Моего пса зовут "Враг"

— — No les harе mal. MМ no el animal, (1.) — и добавил на плохом общем сторкадском: — Звэт. Мэй. Ци'тэр. Д'райт. Звэт ир, (2.) — и показал себе в грудь...

1. Я не сделаю им плохо. Я не зверь. (исп.) 2.Два. Девочка. Сестра. Мёртвый. Два год. (искаж. сторкадск.)

...Сейн ещё долго не верил, что земляне ничего не сделают плохого ни ему, ни маме с малышами. Он всё время был настороже, готовый вступить в последнюю схватку — и в то же время мучился от страха и беспомощности. От него уже ничего не зависело, да и боец из него в то время был никакой. И всё-таки он был готов драться в случае чего. И когда их везли в космическом корабле, много сторков везли, было просто страшно видеть, сколько захвачено детей и женщин Народа! — и потом, уже на этой чужой планете, которую Сейн ненавидел...

Земляне постоянно говорили, что, как только война закончится, всех отпустят домой. Но... но что значит — "как только война закончится"? Как только земляне победят?! Какой может быть тогда дом, разве они — победители! — оставят побеждённый Сторкад в покое?! Наверное, сторков расселят на разных планетах, плохих, конечно, и запретят им и летать в космосе, и заниматься техникой и наукой... И от Народа, не сдержавшего Клятву Огня, навсегда отвернутся Предки... Раньше Сейн боялся ещё и другого — что их просто распродадут по всей Галактике, желающих купить сторков нашлось бы много. Но, приглядевшись к землянам, при всей ненависти к ним признал для себя — нет, такого они не сделают. Они вообще ненавидели все проявления рабства...

...Чем такое "возвращение домой" — лучше всю жизнь сидеть в этом лагере. Но, стоило Сейну так подумать и представить себе эту "всю жизнь" — как от ужаса перед таким существованием начинала кружиться голова.

Ничего было не "лучше". Не было выхода. Вообще. Если только восстание... но как и с чем восставать? Они много об этом думали и обсуждали возможность. Выбраться из лагеря было в целом нетрудно, но где тут взять оружие, хоть какое-то более-менее стоящее оружие — никто даже не представлял... Оставалось жить тут и ждать. Неизвестно чего.

В лагере жилось голодновато. Поэтому мальчишки снова и снова устраивали вылазки за продуктами. Планета была сельскохозяйственной, а может, просто земляне старались побольше выращивать еды сами — но так или иначе, поживиться было где. Вот только заканчивалось это не всегда безобидно. Местные жители такого, конечно, терпеть не собирались. Ни жители, ни власти. Ловили, наказывали... даже стреляли по грабителям, очень обидно стреляли — солью. Лучше бы уж боевыми патронами, право слово! Сейну однажды досталось, и он на всю жизнь запомнил даже не жгучую сводящую с ума боль, а беспредельное унижение от такого "ранения".

А главное — на сторков-налётчиков настоящую охоту объявили местные мальчишки-земляне. Они не применяли оружия (а у них оно, наверное, было), следуя своим каким-то кодексам чести. Но охотились они за сторками с рьяным ожесточением, как-то даже словно бы обрадованные тем, что "лагерники" то и дело выбираются в набеги. Видимо, для них, как набеги для сторков, это было тоже своего рода продолжением войны — войны, которой на их долю уже не доставалось. И это злило их и заставляло стыдиться перед теми, кто был немногим и старше — но уже сражался на фронтах или партизанил — и пытаться таким образом "добрать своё". (Хотя бывших партизан и среди них хватало, ведь на этой планете долго шли бои...) И обмануть этих врагов было намного трудней, чем взрослых (которым, конечно, некогда было на самом деле всерьёз и обстоятельно охотиться за юными налётчиками). Кроме того, в осатанении от злости на врагов земные мальчишки были слепо и безрассудно жестоки и могли и избить до невменяемого состояния (спасение было одно — упасть и лежать, лежачего не трогали никогда, но сделать так сразу мешала гордость — сторки валились с ног, когда уже не могли на них стоять...) и поглумиться — как раз не жестоко, но невероятно обидно или постыдно. Последний раз двоих пойманных, голыми, связав им руки за спиной, повели через всю поселковую стройку, прежде чем сдать властям — наверное, так и провели бы до конца, если бы не вмешались взрослые и не прекратили издевательство, от которого сторкадские мальчишки плакали, не в силах сдержать стыда. Но взрослые далеко не всегда оказывались рядом. И сторки почти всегда были в проигрыше — в набег не пойдёшь большой компанией, а вот засаду устроить можно любым числом, только рассаживайся по кустам, да жди. А сторки собирались потом, уже в лагере, за бараками, где было удобное место. Считали взятое, что-то съедали тут же, но основную часть тащили в очередь женщинам и младшим...

...Набег три дня назад был удачным. Никого не поймали, и собрались все быстро. Мальчишки, усевшись в круг, с удовлетворением смотрели на сложенную в центре этого круга добычу и тихо переговаривались, обмениваясь впечатлениями. Для каждого из них похищение продуктов у землян значило не только добавку к рациону — что было немаловажно — но и греющее душу осознание того, что они вредят врагу. Хотя бы так. Не подчиняются. Похищают еду, которую враг не сможет теперь съесть.

Наконец Озлефр хлопнул ладонями по коленкам и подтащил к себе плетёную корзину. Все оживились, зашумели сдержанно. Сейн поинтересовался:

— Что там?

— Бутылки, — разочарованно сказал Озлефр, с унылым лицом извлекая на свет большую пузатую бутыль с самодельной наклейкой-датой и рассматривая её на свет двух прикрытых ладонями фонариков. Внутри было что-то желтовато-оранжевое. — Чтоб им повстречать самих себя в день рожденья... я думал — там домашние консервы...

— Вино, наверное, — опасливо сказал Хасса. — Ну их, эти бутылки. Выкинь. От него только тошнит.

— Нет... тут какие-то лохмотья... — Озлефр рассматривал бутылку на просвет. — Это не вино... овощи всё-таки какие-то...

И, прежде чем проблему снова начали обсуждать, зубами ловко расшатал пробку, плотно закрывавшую горлышко...

...Сейн потом вспоминал, что звук был негромким — так, какой-то упругий "чпок!", сменившийся шипением. Резко запахло чем-то острым и вкусным. Но Озлефр, похоже, не мог этого оценить — его ноги торчали из-за скамьи в небо, и он, лёжа на спине, с подвывом ругался так, что все остальные онемели. Лежащая на земле бутылка продолжала толчками извергать остро пахнущую жидкость с какими-то консервированными растениями.

Наконец Озлефр сел, придерживая рукой лоб. Под пальцами быстро созревала шишка. На лице представителя рода Хэлмон была написана сдержанная ярость, эффект от которой сильно смазывался тем, что с него текло, а один длинный кусочек овоща из бутылки висел на левом ухе.

— Ловуфка, — злобно сказал он. С отвращением выплюнул изюминку и исправился: — Ловушка!..

Но продолжить не смог — Хасса фыркнул, кто-то ещё захохотал в голос, не беспокоясь о том, что может услышать охрана, а через миг смеялись уже все. Кончилось тем, что Озлефр махнул рукой и захохотал тоже. Потом снял с уха висящее украшение и задумчиво прожевал.

— Вкусно, — оценил он, оживившись.

— Это щи, — Сейн вытащил ещё одну бутылку. — Но не те, которые суп, а те, которые пьют. Я читал про такие.

Бутылки пошли по рукам. Содержимое их почти всем понравилось, и ребята позволили себе съесть ещё — один на всех — копчёный окорок, который уже надкусили на пробу и от которого просто не было сил оторваться. Остальное решено было нести в лагерь.

Это тоже требовало осторожности. Несколько раз уже было так, что удачная, казалось бы, вылазка срывалась буквально на пороге барака. Это было обидней всего.

Охрана патрулировала периметр и постоянно следила за вылазками. Земляне плотно перекрыли все выходы — широкое бетонное кольцо без единой травинки, ночью постоянно заливаемое светом прожекторов, сенсоры... К счастью, лагерь стоял над рекой. И вот с этой стороны по множеству причин наладить хорошую охрану никак не удавалось. Если только выставить на каждый шаг по часовому... впрочем, и эта тоже опробованная практика не помогла, сторки подкапывались под берег сверху вниз — иногда прямо из бараков. Но на этот раз было не так. И они уже всё переправили в барак, оставалась только большая картонная коробка с сушёными фруктами. Сейн как раз подтаскивал её к бараку, а навстречу вышел Озлефр — чтобы перехватить груз.

В этот момент их и накрыл патруль. Наверное, случайно. Резанул свет, рядовой и сержант с фонарями в руках оказались рядом с ошеломлёнными мальчишками. Рядовой перехватил Сейна за локти, тот уронил коробку, мысленно длинно выругавшись. Сержант автоматом оттеснил Озлефра ко входу, из которого уже высунулись на шум ещё несколько ребят. Приказал:

— Стоять всем на месте! — и стал сообщать о происшествии по связи. Ясно было, что сейчас явятся с обыском, а значит — результат набега пропал.

— Это всё притащил я, — сказал Сейн. Сержант оглянулся на него:

— Один? — не без яда спросил он.

— Один, — не менее ядовито ответил Сейн. — Докажите обратное, если сможете.

И чуть кивнул упреждающе Озлефру, который уже открыл рот, чтобы возражать. Вместо этого он мучительно дёрнул головой и гневно выкрикнул:

— Голодом нас морите!

Сержант вдруг начал белеть. Сейн ни разу в жизни не видел, чтобы землянин так бледнел — глаза, казалось, запали, вокруг них пошли чёрные круги, потемнело вокруг рта... Он чуть наклонил голову и тихо, отчётливо сказал:

— Голодом? Ах ты... — сглотнул, дёрнул головой. — Голодом? Голод — это когда я для сестрёнок белок в лесу ловил (1.)... а вы тут жрррррёте наше — и ещё... ещё...

1.В 17-18 годах Первой Галактической Войны, когда началось стремительное и успешное наступление Альянса, действительно произошёл сильный сбой в снабжении гражданского населения продуктами, связанный с потерей сельскохозяйственных планет и большим наплывом беженцев на Землю. Преодолеть его удалось только благодаря совершенной системе производства и распределения (а сам по себе он не привёл к трагическим последствиям благодаря развитой системе подсобных хозяйств и массовой культуре охоты)

— Жаль, что вы все тогда и не передохли с вашими белками! — Озлефр тоже набычился яростно. Сержант скривил рот, стремительно шагнул вперёд и яростно вскинул кулак.

Но не ударил. Постоял, весь дрожа, опустил руку, по-прежнему глядя в глаза чуть пригнувшегося, но не испуганного Озлефра и устало сказал:

— Дурак ты. Щенок глупый. А, о чём с вами говорить!

К бараку уже подбегала дежурная группа...

... — На выход, — раздался голос, и Сейн открыл глаза, дёрнулся на топчане. Оказывается, он уснул. И уже было утро, а в открытой двери стоял охранник. Незнакомый. С автоматом наперевес, на пятнистых рукавах — защитного цвета двойные значки, до смешного похожие на две поставленные рядом буквы "золь" (1.). Капрал. Сейн давно выучил земные военные звания, и знал, что яркий малиновый берет на охраннике означает Корпус Ксенологов, именно они охраняли лагеря. А ещё он понимал, что все эти мысли — это от... не то, чтобы страха, от тянущего неприятного чувства. Поэтому поскорей встал, одёрнул куртку. Землянин выпустил его — глядящего мимо охранника — в коридор, приказал: — Направо, марш.

1.Руна "зиг".

Идти было тошно. Хотелось шагать поскорей, чтобы всё быстрей кончилось. И в то же время, конечно, спешить нельзя. Чтобы никто не подумал, что он... ну нет же, не страшно ему. Противно.

Дверь в конце короткого коридора открыл второй охранник. Снаружи было солнечно и ветрено, вокруг помоста, на который вёл короткий пологий пандус, стояли рядами пленные — весь его, Сейна, 8-й барак. Он не стал на них смотреть, отвёл взгляд на надпись над воротами — совсем близко:

ЗЕЛЁНЫЙ ШАР

ЛАГЕРЬ ДЛЯ ИНТЕРНИРОВАННЫХ ЛИЦ NVIII

ВОЕННОЕ МИНИСТЕРСТВО ОБЪЕДИНЁННЫХ ВООРУЖЁННЫХ СИЛ ЗЕМЛИ

— но ощущал, что на него глядят все. И отдельно ощущал взгляд матери. Смешно, не может быть, скажет кто-то — но он на самом деле это ощущал. Пленные молчали. Краем глаза Сейн видел торчащий из помоста сбоку столб примерно в полтора его роста. Смотреть туда не хотелось, он и не смотрел, а всё равно видел и ощущал тошноту.

Охранники встали по краям помоста — слева-справа, точно по серединкам сторон. Сзади, из коридора, поднялись военный врач и пожилой офицер, Сейн не помнил его имени, хотя видел часто. Встал перед сторком — лицом к остальным пленным, кашлянул и коротко объяснил, в чём дело, как будто кто-то мог не знать. Его слова бумкали, как камешки в гулкую бочку, и при каждом слове в животе противно сжималось.

Появился ещё один землянин — в форме, но без оружия, зато в чёрной маске. В правой руке у него был длинный пластиковый прут. Врач ему что-то сказал, но в голове у Сейна стало пусто, он перестал понимать русский язык, но догадался по жесту, что надо сделать и — испытывая дурнотное омерзение! — непослушными пальцами расстегнул куртку, потом — завязал её, спустив вниз, рукавами вокруг пояса. Поскорей шагнул к столбу — чтобы землянину не пришлось его подталкивать. Ноги держали плохо. И сильно тошнило, так сильно, что Сейн испугался, что его вырвет. Он обнял столб, сцепил пальцы за ним, прислонился лбом. За спиной прозвенел голос Озлефра:

— Слушать! Отвернуться! Мы не видим и не слышим! — и слитный чёткий шорох с пристуком, как на параде. Стало легче — отвернулись. Этот фокус давно уже был отработан, и земляне, сперва злившиеся, оравшие, ничего сделать с ним не могли и уже просто не обращали внимания.

Сколько же они сказали-то? Не запомнилось.

Потом был свист и жгучая боль. Вовсе не невыносимая, если говорить просто о боли. Невыносимость была в том, что он вынужден стоять и ничего не делать, когда его бьют, как раба. Ребята говорили, что нельзя напрягать спину, тогда будет не так...

...второй удар...

...больно. Снова боковым зрением Сейн увидел офицера, читавшего приговор. Его лицо кривилось, глаза были страдающими.

Третий удар. Четвёртый. Пятый.

Подошёл врач, отвёл от столба, придерживая за затылок и запястье. Офицер сказал коротко:

— Разойдись, — и прошёл мимо Сейна на пандус. Остальные земляне — следом.

Спина горела всё сильней.

* * *

Мать не стала его жалеть, когда он подошёл и сел на раскладную кровать. Это было правильно и достойно — слова жалости оскорбили бы. А спина почти не болела — в душевой её смазали и перевязали. Это почти боевые раны, перевязывать их товарищи могут, в этом нет ничего зазорного.

— Без мужчины мы пропадём, — сказала женщина. Она сидела очень прямо, придерживая руками — как распахнутыми крыльями — спящих малышей, сидящих на её коленях. И говорила тихо, но отчётливо, так, что слышал только старший сын.

— Отец найдёт нас, — твёрдо сказал Сейн.

— Я не об этом сейчас говорю. Мужчина здесь ты и сейчас — ты. Если земляне заберут тебя от нас, то мы пропадём.

— С чего ты взяла, что земляне могут меня забрать? — изумился Сейн. Мать покачал головой:

— Вы их слишком часто тревожите. Если они разозлятся — то нет ничего проще, как забрать зачинщиков. Тебя они запомнили. Что им стоит тебя изолировать? Или отнять... — её руки сделали судорожное движение, — ...отнять младших?