"Человек..." Часть_ 02.Главы_12_14

Глава 12. Искушение комиссара.

Трактир, или гостиница Шульца, "меблированные комнаты" — вполне приличное с виду здание, внутри оказалось сущей "дырой", Гиляровский был бы доволен. Притон не притон, ночлежка, не ночлежка — сказать трудно с такими специфическими "заведениями" во Франции Александр практически не сталкивался. Хозяин, меланхоличный пожилой еврей с роскошными пейсами, колдовавший с бутылками за стойкой бара, свободной комнаты гостю однако, вопреки ожиданию, не предложил.

-Все нумера с утра заняты публикой, извольте, любезный, обождать час-другой до полудня!

Создалось впечатление, что гостиничный бизнес здесь не являлся основным источником дохода, то и дело проходили и поднимались наверх в "нумера" веселые парочки, или напротив спускались вниз. Что до кавалеров, то поди пойми кто такие — народ разный, но вот дамы — определенно типичные представительницы "древнейшей профессии". Сашке не оставалось ничего другого, как заказать себе кружку пива, закуски и ждать напарника. Зал трактира в этот утренний час был практически пустой, только в дальнем углу, подальше от света, за столом угнездилась какая-то крайне подозрительная компания, рыл в одиннадцать. "Лицами" назвать эту "почтенную" публику язык не поворачивался, "хари' одним словом. Изъяснялись собравшиеся исключительно на воровском жаргоне, и временами до Сашки долетали обрывки их разговора.

-Уже шесть пломб пробило, а ты все еще дрыхнешь! Проснись Кабан, а не то худо будет...

-Еще бы! Мы хотели облапошить в полумеркоте золотаря, а того сторожил мусор, вот я и увидел, что пора пырнуть...

-Небось боишься попасть в чижовку? Но ежели так работать, то не много наживешь рыжиков.

-Желал бы я лучше черную работу на тракте делать, а не возиться с барыгами, вечно тут эти окаянные мусора на шее сидят.

-Ничего не стибрили? А важные там были веснухи, лоханки да гопы. Значит, пейсатому нечего будет и спускать?

-Эй вы тихо! Довольно трепать красным лоскутом! -рявкнул в полный голос субъект с физиономией обезображенной "розочкой", по виду предводитель этой "блатной" компании, -Али не сечете, мусор подслушивает?!

После этих слов, как по команде, все одиннадцать "джентльменов" обратили внимание на Александра. Тот времени даром не терял, наплечную кобуру он нацепил уже давно, еще когда тащились они с Фигнером и Фантиной по пыльным проселкам в обход городской заставы. Теперь осталось только достать из контейнера пистолет, вставить снаряженный магазин и дослать в ствол патрон. Этими манипуляциями он и занимался, пряча оружие под столом, пока "граждане бандиты" шумно обсуждали детали предстоящей расправы с мнимым полицейским агентом.

Идея "пустить кровь" пришельцу определенно пришлась местным аборигенам по вкусу, вот только решимости пока еще не хватало, хоть и ножи уже достали. Здоровые железяки, отметил машинально Сашка, наметанный глазом армейского оружейника — почти в размер солдатского тесака, только даже удивительно, как только они под одеждой такие длинные "сабли" ранее прятали. Главарь, узрев "разброд и шатания" среди подопечных ни чего лучше не придумал, как послать одного из "шестерок" за горячительным пойлом. Сейчас они поднимут дух до нужного градуса крепким алкоголем, а после разберутся с подозрительным "пруссаком".

Назревал неизбежный конфликт, в теории можно было сбежать, уйти из трактира, но это только в теории... Отступать Сашка в этот раз не собирался — хватит, набегался уже сполна. Могут ведь и на улице догнать, а там стрелять неудобно и есть немалый риск "зацепить" пулей случайного прохожего. Тратить драгоценные унитарные патроны на "предупредительные выстрелы" в потолок? Да нет увольте — Александр уже битый-ученый "калач" и не может позволить себе такой "безумной" роскоши. Специфика начала 19-го века: здесь почти все огнестрельное оружие однозарядное, и в воздух палить, чтоб запугать вражину нет смысла. Напротив даже, такие необдуманные действия несут смертельную угрозу для самого стрелка. Ведь выпустив впустую единственный заряд, обладатель ружья или пистолета становится на несколько минут безоружным, смело налетай на него и режь-коли-руби-кроши, как душе угодно. Жаль только, что в магазине ТТ всего восемь патронов, а целей немного более. Первая пуля пойдет самому опасному врагу, лидеру шайки, прямо в красиво расписанную битой бутылкой морду. Затем придется израсходовать еще два-три заряда — эти предназначены "быкам", остальным уж как повезет, если на рожон не полезут, то и нет нужды тратить на них дефицитные боеприпасы. В одном Сашка был твердо уверен, самурайской доблести местные уголовники проявлять не станут, кодекс Бусидо и прочие заморочки здесь не в почете. После потери главаря и способных его заместить боевиков банда моментально распадется, каждый будет сам за себя и вместо слаженного нападения начнется "организованное отступление", иными словами — обычное бегство. Вряд ли даже у Александра возникнет необходимость перезаряжать пистолет после применения... Одно плохо, придется потом объяснятся с полицией и городскими властями за содеянное. Полдюжины трупов ну никак за "необходимую самооборону" не сойдут, даже с учетом местной криминальной обстановки — мало ли вдруг "джентльмены" просто решили познакомится поближе с гостем французской столицы и показать ему такие красивые ножики? Надо будет после применения оружия срочно бежать прочь из заведения Шульца, да желательно побыстрее и подальше. Как раз для таких непредвиденных, "аварийных" случаев предусмотрительный Фигнер заранее назначил точку сбора, указал приметное место к трех километрах за городом, возле сгоревшей мельницы, вдали от больших дорог.

А раз уж все равно удирать, так за чем же дело встало? И унтер-офицер вспомнил, что кроме всего прочего добра, они с Фигнером прихватили с собой в дальнюю дорогу и несколько ручных гранат. Самое время пустить в ход одну из этих смертоносных игрушек, все равно для покушения на Бонапарта "адские машины" использовать по дефолту нельзя. По крайней мере, такое условие им поставили в России военный министр Барклай-де-Толли и император Александр Первый. Придя к такому выводу, Сашка тотчас извлек из контейнера-тайника блестящую оливковой краской ручную гранату. Машинально он протер РГД-5 грязным носовым платком, страхуясь от остатков предохранительной смазки, лишняя операция — как правило данный тип боеприпасов хранят без использования обычного для машин и механизмов солидола. Затем на свет божий появился разобранный запал УЗРГМ. Александр аккуратно разложил перед собой детали и принялся снаряжать гранату прямо тут же на столе, отодвинув в сторону тарелку с кружкой — черт с ним с недопитым пивом и закуской, есть дела и поважнее. Таится от местных подонков смысла не было, если пистолет ТТ аборигены 19-го века еще признают, пусть с некоторыми сомнениями, за опасное боевое оружие, то РГД для них — "неведома зверушка". Операция простая, уже отработанная еще в далеком 20-м веке, пальцы сами по себе "на автомате" выполняют нужные действия. Между тем в противоположном конце длинного помещения его противники вовсю накачивались водкой и готовились к "боевым действиям". Сам процесс, надо сказать, шел довольно вяло и мучительно, и было видно, как предводитель шайки прилагает немало усилий для "раскачивания на дело" своих сообщников. По крайней мере ругань доносилась оттуда такая изощренная, что Александр не разобрал ни единого слова, да и рукоприкладство со стороны "начальника" вскоре пошло в ход.

В голове у Сашки тем временем как бы "прокручивались" дальнейшие события, появилась у него с недавних пор полезная привычка обдумывать грядущие действия. Кольцо врезается в указательный палец левой руки, пришла пора, сколько можно с этими субъектами играть в гляделки? Он встает, подхватывает свой "обрубок" и спешит к выходу, дверь недалеко — надо сделать два или три шага. Вся кодла в углу дружно, словно по команде, вскакивает и кидается за ним вдогонку, размахивая клинками и подбадривая себя воинственными криками. Как бродячие собаки, те тоже пока стоишь спокойно, или медленно идешь — не трогают, хоть и злобно рычат, но вот стоит только ускорить шаг... Так бы они его моментально нагнали и зарезали, ну да не судьба. В проеме дверей Александр на доли секунды поворачивается назад, немного — всего на пол-оборота и под ноги преследователям, летит "подарочек". Стоп, неправильно... надо дать шанс выжить тому мужику за стойкой, он тут не причем. Придется отбросить предохранительный рычаг на секунду раньше, иначе граната может отскочить от стены, а надо сделать так, чтобы она сработала в углу, взрыв должен накрыть тех парней с длинными ножами. Остается надеяться, что еврей сегодня с утра на совесть помолился и Иегова убережет его от грозящей опасности. От столика, где обосновались оборванцы, до стойки бара на глаз будет метров 17, а значит и хозяин теоритечиски попадает в зону поражения. Хотя нет, это сказки — в справочниках приведены данные для идеального случая, в жизни такое происходит редко. Райончик здесь трущобный, следовательно человек занимающийся содержанием притона и скупкой краденого должен быть готов к разным неожиданным событиям. Девицы и их клиенты не пострадают, для удобства посетителей предусмотрен отдельный вход прямо с улицы, поэтому в трактир "ночные бабочки" не суются.

И так предварительно проигрываем ход событий по-новой: на раз — встаем, предохранительный рычаг скатывается на пол, на два — бросок, на три — Сашка уже на улице и поспешно "делает ноги". Опять не правильно, бежать нельзя ни в коем случае, такое поведение сразу привлечет внимание прохожих, только шагом, точнее — быстрым шагом следует уходить. Все равно никакой погони не будет, может быть позднее свидетели что-то и вспомнят, но точно не сейчас... За спиной бухает сильный хлопок разрыва, с мелодичным звоном вылетают стекла из окон, может статься, что еще и дверь с петель снесет напрочь, но это маловероятно. Александр по-любому успеет отойти шагов за сто от трактира, прежде чем там начнется светопреставление, едва только выползут наружу, выберутся на улицу первые контуженные взрывом и посеченные осколками гопники. Одна РГД-шка всех врагов на месте не положит, в самом лучшем случае двух-трех прибьет, остальные отделаются различной степени тяжести ранениями, но кровищи будет много, как при хорошем дорожно-транспортном происшествии. Еще пятьдесят шагов хода и возле заведения Шульца включилась первая "бабская сирена" децибел эдак на 70, вскоре к ней присоединятся и другие панические голоса. Настала самая кульминация, ключевая сцена предстоящего спектакля. Паниковать слабый пол умеет, не то слово — прямо самозабвенно женщины стараются и невольно заводят всех остальных в том числе и мужчин. Наблюдал однажды Сашка подобные события в Смоленске собственными глазами, когда загоревшийся бордель тушил. И в Тильзите во время "культурного отдыха", как рассказывали сослуживцы, было необычайно весело — гулящие девки в чем мать родила из окон второго этажа выпрыгивали, прямо в теплые объятия российских солдат внизу. Здесь по сути тот же публичный дом под другим "приличным" обличьем, а значит бардак должен выйти на славу. Очевидцы-зеваки в первую очередь кинутся разглядывать пострадавших от взрыва, выскочившие из "нумеров" полуголые девицы тоже привлекут массу внимания. Неужели кто-нибудь "глазастый" приметит на этом красочном фоне скромного серенького пролетария и кинется его ловить? Да нет, совершенно исключено, ведь в Тильзите гранатометчика, закинувшего "жестянку" в окно заведения так и не нашли, хотя свидетелей события было хоть отбавляй.

Судьба в этот раз уберегла Сашку, а заодно и его "противников" от очередных приключений, до применения ручных гранат дело не дошло. Еще в момент сборки запала в дальнем углу воинственные крики оборванцев неожиданно сменились сначала осторожным перешептыванием, а затем и вообще наступила полная тишина. Стало слышно как еврей в баре гремит бутылками и посудой, да на улице азартно торгуются за лишний су с "жрицами любви" охочие до женской ласки местные "джентльмены".

Чудеса, да и только — бывает же такое в жизни. Еще минуту назад завсегдатаи трактира чужака собирались порвать, нет даже порезать в куски на британский флаг, а теперь смотрите — главарь банды изо всех сил пытается продемонстрировать пришельцу свое расположение. Александр с некоторым недоумением наблюдал, как здоровенный детина в дальнем углу приветливо скалится, пытаясь изобразить на изуродованном шрамами лице улыбку: "Мы свои братан в доску"! Вслед за вожаком отношение к гостю Парижа мгновенно изменили и остальные участники сборища. Страшного вида ножи исчезли под одеждой, боевой задор улетучился без всякого следа, если так дело пойдет дальше то вскоре можно ожидать и подношений "от нашего стола к вашему"? Что тогда "увидели" французы в сашкиных манипуляциях во время сборки запала и последующего снаряжения РГД-5 так и осталось загадкой. Даже опытный в таких делах Фигнер не смог дать исчерпывающего объяснения, лишь высказал осторожное предположение — запал УЗРГМ был принят по ошибке за некий специальный "воровской механизм", предназначенный для взлома сложных замков.

Окончательно сомнения Александра разрешил вскоре прибывший Самойлович, тот обернулся с делами примерно за час.

-Ты почто это друг так напрягся? -сразу же обратился напарник с вопросом к унтер-офицеру.

-Да вот сижу и жду, сейчас меня те гопники убивать будут, или ребята решили подождать немного? -ответил ему Сашка.

-Брось братец, не дури! Резать? Да это же мелочь — карманники, шпана, они сами от страха трясутся! -заверил напарника Фигнер, прекрасно знакомый с нравами и обычаями парижского "дна". В самом деле серьезные преступники в это время суток обычно отдыхают и отсыпаются после напряженной ночной "работы".

С заведением Шульца все же пришлось распрощаться, для организации конспиративной квартиры "дом свиданий" определенно не подходил. Любая вменяемая полиция должна регулярно проверять подобные уголки на предмет наличия различных криминальных элементов, а знакомство со стражами порядка в планы Самойловича не входило. В последний раз, когда он посетил Париж место было вполне приличное, но теперь по всем признакам трактирчик основательно "запомоился", превратился в притон — спрос рождает предложение.

Вечером, когда окончательно определились с временной квартирой, Александр с Фигнером наконец произвели окончательную ревизию всего своего наличного имущества и вооружения. Как выяснилось при ближайшем рассмотрении, граната РГД-5 далеко не самое лучшее боевое средство, особенно в специфических условиях Парижа. Уж слишком много улик остается после применения, пусть лучше в руки полиции попадут гильзы от пистолета ТТ, там только цифры в маркировке. А если в ведомство Фуше с места взрыва доставят предохранительный рычаг от ручной гранаты? Надпись кириллицей "УЗРГМ-2" выдавленная на детали как бы ненавязчиво намекает любому опытному сыщику, что "гости из России" успешно добрались до Парижа. Не стоило разменивать столь ценный фактор внезапности и скрытности на истребление мелкой шайки разбойников — это положение доказательств не требовало. Александр сгоряча хотел было даже заменить пистолет Токарева капсюльным револьвером, благо они взяли с собой парочку, один со сменными барабанами, другой — "цельный" с несъемным. С точки зрения конспирации такое ручное оружие, несмотря на некоторую архаичность подходит больше, так как не оставляет на месте применения никаких "вещдоков" за исключением пуль в трупах. Однако предусмотрительный Самойлович удержал своего помощника от этого шага. В столь сложном деле, как организация покушения на императора Франции очень сложно предусмотреть все возможные ньюансы. Совершенно не исключено, что в какой-то момент придется действовать по "молодецки", импровизировать вопреки всем ранее составленым планам. Из ТТ стрелок-виртуоз может поразить ростовую мишень с расстояния до 50 метров, и это компактное оружие в отличие от карабина легко укрыть под одеждой. Шанс, что с Бонапартом они однажды столкнутся "лицом к лицу", пусть ничтожный, но все же был и поэтому Токарев остался у Сашки...

"Увидеть Рим и умереть", трескучая фраза, это Илье Эренбургу, автору знаменитого лозунга "убей немца", было хорошо такими бросаться, однако наши герои прибыли в "столицу" мира с другой целью. Может быть и суждено им здесь остаться навсегда — как уж повезет, но сначала в мир иной должен переселится некий бывший корсиканец.

Первое впечатление от столицы Франции по сравнению с Москвой — совершенно нет нищих и прочих попрошаек на улицах. В первопрестольной и десяти шагов не сделаешь, как упрешься в какого-нибудь грязного и заросшего волосами, как Робинзон на необитаемом острове, субъекта — "подайте Христа ради" или "на церкву православные жертвуйте", причем рожи у подобных сборщиков обычно из разряда "жрать нечего, а выпить хочется". Правда, позднее Самойлович объяснил спутнику, что такая ситуация сложилась исключительно по воле властей, попрошайки никуда не делись, просто умело маскируются под мелочных торговцев, пытающихся всучить прохожим различный ничего не стоящий "товар". Другой типичный пример — старик сидит на бульваре и играет на шарманке, в которую проходящие сострадательные души кладут подаяние. Полиция не может привязаться к нему — он артист. На окраинах еще куда ни шло но ближе к центру предприниматели всех сортов буквально оккупировали мостовую. Мелкие уличные торговцы и люди, перебивающиеся случайными заработками: чистильщики обуви, стекольщики, точильщики, перекупщики театральных и лотерейных билетов, мастера, стригущие собак — они концентрировались в районе Нового моста, цветочницы и перекупщицы овощей, фруктов и сыра, продавщицы молока и устриц, расклейщики афиш и продавцы газет, торговцы собаками, пиявками, вениками, булавками, спичками, зонтами, чернилами, конфетами, пряниками и пирожными, венцами для новобрачных и венками для надгробий. Общественные писари сочиняли для неграмотных клиентов письма и прошения, жонглеры и акробаты, музыканты и актеры устраивали представления прямо на улице, выступали с марионетками и дрессированными животными.Бродили там и тут люди-афиши, носившие за спиной рекламные щиты... вот уж не ожидал Сашка увидеть этих "перестроечных бутербродов" в начале 19-го века, но оказывается и тогда были в ходу. Почти все иностранные путешественники отмечали удивительную особенность Парижа: здесь прямо под открытым небом можно было и поесть, и выпить, и насладиться разнообразными зрелищами, даже осенняя пора не уменьшала активности местных "бизнесменов", некоторое затишье наступало только зимой. Полиция не могла запретить всю эту уличную деятельность, но пыталась каким-то образом ее контролировать. Полицейские указы требовали, чтобы бродячие артисты получали официальное разрешение на свою деятельность, и запрещали им выступать во дворах. Особенно строгому контролю подвергались продавцы газет; они обязаны были каждые полгода получать в полиции разрешение на торговлю и носить медную бляху с надписью 'торговец газетами'. Но по крайней мере у Александра сложилось впечатление, что большинство парижан ограничительные меры игнорировали, совсем как в России...

Еще одно заметное отличие эпохи наполеоновских войн — среди торговцев, разносчиков и прочих работников много женщин. В Москве не встретишь "фонарщицу", или "дворничиху", а в в Париже — сплошь и рядом, или слабый пол "естественным путем" вытеснил мужчин из относительно легких ремесел и занятий, или сказывается недостаток в людях вследствие непрерывных войн за последние четверть века.

-Три четверти дела мы почитай провернули! -без обиняков заявил своему напарнику Фигнер с довольным видов осматривавший окрестности, едва переступив невидимую границу отделявшую Париж от предместья.

Действительно, достижение немалое — сумели дойти до цели, несмотря на явное противодействие всего аппарата Фуше, теперь остается самая малость — подобраться к императору Франции на расстояние прицельного выстрела из карабина с оптическим прицелом.

На войне, как на войне или "alager com alager", сообразуясь с текущим положением. Войска, прибыв на театр военных действий первым делом не кидаются друг на друга, а спешат так или иначе обустроиться. И маленькой армии капитана Фигнера Александра Самойловича тоже следует заняться чисто бытовыми проблемами: нужна крыша над головой, пища, и очень актуальный вопрос после долгого пути — баня, без нее никак. Поздняя осень как бы не располагает к продолжению ночевок под открытым небом.

Что до первого пункта жилья, то здесь дело обстояло так — прибывшие в город рабочие-сезонники селились или в ночлежках, или снимали недорогую квартиру артелью, набиваясь в помещение как сельди в бочку. Приезжавшие в Париж в поисках заработка они поселялись вблизи Ратуши или на острове Сите — в скверных жилищах, в чудовищной тесноте и антисанитарных условиях, где в одной спальне стояло от шести до тридцати кроватей, а ночевало иной раз и полсотни человек. С одной стороны принятая ранее "легенда" не позволяет снять приличное жилье, не положено пролетариям, с другой стороны крайне нежелательно для Сашки-унтера общаться лишний раз с парижанами, он еще недостаточно "обтесался" и могут возникнуть подозрения, поэтому нужна отдельная квартира, без всяких там сожителей. Вертись, как знаешь и Фигнер, отмобилизовав видимо все свои резервы обаяния, сумел все же выкрутится. Александр так и не понял, что уж такого Самойлович каждый раз "втирал" очередному домовладельцу — хозяину или хозяйке... Пусть неохотно, пусть в дешевые чердачные этажи, зачастую требовавшие ремонта — но их пускали. Сам по себе Сашка ни за что бы не сумел уговорить никого, судите сами — дать приют каким-то сомнительным оборванцам рискнет едва ли один из тысячи владельцев доходных домов.

Париж по-прежнему, несмотря на революционные потрясения, имел ту структуру, какую получил еще в 1795 году. Территория столицы была поделена на 12 округов, каждый из которых состоял из четырех кварталов. В первый округ входили Тюильри, Елисейские Поля, Рульский квартал и Вандомская площадь. Во второй — квартал Шоссе д'Антен, Пале-Руаяль, квартал Фейдо и Монмартрское предместье. В третий — Рыбное предместье, квартал Святого Евстахия, Монмартрский квартал и квартал Игры в Шары. В четвертый — квартал Сент-Оноре, Лувр, кварталы Рынков и Французского Банка. В пятый — кварталы Благой Вести и Ворот Сен-Мартен, предместье Сен-Дени и Монторгейский квартал. В шестой — Тампль, кварталы Ломбардцев, Ворот Сен-Дени и Святого Мартина в Полях. В седьмой — кварталы Арси, Ломбарда, Святой Авуа и Рынка Святого Иоанна. В восьмой — квартал Трехсот, Сент-Антуанское предместье, Попенкурский квартал и Маре. В девятый — Сите, остров Сен-Луи, Арсенал и Ратуша. В десятый — кварталы Инвалидов и Святого Фомы Аквинского, Монетный двор и Сен-Жерменское предместье. В одиннадцатый — Люксембургский квартал, Дворец правосудия, Медицинская школа и Сорбонна. В двенадцатый — Ботанический сад, кварталы Сен-Жак, Обсерватории и Сен-Марсель (или, иначе, Сен-Марсо). Эти двенадцать округов вместе с двумя близлежащими — округом Сен-Дени и округом Со — составляли департамент Сена, префект которого был фактически мэром Парижа (в современном понимании), хотя его должность так не называлась. Эту структуру город сохранял до 1860 года.

Пост префекта департамента Сена с 1811 года, со времен первой Империи до 1830 года (до самого конца эпохи Реставрации) занимал граф Жильбер-Жозеф-Гаспар де Шаброль де Вольвик. Впрочем, во время Ста дней Наполеон отстранил Шаброля и поставил во главе департамента Сена графа де Бонди (который вновь возглавил управление Парижем через 15 лет, в начале Июльской монархии). Префект Шаброль, выпускник Политехнической школы (а затем Школы мостов и дорог), имел опыт инженерной работы (в качестве инженера он участвовал в 1799 году в египетской кампании Бонапарта), а также опыт работы административной: с 1806 года он был префектом департамента Монтенот, образованного при Империи на месте западной части бывшей Генуэзской республики. В начале эпохи Реставрации враги Шаброля обвиняли его в том, что он стал префектом еще при Империи, и добивались его смещения с этого поста, но Людовик XVIII сказал: 'Г-н де Шаброль сочетался с Парижем узами брака, а развод я запретил', закон о запрещении развода был принят 8 мая 1816 года. Если градоначальник инженер-строитель, то надо полагать он не остается верен своей профессии, а следовательно Парижу нужна целая армия рабочих для многочисленных строек. В середине 1820-х годов в Париже разразился настоящий строительный бум: для его характеристики современники употребляли такие слова, как 'помешательство', 'маниакальное пристрастие к возведению новых зданий', 'строительный раж'. Одних только дипломированных архитекторов в Париже насчитывалось более 300 человек, а сколько требовалось всевозможных каменщиков, плотников, штукатуров и прочих "мастеровых"? Правда пока на дворе еще 1811 год, но как говорится "процесс пошел", благо это явление сильно растянуто во времени, так старт обычно относят к началу века... В пестрой и многочисленной толпе пролетариев, как городских, так и пришлых и рассчитывал укрыться от внимания полиции Фигнер, планируя покушения на Бонапарта. Все остальные слои населения вполне можно было "прошерстить" при некотором желании и наличии ресурсов, а вот такой постоянно меняющийся в составе контингент — задача неподъемная даже для "гения французской полиции".

Резиденция префекта находилась в Ратуше, и он ведал всеми делами департамента: ему был вверен общий надзор за госпиталями, богадельнями и за всеми богоугодными заведениями, за распределением сумм на поощрение промышленности и фабрик, за производством общественных построек и так далее. Префект Парижа, а точнее, департамента Сена делил власть с начальником полиции, чье ведомство располагалось на Иерусалимской улице, ныне не существующей, отходившей от набережной Ювелиров на острове Сите. Между этими двумя правителями города и их 'аппаратами' неизменно существовало более или менее явное соперничество.Начальник полиции отвечал за поддержание общественного порядка и за безопасность граждан. В его подчинении находилось около двух сотен полицейских чиновников. Стоит отметить, что в Ратуше, под началом префекта департамента Сена, трудилось вдвое меньшее число служащих. Но кроме этого в подчинении префекта полиции имелась еще и целая 'армия', численность которой достигала почти 2000 человек. Довольно скромненько для почти миллионного города. К моменту прибытия российских туристов "облико аморале" были проведены определенные преобразования, полицейские впервые получили форму, была увеличена численность уличных патрулей и стационарных постов. Власти ужесточил правила открытия новых публичных домов, ввели ночные обходы улиц города полицейскими инспекторами и жандармами, так что грабители и воры уже не чувствовали себя так вольготно, как раньше, в центральных районах города. Кроме штатных полицейских поддержанием порядка в городе занимались также национальные гвардейцы — обычные горожане, заступавшие на временное дежурство, для одних это было обязанностью почетной, а для других — постылой. Ах да, были еще и старые знакомые по провинции — жандармы, пожалуй наиболее дисциплинированная и организованная часть сил охраны правопорядка. В парижской жандармерии состояло в общей сложности 1021 человек, которые располагали 471 лошадью. К осени 1811 года число людей в составе жандармерии возросло до 1528, а лошадей — до 611, и этот состав практически не изменился до самого конца эпохи правления Наполеона. Командовал парижской жандармерией полковник, подчинявшийся непосредственно начальнику полиции. Размещались жандармы в трех основных казармах, две из них находились в правобережной части Парижа: на улице Францисканцев в квартале Маре и на улице Предместья Сен-Мартен, а одна — в левобережной части, на улице Муфтар. Жандармерия располагала и более скромными помещениями у четырех застав — Звезды, Анфер, Трона и Ла Виллет. В особо сложных случаях на помощь парижским жандармам приходили жандармы департамента Сена, прозванные 'канарейками' за ярко-желтую кожаную амуницию, которые следили за порядком в многочисленных кабачках, располагавшихся за городскими заставами. В инструкции префекта полиции стоящие перед жандармами задачи были сформулированы так: 'Своим постоянным присутствием на улицах и в общественных местах наводить страх на преступников и злоумышленников, а гражданам мирным и добропорядочным внушать доверие'.

Патрули, обходившие город по ночам, получили в свое распоряжение несколько экипажей, которые передвигались сравнительно бесшумно. Их колеса и копыта лошадей были обернуты войлоком, поскольку экипажи эти были открытые, жандармы могли на ходу выскакивать из них и бросаться в погоню за преступниками. Но самым главным нововведением стало появление в Париже так называемых полицейских солдат "sergents de ville" в мундирах. До этого полицейским комиссарам помогали полицейские офицеры "officiers de paix", носившие штатское платье, но их на весь город было всего 18 человек. Полицейских же солдат было в пять раз больше, вдобавок для них была изготовлена форменная одежда — фраки или рединготы синего сукна с пуговицами, украшенными гербом города, а также треугольные шляпы. Днем полицейские солдаты имели при себе трость с белой рукоятью, а для ночных обходов вооружались саблей армейского образца, которую носили на черной портупее. Набирали их из числа отставных военных, отдавая предпочтение ветеранам. Войска для наведения порядка и для облав в Париже использовали редко, только в исключительных случаях, когда назревал бунт или мятеж и требовалось применение значительной военной силы. Слишком привыкли наполеоновские воины к "специфическому обращению с населением" и обычно не делали скидок для своих соотечественников. После каждой такой операции недовольство народа только возрастало, поскольку наводя порядок солдаты попутно грабили лавки и насиловали попавшихся под руку парижанок, одним словом, вели себя как на войне.

Но все равно, несмотря на принятые меры усиленной защиты на окраинах города можно было прожить длительное время и так и не столкнутся ни разу со стражем порядка. Это обстоятельство работало на руку как многочисленным криминальным элементам, так и нашим террористам. Куда большую угрозу для них представляли "личности в штатском". Выразительное описание этих полицейских ряженых, возвращающихся утром в префектуру с ночного дежурства, оставил в 'Замогильных записках' Шатобриан: 'Одни были наряжены зеленщиками, уличными зазывалами, угольщиками, грузчиками с рынка, старьевщиками, тряпичниками, шарманщиками, другие нацепили на голову парики, из-под которых выбивались волосы совсем другого цвета, на лицах третьих красовались фальшивые бороды, усы и бакенбарды, четвертые волочили ногу, словно почтенные инвалиды, и выставляли напоказ маленькую красную ленточку в петлице. Они пересекали неширокий двор, скрывались в доме и вскоре являлись преображенными, без усов, без бород, без бакенбард, без париков, без заплечных корзин, без деревянных ног и рук на перевязи: все эти ранние полицейские пташки разлетались с первыми лучами восходящего солнца'. С этой публикой требовалась осторожность и еще раз осторожность, здесь ошибка, простительная в провинции могла оказаться роковой... К счастью, постоянных осведомителей среди "простого народа" полиция и тайная полиция практически не имели, на это и рассчитывал Фигнер. Есть у французов такая черта, как собственно и у русских, "доносителей-стукачей" как-то в народе не любят и временами даже убивают. Деятельность же так называемых "мушардов", тайных агентов Фуше обычно ограничивалась более-менее состоятельными классами населения и их непосредственным окружением.

Жилище, где первоначально обосновались Сашка с Фигнером комфортом отнюдь не поражало, хотя официально и числилось "мебилированной" комнатой. Грубо сколоченные из не струганных досок топчаны вместо кроватей и ничего более, но Самойлович сразу предупредил, что есть вариант и хуже, где столь необходимый в быту предмет заменяет полугнилая солома брошенная на пол. Отопления постояльцам последних этажей не полагалось, печки или камина застройщик в проекте не предусмотрел, жаровни хозяева держать запрещали по противопожарным соображениям, и единственный источник тепла — печная труба проходящая чуть ли не по центру маленько комнатушки, где и встать в полный рост невозможно. Если внизу топят, то небольшую толику получает и верхний этаж, в теории конечно, а на практике по утрам обычно "зуб на зуб" не попадал, только зарядкой и согревались. "Удобства" располагались во дворе, обычная практика городской жизни неимущих классов того времени. С одной стороны это даже некоторое преимущество, учитывая примитивность канализационных систем того времени. По крайней мере хоть "амбре" по всему этажу не воняет... Единственное достоинство такой квартиры — окно, выходящее прямо на крышу. Такой своеобразный "запасной выход" позволял в критической ситуации избежать ненужных встреч с полицией.

-Если, что то перескочим на крышу другого здания! Дома здесь стоят тесно, как лавки на базаре. -пояснил напарник Александру, заикнувшемуся было об отсутствии пожарных лестниц.

В ту пору зачастую социальном положении человека определялось расстоянием от земли, на котором он снимал себе квартиру, по мнению современника-очевидца дело обстояло так: 'Первый и второй этаж — это своего рода аристократический квартал, не обязательно для родовой знати, те обычно предпочитают отдельные особняки, но всегда для "людей с хорошими деньгами". Именно для аристократов чаще всего отворяются ворота, именно поджидая их возвращения, привратник бодрствует полночи, в надежде получить богатые чаевые. На первом этаже в ходу лайковые перчатки, шелковые чулки и элегантные дамские замшевые башмачки. Если во дворе появляются прачка, белошвейка или модный портной, можно быть уверенным, что они явились к жителям первого или на худой конец, второго этажа. Третий и четвертый целиком отданы буржуазии, владельцам лавок и ремесленных мастерских, рантье средней руки. Здесь лестница метена не так тщательно, и к пяти часам пополудни воздух наполняется не слишком аппетитными запахами домашней стряпни. Здесь едят на тарелках из простого фаянса работы парижских мануфактур. Жители третьего и четвертого "уровня" без устали сплетничают о жителях второго и первого. Что же до обитателей пятого этажа и мансард, они злословят обо всех остальных обитателях дома. Они пожимают руку привратнику, кланяются горничным, а лакеев именуют 'господами'. Они никогда не упустят случая заглянуть в полуоткрытую дверь, они составляют ту болтливую и грубую публику, которая собирается вечерами в неопрятной привратницкой — бирже, куда каждый приносит свои известия, чтобы обменяться слухами с остальными сплетниками'. Такая вот классовая пирамида, где "аристократы" расположены внизу, а "плебеи" — наверху. Лифт еще и не изобрели, поэтому все передвижения вверх-вниз производятся исключительно на "своих двух" по лестницам, этим обстоятельством и объясняется столь удивительное социальное расслоение, чем выше — тем дешевле сдается домовладельцами жилплощадь.

По закону и французам, и иностранцам, приезжающим в Париж больше чем на две недели, нужно было оформлять 'вид на жительство' в полиции, своего рода институт прописки. Впрочем строгость законов во Франции, как и в России компенсируется зачастую необязательным их исполнением. С обитателями чердаков власти обычно знакомились только после очередной полицейской облавы.

Относительно дешевое жилье можно было найти на левом берегу Сены, в Латинском квартале, где бедные студенты, будущие медики или правоведы, снимали комнату за 15-20 франков в месяц. Именно в такой комнате, на пятом этаже гостиницы, расположенной на улице Клюни, поселился герой бальзаковских 'Утраченных иллюзий' Люсьен де Рюбампре. Особенно много дешевых заведений с меблированными комнатами было в окрестностях Сорбонны. Но для студенческого квартала российские "туристы", что называется "рылом не вышли" и главное — там можно было натолкнутся случайно на соотечественника.

Сразу же по прибытию в столицу Александру провели инструктаж, на предмет уголков города, где ему появляться категорически запрещено. Так помимо Латинского квартала "табу" накладывалось на улицы Риволи, Мира и бульвар Итальянцев — излюбленные места российских аристократов-путешественников, "бояр рюс", как их тут называли местные. Под запрет попал и знаменитый на весь мир парк Пале-Рояль...

-Нечего тебе туда соваться, сплошное б...во куда ни глянь, не за тем приехали! -так объяснил причину Самойлович, -Да и на "наших", российских там можно ненароком напороться, редко кто удержится от соблазна сие веселое место посетить.

И так, "зимними квартирами" маленькая армия под командованием капитана Фигнера обеспечена, теперь на очереди стоит вопрос продовольствия. Кажется, чего уж проще — к их услугам огромный город, да только шкура "пролетария" налагает определенные ограничения по этой части. В сфере питания, как и во всех прочих областях парижской жизни, главным законом было разнообразие: каждый мог найти себе еду соответственно своим вкусам и, главное, состоянию своего кошелька. Проблема заключалась в том, что рабочие-сезонники, да еще самого низшего разряда по умолчанию "средств не имели". На Александра и его спутника это ограничение не распространялось, деньгами российская казна снабдила их в избытке. Как они не старались, а до сих пор не смогли потратить на себя и десятой части ассигнованных на мероприятие по устранению Наполеона средств. Однако — "жажда — ничто, имидж — все", оборванца в приличное кафе может быть и пустят, но пристальное внимание хозяина, посетителей, а затем скорее всего и полиции гарантировано. К слову, "кафе" в современном понимании здесь пока и нет совсем, вместо них кругом одни "кофейни", и ресторанов почти нет — единственное исключение составляет "ресторация" на улице Ришелье. Впрочем, не смотря на название, кофе в этих заведениях общепита употребляют редко, обычно посетители пьют вино и реже — пиво. Вследствие континентальной блокады цены на "колониальные товары" взлетели во Франции до небес и чашечка ароматного напитка обойдется гурману от 1-го франка до 5-ти в зависимости от сорта, недельный заработок среднего рабочего. Сахар тоже попадает в разряд заморских деликатесов, его подают на отдельной тарелочке: 4-5 небольших кусочков, согласно неписаному правилу, клиент имеет право, уходя из заведения, унести их все с собой.

Но все это великолепия понятное дело "для господ", и Фигнеру с Сашкой требовалось отыскать что-то более "народное", причем срочно: с утра на новом месте жрать хотелось как никогда. Справились они у привратника и направили свои стопы в сторону ближайшей gargote, так во Франции принято называть дешевый кабачки для простонародья. Классом выше идет guinguette, по российским меркам это уже трактир, обычно любимое место воскресного отдыха более-менее состоятельных парижских ремесленников, приказчиков и высокооплачиваемых рабочих. В "генгетах" по традиции устраивали свадебные балы молодожены из среды мелких буржуа, тех кому другие, более престижные заведения не по карману. Здесь же происходило то, что на современном языке назвали бы корпоративными вечеринками, или пьянками, как уж получится: например, у национальных гвардейцев особой популярностью пользовалось заведение 'Большой балкон', расположенное сразу за заставой Военной школы. Этимология слова 'guinguette' не вполне ясна. Современный словарь возводит его к старофранцузскому глаголу 'guinguer' — 'прыгать'; словарь XIX века связывает название этих кабачков со словом 'ginguet' — 'кислое молодое вино'; наконец, автор книги о Париже 1825 года утверждает, что словом 'guinguette' в XVIII веке называли неудобные тяжелые экипажи, используемые для поездок в другие города. Каждое из этих объяснений имеет под собой некоторые основания: "генгеты" в самом деле располагались за городом, сразу за заставами, где еда и, главное, выпивка были дороже. Посетители этих "генгет" в самом деле пили много дешевого вина и в самом деле охотно танцевали.

Можно было бы податься туда, по уму скорее всего и надо, но как назло все до единого трактиры располагались за городскими заставами и не хотелось так далеко идти. Сунулись было они в одно ближайшее заведение, где на вывеске значилось "Поль Нике, винокур". Действительно, и сам хозяин, и позже его внук Франсуа Нике, унаследовавший семейное предприятие, прославились тем, что гнали чрезвычайно крепкую виноградную водку, которую продавали по цене 1 су за стакан. Восхищенные клиенты именовали этот напиток 'вырви глаз' и 'сироп для забулдыг'. Самые неприхотливые употребляли "адский напиток" прямо у стойки, более требовательные проходили в глубь комнаты, где были установлены столы и скамьи, а для наиболее "изысканных" или перебравших посетителей в заведении Нике предназначались два отдельных "кабинета", где впрочем из мебели имелась только подстилка из соломы и тряпок на полу. Однако, в отличие от российских питейных заведений типа "Иван Елкин", никакой закуски здесь к спиртному не предлагали, вероятно для того, чтобы гости пили как можно больше. Пришлось "руссо туристо" проследовать далее, благо подобных кабачков на улице было много, Сашка насчитал на первый взгляд не менее десятка, обычная норма для окраины Парижа, предместья с поэтическим названием Ла Виллет. Следующим по порядку был кабак "Белый кролик", однако чаше его именовали по имени содержательницы, местные так обычно и говорили — "пойдем к мамаше Радиг". Чтобы туда попасть пришлось сперва форсировать настоящий поток грязи, не столь уж редкое явление на улицах "столицы мира", как в ту пору нередко называли Париж. Сходу по обонянию ударила на редкость зловонная атмосфера, хоть противогаз не надевай. Сашка привык уже за последние годы к спертому нехорошему воздуху казарм и бараков, но с таким отвратным "вонизмом" столкнулся впервые. Единственная зала, она же и по совместительству кухня представляла собой какое-то сплошное зловонное грязное болото с чавкающей под ногами жижей. Словно призраки бродили пошатываясь между полусгнившими столами и низенькими скамейками посетители сего чудного места, едва различимые среди пара, дыма от очага и гнилостных испарений в тусклом свете единственной слабой масляной лампы. Точь в точь как мертвецы в стандартном голливудском фильме ужасов, только там — лица зеленые, а здесь все больше красные и синие...

Лаврируя между нагромождением обломков "мебели", разнообразного мусора и валяющимися под ногами пьяными посетителями, Фигнер и его верный оруженосец не без труда добрались до стойки, где орудовала сама "хозяйка", бойко раздавая страждущим как пищу и выпивку, так и ругань пополам с затрещинами.

Места в общем зале не имелось, поэтому дегустировать деликатесы "Белого кролика" пришлось прямо за стойкой, обычная картина для маленьких заведений, где с одной стороны длинного и широкого стола размещается содержатель или буфетчик с его кастрюлями, сковородками и бутылками, а с другой — посетители с тарелками и стаканами.

Александр достал из чехла свою верную спутницу в походах — старую бронзовую ложку, добытую по случаю в разоренном польском фольварке, примерился было но все никак не мог решится отпробовать той непонятной бурды, что у "мамаши Радиг" выдавалась за похлебку. Столовые приборы к услугам посетителей здесь правда имелись, намертво прикованные длинными цепочками к столу, для того, что бы клиенты не унесли чего-нибудь "на память". Нечего и говорить — содержать их в чистоте считали излишним, лишь изредка хозяйка протирала ложки грязной тряпкой, насчет тарелок или мисок — не понятно, не то их все же мыли иногда, не то сами посетители вылизывали посуду дочиста.

-Ну что давай, ты сперва! -Самойлович подтолкнул локтем напарника, сам он так же не спешил отведать сомнительного варева.

-Ешкин кот, ну и дрянь! -Александр едва взяв в рот выплюнул все обратно не в силах проглотить, -У нас в остроге кормят лучше. Меня чуть не вывернуло наизнанку, и всего с одной ложки!

Соратники одновременно как по команде скосили глаза направо, где рядом мужик — по виду обычный угольщик, из числа тех, что снабжают парижан топливом для печей, спокойно и даже с аппетитом уплетал точно такой же "суп". Такое впечатление, что народ кругом уже привычный и не брезгует явными отбросами, от которых отворачиваются даже бродячие собаки.

-Эй тетка, почто эдакого дерьма нам наложила? -Самойлович решил по старой привычке "покачать права", но тут же и нарвался на жестокий отпор.

-А ну плут, молокосос, ты что лясы точить сюда пришел? Еда ему моя не по нраву? Сейчас я тебе добавки отвешу! -хрипло завопила, наливаясь кровью, и без того краснорожая бабища в грязном хлопчатобумажном колпаке, скорее всего "та самая Радиг".

Хрясть... сочный звук полновесного удара-пощечины органично дополнил сказанное, на расправу хозяйка оказалась скора, но слишком неуклюжа, что и неудивительно для такой разъевшейся туши. Стоявшая между двумя высокими бочками с вином "мамаша" издали, в туманной атмосфере кабачка вполне сходила за третью. Пострадал не Фигнер, он предусмотрительно увернулся, а находившийся рядом угольщик. Тот в долгу не остался, не слова не говоря извлек из-под стойки длинную узловатую палку, видимо заменявшую немолодому рабочему трость, и вытянул этим дрючком агрессивную бабу прямо по голове, попутно смяв ей колпак точно посередине. Началось... крик, гам, дикие вопли... в воздухе замелькали кулаки, глиняные кружки и еще какие-то предметы, не разобрать в полутьме. Обычная пьяная драка, где все против всех, хорошо знакомая Александру еще по отечественным "Иванам Елкиным", оказывается не редкость и в центре "цивилизованной" Европе.

-Валим отсюда! -не теряя времени распорядился Самойлович и они, прокладывая себе дорогу кулаками, рванулись к выходу из столь негостеприимного заведения.

В третий кабачок они в тот день зайти уже не рискнули, для ознакомления хватило и первых двух.

-Придется погрешить супротив конспирации, сходим пообедать в Латинский квартал, здесь недалече, -решил тогда Фигнер.

На "территории науки" публика была заметно "почище" и культурнее чем на рабочей окраине, а вот сами улицы почти столь же запущенные, приходилось все время смотреть под ноги, чтоб не вляпаться в какую-нибудь дрянь.

-Кофейня Зоппи, хорошее место, говорят, сам Вольтер захаживал винца попить. -пояснил Фигнер, остановившись на минуту перед одним из заведений на углу улицы Отфей и улицы Медицинской Школы, -Идем дальше, это не для нас. Не по чину выйдет, да и на полицейских соглядатаев здесь нарваться можно.

По тем же причинам гости Парижа миновали и "Ротонду" и и знаменитое кафе Прокопа на улице Старой Комедии, которое было открыто сицилийцем Франческо Прокопио деи Кольтелли еще в конце XVII века, а в следующем столетии стало местом встречи философов-просветителей. Полиция старалась держать все 'неблагонадежные' студенческие кафе под наблюдением, поскольку именно в студенческой среде были широко распространены оппозиционные и бунтарские настроения. Благонамеренные буржуа тоже с подозрением смотрели на молодых людей, которые усердствовали в кутежах больше, чем в учебе.

На так называемой площади Сорбонны — французы любят давать громкие имена даже самым заурядным улочкам, Самойлович все же нашел, то что что искал. У студентов Латинского квартала были не только свои кофейни, считавшиеся "престижными" но и "обычные" заведения, где можно было дешево пообедать, те же самые харчевни. Строго говоря никто из местных поесть в кофейни и не ходил в ту пору. Они скорее служили своеобразными клубами, местами сбора и проведения досуга для студенческой молодежи и прочих бездельников. Эти кафе с низкими потолками и тесно поставленными столами, как правило, были 'курительными' то есть, по французской классификации, скорее не cafes, а estaminets: здесь пили пиво и пунш, играли на бильярде и курили сигары.

-Что нам и надобно! -торжественно провозгласил Самойлович, когда они остановились перед довольно невзрачным на вид заведением, где вместо обязательной вывески красовался большой плакат-баннер "Хлеба — вволю, бесплатно для посетителей!". Бальзак в романе 'Утраченные иллюзии' оставил колоритное описание той самой харчевни, куда привел Сашку спутник: "Фликото — имя, запечатленное в памяти у многих. Мало встретится студентов, которые, живя в Латинском квартале, не посещали бы этот храм голода и одновременно нищеты. Обед из трех блюд с графинчиком вина или бутылкой пива стоил там 18-ть су, а с бутылкой недурного вина — 22-а су. И только лишь один пункт программы, перепечатанный конкурентами крупным шрифтом на афишах и гласивший: "Хлеба — вволю", короче говоря, до отвала, помешал этому славному другу учащейся молодежи нажить огромное состояние, тогда как в других местах за одну буханку хлеба нужно было отдать целую четверть франка." Бедные студенты годами столовались в заведениях Фликото и ему подобных. К услугам более обеспеченных людей были 'табльдоты', то есть 'общие столы' или полный пансион за счет домовладельца — обычная в ту пору услуга при съеме квартиры. Позднее, Фигнеру удавалось изредка уговорить жену привратника приготовить постояльцам хотя бы суп, и то неплохо. В дешевые кабачки для простонародья соратники наведывались во время жизни в Париже редко, как правило покупали продукты у разносчиков на улице, где за 1 су торговки наливали любому желающему миску похлебки или за ту же цену подносили миску фасоли либо картошки. За три су обычно можно было приобрести длинный хлеб с куском требухи, а еще за те же деньги наливали стакан вполне приличного вина. Все это продавалось и потреблялось прямо под открытым небом невзирая на погоду. Продавцов такого товара было видно издалека в любом сборище народа. У торговки на груди висел поднос с маленькой жаровней и сковородкой, а на боку корзина с хлебом, требухой и прочим провиантом. Торговец вином носил за спиной огромный бурдюк с вином или лимонадом, а на груди и на поясе — медные кружки для клиентов.

Не то, что бы брезговали они дешевыми народными кабаками, но по странному стечению обстоятельств почти каждое посещение заведения вроде вышеупомянутого "Белого кролика" заканчивалось в итоге потасовкой. Хорошо, если удавалось отбиться кулаками, но пару раз в ход пошло оружие, правда стреляли в воздух и под ноги противникам для острастки. Еще можно было перекусить иной раз в винных лавках. Здесь за 10-ть су клиент получал полный "сервис" — бутылку недорого вина, ржаной хлеб, сыр и право присесть за стол в глубине общего зала. Таких уютных местечек, рассчитанных на самых бедных клиентов, в столице было великое множество, особенно на окраинах.

Внутри типичной студенческой харчевни, как и следовало ожидать обстановка была небогатой. Прокуренные, закопченные многими поколениями школяров низкие кирпичные своды, лавочки вместо стульев и тесно поставленные столы. Старые стаканы мутного стекла и тарелки испещренные трещинами, гнутые железные ложки, совсем как в убогой деревенской "столовке". Однако аппетитные груды отварного чернослива радовали взгляд потребителя, а шестифунтовые хлебы, разрезанные на четыре части, весомо подкрепляли обещание рекламного плаката. Все говорило о том, что здесь место, куда приходят утолить голод, а не пиршественная зала, нарядная и предназначенная для утех чревоугодия. Не принято тут и долго засиживаться, а следовательно меньше риск для таких гостей, как Сашка С Фигнером наткнутся на "ряженного" полицейского. Не то, что бы их тут восторженно приняли, но обслужили наравне с остальными клиентами. Разве, что только хозяин вежливо попросил "оборванцев" сесть в дальний уголок, вести себя потише и не задевать посетителей.

-Не иначе решил месье, поди мастеровшина гуляет с получки? -предположил Самойлович, -Один раз в месяц пожалуй можно сюда наведаться...

Без устали снуют между рядами столов половые в засаленных фартуках, все они заняты, все необходимы, ни один праздно не стоит. Кушанья однообразны — но это кому как, после долгой тяжелой дороги самое то, лишь бы горячее "с пылу с жару" и пожирнее. Вечный картофель — пища бедняков составляет основу и главный гарнир. Пусть не останется ни единой картофелины в Ирландии, пусть повсюду будет в картофеле недостаток, у Фликото вы его найдете все равно. Вот уже тридцать лет, как он там подается, золотистый, излюбленного Тицианом цвета, посыпанный зеленью, и обладает преимуществом, завидным для женщин: каким он был в 1800-м году, таким остался и в 1811-м. Бараньи котлеты на ребрах, говяжья вырезка и конина со специями занимают в меню этого заведения такое же место, какое у "приличных местах" отведено глухарям, осетрине, яствам необычным, какие необходимо заказывать с утра. В зависимости от сезона, то господствует говядина, в другое время свинина подается под всеми соусами. Когда марлины и макрель подходят к побережью океана, они тотчас приплывают к Фликото на кухню. Там все идет в соответствии с превратностями сельского хозяйства и причудами времен года. Там обучаешься вещам, о которых и не подозревают богачи, скучающие пресыщенные бездельники — люди, абсолютно равнодушные к изменениям в природе. Студент, обосновавшийся на период обучения в Латинском квартале, получает там чрезвычайно точные сведения о погоде и экономике: он знает, когда поспевают фасоль и горошек, когда рынок заполнен капустой, какой салат подвезли в изобилии и уродилась ли свекла в этом году.

-Мясо нынче дешево, может быть на лошадей напал мор? -пошутил Самойлович, глядя как его напарник жадно поглощает отбивную, но Сашку таким примитивным приемом уже не проймешь...

Что еще нужно человеку для счастья после длительной и тяжелой дороги, когда одежда пропиталась пылью, все тело невыносимо чешется, а про волосы уж лучше и думать... Баня... как много в этом слове для сердца путешественника во все времена.

Ну конечно же они, Сашка и его отец-командир прибыли из "чистой" России, где якобы даже у последнего бедного мужика баня в хозяйстве имелась, в "грязную" Европу, где сроду о гигиене никто не беспокоился. Вот только авторы этого мифа, все эти "лизатели попы" с научными степенями, скромно умалчивают, что для русского человека из народа у "элиты" среди прочих оскорбительных кличек — быдло, холоп, плебей, хам, существовала и такая — "чумазый". И если "быдлом" народ к началу ХХ века, особенно после революции 1905, года называть почти перестали, это поганое словечко отечественная интеллигенция возродила из небытия только после горбачевской перестройки, то "чумазые" успешно дожили до 1917 года. К великому сожалению, это прилагательное отражало реальное состояние дел, баня у крестьянина — признак зажиточности в центральных губерниях, где бесплатного строевого леса и дров не найдешь днем с огнем. За срубленную же в помещичьем или казенном лесу палку можно можно было без проблем отправится в увлекательный тур по сибирским курортам, а уж "палок" — батогов, или позднее "лозы" отвесят бы в любом случае щедро. Отопление жилища "по черному", столь широко распространенное на селе вплоть до начала ХХ века, сводило на нет любую попытку поддержать "чистоту", даже если бы мифические бани действительно имелись в каждой крестьянской семье. Доводилось Александру и не раз ночевать в "курный" избах, там хоть три раза в день мойся, один черт останешься в итоге чумазым. Сажа лезет в глаза, ноздри, волосы, противно скрипит на зубах, оседает на одежде и белье — все это необычайно "пользительно", по мнению некоторых российских знатоков старины. На недельку бы этих краснобаев с телевидения засунуть в такой дом, пусть приобретут "заряд здоровья" на всю оставшуюся жизнь, а вместе с ним и трахому в придачу. Глазные болезни среди нижних чинов еще не стали острой проблемой для российской императорской армии, поскольку целевой стрельбе людей практически не обучают. Позднее, ближе к ХХ-му веку придется формировать в полках особые "трахомные" роты и команды...

Отвлеклись мы немного от темы, а как же обстояло дело с "банным вопросом" в Париже? Да точно так же как и в Москве, ив Санкт-Петербурге — пожалуйста к вашим услугам многочисленные общественные бани. Подобные заведения существовали в городе давно, еще с незапамятных времен. Любят у нас навешивать ярлыки на народы в целом, по французам обычно вспоминают какого-то короля Людовика N-ного, успешно загадившего Лувр... Если данный монарх-засранец и мылся два раза в жизни, то совершенно не факт, что все его подданные поступали точно также.

Самым знаменитым из этих заведений были Китайские бани, которые с 1792 по 1853 годы находились в доме номер 25 по бульвару Итальянцев. Центральная постройка в виде пагоды стояла в глубине двора, а на бульвар выходили два флигеля, соединенные крытой террасой. Помимо самих бань в том же здании работали кафе и ресторан. Вот впечатления русского посетителя Китайских бань П.А. Вяземского: 'Первою заботою моею было пойти в китайские бани на бульваре. Славно! Вымазали мне голову какою-то яичницею с eau-de-Cologne, намазали тело каким-то благовонным тестом, после намылили неапольским мылом, взбитым горою, как праздничное блюдо la crème fouettée , все это с приговорками французскими, объясняющими мне, qu'on me faisait prendre un bain de voyageur, что мне устраивают баню для путешественника. Все эти припарки и подмазки стоили мне около десяти франков, а простая водяная баня стоит около трех'. В Китайских банях желающим предоставляли даже кровать с теплым постельным бельем — для отдыха после омовения. Кроме того, можно было заказать прохладительные напитки или кофе, не выходя из воды: их доставляли клиентам прямо в ванну. А вот "девочек" похоже клиентам не предлагали, по крайней мере все источники об этом щекотливом моменте умалчивают. В атмосферу восточной неги погружались и клиенты Турецких бань, которым предлагались 'ароматические курильницы', 'розовое масло из Сибариса' и 'притирание Аспазии'. Омовения происходили под музыку, вода текла из серебряных кранов, еда и питье подавались при желании клиента непосредственно в ванну, 'столом' служила подставка красного дерева, которую клали на края ванны. Сами ванны были мраморными, их дно устилали белоснежной простыней. Приняв ванну, посетитель звонком вызывал слугу, который подавал ему специально подогретый халат, заменявший полотенце.

Хотелось бы побывать по примеру основателя Русского исторического общества в таких экзотических местах, но избранный Самойловичем "имидж" накладывал весьма значительные ограничения. Если посещение обычных горячих бань стоило от 1 до 3 франков, а чуть более комфортабельных бань Вижье — 4 франка, то восточные роскошества обходились гораздо дороже — до 20 франков. Это для людей состоятельных, а что же оставалось на долю остальных?

Горячие бани "для простого народа" нередко располагались на барже, пришвартованном к причалу, так проще и дешевле — бесплатная речная вода рядом. По некрутой лестнице и изящному мостику клиенты переходили с берега, засаженного цветами и плакучими ивами, на судно — своего рода 'плавучую виллу'. Здесь каждый мог принимать ванну в отдельном или общем помещении в зависимости от толщины кошелька. Ковров, зеркал и вышколенной прислуги нет и в помине, но так ли уж нужны все эти излишества? Выпивка, закуска — всегда к услугам моющейся публики, можно даже было и основательно подкрепится обедом. После всех дорожных треволнений так приятно посидеть в цинковой ванне с горячей водой, отпарить всю собранную в дороге грязь, жаль только сауны или парилки в таких местах не заведено, а вот "специфические услуги" — пожалуйста. Как только хозяин заведения понял, что Фигнер и Сашка желают получить отдельный номер, так сразу и последовало заманчивое предложение... от ласк парижских "нимф" в этот раз они отказались. Помылись вволю, попили молодого вина, посмотрели на Сену, поспрашивали у рыбаков с удочками окупировавших борт плавучей бани, что и как здесь клюет.

После трех дней отдыха они приступили к "делу", ради которого и проделали столь необычное путешествие. Фигнер где-то раздобыл плохонькую карту города, все же лучше чем ничего, и принялся отмечать возможные места, где с разной вероятностью можно было встретить "Его". По имени, фамилии, и даже по прозвищу императора Франции они еще в дороге условились не упоминать никогда в деловых разговорах, мало ли кто из местных случайно подслушает. Говорили всегда или "Он", или "Наш", сторонний человек вряд ли поймет о ком конкретно идет речь. Лист бумаги потихоньку заполнялся различными квадратиками, прямоугольниками и стрелками, привычкой рисовать схемы капитан видимо заразился от своего напарника. Лувр, Мальмезон, Тюильри, Фонтенбло, Елисейский дворец, улица Шантерейн, где до сих пор в некоторых домах проживают многочисленные родственники и земляки "корсиканца", и еще, и еще... мест, где в теории можно застать императора в Париже и его окрестностях немало.

-Не то брат, все не то..., к лешему сии дворцы. Я слово Барклаю дал, что никто из родни "Его" от наших с тобой рук не пострадает... -процедил сквозь зубы склонившийся над планом города Самойлович, -Ловить этого черта надобно или в пути, или в разных присутственных местах. Должен же "Он" появляться в посольствах, Главном Штабе, министерствах, Военной школе, да и в Опере хоть изредка?

-А если... -попытался было спросить Сашка но напарник его тотчас упредил ответом.

-Охранников, прислугу, военный конвой, чиновников — ради бога, за этих нам ничего государь не скажет. А ежели часом отправим на небеса заодно с "Ним" еще и кого из маршалов или генералов, так только дополнительная благодарность выйдет.

На практике все оказалось намного сложнее, так почти все перечисленные дворцы, дома и резиденции императора хорошо охранялись. Собственно на эти задачи и "тратилась" почти вся более-менее квалифицированная парижская агентура Фуше, поскольку об условии поставленном Александром Первым Барклаю французы не знали. Всех лиц, кто имел хоть косвенный "доступ к телу" тщательно проверяли до седьмого колена и держали под неусыпным наблюдением, плюс сами соглядатаи следили еще и друг за другом. Поэтому попасть хоть в одно из вышеперечисленных мест без длительной подготовки и наличия связей среди ближнего окружения Наполеона было абсолютно нереально. Пока об этом обстоятельстве неопытные террористы еще не знали, на начальном этапе операции Фигнер мыслил порой категориями 1800-го года, когда первого консула можно было запросто застать гуляющим на бульваре. Все эти скучные, но столь важные технические детали им еще предстоит выяснить, осознать и "принять к сведению", на это занятие уйдут как минимум две недели из оставшегося скудного запаса времени. Механизм подготовки к войне уже давно запущен и до июня 1812 года остались считанные месяцы.

Но все это будем потом, а пока... пока, на следующий же день случится с ними странное происшествие, которое по началу совершенно не оценили по достоинству. У Самойловича была "нехорошая" привычка, время от времени менять конспиративную квартиру, просто так — "на всякий случай"...

Октябрь в этом годы выдался на редкость холодным для Европы, вот пожалуйста и первый снег к вашим услугам, все одно к обеду белое пушистое покрывало растает, но с утра у парижских гаменов появилась отличная возможность поиграть в снежки. По окраине одного из предместий тянется, маневрируя между лужами маленькая процессия: Александр, загруженный разным барахлом, за ним Фигнер, тоже не с пустыми руками идет и поодаль от них шагов за двадцать какой-то нищий старичок, увязался за ними от старой квартиры, которую они снимали в предместье Ла Виллет. По началу на этого безобидного с виду дедушку не обратили никакого внимания. Опыта работы с французской тайной полицией и ее филерами у них в ту пору еще не было. В этот ранний утренний час прохожих на встречу попадалось немного, откуда им взяться, да еще и в воскресенье в придачу, поэтому каждый встреченный по пути человек невольно "лез в глаза". Бедно одетая девушка-подросток бережно несет обмотанный тряпками горшок, вероятно завтрак для отца или может старших братьев — многие парижские рабочие так и питались, кто-то из детей или родственников доставлял им горячую пищу прямо в мастерскую, в цех или на стройку. Видно, что девица замерзла, зябко кутается в старую рваную шаль с чужого плеча, губы синие... Александру эта молоденькая представительница женского пола показалась вполне симпатичной, а может он просто посочувствовал бедняжке, его самого осенний холодок пронимает до костей, тонкая суконная куртка без подкладки ни черта не греет, только "видимость" такая одежда создает. А вот появились и те, кому не холодно даже в это промозглое осеннее утро. За девчонкой хвостиком тянется, временами отпуская в ее адрес сальные шуточки компания модно "с претензией на шик" и тепло одетых молодых "хлыщей" рыл эдак в пять. Удивительное дело, что же потеряли представители "золотой молодежи", скорее всего богатые студенты или светские бездельники на издавна славящейся криминальными нравами окраине Парижа? Не часто встретишь эту публику в рабочих предместьях, обычно они пасутся в престижных кофейнях Латинского квартала, изображая парижскую "элиту" — местный бомонд. В эпоху, о которой мы повествуем, элегантный щеголь состоял из большущего воротника, огромного галстука, часов фальшивого золота с многочисленными брелками, трех разноцветных жилеток разных размеров, одетых одна на другую, но непременно так, чтобы красный и синий жилет приходились снизу, затем шел далее фрак оливкового цвета, с короткой талией и длинными заостренными фалдами, украшенный двойным рядом тесно насаженных серебряных пуговиц, доходивших до плеч, потом шли панталоны оливкового цвета, но посветлее. В главной детали одежды, фраке — почти точной копии армейского мундира, имелось бесконечное множество лампасов по швам, всегда нечетных, от одного до одиннадцати, но за эту границу считали невозможным заходить. Прибавьте к этому короткие сапожки с железными скобками на каблуках, высокую шляпу с узким бортом, волосы копной, громадную трость и разговор, пересыпанный похабными каламбурами. В заключение — шпоры, усы и баки "военного образца". В ту эпоху усы были принадлежностью статских, а шпоры — принадлежностью пешеходов. Провинциальный пижон носил шпоры длиннее и усы молодцеватее столичного франта, но был некий "средний уровень", которого придерживались все "денди". Шпага не перевязи через плечо — как положено, не хватает только соответствующего ордена в петлице квазимундира — "За половые заслуги" надо полагать. Такого кадра и за боевого офицера принять можно по ошибке, но сытая и холеная морда диванного светского "льва" выдает с головой. Пальто согласно общей моде во Франции не носили, а в подражание военным в ходу были шинели различных фасонов, порою весьма странных. И в довершение картины: "Ехали бояре с папиросками в зубах, местная полиция на улице была...". Смолят вовсю господа студенты недавно вошедшие в моду испанские "самокрутки", единственный существенный трофей наполеоновских вояк, вывезенный из одной южной, но непокорной страны. После сытного табльдота очень приятно затянутся ароматным контрабандным табачком, импортированным из далекой Вирджинии.

Когда вся эта пестрая процессия поравнялась в Сашкой произошло следующее: один из "господ", видимо заводила и предводитель компании, вдруг быстро нагнулся, сгреб с мостовой горсть снега пополам с грязью и поспешно сунул эту смесь девице за шиворот, прямо между лопаток, так вот даже дорогих лаковых перчаток не пожалел. Та от неожиданности выронила свою, столь оберегаемую ношу, негромкое "плюх" и бренные остатки густой горячей гороховой похлебки пополам с глиняными черепками усеяли мостовую. Визг... господи, как она заорала тогда, Александра аж всего передернуло, ведь истошно вопила, точно у девчонки отняли самое значительное сокровище, какое только может быть в ее короткой серенькой жизни...

-Так ей потаскушке драной! -донеслось одобрительное высказывание из кружка "пижонов", а главный шутник обернулся, хотел посмотреть какое впечатление произвела на его товарищей злая выходка.

Полностью насладится произведенным впечатлением молодой "веселый барин" не успел. В тот момент, когда он еще поворачивал голову, кулак нашего современника отправил сукиного сына в нирвану и надолго. Александр не собирался устраивать драку и в мыслях ничего такого не было, непроизвольно получилось, вышло как-то на "автомате", само собой. Может быть длительное влияние нового командира — Фигнера, большого специалиста по всяческому мордобою, невольно тут сказалось. Девка заверещала, гад-француз удачно подставился, и получай "фашист гранату"... Боксером Сашка всегда был неважным, но в этот раз прошло как по маслу — чистый нокдаун. Щеголь, как стоял — картинно так подбоченясь, подражая тогдашнему кумиру молодежи — Бонапарту, точно бронзовый памятник на Вандомской колонне, так и рухнул плашмя в уличную грязь, попутно обдав Фигнера, Александра и своих приятелей брызгами. Модная шляпа с короткими полями отлетела с его головы шагов на пять в сторону.

Дальше остается только спокойно положить вещи на землю, выбрав местечко посуше, извлечь из кармана кастет и спокойно ждать, ситуация складывается уже "стандартная". Сейчас эта четверка выскажется по адресу "хамов", или "хулиганов" — почти точный аналог русского "Вашу мать... е..." и начнется обычный обмен любезностями в стиле народного бокса. Что??? Не может быть!!! Никак господа студенты свои шпаги из ножен потянули?! Что за дешевое д`артаньянство месье? Этим оружием надо еще суметь воспользоваться в схватке. "Ап, ап... туше! Уноси готовенького, кто на новенького... кто на новенького?" прыг-скок зайчиком туда-сюда и прочие ужимки — все это годится исключительно для фехтовальных залов, для красивых эпизодов в кино и показухи перед девушками, но никак не для реального боя. Единственный человек профессионально владеющий шпагой, по мнению Александра, остался в России, весьма и весьма далеко отсюда. Остальные виденные им "мушкетеры" как французские, так и отечественные, в лучшем случае могли лишь хлестнуть противника точно палкой и изредка при некотором везении "пырнуть", обычно так на войне и фехтовали — старались размахнутся посильнее да рубануть по башке супостата. Если уж не хотят драться честно на кулаках, то Самойлович обязательно покажет неразумным забиякам свою острую мавританскую игрушку, от одного вида этой железки у нормального человека кровь в жилах стынет. А на "закуску" у него под блузой в кобуре дожидается своего часа внушительная "дура". Лишний раз пускать в ход огнестрельное оружие на парижских улицах не желательно, но что делать, если им не оставляют выбора? 9мм калибр, шесть зарядов в барабане и самовзвод — не всякий "крутой мужик" спокойно заглянет в глаза такому револьверу, а уж молокососам из Латинского квартала точно придется менять подгузники...

Сомнений и колебаний не было, стычка однозначно закончится в пользу "руссо туристо", они с Фигнером и не таких орлов в свое время бивали. И тут как обухом по голове... За спиной раздалось повелительное: "Стоять!!! Полиция!". Сашка даже и подивится не успел невероятной метаморфозе, волшебному превращению. Нет больше старичка — "божьего одуванчика", нищего, который полчаса назад выпросил у них медную монетку в одно су. Заместо него из ниоткуда, точно призрак, возник немолодой но крепкий мужик, ни грамма жира, железные мышцы и стальное лицо прирожденного убийцы, профессионал — видно с первого взгляда. С такими драться еще не приходилось и полюбоваться на "господина полицейского" Александру не дали. Град, нет скорее бешеный ураган ударов, обрушился на него, точно где-то наверху опрокинули огромную бадью с дальней картечью и на унтер-офицера потоком валятся тяжелые чугунные шарики размером с куриное яйцо — хорошее сравнение. Дубинка в руках нового противника как бы жила своей отдельной от хозяина жизнью, мелькая в воздухе просто с немыслимой скоростью. Техника не новая, уже знакомая, штабс-капитан Денисов однажды ему показывал, как работают своим штатным оружием французские полицейские, но тот бой был учебным, а здесь все по настоящему. Кажется особого смысла нет в этой "молотилке", точно ковер от пыли выбивают, но на самом деле — исключительно точный расчет. Ослепить врага потоком быстрых, скорее даже беглых ударов, вырвать у него инициативу, ошеломить стремительным натиском, гнать и подавлять. Пусть только прикрывает руками голову, лицо и не пытается принять контрмеры. Затем под занавес, один-два хирургически точных "тычка" дубовым жезлом длиной почти в 70 сантиметров — дубинкой, полностью закрепят достигнутую победу и окончательно выведут противника из строя. Действительно — они нарвались в этот раз на настоящего "профи", какое там сопротивление, какое "блокировать" — невозможно, не до того... уцелеть бы самому. Александру, как он не крутился, с большим трудом лишь удавалось сохранить от ударов голову, плечам и рукам досталось изрядно... Обидное до слез положение, у него ведь под рубашкой в наплечной кобуре такая прекрасная игрушка отдыхает — пистолет ТТ, но воспользоваться ею уже не судьба, в равной мере и кастет оказался совершенно бесполезным, опытный враг держится на недосягаемом расстоянии и не дает тебе ни мгновения передышки. Тогда, несколько лет назад, с Иваном Федоровичем он все же ухитрился достойно "отыграться", уловил момент перед нанесением того самого "удара милосердия", сумел сблизится, поймать и блокировать руку противника со столь простым, но неожиданно грозным оружием. Здесь же, похоже, такого шанса не будет, не надейся... Бога просить о милости бесполезно — не поможет, тут только один архангел-хранитель поблизости — Фигнер! "Самойлович, где же ты скотина? Брось к такой-то матери сопляков и отправь этого сатану обратно в ад. Пристрели его нахрен! Мне же конец приходит, спасай!" -взмолился Сашка изнывающий под градом безжалостных ударов, ничего другого ему не оставалось.

И его горячие мольбы не остались безответными, не пропали всуе. Другой Сашка, тот, что Фигнер Александр Самойлович пришел тезке на помощь. Если в чем то и можно его обвинить, то только в излишнем пристрастии, в своего рода любви к театрально красивым, эффектным приемам. Удар ногой в голову, да еще нокаутирующий — в савате такое сможет проделать далеко не всякий боец, тут годы упорных тренировок нужны, а главное — талант. Полицейского Самойлович подловил аккурат в момент, когда тот замахивался в очередной раз дубинкой, вышло элегантно как в балете, жаль оценить не кому было, кроме напарника и обалдевших от увиденного "пижонов". Девчонка, из-за которой сыр-бор и разгорелся, к тому времени уже давно сбежала. Не в меру шустрый полицай ласточкой легкокрылой улетел к стене дома и скатился, сполз по гладким камням кладки на землю бесформенной массой — мешок или куль с костями и мясом, добивать не надо, готов. Его "волшебная" дубина грозно просвистев в воздухе над головами оторопевших "хлыщей", те даже рты разинули от изумления, улетела далеко в сторону метров на семь не меньше. Дожидаться продолжения, следующего акта "марлезонского балета" студенты благоразумно не стали, и похоже решив, что впечатлений на сегодня вышло достаточно, поспешно ретировались. Так быстро "искатели приключений на свою пятую точку" рванули прочь, что оставили на месте потасовки пару тростей, шпагу, замшевую перчатку, еще одну шляпу и своего приятеля, того самого шутника-затейника, так и не очухавшегося после общения с Сашкой.

-В порядке? Что стоишь? Хватай добро и быстро уходим! -деловито распорядился Фигнер, им тоже оставаться здесь и дожидаться появления разных там свидетелей, а затем и полиции не с руки.

Александра всегда поражало, как быстро и динамично в таких стычках все происходит. В кино чуть ли не часами противники друг друга обрабатывают, а тут "трах,трах, бах..." и разбежались кто куда, как тараканы от веника, буквально считанные минуты длилось действие. Он подхватывает с земли свернутое по походному в скатку одеяло и вещевой мешок, контейнер с оружием в этот раз у напарника и они оба быстрым шагом, почти бегом удаляются с места происшествия. На мостовой остаются лежать только "трупы", те кому в это раз не повезло...

В форсированном темпе они проскочили одну улицу, затем другую... Сашке только врезалась в память большая яркая вывеска над одним из магазинов, прочитать надпись он так и не смог, но по непонятной причине запомнил. Пробежали квартал, дальше пошли сплошь какие-то пустыри, помойки и совсем трущобы и наконец они остановились отдохнуть и перевести дух не то в парке, не то в лесу уже за пределами города. Сашка осмотрел и оценил свои полученные в драке "раны", вроде бы ничего серьезного, синяки на руках заживут быстро и часа не пройдет. Еще левое плечо болит сильно прямо "ноет", однако рука действует, к вечеру непременно будет в полном порядке. Все это — бытовые мелочи, не стоящие внимания, а вот откуда взялся на их голову тот полицейский чин?

-Не могу понять, шел ли он за нами от квартиры, или привязался случайно, потом по дороге пристал? -вслух рассуждал напарник, -А что ежели нас уже давно так пасут, с того времени как в Париж прибыли?

-Может он из "ряженных", из тех в штатском работают на улицах? -предположил Александр, -Увидел, что двое рабочих несут вроде чего-то и решил проследить, может краденное?

-Бился великолепно, на обычного рядового "фараона" не походит. Не иначе учитель фехтования, али инструктором известным у них слывет? Знавал я только одного такого... моего наставника, но давно сие было.

-Чего он вообще на нас дернулся? Если хотел арестовать, так проще было спокойно довести до соседней улицы, и позвать в подмогу национальных гвардейцев, там у них пост.

А это ты его на сей подвиг подвигнул! -усмехнулся Фигнер, увидев недоумение у своего соратника.

-Я???

-А то... старый цепной полицейский пес видать, матерый служака нам сегодня попался. Мастеровщина поперла супротив буржуа, вот и не выдержал он, выдал себя. Сие нам только на руку...

-Выходит не сам, а присяга у него курок взвела? -Сашка припомнил фразу из какого-то древнего, еще их детских лет фильма, вроде про 1905 год.

-Да за тобой записывать надо! Если вернемся в Россию, то ей богу, книгу издам "Изречения и остроты моего знакомого унтер-офицера.", -мрачно отшутился Фигнер и было от чего.

Несколько минут они промолчали, обдумывая сложившееся положение, и мысли надо сказать в голову приходили невеселые — местные полицейские их "раскрыли", ну или почти "раскусили". Вопрос только в том, за кого их приняли, если просто за парочку обычных преступников из числа тех 30000, что постоянно обитают в Париже — то это еще ничего, а вот если за "тех самых"?

-Ты брат почто французика зазря обидел, а?

-Так это он того... снег... Она, девчонка заорала... -попытался неловко оправдаться Сашка.

-А мимо девки ты уже спокойно пройти не можешь и не покрасоватся? Обязательно надо было французику в рыло дать? -выдал Самойлович и тут оба рассмеялись, сказанное можно было с успехом отнести и самому Фигнеру. Что поделать — эпоха такая, люди привыкли брать от жизни все до конца, даже находясь на секретном задании в глубоком тылу противника. Хорошо, что хоть полиция еще не поднялась на должный уровень, а контрразведки нет и в помине.

Поржали вволю напугав одинокую ворону на дереве напротив, тут стеснятся и оглядываться не надо, рядом в изрядно загаженном людьми лесу ни души. Нервы успокоили, хорошая такая разрядка, душевная. В принципе вышло ведь не так уж и плохо, в очередной раз им крупно повезло. Вовремя обнаружили слежку, пусть и случайно, можно сказать, что по глупости, зато потом качественно "обрубили хвост". Оружие, снаряжение, деньги и главное — свобода, пока все при них, никто не отнял.

-Давай вспоминай, что оставили на старой квартире. Нам путь туда теперь заказан, может уж засада там поджидает. Бумаги, записи какие там часом не посеял? -насел на компаньона Фигнер, одновременно производя ревизию захваченных с собой вещей. При переезде они хотели перенести все свое имущество за две ходки, а вот теперь не выйдет. Да и на на новое, снятое на днях место жительства теперь перебираться рискованно.

-Так ты же блокнот у меня отобрал еще в России! -напомнил Фигнеру Сашка.

-Верно, так что осталось? Спиртовка, жаровня, лампа, одеяла, белье, еще чего из носильных вещей немного. К черту, купим новое, мне казенных денег не жалко ни чуть. Следов бы заметных, да улик для ведомства батюшки Фуше не оставить.

-Послушай, а у них часом для таких случаев в криминальной полиции собаки-ищейки, способные по следу ходить, не заведены? -вдруг кольнула шилом Сашку неприятная мысль и он тут же поспешил поделится опасениями с Фигнером. Так они условились, если есть чего — выкладывай сразу на общее обсуждение, не держи под спудом, иначе может выйти плохо.

-Да вроде нет, по крайней мере... когда я последний раз в Париже бывал, то не углядел. Но ведь могут и у кого из охотников занять по нужде. Постой, у нас же банка заготовлена с этой как его "кайенской смесью?" А ну давай ищи быстрее, надо хоть здесь след присыпать и чуток на одежду.

Слава богу, жестянка оказалась там, где ей быть и положено — в тайнике-контейнере. Александр попробовал ничтожную часть состава на вкус и остался доволен, не выдохлась — жгет адски, просто напалмом, собачкам остается только посочувствовать. Вряд что-то унюхают после такой обработки, да и далеко они отбежали от места драки, столько улиц прошли — не факт, что даже искусная ищейка сможет взять их след по оставленной на старой квартире одежде и прочему барахлу.

-С жильем все ясно, придется перебраться в другое предместье и вести себя скромнее, в кабаки и кофейни теперь ни ногой. -подвел краткий итог размышлений Фигнер, -Но сперва надо избавится от сего чудного предмета! Почитай готовый приговор с собой таскаем, лучше улики для полиции и измыслить трудно? Место для тайника я присмотрел по дороге, еще когда в Париж шли.

При этом он нежно погладил ладонью облицованный пластиком под дерево бок титанового контейнера, их главной драгоценности, и похоже, что и главной опасности в данный момент. И в самом деле в провинции еще куда ни шло, но в Париже такая внушительная "коробочка" постоянно привлекала ненужное внимание. Не исключено, что полицейский в штатском за ними и увязался, приметив у клошаров некий странный предмет, может быть страж порядка предположил, что пролетарии где-то что-то стащили. Позднее, побывав в качестве "бродячего" слесаря из разряда "лужу-паяю-починяю" в более-менее приличных домах у местных обывателей Сашка приметил, что их "доска" прямо так один в один совпадает со стандартным футляром для хранения столового серебра, разница в размерах почти на глаз не ощутимая.

-Сегодня переночуем прямо в лесу, костер разведем. Но сперва — тайник! Да не кривись, ведаю, что не лето, холодно, но не первый раз, потерпим. -продолжил отец-командир, попутно перечисляя мероприятия, которые стоило еще проделать и в самом конце прибавил, -Бумаги нам придется сменить. Опять тебя из немцев в дураки произвожу, на сей раз навсегда. Сам виноват, да и других паспортов у меня более нет.

Старые паспорта и рабочие книжки пойдут на растопку костра, они уже "засвечены" и пользоваться далее такими сомнительными документами нельзя. Специфика того времени, отсутствие фотокарточки и слабая степень защиты сильно облегчает жизнь разного рода мошенникам, или лицам, скрывающимися от бдительного ока властей. Лишь бы возраст и указанные приметы более-менее совпадали. Фигнера, кто-то их хороших знакомых, в свое время снабдил целой стопкой такой макулатуры и особых трудностей они не испытывали, благо простолюдину не нужны рекомендательные письма, подорожные, разного рода свидетельства и прочее, хватает самого минимального набора из паспорта и рабочей книжки.

Единственный жалкий трофей последней стычки ухитрился подобрать Фигнер, перед тем как они кинулись удирать и теперь, вспомнив про свою "добычу", отдал Сашке для осмотра и оценки, может сгодится на что? Сначала тот предположил, что массивную трость прежний владелец намеревался использовать в качестве дубины. Но что это? Резная рукоятка с головой оленя прокручивается против часовой стрелки, сухой щелчок, сработал запор... оказывается с "секретом" палочка — в ней скрыт кинжал, лезвие в полторы ладони длиной. Однако интересные штучки с собой здесь местные мажоры таскают, надо будет впредь иметь ввиду.

-Сталь то хоть ничего? Никак булат по виду?

-Да нет, травленное кислотой железо, дешевая подделка, даже отшлифовать поленились толком.

Палку-ножны выкинули, а "ножик булатный" решили оставить себе, сгодится для резки хлеба, мяса, овощей и прочих вполне мирных целей...

Голова болела дико, невыносимо, нет просто такое ощущение, что на него рухнул собор Нотр-Дам со всеми своими мраморными чертями, демонами и прочей нечистью, а во рту мерзкий металлический привкус крови, его собственной крови... Жавер с трудом открыл тяжелые, точно мельничный жернов к каждому привесили, опухшие веки и снова закрыл, все равно смотреть было не на что. Русские исчезли бесследно... нет никого, только камни мостовой перед глазами, почти у самого носа. Он их упустил, а с ними и верные сто тысяч франков премии, что сами шли прямо в руки... может быть последний шанс в его жизни, лучше бы уж сдохнуть в самом деле, чем такой позорный провал. Хорошо хоть бывшие сослуживцы его в таком беспомощном состоянии не видят. Как он только купился на такую дешевую и тупую провокацию? Почему в ослеплении, движимый благородным долгом полицейского, он напрочь забыл о главном противнике и кинулся на второстепенного — его сообщника, ну почему? Ведь читал же он рассылаемую ведомством Фуше секретную сводку, а там на каждой странице по два-три раза упоминается: "опасен", "особо опасен", "проявлять предельную осторожность" и так далее, а нет, сглупил на старости лет... На бумаге это одно, но когда враг выглядит с виду юнцом лет 15-16-ти, да еще щуплой наружности, бдительность поневоле притупляется. Как только это русский черт сумел столь значительно занизить себе возраст почти на целых 10 лет? Обычно преступники желая быть неопознанными поступают наоборот, добавляют себе десяток, а то добрых двадцать-тридцать, благо изобразить морщины и седину не так уж и трудно при некотором желании. В его богатой розыскной практике такого раньше никогда не было... уникальный случай.

-Господин полицейский, господин полицейский, вот ваша дубинка... -тормошит его за рукав кто-то совершенно незнакомый, а голос испуганный и заискивающий, значит вину свою чувствует мерзавец.

Жавер с трудом пытается вспомнить, что это еще за ферт такой, откуда он тут вообще взялся? Голова работает с трудом, точно хрупкий часовой механизм сплющенный мощной пудовой кувалдой. Исковерканные шестеренки мыслей кое-как проворачиваются... да это же тот самый барчук-пижон из-за которого все и случилось... придурок... поиграться мальчишке захотелось с девкой? Сто тысяч франков — награда за поимку русских террористов, кто их ему теперь вернет, кто скажите на милость?

-Помоги мне подняться на ноги! -с трудом разомкнув слипшиеся от крови губы, потребовал он от своего добровольного помощника, и тот поспешно, точно вышколенный лакей, кинулся поднимать поверженного Жавера с земли. С трудом сохраняя равновесие он пытается обрести спокойствие, да нет... возбуждение жаркого боя все еще владеет им, и не отпускает.

Старая и верная дубинка в его руке, она еще как будто не остыла после жаркой схватки, рукоятка все еще теплая, точно живое существо... а в глазах снова кровавый туман... ярость переполняет все его существо и пытается найти выход. А кто ищет, тот всегда находит.

-А ну поди сюда любезный, поговорим! -следует короткий приказ, тоном не терпящим возражений. Хороший полицейский умеет разговаривать с людьми, умеет заставить их подчинятся своим требованиям. Жаль только — на подонков, вроде этих русских, магия командного голоса не действует ни черта.

-Иду, иду... -и почти сразу поросячий визг, -За что-о-о? Не надо! А-а-а!!!

Поздно, темное и тяжелое полированное дерево разит цель точно черная молния, сокрушая мягкую и податливую человеческую плоть. То, что Жавер не успел сполна "отдать" тому второму русскому бандиту, получит теперь это ничтожество, какого черта безмозглый идиот, разряженный как заморский попугай, полез не в свое дело? Этого дурня предварительно "обрабатывать" не надо, можно сразу наносить удары на поражение. Хрясть, хрясть... дубинка работает филигранно, как скальпель опытного хирурга в анатомическом театре. Хлоп — мешком падает на мостовую "шутник", уже дважды за последние полчаса попавший сегодня "под раздачу", причем в первый раз с ним обошлись куда гуманнее...

Вся эта история началась пару недель назад, когда генеральный комиссар еще не помышлял совершенно о Париже и о расследовании покушения на Наполеона Бонапарта, в провинции и без того забот хватало.

-Мы только теряем время, а дела у нас спешные. Жавер, сходите немедленно к госпоже Бюзопье, которая торгует травами на углу улицы Сен-Сов. Скажите ей, чтобы она подала жалобу на ломового Пьера Шенлона. Этот скот чуть не раздавил ее с ребенком. Его надо проучить. Затем отправьтесь к господину Шарселе, на улицу Шампиньи. Он жалуется, что водосточная труба в соседнем доме льет прямо к нему дождевую воду, которая размывает фундамент его дома. Наконец, вы констатируете нарушение полицейских правил на улице Гибур у вдовы Дорис и на улице Гарроблан у г-жи Боссе и составите протоколы. -голос мэра доносится до ушей Жавера как сквозь слой ваты, неспешная текучка. Как все это надоело, каждый божий день одно и тоже, разве фамилии участников происшествий и нарушений меняются, да и то часто по кругу...

С тех пор как его вышибли из парижской префектуры за участие в заговоре против министра полиции Фуше, приходится прозябать в этой глухой дыре. Он полагал, что из уважения к старым заслугам "проштрафившегося" назначат хоть аудитором, у тех оклад неплохой — до 6-и тысяч франков в год у некоторых доходило, плюс идут погонные — 10-ть франков за каждые 8-м верст и 20-ть суточных за каждый день командировки. Аудиторы выполняли поручения, связанные со сбором дополнительных сведений, проверкой фактов и инструктированием властей на местах. Да какое там, мстительный "папаша Жозеф" упек его на должность генерального комиссара в один из маленьких городков, где и 5-ти тысяч населения не наберется. Только и радости, что он теперь "генеральный", а в Париже был обычным, а вот оклад срезали с 4-х тысяч франков до 1-ой, заметная потеря... Единственное утешение — могло быть и хуже, в небольших населенных пунктах размер жалования комиссара полиции определяется местными муниципальными властями по согласованию с префектом департамента.

Еще по дороге в мэрию Жавер обратил внимание на то, что его верный помощник — сержант, глава местной жандармерии, остановил парочку бродяг и о чем-то с ними оживленно беседует. Машинально, скорее по старой парижской привычке, комиссар сделал как бы заметку в незримом блокноте своей профессиональной памяти — "обязательно разобраться". С местными "преступниками" особых хлопот никогда не возникало, здесь в глуши, как в старом анекдоте — за неделю известно бывает известно "что кому и как перепадет", а вот пришлые служили иногда источником различных мелких неприятностей. Поэтому он постарался под первым же предлогом вежливо отделаться от домогательств главы городской администрации. Бродячие собаки, ломовые извозчики и состояние мостовой — это все задачи для полицейских служителей самого низшего ранга, но никак не для бывшего комиссара девятого округа, когда-то слывшего грозой столичного криминального мира. Вырванный из привычной среды, Жавер все еще никак не мог адаптироваться к реалиям неспешной и почти патриархальной жизни... Пройдет немало времени, прежде чем провинциальная трясина окончательного затянет одного из наиболее результативных и смелый парижских сыщиков.

Быстро разделаться с докучливым мэром не получилось, тот продержал Жавера в напряжении добрых полтора часа и поэтому, когда он наконец выбрался на "свободу" пришельцев уже и след давно простыл. Хозяйственный жандарм был доволен, прямо так и светился до кончиков усов включительно, нашел бесплатных работников — без расходов для тощего городского бюджета удалось поправить мебель и привести в порядок штатное вооружение, а вот инспектор восторгов ветерана не разделял, напротив...

-Анри, ты что, дурак старый, пустил их прямо к нам в контору? Бог мой да у меня же деньги казенные там в шкафу лежат! -спохватился он, уж кому, кому, а Жаверу было прекрасно известно, что хороший слесарь часто по-совместительству является и неплохим взломщиком замков.

Отчитывать жандарма он не стал, бесполезное занятие, старого вояку, ветерана многих кампаний пустыми словами не исправишь. В провинции народ временами проявляет просто детскую наивность, вот и сержант дал маху, оставил почти на два часа рабочих без надзора, покурить ему видите ли захотелось, или может в кабачок отлучился.

...Ключ в скважине провернулся на удивление легко, как по маслу, и сердце комиссара заныло, так и есть — первый верный признак взлома налицо, он сам давно никакие запоры не смазывал, да и остальным полицейским служителям до этого никогда не было дела. Он вытащил из вместительного казенного бюро маленькую шкатулку и кинулся бегом к окну, второпях даже лампу зажечь не успел. Странное, почти небывалое дело — 137 франков в ассигнациях и монетах оказались на месте, не веря своим глазам Жавер вытряхнул содержимое коробочки на подоконник и еще раз тщательно пересчитал, вроде бы не хватало 2-х су. На секунду задумавшись, комиссар тут же и вспомнил, что он сам накануне "занял" одну мелкую монетку из казенных сумм, очень уж не хотелось разменивать серебро в лавке. В последние годы Жавер стал на редкость скуповат и прижимист — старые друзья бы ни за что не узнали бывшего "бонивана" и любителя покутить, впрочем жизнь в провинции и относительно маленькое жалованье к таким кардинальным изменениям располагают.

Честные бродяги-оборванцы? Иногда, хоть и редко бывает — попадались раз ему такие, правда, те были членами какой-то религиозной секты. Но ведь замок бюро, где помимо денег хранилась различная документация явно вскрывали, уж в таких-то делах комиссар считал себя специалистом. Он лизнул ключ, так и есть — следы обильной смазки, костяного масла, его на вкус различить не трудно. Скорее всего слесарь воспользовался оружейной смазкой, выданной ему Анри для "приведения в порядок" ружей и карабинов. Внимательный осмотр впрочем никаких иных следов криминальной деятельности не выявил, хорошая отмычка может и не оставить на металле царапин. В свое время была у Жавера полезная привычка оставлять в таких случаях своего рода "маркеры", небольшие щепочки или клочки бумаги, откроет злоумышленник дверцу шкафа или ящик стола и вытряхнет заодно, а обратно вставить уже не судьба. В провинции такие изыски ни к чему, здесь друг за другом не следят, более-менее доверяют, иногда даже слишком.

К великому своему сожалению инспектор, как не напрягал свою профессиональную память, так и не смог вспомнить в каком порядке ранее были сложены в бюро папки с различными "секретными" и не очень документами. Ничего удивительного в этом не было — он сам все эти бумаги как правило не читал, лишь изредка и то бегло просматривал при получении. Тут как правило сплошь одна "политика", а туда влезать Жавер уже дано зарекся, хватило одной неудачной попытки.

Денег "гости" за свою работу с него не взяли, так может хоть интерес к бумагам проявили? Другого логичного объяснения комиссар придумать не смог, разве, что предположить, что кто-то напугал воришек и они в последний момент отказались от своего намерения.

Не глядя, наугад Жавер выдернул две папки из середины покрытой пылью и паутиной стопки. Обычно люди так и прячут, срывают следы, наверх положить — слишком заметно, на самый низ — тоже, а вот ближе к центру — самое то.

Так, что там у нас в первой? Шуаны, Вандея, Кадудаль и компания... сие уже много лет неактуально. Лидер повстанцев гильотинирован, восстание жестоко подавлено войсками, мятежники-роялисты выродились в обыкновенных бандитов.

Вторая папочка — уже занимательнее, подготовка покушения на императора, розыск террористов, прибывших якобы из далекой России? Прямо сюжет для романа, глядишь какой-нибудь борзописец со временен и накарябает нечто слезовыжимательное с благородными разбойниками и добрыми графинями. Комиссар быстро припомнил все известные детали этой истории, вроде бы ничего такого, ни единого фактика, что можно привязать к недавно побывавшим в городе рабочим-сезонникам. Разве, что тех русских было двое, офицер с денщиком и эти тоже путешествовали парочкой... пожалуй и все.

Жавер хотел отложить в сторону толстый фолиант, как вдруг в последний момент неожиданно заметил на сгибе вкладыша папки темное пятно, след — отпечаток пальца. В другое время может быть и внимания бы не обратил, поверни под другим углом к свету и не увидишь ничего, а тут повезло. Хм, никак именно эти документы пришельцев выходит и привлекли? Небольшое исследование, соскоблить ножом и снова на язык, быстро выявило, что и в этом случае фигурировало оружейное масло, и главное — след совсем свежий. Быстро осмотрев содержимое папки комиссар сумел найти еще парочку отпечатков, не столь правда отчетливых, пришлось использовать лупу, чтобы понять, что это такое. Такое впечатление, что воришка случайно испачкал один из пальцев — мизинец, во время взлома замка не заметил этого обстоятельства и наследил везде, что и неудивительно, учитывая скудное освещение. Одно время комиссар был знаком с человеком, утверждавшим, что по рисунку линий на подушечках пальцев можно безошибочно идентифицировать человека. Жаль, Директория не выделила в свое время средств на исследования этой области.

Время позднее, рабочий день давно закончился, поэтому комиссар без колебаний прихватил прихватил секретные документы домой — он снимал квартиру, можно сказать угол у вдовы Лассар. Единственное достоинство жилья — пансион в провинции дешевый, да и вдовушка не навязывает свое общество Жаверу. Первоначально он планировал, как всегда просто просмотреть размноженные типографским способом "сводки" и все, но получилось так, что просидел всю ночь. Главная причина, подвигнувшая его на столь выдающийся подвиг и немалый расход свечей для освещения — простая, она указанна на первой же странице толстого "дела". За поимку преступников полагалась награда и немалая — 100 тысяч франков, жалованье генерального комиссара почти за 100 лет беспорочной службы.

Поутру, невзирая на головную боль и воспалившиеся красные глаза, Жавер кинулся к главному и как оказалось единственному свидетелю, способному детально описать вчерашних пришельцев — сержанту Анри. Остальные обыватели пришельцев толком не разглядели, да и не присматривались — "ходят тут всякие", вот если бы богатый господин какой, модно и со вкусом одетый, а то голь перекатная...

-Быть не может такого! -категорично высказался жандарм, когда Жавер изложил ему свои догадки, -Суди сам, тому молодому "итальяшке" на вид лет 17-ть, больше я бы не дал.

-У них в России чинопроизводство в армии может идти и быстрее чем у нас? -высказал предположение комиссар, сам он в этой области разбирался слабо.

-Ты же сказал "капитан" и "боевой офицер"? Роту дают после 7-8 лет службы в строю, и них и в нашей армии. Так сколько же лет парню было когда первый чин, сублейтенанта ему присвоили? Что-то дружище я таких детей в походах не видал и среди пленных малолетки ни разу не попадались.

Хотел было Жавер возразить, что тот русский, возможно сын какого-нибудь важного вельможи, но понял — глупость. Такого на столь опасное и почти безнадежное задание не пошлют, даже если сам вдруг вызовется добровольцем. Никто из "нормальных" офицеров на столь "нехорошее" дело не пойдет, в "сводках Фуше" ведь и подчеркивалось, что главный террорист — Фигнер слывет если не за сумасшедшего, то по крайней мере за весьма странного субъекта.

-Скажи приятель, а тот второй, что постарше возрастом, часом на солдата не походит? У тебя же глаз на такое наметан.

-Хм... вроде есть немного, может дезертир? -задумался жандарм, почесывая затылок, свой кивер он снял еще в начале разговора, полицейский комиссар все же не офицер, и перед ним тянутся во фрунт не обязательно.

-Так какого... почему ты его не задержал?! -не выдержал Жавер и в самом деле повод вроде бы подходящий.

-А он не из императорской армии свалил, пруссак скорее всего, или австриец. Почто я их ловить должен, пусть себе бегут на здоровье. На месте нашего императора я бы и приплачивал немного за такие шалости.

-Уверен?

-Жавер, я же почитай полвека в строю! Своих за версту бы унюхал! Этот — не наш, да и давно уже гуляет на свободе, выправка едва заметна.

-Русским он не может быть или все же пруссак, ты не ошибся часом?

-Больше похож на офранцузившегося пруссака из Эльзаса, там у них не разберешь так перемешано, был у нас в эскадроне один парень оттуда, так же чудно слова коверкал. Русских я видал только пленными, дезертиры ихние до наших краев добираются редко.

-А что разве эльзасцев берут в конскриппты? Да и прусский король вроде их избегает набирать в свои войска?

-Берут, еще как берут. А пруссаки и вообще гребут всех подряд без разбора, меня пьяного раз чуть не захомутали вербовщики ихние, едва саблей отбился! -жандарм ласково погладил рукой эфес своего оружия, -Вот она моя верная, уберегла... а то бы сдох в немецкой казарме.

Понемногу, слово за словом в ходе Жавер вытянул из жандарма массу интересных сведений. Как он и предполагал ранее, звероподобные, заросшие бородой до копчика "рюсс казак" и "рюсс мужик", оккупировавшие страницы парижских журналов к реальным уроженцам России никакого отношения не имеют, обычное преувеличение бульварных писак. Еще меньше пресловутые монстры походили на солдат регулярной российской императорской армии, по крайней мере жандарм утверждал, что рота может спокойно пройти через любой французский город и никто толком и не поймет, что это те самые "ужасные дикари". Форма, строевые приемы, вооружение — все в точности как к армии Наполеона. Анри утверждал, что даже команды у них старшими офицерами отдаются на хорошем французском языке. Так оно и должно быть, Франция уже давно стала на первое место в военном мире и все остальные державы просто копируют удачный образец, берут с нее пример.

-Люди как люди... рогов и копыт у них нет. Азиаты говоришь? Попадаются изредка... помню у одного пленного рожа была — чистый китаец, как у того фокусника в цирке, что в прошлом году приезжал. -так охарактеризовал вкратце недавних противников отставник.

-Дались тебе эти русские... Вот послушай, когда я при короле в полк поступил, нижние чины у нас спали по двое на одной кровати и только сержанту полагалась в казарме отдельная койка. И был у нас один малый удивительно с девкой схожий... -Анри опять потянуло на похабщину, обычно рано или поздно все рассказы отставного солдата к этой тематике и сводились, комиссару стоило большого труда вернуть собеседника на "старые рельсы".

Непонятно было как предполагаемые русские злоумышленники намерены "завалить" императора. По долгу службы Жавер имел точное представление о существующей системе охраны Наполеона Бонапарта. Подойти к первому лицу государства после "взрывных" событий 1800-го года с ножом или пистолетом — нечего и мечтать, да и с "адской машиной" пожалуй не получится у потенциальных террористов. Еще ночью он прикидывал, как такое замысловатое дело провернуть, но ничего в голову не шло, а от этого момента зависит многое. Может быть в самом деле существует еще какой-нибудь "верный" способ, тогда его "призрачные подозрения" облекаются в плоть и кровь. Ведь если те двое вчерашних бродяг на самом деле — капитан Фигнер и его сообщник, то до Парижа злоумышленники уже почти дошли, всего два-три дня пути им осталось.

-Вот если бы тебя на их место поставить, что бы тогда предложил? -продолжил комиссар расспрашивать своего главного "эксперта", скорее от нечего делать, все равно других источников информации здесь в глуши не найти.

-Не знаю... -жандарм затянулся табачным и дымом и закашлял, приобретенные в боях и походах болячки время от времени давали о себе знать.

-Подумай, я вот пасс... Кинжал, пистолет, бочка с порохом — пробовали уже раньше и без толку. Все эти старые пути давно перекрыты.

-Ежели только... Да я же тебе рассказывал намедни, а ты слушать не захотел, мол байки де армейские старина сержант травит.

-Анри будь другом, изволь пожалуйста повторить ту историю!

Туманное утро, 1807 год, Восточная Пруссия... время когда ранние птицы еще не поют, но люди уже кое-где проснулись. Хрустит сочная, молодая луговая трава под копытами идущих неспешной рысью лошадей маленького кавалерийского отряда. Повседневная служба на аванпостах как правило такая и есть — рутинная, обыденная, лишь изредка случаются незначительные перестрелки или боевые столкновения с врагом. Это только в воображении художников, гусар — воплощение лихой атаки или смелого рейда по тылам противника, в жизни же сплошь и рядом легкая кавалерия занята то охраной биваков, то патрулированием местности, то еще какой-то "безделкой". Вот и в этот раз они, гусары прославленного в минувших войнах 9-го полка, назначены в прикрытие обычной рекогносцировки, проводимой штабом дивизии. Раньше штабные офицеры зачастую действовали по-одиночке, или брали денщика для компании, но в последний год обнаглевшие русские казаки отучили их от такой вредной привычки, теперь в качестве эскорта всегда выделяют как минимум взвод, а для генерала и эскадрон посылают.

Анри державшийся сразу за офицером, мельком вбросил взгляд назад через плечо. Вся его маленькая армия в сборе, подобраны молодец к молодцу. Голубые ментики внакидку поверх красных расшитых шнуром венгерок, медные кокарды на киверах блестят — надраены еще с вечера, султаны гордо реют, точно маленькие знамена и ташки с номером полка бьются в такт ходу коней у бедра — все как и положено у кавалеристов элитного полка Великой Армии империи. Вооружены его бойцы согласно уставу, ничего лишнего: сабля, короткий гладкоствольный карабин и пара пистолетов в чушках — для скоротечной схватки вполне достаточно, настоящий гусар должен быть легок на подъем и нет смысла превращать его в "ездящий арсенал", а тем более — отягощать совершенно излишним защитным снаряжением. Хотел было император в свое время ввести во всех кавалерийских полках кирасы — не прижилось нововведение. Любо-дорого посмотреть на таких красавцев, это вам не бородатые казаки с длинными пиками в грязных восточных халатах. Старший унтер-офицер, или если точнее аdjudаnt-sоus-оfficiеr, если уж следовать принятой в армии Наполеона системе чинов, остался осмотром доволен, его люди не подкачали бы и на императорском смотре, а если потребуется, то выдержат стычку хоть с сотней "дикарей". Да он и сам парень хоть куда, не беда, что уже пятый десяток разменял, для настоящего мужика это еще не старость. Разбитной малый, любитель выпить и побегать за красивой девкой, с хорошей, несмотря на годы, строевой выправкой. Кивер, лихо сдвинутый на ухо, длинная сабля болтается у колена, лицо красное, располосованное на две неравные части огромным шрамом, сверху до низу, слева от переносицы — подарок от венгерских "друзей". Поседевшие уже усы в полфута длиной, нафабренные воском и зачерненные сажей, концы теряются где-то за ушами. Был он когда-то лихим дуэлянтом, и по сей день если возникнет нужда, то готов помахать клинком.

Казаки... Анри поморщился, когда вспомнил, как противник называет свое неказистое одеяние — "зипун", так кажется ему переводчик на днях сообщил за кружечкой пива, слово то какое на редкость мерзкое для цивилизованного слуха нашли, не могли получше подобрать... Однако бдительности аdjudаnt-sоus-оfficiеr не ослаблял ни на минуту, зная по собственному опыту, что неожиданное столкновение с наиболее часто встречающимися противниками — казаками для небольшого отряда может закончится печально. До сих пор Анри не может забыть,в прошлом году на его глазах погиб полковник 24-го линейного полка Савари, брат адъютанта императора. Как тогда степной дикарь, пролетев мимо него галопом, вонзил офицеру в сердце свою пику и скрылся в лесу, бросившиеся в погоню гусары догнать не смогли, ушел мерзавец. Слава богу, сегодня обойдется без драки — русская легкая иррегулярная кавалерия им не мешает, похоже "дикари" увлеклись своим любимым делом, заняты грабежом прусских обывателей. Если уж честно, то и сами гусары 9-го полка тоже были не прочь иной раз освободить местных "лопухов" от всякого ценного и явно ненужного пруссакам имущества, но к сожалению, командование такие действия не поощряло.

Стоп, приехали — первый русский пикет на опушке леса, бивак неприятеля не виден, скорее всего укрыт за деревьями... офицер дал отмашку, гусары натягивают поводьях, останавливая своих резвых скакунов. Дистанция до противника почти 400 шагов — вполне безопасная, дальше подполковник спешится и пойдет один, нет смысла подставлять под вражеский обстрел остальных, да и его породистой английской кобыле русские пули могут не понравится. По одиночному человеку с такого значительного расстояния попасть выстрелом из ружья практически невозможно, а вот по группе, или по всаднику — случается иногда, хоть и довольно редко.

Анри не без удовлетворения отметил, что его временный начальник проявляет благоразумную осторожность, сразу видно — "стрелянный воробей", не то что безусая молодежь, те бывает и пистолетный выстрел лихо выезжают, лишь бы побравировать смелостью и покрасоваться лишний раз. Все правильно — офицер встал шагов за 300 и внимательно рассматривает противника в подзорную трубу, пытаясь разглядеть шифры на обмундировании, обозначающие номер части. Русские егеря — судя по форме темно-зеленого цвета, пока стоят спокойно, ружья держат в положении "на плечо", никаких признаков враждебности не проявляют. Лица врагов с такого расстояния не толком разглядеть, но ведь всю ночь простояли они на посту и следовательно под утро должны быть сонными и медлительными — не до стрельбы. Иное дело днем, там бы не выдержали и открыли огонь, пусть даже и бесполезный, а тут поди только глаза еще протирают после бессонной ночи. По собственному опыту сержант знал, что в таких случаях нижние чины даже умудряются иногда спать или по крайней мере дремать стоя.

Унтер-офицер тем временем полез в седельную сумку за своей трубкой, дело ведь неспешное, пока майор сделает запись в своей книжке, пока отметит на карте появление новой вражеской части — можно и затянутся табачком пару или тройку раз... куда только запропастилась его трофейная австрийская зажигалка? Вещь полезная и редкая, ему весь полк завидовал — не надо страдать высекая огонь, да еще и раздувать потом крохотные искорки на труте.

Выстрел ударил неожиданно, нарушив тишину раннего утра, точно раскат грома отдаленной грозы, но никто из кавалеристов даже не шелохнулся — привыкли, война ведь и здесь стреляют... Анри так и не понял у кого из русских в этот раз "нервы не выдержали", пикет по прежнему стоит как в ни чем не бывало, неужели кто-то из кустов прямо с окраины лагеря пальнул на удачу? Но что это, так же не бывает! Майор нелепо взмахнув руками валится на землю, дорогой красивый кивер, изделие известного парижского мастера, летит далеко в сторону, кувыркаясь в мокрой от росы траве. Гусары кидаются на выручку, но еще на полдороги становится ясно, что помощь пострадавшему офицеру уже не нужна — тот убит наповал, пуля попала в голову... Ярость на мгновение заслоняет все, рука бешено рвет с бандальера карабин, да так, что тонкие ремни перевязи лопаются с треском.

-Огонь! -обжигает горло короткая как удар команда, бесполезная впрочем, и так вокруг уже "заговорили" наперебой карабины и пистолеты гусар.

Егеря в свою очередь отвечают противнику беглыми выстрелами, рассыпавшись в цепь, завязывается перестрелка беспощадная и бестолковая. С дальнего расстояния можно и весь день палить друг в друга без видимого эффекта. Вроде бы все при деле, все воюют — пули так и свистят вокруг, но несовершенное оружие не оставляет стрелками ни единого шанса хоть кого-либо поразить: "Сотня пуль летит на ветер...". Двадцати минут аdjudаnt-sоus-оfficiеr-у хватает, чтобы осознать бессмысленность дальнейшего продолжения подобного "огневого боя". И в самом деле только порох впустую они жгут, да разбрасывают казенный свинец почем зря, надо атаковать наглого врага, раздавить его и изрубить саблями, пришла пора действовать "белым" оружием.

Анри собирался было бросить своих людей в атаку, но не его вина, что ничего в этот раз не вышло. Редкий случай, русские грамотно выставили свое охранение — обычно пикеты принято располагать как попало, лишь бы на "положенном" удалении от бивака. Облом, не везет сегодня — до вражеских егерей рукой подать, если бы лошади летать умели конечно, а так преграждая путь мешает, глубокий овраг. Разве только объехать препятствие?

Поздно, время для таких маневров упущено, надо было сразу нападать и брать пикет "в сабли", не отвлекаясь на стрельбу. Со стороны леса пронзительно ревет сигнальная труба и на поддержку пикету бегом выдвигается подкрепление, видны поблескивающие в лучах восходящего солнца штыки на зелено-серой массой солдат. Не полурота конечно из-за деревьев выбежала, как Анри указал потом в рапорте, но в любом случае связываться с отрядом в добрых 50-60 пехотинцев противника ему расчета не было, тем более на столь пересеченной и неудобной для действия кавалерии местности. Если бы только русские вылезли в поле — разметали тогда в момент, другое дело. Но унтер-офицер понял, интуиция подсказала, что "эти" так глупо не подставятся... тут опытная рука военачальника видна, а значит гусарам и ловить нечего. Конница сильна на открытой местности, где есть пространство для разгона, а здесь на этих буераках кавалеристы станут лишь легкой добычей для вражеской пехоты.

Первоначально никто, как и следовало ожидать, не придал значение этому загадочному происшествию, на войне иногда и не такое случается. Однако в течении недели в том же районе при весьма схожих обстоятельствах на рекогносцировках погибли еще два штаб-офицера и только тогда "высокое начальство" обратило наконец внимание на рапорт аdjudаnt-sоus-оfficiеr-а и отреагировало соответствующим образом. В приказе по армии было отмечено, что русские завели специальных стрелков для истребления командного состава и теперь "их благородиям", начиная от штабс-капитана и выше запрещено без необходимости приближаться к противнику на расстояние прицельного выстрела.

........................................................

-Вот только я еще не видывал ружья из коего можно на 300 шагов бить наверняка! -продолжил предаваться воспоминаниям жандарм, -Вроде раньше, до Директории еще были в войсках штуцеры, но и у них прицел был размечен лишь шагов на 250. А на наших нынешних кавалерийских и вовсе отсутствует, по стволу целимся.

-И что совсем никак? А у русских или австрийцев есть? -продолжал задавать вопросы Жавер, особой веры россказным Анри у него пока еще не было, но определенные сомнения и догадки уже появились.

-Да как тебе сказать, тут кроме оружия еще и стрелок надобен особый. Мастер, нет поди даже артист своего дела... Может у них один такой на полк или даже на всю армию тогда имелся.

-И в самом деле такая редкость в войсках?

-А ты думал! Я вот только сейчас и понял, что тогда с майором мы на засаду попали, не пикет это был, а ловушка — наших штабных поджидали. Смотри сам, унтер-офицера у них там, с собой не было, одни рядовые...

-Может русские потери большие понесли в людях, вот и не хватило на пикет? Сержанта мог и старый солдат при нужде заменить.

-Мог... но мне рассказывали, что позднее тоже самое повторялось один в один... Егеря, если память не изменяет — 13-й полк, пост без старшего, и кто стрелял наши так и не заметили.

По словам сержанта выходило, что "героя" хотели было поискать, даже слухи ходили, мол награду за него назначат. Но вскоре стало не до того, началось генеральное сражение под Фридландом, а затем последовало безуспешное преследование отступающего врага, а там и война закончилась. Полученная от жандарма информация требовала проверки, доверятся в таких случаях одному единственному свидетелю глупо, тем более, что ранее и в самом деле Анри рассказывал немало сомнительных "баек". Как он, например, от трех вражеских уланов хлыстом отбился и как по нему кирасирские полк в полном составе проехал и тому подобное — от старых солдат еще и не то услышишь. Вот только подтвердить или опровергнуть — некому, другие участники последней войны с русскими в городке не проживали, все отставники подлежали по закону строгому учету и сведения о них имелись у Жавера. Осталось только уточнить фамилии погибших при столь странных обстоятельствах офицеров, зайти в мэрию и посмотреть официальные сводки, о потерях командного состава там упоминалось. Других сведений в печати, подвергаемой жесткой военной цензуре, вряд ли найдешь. Но выбора не было и пришлось комиссару полиции глотать пыль и листать старые газеты, только там он и рассчитывал найти хоть крупицу нужной информации... Что-то он такое уже встречал ранее и без росказней Анри, но пока все никак не мог вспомнить.

Всякий, кто хоть раз просматривал газеты наполеоновского времени, согласится, что трудно себе представить более бесплодную пустыню, нежели область 'интересов', касаться которых было возможно в печати в эти памятные годы. Не то, чтобы издавали мало, напротив только ежедневных "листков" выходило более трех десятков, но вот содержание... так весь 1811 год пресса так или иначе "обсасывала" предстоящее приращение семейства императора. Газеты с первых же месяцев 1811 г. не переставали печатать самые низкопробные вирши в честь беременности ее величества, самые читаемые органы вроде 'Gazette de France' печатали: 'С 1 января в Медоне родилось 24 детей, из них 19 мальчиков. Отсюда извлекают вывод, благоприятный для чаяний Франции'. Вообще и в лести, и в богобоязненности — всюду нужна мера, и император постоянно находил, что газеты этой меры не соблюдают, не желая замечать, что их редакторы просто теряют головы от запуганности и торопливого желания угодить властям. Основной наполеоновский принцип, между прочим, состоял в том, что газеты обязаны не только молчать, о чем прикажут молчать, но и говорить, о чем прикажут, и главное, как прикажут говорить. И любопытно, что Наполеон требует, чтобы все газеты в строгой точности так мыслили, как он в данный момент мыслит: со всеми оттенками, со всеми иногда весьма сложными деталями, чтобы и бранили, кого нужно, и хвалили, кого нужно, с теми самыми оговорками и пояснениями, которые находит нужным делать сам император, браня или хваля данное лицо, данную страну, данную дипломатию. Едва только заключен Тильзитский мир, как император распоряжается приказать газетам прекратить печатание статей и заметок против России, которые только что им столь же категорически надлежало печатать. При этом Наполеон считает совершенно излишним стесняться со своим министром полиции: 'Смотрите, чтобы больше не говорилось глупостей ни прямо, ни косвенно о России'. Библиотека мэрии выписывала только сугубо официальные издания — в основном столичные, на остальных жестко экономили, что еще сильнее сужало вероятность выудить хоть что-нибудь стоящее из этого мутного омута.

Оказалось, что везет в этой жизни не только одному русскому унтер-офицеру, уроженцу ХХ века, немалая толика от Фортуны перепала и на долю скромного полицейского чиновника. Вопреки ожиданию он не только нашел подтверждение, показавшейся с первого взгляда малоправдоподобной, "сказке" жандарма, но и сумел добыть дополнительные и весьма ценные сведения. Помогло, как ни странно, иллюстрированное приложение к 'Journal de l'Empire'. После 1807 года российская империя на некоторое время из злейшего врага вдруг да превратилась в ценного союзника и послушная властям печать тотчас откликнулась крупной серией хвалебных статей и очерков. Невольно "выдал" Сашку и одновременно его приятеля старый знакомый — Фаддей Булгарин, сделавший свою первую "пробу пера" в этом крупнейшем французском издании. С постоянно возрастающим вниманием Жавер внимательно вчитывался в текст, и перевернув очередную страницу чуть со стула не свалился от неожиданности — вот она долгожданная улика! Поляк не только подробно описал события происходившие в Тильзите после войны но и сопроводил статью хорошими иллюстрациями. Не то сам он был неплохим художником, не то кто-то другой поработал кистью, но факт — даже некачественные отпечатки с гравюр в газете выглядели вполне прилично... Под номером седьмым внизу шел портрет унтер-офицера 13-го егерского полка — в точности тот самый бродяга, что недавно попался на глаза сперва жандарму, а затем и Жаверу. Хоть комиссар и не рассматривал этого субъекта вблизи, а наблюдал из окон мэрии, но сомнений не было — он. Жаль, что под гравюрой не сообщалось имени солдата, но другой вариант исключен, Булгарин же указал кого из нижних чинов награждали на банкете: четверых гвардейцев можно отмести сразу, остаются казак, калмык и вот этот "стрелок". Все совпадает и жандарм не соврал, если "артист" сумел издалека всадить пулю в голову лошади Мюрата, то ему не составило бы особого труда продырявить башку и самому маршалу. Более того теперь прояснились и остальные странности в рассказе Анри, так отсутствие унтер-офицера в русском пикете — он видимо и стрелял из укрытия, действительно ловушка. Занимался ли унтер-офицер этим делом по приказу командования или по собственной инициативе — теперь не суть важно. Сейчас бы этого полячка, да очную ставку с тем унтером и дело почитай в шляпе, да вот только далеко он, Фаддей сейчас — в Испании и Жаверу до него не дотянутся.

Из мэрии комиссар вышел окрыленный, не скорее даже вылетел как пушечное ядро, чуть не сбив с ног по дороге обалдевшего от такой перемены сторожа-привратника. Еще бы, тысячи матерых профессионалов весь год искали злоумышленников, и безрезультатно — даже близко не подошли, а он — Жавер всех их уделал! Единым порывом он настрочил доклад, адресовав рапорт сразу на имя самого Фуше, минуя промежуточные инстанции, чего уж мелочится? Пусть министр полиции узнает, какого ценного сотрудника потерял поверив наветам завистников.

Остаток времени до темна Жавер провел в праздности, впервые за много лет он дал себе время расслабится и отдохнуть в полной мере — к черту дела и заботы. Собственная ферма в уютном захолустье Швейцарии и небольшой заводик по выделке сыра — что еще нужно отставному полицейскому для полного счастья. Получит он 100 тысяч франков и как кой черт ему дальше эту лямку тянуть? Он свое уже давно отработал пора и на покой, с деньгами можно и попробовать женится, приискать удачную партию, а тот тут в городке на него только старые грымзы и засматриваются. Комиссар уже был одной ногой там в далеком кантоне и вдыхал живительный горный воздух, наполненный ароматами трав и тут -БАЦ! Грубая реальность бытия безжалостно нанесла ему первый жестокий удар. "Обойдут!" -словно раскаленным железом обожгло мозг, пребывавший в сладкой полудреме Жавер моментально проснулся. Как он мог забыть? Как? Полностью награда за розыск преступника выдается только "штатскому" доносчику, а ведь он на государственной службе, числится генеральным комиссаром полиции в этом трижды проклятом городишке. Следовательно из общей суммы вознаграждения ему причитается только определенная часть, причем скорее всего — меньшая. Львиную долю заберет тот чиновник, кто "расколет" подозреваемых, и представит готовое дело до начальства или как вариант — сам возьмет негодяев с поличным. Да ему так вообще ничего дадут, ни единого луидора, донесение обязательно перехватят на уровне префекта, или в канцелярии министра, знает он столичных ловкачей, сам недавно таким был, эти ребята на ходу подметки режут. Подозреваемых заберут и дело представят так, как будто дурак Жавер просто задержал парочку клошаров за мелкую провинность, а они, такие красивые и умные, сумели распознать в ничтожных оборванцах важных государственных преступников. Точно ошпаренный комиссар полиции вскочил с кровати и заметался по маленькой холостяцкой комнатушке, натыкаясь в потемках на стулья. Деньги, столь осязаемые уже у руках таяли как призрак, как зыбкий утренний туман. Что теперь делать, что? "Стой, Жавер, успокойся!" -приказал он себе, еще ничего не потеряно и есть время для различных телодвижений. Первым делом надо забрать и уничтожить рапорт, прямо сейчас. Второй час ночи, а значит придется поднять с постели почтмейстера и может быть еще кого-то... плевать, на кону 100 тысяч франков, дело того стоит. Началась большая игра и теперь уже с этого пути не свернуть.

-Месье Ренн проснитесь! Дело государственной важности, не допускает отлагательства! -Жаверу потребовался не менее часа, что бы разбудить сперва ленивую прислугу, все никак не желавшую его впустить в дом, а затем уже и самого "главного почтаря", -Да вставайте же черт вас подери!

Хорошо хоть писем и прочей корреспонденции в этот день было немного и его пакет отыскали быстро. Когда они закончили копаться в ящиках и столах почтовой конторы, Ренн на него еще так посмотрел, видимо решил — свихнулся окончательно комиссар от провинциальной скуки. Но Жаверу уже все равно, его занимала одна мысль — надо быстрее добраться до Парижа, опередить тех ребят хоть на пять часов, а лучше на сутки и организовать им встречу. Почему он сразу не арестовал подозрительных клошаров, ведь не трудно же взять пяток жандармов во главе с их бравым командиров Анри и повязать преступников, догнав в дороге, пешие от конных далеко не уйдут. Легко сказать... существовало в версии Жавера одно значительное уязвимое место, одна ахиллесова пята. Оружия из которого предполагаемые преступники должны были застрелить Наполеона никто из жителей городка не видел. Не было у бродяг с собой ни ружья, ни карабина, ни даже простенького паршивого пистолета — ни один из свидетелей не заметил, а ведь такой предмет в карман не спрячешь. Впрочем, в этом случае парочка переходила бы уже в разряд "разбойники" или "браконьеры" и вряд ли жандарм отпустил бы их с миром. У них на первый взгляд вообще никакого оружия, кроме обычных ножей не было. Вот задержит их Жавер, но ведь еще доказать надо, где гарантия скажите, что в Париже не поднимут на смех ретивого провинциального комиссара? И ладно бы это случилось в начале года, а теперь когда для Фуше уже наверняка наловили тысячу и одного "русского террориста", играть с такими вещами рискованно, могут последовать со стороны начальства неприятные оргвыводы. И всегда найдутся доброжелатели, которые подскажут министру, что опять "отличился" тот самый идиот Жавер... так можно и оказаться ненароком в соседней камере, по соседству с этими клошарами. Бродяг, или рабочих-сезонников, под которых эта парочка подделывается, помытарят в участке пару дней и выгонят взашей — кому они нужны, ему же могут припомнить все старые грехи, коих надо честно признаться, за долгие годы накопилось немало. Самый минимум, что последует за такую попытку реабилитировать себя путем обмана — удаление со службы без выходного пособия и без пенсии. Черт его дернул тогда ввязаться в политику, в заговор против "папы Жозефа", казалось ведь дураку, что дело верное и место префекта Сите уже в кармане.

До утра он не сомкнул глаз, теперь уже не до отдыха. Приходится ждать, пока обыватели проснутся, на казенных лошадей комиссар и не рассчитывал — надо объяснятся со скрягой-мэром. В Париж, быстрее в столицу, надо опередить русских хотя бы на несколько часов, а лучше на сутки. Тогда можно будет организовать этим двоим придуркам достойную встречу. Проследить за ними по дороге в принципе можно, но уж очень рискованно, тем более людей подходящих в распоряжении комиссара для такой миссии нет.

Сержант Анри прикроет отсутствие Жавера на неделю-другую, все равно полицейскому его калибра в этой глуши работы практически нет. Отпуск генеральному комиссару формально не положен, но отпросится на некоторое время "по семейным обстоятельствам" труда не составляет.

Из мэрии он отправился на самый конец города к одному офранцузившемуся фламандцу Скоффлеру, который 'отдавал внаем лошадей с кабриолетами по желанию'. Чтобы добраться до этого Скоффлера, самый короткий путь лежал по захолустной улице, где помещался дом священника того прихода, к которому принадлежал Жавер. Кюре прихода был, говорят, человек почтенный, достойный, всегда подающий добрые советы. Но напутствия комиссару были не нужны, да и заказывать церковную службу ради успеха дела он не собирался, жизнь давно уже сделала Жавера убежденным атеистом.

Фламандца он застал дома, то был занят починкой поврежденного хомута и прочей упряжи.

-Дядя Скоффлер, есть у вас хорошая лошадь? — спросил Жавер, стараясь не выдать охватившего его возбуждения.

-У меня все лошади хороши, господин комиссар, -меланхолично заметил фламандец, не прерывая своего занятия. -Что вы называете "хорошей" лошадью?

-Лошадь, которая в состоянии сделать двадцать миль и более в один день. Мне нужно срочно отлучится в столицу по личным делам. Думаю за неделю обернутся.

-Черт возьми! Это вам не шутка! И в упряжи, позвольте узнать или под седлом?

-Да, пожалуй. Я наездник никудышный.

-А сколько времени ей можно отдыхать после путешествия?

-В случае надобности, она должна пуститься в обратный путь на другой же день.

-И пробежать опять то же расстояние?

-Обратно можно и не спешить, а вот в Париж мне надо прибыть побыстрее.

-Эге-ге! Вы сказали -двадцать? Почему так много? Никак крюк намерены сделать? По прямой выйдет меньше, я тут наскоро подсчитал...

Жавер только развел руками, не посвящать же фламандца в свои планы, лишний раз сталкиваться в пути с Фигнером и его сообщником у него желания не было, отсюда и столь странные требования. И в самом деле придется ехать в объезд, а следовательно и расстояние возрастает.

-Господин комиссар, — проговорил фламандец, -У меня есть для вас подходящий конь. Знаете мою новую белую лошадку, должно быть, вы не раз видели ее. Это сущий огонь. Сначала было хотели пустить ее под седло. Не тут-то было! Брыкаться стала, сбрасывать всех подряд наземь, ни один наездник не смог управится.

-Что и в самом деле такая резвая?

-Куда там! Думали, что она с норовом, и не знали, что с ней делать. Я купил ее да и впряг в кабриолет. Да-с, это будет как раз, что вам требуется, в упряжи смирна она, как девушка неопытная, бежит как ветер. А уж верхом на нее садиться — нет, шалишь! Кости вам переломает. Не по нутру ей ходить под седлом. У всякого, видите ли, свои странности, свой нрав.

-Вы думаете, она пробежит это расстояние?

-Пробежит легко, крупной рысью и в восемь часов, не больше. Но вот на каких условиях.

-На каких — говорите.

-Во-первых, вы дадите ей отдохнуть на полпути. Покормите ее и приглядите, покуда она ест, чтобы конюх постоялого двора не утянул у нее овса. Я замечал, что на постоялых дворах овес чаще идет на выпивку служителям, нежели в пищу лошадям.

-Хорошо, я буду наблюдать.

-Во-вторых... Для вас самих требуется одноколка, господин генеральный комиссар?

-Пожалуй, и чем легче, тем лучше.

-А умеете вы править? Или потребуется кучер?

-Нет, я хочу поехать в одиночку.

-Тридцать франков в день, дешевле у нас в городе все равно не найдете. Ни гроша больше, ни гроша меньше. И продовольствие скотины за счет нанимателя — так принято. Извольте денежки вперед.

Ничего не поделаешь, пришлось Жаверу платить, расход для тощего кошелька полицейского не малый, но на фоне предполагаемого вознаграждения — сущая мелочь.

-Вот вам за два дня вперед.

-Для подобной поездки обычная одноколка слишком тяжела и утомила бы лошадь. Поэтому необходимо, чтобы вы, господин мэр, согласились путешествовать в маленьком тильбюри, у меня есть такой.

-Я согласен. Давай только быстрее, время поджимает. Тильбюри с лошадью должны быть у моих дверей сегодня в половине седьмого утра

-Слушаюсь, господин комиссар, -ответил Скоффлер. Затем, поскабливая ногтем пятно на поверхности стола, он продолжал тем беспечным тоном, который фламандцы так искусно умеют согласовать с хитростью.

-А я и забыл спросить! Вы ничего не сообщили мне о цели поездки. Может все же расскажете? -В сущности, он только об этом и думал с самого начала разговора, но сам не сознавал, почему не осмелился задать этого вопроса сразу.

-У нас в таких случая говорили — "меньше знаешь, спокойнее спишь"! -Жаверу фламандец порядком надоел со своей бесконечной болтовней и следовало поставить наконец точку в этой беседе.

До поездки оставалось всего ничего — однин час. За это время комиссар собрал в дорогу кое-какие вещички, из них самое ценное: толстую казенную папку, откуда можно было бы почерпнуть необходимую для розысков информацию. Аппарат министра полиции Фуше поработал на совесть собрав массу сведений, полезных и не очень. От себя Жавер добавил только вырезанный из газеты портрет русского унтер-офицера. Мелочь конечно, но для парижских филеров она может оказатся поистине бесценной. Из оружия он прихватил с собой только дубинку, хотел было первоначально взять пару двуствольных пистолетов — подарок сослуживцев на юбилей, но потом раздумал. Вряд ли дойдет до стрельбы, ни разу за долгие годы общения со столичным криминальным миром ему не доводилось применять огнестрельное оружие.

Конечно, думал он, это черная полоса, но она минует — 100 тысяч франков уже видны на горизонте. Что ни говорите, а вся судьба — в его руках, он полный властелин ее. Он упорно цеплялся за эту мысль, хоть в глубине души сомнения были и весьма значительные. Но Жавер все-таки ехал и спешил.

Погруженный в думы, он стегал лошадь, которая бежала хорошей мерной рысью, делая две с половиной мили в час. По мере того как кабриолет ехал, человек чувствовал, что внутри его что-то с силой тянет назад. К полудню он выехал в открытое поле, город остался далеко позади. Он смотрел, как белел горизонт, смотрел, ничего не видя перед собою, на холодные картины осеннего дня. Помимо его воли, в силу какого-то чисто физического чувства, эти черные силуэты деревьев и холмов прибавляли к мятежному состоянию его души что-то сумрачное и роковое.

Всякий раз, как он проезжал мимо уединенных домов, встречавшихся вдоль окраины дороги, он думал: ведь живут же здесь люди, которые теперь спят спокойно. Мирная рысь лошади, бубенчики хомута, стук колес о мостовую производили убаюкивающий монотонный звук. Все это прекрасно, когда человек весел, но кажется мрачным, когда он грустен.

Вот уже и сумерки, в дороге время летит незаметно. Жавер остановился перед постоялым двором, чтобы дать передохнуть лошади и покормить ее. Требованиями фламандца пренебрегать не стоило, по меньшей мере сейчас. Необходимости гнать во весь опор не было, по рассчетам он в любом случае должен опередить злоумышленников как минимум на сутки.

Лошадь была, как говорил Скоффлер, из мелкой, но жилистой породы Булоннэ — с большой головой, толстыми боками, короткой шеей, но вместе с тем широкой грудью, широким крупом, тонкими, суховатыми, но сильными ногами. Эта порода некрасива, но на редкость крепка и вынослива. Доброе животное сделало пять миль за два часа и нисколько не было взмылено. Комиссар не слезал с тильбюри, а лишь жестом подозвал конюха из числа работников постоялого двора. Мужик, принесший овес для лошади, вдруг нагнулся и стал рассматривать левое колесо.

-А далеко ли вы так скачете? -спросил он.

-Тебе какое дело? -грубо ответил Жавер. Его оторвали от размышлений, одной ногой комиссар уже был в Париже и строил планы на будущее.

-Издалека приехали? -продолжал конюх, не обратив внимани на недовольство клиента.

-Я сделал пять миль.

Конюх опять нагнулся, помолчал, не отрывая глаз от колеса, и поднял голову и посмотрел на "большого господина".

-Вот колесо, которое проехало только что пять миль, не спорю, да только скажу вам, что теперь оно уж наверное не в состоянии будет выдержать и четверти мили.

Комиссар поспешно слез с кабриолета. как только до него дошел смысл сказанного.

-Врешь мерзавец, да быть такого не может!

-А то говорю, что чудеса еще, что вы проехали пять миль и не свалились вместе с лошадью в какой-нибудь овраг. Посмотрите сюда сами!

Колесо действительно было сильно повреждено: расколоты две спицы и сломана ступица, у которой почти выскочила гайка. Неприятно, но пока не смертельно...

-Нет ли тут поблизости каретника, любезный? -спросил он конюха, смненив гнев на милость.

-Конечно есть, сударь.

-Сделайте одолжение, сбегайте за ним.

-Да он в двух шагах. Сейчас... вон рядом... Эй, дядя Бугальяр!

Дядя Бугальяр, каретник, стоял на пороге своего дома. Он быстро пришел на зов, осмотрел колесо и скорчил гримасу, как хирург, свидетельствующий сломанную ногу.

-Можете вы тотчас же починить это колесо? -осведомился Жавер.

-Как же, сударь.

-А когда я могу ехать?

-Завтра.

-Как завтра?! Да тут работы на пару часов!

-Какое — целый день уйдет. Разве вы куда спешите?

-Очень! Мне надо пуститься в путь через час, не позже.

-Невозможно, сударь.

-Я заплачу сколько надо!

-На сегодняшний день и думать нечего. Надо приделать две спицы и поправить ступицу. Почитай как новое колесо сделать — столько же трудов. Вы сможете ехать не раньше завтрашнего дня.

-Но мое дело не терпит до завтра. А если вместо того, чтобы чинить это колесо, его заменить другим? Ведь вы каретник?

-Так точно.

-Не найдется ли у вас колеса на продажу? Я мог бы отправиться в путь тотчас же.

-У меня нет сейчас готового колеса для вашего кабриолета. Колесо нелегко подобрать, надо пару.

-В таком случае, продайте мне пару.

-Ну, сударь, не все колеса приходятся впору ко всем осям.

-Все-таки попробуй, за ценой не постою!

-Напрасно будет. У меня есть на продажу только колеса для крестьянских повозок.

-А нет ли у вас кабриолета напрокат?

Каретник с первого же взгляда узнал, что тильбюри наемный. Он только пожал плечами.

-Нечего сказать, славно вы отделываете экипажи, которые нанимаете! Кабы у меня и был кабриолет, и то я бы его не дал вам.

-Ну, так продайте, я готов дать хорошую цену.

-Говорят вам, нет у меня.

-Как! Нет никакой таратайки? Вы видите, я неразборчив.

-Мы ведь живем в глуши. Правда, есть у меня там в сарае старая коляска, принадлежащая одному буржуа. Он дал мне ее на хранение и употребляет ее в дело раз в месяц. Я бы вам дал ее — мне все равно, да только надо, чтоб буржуа не видел, как вы проедете мимо. А во-вторых, это коляска и потребуется пара лошадей.

-Я найму двух почтовых лошадей.

-Куда же вы едете, сударь?

-В Париж.

-И хотите добраться туда завтра?

-Конечно.

-На почтовых лошадях?

-Отчего же нет?

-Ну-с, взяв почтовых лошадей, вы придете в Париж не раньше как послезавтра. На станциях проволочки и все лошади заняты извозом. Теперь не сезон, много поездок и лошадей берут отовсюду, даже с почты. Вы прождете, по крайней мере, часа по три, по четыре на каждой станции. Да и потом тащатся шагом, больше с них не выжмешь. Много приходится ехать в гору.

-Что же, я поеду верхом. Распрягите кабриолет. Надеюсь, я достану здесь седло.

-Конечно, только лошадь-то ваша ходит под седлом?

-Это правда, я и забыл, она не выносит седла. Но ведь найду же я в селе какую-нибудь другую лошадь?

-Лошадь, которая бы добежала до Парижа единым духом?

-Да!

-Ну нет, такого коня нет в наших местах. Во-первых, надо было бы сразу купить ее, потому что вас никто не знает. Но ни внаймы, ни на продажу такой не найти ни за пятьсот франков, ни даже за тысячу!

-Что же мне теперь делать?

-Самое лучшее, говорю вам, как честный человек, починить колесо, а завтра вы пуститесь в дорогу.

-Завтра будет поздно.

-Вот тебе раз!

-Да неужели же вам понадобится целый день, чтобы починить колесо?

-Целый день, и не разгибаясь возится надо.

-Если даже двое будут работать?

-Хоть десятеро! Работать все равно в две руки.

-А если связать спицы веревками?

-Спицы-то еще куда ни шло скрепить, а ступицу уж никак. Да и ось в плохом состоянии.

-Не отдает ли у вас кто-нибудь экипажи напрокат?

-Нет.

-Нет ли другого каретника?

Конюх и каретник в один голос отвечали 'нет', покачивая головами. Очевидно, это рука судьбы, рука Провидения. Она разбила колесо тильбюри и остановила его на пути. Но он не поддался на это первое предостережение, он употребил все человеческие усилия, чтобы продолжать путь, он не от своего намерения не оступится. Если нельзя ехать дальше — придется идти пешком, все равно шанс опередить тех двоих еще есть.

Если бы разговор его с каретником происходил в комнатах постоялого двора, без свидетелей, дело тем бы и кончилось, и нам, вероятно, не пришлось бы рассказывать происшествия, которые прочтут ниже, но дело в том, что разговор происходил на улице. Всякий уличный разговор непременно соберет кучу любопытных. Всегда найдутся люди, которые только и жаждут зрелищ. Покуда он расспрашивал мастера, несколько прохожих остановились около них. Послушав несколько минут, какой-то мальчик, на которого никто не обратил внимания, отделился от общей группы зевак и пустился бежать. В тот момент, когда путешественник, после размышления, решил вернуться назад, ребенок уже возвращался. За ним шла старуха, по виду из местных обывательниц.

-Мой мальчишка сказал мне, что вы желаете нанять кабриолет? — обратилась она к путешественнику.

У бабки действительно стояло в сарае что-то вроде дпотопной плетеной таратайки. Каретник и конюх, в досаде, что путешественник от них ускользает, вмешались в разговор.

-Это ужасная колымага, -в один гоос уверяли они, -Без рессор, сиденье висит на кожаных ремнях, но только она вся как решето, — колеса заржавели, насквозь прогнили от сырости! Вряд ли она уйдет дальше тильбюри! Сущая колымага, и господин напрасно сделает, если поедет в ней.

Все это была, положим, правда, но только эта колымага, эта фура, этот предмет, каков бы он ни был, имел пару колес и мог довезти до Парижа. Для Жавера последнее обстоятельство и оказалось решающим. Он щедро заплатил, что следовало, оставил тильбюри в починку у каретника, обещая взять его на обратном пути, велел запрячь свою белую лошадку в таратайку, сел в нее и продолжил свой путь, начатый утром.

Но не успел он отъехать и сотни шагов, как услышал громкий голос, кричавший ему вслед: 'Стой, стой!' Он остановил тележку быстрым движением, что еще случилось? Это его догнал мальчишка.

-Сударь, ведь это я достал вам экипаж!

-Так что же?

-А вы мне ничего не дали?!

-Погоди минуту... сейчас распачусь. -комиссар привычно нашупал под полой плаща рукоятку дубинки. Пора наконец проучить обнаглевших в конец вымогателей, вытянувших у него кругленькую сумму, долго он себя сдерживал, но теперь время пришло... Покончив с неизбежной "раздачей пряников", он стегнул хлыстом по лошади и покатил рысью, с ветерком. Времени потеряно много и надо наверстать. Таратайка, купленная у старухи, оказалась неуклюжая и тяжелая, да и дорога шла больше в гору. Но фламандец не надул, его лошадка была молодцом и везла за двоих, даже плохая, размытая местами дождями, дорога ей оказалась нипочем.

С наступлением ночи он остановился у первого трактира, распряг лошадь и повел ее в конюшню. Согласно обещанию, данному Скоффлеру, он не отходил от яслей, пока она ела. В конюшню заглянула трактирщица, высматривая припозднившихся посетителей.

-Не угодно ли вам позавтракать, сударь? -спросила она, игриво подмигнув "заезжему барину". Ушла бабенка намекала, что за отдельную плату может предоставить и другие услуги.

Он пошел вслед за женщиной, у которой было деревенское свежее и веселое лицо. Она повела его в большую залу, где было много столов, покрытых клеенкой вместо скатерти. Толстая фламандка-служанка наскоро поставила ему прибор. Он глядел на девушку с каким-то отрадным чувством, оценивая ее внушительные формы. "И эту бы тоже...", дайте только срок, будут у него большие деньги, а там и бабы набегут сами. Кормили в трактирчике на редкость скверно, так показалось Жаверу, но возможно ему от волнения просто "кусок в рот не шел".

За другим столом поодаль завтракал ломовой извозчик. Он обратился к этому человеку:

-Отчего это у них сыр такой горький, и вино — кислятина?

Извозчик был родом из эльзаских немцев и не понял толком ничего, тупой пруссак. Пришлось комиссару вернулся в конюшню к своей лошади, следовало проверить, как с ней обошлись.

Кое-как проведя ночь в обществе клопов на жесткой койке, с первыми лучами солнца комиссар кинулся в путь. Что делал он по дороге? О чем думал он? Как и поутру, он смотрел, как мелькали деревья, соломенные крыши, возделанные поля, наблюдал, как исчезали ландшафты на каждом повороте дороги. Такое созерцание порою наполняет душу и избавляет ее от дум. Видеть тысячи предметов в первый и последний раз, есть ли что-нибудь более меланхолическое и глубокое...

Настали сумерки, дети, выходившие из школы, остановились поглазеть на проезжего. Выезжая из очередного села, он встретил рабочего, поправлявшего дорогу...

Наконец к вечеру, уже в темноте Жавер добрался до Парижа и не теряя времени приступил к делу, благо старые связи и знакомства сыщика позволяли. Ему удалось выиграть почти целые сутки у злоумышленников и теперь надо с толком использовать каждый драгоценный час.

........................................................

Разбег, толчок, краткий миг полета бездной и вот — "ух-х-х"... С утробным звуком пружинит тонкий лист кровельного железа под ногами. Адреналин буквально "крышу срывает" от таких головоломных трюков. Так вот и надо видимо тренировать олимпийцев, одно дело когда под тобой площадка с песком, и совсем другое — двадцать пять или более метров падения вниз на голые камни. Здесь все в живую, без страховки и каскадеров, исполнять приходится все самому, лично и попытка дается судьбою одна. Киногерою после такого прыжка по закону жанра следует еще упасть, изящно перекатится и выхватить из кобуры оружие, но Александр проделывать эти манипуляции не стал. Слишком уж опасный уклон, чтоб так кататься — можно закончить и на мостовой, да и никто их не преследует в этот раз. Несколько минут назад он предавался объятиям Морфей и был разбужен толчком в бок.

-Вставай черт! В тюрьме отоспишься!

-Что случилось? -спросонья Сашка не сразу понял в чем дело.

-Тихо! Слушай, под нами... никак облава идет? -ответил ему Фигнер.

Действительно снизу доносился подозрительный шум, словно точно тащили кого-то силой вниз по узким лестничным пролетам. Крики, ругань, женский визг и причитания, двери хлопают — что-то происходило и "галерка" явно не будет со временем обделена вниманием, пока же "шерстят" другие этажи.

Сборы недолги, после той памятной встречи с полицейским бдительность у Самойловича быстро дошла до масштабов поистине параноидальных. Бывало он срывался с места по первому же малейшему признаку опасности, доверяя в таких случаях больше своей интуиции, чем реальным фактам. Ценное имущество еще с вечера рассортировано и аккуратно сложено в дорожные мешки, все заранее подготовлено к внезапному бегству. Холодный воздух ноября бодрит и прекрасно, лучше чем крепкий кофе, прогоняет остатки сна, а звездное осеннее небо над головой добавляет своеобразный колорит в такие ночные похождения. Но им не до романтики и созерцания окружающей действительности, к слову довольно убогой, надо поскорее убраться из временного прибежища. Встречаться с представителями властей не было ни малейшего желания, а значит путь остается один — на крышу соседнего дома. Разбегайся и птичкой вперед, Фигнер так сходу и перелетел, а вот Сашке пришлось серьезно поработать, он тяжелее на подъем, но в этот раз успешно справился.

Александр быстро оглянулся назад — там никого, обычно в парижской полиции не находилось желающих гонятся за всякой сволочью по крышам. Впереди тоже пустота, напарник проворно скрылся за кирпичным выступом высокого брандмауэра, надо торопится вслед за ним...

-Чего возишься, быстрее давай! -торопит его Фигнер.

-Не выйдет, дверь чердака заперта изнутри, да еще на висячий замок похоже.

-??? -немой вопрос.

Ответ впрочем известен сразу, надо пробиться через толстые доски, проделать отверстие, через которое можно добраться до запора. Но нетерпеливого Самойловича такой вариант не устраивает.

-Ты брат эдак час тут проковыряешься? Пойдем спустимся вниз через окна мансард. Не ночевать же здесь!

И так тоже можно, они сунулись в ближайшее окно и Фигнер уже стал осторожно вскрывать стамеской раму но почти сразу и передумал.

-Семья с малыми детьми... вон игрушки видно на подоконнике. Коли проснутся крику не оберешься.

Не проблема — оконных проемов много и вскоре друзья нашли среди них подходящий "путь к спасению". Отжать створки недолго, дело нескольких минут для опытного человека, главное — только бы не разбудить обитателей чердака. В этот раз место выбрали удачно, здесь многочисленные постояльцы спят мертвым сном, усиленным действием алкоголя. По-доброму надо бы проветрить сперва, в помещении буквально "хоть топор вещай", как в России говорят. Густой сивушно-табачный туман висел непроницаемым для взгляда слоем на уровне метра, впереди ничего не разобрать. Поэтому выбирались они пригнувшись, чуть ли не на четвереньках, с трудом лаврируя между спавшими вповалку на полу пьянчужками. Александр шел первым и уже добрался до входной двери, как внезапно один из "умерших" ожил и схватил Фигнера, идущего сзади, за обшлаг рукава блузы.

-Эй мужик, ты кто? Откуда взялся... хр-р-р... -раздалось сипение, словно из чайника.

-Архангел Гавриил по твою душу! -бодро ответил неожиданному собеседнику Самойлович и подтвердил сказанное точным ударом. "Хрясть!" — и пьяница отправлен досматривать сны в принудительном порядке, остальные, сраженные Бахусом, обитатели квартиры никак на это событие не отреагировали.

Можно сказать, что отработали они тогда вариант быстрой эвакуации, попутно выяснились кое-какие детали: так оказывается выход на крышу все же местами надежно запирают и впредь решено было обзавестись специально для таких случаев мотком хорошей веревки. Но это уже заботы на утро, а пока надо куда-то пристроится, в два часа ночи не пустят даже в самую захудалую ночлежку, тут таланты Фигнера по части работы с людьми не помогут.

Бродить до утра по улицам Парижа, да еще с дорожным мешком за спиной — плохая идея, так можно и внимание полиции, от которой только что успешно ушли, привлечь ненароком. Питейные заведения в эту пору уже закрыты, столица все же, следят более-менее за порядком, поэтому положение безвыходное.

-Глянь, туда! Вон под мостом огонек, никак золоторотцы костер жгут? -приметил в одно месте Самойлоич и недолго думая направился туда, увлекая за собой и своего спутника.

Остаток ночи они провели вместе с самыми обездоленными жителями "столицы мира", теми у кого и нескольких су на ночлежку нет — гаменами, "детьми улицы". Поделились с малолетними бродяжками хлебом и колбасой, а те в свою очередь угостили Фигнера и Сашку ворованной картошкой. Так до утра и просидели у огня, Александр помалкивал, его соратник же вовсю общался с "Гаврошами", получая при этом массу полезных сведений о столичной жизни.

Глава 13. Первый приступ.

Вопреки ожиданиям Сашки, Фигнер решил все же начать не с поиска подходящей позиции для стрелка, его куда более заинтересовывала возможность перехватить эскорт Бонапарта по дороге. Скорее всего причина заключалась в том, что императора в процессе передвижения охраняли исключительно военные — два взвода конных егерей или карабинеров, своего рода "почетный караул". Такая "стража" с виду весьма красивая и внушительная, на самом деле была куда менее бдительной и эффективной нежели люди Фуше и Самойлович полагал, что с ними справится будет намного проще. Но и тут требовалась основательная подготовка, на "дурачка" нечего было и пробовать. Если обычные маршруты передвижения "его" они установили достаточно быстро, то вопрос с охраной все же требовал глубокой проработки. Особенно обеспокоили циркулировавшие тогда в Париже слухи, что якобы император с недавнего времени использует специальный, бронированный экипаж.

В просторном каретном сарае царит полумрак, Александр с наслаждением разлегся на мягких кожаных подушках сидения дорогого экипажа, любят все же французы пошлую роскошь. Приятно так подремать и отдохнуть в обеденный перерыв, после интенсивного труда. Ранее ему доводилось ездить только на "империале", на верхней части дилижансов, оказывается внутри эти неуклюжие на вид сооружения выглядят достаточно приятно. С салоном vip-лимузина конечно не сравнить, но все же можно достаточно удобно устроится.

Ушлый Фигнер подошел к исследованию "брони Наполеона" самым простым путем — они нанялись на работу в ту самую мастерскую, что производила для императорского двора всевозможные повозки. Благо в начале 19-го века до особых режимных предприятий еще никто не додумался даже в первой империи и приняли их без всяких нареканий или проверок, специальности как раз подошли: Сашку определили слесарем, его напарник занялся столярными работами...

Легкий тычок вывел нашего современника из состояния приятной нирваны, это Самойлович, устроившийся на сидении напротив наконец про него вспомнил.

-Ишь барином развалился! Какие мысли будут по делу? -последовал вопрос, судя по всему отец-командир уже решил, что с "предметом изучения" за полторы недели они ознакомились вполне достаточно и пора делать определенный выводы.

-А никаких! -вздохнул Сашка и снова закрыл глаза, -В этой коробченке я его достать выстрелом из карабина не смогу. Наугад бить бессмысленно, здесь шесть "сидячих" мест как и угадать, где он соизволит расположится?

-Гранату в эскорт кинуть, тогда может быть остановится и выйдет посмотреть, что случилось? -предположил напарник, вспомнив рассказы Сашки и покушении народовольцев на царя-освободителя, -Тут ты ег голубчика и снимешь?

-В 1800-м году, ну тогда с Кадудалем ведь не вылез, а рвануло куда как сильнее.

-Да верно...

Как и предполагал Александр никакой брони на дорожной карете Бонапарта не было и в помине. Конструкция экипажа была усилена лишь листами обычного тонкого кровельного железа. Они незаметно позаимствовали из мастерской один такой лист и постреляли из пистолета и револьвера по нему за городом. С двадцати шагов подобная "защита" не останавливала даже обычные мягкие свинцовые пули, а ТТ и вовсе ее игнорировал, оставляя на кровельном железе небольшие аккуратные отверстия. Только пакет подобных пластин мог бы выступить в роли брони, но в этом случае вес экипажа будет уж совсем запредельным, да и судя по опросу рабочих и мастеров "Франсуа Нике и сыновья", главный заказчик — Бони не заморачивался такими извращенными изысками. Ценил император Франции не только комфорт, но и быструю езду, вот и приходилось поневоле жертвовать безопасностью.

-А ежели к примеру, гранату под эту тарантайку закинуть? -после некоторого, недолгого раздумья предложил Самойлович, -Может осколками снизу нашего черта и насмерть посечет?

-Вряд ли, опять же днище они как раз и усилили железом. Вспомни, что нам Шарль, старший мастер, намедни рассказывал. -вовремя отрезвил зарвавшегося было Фигнера Александр. Действительно, в этом случае что-то гарантировать было невозможно, может быть "он" пострадает, а может просто отделается легким испугом.

-Тогда надлежит использовать их все скопом, сделаем связку дабы усилить действие! -сразу же предложил тот, идея очевидная даже для начала 19-го века, именно так и боролись когда-то с бронетехникой в первую мировую войну.

-Не выйдет, одна обязательно сработает раньше других и выкинет остальные прямо на нас или, не дай бог, в толпу зевак улетят... Такого варианта развития событий они рассчитывали избежать, поэтому обсуждение чуть было не зашло в тупик. Перерыв тем временем подходил к концу и Сашка собирался было уже идти обратно к своего верстаку, как на соратника вдруг да снизошло очередное озарение.

-Окно!!! Да окно экипажа... надобно разбить выстрелом и забросить гранату внутрь кареты. Обмануть конвой и подобраться поближе — на расстояние броска.

-Сойдет пожалуй, за неимением лучшего. -согласился Александр с данным предложением.

Такое решение давало высокие шансы на достижение успеха, особенно если учесть плачевное состояние медицины того времени. Даже император в этом случае имел шансов выжить не более, чем простой солдат, попавший под разрыв бомбы или гранаты. На этом месте импровизированное совещание пришлось срочно прервать, прибежал по их душу подмастерье — хозяин требовал приступить к работе, время обеденного отдыха давно вышло. Порядки в "образцовом" каретно-экипажном заведении, надо сказать, царили весьма своеобразные, если слово 'порядок' вообще здесь применимо. По крайней мере у Александра сложилось впечатление, что никто кроме его с Фигнером и нескольких подростков-учеников по настоящему и не работал, возможно они как раз попали на неделю после праздников? Стоит мастеру отлучится на пару минут, как смотришь — народ и разбежался кто куда, один работник вышел покурить, другой побежал в кабачок промочить горло вином, третий и вовсе исчез бесследно, а четвертый который день с утра отсутствует — ушел в запой.

-У нас в России на казенных мануфактурах и заводах тоже самое почитай. Коли труд не сдельно оплачивают, так мастеровщина и бьет баклуши весь день. -поспешил объяснить Фигнер, увидев недоумение напарника, он был знаком не по наслышке с порядками к российской промышленности, -Ну да нам сие безобразие на руку... Пора отсюда уходить, я к вечеру затею драку с кем-нибудь и нас выставят прочь.

С оплатой дело обстояло примерно так же как и с работой, ее надо было еще "истребовать" и тут уже основную роль играли личные отношения с начальством. Как и следовало ожидать ни единого су они с Самойловичем не заработали, ну да и черт с ним, не ради денег ведь старались. В качестве компенсации они прихватили "на память" кое-какой столярный и слесарный инструмент, благо контроль и учет на предприятии почти не велся, тут вообще царил редкостный бардак. Не то, что бы Сашка был по натуре такой мелочный и жадный, но наличие собственного "инвентаря" существенно расширяло их возможности по части разведки. Теперь можно было под предлогом "лужу, паяю, починяю... и прочее" смело ломится в любую частную квартиру, подыскивая подходящую позицию для охоты на "красного зверя". Просто так, с голыми руками, как они быстро выяснили на собственном опыте, ходить по частным домам явно не стоило, поскольку обычно таких 'визитеров' дальше порога не пускали. Да и с точки зрения полиции кустарь-одиночка выглядит куда как менее подозрительным в отличие от обычного парижского пролетария.

............................................................................

Сердце стучит бешено, как сошедший с ума метроном, легкие просто разрываются на части от недостатка воздуха — тоннель дождевой канализации, где и выпрямится в полный пост невозможно — не самое лучшее место для забега на время, но выбирать не приходится. Кто сказал, что время — деньги, нет здесь ставки другие, и утекающие секунды не измерить в золотом эквиваленте... время — жизнь. Оглядываться некогда, но Александр знает, что далеко позади, прыгнувший вслед за ним в темную дыру тоннеля, конный егерь из эскорта Наполеона вскидывает тяжелый кавалерийский пистолет и пытается прицелится. Чуть промедлишь и тяжелый свинцовый шарик отправится в полет, а промахнутся трудно, длинная прямая галерея шириной чуть более 80 сантиметров и высотой местами менее метра, не оставляет живой мишени ни единого шанса и только в быстроте ног — спасение. Удар в стену, грудью и отчасти лицом — ура, смертельно опасный прямолинейный участок закончился, теперь последует поворот налево и запоздавший выстрел врага пропадет даром, свинцовая пуля лишь размажется об известняковую стенку. Еще двадцать шагов на ощупь, не видно ни зги, наконец долгожданный камень-ступенька, прыжок вправо-вверх и вот уже Сашка проваливается в совершенно другую подземную "сеть" — в этом месте они случайно обнаружили вход в парижские катакомбы. Полдела сделано и погоня, если таковая и будет теперь неизбежно проскочит мимо, запутается в хитросплетениях дождевой канализации, проходящей под городскими улицами, Александра и его соратника им там не найти, а вот различно мусора и дохлых, да и живых крыс — сколько угодно. Еще несколько минут бега по бывшей каменоломне, где дышать все же чуть легче, чем в канализации и вот долгожданная цель — берег Сены, куда выходит подземная выработка... Видимо в этом месте в далекие времена каменные блоки выгружали на различные плавсредства для дальнейшей транспортировки к потребителю.

-Три минуты и сорок семь секунд! -звонко щелкнул где-то за спиной секундомером невидимый Фигнер, -В этот раз уже получше у тебя вышло. А то в первых раз ты едва в пять минут управился.

Александр хотел было, что-то нецензурное сказать по этому поводу, но совершенно не было сил, весь выложился до конца, осталось только жадно вдыхать свежий воздух, да любоваться на проплывающие по реке разнообразные уродливые посудины, навигация на Сене открыта круглый год. Идею использовать для эвакуации с места покушения подземные коммуникации подсказал Самойловичу он, до этого несколько раз пытались они "отработать" отход по поверхности, выходило на редкость плохо, можно даже сказать — 'провально'. Из пяти пробных попыток в двух случаях они наткнулись на полицейские и военные патрули, которые в другой ситуации обязательно задержали бы бегущих с места взрыва подозрительных субъектов. Еще в двух тренировках возникли различные непредвиденные препятствия и в последней, когда решили для конспирации разделится — Александр самым банальным образом заблудился среди хитросплетения незнакомых улиц и переулков. До вечера он плутал по различным парижским кварталам, пока наконец, уже в полной темноте, случайно не вышел к назначенной точке сбора в одном из предместий. Между тем их так называемое "бегство" или точнее — отход, эвакуация, очень важный элемент предстоящей акции по устранению императора Франции. Кто бы там его впоследствии не заменил, преемнику надо обязательно оставить возможность "сохранить лицо". Никакого "российского следа" в покушении на Бонапарта остаться не должно, даже малейшие намеки следует напрочь исключить. Только в этом случаем можно более-менее гарантировать отсутствие печально известной "грозы 12-го года", иначе война все же состоится, пусть и без знаменитого полководца-императора. Так все и было изначально задумано, поэтому ни один из участников покушения, а равно и различные улики однозначно указывающие на российское происхождение террористов, в руки полиции попасть не должны ни в коем случае. Иначе провал — все труды впустую и тогда войны 1812 года не избежать. Согласно замыслу военного министра российской империи генерала Бакрлая-де-Толли, покушение французские власти должны однозначно отнести на счет своих же роялистов, неоднократно уже и ранее пытавшихся убить Наполеона.

Нет в можно было и "просто убежать", не заморачиваясь такими экзотическими приемами, но только в теории... На практике оказалось, что даже без всяких взрывов и стрельбы очень трудно пройти днем по оживленным, наполненными людьми улицам города и не наткнутся по дороге на полицейский обход или военный патруль, да и просто праздношатающихся людей в форме и с оружием хватало. А что будет в назначенный "день Х"? Шансы избежать нежелательной встречи стремятся к нулю, хотели сперва было использовать шустрый наемный экипаж, но как оказалось — дорожные "пробки" отнюдь не изобретение ХХ века и точно так же они возникают подчас неожиданно... Разве что попробовать удрать верхом, но Александр еще тот кавалерист, да и в любом случае езда на лошади по улицам города — занятие безусловно интересное и увлекательное, но трудно предсказуемое в плане времени и маршрута.

Оставался только один последний вариант, целиком положится на удачу, на везение, да на свое оружие и пробиваться силой — не самое лучшее решение: "Я разведчик, ты шпион, я один, вас миллион..."

-Ведь словят же поди суки как вандейца Кадудаля в 1800 году... -сказал по этому поводу Фигнер, -Ей богу поймают, но куда теперь деваться? Вот незадача, даже мертвыми им руки попасть нам нельзя!

-Известно, что когда господу богу нечего делать, он открывает окно и любуется на парижские бульвары...

-Это ты к чему клонишь? Поясни!

-Да так, вспомнилось, цитата, читал в детстве книжку одну — оттуда взял. Есть у нас такой писатель — Пикуль Валентин Саввович... может быть в бункере найдется, если хорошо поискать...

-Все равно "темна вода в облацех", давай разъясняй!

-Поскольку по улицам нам уйти без боя после акции не судьба, то может быть попробовать ПОД ними? Если верить тому самому Пикулю, то в Париже должны быть в наличии катакомбы или подземные туннели? Там в наше время вроде даже иностранных туристов экскурсиями водят.

........................................................

Катакомбы, подземелья, подземные ходы... на бумаге и в кино все это выглядит на редкость романтично, аж дух захватывает, а вот в реальности увы... Остаток месяца им пришлось заниматься тяжелой и грязной работой по расчистке того самого "подземелья" — ливневой канализации. Действовали они вполне официально, благо желающих заниматься таким неблагодарным трудом немного и город сдает подобные мероприятия на подряды. Вот Фигнер и "запродал" задешево себя и напарника какому-то ушлому еврею, благо вопрос заработка у них не стоял в принципе. Хозяина-порядчика Александр так и не увидел ни разу, все дела вел исключительно Самойлович. Обычно дорожные рабочие собираются артелями от пяти и более человек в каждой, но они обходились вдвоем, лишние свидетели им совершенно ни к чему. Как правило, на столь низкооплачиваемой и тяжелой работе заняты самые, что называется "подонки общества", из числа различных в конец опустившихся парижан-бомжей. Поэтому Фигнеру не стоило больших трудов убедить подрядчика в том, что они с "братом" прекрасно справится вместо обычных пяти работяг из разряда "день работаем — два пьем".

Надрывно скрипит за спиной "минная собака" доверху нагруженная песком пополам с различным мусором. Уже от одного этого звука можно свихнутся, если изо дня в день его слушать пробираясь то на полусогнутых ногах, то местами на четвереньках практичеки в полной темноте по длинному и узкому коридору. Точно ножом режет плечо веревочная петля помочи, но останавливатся нельзя, еще десять шагов, еще пять и наконец можно будет вдохнуть вдоволь чистого воздуха. Фигнеру приходится еще хуже, он безвылазно сидит в глубине галереи и долбит слежавшийся за долгие годы песок, на поверхность поднимается только в обед и в конце рабочего дня. Первоначально они поднимали наверх вынутый грунт в обычных мешках, но уже через десять метров стало ясно, что это плохая идея и пришлось прибегнуть к простейшим средствам механизации. Название для вагонетки, кстати, Александр не сам придумал, так эту тележку и называют армейские саперы, использующее те же самые средства при отрывке минных галерей.

Работа прямо адская, если это еще не каторга, куда они с Самойловичем рискуют за свои преступные намерения попасть, то что-то очень близкое. Пашут они от темна до темна, сроки уже давно поджимают. Сашка выбрался на поверхность и прикинул, сколько они уже "подняли" с утра, куча большая, не менее кубометра на глаз, а ведь продвинулись вперед едва ли на пару шагов. Теперь еще одно изнуряющее упражнение для мышц, надо вытащить наружу с помощью веревки и блока тяжелую тележку-вагонетку и очистить ее. Гора песка постепенно растет, вечером приедут извозчики-ломовики и надо будет погрузить все это "добро" на телеги, и тогда — свобода, им остается несколько часов на прием пищи и сон, а с утра надо начинать все сначала. Никогда ранее не приходилось Сашке питатся жаренной селедкой, оказывается прекрасная еда, разве, что запах, но обоняние у него от такой работы уже почти полностью атрофировалось. Главное, что бы рыба была большая и жирная, а еще хороший стакан теплого вина в придачу и добрый кусок черного хлеба, луковица тоже не помещает, послужит приятным дополнением. Примерно так они и питались в ту пору, что-то готовить или припасать заранее времени не было и перекусывали наскоро в одном из винных погребов по пути к временному пристанищу, расположенному на чердаке одного из домов предместья.

-Скажи спасибо, что на улицу к Главному Штабу выходит ливневая канализация, а не сливная, куда отбросы спускают, а то бы пришлось и в самом деле в настоящее дерьмо нырять! -приободрил своего было приунывшего напарника Фигнер, а затем добавил, мол летом было бы еще хуже, зимой хоть запах не такой уж убийственный и можно дышать, хотя бы через раз.

Действительно, кроме песка, гальки и мелкого мусора одних крысиных трупов выгребли они примерно с тысячу, да и живые грызуны нет нет, да попадались. Одна такая мерзкая тварюшка ухитрилась даже укусить Сашку за ногу, не больно, но как-то неприятно. По всемирному закону пакости тот участок канализации, что более всего подходил для задуманного дела был основательно забит всякой дрянью, чуть ли не до потолка, такое впечатление, что его не чистили с времен еще доисторических.

По "стахановски" они совершают трудовые подвиги на благо российской империи три-четыре дня подряд, затем приходится делать перерыв, что бы придти в себя, отдохнуть, отмыться и восстановить силы. Для Александра этот день был по настоящему праздником, он и в самом деле отдыхал... Фигнер же после обеда брал специально заведенный для таких целей ящик с сапожными принадлежностями и шел на улицу, прямо туда к Главному Штабу. Требовалась информация, не то слово — как воздух была нужна, надо было "кровь из носу" но узнать, когда же Бонапарт соизволит в очередной раз посетить "мозг армии". Сходство с подростком как нельзя лучше выручало Самойловича, он юлой вертелся между офицерами и денщиками: одному сапоги почистить, другому за лошадью присмотреть надо, в лавку сбегай-принеси и так далее. Боевому офицеру приходилось стоически сносить пинки и колотушки от всяких лакеев в погонах, но дело определенно того стоило, постепенно удалось получить представление, и о маршрутах движения императорского кортежа и самое главное — о графике посещения императором Генерального Штаба. Что до места предстоящего покушения, то они угадали полностью, лучше не подберешь, подъехать к зданию громодкий экипаж здесь мог только с одной стороны улицы и по дороге ему никак не миновать решетки люка дождевой канализации. Именно подходы к этой "точке" и расчищали почти полмесяца "руссо-террористо облико аморале". Первоначально Фигнер планировал уходить по канализации до ближайшего выхода на поверхность в подвале одного из домов на этой же улице. Там можно было переодется, "сменить личину" на более подходящую к обстановке, а при некотором везении даже и отсидется несколько дней. Преследователи не имея при себе ни фонарей, ни факелов неизбежно запутались бы в лабиринте каменных туннелей, проходяхих под центральными улицами. Так они хотели, но... в один из дней лом в руках Самойловича вдруг внезапно ушел в пустоту, оказалось, что в этом месте ливневая канализация соединяется с куда более старой и развитой системой подземных коммуникаций, как раз с теми знаменитыми "пикулевскими" катакомбами. Пришлось на несколько дней прервать работу и они вдвоем некоторое время изображали героев Марка Твена, разве, что вместо свечей — электрические фонарики. Пришлось срочно корректировать первоначальный замысел, теперь можно было скрытно не просто покинуть место терракта, но даже и выбратся из города, отдельные туннели выработок выходили на поверхность чуть ли не на самых окраинах. Фигнера правда привлек другой вариант отступления, пустырь на берегу Сены показался ему куда более подходящим местом для намеченной ретирады.

-Чего ноги зря бить? Чай не казенные, а свои. Сядем в лодку и вниз по течению реки спустимся... Когда содом тут уляжется вернемся обратно и заберем вещи из тайника.

И в самом деле — это мысль, если и была в Париже речная полиция, то ее присутствие совершенно не ощущалось в отличие от сухопутной. Где уж напарник тогда купил или украл подходящее "судно" Сашка так и не узнал, но в "день Х" лодка ждала их надежно укрытая зарослями прибрежного кустарника. Было правда еще одно препятствие, в "пещере", которая одновременно являлась выходом из катакомб на берег, обосновался на постоянное жительство один из местных бомжей. Нашли они это бедолагу, можно сказать по запаху, от мужика не просто сильно "несло", а жутко воняло. Это был один из сборщиков собачьего кала, есть оказывается в большом городе и такая хитрая профессия. Экскременты идут на выделку шкурок, очень может быть все тех же собак, а из полученной после обработки кожи ремесленники шьют обувь, перчатки, шапки самого низшего ценового разряда. Самойлович даже примерные расценки назвал на это "золото" — два су за ведро, но это только за отборный продукт из собачьего питомника. Зимой не для таких занятий не сезон — сырой снег сильно мешает, и бог знает на какие средства "собиратель" в данный момент жил и пил, но трезвым и вменяемым его застать было трудно. В пещере он сидел безвылазно как рак в норе, по крайней мере там было относительно тепло, не то что на улице, где уже давно то дождь, то снег и всегда пронизывающий до костей холодный ветер, — "теплая" французская зима одним словом. Однажды заглянув на берег реки Александр знакомого уже бомжика не обнаружил, тот исчез бесследно.

-Куда ты его дел, утопил что ли? -сразу же спросил он бывшего с ним Фигнера, по катакомбам они в одиночку не ходили.

-Ну и манеры у вас в двадцать первом веке! -возмутился тот, -Чуть, что так сразу и... Денег я ему подкинул, пока тот спал — 100 франков положил прямо под голову. На радостях "собачник" и рванул в трактир. Полагаю, пока сей субъект до последнего су все не пропьет, назад не воротится.

-И насколько ему хватит?

-Смотря, что и как и с кем гулять, по моим расчетам на неделю минимум.

И так конец мучениям, свершилось и Фигнер наконец решился, согласно добытым им сведениям получалось, что "красный зверь" сам шел охотникам в руки. Все обстоятельства как нельзя способствовали успеху задуманного покушения.

-В понедельник в штабе начнется большая военная игра, а значит ОН непременно будет там. У нас остается два дня на последние приготовления. -сообщил он Александру в пятницу вечером.

-Значит все?

-А ты как считаешь... мне этот Париж теперь год жизни должен за такие каторжные труды!

За одними разговорами дело не стало, предстояло проделать массу мероприятий в свое время отложенных на "потом". Например следовало заранее расстировать вещи, что-то поедет с ними в лодке, что-то останется здесь в мансарде и возможно послужит уликами для полиции. Далее последние тренировки, хоть Александр и был уверен, что попадет с семи, или пяти метров гранатой в окно кареты, все равно командир настоял и пришлось полдня швырять камни в специальную мишень. Напарник должен был предварительно разбить окно экипажа пулей. Первоначально Самойлович хотел стрелять из обычного револьвера, к которому уже успел привыкнуть, но сразу же возникли определенные сомнения... Характерный жест, а главное — оружие могли заметить солдаты и офицеры конвоя, такие вещи от профессионального военного не скроешь. Поскольку в момент первого выстрела Александр с Фигнером фактически должны находится как бы "внутри" кортежа любая такая "мелочь" могла погубить хороший замысел на корню. Пришлось сбегать за город к тайнику и посмотреть, что там они в свое время заготовили.

-Вот он родимый, как знал, что сия вещица когда-нибудь пригодится! -и Самойлович гордо продемонстрировал некий предмет с точки зрения Сашки очень мало похожий на пистолет.

Маленький карманный двуствольный пистолетик, американцы называют подобный уродец "дерринджер" в честь создателя, оружейника XIX века Генри Деринджера. Кажется, из подобной хреновины некий актер и застрелил в упор Линкольна. Единственное достоиство такой пукалки — компактность, легко умешается в рукаве и в ладони, все остальное проходит по разделу недостатки. Александр еще в России выложил из контейнера это "чудо-оружие", справедливо полагая, что им оно не потребуется, но выходит Фигнер незаметно подсунул уродца обратно.

-А попадешь? -возникли подозрения у Сашки.

-С девяти шагов, двумя зарядами? Запросто! -заверил тот и теперь уже Александру пришлось настоять, чтобы напарник потратил время на ознакомление и освоение к нового оружия.

Так почти всю субботу на эти пригнотовления и убили, "дерринджер" к слову, несмотря на неказистый вид, не подвел своего хозяина. Без особого труда, и с указанной дистанции Фигнер из него первым же выстрелом поразил цель. Стволы у пистолетика-игрушки короткие, но нарезные, замок специфический — ударной капсюльной системы, однако, спусковой крючок один, а не два как в двустволке и выстрелы производятся последовательно из верхнего и нижнего ствола. Сашка не удержался, собрал-разобрал и почистил напоследок заокеанскую штучку, остался доволен — работает механизм как часы. На человека с такой "пушкой" он бы ни за что в жизни не пошел, да и в бой тоже, а стекла бить подойдет. Самое, что ни на есть хулиганское оружие, своего рода огнестрельный заменитель рогатки.

Затем настал черед "адской машины", в роли которой выступила ручная граната РГД-5. Все заводские маркировки и клейма были тщательно затерты, спилены или зачеканены, теперь уже ничто, ни единая буква не выдавала "русское происхождение" изделия. Александр не удержался и решил попробовать себя в качестве гравера, так на спусковом рычаге появилась надпись, которая сильно бы озадачила людей Фуше, попади отстатки гранаты им в руки.

-Ты что нацарапал грамотей?! Надо было "За бога и Короля!", а у тебя получилось "За бога и круля!" -немало удивился Самойлович, когда увидел результаты творчества своего помощника.

-Зачеканить?

-Нет не надо... увеличь только буквы "Б" и "К", если сможешь. Мы ведь по легенде вандейцы, темные малограмотные крестьяне, посему и так сойдет. Может и за панов французы наконец возьмутся... Молодец, с "крулем" хорошая штука вышла.

-Круль, или король, то кто у них будет после Бони? Все хотел спросить, но вечно забывал.

-А черт его знает, найдут какого-нибудь засранца, к следующей субботе будет видно.

Тем же вечером они закупили необходимые продукты в дорогу, пришлось ради этого совершить путешествие в соседний квартал, исключительно ради конспирации. В воскресенье утром отобранные вещи из числа снаряжения были доставлены на берег Сены в "пещеру" и укрыты там во временном тайнике, их спрятали в обычной яме слегка прикрыв камнями и хламом сверху, извлечь — буквально дело нескольких секунд. Фигнер в последний проверил лодку, посудина на месте и не потекла, впрочем зимой на такое имущество никто обычно не покушается, летом бы и дня не простояла без присмотра, желающих покататься по реке в хорошую погоду всегда хватает. Затем они прогулялись подземными туннелям катакомб и галлереям канализации вплоть до того самого "места", где завтра История этого мира должна кардинальным образом изменится. Возможно к лучшему — кто знает, увидим?

-Вот здесь мы ЕГО, сукина сына и возьмем! -Фигнер указал на чугунную решетку под самым потолком каменного свода, откуда слабо просачивался скудный свет зимнего дня. В этот момент сверху по мостовой прогрохотал какой-то большой экипаж или может быть ломовая телега, Александр невольно вжал голову в плечи, хоть и привык к таким эффектам за время работы по раскопкам канализации.

На этом последние сборы закончены, теперь им предстояло отдохнуть и набратся сил, понедельник, как известно всем — день тяжелый. Утро для "руссо туристо" в этот раз наступило раньше чем для обычных парижан. Фигнер проснулся с два часа ночи и незамедлительно поднял и Сашку.

-Вставайте сэр, вас ждут великие дела! Ха-ха... ну или мадам гильотина, как уж карты лягут.

-Может еще часок поспим?

-А нет, братец уже не могу!

Прямо на жаровне в турке, плевать на все запреты квартирных хозяев, был сварен крепчайший и ароматный кофе. Настоящий, не та экономическая смесь цикория, желудей и копченой моркови, что подают посетителям в дешевых кофейнях латинского квартала, а именно настоящая арабика, как раз сбереженная для такого экстренного случая. Похоже, что проснулись и заворчали за тонкой дощатой стенкой соседи-алкаши, там квартировала может шайка какая-то, а может и артель рабочих, кто их сволочей разберет, трезвыми эту публику не застанешь никогда. Пусть нюхают и страдают, позавчера эта компания даже не пьянствовала, а скорее "бухала" всю ночь, в прямом смысле этого слова, отравляя покой соседям по чердаку и Сашка с трудом удержался от соблазна высадить обойму ТТ по буянам прямо сквозь тонкую перегородку, по принципу "кому повезет". Теперь уже не важно, пан или пропал, пусть доносят в полицию, выбор сделан...

"Напиток богов" вышел на славу, а потом график и еще раз график, куда без него проклятого... В три часа утра нагрузив тележку необходимыми для акции инструментами и материалами они выдвинулись в сторону Главного Штаба. В районе пяти часов утра, Александр, стараясь лишний раз не шуметь вывернул ломом из гнезда чугунную решетку ливневой канализации. Затем они аккуратно разворотили, разломали и само основание, благо никто вандализму не противодействовал. Скудное освещение, полтора масляных фонаря на всю улицу скорее даже способствовало успеху, а полицейские патрули в этот "час шакала" как раз возвращаются в участки для смены, все было рассчитано до мелочей. Теперь осталось только расставить рогатки для ограничения проезда, и потихоньку ковырятся, имитируя трудовую деятельность и поджидать кортеж императора.

Ждать пришлось долго, император видимо был не из числа "ранних пташек". За это время Александр успел услышать массу нелестных коплиментов в свой адрес от пешеходов, извозчиков и кучеров. Не удивительно, они своими рогатками заблокировали примерно половину улицы по ширине и здорово досаждали многим мнстным обывателям. Фигнер ловко отругивался, порой "заворачивал" так, что даже привычные к острому словцу парижанки краснели, одним словом создавал нормальную деловую обстановку. Сашка еще пожалел, что не прихватил с собой бутерброд с сыром, он хотел взять, но Самойлович в последний момент запретил. У настоящего пролетария таких вещей с собой быть не должно, ему полагается только старый нож с зазубренным лезвием, несколько позеленевших медных монет разного достоинства, глинянная трубка системы "носогрейка" и кисет с дешевым и поганым табаком — и все. Курить не обязательно, но мешочек с зельем буд добр носи с собой, иначе можешь вызвать у окружающих ненужные подозрения...

Ближе к восьми часам утра появились некоторые признаки, того, что сегодня действительно ждут в Главном Штабе императора. Напротив мрачного и внушительного здания штаба обычно с утра толкалась целая толпа народа, кого там только там только не было, от продавцов газет и театральных билетов, до сутенеров, пытающихся найти клиентов для своих "девочек". Старшие офицеры — люди состоятельные, Бони свою армию в "черном теле" не держит, кроме высокого жалования император имеет обыкновение регулярно подкидывать генералам внушительные "презенты", умело играет на известных человеческих слабостях. А тут словно корова языком всех торгашей языком слизала, остались только двое или трое лотошников, по виду — настоящие "ряженные", переодетые полицейские агенты с казенными "деревянными" рожами, всех остальных удалили прочь.

Никакого внимания "дорожным рабочим" полиция практически не уделила, лишь раз один чин подошел и справился, кто у них подрядчик — и все.

-Мы для них как грязь уличная! На это я и надеялся. -шепнул Фигнер напарнику, чтоб поддержать его и развеять страхи.

Началось... храпит гнедой жеребец под красивым гвардейским конным егерем, картинка да и только. Но стоп, обычно впереди "поезда" движется один верховой осматривая дорогу, а почему сегодня аж целых двое? Увеличили конвой, может что-то подозревают и готовятся? У Сашки невольно зародились нехорошие сомнения, граната почти невесомая вдруг стала оттягивать карман, словно туда положили пудовую гирю... а вдруг...а если? Нет, обошлось, разве, что Фигнер схлопотал удар хлыстом по спине от конного егеря, малая плата за предстоящее безобразие.

Вот уже и остальные подтянулись, виден тот самый знаменитый "бронированный" экипаж Наполеона, а уж эскорт... мать моя, это сколько страусов надо было ощипать, чтоб соорудить такие пышные султаны из перьев на касках? Как они только завозят такую массу импортного материала из Африки несмотря на континентальную блокаду? Сашка продолжает по-тихоньку "работать", его место — на коленях возле бадьи с раствором, он усиленно перемешивает, переливает из пустого в порожнее, Фигнер с лопатой по пояс скрыт в яме, ведущей в туннель ливневой канализации оттуда он будет и стрелять по окну экипажа.

Девять часов пятнадцать минут пополудни, Бонапарт уже рядом, буквально в тридцати шагах, но время для решительный действий еще не пришло. Возле рогаток сначала конвой, а затем и экипаж императора будут вынуждены снизить скорость движения и тогда все и и произойдет. Отец-командир дал условную отмашку, пора... РГД-5 "За бога и круля" незаметно перемещается из внутреннего кармана суконной Сашкиной блузы в рукав, указательный палец левой руки захватывает кольцо, "усики" штифта заранее отогнуты еще ранним утром. Граната может продолжать оставаться в руке сколь угодно долго, так как пока не отпущен рычаг, ударник запала не может разбить капсюль. Со стороны все манипуляции выглядят донельзя безобидно, у рабочего просто застыли руки и и он пытается их согреть используя рукава блузы в качестве муфты. Александр и в самом деле адски замерз, но это совершенно другой "холод" — смертный и развеять его может только взрыв 110 граммов тротила, заключенных в стальной оболочке гранаты. Ненависть спрессованая в тол? Да нет, обойдемся без таких красочных сравнений, просто по капризу судьбы работа такая у них — императоров Франции убивать.

Последние секунды, роковой отсчет уже пошел: раз два, три и побежали. Не будет никаких красивых и сногсшибательных фокусов и трюков, которые так любят кинематографисты и авторы "бульварных" детективов. Их план на редкость прост и даже примитивен и в этом его основное достоинство. Богатый опыт отечественных "бомбистов"-народовольцев Фигнер забраковал сразу и бесповоротно. Как правило, те отчаянные ребята использовали мощные заряды динамита или мелинита, рассчитывая главным образом на фугасное действие. Непосредственный исполнитель при такой схеме или погибал от воздействия своей же бомбы или реже — попадал в руки полиции, для него отход с места акции никогда не предусматривался. Для Фигнера с Сашкой подобная раскладка совершенно не подходила, поскольку остаются многочисленные улики и свидетели, и еще велик риск устроить повторение "великого подвига" роялистов образца 1800 года. При том неудачном покушении на Наполеона, "адская машина" покрошив чуть ли не полсотни совершенно непричастных обывателей, не нанесла никакого ущерба ни императору, ни даже его многочисленной охране. Кроме того, изготовить "на коленке", в кустарных условиях подходящее по характеристикам взрывчатое вещество — задача еще та. Артиллерийскому офицеру, не по наслышке знакомому с пиротехникой не надо объяснять, что это самый лучший способ отправится на небеса как в прямом, так и в переносном смысле. Поэтому остался один-единственный верный вариант, который они и попытаются реализовать.

Карета наконец поравнялась с сидящим в яме Фигнером, вот он вскидывает руку, смотри мол брат-чернорабочий, какой важный барин едет. Так это должно выглядеть со стороны блестящего касками и сталью кирас конвоя, сегодня они еще доспехи одели? Прекрасно, лучше нельзя и пожелать, бегать в такой "сбруе" по подземным туннелям самое то...

Остался какой-то неуловимый миг, сейчас маленький "дерринждер", скрытый в рукаве куртки Самойловича выплюнет свинец, брызнет во все стороны стеклом разбитое окно экипажа. Рывок и капитан Фигнер уже в туннеле, он свое отработал, Александр кидается следом, но прежде чем скрыться под землей — короткий замах и в полет отправляется яйцеообразный предмет оливкого цвета. Бони это тебе персональный привет из двадцать первого века!

Он уже наполовину вытянул чеку, нервы на пределе, мышцы разогреты и готовы бросить тело словно пулю из ствола винтовки. Но что за... что происходит? Где выстрел??? Тишина, слышно как храпят лошади, вполголоса переговариваются рядом за спиной солдаты конвоя, дисциплина у них даже в гвардии еще та, да поскрипывают рессоры неторопливо проезжающего мимо экипажа. Почему Фигнер не выстрелил, почему бессильно опустил руку и как будто вернулся к прежнему "занятию"?

Сетка! Окно экипажа забрано снаружи тонкой, но прочной проволочной сеткой. Нет смысла бить стекло, граната внутрь все равно не попадет, пулей не порвать хитросплетение проволоки. Но когда они успели? На прошлой неделе Александр сам лично рассматривал в бинокль этот самый наполеоновский "броненосец" и ничего такого не заметил — было обычное окно, правда темного стекла.

Провал, да еще какой... и что делать в этом случае — их план такого варианта не предусматривал, Фигнер был уверен в успехе покушения на все 100%. Бежать — да поздно уже, удобный момент упущен... Мысли в голове как стадо обезумевших овец давят друг друга в попытке спастись от преследующего их безжалостного хищника, теперь остается стоять и ждать, может в самом деле на "дорожную грязь" никто не обратит внимания.

А если... надо обязательно избавится от улик, пистолетик Самойлович явно успел сбросить в канализацию и черта с два его там найдут теперь. Граната оттягивает правую руку просто неимоверной тяжестью в сто пудов, куда ее деть заразу... куда? Главное — не психовать, чеку вдавить пальцем на место до отказа, "усики" развести в стороны, теперь случайного взрыва не будет. Сзади уже наезжает один из гренадеров, его лошадь буквально дышит Сашке в спину, надо что-то срочно делать. Спокойно, ну и дурак же он, прямо так по лбу себе бы и треснул со всей силы, если бы конечно имел еще и третью руку, у него же под носом стоит бадья с раствором! Туда ее быстрее, туда гранату, пока конвой ничего не видит, потом будет поздно. Вышло все наилучшим образом, белая густая масса беззвучно поглотила РГДшку, словно и не было ее в природе, остается надеяться, что разодетые в пестрые шмотки и увешанные разными 'побрякушками' вояки копаться во "всяком дерьме" не захотят.

Экипаж императора со скоростью пешехода медленно проезжает мимо, едва-едва не задевая бортами за веревки ограждения — видать кучер тот еще асс от слова 'задница'. Александру только и остается, что бессильно провожать его взглядом, ничего поделать он не может. А вот и разгадка, почему конвой сегодня увеличили против обычного, Бони приехал играть в солдатики не один, с ним отправился кто-то еще. Вслед за первым экипажем появляется и второй — поменьше и попроще, без гербов и прочих геральдических знаков императора на дверцах.

Хреново, их похоже заметили и дело пахнет разбирательством, столь нежеланным в данный момент. Бони спокойно уехал к Штабу, не 'барское' это дело с дорожными рабочими общаться, а из второй таратайки вылез какой-то невзрачный мужичок в потертой лисьей шубе. Сашка сначала даже принял его за лакея или камердинера какого-нибудь столичного генерала, но дурной знак, не в меру развязные гвардейцы конвоя вдруг разом заткнулись, 'разговорчики в строю' точно обрезало. Похоже на сцене появился некто очень важный и значительный, равный чуть ли не самому императору. Кто бы это мог быть? Явно не военный — не в мундире, лицо желтоватое, словно человек "страдает почками" как тогда говорили, но взгляд умный и неприятный...

Обладатель лисьей шубы только кивнул и в момент спешившиеся егеря выдернули из ямы Фигнера и приволокли к нему, еще минута и пришлось подойти поближе и Сашке. Куда деваться, если в спину сзади так ласково подкалывают обнаженным палашом.

Дальше Александру оставалось только косить под дурака, да надеятся на фортуну Фигнера. Их обыскали, вывернули карманы и было заметно, что гвардейцы откровенно брезгуют поручением, видимо боятся испачкать форменные белые перчатки, но приказ "лиса" солдаты исполнили в точности. Правда, ничего криминального не обнаружилось, хвала предусмотрительности Самойловича, разве, что старые ножи, такое "оружие" тут практически у всех обывателей есть.

Начали пинать и трясти Фигнера, на предмет кто они такие, откуда взялись и какого черта расковыряли половину мостовой, тот мастерски — прирожденный актер, 'ломал шапку перед господами' и униженно оправдывался, валил 'грехи' на подрядчика, все вроде бы выглядело более-менее убедительно. Обычная полиция уже давно бы отвязалась, но этим видимо было мало, неужели все же что-то заподозрили?

-Бардак, тут у нас в столице Этьен царит. Улицы мы усиленно охраняем патрулями днем и ночью, дома проверяем обходами, а вот смотрите какие-то оборванцы спокойно роют подземные ходы где попало и никому до них дела нет! Ну а как таким способом с помощью пороха и фитиля злоумышленники подведут мину и взорвут императора? -обратился обладатель лисьей шубы к одному из своих спутников и тот сразу извлек записную книжку и стал что-то там чиркать, "а особист заметил и взял на карандаш...", что там дальше у Высоцкого было... бог память, кажется ничего хорошего. Близилась неминуемая развязка — сейчас, если по уму, то отдадут приказ арестовать потенциальных злоумышленников, жизни нашего героя и его спутника висят на волоске. Если полиция всерьез возьмет их в оборот, то конец — не помогут поддельные паспорта и рабочие книжки, тщательной проверки эти "филькины грамоты" не выдержат. Хорошо, что хоть с собой эту макулатуру таскать постоянно не надо, по местным обычаям "бумаги" всегда оставляются в залог нанимателю. Своего рода страховка, дабы нерадивые работники не исчезли бесследно, прихватив на память хозяйский инструмент.

Должны были последовать жесткие выводы, но тут судьба сжалилась на Сашкой и Фигнером, похоже ангел-хранитель в этот день активно трудится не только на службе у Наполеона Бонапарта. В роли избавителя неожиданно выступил прибежавший из Штаба запыхавшийся молоденький сублейтенант-гвардеец, видимо один из многочисленных адъютантов императора. Современники Наполеона давно подметили, что у великого полководца есть прямо какое-то маниакальное влечение к красивым мальчикам и юношам в военной форме, впрочем без "вредных последствий", в извращениях его ни разу не заметили. Как паренек того "хрена в пальто" или в шубе, назвал... господин министр??? Александр и не знал раньше, что у французов есть военный министр, да еще как оказывается чисто гражданское лицо, если судить по отсутствию мундира. Слава богу, этому въедливому "лису" дали приказ свыше немедленно прибыть в Главный Штаб и он, вверив судьбу пойманных "руссо туристо облико аморале" какому-то мелкому полицейскому чину, поспешно отбыл на зов хозяина. К счастью этот представитель власти оказался, что называется "не семи пядей во лбу" и получив распоряжение "разобраться" понял его по-своему.

-Что тут за б...во развели уроды? Сколько потребно времени чтоб все привести в порядок? -грозно рявкнул на них полицай, поигрывая очень уж похожей на дубинку увесистой тростью и как бы намекая, что ждет провинившихся в случае промедления. От оказанного "самим", всесильным министром — папой Жозефом, доверия мелкую полицейскую сошку просто распирало и это не могло не сказатся на его и так невеликих умственных способностях.

-Три часа. -осторожно промолвил Фигнер, еще не веря до конца в свою удачу и как бы опасаясь "ее" ненароком спугнуть. Он даже старался не глядеть при этом в лицо полицейскому чиновнику, как бы не вызвать часом лишних подозрений, "благородное позерство" ему было абсолютно чуждо.

-Ежели к обеду не справитель, то сгною вас, скотов эдаких, в каталажке. Будете у меня месяц куковать в карцере на хлебе и воде!

Не стоит и говорить, что работа после такого пожелания просто закипела и оба Александра закончили буквально за час. Полицейского, надзиравшего за ними, такой расклад вполне устроил, он осмотрел свежую кладку нового основания решетки на предмет изъянов и остался доволен. Затем представитель закона, дав на прощание представителям парижского "сброда" пару "отеческих" подзатыльников и пинков, отпустил их на все четыре стороны. Быстрым шагом, стараясь не бежать и не привлекать дополнительных подозрений горе-террористы поспешно бросились прочь, тачку с инструментом оставили в первом попавшемся по дороге же дворе, как только скрылись подальше из глаз "крутого начальника". В любую минуту тот мог одуматся и сообразить, что приказ заместителя Фуше "разобратся" на самом деле означал нечто совершенно иное, однако и в это раз пронесло. Огромный, по российским меркам конечно, и невероятно сложный полицейский аппарат первой империи сработал вхолостую вследствие халатности или тупости одного из низовых исполнителей, что же, такое не только в России случается. В реальной истории нашего мира точно так же поступили охранники императора в 1812, отпустив проникшего в Кремль к Наполеону под видом нищего оборванца Фигнера. Наличие у "босяка" при себе отточенного до бритвенной остроты кинжала как-то не очень их смутило, и об очередной попытке покушения на Бонапарта никто и не узнал до самого конца войны, даже "по команде" бдительные стражи не доложили.

Как они тогда с Самойловичем не спешили, однако гранату Сашка все же забрал, завернув в тряпку и сунув в карман блузы. Вещь ценная — не бросать же ее, где еще такую найдешь здесь в веке 19-м? Потом можно будет разобрать и протереть спитром, ничего этому артефакту из будущего не сделается.

Проигрывать надо уметь, не всем дано, другой бы уже в панике кинулся к спасительной лодке, чтобы побыстрее свалить из Парижа навсегда. Фигнер — иное дело, вон спокойно сидит он в углу на камне, разглядывае закопченные стены и думает, что же теперь делать, рядом пристроился прямо на земле Александр, его верный сообщник. Размышления, надо сказать честно у него нерадостные, опыт в тяжком деле освобождение императора Александра Павловича от французкого конкурента приходится приобретать и потом, и кровью и тяжкими трудами. Но в сущности ничего страшного не произошло каким-то чудом им снова удалось в последний момент вывернуться из казалось уже захлопнувшегося капкана. Плохо только то, что каждый раз их выручает не то судьба, не то "провидение", не то просто фантастическое по меркам последующей эпохи разгилдяйство чинов парижской полиции и "конторы" Фуше, а отнюдь не точный расчет и следование ранее составленному плану.

-Сашка, будь другом поищи, там где-то виноградная водка у нас была.

-Сейчас, -Александр разворошил мусор в дальнем углу "пещеры" и вытащил один из вещевых мешков, вышло так, что угадал с первого раза — как раз тот, что был набит продуктами, заготовленными на дорогу.

-Да не то, это обычное вино, водка в белой бутылке без наклейки.

Наконец искомое было найдено, Фигнер сделал большой глоток и передал емкость с "горячительным" напарнику.

-Давай пей. Теперь можно, коли все нахрен провалили... А как все хорошо начиналось.

Сашка в свою очередь приложился, жгучее пойло прокатилось огнем по горлу, но как ни удивительно практически не подействовало, ни малейшего опьянения он не почувствовал.

-Ну как тебе их высокопревосходительство лионский пулеметчик? Считай познакомились... Говорят память у этого черта такая, что единожды увидев человека уже не забудет никогда. И я его мерзкую рожу тоже на всю жизнь запомню, всю душу своим допросом гад вытянул. Сташен враг, да милостив бог Сашка... пронесло.

-Так это сам Жозеф Фуше был???

-А то... сиди! Сегодня уже все закончилось... -одернул он Александра, увидев, что тот, пораженный известием, резко вскочил на ноги и чуть ли не бежать готов, -Не знаю зачем Он притащил с собой на военную игру министра полиции, но до вечера его не отпустит точно.

-До вечера можно отдохнуть, всех шерстить подручные папы Жозефа начнут завтра с утречка. -продолжил Самойлович, похоже, что и на него алкоголь не подействовал, -Чую, выйдут боком нашему жиду-подрядчику бесплатные работники. Как он обрадовался, что нашел двоих дураков за копейки дерьмо разгребать! Жаль — ты его морду не видел, когда я подряжался и бумаги за нас подписывал. А ведь будет молчать стервец, ему нас сдавать нет выгоды... я эту породу знаю.

-Нам что остается? Валить отсюда и начинать все сначала?

-Да пожалуй, посидим немного и пойдем на новую квартиру, на старом месте появлятся уже нельзя... Документы заодно сменим, прости, но тебе опять роль дурака уготована.

Однако "просто уйти" сразу не получилось, надо было сперва избавится от лодки, на которой собирались покинуть Париж. Мало ли наткнется на нее полиция и у сыщиков может появится намерение обследовать катакомбы, а там могут случайно и в канализацию угодить. Пистолетик Фигнер, по его словам, хорошо присыпал сверху песком, когда они восстанавливали порушенную решетку. При беглом осмотре такую улику вроде бы найти не должны, но решили лишний раз не рисковать, и поэтому пришлось лезть в ледяную воду. Проклятая посудина все никак не желала отправлятся в автономное плавание по Сене и провозились они долго, пока выталкивали этот утлый челн из прибрежных зарослей.

Глава 14. Романтика на крыше.

Рождество в Париже... ночь и одиночество, редкий снежок валится с ночного неба. Фигнер куда-то ушел с наступление темноты не то на разведку, не то не выдержал и решил навестить свою парижскую пассию — Фантину.

Прошлый год ни на шаг не приблизил их к заветной цели, может новый — 1812 окажется лучше? В любом случае времени остается мало. Сашка вынужден коротать этот вечер один, вдвоем было бы веселее, хоть поговорить есть с кем о том и о сем. В той далекой жизни была задумка встретить новый год в каком -нибудь экзотическом месте и вот дождался, сбылась мечта идиота... холодный чердачный этаж и большая бутылка молодого вина, закуски нет ни крошки, лавки уже закрыты, да и лень туда идти за продуктами. Дом, где они в этот раз нашли пристанище не обычный, что-то слишком уж много тут на всех этажах молоденьких девок, собственно это почти все жители кроме последнего чердачного ими и представлены. Он прислушался к звукам доносившимся снизу, народ который день гуляет, праздники все же, а ты вынужден сидеть на этой вышке. Может сходить навестить веселых разбитных девочек с третьего этажа? Они ему и Фигнеру кое-что должны, если подумать, дважды на днях девки прибегали к ним наверх, звали на помощь, чтобы выкинуть вон черезчур назойливых кавалеров. Самойловичу попался в дым "до синевы" пьяный офицерик, Сашке — какой-то пожилой буржуй "слегка трезвый", и того и другого спустили с лестницы. Правда не так как в России принято, а вежливо выволокли на улицу и разъяснили, что повторно являтся сюда до протрезвления не следует. До буржуя дошло сразу, а вот офицер заартачился, схватился за свою шпажонку и тогда его пришлось "успокоить".

Вообще девицы совсем даже ничего, Александр подумывал было сходить, благо совсем рядом но удержался. Первое правило конспирации: где живем, там не гадим, пусть даже речь идет о временном убежище. Поэтому местный женский пол — табу, и все же интересно как они проводят праздничные дни, судя по шуму — очень даже весело.

Одно занятие, пить молодое вино из трехлитровой бутылки, дешевую дрянь да предаватся воспоминаниям, на днях они впервые с момента прибытия в Париж навестили старых знакомых, Фантину с Козеттой, весь вечер крутились по городу, высматривая нет ли слежки, не сидит ли кто на "хвосте" и лишь почти ночью добрались до небольшого уютного домика предместье. Хорошее место Фигнер выбрал, и даже небольшой сад есть, что редкость для парижских окраин, деревья кажется — вишни, сейчас зимой не понять. По весне когда все расцветет, здесь вероятно будет красиво.

Никогда раньше он не замечал, что его тянет к семейному очагу, к детям, а тут прямо до мозга костей вдруг проняло. Малышка сразу его узнала, забралась на колени, до чего смешная у нее ночная рубашка, необычайно длинная, похоже мать сшила на вырост. Черт возьми, а ведь у него все это тихое счастье тоже могло быть, если бы... если... Посидели они с Самойловичем в гостях часа три, попили чаю с бисквитами, поговорили и Сашка поиграл с ребенком. По непонятной причине Козетта, а может Мадлен, мать ее и так и так называла, все время лезла только к нему, напрочь игнорируя присутствие Фигнера. Очень жаль, что в не зависимости от успеха или провала их предприятия Фантину и ее дочку придется оставить здесь, во Франции и не исключено — навсегда. Тащить ее с собой, при условии, что после покушения на злоумышленников развернется полномасштабная охота, совершенно нереально. Фигнер как-то заикнулся, что если повезет, то он за ней еще вернется, когда все уляжется, но сразу же замолчал и эту тему они решили более не поднимать.

Однако что-то сегодня девчонки гуляют особенно шумно, или Александру показалось? Он сделал небольшой глоток из бутылки и прислушался, что-то странное происходит, вроде сами праздники, когда народ кругом оттягивался по полной уже на исходе, пора бы и успокоится наконец. Он на всякий случай одел куртку, все равно на последнем этаже, в мансарде, жилом помещении чердачного типа в первые дни нового года было совсем не жарко. На всякий пожарный случай вещи у них были всегда собраны и аккуратно уложены в мешок, ранее таких "рюкзаков" было два, но недавно провели своего рода оптимизацию и один удалость сократить, так что теперь он готов и к отпору незванным гостям и бегству одновременно, как уж получится.

Быстрые и легкие шаги на лестнице, снизу кто-то идет, Сашка моментально весь "превратился в слух", своего спутника он так рано не ждал, тот скорее всего заявится уже утром, а может это и не к ним? Стоп, а других "квартир" на чердаке этого дома вроде бы и нет, тут все остальное место занято каким-то бельевым складом, значит без вариантов.

Стук в дверь, такое впечатление, что тот кто по ней колотит и сам охвачен паникой.

Александр с пистолетом в руке бесшумно устремляется ко входу, страясь однако держатся вне дверного проема, поближе к стене, а вдруг да шарахнут свинцом прямо через тонкую доску наудачу и такое вполне может быть. Быстрый взгляд сквозь узкую щель, не гость, а гостья оказывается пожаловала и одна, можно впустить.

Он убрал оружие и быстро отодвинул шеколду, приоткрыл дверь и тут же захопнул ее всед за ворвавшейся их тесную каморку девушкой. Эту девицу он видел раньше, но редко, чаще на глаза попадались другие. Но что это с ней такое стряслось, прибежала ночью к незнакомцу голая, не голая, а как здесь говорят "в неглиже" и трясется вся как осиновый лист. Пока Сашка запирал дверь, да прикидывал, что же произошло "нежное создание" с ходу кинулось на кровать, и залезло под одеяло. Что он там скороговоркой тараторит, пытается объяснить не разобрать совершенно.

-Да говори медленне, я так ничего не понимаю! Что случилось, любовник тебя побил?

Незаметно подкралась неприятность и крупная... со слов гостьи — идет облава на проституток, рейд местной "полиции нравов", это надо было же нарватся на столь редкое явление в столице. Фигнер, помнится, утверждал что уж этих опасатся не стоит точно, они активность проявляют раз или два в году, поскольку весь город в сущности один большой бордель и кого-то специально вылавливать особого смысла нет, достаточно просто выйти на любую улицу и там набрать "ночных и дневных бабочек" сколько душе угодно. Официально в Париже всего 2000 femmes galantes — женщин легкого поведения, они подразделяются в свою очередь на filles en cartes — эти ловят клиентов на улицах, filles en numero — обслуживают в борделях. Но статистика лукавит как всегда достаточно пройтись по любой улице и создается впечатление, что все встречные и поперечные готовы "скрасить богатому господину досуг" причем не только женщины, дело исключительно в размерах предлагаемого вознаграждения.

-Скажи им, что я твоя жена иначе заберут, а я не гулящая! -умоляет Александра девчонка, от страха даже не плачет, видимо так велик испуг, глаза сверкают в них затыло отражение ужаса.

По доброму, да и по уму следовало взять эту сообразительную "мамзель" в охапку и ласково выставить за дверь, пусть решает свои проблемы сама, так Александр и собирался поступить первоначально. Но девчонка оказалась красивой, такое у большинства парижанок редкость, обычно берут кто оригинальностью, кто просто наглостью, кто ценой. И "рука дрогнула" у него, промедлил он совсем немного, а там уже и тяжелые сапоги бухают по лестнице, такое впечатление что целый взвод пехотинцев, никак не меньше, стремглав наверх бежит разбираться — вот он и пришел долгожданный его величество "пушной зверек". Сейчас эти бугаи начнут ломится в дверь, а затем, что обязательно последует? Обыска теперь не избежать в любом случае, а у них с Фигнером тут много всяких занимательных штуковин от гранаты, электрических фонариков, до капсюлей и боеприпасов к пистолету Токарева припасено — предметы первой необходимости для каждого себя уважающего террориста. Показывать все это добро полиции, пусть даже "ндравов" особо желания нет, остается одно — бежать и срочно, в запасе может быть одна минута или чуть больше, как в жтот раз повезет.

Распахнуто настеж единственное окно мансарды и туда вылетает, прямо на заснеженную крышу сначало одеяло, затем с пронзительным визгом выскакивает полуголая девчонка, Александр с ней особо не церемонился, взял за шкирку как кошку, или скорее за волосы и без сожаления вытолкнул прямо на мороз. Третьим номером выбирается наружу он сам, собственной персоной, прихватив драгоценный вещевой мешок типа "сидор". Успели вовремя, уже хрустит под ногой свежий рождественский снежок, и ночная прохлада приятно бодрит, а за спиной из открытого окна слышится слегка приглушенное тонкими досками двери грозное требование: "Открывай, полиция!", а затем звуки ударов и хруст ломающегося дерева.

Дожидатся стражей порядка стоя на крыше прямо у распахнутого окна идея плохая и Александр, закрыв створки и быстро подобрав одеяло, погнал девку в сторону ближайшего брандмауэра. Это кирпичная или каменная противопожарная перегородка, она делит здание как бы на две или более части и возвышается на метр-полтора выше уровня кровли, в городах 21-го века до сих пор такие сооружения кое-где заметны на старых зданиях. В какой-то момент он поймал себя на мысли, что вместо того чтобы сосредоточится на предстоящей схватке думает о... даже не думает, а уже прикидывает, как бы девчонке, того... получше засадить одним словом. Виртуально со всей дури стукнув себя по голове, "реальные" руки ведь заняты в одной ТТ, второй приходится одновременно удерживать мешок, одеяло и подгонять вперед спутницу. Его случайная подружка тем временем как живая рыба на раскаленной сковородке прыгает, пытаясь видимо подольше удержаться в воздухе, холодный металл жгет босые ноги огнем, еще немного и в самом деле превратится в "ночную бабочку".

Будь он один, так сходу бы перескочил на соседнюю крышу не вступая в перестрелку с преследователями и спокойно ушел от погони, но что делать теперь? Девица может быть и перепрыгнет вслед за ним, нет даже должна — по виду "мамзель" вполне спортивная, многих фунтов жира на ягодицах еще не отрастила, ножки стройные как у газели. Однако ей потребуется больше пространства для разбега, да и тряпки свои придется оставить на память полицейским, походит и голой немного, все равно никто не увидит и не заценит ее прелестей кроме Сашки. Однако это все потребует драгоценного времени, а значит без вариантов, и ему придется сейчас принять совершенно ненужный при другом развитии событий бой.

Александр затаился как мышь, прижавшись к холодной кирпичной стенке, ТТ подготовлен к применению, патрон в стволе, курок взведен. Сейчас, как только первый полицай полезет вслед за ними на крышу, он выглянет из-за укрытия и всадит пулю противнику в колено, убивать вражину особого смысла нет. Враг ожидает увидеть что-то за брандмауэром вдали и невольно вытягивает шею, а Сашка высунется из-за "огнестенки" сбоку примерно на высоте полуметра от настила кровли — сюрприз месье, а вы не готовы! Далее он снова скроется, ответные беспорядочные выстрелы, 5-6 не более пропадут зря, пули уйдут или в воздух, или в кирпич. Как вооружены полицейские при таких операциях он представлял хорошо, у каждого имеется пара обычных казенных пистолетов, да дубинка впридачу или тяжелая трость у начальника, любят они "дага-дагу" подлинее, такой штукой удобно кого-нибудь "вытянуть" и смотрится прилично в стиле под солидного буржуа. У этих же "б...ловителей" скорее всего с собой даже по одной, единственной "пушке" на брата, они ведь на серьезное сопротивление нарваться не рассчитывают, так лишь иногда слабый пол припугнуть для острастки. Для произведение должного впечатления на девок — хватит, зачем себя обременять лишним весом? Многозарядные и многоствольные пистолеты уже существуют в природе, но они или громоздки, или очень дороги, или не надежны, поэтому встретить такое оружие в руках обычного полицейского или солдата практически невозможно. Александр такую систему, двуствольный пистолет английского производства видел лишь единственный раз среди прочего разнообразного "убитого" хлама в банде Романа, да и то "игрушка" была неисправной, один из замков сломан, и у второго ствола прогорело затравочное отверстие. После того как стражи порядка отстреляются впустую, а палить они обязательну будут — на вспышку, да и просто в темноту, в сторону предполагаемого супостата, им временно станет не до погони. Надо вытащить и эвакуировать своего раненого собрата и перезарядить оружие, последнюю операцию очень уж неудобно проделывать в темноте чердачной каморки, могут и вниз спустится к свету. Предварительны итог такой: первый катается по крыше перед окном и вопит со всей дури, зажимая руками рану, двое его подбирают и выносят, кто там в остатке, кто рискнет повторить подвиг — один, два или вообще никого не осталось в резерве? По предварительным прикидкам их не более четырех или пяти всего и заявилось, а подкрепление с нижних этажей на выстрелы прибудет не сразу, да и неизбежно столкнется на узкой и тесной лестнице с "санитарами". Таким образом нескольно столь нужных минут передышки успешно добыты, что Александру в сущности и требовалось, задачу перебить всю столичную полицию нравов он перед собой не ставил.

Дверь полицейские уже успешно вынесли, и данный момент, видимо переворачивают все кругом в поисках девки, крушат и без того убогую обстановку временного пристанища "руссо туристо". Продержалась преграда ровно минуту, на большее Сашка и не рассчитывал. Они с Фигнером всегда вселившись на новое место первым делом укрепляли и приводили в порядок входную дверь, и над этой поработали, просто ногой ее не высадить, хоть с виду гнилушка-гнилушкой. Затраты времени и труда для двух человек с "руками" невеликие, все необходимое можно легко приобрести в лавках неподалеку, и как убедился Александр на собственном опыте — мероприятие вполне оправданное. Иначе элементарно могут застать врасплох и тогда даже старый добрый ТТ не поможет отбиться от нападавших.

Резко хлопают створки окна, да так сильно что бьется одно из стекол, там и раньше была трещина.

-Эй там на крыше, давай быстро сюда шлюха, а не то пожалеешь! Мы тебя...

Судя по предъявленому ультиматуму девице в случае неповиновения гарантирован групповой секс со всем личным составом префектуры, во все мыслимые отверстия в стиле мариза де Сада, и чего-то еще дополнительно. Александр так и не разобрал, что имели ввиду "француз" он еще тот, понимает с пятого на десятое. Плюс на дессерт — минет сторожевому полицейскому бобику, а они там такие затейники оказывается и собачку специально завели для дам? Одно только не понятно, не то господа полицейские служители безумно храбрые, не то непроходимо тупые, но судя по всему мысль, что девчонка на крыше скрывается от них не одна, никому из стражей порядка в голову не пришла. Возможно у них та же проблема, что и у российских провинциальных "фараонов", тех Александру удавалось застать в уездном городе N только в двух состояниях: пьян до бесчувствия или страдает с тяжелого похмелья. Сейчас кому-то одному, кто соизволит вылезти на свежий воздух будет очень больно и обидно до слез за эту непростительную в такой ситуации ошибку...

Первый пошел, вибрирует тонкий металлический лист кровли, предательски выдавая намерения противника, можно даже и не прислушиватся особо. В ту же секунду Сашка высовывается из-за своего прикрытия, сейчас будет как это говорят юридическим языком "членовредительство", или законники как по другому эти действия называют — не суть важно.

Мать... выстрелить он не успел, опоздал на какие-то доли секунды, хоть уже и прицелился и палец уже плавно начал давить на спуск, едва он тогда остановился. Произошло чудо, за мгновение до выстрела нелепо взмахнув руками, в одной из которых был зажат пистолет, "полицай" заскользил по наклонному скату кровли в сторону улицы. Все это произошло очень быстро, раз — он в прицеле, два — уже на самом краю крыши ручонками машет, три — исчез из поля зрения и навсегда. Только полы расстегнутого черного сюртука и мелькнули напоследок, только крылья огромного ворона.

-Шы-ы-ы-ы-р... А-а-а-а!!! -только и было, металл проскрежетал по льду и крик отчаянья, а затем последовало глухое "плюх", звук такой, словно наполненый водой презерватив лопнул, только сильнее но одновременно ниже тоном. Кто же в детские годы с такой игрушкой не баловался среди городских мальчишек?

Подвели стража порядка щегольские сапожки с декоративными шпорами 'звон малиновый' и закосом под офицерские. На крыше же был под ногами тонкий слой льда снизу, замаскированный снегом — идеальная "катушка". Ничто не спасает, даже дополнительная подбивка гвоздями подошв не помогла, любая кожаная обувь скользит по такой поверхности изумительно. Одним комиссаром Мегре в парижской полиции в эту ночь стало меньше, если оценивать по "одежке" — на крышу вылез и потом колобком с нее скатился вниз совсем не рядовой страж порядка, у тех прикид проще, да и лица не столь холеные и важные. Что уж погнало вперед на ратный подвиг полицейское "их благородие" или даже "их превосходительство" осталось загадкой, может решил господин комиссар подать пример оробевшим подчиненным, а может и девка сильно приглянулась и захотелось ее первому изнасиловать, так сказать — взять по праву победителя на 'законных основаниях'. Досматривать до конца чем закончится эта комедия не было смысла, холодные камни мостовой убьют "летуна" не хуже пули, и Сашка юркнул обратно за толстую кирпичную, пожалует кто еще — "велкам", ему патрона для хорошего человека не жалко. Только и успел он краем глаза заметить усатую физиономию — белее снега в окне мансарды, затем раздались крики, местный эквивалент "русского мата", как без него родимого при таком ЧП? И через несколько минут все стихло окончательно, мансарда опустела. Повторить героическое деяние комиссара или высокопоставленного полицейского чиновника, что его там разберет, желающих что-то не нашлось, все дружно убежали вниз "спасать" пострадавшего, хоть и понятно, что теперь поздно. Вернутся ли полицейские назад для второй попытки обследовать крышу или обойдется в этот раз? Вряд ли, им проще пройтись по квартирам дома и набрать "преступниц" там, чем лезть на крышу за одной ненормальной девкой с риском свернуть себе шею, тем более после такого эпического форс-мажора у начальника. Александра никто из них не заметил, и не удивительно, все внимание отвлек на себя отправившийся в короткий полет комиссар, а выстрела из ТТ так и не последовало.

Он сам был обут в туристические ботинки, у них подошва из какой-то специальной синтетики — совершенно не скользит, недаром по накладным американцы запросили за это снаряжение такую истинно "конскую" цену. В той жизни Сашка ни за что бы себе не купил подобную обновку, хоть насущная потребность и была — приходилось временами работать на антенно-мачтовых устройствах, где мало того что лед зимой под ногами, так еще и голый металл. Девчонка не скатилась, так она босиком, прямо из теплой постели эта "нимфа" к Александру прибежала. Да и вес у нее совсем не тот, что у взрослого мужика, а может с испуга она быстро проскочила опасное место, ведь холод очень способствует быстроте передвижения.

Выждав минут десять он все же рискнул вернутся "домой", осторожно подобрался к открытому окну мансарды, последние метры продвигался почти ползком, опасаясь засады и в постоянно готовности дать отпор и открыть огонь. Пусто... все ушли, никто не остался караулить беглянку. Александр подобрал второе одеяло, истоптанное сапогами незваных гостей и каким-то чудом уцелевшую после учиненного полицейскими всеобщего разгрома бутылку с вином, а затем отправился к брандмауэру, за этой стенкой толщиной в два кирпича кровля более-менее горизонтальная и похоже остаток ночи ему с девицей суждено провести там — на небольшом пятачке прямо под звездным рождественским небом Парижа. Акробатические прыжки сегодня отменяются и надо позаботится о "мамзельке", а то еще замерзнет, на улице не май месяц.

Возникла необходимость ему максимально "утеплить" свою ночную спутницу, двух одеял для этой цели не хватило, одно сразу пошло на подстилку, не сидеть же ей на снегу — застудит еще чего-нибудь себе, а второе оказалось куцым и малопригодным в качестве плаща. Пришлось Александру расстаться со своей суконной курткой, ему не так критично, после того баловства с машиной времени можно смело подвергать себя любым испытаниям, опасность заболеть полностью исключена, хоть в снегу спи — хуже для здоровья не будет. Плохо одно, у него поверх рубашки наплечная кобура для скрытого ношения пистолета одета... но не смотреть же спокойно, как девчонка страдает от холода, посинела ведь вся уже и зубами стучит, дробь отбивает как на барабане: "тра-та-та"... Раз он имел глупость "приручить" этого зверька, значит надо быть за нее в "ответе" хотя бы до утра, когда все наконец прояснится и небо и намерения потенциального противника. Пистолет ТТ мадемуазель уже видела и вряд ли поняла, что это за машинка и для чего она предназначена, а тут в сущности просто сумка необычной формы, на кобуру начала века 19-го, так называемую "чушку" совершенно не походит. Разве расспрашивать будет, это уже хуже... ладно, он что-нибудь придумает.

Зря он опасался, оправившись от шока и маленько отогревшись девица решила поговорить со своим спасителем. Не то слово, трещала она как сорока не давая возможности хоть что-то спросить или уточнить, может нервное потрясение свою роль сыграло, а может от природы попалась такая необычайно разговорчивая особа.

На Александра обрушился нет даже на поток, а скорее лавина разнообразной информации, жаль не все он понял, вот если бы она так не 'частила'...

Девке от роду 18-ть лет, Александр немного ошибся с определением возраста, по его оценке получалось 16-17-ть, ну да ничего, почти угадал, плюс-минус один год — не критично. Она не то танцовщица не то балерина, у французов обе эти профессии обозначаются одним термином, поди разбери. Отсюда и столь редкая для женщин начала 19-го века атлетическая фигурка, попробуй-ка попрыгай весь день "легко и воздушно" на сцене с пудами целлюлита на теле. Вот только где она подвизается Сашка не понял, сперва даже возникло подозрение, уж в не том ли известном театре, в котором актрисы выступают в "костюме Евы", да и репертуар соответствующий — "античный". Фигнер рассказывал, что в Пале-Рояле есть такой специфический "очаг культуры", там вообще чего только нет, настоящая "Страна Чудес", найдется развлечение на любой, самый извращенный вкус. Но по здравому размышлению девица вряд ли выступает в стриптизе, это Александру она приглянулась, а по местным меркам — тощая девка красивой быть не может в принципе, пусть даже все остальное у нее "на высоте", как у этой молодой особы. Лицо кукольное и миловидное — почти детское, особенно когда испугана это хорошо заметно. Она брюнетка, волосы относительно длинные, впереди локоны завиты мелкие кудряшки по парижской моде, ей такая прическа идет и на болонку, как некоторые тетки совсем не похожа, ручки-ножки изящные — "точеные". Только вот статью и весом красотка подкачала, достаточно посмотреть на полотна художников того времени и сравнить с теми слоноподобными Венерами и Афродитами, что там изображены на картинах. Палаша, первая его женщина в этом мире — та да, ближе к общепринятому местному туземному идеалу красоты, да все равно чуток не дотягивает, а этой скорее всего приходится постоянно подсовывать вату под корсаж и сзади на ягодицы чего-то прикручивать для солидности. По всему выходит, что без одежды ей "балерунствовать" на сцене не судьба, не оценят должным образом. Здесь же как, если задница у бабы проходит в проем двери экипажа "во фронт", то народ уже не доволен и негодует — у "нормальной" мадам должно быть в "профиль", иначе говоря только боком обязана пролезать.

Еще кое-какие полезные и не очень сведения болтушка разгласила сразу же. Она "честная" — по меркам "передового" Парижа конечно, профессионально проституцией не занята и даже не планирует заниматься. Любовников имеет аж сразу три персоны, иначе бедной девушке в столице никак не прожить, не хватит даже на булавки — тяжелый труд танцовщицы антрепренеры оплачивает по самому минимуму. Опять для местных это "ничего", у некоторых молодых особ из мира искусства и по три десятка "спонсоров" иногда бывает. В театрально-балетной среде десять или пятнадцать "кавалеров" скорее даже норма, чем исключение. Один — Виктор, гвардейский офицер и гусар, фамилию так и не назвала, может и сама не знает. Второй — банкир не из олигархов, или просто патологический жмот, раз на квартиру приличную для своей содержанки не раскошелился, некто Арман Домерг. Третий — бедный студент из латинского квартала Андре-Жак Гарнерен. Но с "Андрюшей" у нее отношения исключительно по любви, так что его можно не считать. Остальные двое 'супругов' обслуживаются исключительно за деньги, конкубинат своего рода, временный коммерческий брак. Каким образом мадемуазель организует "доступ к телу", по принципу ли живой очереди, или по заранее утвержденному графику, так и осталось загадкой, видимо как-то выкручивается. Кордебалет, со слов девушки, у них в роду занятие семейное, мать служит капельдинершей в Опере, или 'ouvreuse' в том же театре где она подвизается, трудовая династия одним словом. Как правило, эту должность занимали женщины 40-60 лет, дочери которых нередко служили в том же театре 'крысами' — les rats, так на театральном жаргоне именовались ученицы, выступавшие в кордебалете. Капельдинерши получали ежемесячное жалованье и щедрые чаевые от зрителей, поэтому весьма дорожили своей службой. Как второй родитель — отец относится к тому, что дочку кавалеры-любовники "делят на троих" словно бутылку водки, девица скромно умолчала. Видимо для femmes de spectacles et de theatres такая ситуация — явление обычное. Женщин из мира театра нельзя официально причислить к проституткам, так как они имеют жилье, платят налоги и внешне соблюдают правила пристойности, но это не мешает им быть на содержании у мужчин.

Пока Александр выслушивал все эти откровения внизу под ними разворачивалась грандиозная "битва". Полиция нравов, понеся существенные боевые потери и озлобившись, решила отыграться в полной мере на обитателях дома, который Сашка про себя окрестил "студенческим женским общежитием", слишком уж сходство разительное. Побоище неравное, очень может статься, что единственный представитель сильной половины человечества, способный в данный момент дать озверевшим "полицаям" настоящий отпор, как раз и сидит на крыше точно Карлсон из мультфильма. Приблудные кавалеры девиц не в счет, пребывают они в состоянии алкогольной интоксикации разной степени тяжести — третий день рождественские праздники идут, да и не будут встревать "приличные" господа за временных "подружек", им не с руки. Доблестные стражи порядка побеждают на всех возможных направлениях вплоть до отхожих мест, смело теснят, обращают в бегство и берут в плен вражину пачками. Попробовали бы полицейские так же лихо и с налета зачистить какой-нибудь домик, населенный оборванцами или беглыми каторжниками в трущобах Сити или Тампля например, вот была бы потеха. Черта с два, там бы без поддержки артиллерии не обойдешься, да и не суются они туда обычно в такие гадюшники, себе дороже выходит.

Совсем рядом прямо под ними, этажом ниже лихо высадили окно, только жалобно зазвенели осколки стекла внизу по булыжникам мостовой. Отчаянный крик, пронзительный женский визг, словно медленно режут кого-то на куски живьем, да еще тупой пилой. Одна, весьма решительная представительница женского пола попыталась последовать заразительному примеру 'летчика'-комиссара, но ее в последний момент перехватили и втащили обратно за длинную юбку. Чего же они так боятся, хотел спросить Александр у "своей", но куда там "чирикает" не останавливаясь, слово не дает вставить. Однако кое-что все же она подсказала, "нравственные полицаи" те еще орлы. Они обязательно изобьют попавшую к ним в руки женщину, могут даже и намеренно покалечить в случае оказания сопротивления — как минимум пальцы сломают для "науки", бывает — изнасилуют, если девка вдруг понравится — шлюха же, ей положено. И всегда стражи закона оберут до последней нитки свою жертву, отнимут все нажитое трудами: от подаренных любовниками украшений до последнего су, зашитого в подол нижней юбки на черный день, и еще саму одежду, если хорошая, снимут и взамен выдадут в тюрьме вшивое рванье. То, что парижская полиция чрезвычайно жестока с этой категорией правонарушителей, Сашка знал и раньше: у него на глазах девка, удирая от полицейского прыгнула в Сену с набережной и утонула — никто ее вылавливать не стал. Они с Фигнером тогда были далеко и не успели помешать, местным же зевакам такое происшествие только лишнее развлечение. Не исключено, что тогда намеренно молодая женщина утопилась, не желая попасть в загребущие лапы стражей закона. Нырять за ней, вытаскивать и откачивать — была сперва такая мысль, да ведь потом придется с полицией общаться, а это пришельцам из далекой России противопоказано. Тут не как там на родине, спасешь кого-нибудь, чарку не нальют и по плечу не похлопают дружески, вместо этого будет обязательное — "Пройдемте в участок!" и протокол. Во Франции положено от казны вознаграждение за спасение утопающего и поэтому каждый случай тщательно расследует, дабы избежать выплат мошенникам. Местные хитрецы наловчились: один изображает тонущего — "Вах дорогой, в последний раз вода пью, обыдно да?", другой — героического спасателя. Полученные премиальные деньги, 20 франков хитрецы делят пополам. Столкнувшись с таким фокусом, власти немедленно приняли меры — пообещали, наоборот, платить вдвое больше за мертвое тело, извлеченное из воды. Это привело к тому, что потенциальные спасатели, завидев тонущего человека, стали дожидаться, когда жертва захлебнется и будет стоить дороже. В результате властями было принято решение вернуться к первоначальному варианту, но за вторичное спасение одного и того же человека вознаграждения не выдавать. Более одного раза топится во Франции теперь можно совершенно бесплатно и без расходов для казны.

Поражал сам масштаб полицейской операции, зачем им столько "заблудших", только в одном доме забрали чуть ли не полсотни душ, а по городу сколько выходит, куда их девают? Оказывается — чисто бизнес и ничего более, по закону задержанные проститутки должны отработать два года в мастерских при специальной женской тюрьме Сальпетриер. Как у префектуры возникает дефицит бесплатной рабсилы, занятой на пошиве солдатского нижнего белья, так и немедленно начинается очередной крестовый поход за нравственность. Девчонка дополнительно сообщила, что раньше при короле было еще хуже, отловленных "развратниц" просто отправляли скопом в заморские владения империи и раздавали в жены каторжникам или солдатам-туземцам в качестве поощрения, надо полагать. Теперь же, при Наполеоне, "гулящих девок" гуманно — британская блокада помогла, ссылают в отдаленные департаменты страны под надзор местной полиции, а там хоть с голоду не подыхай, работы все равно нет. Оказывается, и в старые добрые времена французам жилось не сладко... один отлов бездомных детей и подростков на улицах крупных городов чего стоит: по факту сплошь и рядом хватали наряду с бродяжками порой и "домашних", если гаменов не доставало до спущенной сверху нормы и с последующей отправкой "улова" гребцами на галеры! Третий рейх нервно курит в сторонке, там так кошмарили в основном евреев и цыган, немцев разве что слегка "обижали". Была очень веская причина аборигенам Бастилию в свое снести и мудаку-корольку башку отрубить гильотиной полгода спустя — надоел такой "законный порядок" всем хуже горькой редьки. Вот только не сильно им это помогло по жизни.

"идет охота на волков идет охота... на серых хищников, матерых и еще щенков..." Прямо как в руку, с нижних этажей доносится через распахнутые настежь окна плач, режут слух тоненькие детские голоса, видимо у кого-то из задержанных полицией нравов женщин остались дома малыши, куда их теперь денут, ведь детей в тюрьму отправлять не положено. Бросят видимо прямо в разгромленных холодных квартирах или на улицу выкинут. Вот она хваленая "свобода", когда хочешь — гуляй, хочешь — замерзай, никто тебе не мешает. Между тем наконец полицией одержана в жестоком бою полная победа — коварный враг наголову разбит и пленен, отловленных женщин грузят в подъехавшие к дому воронки-фуры. Набивают плотно, как шпроты в банки — вповалку, на транспорте достигается таким макаром существенная экономия для казны. Перевозка арестованных производилась в Париже в особых фургонах с железными решетками, которые местный народ прозвал 'корзинами для салата', поскольку арестантов часто пихали туда 'вповалку'. Вот одна запоздавшая к шапочному разбору девица истошно верещит на всю улицу, просит и умоляет — дайте ей одеться, срам прикрыть — выдернули же прямо из теплой постели почти в чем мать родила. Да, сейчас... захотела дурочка конфетку, ротик открой пошире, да... за руки ее и за ноги гулящую такую, раскачали молодцы-полицейские и забросили молодую особу прямо поверх остальных товарок в фуру как мешок с тряпьем, и не пискнула. Сашка осторожно приблизился к краю крыши и заглянул вниз, вот он европейский "пушной зверек", собрат российского песца, во всей своей отвратительной красе. Хорошо, хоть он сегодня удачно вывернулся, а равно и девчонке-танцовщице в этот раз повезло, а тем остальным женщинам внизу — увы, он ничем помочь не в силах.

Не хотел он ее... так вышло, как бы автоматически помимо его воли, что за жизнь? Сидит привлекательная девица рядом, доверчиво прислонившись к нему, да еще лепечет чего-то. Руки у Александра замерзли, а у нее острые коленки призывно обрисовываются под тонкой тканью ночной рубашки, хоть она руками их к себе и притянула обхватив, сжалась в комок... Согреться он намеревался только, даже мысли и не было ширинку штанов расстегивать, намеревался просто немного помять, пощипать девчонку за низ, за тощие ляжки, скорее всего и до известного женского органа бы никогда не добрался пальцами, не стал бы так обижать зря. Но балеринка неожиданно начала активно сопротивляться и этим разожгла, расставила партнера...

В процессе столь интенсивного ухаживания Сашка дважды схлопотал по лицу, пощечины не сильные, скорее "формальные", для приличия и бог знает сколько раз по шаловливым рукам. Еще несколько минут борьбы и он оставил бы эту мадемуазель Недотрогу в покое, и тут — раз и перестала зажиматься, колени раздвинула сама. Девчонка откинулась на спину, руки в стороны, глаза закрыла и "врата наслаждения" теперь вполне доступны. Картина маслом — "бери меня" называется, кто же устоит от такого откровенного предложения? Такое впечатление, что не то девица решила наградить своего спасителя за ратный труд, не то просто пришла к заключению, что там, где трое уже побывали, и четвертому кавалеру всегда местечко найдется. Первые минуты партнерша у Александра изображала жертву насилия, просто лежала и никаких признаков жизни не подавала. Но так продолжалось недолго, вскоре и глазки открылись и прекрасные ножки вдруг обхватили поясницу Сашки и задвигалась девушка в такт, так как принято при сношении. Еще немного времени прошло — отталкивает навалившегося на нее мужчину и приподнимается на локтях, она хочет сменить позу? Хорошо, продолжим работать сидя, скорее всего партнерше просто неудобно в "классической" позиции, спина мерзнет, ведь под ней лишь тонкое одеяло, а далее — холодное железо кровли. В объятиях Сашки танцовщица пробыла недолго, опять толкает его в грудь и что-то говорит, он с трудом разобрал вроде "ложись давай на спину". Придется пойти навстречу пожеланиям, пусть девушка будет сверху, какая разница, можно ведь и так развлекаться.

Оказывается, что ночь в Париже под новый год можно провести очень даже и недурно. Пусть вместо теплой уютной квартиры — холодный чердак, да еще и вдобавок полиция выгнала на улицу, вместо шампанского — кислое молодое вино, традиционного салата оливье и в помине нет. Не важно, не в этом счастье! Не нужны Александру ни елка с гирляндой, ни телевизор с идиотской физиономией очередного полупьяного не то генсека, не то президента на экране... все равно он эти "новогодние поздравления и обращения к народу" не смотрел никогда, предпочитая смаковать шипящие шампанское в обществе хороших друзей и подруг. 'Дуроскоп' же они всегда включали лишь за пять минут до полуночи, что бы не пропустить сам торжественный момент.

Голова и плечи утонули в мягком снегу, застывшее железо жжет холодом затылок — плевать, можно потерпеть. В качестве компенсации у него сегодня на "нефритовом жезле" устроилась такая представительница прекрасного пола, от которой вряд ли нормальный мужик в силах отказаться, и девица на редкость опытная, свое "женское" дело знает. Не деревенская дурочка-простушка из того разряда, что полдня уговариваешь ради пяти минут секса "по-быстрому", да еще потом вторые полдня приходится выслушивать упреки в свой адрес и слезы ей утирать, если не удается ретироваться под каким-нибудь благовидным предлогом. Плохо одно — ее нельзя полностью раздеть и полюбоваться на тело достойное кисти Рафаэля. Зима как ни как на дворе, а "моржевание" в начале 19-го века в широких массах населения первой империи не распространено. Поэтому приходится наслаждаться остальными прелестями девчонки строго "тактильно", на ощупь через одежду и одеяло в которое она постоянно куталась. Только коленки, столь не кстати соблазнившие гостя из далекой России, и видны временами из под длинной ночной рубашки, остальные "привлекательные" места приходится укрывать от холода, обнажая только на короткое время. Хорошо хоть ветра в эту прохладную ночь нет, а то бы не заладилась у них игра "входит и выходит".

И над всем этим "царским" великолепием в звездном небе царит комета 1812 года, предвестница грядущих бедствий и разрушений. Грозный вестник, прибывший из далекого космоса, как бы ненавязчиво намекает — все потуги жалких людишек что-то изменить тщетны, пришествие того самого глобального пушного зверька неотвратимо. это воля рока. Да уж зрелище... Сашку потянуло на философию, так бы и подобрать или самому придумать какую-нибудь подходящую фразу, однако не успел. Партнерша, до этого ритмично и размеренно двигавшая тазом вверх-вниз, вдруг судорожно задергалась. Что уже, все конец, а ведь он рассчитывал растянуть удовольствие на куда более длительный срок?

-Adieu monsieur! -и девица с него соскочила, легко и изящно как мотылек слетела, по сцене так же порхает не иначе. Сашка даже самого момента "расставания" не уловил, разве почувствовал, как холод добрался вдруг до его разгоряченного работой "инструмента". Ап, и волшебница, подарившая просто неземное плотское наслаждение испарилась.

Можно было бы и попридержать, но Александр не стал ее неволить, поскольку и так уже "силой овладел" и как-то "неудобно" по этой причине. Заметно было, что дышит девка тяжело и запыхается, словно воздуха ей не хватает, пусть отдохнет и соберется с силами. Ночь все будет равно длинная и делать им на крыше абсолютно нечего, только одно более-менее приличное занятие и остается.

Пока случайная ночная подружка отдыхала и "чистила перышки", Сашка немного поразмялся, прошелся к краю крыши и посмотрел, как там дела обстоят у блюстителей нравственности. Труп комиссара к тому времени с мостовой уже убрали, исчезли и зловещие черные фургоны вместе со своим беспокойным грузом. Из полицейских он внизу на мостовой заметил только двоих, беседовавших с какой-то бедно одетой старой женщиной, судя по всему — консьержкой из соседнего дома.

Он вернулся к "уютному гнездышку", хлебнул глоток вина прямо из бутылки, и mademoiselle от предложенной дешевой кислятины в свою очередь не отказалась. И почти сразу пришлось Сашке прогуляться и за брандмаэур, девушка видите ли при нем стесняется, ей надо по "малой нужде" сходить, физиология и никуда от нее не деться. Александр только предупредил, чтоб она близко к краю крыши не приближалась, а то еще, не смотря на всю свою природную ловкость и грациозность, подвиг полицейского повторит ненароком. За этими занятиями прошли почти полчаса, вернулись в итоге в исходное положение. Александр сидит, девчонка рядом и к нему прижалась "для тепла" как к нагретой печке. Мамзель не переставая "щебечет" что-то на своем родном, птичьем — французском языке. Сашка едва ли четверть понял из этого словесного извержения, в основном какие-то сплетни, каких во все века было вдосталь в любом женском коллективе. Кто там кого домогался у них в труппе и какие козни строил и так далее и тому подобное. Он не выдержал и как кот эту говорливую пташку снова "цап" как кот, все за те же посиневшие от холода маленькие колени. В этот раз героического упорного сопротивления не было, ему сразу пошли навстречу, более того партнерша охотно встала на "четыре кости" и спинку выгнула, демонстрируя свои прелести — это ей уже не в новинку. Для того времени большая редкость, может только как раз и представительницы артистической богемы и те кто вокруг них крутится, такие "продвинутые" в столь деликатной области. В этот раз Сашка свою балеринку не отпустил, какое тебе еще "адью!", нет уж давай милая дойдем с тобой до самого конца. Он удерживал в объятиях красотку, пока последнее фуэте вдвоем с ней не проделали, разрядился в нее по полной программе. Такой вот марлезонский балет, Le ballet de la Merlaison в 16 актах получился, дрозды не пострадали и то хорошо. Людовик XIII явно остался бы доволен таким раскладом, благо сам король и одновременно автор "Охоты на дроздов" не прочь был и танцовщиц по возможности приголубить.

Сколько раз они в ту ночь до самого рассвета сплетались в колобок инь-янь-хрень после очередного таймаута? Александр попыткам счет потерял, может 5-ть "яростных атак" он выдержал, а может и 7-мь, не исключено, что и больше. В конце "сражения" с девчонки, несмотря на ночной холод, пот градом катился, кудряшки на лбу слиплись и ночная рубашка на спине промокла насквозь. Вино они выпили до последней капли, утоляя жажду, оплетенная лозой пустая трехлитровая бутылка так и осталась валяться на крыше. Про эту стеклотару Сашка забыл за "делами", весной вместе со снегом скатится вниз на чью-нибудь счастливую голову.

Рассвет над крышами 'столицы мира', солнце еще не выползло из-за горизонта, и на еще видны небе звезды но уже светло. Тишина, слышно как скрипит створками незакрытое окно этажом ниже, а люди в соседних домах крепко спят кто сном праведным и спокойным, а кто — не очень, но все равно отдыхает. Девственную тишину нарушает лишь отдаленный неприятный скрежет, где-то в самом конце квартала ржавое железо скребка вступило в противоборство со льдом на камнях улицы. Проснулся какой-то ранний дворник, и этот 'долбодятел' усердствует своим ударным инструментом вовсю.

Его ночная "нимфа" к тому времени окончательно обессилела, выдохлась и "отключилась". В разгромленную полицейскими квартиру они вернутся не рискнули, предпочли остаться до утра на относительно безопасной крыше. Девчонка хотела уснуть и так и эдак вертелась под одеялом, пытаясь выбрать наиболее "теплое" положение и успокоилась свернувшись в клубок как кошка, прелестная головка оказалась при этом на коленях у сидевшего рядом с ней Сашки. Светает, ночная мгла, служившая им неплохом щитом постепенно отступает под давлением поднимающегося из-за лини горизонта дневного светила. Еще немного и проснутся городские обыватели и тогда парочка столь уютно устроившаяся на крыше кому-нибудь обязательно не понравится. Надо возвращаться "домой", но сперва следует осмотреться, кто знает ушли "незваные гости" окончательно, не оставили ли после себя засаду?

Будить "прелестное создание" Александру совершенно не хотелось, чего доброго за ним увяжется следом. Возникла проблема, что же ей под голову положить, если он встанет, то она окажется головой на снегу и обязательно проснется. Куртку свою он на нее уже давно одел, не штаны же теперь снимать? Пришлось для этой цели выдернуть из-под девицы край одеяла, служившего ей подстилкой, на первое время сойдет, по крайней мере так он решил.

ТТ опять в правой руке, граната перекочевала из сидора в карман блузы, и дорога теперь лежит вперед и вниз, если полиция нравственности все еще в доме, то придется применить оружие, других вариантов нет, иначе в растравленную ловушку может угодить Фигнер. Сашка бесшумно проскользнул через распахнутое настежь окно мансарды, вот он и "дома". Вроде бы и ломать в этом убогом жилище бедняков особо нечего, но стражи беспорядка и тут постарались на славу. Старая жестяная жаровня, которую Самойлович с трудом выклянчил у привратницы, изрядно покорежена и сплющена, превратилась в "восьмерку" под ударом тяжелого сапога. Угли рассыпаны по всему полу, хорошо хоть огня не было, а то полыхнула бы вся эта "воронья слободка" синим пламенем. Единственная табуретка разбита в щепки, от посуды остались одни черепки, на совесть постарались господа полицейские. Невольно злость на него накатила, вспомнил он один такой крестьянский домик в далекой российской деревне, там было то же самое и даже хуже... и там 'полицейские' поработали, ну да ладно.

Не время сейчас для бурных эмоций, "врага можно ненавидеть яростно, но на спуск следует нажимать хладнокровно". Первый пункт — надо обязательно осмотреть входную дверь и выяснить, почему вопреки ожиданиям она продержалась так мало — меньше минуты? Такое впечатление, что в этот раз "затупил" он сам, впустив девчонку забыл зарыть засов, внутренний же замок "полицаи", не сумев выломать дверь "навалом", открыли подобранной отмычкой. Есть и у них хорошие специалисты, в вот кстати и "воровской" инструмент на полу валяется под ногами — целая связка, хорошие стальные "крючки" заводской выделки. Ценное приобретение в коллекцию Александра и добрый знак, полицейские торопились покидая мансарду, иначе бы обязательно подобрали отмычки и унесли с собой.

Пункт второй — надо пройти вниз по лестнице до самого входа в подъезд, проверить все ли там "чисто", по крышам ему с наступлением рассвета не уйти и теперь остался только один путь для отступления — через парадный или черный входы. Четвертый этаж встретил гнетущей тишиной, двери квартир открыты настежь, а местами и отсутствуют напрочь — только и висит, болтается на косяке одинокая доска с железными петлями и вырванными с 'мясом' шурупами. Сашка быстро прошелся по всему этажу, осталась лишь последняя квартирка, кажется тут его балерина и обитала, если где и ждать засады, то скорее всего как раз здесь. Разгром кругом царит просто адский, белые перья и пух из разорванных подушек до сих пор летают в воздухе как хлопья снега. Еще говорят, что российский солдат "дикарь", мол дорвавшись до грабежа все разносит в дребадан, все вплоть до последней глиняной миски. Франко-полицаи на проверку оказались ничуть не лучше, тем более в отличии от нижних чинов российской императорской армии эти господа находились "при исполнении" и громили своих соотечественников в мирной обстановке, а не на войне. Прихожая — тут негде спрятаться и опасаться нечего, верхняя одежда сорвана с вешалок и разбросана в беспорядке по полу. Сашка продвигается дальше, маленькая — по меркам начала 19-го века кухня, под мятыми закопченными кастрюлями на плите вряд ли притаились враги, в угольном ящике тем более никого не спрячешь, слишком уж он мал. А вот и спальня — тут надо быть настороже, он не стал входить, лишь мельком заглянул через дверной проем и оценил обстановку. Комната большая и огромная кровать под пологом впечатляет с первого взгляда, настоящий боевой "траходром", площадью чуть ли не три на три метра. Тут бы ее на перине и под пологом, ловкую и гибкую танцовщицу повалять вдосталь, а не на морозе в снегу наверху. Но стоп, что это там у окна такое притаилось? Тело отреагировало на признаки опасности раньше чем мозг осознал. Большой палец сам по себе быстро опустился вниз и сняв пистолет с предохранительного взвода, рука с оружием направлена в сторону потенциальной цели — все произошло на уровне рефлексов, все на "автомате" и за считанные мгновения, за один удар сердца. В дальнем углу, под чудом уцелевшей от общего разорения, длинной до пола оконной шторой что-то заметно выпирает, создалось такое впечатление, как будто укрывается человек. А ведь у "балеринки" парня в эту ночь в квартире не было, иначе бы она не кинулась за спасением наверх к Александру. Он тотчас замер как столб, прислушиваясь — не крадется ли кто сзади, может так у них и задумано, один здесь караулит, другой зайдет противнику с тыла? Нет тихо, не скрипят за спиной доски пола и ничего не шуршит, стоит "мертвая" тишина. Он быстро оглянулся — позади чисто, никого нет, слух не подвел. Чего же этот сукин сын у окна там ждет, может сам боится, или заснул ненароком на боевом посту по утро, когда сладкая дрема одолеет кого угодно? Обычно так часовые и "отрубаются", знакомое явление еще по службе в СА, утренний сон — самый крепкий и ему труднее всего противостоять.

-Эй там, "фараон", выходи сволочь! -вполголоса прошипел Сашка, теперь деваться "полицаю" некуда, если только в окно выпрыгнет, спасаясь от пули но это едва ли, шестнадцать метров все же до земли.

Обмишурился полицейский служитель, сам себя загнал в ловушку, очень уж неудачно выбрав место для засады. Ответного выстрела можно не опасаться, Александр почти полностью скрыт за толстым косяком двери и стеной, а противник виден в своем мнимом убежище как на ладони, стоит тому резко дернутся и еще одним "укротителем девок" в парижской префектуре станет меньше. Пульс в висках как метроном отсчитывает секунды тук-тук-тук, один-два-три, ничего не происходит никакой видимой реакции на ультиматум. Чего ждет тот черт из 'полиции нравов' за рваной портьерой, неужели надеется, что противник безоружен и "дуром" пойдет ему в руки? ТТ местные аборигены могут и не счесть за пистолет, да и в полумраке враг его скорее всего не видит.

-Живее, твою мать! Иначе — стреляю! -пришлось еще раз повторить и уже громче, убивать полицейского у Александра нет ни желания, ни намерения, но и оставлять его за спиной нельзя ни в коем случае.

Опять томительное ожидание и снова никакого видимого эффекта. Выручил утренний ветерок, ворвавшийся в раскрытое окно, штора под его действием пришла в движение, заколебалась и сразу стало ясно, что за тонкой тканью укрывается или маленький ребенок, или какой-то неодушевленный предмет, но никак не взрослый человек. Александр, не убирая оружия, ужом проскочил к окну и рывком отдернул занавеску, так и есть — там мешок с грязным бельем стоит на полу. Видимо хозяйка, что в данный момент спит свернувшись в комочек под тонким одеялом на крыше, собиралась сдать эти тряпки прачке в стирку, да не успела. Сразу от сердца отлегло, боевое напряжение долой, хоть и остались еще три этажа пройти и на каждом в теории могла быть неприятная встреча с полицейскими чинами. Уже уходя он случайно наткнулся на маленький портретик на полу в разбитой, раздавленной каблуком ботинка рамке, находка подобрана и бережно перемещена на кровать. Кто это — родственник девчонки, но паренек слишком молод... разве, что старший брат. Или может статься как раз тот самый "Андрюша" с которым у нее все "по любви". Остается только посочувствовать парню, девка на редкость темпераментная и горячая, такая может и "заездить" любовника в конец.

Обойдя все остальные этажи Сашка никого не обнаружил, на улице перед зданием были видны следы успешной полицейской операции: пятна крови на камнях, обрывки одежды и нижнего белья, раздавленные сапогами различные мелкие предметы женского обихода, еще какая-то неведомая нашему современнику дребедень и невесть как затесавшийся в эту компанию одинокий тапочек малого размера, такой только ребенку впору. Все кругом тихо и мирно, можно убрать оружие обратно в кобуру и успокоится, на этот раз пронесло, ради одной девки полицейские устраивать с засаду в разгромленном ими же доме не стали.

На обратной дороге пришлось еще раз заглянуть в одну из квартир, срочно потребовался кусок тряпки и обязательно ярко красного цвета. Это условный сигнал для напарника, обычно выставляемый к окне мансарды, все у них, как у "настоящих шпионов в кино". Дома его ждал небольшой сюрприз, недолго он ходил "в разведку", минут пять-десять прошло всего от силы, девица успела за это время не только проснутся но и самостоятельно перебралась в мансарду. Идти дальше к себе она не то не решилась, не то сил не хватило, так и устроилась на топчане, служившем кроватью Александру и его спутнику. Во сне люди заметно меняются и иногда к лучшему. Вот и его ночная подружка-вакханка вдруг да превратилась в маленькую девочку, щечки красные алеют, такие маленькие и нежные, как у ребенка посмотришь — сама невинность, осталось ей только изящный пальчик в рот засунуть и пососать, как часто спящие дети поступают. Александр поправил набитую морской травой подушку у нее под головой и аккуратно подоткнул одеяло, как мог навел в жилище порядок, заткнул битое окно, как раз той самой красной тряпкой и закрыл. Хотел он еще для обогрева разжечь жаровню но не решился, дыма будет много, а тепла — одна видимость, сам он холода практически не ощущал, поэтому ограничился тем, что еще раз сбегал вниз и принес для "мамзельки" пару одеял, из числа вещей уцелевших в ходе полицейского погрома. Осталось только сидеть, любоваться на спящую "девочку" и поджидать Фигнера с его ночных похождений.

Самойлович себя долго ждать не заставил, тихие шаги на лестнице, условный стук в дверь, вот и заявился отец-командир собственной персоной.

-Что за бедлам?! Я час ходил вокруг дома, боялся зайти и все высматривал, нет ли засады! -с порога начал возмущаться Самойлович, -Улица кровищей забрызгана по самые стены и кажется — мозгами. Твоя работа, давай кайся?

-Да нет шеф, комиссар сам с крыши спрыгнул, он — добровольно, и я тут не при чем, -Александр рассказал напарнику о ночных происшествиях.

Для справедливости следует отметить, что если бы бэтмен-комиссар получил пулю в колено от Александра, то все равно закончил бы карьеру внизу на камнях мостовой, не устоял на двух ногах — куда уж там на одной удержаться? Судьба скорее всего ему такая, справедливое возмездие за женские слезы наконец настигло этого "ревнителя нравственности".

-Почто это его туда понесло? -сперва не поверил Фигнер, пришлось упомянуть и некоторые подробности и догадки, о которых ранее Сашка умолчал.

-Хм, ботинки говоришь туристические, хорошие? Не скользят совсем? Выходит я угадал, когда выбирал снаряжение, хоть и не знаю пока, как нам сие открытие использовать для дела. -вслух поделился соображениями Фигнер и только тут он наконец заметил, что они в мансарде не одни, -А это еще кто?

-Как тебе сказать, она балерина или танцовщица вроде, меня всегда к высокому искусству тянуло. Только я об этом до вчерашнего вечера не подозревал. -признался Сашка, немного смутившись.

-Ладно не заливай брат, знаю я тебя. "Девки, разврат!" -пошутил Самойлович. Причем последнюю фразу он произнес подражая скрипучему голосу старой карги, консъержки. Когда они с Фигнером пришли две недели назад снимать угол, то она на вопрос "Кто в домике живет?", что-то подобное им и выдала, желая видимо предостеречь от неизбежного "разврата".

Сборы у них как всегда недолги, все имущество уже и так заранее уложенно в вещевой мешок, но перед уходом Фигнер задержался у кровати, еще раз критически посмотрел на сашкину случайную "пассию" покачал головой, и сунул ей под подушку несколько смятых купюр.

-Девке на обзаведение. Как иначе, тут кругом ровно Мамай войной прошел, все добро, весь скарб разнесен в хлам. -пояснил он свои действия, и одновременно в шутку приструнил Сашку, -Ну и нравы у Вас там в ХХ веке! Изнасиловал молодец невинную девицу и не рубля ей не оставил? У нас так принято — поял и хоть полтину в подол, да будь добр выложи! Как хоть звать ее? Имя спросил или опять забыл?

Александр вздохнул, не стал возражать или оправдываться, познакомится они как раз с девушкой и не успели, так уж вышло все быстро, просто и по-дурацки, как всегда с женщинами по жизни у него получается. Скупостью он не страдал никогда, и если бы Фигнер просунул руку по подушку чуть дальше, то наткнулся на оставленную его напарником внушительную заначку. Лишние деньги "на обзаведение" начинающей танцовщице явно не помешают, раз уж спонсоры у нее — прямо скажем, не особо щедрые, а по части балета до уровня известной всем Майи Плисецкой девке пока далеко.

Уйти они успели вовремя и незамеченными, к счастью внимание к себе не привлекли, только-только народ от сна глаза протер, выполз на улицу. К месту ночного побоища стали подтягиваться многочисленные зеваки. Какой-то "очевидец" собрал людей возле того местечка на улице, где так удачно для Сашки, "раскинул мозгами" комиссар из полиции нравов. Врал рассказчик искренне и самозабвенно, во всю ивановскую, расписывая в красках ужасы ночного происшествия. Толпа ротозеев около него в основном и стояла, развесив уши слушала — еще бы такие значительные события. На двух пролетариев самого простецкого вида, быстро и "по стеночке" выскользнувших из злополучного дома никто из собравшихся людей и не взглянул.