На стыке пламени и льда

— Есть, — Мирт радостно вскочил и побежал за своей добычей. Ухорыл оказался довольно крупным и Мирт, не сдерживаясь, вытащил кремниевый нож и начал вскрывать череп животного. Так и есть. Внутри было больше двух десятков светлячков, которые охотник сразу же спрятал в сумку.

Мирт вернулся за копьём и дубиной, которые он, в пылу охотничьего азарта, оставил в кустах. Жара ощутимо давала о себе знать. Ухорыла пришлось выбросить, а жаль. От мяса бы сейчас Мирт не отказался. Но переработать его не было времени — нужно спешить в церковь. Если батюшка Николай узнает, что Мирт добыл такого большого ухорыла, то непременно потребует мзду — часть светлячков. А их Мирт хотел употребить по-своему. После Заката будет ночь, аж двадцать пересменок. То, что светлячки пригодятся — несомненно.

Уже очень давно Мирт сделал себе тайник на подходах к деревне. Обнаружил он это место случайно. В очередной раз, возвращаясь с охоты, на глаза попался тушкан, зверь который к деревне в жизни никогда не подходил. Уж очень осторожный. Зверь этот. И вдруг у самой деревни. Увидев человека, животное прыгнуло на отвесную скалу и начало резво взбираться наверх. Мирта это очень удивило — ну слишком редкий и аккуратный зверь, ему для обитания нужна довольно большая территория. В следующую пересменку Мирт вернулся к скале. Нет, человеку на неё залезть невозможно. Высотой в несколько километров. Ну не мог же тушкан так высоко забираться, а значит, в отвесной скале должна была быть какая-то ниша, которую с земли просто не видно. Первый раз, когда он попробовал повторить путь зверя, он, говоря простым языком, чуть не убился. У него не было той сноровки, которой обладал тушкан. Поразмыслив над случившимся, Мирт решил выдолбить ступени, так, чтобы они не были заметны человеческому взгляду. Не ровной вертикальной цепочкой, а так. Пять слева, две справа. И так далее. Результаты не заставили себя ждать...

Про гнездо тушканов в своей жизни он ещё не слышал никогда. Оказывается, у этих тварей на одну мужскую особь приходится как минимум пятьдесят женских. Плюс дети. Тушканчики. Как они тогда его с каменного уступа не скинули, Мирт до сих пор не понял. Он тогда первый раз провёл Рассвет вне церкви. Ну как можно было слезть с отвесной скалы полуживому израненному человеку? А тушканы искалечили его так, что спуститься он смог только к середине дня. Это хорошо, что на уступе была глубокая пещера — было, где Рассвет переждать. Да и сам уступ, метров пятьдесят на сто. И как его снизу не заметно? Мирт тогда затянул в пещеру несколько тел тушканов и, насколько позволил сгущающийся мороз, дрова для костра. Положенных восемь пересменок тем и прожил. Хорошо, что был Рассвет, а не Закат. Когда Мирт вылез из пещеры, на месте его битвы с животными лежало несколько десятков смёрзшихся тел тушканов и тушканчиков. Наверное, ещё с десяток пересменок Мирт приходил в себя, отъедаясь, уже успев стать надоевшим, тушкановым мясом. За это время он хорошо изучил каменный уступ и, о чудо, на нём рослы липы!

Древесина липы была жароустойчивой и абсолютно не чувствительной к морозу, прекрасно обрабатывалась, не гнила, не коробилась. И при всём при этом церковники строго настрого запрещали её вырубать. И на это была существенная причина. На ветвях липы иногда поселялся особый паразит — часовщик. Болезнь появлялась внезапно, и так же внезапно исчезала. Но если успеть в её апогей, то можно сорвать ветку с "яйцами часовщика". Это была вроде обыкновенная ветка с набухшими попурышками, но знаменательно было то, что эти попурышки оглушительно взрывались с интервалом, которое согласно Библии равнялось приблизительно одному часу. Днем, естественно, за временем можно было следить по Солнцу, Новому Солнцу. Ночью — по звёздам. Но когда вся деревня скрывалась от Заката или Рассвета в церкви — это было, пожалуй, единственным средством, которое позволяло измерять время. Естественно люди за тысячи тысяч пересменок научились определять время интуитивно. В то же время точный отсчёт времени "яйцами часовщиков" был воздвигнут в религию. О них даже в Библии говорилось.

Мирт сначала занёс в пещеру светлячков. Лишь возвращаясь, он заметил, что одна из лип поражена паразитом.

— Ни хрена себе, — произнёс он запрещённое церковниками ругательство и тут же перекрестился, — что за день у меня такой везучий.

Он осторожно приблизился к дереву и подождал, когда паразит попытается ударить его своей плетью. С часовщиком он уже сталкивался. И не раз. У последнего в загашнике было только одно средство обороны — скрученная в тугую пружину плеть. Одноразовая. Если часовщику не удавалось убить своего обидчика с первого раза, то второго шанса ему было не дано. От плети Мирт не увернулся. Собственно говоря, он не знал никого, у кого вышло от неё увернуться — слишком быстрым и незаметным был выстрел. Но он был не смертелен. Больше был предназначен для отпугивания, чем для смертельной схватки. Мирт осмотрелся, чтобы найти пучок кровяного мха, который останавливал кровотечение. Потом хлопнул себя по лбу, вспомнив, что в это время суток мха он не найдёт. Полез в сумку за плоской ткани. Плеть рассекла предплечье, и вся кожа на левой руке сейчас окрасилась красной кровью. Очень не кстати, было уже достаточно жарко, и Мирту предстоял тяжёлый спуск вниз. Но остаться пережидать Закат в пещере он себе тоже позволить не мог. Во-первых, у него не было запасов еды. И, самое главное, воды. Это во время Рассвета можно пробраться к выходу из пещеры и набрать снега. Закатом там совсем наоборот. Во-вторых, он и так уже числился у церковников в чёрном списке. Никому никогда не дозволялось пережидать Рассвет или Закат вне церкви. Только экспедиторам, но Мирт им не был. Мирт хорошо помнил, какой ценой ему достался тот рассвет, который он провёл в пещере. Если бы не пару сотен светлячков, извлечённых из тушканов и тушканчиков, его бы точно повергли изгнанию.

Мирт, как смог, перевязал рану, срезал ветку с "яйцами часовщика", и начал спускаться вниз. Становилось очень жарко. Спрыгнув на землю, он уже бегом побежал в деревню. Когда из-за густых кустов показались клубы пара, он облегчённо вздохнул. Река. Река протекала через деревню и сейчас, когда приближался Закат, она была очень кстати.

Мирт с разбегу плюхнулся в горячую воду, и течение само понесло его в нужную сторону. Вода успела изрядно нагреться, но находится в ней было намного приятнее, чем в раскалённом сухом воздухе. Вскоре показался блестящий купол церкви. Церковь была сделана из Металла. Сделана Богами. Этот материал всегда поражал Мирта, говорили, что возраст церкви исчислялся сотнями поколений. Тем не менее, на её поверхности не было ни одной царапины. Церковь не пропускала ни жары, ни холода, что позволяло людям прятаться в ней от Заката и Рассвета.

— Ты что же, к еретикам захотел? — на пороге церкви стоял Сашка. Не так давно они с Миртом ещё дружили, но теперь он был инквизитором.

— Сашка, перестань, — Мирт попытался смягчить беседу, обещавшую уже стать ссорой, но Сашка только отвесил ему громкую пощечину.

— Я тебе не Сашка, — холодно ответил тот, брезгливо вытирая руку об рукав, — и как ты смеешь обращаться на "ты" со слугой Господним?

В сердце Мирта с каждой пересменкой зрела ненависть как к батюшке Николаю, так и к инквизитором. Впрочем, зрело и разочарование в Боге. Но поделиться своими сомнениями было не с кем. Люди боялись. Они знали, что будет с теми, кто хоть на момент усомнится в вере.

— Батюшка Николай, между прочим, — продолжал Сашка, — сказал мне крепко подумать, прежде чем тебя впустить. А тут ты ещё и опоздал.

— Вот, бери, — Мирт достал из-за спины ветку с "яйцами часовщика".

— Вот это другое дело, — Сашка, принимая дар, хищно заулыбался, — на колени. И с молитвой, что церковь тебя приняла, чтоб оградила от гнева Господнего.

Так хотелось влепить Сашке по его довольной морде. Но Мирт сдержался и сдал ему оружие. Бормоча молитву, он опустился на колени и пополз в тёмный проход. В церкви он попытался найти место посвободнее, но все комнаты были забиты под завязку, к тому же в полной темноте ничего не было видно. И это наталкивало на не очень приятные мысли. Пробраться в церковь каждый раз было всё сложнее и сложнее. После того, как у Симы, женщины, живущей на окраине деревни, родился ребёнок, отношения батюшки к Мирту становились всё хуже и хуже. Сам он уже давно подметил, что людей в деревне всегда живёт одинаковое количество. Плюс минус один. Именно то количество, какое может вместить в себя церковь. И батюшка устроил суровый отбор, а Мирт всегда был на плохом счету. Ещё из-за отца, которого подвергли изгнанию много пересменок назад.

Матери Мирт не помнил, но знал, что её убили еретики во время одного из своих налётов. Еретики были бывшими изгнанниками, которые жили в горах. От Заката и Рассвета они прятались в пещерах, и совершали набеги больше из-за мести, нежели из-за добычи. Еретиков Мирт не любил. Да и как он мог их любить, если они убили его мать. Церковников ему любить основания тоже не было никакого — они подвергли его отца изгнанию. Отец, несомненно, погиб, поскольку в рядах еретиков Мирт его ни разу не видел.

— Говорят ты опоздал, — Мирт, от неожиданности, вздрогнул. С ним разговаривал батюшка.

— Но я принёс "яйца часовщика", — попытался оправдаться Мирт.

— Мне что-то объяснять или сам поймёшь? — церковник удалился.

Ну вот, сомнениям, после такого предупреждения, нет места. Странно, что батюшка его предупредил. Пожалел. Хотя он был уверен, что к еретикам Мирт не пойдёт. В последнее время батюшка несколько изменил обычаи — изгнанных больше не отпускали на свободу. Всё из-за еретиков, которые стали совершать набеги на деревню чаще, чем раньше. Изгнанных теперь привязывали к кресту, который установили около церкви, и люди, выходя из неё после очередного Заката или Рассвета, воочию могли увидеть, что может сделать с человеческим телом мороз или жара. Так что же делать? Куда идти? В Приозёрное податься? Многие пытались. Тамошний батюшка никого со стороны не принимал. Понимал, видно, что это избранные. К еретикам? Нет. Один раз Мирт уже проводил рассвет за стенами церкви, и теперь был рад полученному опыту. В конце концов, можно пожить отшельником некоторое время. Но это всё равно не выход. Пещера, где он устроил тайник, слишком близко от деревни. Рано или поздно его заметят, и инквизиторы устроят за ним охоту.

Невольно вспомнилась беседа с отцом. Тогда Мирт считал его разговор ересью, и непрерывно крестился. Отец же даже не пробовал его переубеждать, говорил, что Мирт мал ещё, чтобы всё серьёзно воспринимать, и что потом он с легкость это сделает. Но потом отца не стало, а Мирт сам начал постепенно переубеждаться в мире, который создал Бог. Отца сгубила Кровь Христова. Её могли пить только церковники. Их и узнать всегда можно было по специфическому запаху, который исходил от них постоянно. Батюшка Николай под воздействием этой жидкости иногда начинал, как сам он объяснял, разговаривать голосом Божьим. Может это и было правдой, потому что простые смертные ничего в таких речах разобрать не могли. Никто не знал, откуда церковники берут Христову Кровь, но у отца она всегда была. Мирту он сказал, что научился делать её из сока перезревших фруктов сам. Иногда, тайком, отец позволял себе выпить кружечку вторую, предлагал попробовать Мирту, но тот только, округлив от ужаса глаза, крестился. Так вот, один раз отец перебрал. Выпил столько, что его шатало из стороны в сторону, да ещё и на улицу высунулся. А там его сам батюшка заметил.

Так всё-таки, куда идти? Весь известный мир был островком триста на двести километров, который вдоль и поперёк исследовали экспедиторы. Со всех сторон обитаемое пространство окружали горы. По ним пытались подняться, но с высотой воздух становился отравленным — им невозможно было дышать. С другой стороны, можно было поселиться где-нибудь на границе мира и поотшельничать там.

Мирт прислушался к шепчущим голосам. Он искал голос, который всегда беспокоил его больше других. Этот голос принадлежал Стизе, девушке, семья которой, изготавливала пергамент из тины, в избытке росшей на болоте. Знал он её давно, но близко общаться начали совсем недавно. И, на удивление, сразу нашли общий язык. Сам Мирт был одиночкой, скорее всего из-за того, что с детства рос один, и теперь, найдя друга, меньше всего хотел его потерять. Мирт начал потихоньку передвигаться, вслушиваясь в голоса молящихся. Ему понадобилось довольно много времени, но, в конце концов, он её нашёл. Мирт расположился около Стизы и подождал, когда она узнает его голос.

— Привет, где ты пропадал? — они давно уже договорились по раздельности вставлять слова в молитвы. Окружающие, естественно, ничего не могли понять, да и сами Стиза с Миртом поначалу тоже. Но теперь это искусство было отточено до мелочей.

— Ещё пропаду, — Мирт не знал, как выразить девушке своё желание.

— Не понимаю.

— Батюшка сделал мне однозначный намёк.

— Тебя изгоняют? — Стиза так взволновалась, что чуть себя не выдала, произнеся эти два слова вместе.

— Тише ты, — осадил её Мирт, — да, ночью я уйду.

Как только люди прослышали слухи, о том, кого именно сделают изгнанным, от Мирта шарахались, как от прокажённого. Они боялись. Боялись, что следующими будут они. А Мирт остался этим только доволен. Хоть поспать по-человечески можно было, да и не дёргали лишний раз.

Глава 2

Ночь. Тайник.

Скрип открываемой двери гулко пронёсся по всем комнатам церкви, и люди, уставшие и измученные темнотой, молитвами и духотой, дружно ринулись к выходу. Правда там их тоже ждала темнота и жара, но свет звёзд после восьми пересменок полной темноты, казалось, слепил глаза.

На пороге стоял батюшка Николай, благословляя каждого вышедшего, а также давая советы и напутствия, да и о долгах напоминая. Мирт благословления, естественно, не получил. Оружие его, как он догадался, тоже не вернут.

Жилище Мирта выглядело пыльным и неухоженным. Это и не удивительно — в деревне он проводил слишком мало времени. Люди изначально его немного чурались, скорее всего, из-за странностей его отца.

— Так, — сказал Мирт сам себе, — и что же мне взять отсюда в дорогу?

Сейчас он сам себя проклинал за то, что попёрся в церковь, взяв копьё, лук, дубину и нож — всё оружие, которое он имел. В доме, сложенном из серого камня, кроме одежды, практически ничего не было.

Внезапно дверь с грохотом распахнулась, и на пороге появился Сашка. Быстрым взглядом он обмерил комнату и, ничего не говоря, шагнул внутрь.

— Что ещё? — уставшим голосом спросил Мирт.

Однако Сашка стоял, а по лицу было видно, что внутри его происходит какая-то борьба. Наконец, он опустил руки и произнёс:

— Слушай, Мирт, извини, что я так вчера. Просто боялся, что этот старикашка за спиной и всё видит. Уходи, короче. Совсем у старого хрыча крыша поехала. Велено одёжку твою забрать, чай всё равно человек пропадёт, а одёжка то у тебя добротная — это все знают.

— Бери, — Мирт мотнул головой на кровать, где лежали его тёплые сапоги, меховая накидка и брюки, — а мне как, до трусов что ли?