Возвращение

А слезы все текли и текли.

-Увидеть... Увидеть... — беззвучно шептали ее губы, — Увидеть, и тогда умереть...

Самое большее, что желала себе в такие минуты Елена Павловна, это умереть на той земле, где родилась.

Сегодня стало очевидно, что этот момент не за горами.

Медсестра, что приходила утром осматривать и мерить давление, вчера сказала, что по результатам анализов ей необходима госпитализация для срочной операции. Приходивший сегодня врач подтвердил это. Он еще что-то много говорил на так и не ставшим для нее родным языке. Несмотря на все усилия, через два десятка лет он так и остался у нее на "магазинном" уровне.

-Вам не о чем беспокоиться, — заверила с улыбкой сестра, — Вы пенсионерка...

Она это знала и не беспокоилась. Но какая медицинская страховка способна покрыть душевную боль?

Раздался знакомый стук в дверь. Это пришел работник из социальной службы.

-Здравствуйте, — возник на пороге подтянутый улыбающийся мужчина лет сорока, — Как наши дела?

Мужчина был тоже русским. Он ходил к ней уже почти десять лет, и каждое его появление было маленькой радостью. Даже свойственная здесь абсолютно всем, улыбка на его лице выглядела как-то искренне и душевно.

-Здравствуйте, Виктор, — ответила Елена Павловна, промокнув слезы, — Спасибо, хорошо. Как вы?

Так здесь было принято.

"I`m fine. Thank you. And you?"

"Very well. Thanks..."

Даже, если у тебя кто-то умер, "I am fine". Разве может быть иначе? Хотя, с другой стороны, кто, действительно, может в таком случае помочь? Кто способен проникнуться твоим горем, как своим собственным? А, стало быть, зачем кому-то это знать? Наверное, так правильнее...

-Что будем кушать? — осведомился тот, подходя к плите и открывая холодильник.

Виктор всегда приносил в дом уверенность своими свободными и в то же время корректными манерами, и умел все сделать так, что из его рук было приятно принимать помощь.

"Вы своим делом в жизни занимаетесь, Виктор", — сказал ему Гриша, когда тот впервые появился в их доме.

И сейчас она могла бы сказать то же самое. Виктор ничуть не изменился за эти годы, как и их отношения, оставшиеся на том же вежливо-корректном уровне.

Виктор бросил взгляд на стоящее в углу кресло на колесах — ходить по улице ногами Елена Павловна уже не могла.

-Давайте покушаем и отправимся на прогулку. Саманта ждет вас на углу Санта Моники,— с улыбкой сказал он, — Я заверил, что мы прибудем через полчаса.

Елена Павловна равнодушно позавтракала. Наверное, что-то насторожило Виктора в ее поведении, потому что его взгляд выразил озабоченность:

-У нас что-то не в порядке?

-Виктор... — обратилась к нему Елена Павловна, и голос ее дрогнул.

-Какие проблемы? — вежливо поинтересовался тот.

-Проблема одна... Я отжила свой век.

Слова сорвались помимо ее воли, и она поспешила сладить оплошность:

-Я понимаю, в ваши обязанности не входит утешать меня, но... Поймите меня правильно. Мне просто больше не с кем...

Губы ее задрожали, и она уже не могла сдержать слез.

-Не стесняйтесь, я вас охотно выслушаю, — сказал Виктор, придвигая стул и усаживаясь рядом, — Откуда у вас такая уверенность?

-Приходил врач... Анализы, операция... Я же все понимаю сама.

-Ну, не следует делать таких скоропалительных выводов и впадать в уныние...

-Виктор, мне не это страшно, — перебила его Елена Павловна, — Когда-то это должно случиться, да и жизнь после смерти Гриши стала мне не в радость. Наверное, так будет лучше. Мне тяжело умирать одной на чужбине.

-У вас есть дети?

-Есть. И дочь и внук, а теперь уже и правнук, которого я никогда не видела, кроме как по Скайпу, и не увижу.

-А вы сообщили им о том, что сказал врач?

-Мне кажется, это незачем. Они не приедут. И виновата в этом я сама. Не надо было бросать их.

-Вы оставили их в трудную минуту?

-Так сказать нельзя. Мы с Гришей предлагали им перебраться к нам, но они предпочли остаться в России.

-Вольному воля, — пожал плечами Виктор, — В чем же вы видите свою вину?

-Не знаю. Но мне кажется, я не должна была так поступать. Если сейчас вернуться в прошлое...

-В прошлое возвращаться не надо, — мягко, но уверенно перебил Виктор, — Хотя бы потому, что оно никогда не будет таким, каким вы его помните. А что касается вашего чувства вины, то есть хорошее средство — покаяние.

-Что вы под этим подразумеваете?

-Искренне покаяться, признать свою неправоту перед собой и перед Богом.

-Но я не хожу в церковь... Даже здесь не приобщилась, хотя делала попытки. И это тоже угнетает меня.

-А что вам помешало приобщиться?

-Пошли мы с Гришей в православную церковь, — Елена Павловна назвала адрес, — Но попали в такую атмосферу, как будто не уезжали... Чем больше я туда ходила, тем больше задавалась только одним вопросом — зачем эти люди сюда приехали?

-Ну, этот приход не единственный, — возразил Виктор, — В Америке много церквей и общин всех возможных конфессий, это не главное. Главное — не чувствовать себя отвергнутой Богом. А Он не отвергает никого, приходящего к Нему, на каком бы этапе жизни это ни произошло. Если хотите, я отвезу вас в субботу на исповедь в свой приход. Я подготовлю батюшку, расскажу о вас, а вы подготовьтесь сами.

-Как?

-Расскажите все, в чем чувствуете себя виноватой. Все-все. И помните при этом, что рассказываете не священнику, а Богу.

-Может быть, вы...

-Я вас охотно выслушаю просто, как человек, — мягко улыбнувшись, сказал Виктор, беря ее за руку и одновременно выключая другой рукой телефон,— Одно другого не исключает и не заменяет. Только каяться передо мной не надо, я не достоин этого...

Саманта так и не дождалась в тот день своей подруги, поскольку разговор Виктора с Еленой Павловной затянулся до обеда.

-Я не вижу вашей вины перед дочерью и внуками, — сказал Виктор, разогревая обед, — Вы сделали свой выбор, а они свой. А что касается вашего отчуждения... Мне думается, оно возникло бы в любом случае, поскольку к этому были причины, как с их, так, конечно, и с вашей стороны. Мой вам совет, попросите прощения у дочери. Может быть, когда-нибудь и у нее возникнет такое желание. Печально, что близкие люди оказываются так далеки друг от друга. Я имею в виду не расстояние в милях.

-Спасибо вам, — искренне сказала Елена Павловна.

-Не за что, — отозвался Виктор, — Ведь иногда бывает нужнее всего, чтобы тебя просто услышали.

-Виктор, — поколебавшись, обратилась к нему Елена Павловна, — Простите меня, и если хотите, не отвечайте. Но вы тоже русский, и как я почувствовала, очень душевный человек. У вас есть семья, дети?

-К сожалению, нет, — сдержанно ответил Виктор.

-И вы никогда не были женаты? Простите, что я так беспардонно расспрашиваю, но...

-Я понимаю, что вы это делаете, сопоставляя со своей судьбой, — перебил ее Виктор, — Нет. Так сложилось, что не был.

-А родители живы? Вы приехали сюда с ними?

-Нет. Отца я похоронил еще в ранней молодости, задолго до приезда, а мама скончалась не так давно, но она оставалась в России.

-Она там, а вы... У вас что-то случилось, что вас вынудило покинуть родину?

-В двух словах не скажешь, но это решение далось мне не просто.

-Простите, я задаю бестактные вопросы. И вы... Вы здесь совсем один?

-Не совсем...

Виктор внимательно посмотрел на Елену Павловну, как бы что-то решая про себя:

-Я мог бы вам рассказать подробно, только... не совсем уверен, что это нужно, и что вы меня поймете.

-Простите меня еще раз, но я не из любопытства спрашиваю. Мне захотелось сравнить это со своими чувствами...

-Ну что же, могу с вами поделиться. Хотя то, что вы услышите, вряд ли окажется для вас сравнимым, — подумав, ответил Виктор, — И вряд ли после этого вы будете воспринимать меня так, как раньше. Но если вы настаиваете... Только, давайте сначала закончим обед.

2.

Москва засыпала.

Виктор любил работать поздние "вечёрки". Сова по натуре, он любил подольше поспать, да и работать ночью было значительно легче. Развоз вечернего "давильника" занимал один оборот, после чего пассажиров в вагоне почти не было.

Припозднившиеся привыкли и к долгому ожиданию, и к изменению маршрутов, поскольку многие трамваи уже спешили в депо, да и усталость минувшего дня делала их более спокойными. Правда, попадались пьяные, но Виктор умел договариваться с такими легче, чем с качающими права, как он их называл про себя, "интеллигентами от слова телега" или "пролетариями с выражением лица".

На Семеновской вошли пятеро и так же дружно покинули вагон на Фортунатовской. Виктор тронулся и сладко потянулся — от конечной было ехать уже в депо.

Подъезжая к разворотному кольцу, он глянул на часы, отметив восемь минут нагона. Стало быть, минут пятнадцать может постоять — везти в депо большой нагон было чревато рапортом, да и отправляться раньше, учитывая, что его трамвай сегодня последний, Виктор не хотел. Зачем? Чем сидеть в прокуренной диспетчерской, ожидая ночной развозки по домам, лучше постоять здесь, в лесу, куда почти не долетал шум большого города.

Виктор заехал на кольцо и остановился сразу на остановке под посадку. Сажать в час ночи было все равно некого. Он не стал выключать управление, как требовала инструкция, поскольку вероятность появления ревизора равнялась даже не нулю, а некоему числу со знаком минус, и ступил на заснеженную землю.

Виктор любил это место. Особенно весной. Рельсы очерчивали петлю на окраине большого парка. Вокруг стояли могучие деревья, сверкали капли росы на траве, пели птицы, пробивались сквозь кроны лучи только взошедшего солнца, и на душе становилось спокойно и радостно. Казалось, он встал сегодня в половине третьего ночи и приехал сюда не по обязанности, а чтобы не пропустить этот рассвет. И пусть не выспался, пусть встанет с этого кресла через десять часов с гудящей от напряжения головой, пусть нахамят пассажиры, пусть потреплют нервы ревизоры, пусть будут стычки с диспетчером, пусть будет все, что будет. Он ложился на траву и смотрел в чистое небо, заряжаясь защитной энергией на весь свой суетный и нервный рабочий день.

Но сейчас земля была покрыта снегом, а тишину нарушал только гул ветра в обнаженных стволах, да едва различимый отсюда шум от проходящей за парком дороги.

Прогремел по линии "закрывающий" от кольца на Шестнадцатой парковой. Виктору следовало отправиться раньше него, но он не торопился. Нагон свой он и так привезет, а поедет попозже, может, подхватит кого-нибудь, потерявшего надежду дождаться последнего трамвая.

Неожиданно послышались отдаленные звуки из глубины темного парка. Виктор прислушался. До его слуха донеслись голоса, треск ломаемых веток и скрип снега. Звуки нарастали. Без сомнения, кто-то приближался к его одиноко стоящему среди леса ярко освещенному вагону. И этот кто-то был не один...

"Может, рвануть от греха?" — подумал Виктор, но было уже поздно.

Из парка на линию вышли гуськом четверо подростков. Они огляделись по сторонам и бегом бросились к стоящему трамваю. Виктор успел отойти от вагона довольно далеко и решил сначала понаблюдать. Он понимал, что встреча неизбежна, но хотел догадаться, что его ждет.

Подростки подбежали к вагону и залезли внутрь. Один сунулся в кабину водителя, и не обнаружив там никого, что-то сказал остальным. Они сгрудились возле нее все, а самый смелый уселся на водительское место.

Виктор вздохнул и направился к вагону. Это было самое неприятное изо всего, что могло быть. От таких можно было ждать что угодно. Не испытавшие еще в жизни ни страданий, ни боли и лишенные чувства любви, способны на самую страшную жестокость. Виктор пошел готовый ко всему. На помощь среди ночного леса надеяться было тщетно. Главное в таких ситуациях, взять сразу верный тон и не показать, что чего-то боишься...

-Может, вместо меня поедешь? — спокойно спросил он, останавливаясь перед открытой дверью.

Подростки, как по команде, повернули головы. Им было лет по шестнадцать-семнадцать. Слегка замутненные хмелем глаза смотрели злобно и настороженно.

-Могу... — протянул тот, что сидел на водительском месте.

-Можешь? — усмехнулся Виктор.

-Не, шеф, а чё за дела-то? — задиристо проговорил второй слегка заплетающимся языком, — Чё не едем-то?

-Время выйдет и поедем, — как о само собой разумеющемся сказал Виктор и не спеша взглянул на часы, — Если торопитесь, тут метро недалеко. Вприпрыжку еще успеете...

-А мы доехать хотим до метро, — сказал тот, что сидел в кабине.

Двое других молчали, но по глазам было видно, что достаточно маленькой искорки, чтобы переполняющая их неокрепшие души злоба, вырвалась наружу ярким пламенем. К тому же, было заметно, что все четверо возбуждены чем-то помимо спиртного.

-Хозяин — барин... — пожал плечами Виктор.

Он поднялся в вагон и шагнул в кабину.

-Ты встань-ка, — спокойно, но твердо сказал он сидящему на водительском месте, — У меня это, наверное, все-таки лучше получится...

Парень лениво поднялся и шагнул в вагон. Виктор сел на свое место, закрыл двери и тронулся. Все четверо продолжали стоять в дверях кабины, но он спокойно занимался своим делом, как бы не замечая их. Вот и поворот под Окружной мост, дальше линия шла по освещенной улице.

"Здесь в случае чего уже будет легче" — подумал Виктор и бросил взгляд в зеркало на ребят.

Они о чем-то шептались, подозрительно косясь на него.

-Слышь, шеф, — грубовато обратился к нему второй, судя по манерам — негласный лидер, — Ты только поосторожнее будь насчет ментов. А то...

-Каких ментов? — перебил его Виктор, — Где ты их видишь?

-Я говорю, если спрашивать про нас будут. Скажешь, никого не видел. Понял? А то мы тебя найдем в случае чего...

-А чего им про вас спрашивать-то? — поинтересовался Виктор, как бы не расслышав последней фразы.

-Много будешь знать, скоро состаришься, — последовал ответ с многозначительными интонациями.

-Да больно нужно мне, — отмахнулся Виктор, — Наше дело не рожать. Сунул, вынул и бежать... Семеновская. Метро там...

Он остановил вагон и открыл дверь.

Парни вышли на улицу.

-Смотри, я тебя предупредил, — напомнил лидер, исподлобья смотря на Виктора и демонстративно поигрывая чем-то массивным в кармане куртки.

Виктор ничего не ответил и тронул вагон, на ходу закрывая дверь. Он снизил скорость под стрелку и уже успел нажать кнопку, чтобы перевести ее по маршруту, но у самого пера, неожиданно сам для себя, дал по тормозам и схватил ломик. Переведя стрелку вручную, Виктор вскочил в кабину, и крутанувшись через кольцо по Малой Семеновской, погнал вагон обратно.

Пассажиров на остановках уже не было, и он довольно быстро оказался на кольце.

Поставив вагон за кустарниками в самой темной части, Виктор выключил свет, закрыл кабину и отправился к тому месту, где выбрались из леса парни.

Нашел он его быстро. Те перли напролом, а не по дороге, и тропинка следов ярко выделялась в лунном свете на фоне чернеющего леса. Вскоре впереди показались огни освещенной аллеи. Следы вывели Виктора прямо на нее.