| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
"Увидеть Рим и умереть", трескучая фраза, это Илье Эренбургу, автору знаменитого лозунга "убей немца", было хорошо такими бросаться, однако наши герои прибыли в "столицу" мира с другой целью. Может быть и суждено им здесь остаться навсегда — как уж повезет, но сначала в мир иной должен переселится некий бывший корсиканец.
Первое впечатление от столицы Франции по сравнению с Москвой — совершенно нет нищих и прочих попрошаек на улицах. В первопрестольной и десяти шагов не сделаешь, как упрешься в какого-нибудь грязного и заросшего волосами, как Робинзон на необитаемом острове, субъекта — "подайте Христа ради" или "на церкву православные жертвуйте", причем рожи у подобных сборщиков обычно из разряда "жрать нечего, а выпить хочется". Правда, позднее Самойлович объяснил спутнику, что такая ситуация сложилась исключительно по воле властей, попрошайки никуда не делись, просто умело маскируются под мелочных торговцев, пытающихся всучить прохожим различный ничего не стоящий "товар". Другой типичный пример — старик сидит на бульваре и играет на шарманке, в которую проходящие сострадательные души кладут подаяние. Полиция не может привязаться к нему — он артист. На окраинах еще куда ни шло но ближе к центру предприниматели всех сортов буквально оккупировали мостовую. Мелкие уличные торговцы и люди, перебивающиеся случайными заработками: чистильщики обуви, стекольщики, точильщики, перекупщики театральных и лотерейных билетов, мастера, стригущие собак — они концентрировались в районе Нового моста, цветочницы и перекупщицы овощей, фруктов и сыра, продавщицы молока и устриц, расклейщики афиш и продавцы газет, торговцы собаками, пиявками, вениками, булавками, спичками, зонтами, чернилами, конфетами, пряниками и пирожными, венцами для новобрачных и венками для надгробий. Общественные писари сочиняли для неграмотных клиентов письма и прошения, жонглеры и акробаты, музыканты и актеры устраивали представления прямо на улице, выступали с марионетками и дрессированными животными.Бродили там и тут люди-афиши, носившие за спиной рекламные щиты... вот уж не ожидал Сашка увидеть этих "перестроечных бутербродов" в начале 19-го века, но оказывается и тогда были в ходу. Почти все иностранные путешественники отмечали удивительную особенность Парижа: здесь прямо под открытым небом можно было и поесть, и выпить, и насладиться разнообразными зрелищами, даже осенняя пора не уменьшала активности местных "бизнесменов", некоторое затишье наступало только зимой. Полиция не могла запретить всю эту уличную деятельность, но пыталась каким-то образом ее контролировать. Полицейские указы требовали, чтобы бродячие артисты получали официальное разрешение на свою деятельность, и запрещали им выступать во дворах. Особенно строгому контролю подвергались продавцы газет; они обязаны были каждые полгода получать в полиции разрешение на торговлю и носить медную бляху с надписью 'торговец газетами'. Но по крайней мере у Александра сложилось впечатление, что большинство парижан ограничительные меры игнорировали, совсем как в России...
Еще одно заметное отличие эпохи наполеоновских войн — среди торговцев, разносчиков и прочих работников много женщин. В Москве не встретишь "фонарщицу", или "дворничиху", а в в Париже — сплошь и рядом, или слабый пол "естественным путем" вытеснил мужчин из относительно легких ремесел и занятий, или сказывается недостаток в людях вследствие непрерывных войн за последние четверть века.
-Три четверти дела мы почитай провернули! -без обиняков заявил своему напарнику Фигнер с довольным видов осматривавший окрестности, едва переступив невидимую границу отделявшую Париж от предместья.
Действительно, достижение немалое — сумели дойти до цели, несмотря на явное противодействие всего аппарата Фуше, теперь остается самая малость — подобраться к императору Франции на расстояние прицельного выстрела из карабина с оптическим прицелом.
На войне, как на войне или "alager com alager", сообразуясь с текущим положением. Войска, прибыв на театр военных действий первым делом не кидаются друг на друга, а спешат так или иначе обустроиться. И маленькой армии капитана Фигнера Александра Самойловича тоже следует заняться чисто бытовыми проблемами: нужна крыша над головой, пища, и очень актуальный вопрос после долгого пути — баня, без нее никак. Поздняя осень как бы не располагает к продолжению ночевок под открытым небом.
Что до первого пункта жилья, то здесь дело обстояло так — прибывшие в город рабочие-сезонники селились или в ночлежках, или снимали недорогую квартиру артелью, набиваясь в помещение как сельди в бочку. Приезжавшие в Париж в поисках заработка они поселялись вблизи Ратуши или на острове Сите — в скверных жилищах, в чудовищной тесноте и антисанитарных условиях, где в одной спальне стояло от шести до тридцати кроватей, а ночевало иной раз и полсотни человек. С одной стороны принятая ранее "легенда" не позволяет снять приличное жилье, не положено пролетариям, с другой стороны крайне нежелательно для Сашки-унтера общаться лишний раз с парижанами, он еще недостаточно "обтесался" и могут возникнуть подозрения, поэтому нужна отдельная квартира, без всяких там сожителей. Вертись, как знаешь и Фигнер, отмобилизовав видимо все свои резервы обаяния, сумел все же выкрутится. Александр так и не понял, что уж такого Самойлович каждый раз "втирал" очередному домовладельцу — хозяину или хозяйке... Пусть неохотно, пусть в дешевые чердачные этажи, зачастую требовавшие ремонта — но их пускали. Сам по себе Сашка ни за что бы не сумел уговорить никого, судите сами — дать приют каким-то сомнительным оборванцам рискнет едва ли один из тысячи владельцев доходных домов.
Париж по-прежнему, несмотря на революционные потрясения, имел ту структуру, какую получил еще в 1795 году. Территория столицы была поделена на 12 округов, каждый из которых состоял из четырех кварталов. В первый округ входили Тюильри, Елисейские Поля, Рульский квартал и Вандомская площадь. Во второй — квартал Шоссе д'Антен, Пале-Руаяль, квартал Фейдо и Монмартрское предместье. В третий — Рыбное предместье, квартал Святого Евстахия, Монмартрский квартал и квартал Игры в Шары. В четвертый — квартал Сент-Оноре, Лувр, кварталы Рынков и Французского Банка. В пятый — кварталы Благой Вести и Ворот Сен-Мартен, предместье Сен-Дени и Монторгейский квартал. В шестой — Тампль, кварталы Ломбардцев, Ворот Сен-Дени и Святого Мартина в Полях. В седьмой — кварталы Арси, Ломбарда, Святой Авуа и Рынка Святого Иоанна. В восьмой — квартал Трехсот, Сент-Антуанское предместье, Попенкурский квартал и Маре. В девятый — Сите, остров Сен-Луи, Арсенал и Ратуша. В десятый — кварталы Инвалидов и Святого Фомы Аквинского, Монетный двор и Сен-Жерменское предместье. В одиннадцатый — Люксембургский квартал, Дворец правосудия, Медицинская школа и Сорбонна. В двенадцатый — Ботанический сад, кварталы Сен-Жак, Обсерватории и Сен-Марсель (или, иначе, Сен-Марсо). Эти двенадцать округов вместе с двумя близлежащими — округом Сен-Дени и округом Со — составляли департамент Сена, префект которого был фактически мэром Парижа (в современном понимании), хотя его должность так не называлась. Эту структуру город сохранял до 1860 года.
Пост префекта департамента Сена с 1811 года, со времен первой Империи до 1830 года (до самого конца эпохи Реставрации) занимал граф Жильбер-Жозеф-Гаспар де Шаброль де Вольвик. Впрочем, во время Ста дней Наполеон отстранил Шаброля и поставил во главе департамента Сена графа де Бонди (который вновь возглавил управление Парижем через 15 лет, в начале Июльской монархии). Префект Шаброль, выпускник Политехнической школы (а затем Школы мостов и дорог), имел опыт инженерной работы (в качестве инженера он участвовал в 1799 году в египетской кампании Бонапарта), а также опыт работы административной: с 1806 года он был префектом департамента Монтенот, образованного при Империи на месте западной части бывшей Генуэзской республики. В начале эпохи Реставрации враги Шаброля обвиняли его в том, что он стал префектом еще при Империи, и добивались его смещения с этого поста, но Людовик XVIII сказал: 'Г-н де Шаброль сочетался с Парижем узами брака, а развод я запретил', закон о запрещении развода был принят 8 мая 1816 года. Если градоначальник инженер-строитель, то надо полагать он не остается верен своей профессии, а следовательно Парижу нужна целая армия рабочих для многочисленных строек. В середине 1820-х годов в Париже разразился настоящий строительный бум: для его характеристики современники употребляли такие слова, как 'помешательство', 'маниакальное пристрастие к возведению новых зданий', 'строительный раж'. Одних только дипломированных архитекторов в Париже насчитывалось более 300 человек, а сколько требовалось всевозможных каменщиков, плотников, штукатуров и прочих "мастеровых"? Правда пока на дворе еще 1811 год, но как говорится "процесс пошел", благо это явление сильно растянуто во времени, так старт обычно относят к началу века... В пестрой и многочисленной толпе пролетариев, как городских, так и пришлых и рассчитывал укрыться от внимания полиции Фигнер, планируя покушения на Бонапарта. Все остальные слои населения вполне можно было "прошерстить" при некотором желании и наличии ресурсов, а вот такой постоянно меняющийся в составе контингент — задача неподъемная даже для "гения французской полиции".
Резиденция префекта находилась в Ратуше, и он ведал всеми делами департамента: ему был вверен общий надзор за госпиталями, богадельнями и за всеми богоугодными заведениями, за распределением сумм на поощрение промышленности и фабрик, за производством общественных построек и так далее. Префект Парижа, а точнее, департамента Сена делил власть с начальником полиции, чье ведомство располагалось на Иерусалимской улице, ныне не существующей, отходившей от набережной Ювелиров на острове Сите. Между этими двумя правителями города и их 'аппаратами' неизменно существовало более или менее явное соперничество.Начальник полиции отвечал за поддержание общественного порядка и за безопасность граждан. В его подчинении находилось около двух сотен полицейских чиновников. Стоит отметить, что в Ратуше, под началом префекта департамента Сена, трудилось вдвое меньшее число служащих. Но кроме этого в подчинении префекта полиции имелась еще и целая 'армия', численность которой достигала почти 2000 человек. Довольно скромненько для почти миллионного города. К моменту прибытия российских туристов "облико аморале" были проведены определенные преобразования, полицейские впервые получили форму, была увеличена численность уличных патрулей и стационарных постов. Власти ужесточил правила открытия новых публичных домов, ввели ночные обходы улиц города полицейскими инспекторами и жандармами, так что грабители и воры уже не чувствовали себя так вольготно, как раньше, в центральных районах города. Кроме штатных полицейских поддержанием порядка в городе занимались также национальные гвардейцы — обычные горожане, заступавшие на временное дежурство, для одних это было обязанностью почетной, а для других — постылой. Ах да, были еще и старые знакомые по провинции — жандармы, пожалуй наиболее дисциплинированная и организованная часть сил охраны правопорядка. В парижской жандармерии состояло в общей сложности 1021 человек, которые располагали 471 лошадью. К осени 1811 года число людей в составе жандармерии возросло до 1528, а лошадей — до 611, и этот состав практически не изменился до самого конца эпохи правления Наполеона. Командовал парижской жандармерией полковник, подчинявшийся непосредственно начальнику полиции. Размещались жандармы в трех основных казармах, две из них находились в правобережной части Парижа: на улице Францисканцев в квартале Маре и на улице Предместья Сен-Мартен, а одна — в левобережной части, на улице Муфтар. Жандармерия располагала и более скромными помещениями у четырех застав — Звезды, Анфер, Трона и Ла Виллет. В особо сложных случаях на помощь парижским жандармам приходили жандармы департамента Сена, прозванные 'канарейками' за ярко-желтую кожаную амуницию, которые следили за порядком в многочисленных кабачках, располагавшихся за городскими заставами. В инструкции префекта полиции стоящие перед жандармами задачи были сформулированы так: 'Своим постоянным присутствием на улицах и в общественных местах наводить страх на преступников и злоумышленников, а гражданам мирным и добропорядочным внушать доверие'.
Патрули, обходившие город по ночам, получили в свое распоряжение несколько экипажей, которые передвигались сравнительно бесшумно. Их колеса и копыта лошадей были обернуты войлоком, поскольку экипажи эти были открытые, жандармы могли на ходу выскакивать из них и бросаться в погоню за преступниками. Но самым главным нововведением стало появление в Париже так называемых полицейских солдат "sergents de ville" в мундирах. До этого полицейским комиссарам помогали полицейские офицеры "officiers de paix", носившие штатское платье, но их на весь город было всего 18 человек. Полицейских же солдат было в пять раз больше, вдобавок для них была изготовлена форменная одежда — фраки или рединготы синего сукна с пуговицами, украшенными гербом города, а также треугольные шляпы. Днем полицейские солдаты имели при себе трость с белой рукоятью, а для ночных обходов вооружались саблей армейского образца, которую носили на черной портупее. Набирали их из числа отставных военных, отдавая предпочтение ветеранам. Войска для наведения порядка и для облав в Париже использовали редко, только в исключительных случаях, когда назревал бунт или мятеж и требовалось применение значительной военной силы. Слишком привыкли наполеоновские воины к "специфическому обращению с населением" и обычно не делали скидок для своих соотечественников. После каждой такой операции недовольство народа только возрастало, поскольку наводя порядок солдаты попутно грабили лавки и насиловали попавшихся под руку парижанок, одним словом, вели себя как на войне.
Но все равно, несмотря на принятые меры усиленной защиты на окраинах города можно было прожить длительное время и так и не столкнутся ни разу со стражем порядка. Это обстоятельство работало на руку как многочисленным криминальным элементам, так и нашим террористам. Куда большую угрозу для них представляли "личности в штатском". Выразительное описание этих полицейских ряженых, возвращающихся утром в префектуру с ночного дежурства, оставил в 'Замогильных записках' Шатобриан: 'Одни были наряжены зеленщиками, уличными зазывалами, угольщиками, грузчиками с рынка, старьевщиками, тряпичниками, шарманщиками, другие нацепили на голову парики, из-под которых выбивались волосы совсем другого цвета, на лицах третьих красовались фальшивые бороды, усы и бакенбарды, четвертые волочили ногу, словно почтенные инвалиды, и выставляли напоказ маленькую красную ленточку в петлице. Они пересекали неширокий двор, скрывались в доме и вскоре являлись преображенными, без усов, без бород, без бакенбард, без париков, без заплечных корзин, без деревянных ног и рук на перевязи: все эти ранние полицейские пташки разлетались с первыми лучами восходящего солнца'. С этой публикой требовалась осторожность и еще раз осторожность, здесь ошибка, простительная в провинции могла оказаться роковой... К счастью, постоянных осведомителей среди "простого народа" полиция и тайная полиция практически не имели, на это и рассчитывал Фигнер. Есть у французов такая черта, как собственно и у русских, "доносителей-стукачей" как-то в народе не любят и временами даже убивают. Деятельность же так называемых "мушардов", тайных агентов Фуше обычно ограничивалась более-менее состоятельными классами населения и их непосредственным окружением.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
