Дилетант 2 История сослагательного наклонения

Я знал причину моего настойчивого приглашения на этот бал. Дело в том, что в Москве уже сложилось обо мне мнение как о затворнике и гордеце. Это мне поведал Сергей Голицын, кстати, сам ставший недавно камергером. По его словам, у Измайлова, как у начальствующего гражданской частью в Москве и губернии, возникли проблемы со строительством московского водопровода. Дело в том, что оказывается ещё толи в 1779, толи в 1780 году (точнее Голицын уже не помнил, по причине своего малолетства в ту пору) по личному указу Екатерины II в Москве начали строить водопровод. Источником водоснабжения должны были служить ключи вблизи села Большие Мытищи. Но вот прошло уже 16 лет, а конца работам ещё и не видно. А императрица вдруг вспомнила об этом и, вроде бы, строго выговаривала Измайлову. Хотя объективно, он-то виноват в долгострое был меньше всех. Но обычай наказывать невиновных и награждать непричастных родился не в 21 веке. Вот князь и засуетился. А я уже слыл в Москве не только как крупный заводчик и грамотный механик (слово инженер употреблялось здесь пока только применительно к военным), но и как лицо, приближённое к императору, то бишь, к императрице. Кроме того, в Москве знали, что на моих заводах водопровод имеется. По-видимому, Измайлов будет меня уговаривать взять подряд. А где лучше всего решать важные вопросы? — Конечно в кулуарах. В этом случае бал восемнадцатого века ничем не хуже тусовки века двадцать первого.

После соблюдения приличий, обязательных фраз про замечательный дом и сад, про прекрасный бал и гостей князя, я думал, что Измайлов перейдёт непосредственно к делу, но он почему-то тянул. Впрочем, чего это я? Это же Россия, 18 век, здесь дела быстро не делаются.

— В какие игры Вы играете, Александр Фёдорович. — Спросил меня князь, явно намекая на карточные, но я не повёлся.

— Я люблю играть в шахматы.

— В шахматы? — Сказать, что он был удивлён, ничего не сказать. По-видимому, разговор о подряде на строительство водопровода должен был состояться за игрой в карты. Получалось, что я ломаю Измайлову весь сценарий.

— Михаил Михайлович, ведь когда вы заговорили об игре, признайтесь, Вы хотели предложить мне партию в вист? Но я не люблю играть в карты. В картах слишком велика доля случайности от игрока независящая. Может для кого-то в этом и есть вся прелесть, я же привык полагаться только на точный расчёт.

— Как отрадно это слышать от столь молодого человека. Впрочем, Вы уже всем доказали, что достойны называться не мальчиком, но мужем. Как бы я хотел, чтобы у меня был такой сын. — Глаза его повлажнели.

Блин, а ведь старик искренен. Мне его стало немного жаль. Сколько ему? Кажется семьдесят четыре — закат жизни.

— Спасибо за добрые слова, ваше сиятельство, и... Михаил, Михайлович, не надо меня опекать, я уже достаточно большой мальчик и не пропаду на Вашем балу, а у Вас самих дел невпроворот. Я же не один Ваш гость. Мне, право неловко.

— Ну полноте, полноте, голубчик. К чему тут 'сиятельство'. А одного я Вас всё равно не оставлю. Как забавно Вы сказали — 'большой мальчик'. — Мы подошли к двум девушкам, стоящим у окна. — Дорогие мои, позвольте вам представить Александра Фёдоровича Ржевского. Александр Фёдорович тайный советник, крупный заводчик и вообще хороший человек. Прошу любить и жаловать.

Пока он всё это говорил, девушки обернулись к нам.

— Александр Фёдорович, знакомлю Вас со свою фамилией. Моя племянница, вдова графа Воронцова Арина Ивановна. — Девушка, вернее — молодая женщина подала мне руку и присела в реверансе. Тёмные волосы убраны в замысловатую причёску, достаточно выразительные тёмные, наверное, карие глаза, прямой носик. Недурна, но обернуться посмотреть, не обернулась ли она, вряд ли. — Младшая моя племянница Евдокия Ивановна... — Чёрные вьющиеся волосы, чистый лоб, огромные чёрные умные глаза, чувственный, в моё время сказали бы, сексуальный рот и всё это на лебединой шейке. Да-а... уж. Надо же, как атомы интересно расположились! Хороша! Этой вслед не раз обернёшься. ... Сжечь ведьму! — Но она же красивая... — Хорошо, но потом сжечь!

Когда я целовал ей руку, пальчики её заметно подрагивали.

— Весьма польщён. Михаил Михайлович, Ваши племянницы наверняка первые красавицы Москвы. — Ха, старшая зарделась.

А вот младшая...

— Вы, я уверена, всем девицам это говорите.

— До сих пор, нет. А теперь действительно буду всем говорить, что вы первые красавицы.

— Ну, я думаю... — Князь грустно улыбнулся — По крайней мере, я надеюсь, вы поладите. Оставляю вас молодые люди. Дусенька, умоляю, не обижай Александра Фёдоровича. — И он удалился.

— Александр Фёдорович. — Взяла на себя инициативу старшая из сестёр.— Про Вас говорят, что Вы очень остроумный человек и знаете много drôleanecdote. Не расскажите ли и нам что-нибудь.

— С превеликим удовольствием, Арина Ивановна. Вот извольте, один как раз пришёл на ум. Маленький верблюжонок спрашивает у верблюда отца: — Папа, а зачем у нас два больших горба? Папа отвечает: — Это для того, чтобы хранить еду целый месяц. — Папа, а зачем у нас такие большие копыта? — Для того чтобы не проваливались ноги в песке.— Папа, а зачем у нас такие большие ресницы?— Сынок, ну как же ты не поймешь — мы же верблюды, корабли пустыни. Это для того, чтобы во время песчаной бури песок не попадал нам в глаза.— Я все понимаю, но зачем нам всё это в гатчинском зверинце?

Меня наградили милым смехом, а младшая даже захлопала в ладошки.

— А ещё, ещё, ну пожалуйста. — Сколько ей лет? Семнадцать? Восемнадцать?

— Извольте. — Чтоб ещё приличное рассказать? Вот, как на зло, в голову лезут только пошлые анекдоты.

Положение спас Серж Голицын.

— Добрый вечер. Разрешите к вам присоединиться. Вы так заразительно смеялись Арина Ивановна, что я готов поспорить, наверняка Александр Фёдорович рассказывал вам один из своих drôleanecdote. Про что же на этот раз?

— Про верблюжонка, Серж. И, кстати, здравствуй. — Мы улыбнулись друг другу и раскланялись.

— Вы знакомы? Славно. Сергей Михайлович, поддержите нас. Пусть Александр Фёдорович ещё что-нибудь расскажет.

— Право, Саша, расскажи про... про исповедь. Мне он очень понравился.

— Просим, просим, просим. — Юная егоза только не запрыгала от нетерпения.

— Гм, Серж, я знаю про исповедь несколько анекдотов, но они по-моему все не для дамского общества... А, вспомнил... этот... Извольте. Приходит молодая девушка в церковь исповедоваться. — Я очень грешна, Батюшка. Меня обуял грех гордыни. Каждое утро смотрю в зеркало и вижу, как я красива. — Не волнуйтесь, дочь моя, это не грех, а просто заблуждение.

Голицын не смеялся, он ржал. Чего, спрашивается? Пустяковенький анекдотик. Он так не смеялся, когда его в первый раз услышал. Сёстры смеялись тоже. Старшая так, как положено по этикету, то есть смеялась, но в голове держала — а не уроню ли я своё достоинство? Младшая закрыла лицо руками, и сотрясались только её плечи. Вокруг нас уже начали собираться.

Но тут, к счастью, заиграла музыка.

— Разрешите Вас пригласить на полонез, Евдокия Ивановна?

Вот какой чёрт меня дёрнул?

Возвращаясь с бала, я потешался над собой.

Аналитик хренов! Знаток интриг! Старик Измайлов всё устроил не ради какого-то водопровода, пусть даже московского. Старый интриган подстроил всё ради своих племянниц.

Не обольщайся. Кроме тебя, там было, по меньшей мере, дюжина потенциальных женихов. Князь широко сеть закидывает.

Ночью не спалось. Я ворочался с боку на бок, но ни как не мог занять удобное положение — всё время что-то мешало, и всё время в голове всплывал образ моей партнёрши по танцам.

Всё, всё, спать ... раз, два, три, четыре ... Какая у неё прелестная улыбка! ... Всё, спать. Двадцать пять, двадцать шесть, двадцать семь .... А глаза! Ох уж эти глаза...

Какие дети? Ольга умерла при родах! Может это патология. До этого она рожала четыре раза и все дети живы, а тут связалась с тобой и ... А вдруг и ....

На следующий день я припёрся к Измайлову без повода. Сказал просто, что, проезжая мимо, счел, своим долгом засвидетельствовать своё почтение князю и поблагодарить за прекрасный вчерашний вечер.

— Очень благородно с Вашей стороны, Александр Фёдорович, что навестили старика. — Мне показалось, что Измайлов несколько смущается.

Я что, не вовремя?

— Ну что Вы, Ваше сиятельство, какой же Вы старик?

— Старик, мой друг, уже старик. Куда деваться. Мне ведь, голубчик, через седмицу семьдесят пятый годок пойдёт. Нда, ...— Князь вздохнул, как-то сокрушённо качнул головой и повернулся к стоящему в стороне слуге. — Накрой ка нам, Прохор, в кабинете. — И уже повернувшись ко мне — Вы как?

Ничего в России не меняется — и через двести лет 'вы как' будет обозначать приглашение выпить, причём выпить не чаю, или, скажем кофе, а именно того, чего надо.

Я пожал плечами, что у нас в России в таких случаях всегда означало знак согласия.

— Ну, вот и славно. Прошу Вас. — Князь жестом пригласил меня следовать за ним.

Пока мы рассаживались, слуги (оперативно-то так!) расставляли какие-то закуски и графинчики с коричневатой на вид жидкостью.

Э-э! Да меня женить хотят!

— У меня есть к Вам серьёзный разговор, Александр Фёдорович. — Начал Измайлов, разливая по рюмкам пахучею настойку.

— Я весь внимания, Михаил Михайлович. ... Ерофеич?

Князь кивнул.

Ну, точно, сейчас и женят....

Может это всё же про водопровод?

Через неделю было объявлено о моей помолвке с Евдокией Ивановной Измайловой, а ещё через месяц она стала моей женой. Я, как Болконский, тянуть кота за хвост и искушать судьбу не стал. Венчаться, правда, пришлось в Петербурге, на этом настояли и Дашкова и Императрица. Посажёным отцом был князь Измайлов, посажённой матерью — Екатерина II.

Жена спала, совершенно по-детски свернувшись калачиком. Лицо её, в утреннем, ещё робком свете, было таким счастливым, что у меня защемило в груди. Стараясь не шуметь, я пристегнул протезы и потихоньку, почти не поднимая ног, вышел, даже скорее, выполз на балкон. Солнце только-только показала свой краешек из-за шаблыкинского леса. Небо было девственно чистым, день обещал быть чудным. В деревне запел петух, ему отозвался другой, замычала корова.

Медовый месяц мы жили в Алексеевском. ...

Жениться нужно по молодости, по глупости или по большой любви. Потому, что повзрослеешь, поумнеешь и поймёшь, что тебе уже никто не нужен! Моему телу 27 лет, мне, как психотипу — 70, поэтому 'по молодости' отпадает. По большой любви? Да вроде тоже нет. Я испытываю к своей жене, конечно, определённую нежность, но назвать это большой любовью? ... Пожалуй, нет. Захотелось почему-то сделать это прелестное создание счастливым.

Ну да, ну да...... Она тебя за муки полюбила, а ты её за состраданья к ним ...

Сегодня поймал себя на мысли, что очень скучаю по многим моментам в прошлой жизни. Хорошим и плохим, которые запомнились мне навсегда.

Первые учебные годы в школе. Как не хотелось вставать и идти на уроки, какими долгими они казались — целых 45 минут! И какими короткими были перемены. Каким беззаботным я тогда был. Как очень хотел познакомиться с девчонкой и не знал, как это сделать. Первая любовь. Первый поцелуй ...

— А кто была первая, с которой я целовался? ... Я не помню! Ё! ... Я не помню! ... С кем первой я целовался в той жизни? ...