| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Я стал думать о том, как выжить, участвуя в боевых операциях в составе этой "смертоносной" диверсионной группы. Весь состав группы — молодежь, еще не нюхавшая пороху, хотя заводские ребята хвалились, что в составе рабочего батальона участвовали в обороне Москвы и стреляли в фашистов.
"Вот Градов — это солдат, и судя по всему, дело знает, да и с людьми умеет говорить. А командир.... Дай бог, если я ошибаюсь в нем. Дай бог. Еще оружие. Не могли автоматами всех снабдить. Два ППШ на группу и легкий пулемет. Смешно. У остальных винтовки СВТ, гранаты и финские ножи. Боевого опыта нет ни у кого, зато все имеют звание старшины, — я усмехнулся, вспомнив, как за два дня до отправки нас выстроили, а затем торжественно зачитали приказ о присвоении всем старшинских званий. — Сколько потом радости было. Сущие дети. Ладно. Время покажет, кто на что способен, а сейчас уж очень есть хочется".
Залез в мешок. Круг копченой колбасы, три банки тушенки, банка сгущенного молока, сало в вощеной бумаге, несколько пачек концентратов, сухари. Без раздумий, впился зубами в ароматно пахнущую колбасу.
На следы войны мы наткнулись уже на вторые сутки нашего похода, когда вышли к краю леса, чтобы определиться на местности. На лесной поляне, среди густого малинника лежали трупы. Майор, старший политрук, пять красноармейцев. Майор лежал на самодельных носилках с забинтованной головой. Судя по положению тел, они приняли здесь свой последний бой, защищая раненого командира. Оружия не было, только десятка три винтовочных гильз, разбросанных вокруг тел, говорили о последнем бое. Судя по состоянию разложившихся тел, с момента их смерти прошло много времени, над которыми к тому же поработали звери и птицы. Девушки от трупов шарахнулись, как овечки от дикого зверя, и спрятались за спинами парней, тяжело дыша и громко сглатывая слюну. Ребята выглядели бодрее, но и по ним было видно, что эта картина их нервирует. Командир, похоже, растерялся, не зная, как правильно отреагировать на ситуацию. Выручил его Градов, выйдя вперед со словами:
— Прощайте, товарищи! Вы с честью исполнили свой воинский долг, не склонив головы перед фашисткой нечистью! Родина вас не забудет, а мы отомстим за вас! Все! Уходим!
Все с великой поспешностью покинули кладбище не погребенных бойцов. Даже никто не заикнулся, что тела надо похоронить.
Наткнувшись на проселочную дорогу, определили, что по ней довольно часто ездят, поэтому командиры решили устроить засаду, чтобы окончательно уточнить наше местоположение. Могли пройти и сутки ожидания, но нам повезло, уже спустя несколько часов послышалось тихое ржание лошади, а затем стал слышен топот копыт и скрип телеги. Градов еще раньше определил места для людей, поэтому нам только и оставалось, как занять свои позиции. Командир не вмешивался ни во что, заняв непонятную мне нейтральную позицию. Я встал в указанном мне месте, приготовив оружие. Когда телега подъехала, я осторожно выглянул. В телеге сидели два бородача. На одном была надета прямо на рубаху брезентовая куртка, а другой был в пиджаке и синей рубашке в белую полоску. На дорогу вышел наш борец вольного стиля Дмитрий Богатырев. Увидев впереди человека, возчик натянул вожжи. Телега остановилась. Я осторожно выглянул.
Сидевшие на телеге мужчины спрыгнули и теперь с любопытством рассматривали мощную фигуру парня, ставшего у них на дороге. Ни один, ни другой, не сделали ни одного лишнего движения. Потом переглянулись, и тут я заметил скользнувшую по губам улыбку одного из мужчин. Он и начал разговор.
— Это вас, хлопец, третьего дня сбросили? — напрямую спросил он десантника.
— Вы кто сами будете? — не отвечая на вопрос, поинтересовался Богатырев.
— Местные жители, товарищ. Давайте сюда вашего старшого. Есть у нас к нему разговор.
Мужчина говорил открыто, но при этом твердо и напористо.
— Какого такого старшого? — несколько растерянно спросил Богатырев.
— Вот он выйдет, и мы узнаем, какой у вас старшой, — уже с насмешкой сказал все тот же мужчина.
Не дожидаясь дальнейшего развития событий, из-за дерева вышел командир, держа наготове автомат. Увидев его "бородачи" снова переглянулись и замерли в ожидании.
— Я старший. Слушаю.
— Мы из отряда Липатова, а о вас нам рассказали местные жители. Они слышали самолет, а кое-кто даже утверждает, что видел, как спускались парашютисты.
— Глазастые у вас жители, ничего не скажешь. Значит, вы о парашютистах слышали, а вот мне про вас ничего неизвестно.
— Рации у нас нет, поэтому и неизвестно. Да и сформировались мы, как отряд, месяца четыре тому назад. Моя фамилия Гнатенко. Степан Трофимович. Был председателем сельсовета.
— Костин Макар Данилович. Агроном, — представился второй бородач. — Вернее, был агрономом.
Командир себя не назвал, только сказал: — Ладно. Идемте с нами.
Уже на месте стоянки он показал свой мандат — узкий тонкий листок бумаги, с печатями и подписями, выданный ему в наркомате, где значилось, кто он такой и каковы его полномочия. Партизаны, похоже, до этого имели определенные сомнения, теперь откровенно обрадовались. Начались рукопожатия, объятия, раздались радостные слова.
Для меня встреча с партизанами произошла хоть и неожиданно, но при этом как-то буднично.
В течение часа партизаны о чем-то тихо говорили с нашими командирами, потом мы загрузили наши вещи на телегу и отправились, ведомые партизанами, в лагерь партизанского отряда. Лагерь меня поразил. И не меня одного. В глубине леса стояло пять больших срубов, вокруг которых теснились сараи.
"Просто маленькая деревня, а не партизанский лагерь, — сразу подумал я.
Впрочем, так в последствие и оказалось. Из объяснений местных старожилов стало ясно, что это было место проживания нескольких семей местных крестьян-староверов во время первой мировой войны. Они ушли в лес, когда их деревню сожгли, а построились из-за ручья, который нашли здесь. Он бежал, огибая левую окраину лагеря. Потом, спустя несколько лет староверы вернулись в большой мир, а поселение в лесу осталось. Много лет прошло и только немногие старики знали о его существовании. Один из них и указал партизанам это место.
Встретили нас в отряде радостно, но при этом тревоги и настороженности в глазах людей было хоть отбавляй. Они сразу проявились в вопросах, которыми нас сразу забросали. Почти всех в первую очередь интересовало отношение Большой земли к партизанам, а в особенности к бывшим военнопленным и окруженцам. Слухи о расстрелах предателей докатились и до них.
— Мы не трусы и не предатели, — сказал за всех командир отряда Тимофей Васильевич Липатов, младший лейтенант Красной армии. — Если у советской страны есть в нас сомнение, то мы своей кровью докажем обратное, а если надо, то и своей жизнью!
— Товарищи! Давайте не сейчас будем решать этот вопрос, тем более что у вас будет время подкрепить свои слова делом! Сейчас нам надо будет заняться организацией партизанской базы и на ее основе развернуть разведывательно-диверсионные действия!
Товарищи! Нам....
Командир умел толкать речи. Говорил доступно, ярко. Как говорится: "с огоньком".
"Надеюсь это не одно его достоинство, — с какой-то легкой неприязнью подумал я.
Не нравился он мне, и я ничего не мог с этим чувством поделать. После его речи снова взял слово командир партизанского отряда. Он больше говорил о трудностях, чем об успехах отряда. Из его слов стало понятно, что большая часть бойцов и командиров, выходящая из окружения, наталкиваясь на их отряд, уходили, надеясь добраться до Красной Армии и влиться в ее ряды. Местные жители не только не желали партизанить, но даже неохотно контактировали с партизанами, так как продналог и колхозы, в которые их насильно загоняла советская власть, не нашли достаточной поддержки в народе. Номинально командиром считался младший лейтенант Липатов, но фактически все вопросы решал совет из четырех человек, в который входил полковой комиссар Дыбенко, сержант Стукашенко, возглавляющий разведку и нашим знакомым Степаном Гнатенко, отвечавшим за снабжение отряда. Полковой комиссар Дыбенко являлся заместителем командира отряда по политической части. Как уже позже стало известно, командование партизанского отряда было готово сразу сложить с себя обязанности и передать бразды правления нашему командиру. Такое решение объяснялось просто. За эти четыре месяца они мало что сделали, если не считать обстрела немецких автомашин на дорогах, да уничтожения пару десятков полицейских. Правда, была у них одна, скажем так, одна крупная победа. Узнав от местных жителей, что немцы собрали с нескольких сел продовольствие и должны были отвезти его на сборный пункт для отправки в Германию, они, устроив засаду, подстерегли их на дороге. Продовольственный обоз охраняли с пяток немцев и десяток полицейских. Уничтожив охрану, партизаны захватили продовольствие. Часть раздали по селам, а остальное оставили себе. Понять их можно было. Сложные отношения с местным населением, острая нехватка боеприпасов и взрывчатых веществ, трудное положение с продовольствием.
Радость не сходила с лиц партизан, а в особенности у бывшего командира отряда. Теперь, когда прибыла диверсионная группа из Москвы с кадровым, опытным командиром партизаны считали, что теперь у них все получиться, а лейтенант был жутко доволен, что переложил ответственность на чужие плечи.
Мы так же узнали, что в этих краях было еще два партизанских отряда, но в контакт с ними не входили и не знали их месторасположение.
После взаимного представления и собрания, командиры ушли в штаб совещаться, а нас, шумно, весело и гостеприимно, принялись устраивать. Особое внимание партизаны уделили нашим девушкам, которых до этого в отряде не было, что заставило хмуриться Лешу Крымова и Володю Богатырева, который, как я успел заметить, был неравнодушен к нашему врачу Ане.
Когда Наташа развернула рацию в штабе и начала работать, чтобы сообщить о нашем прибытии, вокруг сруба, где располагался штаб, сразу собрался весь лагерь. Люди радостно улыбались, тихо перешептываясь: — Девушка-радистка с Москвой говорит. Со столицей. Может про нас скажут.
Их радость можно было понять. Оторванные от страны, они питались от слухов и не знали, как обстоят дела на фронтах, как живет страна Советов, не знали, что их ждет в будущем. Но Москва не забыла их! Теперь все будет хорошо!
Первые два дня в лагере мы обживались на новом месте, а командиры, тем временем, формировали состав отряда и строили планы будущих сражений с фашистскими оккупантами. На третий день был объявлен общий сбор. Были зачитаны по фамилиям составы боевых групп и их командиры, затем объявлен командный состав партизанского отряда. Товарищ Град, как я и думал, стал заместителем командира отряда, а так же его замом по диверсионной работе. Сержант Антон Стукашенко остался, как и прежде, отвечать за разведывательную деятельность. Он, как мне стало известно позже, был белорусом, правда, не из этих краев. При его назначении почему-то только сейчас выяснилась одна интересная деталь, оказывается, он был не просто сержантом, а сержантом государственной безопасности и теперь помимо разведки, ему было поручено отвечать за внутреннюю безопасность. Меня не вписали ни в один из боевых отрядов. То ли решили не рисковать столь ценным специалистом, то ли не посчитали меня полноценным бойцом, которого можно сразу бросить в бой, а временно закрепили за складом, который одновременно являлся арсеналом. Впрочем без работы по специальности не оставили, засадив за разборку немецких документов и карт, которые были взяты у убитых солдат и офицеров. Складом заведовал Митрич, суровый, неулыбчивый мужчина, инвалид. У него было что-то с коленом левой ноги. Воевал с первого дня войны. Получив ранение, попал в госпиталь, который был разбомблен на третий день, после того как он в него попал. Ушел в лес, долго скитался и голодал, пока не примкнул к группе Липатова. Он прямо горел желанием мстить гитлеровцам и при этом понимал, что в армию его не возьмут, отправят в тыл, поэтому остался в партизанах. Складом, как и арсеналом, этот сарай можно было назвать с большой натяжкой, так как вещей и оружия в нем почти не было, а то, что лежало, требовало хорошего ремонта. Правда, присмотревшись внимательнее, я наткнулся на несколько комплектов немецкой формы
— Это здесь зачем?
Кладовщик бросил брезгливый взгляд на форму.
— Стукашенко как-то притащил. Несколько комплектов. Они машину интендантскую остановили, еще в начале весны. Там и было. Сапоги разобрали, кое-кто штаны взял. Хм. А эти... у них размер малый. Словно на пацанов сшиты. Так и лежат.
— Интересно. Попробую примерить.
Скинул гимнастерку и надел френч. Не то что бы он сидел как влитой на мне, но выглядел нормально.
— Как?
— Дерьмово, — скривился Митрич. — Не. Сидит неплохо. Только смотреть гадостно на фашистскую форму.
— Здесь только френч и штаны. А ремень и головной убор есть?
— Тебе это зачем, парень?
— Вдруг нужно будет к немцам прогуляться. Разведать....
— Ты? — Митрич весело ухмыльнулся. — Не смеши! Какой из тебя разведчик! Давай, Костя, снимай с себя эту гадость и займись подсчетом консервов, а то наш повар мне всю плешь проел. Сколько всего? Сколько всего?
На следующий день по лагерю поползли слухи о том, что готовиться боевая операция, в которой собираются использовать всю боевую силу отряда. Наши ребята-десантники ходили довольные и важные. Вот это настоящее дело! Им будет, чем гордиться! Даже Леша Крымов не преминул похвастаться передо мной своим участием в предстоящем бою. Как я узнал позже, командир и штаб, спланировали операцию по уничтожению фашистских прихвостней — начальника полиции и бургомистра большого села. В отряде еще до нашего приезда знали, что через три дня, в субботу, у начальника полиции села Дудушки день рождения. Исполняется круглая дата, 40 лет. Вот он и решил отметить ее с размахом, собрав у себя дома всех местных предателей. Липатов, когда еще был командиром отряда, не решился начать войну с двумя десятками полицейских, а когда прибыли москвичи, сразу предложил этот план. Его можно было понять. В отряде стало на десяток больше бойцов, да и возглавляет сейчас их теперь опытный командир-пограничник.
Захват, а затем показательная казнь предателей на глазах жителей села должна была показать местным жителям, что народные мстители не просто слова, а реальная сила. В субботу ранним утром партизаны выступили в поход. Атака и захват пленных планировались ближе к вечеру, когда полицейские хорошо напьются. Разведчики, которые наблюдали за селом еще со вчерашнего дня, доложили, что кроме обычных часовых у управы и полицейского участка по окраине села ходит усиленный патруль из трех полицейских. Правда, по их нетрезвому виду можно было понять, что они не остались в стороне от общего веселья. Часовых и патруль сняли без шума, не потеряв ни одного человека, а вот пулеметную точку на чердаке дома начальника полиции не смогли обнаружить. Только партизаны кинулись на штурм дома, как с чердака застучал пулемет, скосив первой очередью несколько человек. После такого сигнала тревоги в доме начался переполох. Часть полицейских, потеряв голову, выскочили из дома, и сразу попали под пули. Другие, закрывшись в доме, принялись ожесточенно отстреливаться. Партизаны, попав под яростный огонь, залегли, и тогда начальник разведки, рискуя жизнью, подполз к самому дому и бросил гранату в окно. Не успел прогреметь взрыв, как разъяренные неудачей партизаны кинулись в атаку. Раненых полицаев добивали без всякого сожаления, поэтому планировавшаяся казнь предателей не состоялась из-за отсутствия последних. Во время штурма погибло три человека, в том числе младший лейтенант Липатов. Еще пятеро бойцов было ранено, правда, легко. Из них двое были нашими десантниками. В доме бургомистра и начальника полиции, а также в полицейской управе забрали, все, что только можно было взять. Вещи, одежда, продукты, оружие. Наши ребята не забыли про девушек и привезли в отряд большое зеркало, которое висело на стене дома старосты.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
