Пробуждение

Рыбка вообще молча плавала в своей кадке и была, судя по всему, дура-дурой. Желаний не исполняла, хоть и была, как в старинной сказке, самым настоящим золотым карасиком.

Но самым гадским гадом в этой компании оказалась птичка. Чудо заморское, ага. Драгомиру это чудо расчудесное привез на прошлый, восьмой день рождения муж его любимой тети Божены. Тетя жила в далеком-предалеком королевстве Чиатта и была замужем за самым настоящим тамошним прынцем. Вот прынц и расстарался, порадовал племянника жены. Спасибо ему за это большое!

Правда, "птичкой" вреднющую тварь ростом едва ль не в локоть назвать было можно лишь с большой натяжкой. Пестрая красно-синяя уродина обладала здоровенным хищно загнутым черным клювом (цапнет за палец — без пальца и останешься!), умела презрительно ерошить редкие длинные перья на макушке и отличалась резким хриплым голосом, на удивление противным. С утра до вечера она свирепо грызла прутья клетки, истошно орала на весь дом и зорко поглядывала, не удастся ли кого клюнуть.

Да при этом ещё и умела разговаривать!!!

До некоторых пор Драгомир был уверен, что говорящие животные бывают только у мамы. Конечно, Полкан мяукал и шипел очень выразительно, да и ворчание Масика в переводе не нуждалось — если, конечно, не хочешь неприятностей. Но им обоим было далеко до маминого ненаглядного кота Степки, балагура и острослова.

Заморский же пернатый монстр сперва вопил что-то непонятное исключительно на своем заморском языке, но быстро освоился и научился рявкать "Драгош-дурррррак!" и "Полька-заррррраза!" Папа хохотал, мама сердилась, а умный Драгомир с тех пор предпочитал ругаться с сестрой шепотом.

Хвала Богам, говорила мама, что такая птичка на всю Синедолию одна, а тот неизвестно, до чего бы два таких умника договорились между собой.

Вот такие у него, у Драгомира, "домашние питомцы"... А теперь выясняется, что и дракона не будет! И быть не может...

— Пойду я, — вздохнул мальчик, поднимаясь с лавки. — У меня ещё дел полно!

— Не грусти, сынок! — весело сказала мама. — До дня рождения время ещё есть, успеешь выбрать себе другой подарок.

— Да уж постараюсь, — хмуро буркнул Драгомир и побрел к двери.

— Драгош, а брат твой где? Что Огонек делает, не знаешь? — вслед ему поинтересовался папа.

— Играет, — не оборачиваясь, пожал плечами мальчик, а затем невинным голосом прибавил: — с самого утра, в твоей мастерской...

И, услыхав, как отец тревожно охнул, с удовлетворенной улыбкой прикрыл за собою дверь. Ну, ладно, хоть слегка за дракона расквитался.

Братец Огнеслав, пяти лет от роду, был человеком самостоятельным и на редкость независимым; никакой опеки над собой на дух не переносил с тех самых пор, как встал на ноги и прекратил пачкать штаны; из всех игрушек признавал только папины инструменты, причем использовал их сноровисто и с выдумкой. В мастерских ему было словно медом помазано — не прогонишь; отец, поразмыслив, рассудил, что, раз уж чадо взяло в руки молоток да клещи, так пусть учится ими владеть, как следует. Сам стал его обучать. Брал с собою и в литейный сарай, и в кузню, и в алхимическую лабораторию. Под родительским присмотром, опять же. Всё лучше, чем будет лазить потихоньку.

Не помогло. Всё равно лазил, с завидным упорством пропуская мимо ушей любые "нельзя" и слыша только "можно".

С некоторых пор Огонек завел невинную такую привычку повсюду расхаживать, поигрывая кияночкой либо молоточком. Дома-то, в Березани, все к этому как-то быстро привыкли, но вот в дедушкином дворце... ох!! Едва завидев тяжеловооруженного малолетнего княжича, няньки да мамки мигом расхватывали своих питомцев и разбегались кто куда — а ну, как тот дитяте по лбу заедет колотушкой своей окаянной?! Драгомир даже слегка завидовал мрачноватой славе младшего брата — от него-то самого никто не прятался по углам! И ладно бы слава была заслуженная — так ведь нет же! Ну, пару серебряных кубков Огнеслав расплавил — это да, это было; ну, ложки к столу приклеил, на совесть приклеил, не оторвать; ну, дедов трон какой-то едкой алхимической дрянью прожег — так ведь самую малость, не насквозь! Наиболее же заметным достижением юного умельца стал дивной красоты драгоценный ковер, подаренный дедушке Велимиру Правителем эльфов, и крепко-накрепко приколоченный к полу дедушкиных же личных покоев парой сотен гвоздей. А по лбу бить братец никого вовсе и не бил — даже не примеривался!

Широкие дубовые ступени миролюбиво поскрипывали под ногами Драгомира, но мальчик, задумавшись, не обращал внимания ни на уютные звуки, ни на теплый свет, дробящийся в пестром витражном окошке, ни даже на ухватистые навощенные перила, так и приглашающие прокатиться. Всё не так. Ну, почему всё не так?!! Мысли были невеселые. Настолько невеселые, что будущий великий чародей позорно пропустил тот момент, когда его рот зажала чужая шершавая ладонь, а сам он был совершенно бесцеремонно ухвачен за рукав рубахи и втащен в темный закут под лестницей.

Впрочем, ладонь была очень даже знакомая. И не ладонь даже, а так, тьфу, ладошка. Так что орать от страха Драгомир не стал, а вместо этого спокойно убрал чужую руку со своего лица, развернулся под низко нависающими ступеньками и сурово уставился в круглые глаза вероломного захватчика. Захватчицы.

Отливающие, словно у кота, смарагдовой зеленью глаза сощурились и злобно блеснули.

— Тебя сколько можно ждать-то?! — прошипел возмущенный голос. — Я уже Боги знают, как долго прячусь под этой лестницей, а ты всё не идешь и не идешь! Бессовестный! Ещё вчера с вечера приехал, а и носа не кажешь! Отчего так?!

— Привет, Красава, — Драгомир вздохнул и отвел глаза — упрек был вполне заслужен. А затем без запинки соврал: — А я как раз к тебе шел.

— Пра-а-авда?! — круглые глаза радостно вспыхнули, и мальчик почувствовал короткий, но от этого не менее болезненный укол стыда. Врать он не любил, хотя при нужде делал это отменно. К тому же Красава была единственным человеком во всей Преславице, искренне ждавшим каждого его приезда. Да что там — во всей Синедолии, наверное! А он не то, чтобы уж совсем не вспомнил о девочке за целое утро, но и времени для нее не нашел.

— Конечно, правда, — Драгош легонько дернул подружку за кончик тонкой косицы. — И нечего было так полошиться. Я бы и сам пришел.

— Да-а-а, пришел бы! — насупилась девочка. — А меня бы как раз в храмовую школу увели. А ты мне нужен срочно и позарез. Вот я и спряталась! Правда, здорово?!

Разговаривая, дети почти выбрались из темного закутка. Круглые глаза Красавы возбужденно блестели, вздернутый нос морщился, а и без того широкий рот растянулся в улыбке, сделав ее похожей на тощего жизнерадостного лягушонка. Словно в насмешку над своим именем, девочка была совсем не красива. Её старшие сестры, Милава и Забава, несмотря на юный возраст, уже сейчас были готовы оспаривать звание первой красавицы Синедолии у собственной матери, великой княгини Смеляны, дедушкиной жены. Тщедушному кузнечику Красаве было до них, как до звезд на небе. Зато по части шалостей и проказ с нею не могли сравниться даже самые отпетые озорники Преславицы; кроме того, девочка с замечательной меткостью стреляла из рогатки, лазила по деревьям и заборам не хуже белки, а визжать умела так, что от нее спешили унести ноги все, от крупного рогатого скота и до мелкой домашней нечисти включительно.

Драгомир ни за что не променял бы одну Красаву даже на двух Милав и трех Забав.

Внезапно тощий рыжеволосый лягушонок насторожился и дернул Драгоша обратно в густую тень под лестницей. Над головами детей частой дробью просыпались быстрые шаги. На всякий случай мальчик замер и затаил дыхание, а любопытная Красава не удержалась и осторожно высунула свой курносый нос из-под ступеней.

— Твой папа, — прошептала она, вытягивая шею и глядя вслед удаляющимся шагам. — И куда это он так помчался? Аж через три ступеньки скакнул...

— Огонька в мастерской отлавливать, — неохотно ответил Драгомир и в который раз за утро тяжело вздохнул.

Девочка быстро обернулась и укоризненно посмотрела на друга. Ну да, конечно, совсем не обязательно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, кто именно заложил младшего брата с потрохами. Сама Красава была очень щепетильна в этом вопросе, подельников своих проказ никогда не выдавала, а ябед сурово осуждала. Однако, вглядевшись в помрачневшего Драгомира, девочка перестала хмуриться и удивленно приподняла брови.

— А ну-ка, давай!

— Что давать? — недовольно пробурчал мальчик, пряча глаза.

— Давай, рассказывай, что у тебя приключилось! — Красаву так просто с толку было не сбить. — Я что же, не вижу, что ты нынче сам не свой? Ну-ка, выкладывай!

И Драгош выложил. И про Польку, с которой все носятся, как дурень с писаной торбой. И про Огонька, с которым папа давным-давно занимается сам, а его, Драгомира, отправляет запускать с мальчишками воздушных змеев да не пойми какие книжки читать. И про дракона, которого нельзя. И про ненавистные новые штаны, которые можно. И про дуру-рыбку, которую кормишь-кормишь, а она не может выполнить даже одного-единственного желания. Ну, уж и про гадскую птичку до кучи.

— Вот ты погляди: Полька и с мамой травы собирает, зелья варит, и с папой заклинания разучивает, и сам дед Тешен ей иногда уроки дает, и даже эльфийский целитель Дивиэль каждый месяц специально приезжает из своего леса, чтобы только с нею позаниматься! А меня заставляют ходить в какую-то там храмовую школу... ну а читать что разрешают?! Сказки, да легенды, да про животных, да про дальние города и страны. Ну, ещё "Жизнеописания величайших мудрецов и чародеев подлунного мира" — скукотища!.. А потом ещё и пеняют: то не знаешь, это не помнишь, Боги знают какой ерунды опять начитался! А сами ничего такого колдовского, чтоб чаровать учиться, брать не велят. Говорят, рано. Иди, говорят, лучше кораблики с мальчишками мастери! Или того лучше: учи чиаттский язык! На что он мне сдался, этот чиаттский?! Ещё травки разные да камушки различать требуют, да кости всякие, да названия их дурацкие зазубривать... Папа позволил разучить лишь дюжины с полторы самых простых заклинаний — и все. На первое время, говорит, тебе хватит. А Польку с Огоньком учит, учит ... несправедливо это!

— Ну да, ну да, — насмешливо сощурилась девочка, — и верхом ты вместе с папой по три раза на седмице вовсе не ездишь, и собственную лошадку он тебе не подарил, и воинскими искусствами с тобою совсем не занимается... всё точно, всё так и есть! Да ещё и школа. И впрямь есть на что посетовать! Вот только от храмовой школы никому ещё увильнуть не удалось. Я тоже хожу. И Полька ходила. И сестры мои. А Огонек ещё маленький, у него всё впереди! — не без ехидства добавила она.

— А самое главное, — не слушая Красаву, горько пожаловался Драгош, — все мне твердят: подожди, не спеши, вот откроется твой магический дар, и уж тогда... а, может, он никогда и не откроется! И заниматься со мною никто не станет. И всё внимание будет им! А сейчас у мамы ещё одна девчонка родится, и обо мне вообще забудут.

— Не забудут, — маленькая влажная ладошка сочувственно сжала пальцы Драгомира. — На прошлой седмице я своими ушами слыхала, как самый главный батюшкин чародей дед Перенег говорил, что на тебя пора накладывать это... ну, как его?.. А, блокирующее заклинание, вот что! А то, говорит, княжич, хоть и годами невелик, рановато ему пока, но, судя по всему, не сегодня-завтра чаровать сможет, а заклинание-то и не стоит. Ка-а-ак колданешь их всех!

Мальчик пристально посмотрел на подружку. Та спокойно выдержала его испытующий взгляд. Вот кто знает, может она и правду говорит, а не пытается просто утешить. Тем более, Драгош и Красава и впрямь давным-давно установили опытным путем, что, если хочется чего-нибудь узнать, вовсе не обязательно задавать вопросы — всё равно вряд ли получишь от взрослых правдивый и исчерпывающий ответ. Гораздо лучше иметь неслышную походку и острый слух. Ну, и капелька масла, чтобы двери не скрипели, никогда не помешает...

— И вообще, — беззаботно продолжила Красава, — нечего по пустякам страдать. Дар у него чародейский не откроется, как же! Всё у тебя откроется! А вот меня сестры дразнят лягушонком и говорят, что я вырасту уродиной, и замуж меня возьмет либо слепой, либо старый-престарый старикашка... тоже слепой! Так что ж мне теперь, плакать?

— Ну и дуры твои сестры! — Драгомир внезапно обозлился на высокомерных красоток.

— Да ладно, — отмахнулась девчушка, — я сама виновата. Не стоило им в притирку для лица дохлых мух пихать.

— Всё равно, — упрямо буркнул мальчик, — незачем ерунду болтать. И вообще, если уж на то пошло, я, коли надо, и сам на тебе женюсь, так что незачем будет слепого старикашку искать.

— Ты что, что ли совсем тю-тю? — Красава выразительно постучала себя согнутым пальцем по лбу. — Во-первых, я тебе тетей прихожусь, не забыл? Во-вторых, я твой друг. Никто ни на собственных тетях, ни на друзьях не женится, понятно?

Маленький Драгомир насупился. И как такая мелочь умудряется быть такой врединой?? Вот спрашивается, что это за манера — к словам цепляться? И вовсе он ничего особенного не имел в виду! Ну, Красава, ну, лягушка!

Впрочем, долго злиться на свою подружку мальчик не умел.

— Ты меня чего дожидалась-то? — хмуро спросил он, радуясь возможности сменить тему. — Ты говори, не то мне идти надо.

— Далеко ль? — хитро прищурилась чрезвычайно довольная собой малявка. — Ты ж, вроде, ко мне шел?

— Ну, шел, — неохотно вздохнул Драгош. — Не тяни, рассказывай!

— А ты пойдешь со мной чудовище ловить?

— Когооооо???

— Да тише ты! — возмущенно шикнула Красава, затаскивая друга поглубже под лестницу. — Что вопишь-то, оглашенный? Не весь дворец ещё слыхал? Чудовище, говорю, пойдешь ловить? Ну, ладно, ладно, пусть не ловить, искать. Пойдешь?

— К-к-кхакое ещё чччудовище??? Где искать??!!!

— Обыкновенное, — снисходительно пожала узенькими плечиками девочка, — лесное. Давеча бабы на поварне болтали, что за Драконовой Пустошью чудище завелось. Никто его, правда, не видел, но некоторые слышали. Сидит, говорят, чудовище престрашное в самой чащобе и рычит оттуда грозно. К дороге, хвала Богам, не выходит, но это только пока. Скоро оно освоится да начнет утаскивать прохожих в свою берлогу. Многие, честно говоря, в чудище сомневаются, считают, что рассказчикам с пьяных глаз всё примерещилось, однако кое-кто уже дня четыре, как северным трактом в одиночку ездить опасается. Вот я и решила: надо то чудище нам отыскать да посмотреть, какое оно из себя! Интересно же! Разведаем, где его логово.

Слушая проникновенный Красавин рассказ, Драгомир сперва изумленно вытаращился на подружку, а затем почувствовал, как его рот начал неудержимо растягиваться в преехиднейшей ухмылке. Значит, чудище-юдище лесное, вот как? Рычит себе на прохожий люд из чащи? Ну-ну! Может, оно им песни поет? Надо же такое придумать! И надо же в это поверить!!

— Красава, ну ты что, совсем тю-тю? — весело захихикал мальчик, передразнивая подругу. — Чудовище либо есть и оно всех ест, либо его нет вовсе. На то оно и чудовище. А чтобы рычало, но не нападало? Это, поди, мужики со свадьбы ехали да друг над другом подшутить решили, попугать с веселых глаз... ну ты сама посуди, кто может завестись в версте от Преславицы? Да если б кто и взаправду сунулся, чародеи бы его мигом извели. А что-то я не слыхал, чтобы, к примеру, моих родителей просили избавить город от подобной напасти!