Злая классика

— Ты уж имей, имей! И ты, Артур, тоже заглядывай, коллег приводи, — это я погорячился, конечно, теперь уже целый батальон придется кормить и поить. Хотя нет, они парни сознательные, с пустыми руками не придут.

Вот теперь все в сборе. Надо бы еще транспортников позвать, но... нет. С ними мы квакнем на выходных, на чьей-то хате. Тяжелый викенд намечается, тяжелый.

Глава 3

Вот и утречко настало. Опять мне всякая гадость снилась, ну прям все мозги — на части. Черт, всего несколько часов на отдых, а вместо отдыха — мракобесие сплошное.

А-а-а.

У меня же день рождения.

Хоть и не в этот день, но кто будет вспоминать, когда он там, на самом деле, по паспорту?

— День рожденья, солнце ярко светит...

Я засунул в рот зубную щетку, облитую пастой просто до краев.

— Я иду-у-у!

Тфу! Прополоскать треба.

— Я иду, бутылками звеня!

Теперь спрыснуть одеколончиком подмышки. Не поможет — поездка в метро уничтожит все благовония.

— В этот светлый праздник даже Ленин вечно нажирался, как свинья!

Пес с ней, с проектной графикой. Доделаю как-нибудь, на досуге. Что-то неохота запариваться учебой вообще. Вообще неохота.

Проходя через левое крыло я натолкнулся на Славу Марцкевича, тоже третьекурсника, как и Игорь. Только с факультета графического дизайна. Слава, хоть и быдляцкое имя, ну это на мой взгляд, "Славами" всегда звали местных алкашей и разпиздяев. Но этот кадр был пафосный, вот хоть убейте. Типичный потомок польских шляхтичей. С длинной гривой ухоженных волос, вечной сигариллой "Корсара" или "Captain Black" в зубах, красивой рубашечке и модным ремнем.

Но по сути, Славка оставался абсолютно свойским парнем, не задирал носа, не выебывался, как некоторые. И учил английский в спецшколе, так что мы с ним сошлись, скажем так, по интересам.

— Здорово, Стэн, — он любил, когда его называли по полному имени, "Станислав". Ну а я что, я не против, мне не тяжело. — Покурить будет?

Слава молча протянул пачку "Черного капитана".

— О, пасибо.

— Я тоже, Вань, пожалуй, перекурю с тобой.

Он перевернул сигариллу в пальцах и уронил на каменный пол.

— Вот блядь, — Слава раздавил табачный наполнитель и спихнул фильтр в лестничный пролет ногой. — Видишь, как я деньги трачу? Разоряюсь прямо на глазах.

Я не рискнул засмеяться.

— Ээх... Ладно, ты как сам-то?

— Не хвораю вроде. И тебе не советую. А ты?

— А меня, Вань, отчисляют.

— Да ладно? Ты чего? Серьезно?

— И не меня одного. Ирку тоже — ну ты ее встречал. И Оксану. Если не сдаст проект.

— Ебать ту Люсю... Стэн, давай, когда пары закончатся, к нам на интерьер, ага?

— А что там интересного?

— О, там будет несколько литров интереснейшего. Ну днюха у меня, Слав, ты что, забыл?

— Еб твою, ну точно же, — Слава закрыл глаза, безмолвно смиряясь с фактом собственной склеротичности. — Когда ты намерился-то?

— Да как только, так сразу. В два часа заходи, не ошибешься.

— Договорились. Но не обещаю.

— В смысле?

— В смысле, Вань, у меня родаки разводятся, я должен быть там. Звякну тебе, если что. Оки?

— Хорошо! — крикнул я, убегая по коридору.

От блин, я думал — нам херово, первокурсникам. А все может быть еще хуже. Слава богу, мои-то развелись еще пятнадцать лет назад. И не парят мне мозг.

uПятница — день короткий.

Мы пробежали через переход с Димычем.

Из одного ларька под землей на весь тоннель гукала какая-то жуткая хренотень, смесь адского техно и тяжелого металла. Или что-то такое.

— Дим, ты вообще вот такое воспринимаешь, а?

Дима только загыгыкал.

Басы начали выбивать мотив, напоминающий человеческое слово.

"Ху-е-та! Ху-е-та! Ху-е-та!"

— Димыч, мне одному это слышится? — я притормозил.

— Что?

— Ну вот это вот, — я ткнул большим пальцем за спину. — Вот эта "хуета"?

— Тхаха!! — Дима согнулся в приступе хохота. — Точно!

Возможно, там действительно было задействовано некое английское слово. Но мне было лень размышлять.

— Что возьмем-то? Может, вон "Этанол"? — Дима показал на бутылку анисового "Эталона". Остряк, блин.

"Бутылка повторяет форму египетских пирамид, но в отличие от бесполезных пирамид, бутылка несет радость живым людям" — вспомнилась мне фраза Дмитрия Пучкова, он же — Гоблин, пиарившего водяру в своих смешных переводах. Я усмехнулся.

— Не, Дим, "Этанол" мы брать не будем, у нас уже свое запасено.

— А чего тогда?

— Ну вина надо взять, девушкам-то. И настоечки, я думаю. Дополировать ближе к вечеру. Как ты считаешь?

— Да что я, твоя днюха, ты решай. На вот, это с меня, — он вытащил помятые купюры. Три сотни. Ну ништяк, как раз на вино.

— Я вас категорически приветствую, мадемуазель. И вам тоже доброго здравия! — я изобразил изящный поклон, адресованный исконным обитателям, точнее, обитательницам аудитории. Изящества у меня не получилось, рюкзак помешал.

— Ну что, накрывай давай, — Марина, однокурсница, бойкая девчонка откуда-то с волжских краев, растащила стулья в стороны. — Давай столы составим, что ли? Много у нас народу предвидится?

— Хрен его знает, Марин, если честно. Но явно не так уж мало, как может показаться, — улыбнулся я.

С интерьера подперли несколько человек. Кроме тех, кого я знал — Илюхи и Тимура, пришли еще несколько ребят. Из нашей группы контингенту набралось подозрительно мало — ну что тут поделать, у нас вообще сплошные ботаны, не пьют, не курят, и прочая, и прочая.

Зато подтянулись сокурсники из параллельной группы — их я предупредил еще неделю назад. На столе появились консервы, хлеб, пачки чипсов и "Рябиновка" или как там ее на самом деле, мне, собственно, недосуг рассматривать.

— Организовать стол для такой оравы — это вам не в тапки срать, — философски заметил я, похрустев остатком денег в кармане.

— Какая у вас... Эхм... Смена стиля, — заметила одна девушка с местной кафедры.

— Это он чисто для контраста, — моментально отмазала меня Марина. — Прием такой.

Когда мы немножко разогрелись, к нам присоединились несколько дам со средового дизайна. Я даже пожалел, что нету транспортников, но быстро одернул себя — эти охламоны в момент устроили бы бардак. Ничего страшного, с ними мы еще бухнем.

Марина — вот же настоящий русский человек из глубинки! — довольно быстро и умело распоряжалась закусью, расставляла пластиковые стаканчики, подливала остальным водку, наливку, вино, соки — запивать крепкое. Не забывала и о себе.

Впрочем, пьянство у нас как-то особо не удалось. Я разболтался с интерьерщиками, кому-то из наших уже хватило и они отдыхали, отклонив стулья к столам у себя за спиной. Кто-то ускакал курить. Пашка, конечно, в их числе.

Еще после пары "раундов" мы перешли к народной русской забаве — фотканью. Я заметил, почти всегда, когда градус достигает определенного уровня, наш человек начинает фотографироваться. Интересная деталь. Обратил внимание, что сокурсница Даша — девица довольно отвязная, ходящая в готском прикиде, но и с весьма неплохой фигурой, прилегла на столешницу, облокотившись локтями. Идея родилась мгновенно: сунул свою дешевую "мыльницу" под стол, прицелился в нужном направлении и пару раз щелкнул ее "бюст". Она спохватилась, когда было уже поздно. Но ничуть не обиделась, когда я с веселым смехом показывал результат всем, кто сидел рядом.

Одна из девушек со средового дизайна — я даже не помню ее имени — явно вошла в раж. Вертелась и так и эдак, приставала ко всем, танцевала на стуле.

Ее я тоже запечатлел и потом показывал тем, кто ушел курить.

— Зацените вот эту возмутительницу спокойствия. В благочестивой Бухаре.

— Да вы там не скучаете, я смотрю, — усмехнулась Марина, затягиваясь тонкой сигаретой.

— Ни в коем случае!

Народ начал уже понемногу расползаться, когда появился Игорь.

— О, Игорюха!

— Здорово, Вано! — он моментально выставил на стол литр красного. — Как ты насчет табачелова?

— Да от тебя ж разве отделаешься? Валяй! Что нового-то?

— Особо ничего.

— Тренируешься все, поди?

— Тренируюсь. По газетке, — Игорь у нас занимался боксом в свободное время, что, вообще-то, никак не вязалось с его обликом художника.

— Это каким образом?

— Подвешиваю ее к турнику. И бью.

— Ну и как успехи?

— Да вот начал пробивать.

— Ну ты зверь.

Мы вдохнули по "дорожке" табака. Отдышались.

— Вот зачем я соглашаюсь на твои эти авантюры? — я просморкался в салфетку.

— Ты что, табачелово — это великая вещь. Но компанейская.

— Хочешь сказать, ты дома его не нюхаешь?

— Не-а. Одному как-то неинтересно.

— Хаха, ну еще бы. Самому сопли пускать скучно?

— Ага!

Распили вино, прикончили остатки настойки, добили закусь. Из присутствующих остались лишь я, Игорь и Димыч — он жил в общаге, тут, на "Соколе", в двадцати минутах ходьбы от Строгановки.

— Слушай, а скоро уже универ-то закроют, ты знаешь об этом?

— Знаю, — я глянул на мобильник. — Ох жеж еб твою! Седьмой час!

— Уже, получается, закрыли.

— Мда, час от часу не легче.

— Слушай, погоди. Не парься. Мы же на втором этаже. Лаборантов знаешь, с ДСТ?

— Ну?

— Они через окно уходят.

Точно, мне один парень, живший в Волоколамске, рассказывал, как он выбирался из универа ночью.

— Игорь, ты мозг! Пойдем. Только приберем тут сначала.

Крадучись, аки тати в нощи, мы пробрались в переход между корпусами, тот, что с левой стороны.

— Кажется, вот это окно. Крайнее.

— А сигнализации тут нет, случаем? — я придержал Игоря за плечо.

— Шутишь, что ли?

Дальше все было совсем просто. Сумки и рюкзаки полетели на землю. Я первым прополз по козырьку, перелез на жердину, торчавшую из крыши. Подергал ее, пробуя на прочность, повис. Подождал, пока не перестал раскачиваться и приземлился на кучу строительного мусора перед подвалом.

Игорь чуть не свалился прямо на меня.

— Ну вот и приплыли. Димыч, ты как там?

Димыч, видимо, очканул. Еще бы, с такой тушей, да по навесам лазить.

— Давай, Дим, не томи душу, — Игорь подобрал сумку.

— А, блядь! — Дима приземлился не слишком удачно. — Спина, млять!

— Копчиком приложился, что ли? — я в темноте не разглядел, что именно произошло. Взбежал по куче мусора, протянул руку Димке.

— Сука, больно...

— Ничего, дело молодое, заживет до свадьбы, — я отряхнул его со спины.

Мы выбежали во скверик перед универом. Игорь приотстал.

— Ты где там?

— Да тут я, — он расстегнул сумку и с виноватой ухмылкой явил на свет горлышко бутылки, в которой плескалось что-то красное.

"Рябиновка".

— Ну ты жучара!

Мы сидели допоздна на металлической оградке, передавая пузырь по кругу.

Потом мы с Димычем еще побоксировали, так, в полсилы, чисто от избытка чувств. Он приложил меня по челюсти, ну а я, будучи поменьше ростом, закрылся локтями, подошел к нему вплотную и провел пару аперкотов.

Игорь посмеивался, наблюдая за нами.

— Ладно, горячие финские парни. Ехать пора. Метро еще не закрыли, но время-то уже — ого-го. Родители начнут нервничать.

— И то верно.

Надо бы не забыть принять литр-другой воды, когда доберусь до хаты, а то завтра пизда голове будет.

Так думал я в тот день.

Но все решительно изменилось, когда я возвращался домой.

Был один чурбанчик по имени то ли Жора, то ли Гоша, которому я навалял прошедшей осенью.

Почему я не насторожился, когда по району проезжал "жигуль" с какими-то непонятными урелами внутри, кричавшими: "Тебе пиздец!" Адресуя эти слова явно мне!

Почему я не додумался пересидеть пару месяцев на квартире у отца, к примеру? Оттуда и до Строгановки ближе, не нужно штурмовать вагоны в метро каждое утро.

Почему?

Когда я рылся в карманах в поисках ключей, сзади налетел кто-то... Они так всегда действуют. В численном преимуществе и сзади.

Удар по голове ошеломил меня полностью. Я вмазался в стальную дверь лбом. И пропал.

Глава 4

Ну, не я сам пропал. Пропало все, что было вокруг.

Очнулся я... Если можно это назвать словом "очнулся". Я просто разлепил веки. С трудом.

Твою ж мать, какой пиздец.

Каждая мышца в теле отдает болью. А уж башка — так вообще раскалывается.

Отлично встретил день рождения.

Просто отлично.

Но я еще, слава богу, молод. Поэтому я вскочил на ноги, несмотря на боль в голове и в остальных конечностях.

Какой пизд...

Нет, не хочу ругаться.

Да не, на самом деле хочу.

Но сил нет.

Рядом пасется отара овец, от них так и шибает овечьим навозом, овчиной, и в общем, всем тем, чем от скота обычно разит.

Подо мной трава.

Я сжал пучок в кулаке. Обычная трава.

Хм...

Где ж я мог очутиться?

Ах, ну да, меня ж по башке ломанули!

И теперь я в Дагестане. Долго ж я провалялся в отключке. Видать, скоро потребуют выкуп. Это к бабке не ходи.

Я повертел головой по сторонам, в поисках бородачей с автоматами и в зеленых повязках на головах.

Но нет. Только овцы. И даже нет ни пастуха, ни овчарок... Очень странно.

Интересно, когда уже кто-нибудь нарисуется? Кто-нибудь, с даром речи. А то от овец-то проку маловато.

Не успел я это подумать... Вот, правда, едва успел — как внизу, на склоне холма показались всадники.

Фу-ты, ну-ты!

Я потер кулаками глаза.

Нет, ну оно конечно само собой, в таком краю на лошадях ездят, это ясное дело. На внедорожнике тут неудобно, наверно, дозаправиться негде, опять же.

Но чтоб целый отряд кавалеристов? Да еще в металлических шишаках, с мечами у пояса?

Ебать ту Люсю. Здорово меня приложили, стало быть.

Я оттянул кожу на предплечье, покрепче стиснул пальцы...

А может, не стоит, а? Вот сейчас очнусь где-нибудь на больничной койке, узнаю о себе много нового. Например, что теперь я даун или еще какой-то интересный синдром. Мочиться под себя буду там, мычать вместо обычного разговора... То-то будет радости.

Кто тут последний в очереди на лоботомию?

Я сжал пальцы и крутанул кожу. А-ааа! Дьявол!

Реально больно!

Но холм не пропал.

И овцы не пропали. И всадники в броне — тоже никуда не делись. Напротив, двое из них отделились от вереницы и направлялись ко мне. За-е-бись.

Ну хоть выясню, что это за места такие. Если, конечно, они по-русски понимают.

Но вообще это идиотская шутка. Завезти человека хер знает куда и бросить. Уж действительно, попросили бы выкуп, дали бы позвонить... А то что это за маразм?

— Эй ты, холоп! Ты чей?

— В каком смысле "чей"? — я даже не успел ничего сообразить, просто понял, что они говорят на русском. Уже легче.

— Холоп чей, говорят тебе?

— Вы меня простите, гражданин актер, но я вас не понимаю, — реплика из фильма так и напросилась на уста. — Что вы все "холоп", да "холоп"? Это роль ругательная, я прошу ее ко мне не применять! Лучше сами ответьте, где я нахожусь? И зачем вы так вырядились? И дайте мне уже телефон, в конце концов, мне домой надо, у меня учеба!