| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Кромное Село, расположенное на острове Роруг, наидревнейшем святом месте наших предков, содержит комплекс правительственных зданий, ансамбль зданий Парламентской Ассамблеи, здания Имперского Банка, Резервного Банка с Казначейством, транспортные и технические службы, размещенные, в основном, под поверхностью почвы, и, наконец, комплекс "Пулушный Огнь", — или "Северное Пламя", основную резиденцию Его Императорского Величества. На территории Кромного Села действуют некоторые особые правила, в том числе полностью запрещено использование ДВС, и, таким образом, практически — исключен личный транспорт. Служащие и гости передвигаются по Селу в хорошо развитом общественном транспорте, движущемся за счет энергии сверхмаховиков, а высшие должностные лица, охрана и технические службы пользуются электромобилями, выпускаемыми Императорскими Транспортными Мастерскими...
Ах да, конечно: "...чистейший воздух..." — и, разумеется: "...собрана самая богатая коллекция..." — да: "...крупнейшая в мире..."— и бла-бла-бла и ла-ла. И: "Как известно, город Роруг был, пожалуй, первой в мировой практике столицей, построенной целенаправленно и по единому плану. Архитектурное решение Коренного Роруга целиком и Кромного Села в частности принадлежит величайшему архитектору прошлого века Фролу Младованичу Петелу, а патроном стройки был сам Великий Князь Заграт, впоследствии Его Величество Император Заграт III. Его монумент вы можете увидеть..." Тьфу! Он обожал зрелища, но ненавидел экскурсии с профессиональной скороговоркой гидов. Кроме того — ему хочется есть. Только ведь накормят! Непременно накормят, еще до официальных кормилищ не преминут проявить какое— нибудь "традиционное мовянское гостеприимство" и несравненные достоинства кухни Дружной Семьи Народов...
XX
Он болтался без дела по обширным просторам Большого Зала Центра Управления Полетами, был просто— таки абсолютно никому не нужен и ощущал себя совершенно счастливым. Космодром Яруган, Третья База ВКС Его Императорского Величества. Тут было полным-полно людей, занятых делом, избранные гости из числа его недавних спутников по перелету, включая его официального начальника, непременные сотрудники тайных служб с выражением полнейшей растерянности на неприметных физиономиях и высокопоставленные чины из числа здешнего аэрокосмического начальства. И он. Но и не только. В зале там и сям виднелись небольшие группы офицеров, неторопливо ходивших по залу, куривших в углу и чесавших языки. А еще, время от времени, он ощущал на себе брошенный кем— нибудь из них взгляд, исполненный некоего недоброжелательного интереса. И, — нет, не обманете! — они не были ни из Управы, ни из военной разведки: ясноглазый, неторопливый народ, все, как один, средних лет. Только слепой с первого же взгляда не узнал бы в них пилотов или космонавтов. Причем не абы каких. Слишком молодых среди них, по крайней мере, не было. Дубтах чрезвычайно успешно ничего такого не замечал, и это явственно их злило. А, однако же, — до чего похожи в своих манерах вовсе, казалось бы, разные люди: точно так же глядели на него местные парни, когда, будучи студентом на летней практике, приходил, бывало, по вечерам на танцы. Смотрели с равнодушным видом, пристально, и явно нацеливаясь на то, чтобы набить ему рожу, предварительно придравшись. Просто потому что так положено. Это как же так возможно не набить морду какому-то городскому хлыщу? То есть совершенно никак невозможно... Другое дело, что получалось у них, — по разным причинам, — как правило, — плохо. В этой ситуации его интересовали, прежде всего, нюансы: а вот какую цель могут поставить перед собой эти ребята при том условии, что мордобой все— таки исключен категорически? То есть, они, может быть, и набили бы — а нельзя? Но уж если уж нельзя, то не будем обращать на них никакого внимания, уподобившись какому— нибудь мальчугану, гордо проходящему в сопровождении папаши мимо хулиганов, гоняющих его традиционно и систематически, а вот теперь могущих только облизываться издали. Отвлечься оказалось легче, чем он думал, потому что его острые глаза, наконец, обнаружили нечто, вполне способное занять его внимание: мигнув, зажегся один из Больших Панорамных Экранов, на котором с пугающей жизненностью возникло изображение Пенетрантной Системы, видимой со средней дистанции. На идеально— ровной, квадратной площадке, выгороженной в углу колоссального бетонного полотнища Нового Комплекса чин по чину, — толстенными красными колбасами, на самом деле — почти ничего не весящими, накинутыми на рогульки пластиковых стоек. Квадрат, по сути своей, представлял собой просто— напросто начало разгонного пути. Все, что можно было сделать до этого места для Пенетрантной Системы, уже было сделано, и, начиная с этого обведенного красным квадрата она все дальнейшее должна сама, хотя и по сю пору по Системе еще лазали по-муравьиному мелкие от расстояния и масштаба и неуклюжие от защитных костюмов фигурки людей. Копошились, подъедая последние штатные операции контроля, словно паразиты, покинувшие колоссальное тело хозяина и теперь торопливо хватающие какие-то мерзкие крохи съестного из числа первых попавшихся. Интересно, а по какой причине контролеры лазают по объекту в таких тяжелых доспехах? Интересно, а, однако же, не спросишь. Увы! База Системы была больше всего похожа на стратегический бомбардировщик, увеличенный раза в полтора-два и несколько более простых и грубых очертаний, с безглазым и серым корпусом. На взгляд, — База была несколько побольше и "Мисшифара", а кроме того — как— то шире, разлатее, чем трансатмосферник. На "спине" громадной машины сидел, как притаившийся на краю обрыва, прижавшийся к земле хищник, окрыленный контейнер с доразгонно-орбитальным комплексом, хитроумно принайтованный к своему носителю, и почему— то, откуда— то дымящий. И, хотя он свято уверен был, что двигатель доразгона просто-напросто не может быть просто химическим, и, по ориентировке, имел представление о достижениях Империи в области плазменных потоков высокой плотности, — а, однако же, все равно дымило! Паршивенькие, жидкие струйки желтого не то пара, не то дыма самого подозрительного вида вытягивались из каких-то невидимых щелей, и быстро таяли в теплом, неподвижном воздухе сегодняшнего дня. От невозможности немедленно, прямо сейчас разнюхать причины всех этих непонятностей, у него просто-таки кожа зудела. Но, разумеется, он был увлечен не настолько, чтобы не чуять взгляд, который был уперт в его спину, как твердый, холодный ствол автомата. Куда там! Это ж надо быть совершенно бесчувственным, черствым пнем в грубой коре, чтоб не почувствовать такой взгляд. Мало быть для этого черствым и бесчувственным пнем, надо еще, к тому же, наблюдать, скажем, за скачками, когда твой номер, доселе шедший первым, вот — вот обойдут. Метров за двадцать до финиша. Вот таким вот грубым, бесчувственным, азартным пнем, наблюдающим за скачками, да к тому же еще ни в грош не ставящим свою жизнь надо быть, — это еще как минимум, — чтобы не чувствовать такого вот взгляда. Тут чувствовалось мастерство прирожденного стрелка, получившего подходящее натуре воспитание: мышцы спины у него напряглись совершенно безотчетно, а по коже сверху вниз, спокойно, неторопливо отправились куда— то по своим делам немногочисленные, но зато крупные, отборные экземпляры мурашек. И стоял этот незнакомый ему Мастер Взгляда недалеко, не более, чем в пяти— шести метрах, по— тому что Дубтах расслышал каждое слово, когда один из позадистоящих сказал другому:
— Лет пять тому назад, — проговорили за его спиной в пол-голоса ясным, с чуть металлическим оттенком голосом, по— онутски, — я бы рассмеялся в лицо тому, кто сказал бы мне что тут, на стартовой Нового Комплекса, когда— нибудь будет наблюдать за стартом хоть какая— нибудь, изволите видеть, джуттская морда...
Тут Дубтаху стало интересно уже по-настоящему. Интереснее, чем зрелище обползаемой людьми и роботами Системы. Чуть выждав, он неторопливо развернулся и с достоинством наклонил голову:
— Собственной персоной и всецело готовая находиться в вашем полнейшем распоряжении (Во загнул! А здорово получилось...). Похоже, мне довелось встретиться с настоящим специалистом, господин э— э— э... полусотский ?
Согласно идиотской имперской системе, полусотник ВВС— ВКС командовал полусотней боевых машин с экипажами или чем-то, по меньшей мере, столь же серьезным, являясь, таким образом, по меньшей мере полковником, тогда как в мотострелковых частях Сухопутных Войск сотник командовал сотней нижних чинов, будучи чем-то вроде командира роты в Конфедерации. Такой вот, говоря по— мовянски, — сукрут. За спиной его стояло четверо офицеров, но говорившего Дубтах узнал безошибочно, как железные опилки узнают магнит: это был невысокий, коренастый, какой-то малость перекошенный дядя с седыми висками, возрастом явно за пятьдесят и в полевом мундире. На голове дяди, разумеется, красовалась фуражка с этим их проклятым имперским прогибчиком посередине, но Дубтах готов был бы поклясться чем угодно, что под фуражкой у дядечки — аккуратная, розовая плешь, нажитая за многие тысячи часов, проведенных в последовательно сменявших друг друга шлемофонах и гермошлемах. Потому что слишком уж дубленая кожа была у полусотника, слишком пристальный взгляд редко мигающих, выцветших от времени, напряжения и ненависти глаз.
— Ты рубишь по-нашему, джутт? Шпион, наверное, раз так сразу повернулся? Впрочем, — все вы тут шпионы...
— Не могу не согласиться, что определенная доля истины в ваших словах, безусловно, есть. Но, в то же время, не могу не заметить, что классический, как в детективах, шпион как раз не повернулся бы. Ни в коем случае. Поворачиваются только такие вот любители. Поскольку могут быть твердо уверены, что им ничего за это не будет. Все вырождается, все становится поддельным в наше упадочное время. Увы... Но все-таки, господин полусотский, я сгораю от любопытства: каким образом, каким мистическим озарением вы узнали, что я отношусь именно к этому племени? Я, признаться, считал его, если можно так выразиться, образцово-средним народом нашей части света... Скажите, прошу вас...
— Это я могу. Ты назвал меня специалистом, и ты и прав. Я в очень короткий срок стал — специалистом. Ты себе не представляешь, — в какой. Пойдем выпьем, джутт. За выпивкой у меня лучше получится — рассказать. Это совсем недолго. Да не бойся ты, — он мимолетно улыбнулся и, надо отдать ему должное, зрелище оказалось достаточно устрашающим, — эта штука начнет разбег не раньше, чем через полчаса...
С этими словами он повернулся и пошел, коренастый, с зажатым торсом, с какой— то неуловимо— неуклюжей походкой. Полностью уверенный, что за ним следуют.
В очень приличном баре, действовавшем в укромном уголке столовой Базы, полусотник заказал себе две по сто чабрецовой настойки, и кивком головы пригласил Дубтаха последовать своему примеру. Дубтах после секундного колебания выполнил рекомендацию, с теми поправками, что настойки он взял — сто, а вместо заказанного полусотником пива купил все— таки бутербродов с курятиной. Полусотник проглотил первую порцию, и некоторое время молча тянул пиво. Наконец, он поставил на стол недопитую кружку и коротко ткнул по направлению гостя своим коротким, волосатым средним пальцем правой руки:
— Вот ты — кто такой? — Он замолчал, пристально глядя на Дубтаха из-под косматых бровей малость невменяемым взглядом бесцветных глаз и сильно сопя носом, так что колебались густые волосы, торчавшие из его широких ноздрей. — Вот начальник твой — гость и представитель по форме, и шпион по существу, это понятно и от этого никуда не денешься. А вот ты — кто такой?
— Я? — Дубтах оч-чень светски улыбнулся. — По форме, — как вы изволили выразиться, — я переводчик референт при своем шефе. Самое смешное, что я и действительно просто-напросто выполняю сейчас роль непонятно кого при своем шефе, которому не нужен переводчик, поскольку он достаточно владеет языками, и которому не нужен здесь никакой референт. Я даже не шпионю, поскольку помимо шефовых контактов ни с кем здесь не общаюсь... Кстати, зовут меня Фьян Дьен-Дьеннах, к вашим услугам...
— Врешь. — Полусотник отхлебнул пива и продолжил. — Врешь, что переводчик, врешь, что референт. Врешь, что при шефе. А так как ты врешь во всем этом, то ты, наверное, врешь даже, что какой-то там Фьян Дьен-как-там-тебя-дальше, да и черт с тобой. Не знаю, зачем тебе это нужно, но только ты врешь. И знаешь, почему мне это известно?
Дубтах, чувствуя некоторое смятение, тем не менее отрицательно покачал головой все с той же обаятельной улыбкой. Полусотник тем временем втянул в себя вторую порцию настойки и продолжил:
— Всего— навсего потому, что один раз уже видел точно такие же ясные, улыбчивые глазки. И знаешь, где? За стеклом кабины "Оума", метрах в восьми от себя, как тебя вот сейчас вижу. Во время небезызвестной заварухи, аккурат в тот момент, когда мой "Гржим-Окоем" вдруг совсем разучился летать и начал сыпаться с высоты две триста прямиком в залив Кьер-Табин. Чтоб он высох, проклятый... Такой же, понимаешь, спокойный любитель рассчитывать, который умудрялся держаться вне свалки и тут же набрасывался на любого, неосторожно подставившего хвост. Весь фюзеляж в крестиках.
— Господин полусотник! Что угодно — но это не я. Хотя бы потому что родился аккурат через два года после Донганского Инцидента. И это был не мой папа с его безнадежным астигматизмом.
— Это был твой родственник, джутт. Допускаю, что ты можешь этого и не знать. Видишь ли, — мозги в такие мгновения работают как-то по— особому. Я, например, с того раза научился безошибочно видеть твоих родственников. Я до сих пор довольно-таки порядочно летаю. Не хвастаясь скажу, что могу поучить кое— чему всех этих нынешних. Но ежели мы с тобой, референт, встретились бы на встречных курсах, с ручками управления в десницах, то, боюсь, мне, старику, опять пришлось бы сыпаться в какой— нибудь залив. Так что никакой ты не референт. Даже если сам думаешь, что референт. Только это вряд ли. Так что ты ври кому угодно, но только не мне. Потому что не выйдет.
— Ваше здоровье, полусотник...
— Спасибо. За твое здоровье, — прости, — пить не буду. Не буду также жать на прощание руку, душить в братских объятиях, и бурных лобзаний тоже не будет, хотя те, кто привезли тебя сюда, сделали очень правильный выбор. Желаю тебе никогда больше не воевать против Империи, да и то только потому, что пожелание это носит достаточно— шкурный характер. Иди, минут через пять уже должны начать обратный отсчет...
Сказав это, он точно так же, как и прежде, вдруг повернулся всем телом и закосолапил прочь. Допив чабрецовую, — право же, — совсем неплохую, Дубтах неторопливо направился к облюбованному давеча экрану. По пути его ненадолго задержали более молодые спутники полусотника, все трое. Один из них с явным любопытством спросил:
— И как?
Хоть и был вопрос этот несколько неопределенным по форме, — Дубтах его понял. И даже не стал натужливо хмурить бровки, изображая непонимание, а, наоборот, многозначительно поднял их на манер домиков:
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
