| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
— Станки тоже уже назначены для этих заводов, — прервал молчание кто-то. — Так что начнём даже раньше!
— Вот тут вынужден разочаровать. Большинство станков, нужных для постройки самолётов, никакое военное министерство обеспечить не в состоянии, они делаются для авиазаводов по специальному заказу, опять же, мною. На моих станкостроительных заводах — и больше Вы их не найдёте нигде. Сейчас сами все увидите… — я протянул руку к телефону и набрал номер:
— Камилла, ты никуда лететь не собираешься? У меня тут с дюжину инженеров-авиастроителей собралось, нужно им срочно показать завод в Воронеже… Что? Да, к ужину вернусь.
Повернувшись к гостям, я усмехнулся: большинство пялились на настенные часы, показывающие половину одиннадцатого утра.
После полёта во Францию Камилла полностью прониклась удобством авиатранспорта, и теперь на небольшом аэродроме в трёх километрах от городка в состоянии постоянной готовности дежурили три "Пчёлки". Одна для моей жены, одна — для тех, кто ей будет нужен в очередной поездке по химзаводам (обычно ее сопровождало человек восемь), и одна — на всякий случай. Так что оказаться к часу дня на новом авиазаводе в Воронеже было несложно. К тому же именно такой вид транспорта помог инженерам "глубже осознать свои заблуждения". И с большим интересом вникать в детали производства того, что я называл "современным самолётом".
Который — по меткому выражению самого Вениамина Горянина — представлял собой "красивую летающую упаковку для тросов, проводов и труб". В шестиметровом фюзеляже прятались почти сто метров труб гидросистемы, полкилометра проводов, разных тросов тоже тянулось метров восемьдесят — и всё это не должно было перепутаться и перекрутиться при любой тряске во время полета. И тем более — при сборке самолёта — и приехавшие инженеры с огромным удивлением наблюдали, как инженеры уже воронежского авиазавода после прокладки очередного жгута проводов методично, отмечая каждый замер в специальном журнале, прозванивали все цепи электросистемы. А что делать? Если где-то напутают, то машина может свалиться в самый неподходящий момент…
Зато пятикратно проверенная машина была буквально символом надёжности: все системы управления были троированы и даже при попадании небольшого снаряда она, скорее всего, не только не свалится, но и останется вполне управляемой. Лопнут трубы гидросистемы — управлением займутся электрические машинки. Порвутся провода — останутся стальные тросы, и пилот — хоть и с огромными физическими усилиями — всё ещё будет в состоянии вернуть машину домой…
Напоследок гостям показали, как у стоящего на козлах самолёта проверяются все три системы уборки и выпуска шасси: за скорость приходилось платить немало. Но сама идея будущим авиастроителям очень понравилась, и, собираясь домой, большинство обменивалось довольно восторженными впечатлениями. Правда, несколько — двое или трое — инженеров выглядели подавленно…
Когда мы уже выходили из самолёта в Царицыне, Делоне вдруг обратился ко мне:
— Александр Владимирович, я, конечно, поздновато спохватился, но нельзя ли как-то попросить в Воронеже прислать чертежи с расчётами этого самолёта? Мне бы было весьма интересно ознакомиться именно с методикой расчётов таких аппаратов.
— Думаю, что можно и без Воронежа вам помочь в этом деле. Вам же не требуются подетальные вычисления, а техническое описание проекта имеется и здесь. Когда будет удобно его получить?
— Если возможно, то сейчас. Я бы хотел взглянуть на проектные документы до отбытия в Киев.
Эта команда инженеров припёрлась ко мне вовсе не из желания "скататься в командировку за казенный счёт", и проекты своих самолётов привезли не ради того, чтобы похвастаться. То, что Александр Волков выпускает больше половины моторов в мире, они и так знали (по крайней мере, большинство из них), но моторы-то у меня делались в основном автомобильные, тяжёлые. И почти все проекты самолётов делались под иностранные, специальные самолётные двигатели, дорогие — но лёгкие. Целью гостей было склонить меня к "производству нужных им авиамоторов" — или обсудить, как можно приспособить существующие двигатели для их самолётов. Выяснив, что я ничего "приспосабливать" не собираюсь, некоторые из них уехали — ну как же, русскому интеллигенту сказали, что он в чём-то не разбирается!
Всё же человек десять остались для более внимательного изучения предложенных проектов. И совсем не зря. Три молодых инженера из Нижнего Новгорода, обсудив детали производства с Селивановым, отправились домой чтобы "быстренько выстроить новый авиационный завод". Причём — в буквальном смысле "быстренько": площадку под завод они уже успели получить, а на ней собрались поставить четыре больших арочных ангара. Деревянных, конечно — но все четыре должны были подняться уже недели через три. Автором этой столь знакомой мне по "прошлому будущему" конструкции оказался один из них — Сергей Шувалов: он первый арочный ангар построил, оказывается, ещё в одиннадцатом году.
А спустя неделю, через пару дней после отъезда Делоне, ко мне неожиданно пожаловали гости из столицы.
— Полковник Джафаридзе, Генеральный штаб, — представил его сопровождавший его штабс-капитан, отпирая пристёгнутый к руке кожаный портфель маленьким ключиком. — Штабс-капитан Сорокин, Еремей Павлович.
Полковник был уставшим с дороги, но при том весьма решителен, и сразу начал с места в карьер.
— Александр Владимирович, в Армию на рассмотрение поступил ряд проектов по увеличению выпуска военных самолётов. Вы и сами в курсе, эти люди приезжали к Вам со своими предложениями.
— Разумеется. Со многими из них мы вполне пришли ко взаимопониманию. Что же до остальных, то поверьте опытному инженеру и промышленнику, их прожектёрство принесло бы стране лишь убытки.
— Не буду спорить, тем более, что и наши специалисты, в основном, разделяют Вашу оценку. Жалобы на "наглый монополизм Волкова", по выданной рекомендации Генштаба, правительство решило оставить без рассмотрения.
— Тогда, позвольте поинтересоваться, в чём же состоит причина Вашего визита? — я улыбнулся.
— Было также принято решение рекомендовать Вам направить необходимое количества моторов в Киевский политехнический институт.
Штабс-капитан Сорокин выложил на стол довольно увесистую папку.
Я распустил завязки, с интересом просматривая эскизы. Делоне явно внимательно изучил материалы по машине Горянинова.
— Господин полковник, — раз уж он решил не представляться полностью. — Этот проект заметно хуже готовящегося к производству в Воронеже нового самолёта…
— ...который Вы сможете запустить в производство хорошо если к началу осени, в количестве пятнадцать — двадцать штук в месяц, — Джафаридзе ухитрился возразить мне так, как будто просто продолжал мою мысль. — А этот самолёт можно начать собирать через неделю в мастерских института. Поэтому я обращаюсь к Вам с просьбой найти необходимые моторы для господина Делоне.
— Такая "просьба" больше походит на требование…
Полковник равнодушно посмотрел на меня. В отличие от большинства военных, с которыми мне доводилось сталкиваться, этот представитель Генштаба явно чувствовал себя в политических играх, как рыба в воде. И, надо признать, чем-то неуловимым напоминал Линорова.
— Пока что, насколько мне известно, Ваши заводы не планируется включать в подготовленный к утверждению мобилизационный план по промышленности. Однако, при определённом изменении ситуации столь значительно количество немобилизуемых потенциальных солдат обязательно вызовет закономерные вопросы.
— Я повторю Вам то же самое, что и Николаю Борисовичу. Этот самолёт не пригоден для военных действий. Управление только тросовое, дублирования нет — а значит, одна шальная пуля может вывести его из строя. Пулевые отражатели ходового винта ухудшают тягу. Курсовой пулемёт использует маломощную лёгкую пулю, что делает невозможной прицельную стрельбу на обычном для сегодняшнего воздушного боя расстоянии. Выпуск этих "аэропланов" при нынешней обстановке будет означать гарантированную потерю двух-трёх таких машин каждый день.
Джафаридзе холодно поглядел на меня.
— Он будет означать, что Армия начнёт получать от семидесяти до ста дополнительных самолётов в месяц. И даже принимая Вашу оценку их эффективности, мы сможем компенсировать до девяти десятых потерь к концу осени.
Мне действительно было жалко будущих пилотов. Но… К сожалению, полковник был прав. Самолёты были нужны на фронте прямо сейчас — иначе, к концу года, русская авиация просто перестанет играть в войне сколь-либо заметную роль.
Шестого мая в воздух поднялся первый "Делоне-200" киевской постройки. Деревянный, обшитый всё тем же "льном с лавсаном" — но выстроенный за месяц в любительских мастерских. В кабине первенца киевского авиапрома сидел лично Николай Борисович. Он — всё же имея известный опыт пилота-планериста и ранее поднявший и свой мотопланер — довольно быстро освоил весьма непростое управление новой машиной на учебном самолёте-спарке, изготовленном (одним из дюжины специальных учебных машин) на заводе Горянина. Спарки были изготовлены первыми, все понимали, что лётчиков нужно готовить сразу с запасом и много. Мы с Камиллой были приглашены на событие: все же первый "независимый" авиазавод пускается!
Николай Борисович, выйдя из самолета, снял шлем (рацию вместе с "радиошлемом" мы сочли необходимым поставлять для каждого самолёта), вытер пот со лба и, обращаясь ко мне, прокомментировал свои впечатления:
— Вы совершенно правы, Александр Владимирович, для этой машины нужны очень сильные лётчики. Впрочем в Киеве хватает сильных гимназистов… Кстати, мои студенты придумали механизм для убирания колёс, весьма простой и втрое легче, чем у господина Горянина. Если Вы сможете поставить нам зуборезный станок, а завод Горянина продаст нам стальные нервюры со второй по седьмую, то уже в июне, думаю, и у наших машин шасси будут убираться…
Двадцатого мая русская эскадрилья на "Делоне-200" открыла счёт сбитым германским самолетам, и, хотя счет был два-один в пользу врагов, "Русский лес" (как прозвали — с моей идиотской подачи — машину лётчики) показал, что и на нём можно противостоять "Триполитании". И хотя по выпуску истребителей мы, по-прежнему, сильно отставали от объединённой промышленности противника, в воздухе наступило равновесие: у России не было проблем с бензином и маслами. Киев строил по два самолёта в сутки, еще один "Русский лес" выпускался в Москве, Горянин тоже уже делал по дюжине машин в неделю — было кому прикрывать ставшие слишком медлительными "По-2".
На земле тоже наметился застой: обеим сторонам не хватало боеприпасов — для наступления, оборона всё ещё держалась. И из-за такой странной, вооруженной до зубов стабильности в мой бездонный карман хлынул ещё один безбрежный поток денежек: Россия поднимала промышленность. Война почему-то росту промышленности очень способствует, а когда станки для всей этой промышленности реально приобрести только в одном месте, то владельцу этого места становится очень приятно.
Если не обращать внимания на сводки потерь с фронта.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
