Доспех

— И что теперь? — поинтересовался Коннар, — в ведьмин час полить его кровью некрещеных младенцев?

-Н-не стоит так шутить, — голос Иеронима (он и сам подумал о чем-то похожем) чуть дрогнул, но вновь обрел силу, — остался шлем. Ни юбки, ни поножей я не вижу.

Наручи весили, казалось, как сама кираса, пальцы в латных перчатках гнулись с трудом, но шлем одеть все же удалось. Иерониму послышался легкий щелчок в момент касания. Парень чуть повертел головой, подвигал руками — доспех явно рассчитан был на кого-то побольше, а потому висел как на манекене, только мешая движениям.

— Что это такое? Осмелевший Коннар указал на торчащие из спины штыри и загогулины.

— Может быть, обломки крыльев, — тихо предположил мастер Тиссель, — адские доспехи, суть, плоть демонов, а ведь и они есть ангелы, отринувшие Господа и потерявшие крылья свои в обмен на свободу.

Если и демоны были когда-то ангелами ( в монастыре об этом никогда не говорили прямо), то может быть, искренняя молитва очистит это творение Врага рода человеческого, подумал Иероним.

— Отец наш небесный, — зашептал он тихонько, — помоги рабу своему смиренному совладать с порождением сил адских.

Нет, молитва не шла, слова выходили пустыми, бессмысленными. Пусть и говорят священники, что искренняя молитва всегда достигнет ушей Господа, но к Богу нужно обращаться на его языке. И пусть священный язык ангелов никогда не давался младшему сыну гун-Берклау, да и учили послушников только самым основам, но уж пару молитв...

— Патро ниа, Киу эстас эн ла чиэло... — Иероним сбился, в шею сзади что-то кольнуло.

"Ага, не нравится!" — злорадно подумал он, голос окреп:

— Вэну реджецо виа, вэну вола виа. Киэн эл ла чиэло, тиэл анкау сур ла тэра!

Но скрытые в доспехе демоны и не думали сдаваться, пробудившись от векового сна. Мир вдруг ворвался тысячей голосов, что звучали прямо в голове жуткой какофонией. Огненные надписи вспыхивали в воздухе, сменяясь непонятными видениями. Смятый и раздавленный этим безумием, Иероним упал на колени, срывая голос в крике:

— Не-е-ет! Пожалуйста, не-е-ет!

Он кричал что-то ещё, полностью потеряв контроль над собой, что-то обещал, молил, путаясь в языках, а доспех продолжал завывать тысячей голосов и все сильнее и сильнее продолжал сдавливать слабое тело. Ничего не слышащие соратники с ужасом наблюдали за агонией молодого барона. Бросившийся на помощь кузнец отлетел в сторону и тяжело сполз по стене. Наконец, все закончилось.

Иероним тяжело встал, поражаясь наступившей тишине. Помог подняться Шону, и только потом понял, что почти не чувствует доспеха. Лишь на краю зрения продолжал мелькать какой-то непонятный, несомненно, дьявольский, знак.

За порогом комнаты уже собралась небольшая толпа.

— Смотри-ка, обоссался, хлюпик! — мерзко оскалился Бруно. За его спиной кто-то захихикал.

Иероним почувствовал, что штаны действительно мокрые, но подобного отношения он не привык спускать никому. Латный кулак врезался в челюсть и время словно замедлилось. Голова насмешника разлетелась перезревшей тыквой и с не меньшим ужасом, чем остальные, смотрел Иеро, как попавшая на доспех кровь впитывается прямо в металл.

Солдаты и слуги опасливо сторонились, уступая дорогу, и старались не смотреть на обезглавленное тело и испачканную стену. Страх в их глазах грел душу — поняли смерды, кто господин, сразу зауважали!

Сунувшегося следом в комнату Коннара, Иероним выгнал как и всех остальных, о чем позже пожалел — латными перчатками переодеть штаны оказалось не так уж просто. Но молодому наследнику нужно было остаться одному, в тишине обдумать все произошедшее. Душу терзали сомнения. Что обязательно должен отомстить, Иероним понимал. И не для успокоения совести, но для утверждения авторитета в глазах подданных. Это важно, это Долг Чести, уместно ли в таком деле принимать помощь Врага, обрекать душу на вечные страдания? Но это единственный шанс, нужно быть честным с самим собой. Сколько бы ни мечтал Иеро о плаще боевой курии, в воинском искусстве он уступает даже Коннару, который на год с небольшим младше. И уже нельзя отступить, ведь ему поверили, за ним пошли. Пусть их пока всего пятеро, но Иероним гун-Берклау не предаст своих людей. "Зато предаст Господа и веру предков" — мелькнула невеселая мысль. Доспех тоже не внушал особого доверия. Адское творение всполошилось, услышав святую молитву, но теперь подчинилось. Или демоны, живущие внутри, просто затаились? Что же делать: принять их, подкармливая доспех кровью или попытаться обуздать? Про ритуалы демонопоклонников Йеро знал лишь из страшных сказок, что рассказывали мальчишки в монастыре перед сном, то есть не знал ничего. Доспех пьет кровь, это видели все, но нужна ли только человеческая, и имеет ли значение, когда именно проводить ритуал? Все темные дела вершатся в короткий, ведьмин час, это любой знает, но сколько в этом правды? А если словом Божьим изгнать демонов, то не потеряет ли доспех своей силы? Или убьет хозяина, не дав завершить ритуал? "Пусть убьет" — подумал Иеронимо, — "Но я умру в борьбе с Нечистым". О ритуалах изгнания демонов молодой человек знал лишь немногим больше, чем о демонопоклонниках. Молодых послушников подобному не учили, лишь после Испытания и посвящения открывая истинный путь служения. Впрочем, оружие монаха — молитва, "Слово Божие сильнее меча" — говорили наставники. Взгляд упал на небольшой фиал, что стоял на алтаре рядом со свечами — святая вода, как он мог забыть! С этого и начал. Зубами выдернув крышку, Иероним аккуратно капнул водой на левую перчатку. Вспыхнувшая в воздухе огненная надпись заставила отшатнуться. Непонятные руны сменили цвет с алого на желто-зеленый и растаяли. "Ага, не нравится, отродья скверны!" — злорадно подумал парень, — "получайте еще!". Но на этот раз ничего не произошло, доспех впитал святую воду, как до этого кровь, только странное пятнышко на краю зрения чуть поменяло форму. Хотя это могло и показаться. Иеронимо собрался с духом и, чувствуя себя святым Патриком, что с молитвой вышел против воинства диких лесовиков, осенил себя крестным знамением:

— Патро ниа, Киу эстас эн ла чиэло... — Йеро сжался, но ничего не произошло.

Прислушиваясь к ощущениям и каждый миг ожидая смерти, молодой человек продолжил, с трудом вспоминая слова и путаясь в ударениях и падежах. На строчке:

— Нэ кондуку нин эн тэнтон, Сэд либэригу нин дэ ла малбоно, — доспех вздрогнул и вдруг раскрылся на спине двумя половинами. Наручи тоже треснули вдоль, позволяя вытащить руки из перчаток.

— Чар виа эстас ла регадо, ла форто кай ла глоро этэрна, — Иероним облегченно выдохнул, — Амен!

Получилось! Он смог, обуздал демонов словом Божиим, подобно легендарным святым! Отшвырнув железо в сторону, Иеро, пошатываясь, направился к двери. Нужно выпить, срочно.

* * *

*

— Значит, на последних строчках? — мастер Тиссель откинулся в кресле задумчиво поигрывая четками, — Нэ кондуку нин эн тэнтон, Сэд либэригу нин дэ ла малбоно? Не введи нас во искушение, но освободи нас от зла... Любопытно.

Иероним с удивлением воззрился на наставника. Мало кто из мирян знал божественный язык — церковь ревностно хранила свои секреты. Непрост старик, очень непрост. Но продолжить мысль помешал Коннар, который не забивал себе голову тонкостями богословия, думая о вещах более приземленных:

— Ребятам мы доспех подобрали и оружие. Эх жаль я не смогу с вами! Все справное, надежное, Шон лично проверял, верно говорю?

Кузнец не ответил, поглощенный разглядыванием доспеха. Прикасался он к нему с величайшим опасением, но перебороть любопытство все же не мог.

-Парней сейчас Хорст гоняет. Толку-то... но хоть что-то. Нужно подумать, как тебя снаряжать будем, — Коннар все не успокаивался, — Из лошадей один Василиск и остался, думаю, сладишь, он смирный. Та кляча, на которой ты приехал, только на мясо и годится. Ты копье возьмешь?

— Обойдусь, — качнул головой Йеро, — меч отцовский цел?

— А как же! Без ножен, правда, но уж что успел, то и стащил. Тан-Литцы его, небось, обыскались, дурни.

— Ножны подберем, — кивнул кузнец.

— Вот, значит меч. Щит не проблема, доспех у тебя есть, — в глазах появилось беспокойство, — ты твердо решил? Может...

— Нет! — отрезал молодой барон.

— Доспех-то не полный, — прервал воцарившееся молчание кузнец, — к нему бы поножи или юбку латную. Лучше бы и кольчугу, да не влезет. А пробоины-то можно пластинами закрыть, если вот здесь дырки-то пробить.

— Не советую, — вынырнул из задумчивости Тиссель. Потянулся за кубком, неспешно отхлебнул и продолжил: — очень не советую. Мы не знаем, что это такое и как оно среагирует на попытку его продырявить. Вдруг демонам такое самоуправство не понравится. Подумай, как-то иначе щитки закрепить можно?

— Да можно-то оно можно, — недовольно проворчал кузнец, — да только ненадежно оно будет.

— Пусть. Доспех действительно трогать не стоит, — поддержал Йеро.

— Что ж, к утру сделаю. Выступаем-то во сколько?

— С рассветом, предупреди парней. Мастер... — Иероним замялся, — вы с нами?

— Несомненно, молодой сеньор, — старик (невиданное дело!) улыбнулся, — должен же кто-то присмотреть за такими славными мальчиками. В битве от меня невелика помощь, а вот после, глядишь, и пригожусь. Лекарь он никогда лишним не будет.

К "мальчикам" старик, похоже, отнес и Шона, улыбнулся про себя Йеро, нисколько не обидевшись на покровительственный тон. На душе стало легче от поддержки и от невысказанного пожелания удачи. Если старик говорит о лечении раненых, значит осознано или нет, верит в победу. "Впрочем, нет", — поправился Иероним, — "мастер Чертополох всегда говорит именно то, что хочет сказать". В мыслях молодой барон пообещал щедро вознаградить соратников. Осталось только пережить завтрашний день. И все равно, Бог или Зверь протянет руку помощи, если сохранит жизни этих славных людей.

* * *

* * *

**

— Неприятности? — тихо прошелестел голос.

— Не хочет! — пожаловался Иероним, демонстрируя наручи с так и не закрывшейся трещиной, — Я не смогу выйти в нем на битву!

— Покиньте нас, молодые люди, — вроде как попросил Тиссель, но ни Коннар, ни Шон-кузнец не посмели ослушаться. Выждав, пока стихнут шаги за дверью, старик неодобрительно покачал головой и впился в доспех взглядом. Голос его окреп:

— Дио, Патро, Чиело, — Тиссель чеканил слова, делая паузу после каждого, — обей, протекто, виво, вола, ревиджи, ландо.

— Это священный язык? — часть слов Йеро все-таки узнал, — но почему?

— А тебя в монастыре только одной молитве научили? — сварливо поинтересовался старик, — подумай, если демоны, заключенные в доспехе есть ангелы с небес низвергнутые, то отчего им не говорить на языке Бога? Но что-то не выходит. Наверное... повторяй за мной:

— Дио, Патро, Чиело, Обей, Протекто, Ви...

Доспех щелкнул, снова обретая целостность, становясь удобным и практически невесомым, в глазах заплясали цветные пятна. И еще перед лицом воздух словно сгустился, но огненные надписи, застилавшие зрение, мешали сосредоточиться; возможно, и показалось.

— Вот так, — кивнул Тиссель, — и... на случай, если меня не будет... чтобы снять доспех, прочитай снова окончание молитвы. А теперь убери с лица это глупое выражение и вперед. Люди ждут, ваша светлость!

Солнце стреляло лучиками сквозь прорехи облаков, подсохшая грязь почавкивала под копытами. Иероним сдерживал Василиска, примериваясь к шагу бойцов. Спешить некуда — не на прием к герцогу, на драку едем. Подождет сосед ненаглядный, выродок проклятый.

Как ни сдерживай шаг, а вот оно и поле уже, и Камышовка слева виднеется. Иероним не сразу заметил, что мастер Тиссель отстал, оставшись у кромки деревьев, а заметив, не выдержал — оглянулся. Поймал серьезный, ободряющий взгляд неожиданно ясных, молодых глаз, кивнул в ответ. Сделал знак Санчо остаться на месте — небо разорвал звук бевого рога. Тан-Литц не стал тратить время на приветствия и церемонии, бросившись в атаку. Рассмотрел, видно, как мало людей у Йеро и решил конями затоптать. Кроме самого барона верхом также были двое его старших сыновей, как и отец, щеголявших фамильными гербами на щитах, да накинутых поверх доспеха сюрко. Максимилиан и Дитрих, вспомнил Иероним имена, еще где-то там должен быть и младший, Ромуальд. Дружина у Литца тоже была не чета маленькому отряду Йеро — десяток бойцов, все в кольчугах, а то и бригантинах. Но ждать пеших старый Герард не стал, решив, видно, втоптать кучку храбрецов в землю.

Дорк с Болдером покрепче перехватили алебарды, Клод за их спинами неспеша достал из-за пояса кистень, расправил цепь. Иероним вытянул из ножен меч, полюбовавшись голубоватым отсветом клинка, повыше вскинул щит, прикрыв, как учили, левую часть груди. "Помоги, Господи" — прошептали беззвучно губы.

Шагов за двадцать барон вдруг замедлил бег лошади и потянул из-за пояса странный предмет, похожий на короткую дудку с ложем, как у арбалета и странной формы рукоятью. Сердце сжалось — тот самый громовик таинственных подземных двергов, что, отринув Господа, поклоняются по слухам самому Аз-залю. Грохнуло, вспыхнуло, брызнули щепки, левое плечо дернуло болью, рука онемела. Вдруг сотни игл пронзили тело, взгляд заволокла кровавая пелена, из горла вырвался крик. Словно бы со стороны наблюдал Иероним, как всадник в странном доспехе бросает коня вперед, как рубится со старым бароном, а затем, чудовищным по силе ударом вгоняет меч прямо в узкую щель забрала, раздробив по пути край не вовремя опустившегося щита. Иеронима учили владеть оружием, и умом он понимал, что нужно делать, но вот так подгадать момент и нанести удар с поистине дьявольской силой и скоростью...

Доспех тем временем уже нацелился на одного из младших наследников. Удар тяжелого топора приходится на щит (словно и не ранена рука!), финт, удар и меч из звездной стали рвет кольчугу словно еденную молью шерсть, нащупывая вражье сердце.

Молчун-Болдер и Дорк пытаются добраться до третьего всадника, зацепить крюком, стащить на землю, но уже близко пешие воины тан-Литца. Страшной силы удар молота отбрасывает в сторону первого нападающего, кистень Клода превращается в размытое серое колесо, свистят стрелы. Последний из всадников все же падает, хватаясь за вошедшую в горло стрелу. Иероним направляет коня прямо в толпу, рубя направо и налево, круша шлемы и кольчуги. Меч застревает в чьем-то теле, но алый от чужой крови рыцарь вырывает из чужих рук топор, ударом ноги отправляя его хозяина на землю, и тут же всаживает оружие в открытую спину какого-то несчастного.Трое дружинников, обойдя основную группу, пытаются добраться до рощицы, где скрывается лучник. Обернувшийся на крик охотник сумел подстрелить крайнего слева, но двое других разделились, бросившись на Санчо и обнаружившего себя Тисселя. Старик вскинул руку и нападающий споткнулся, влетев в облако какой-то пыли, закричал, хватаясь за лицо. Тиссель коршуном упал сверху, одним точным ударом оборвав мучения несчастного. Санчо же танцевал, уклоняясь от размашистых ударов топора, и все никак не мог подобраться ближе, сжимая побелевшими пальцами рукоять ножа. Точку в этом противостоянии поставил граненый шар кистеня, бурый от крови. Бой был окончен.