга не стоит ничего.

Арднар вздохнул. Многие считают, что для убийцы, дезертира и предателя нет ничего святого. Как ни странно, они не правы. Как и много раз раньше, что-то ворохнулось в душе — наверное, всё-таки зря он бросил старика, когда подрос, а потом даже не попытался узнать, где его могила, и похоронили ли его вообще. Или выбросили на поживу лесному зверью, как стоптанный до дыр сапог...

Итак, встретив пятнадцатую зиму, Арднар ушёл из дому. Бродяжничал, где воровал, а где и грабил, одну девку, что шла по грибы в лес и попалась заезжему отморозку, использовал всем известным способом и шею свернул. Да и другие были. А что такого-то? Главное, что не алки, этих только тронь — из-под земли достанут. Со сколенцами-то проще, эти привыкли на суд полагаться. Пока у помещика приёмный день будет, пока он соизволит начать поиски, если вообще соизволит... Пока несколько оруженосцев соберутся прочёсывать ближайший лес — купленный на награбленное боевой конь унесёт молодого рыцаря в соседнюю субу, а уж там вообще никто не почешется. Так и развлекался, пока не попался на глаза хитроумному вербовщику, набиравшему молодых лоботрясов для армии Амори. Удивительно, но оказалось, что без сколенских наёмников алкам не обойтись.

Что ж, хоть и любил молодой рыцарь-бандит вольную жизнь, но дураком не был. Ведь сколько верёвочке не виться, а в итоге на суку закачаешься. А тут можно делать то же самое, но прикрываясь именем короля, и тогда уж точно никто из сколенских свиней пикнуть не посмеет. Про то, что он и сам рождён сколенцем, Арднар предпочёл забыть. Опять же, в армии по-настоящему научат махать мечом, да и королевское жалование существенно больше того, что можно стрясти с нищебродов-крестьян. А пригожую девку в траву повалить можно и вместе с наёмниками. Десятник приставать не станет, даже поучаствует.

Но скоро армия наследнику рода Имлингов надоела хуже горькой редьки. Ну, что это такое: день-деньской маршируй в колонне с другими потными мужиками, повинуясь командам спесивых, как индюки, алкских дворян. Самое обидное, они и дворяне-то без году неделя, большинство Аргард Победитель после Оллоговой войны в дворянство произвёл, а многие пожалованы поместьями вообще за Северные Походы. То ли дело его род, который восходит к дружиннику святого Эгинара, а предки того дружинника сами были из северной воинской касты. Вот это — аристократы, их не выскочки-Харваниды в дворянство возвели, а сами Боги, они и родословную-то ведут не от кого-то, а от легендарных полубогов и внуков Барка Воителя... А это — так, чуть выше быдла.

Но алкам приходилось подчиняться, иначе десятник, здоровяк-наёмник из худородных и нищих, как храмовые крысы, алкских рыцарей, просто вышиб бы юнцу-сколенцу зубы. Приходилось терпеть его придирки, издевательства, оскорбительные выходки десятниковых любимчиков, пусть и худших бойцов, чем он — но не сколенцев. По команде — бегать до зелёных кругов перед глазами, до одури тренироваться с тяжеленным учебным мечом, которым десятник не упускал возможности врезать побольнее. И даже когда ходили усмирять мятежных мужиков и верхнесколенских рыцарей-недобитков, а порой — отражать набеги тардов, хеодритов и баркнеев, добычи ему почти не перепадало. То есть, может, и не ему одному, но отчего-то казалось, что алкские скоты крадут что поменьше, да поценнее, из его доли. И даже если удавалось захватить девок, самых пригожих уводили к начальству, средненьких оставляли солдатне, а самых старых и страшных, так уж и быть, давали попользовать сколенцу-наёмнику. Да и то потом к ним не прикасались, будто могли от него подхватить дурную болезнь...

Одно радовало: жалование платили в срок и до копеечки, а за жалобу на начальство можно было и батогов получить. Дезертиры, кстати, тоже бывали — им без затей рубили головы воины их же десятки, а командиры ещё предупреждали: мол, если бы он побежал в бою, вместе с ним обезглавили бы всех вас. Так что бежать, может, и хотелось — но всё-таки было страшно. Нужен был какой-то толчок, чтобы решиться...

И толчок не замедлил воспоследовать. После нескольких походов они осели в каком-то дальнем гарнизоне в Гверифской субе, дыра была жуткая, где-то в верховьях Фибарры. Именно сюда командир их роты, одновременно — и начальник гарнизона, привёз и свою молодую жену, с которой поженились, пока он ездил в Алкию по приказу командира полка.

Арднар снова вздохнул, направляя коня к приоткрытому зеву ворот. Передовые части колонны уже двинулись в поход, проходя через кирпичную арку и растворяясь в ночи. Всё — без обычных факелов, резкого воя боевых труб, громких команд и командирского мата. Что ж, для ночного дела он отобрал триста самых лучших, которые знают, когда надо шуметь, а когда нет. Значит, до самой стены новые команды не понадобятся. Под мерное чавканье копыт в ледяной грязи можно и вспомнить, что было дальше.

Итак, жена ротного, даром что успела родить троих маленьких алков, была ещё очень даже ничего. Двадцать три года, светлая коса в девичью руку толщиной, тяжёлая — как живая! Сочные губы, скрывавшие ровный ряд жемчужин-зубок — их так и тянет поцеловать взасос. Унизанные недорогими серебряными браслетами тонкие ручки с огрубевшими от постоянной кухонной работы пальцами. Грудь, что аппетитно распирает новенькую, расшитую цветочками летнюю короткую блузку. И, самое главное, что сводит мужчин с ума и будит в их сердцах бесов — огромные, выпуклые, глядящие словно прямо в душу зеленоватые глаза. Арднару тогда было девятнадцать, в походах он успел перепортить не один десяток самых разных девок — но тут юный наёмник понял, что пропал. А уж когда это чудо, доставшееся ротному лет на тридцать её старше, как-то удостоило его мимолётного взгляда из-под длинных ресниц...

Имя у неё было коротенькое, и такое же сладкое и пьянящее, как молодое вино — Эйя. Эйя вана Аледи, она даже не была знатных кровей, так, дочь какого-то богатого купчины. Её и выдали за ротного исключительно по расчёту: это помогало купцу получить доступ к трофеям, а ещё гарантировало безопасность в подконтрольной ротному субе. Но любовь там и не ночевала, в этом Арднар убедился почти сразу.

За взглядами последовали мимолётно брошенные, и вначале невинные слова. За словами — тайные встречи при луне на берегу Фибарры, объятья, вначале робкие и безобидные, но потом всё более влажные и знойные поцелуи. Сладость её губ и запах её дыхания, упругость её языка во рту и тёплую упругость груди под тонкой тканью, тесно прижатой к его груди... Как передать-то словами то, что навсегда запечатлелось в памяти? Да и надо ли?

Она не стала долго его томить — с полными блаженства стонами впустила внутрь его раскалённое, жаждущее любовной "битвы" "копьё". Кажется, он и сам стонал — или хрипло взрыкивал, как зверь, яростными толчками вонзаясь в неё. Она вынуждена была сдерживать вопль острого, как боль, наслаждения — и её зубки впились в мускулистое предплечье солдата. Но боли он не чувствовал — только снедающий его внутренний жар становился ещё нестерпимее, а движения — быстрее и размашистее. Он забыл о лёте времени до тех пор, пока с хриплым стоном не докончил последнее движение и, задыхаясь, не вышел из неё, распластываясь на форменном плаще. Чувствовал он себя так, будто по летней жаре пробежал в полной выкладке и вздетом доспехе пять миль. Но там была только усталость и отвращение к этим разноплеменным ублюдкам, в одном строю с которыми приходится глотать пыль. А тут...

Эта встреча не стала последней: видимо, и он её чем-то зацепил. Когда раз в неделю, когда раз в две, но алочка снова и снова приходила всё лето и немалую часть осени, пока не стало по-настоящему холодно, и тела снова сплетались, двигаясь в едином ритме и славя Милостивицу Алху бессвязным шёпотом и стонами. А Арднар наутро, снова окунаясь в служебную рутину, скрежетал зубами, снова и снова вспоминая влажный, горячий рот, бесстыдно оголённые груди и хрипловатый, удовлетворённый смех опытной, повидавшей виды женщины, способной многому научить в любовном искусстве. А она была воистину опытная: такое вытворяла, что простой сколенский рыцарь только диву давался.

И ещё его интересовало, что она будет делать, если живот начнёт расти. Как-то спросил, но "верная жена" лишь махнула рукой. Мол, есть одно зелье, но мужикам про него знать не стоит, а то ещё подозревать начнут во всяком-разном. Лучше давай-ка мы с тобой... И медленно, давая почувствовать влажное тепло, приникла ртом к мгновенно одеревеневшему "копью"...

— Где ты так научилась? — спросил он, когда очередная любовная схватка закончилась, и они лежали на его плаще, тяжело дыша и отирая пот. — Ротный наш научил?