Троя на двоих

И всякое барахло Задарское, и золото, затрофеенное с того боя, пришлось очень кстати к этой операции.

На всю жизнь запомнили женщины Кальяри полдень того июльского дня, такого они никогда прежде не видели, и никогда более не желали пережить и увидеть вновь — лицо амазонки.

На побережье вдоль Римской дороги стояли крепкие, массивные, низкие, большие здания складов. И протянулись они на несколько километров. И первая команда трофейщиков сразу занялась тем, что принялась наводить учет и контроль в этих складах. Охрану без разговоров кончали на месте. Такой был приказ — сардинцев не жалеть — не надо оставлять за спиной обозленных мужчин — честно, спокойно, сразу и без проблем в будущем — ножом по горлу и все дела. А вот в складах пришлось поработать. В скором темпе наводился порядок — освобождались самые вместительные, товары из них перемещались и складировались по новым спискам, учетным записям, с планами новых хозяев. Вот в эти склады и сгоняли жителей Кальяри, по преимуществу женщин, стариков, старух и детей. И работа эта требовала внимания и спокойствия. Но не всегда выдерживало хладнокровие амазонок напора страсти и возмущения пламенных сардинок, которые ничего не понимали в своей будущей участи, но не ждали от врагов ничего хорошего — многие уже поняли, что их мужья никогда к ним не присоединятся — мертвые не присоединяются.

Иногда случаи были опасными. Когда внезапно вспыхивал скандал, ор, плачь и возмущение и стенания — это было опасно своей непредсказуемостью, и амазонки крепились, но только презрительно усмехались под масками.

А иногда все было ясно, понятно, ожидаемо и просто. Так и случилось с Лоренсией Читано, вздорная она была молодуха, и муж у неё был безобразник, вечно все заслуженные деньги спускал на вино и кости, и с юности она была резкая, смелая и болтливая. И выделялась она всегда в любой толпе своим ростом, статью, красотой и резким голосом и дерзким языком. Когда Лоренсия решила покричать и повозмущаться, случилась страшная история. Сардинка открыла рот и из него полился поток ругани, обвинений и проклятий — все как обычно, сардинка лает — каракка идёт. Но вот только этой сардинке не довелось покататься на каракке — разговор с ней был до ужаса короток. Её подруги, которые сразу сплотились вокруг своей давней заводилы на всех вечеринках и празднествах — ничего сначала не поняли. Спокойным шагом к ним подошел один из этих сволочей, невысокий, но от него смертью разило за несколько дюжин шагов. А потом мразь просто вскинул руку от пояса в сторону подруги. И Читано вдруг захлебнулась криком. И только когда она упала в пыль, и вокруг головы стало расплываться пятно, сразу обращая сухую пыль в грязь войны, кровавую грязь проклятой войны — женщины осознали, что Лоренсию просто убили, зарубили без всяких размышлений, одни ударом, спокойно, как курицу убили. И женщины захлебнулись плачем и стенаниями, когда случилось более ужасное. Внезапно убийца расхохотался и все ясно услышали — да это же женщина! Молодая женщина, не мужской, не юный голос был у убийцы. А тот, словно решил показать свое истинное лицо — снял маску вместе с аккуратным шлемом, и опять расхохотался, обведя толпу глазами. И вот тогда сардинки обмочились. Перед ними стояла и скалилась в дикой ухмылке женщина — точно женщина, вот только это была не женщина, а какая-то девка Сатаны. Ярко рыжие волосы торчали ежиком с макушки до загривка, голова была с выбритыми висками, но не так, как было обычно, прилично и подобало рыцарям и другим людям меча — мужам меча. Виски были выбриты высоко, почти до макушки, оставляя на голове некое подобие гребня. И вся выбритая часть головы была в татуировках — как у моряков, воинов, охотников — но не было никакой чести в этих татуировках — только омерзение они внушали. И лицо было все расписано рваными, кривыми полосами, так что искажало черты лица в новую маску, еще более страшную и отвратительную чем та, которую сняла с себя эта чертова мразь.

'Амазонки!' — прошелестел шепот самой сообразительной — словно молния ударила в неба, в ясный чистый день все вдруг сообразили то, что, казалось, было на поверхности — это не воины, это даже не атланты — это амазонки. И вот тогда некоторые горожанки и обкакались, и свалились в обморок.

В церквях шла речь об этих дочерях Дьявола и приспешниках мерзких тварей Атлантиды. Они был хуже. Много хуже атлантов-легионеров — и всякую ересь несли попики, но общий смысл сводился к одному: 'Женщина и так близка к греху, и есть сосуд греха, а без мужской власти — просто проще в монастырь, и там с голоду загнуться, потому что не надо женщине быть. Просто и незаметно существовать можно. А вот быть — не надо'. И вот теперь женщины увидели абсолютную, полную противоположность тому, кем они были, кем были их матери и бабки — амазонка была не женщиной. Амазонка была амазонкой. На всю жизнь запомнили и поняли это сардинки — амазонки — это не женщины, это амазонки.

Глава 2. Не горы, но горе побежденным. Алексей Зубриков

К сардинкам и сардинцам у Лешки не было никакой, ни малейшей симпатии. Это объяснялось просто. Остров был большой — второе место в Средиземноморье, только Сицилия была больше на полторы тысячи квадратных километров. Для примера на Сардинку можно было тридцать две Мадейры запихать! Остров был под триста километров протяженностью с севера на юг и полторы сотни километров с востока на запад. Места много. Но это был остров, и сардинцы жили в плотном контакте друг с другом, и люди там жили многие сотни лет и многие сотни лет они прогибались под более цивилизованных соседей. Коренное население, племена сардов, с древнейших времен жили на острове, колонии на этой удобной точке в перекрестке многих торговых маршрутов, основали финикийцы, потом приплыл Карфаген, римляне, потом вандалы и византийцы, а потом итальянцы и арагонцы. Но вот почти двести лет сардинцы получили возможность жить мирно, почти самостоятельно, разделенные на четыре почти равные области — юдикаты — там Судья был главным, потому было такое 'юридическое' название для власти. Но они резали друг друга — горцы не хотели жить мирно. Это было привычно — люди во многих местах не умеют жить мирно — но не вызывало никакой симпатии. Сложно было понять и простить такую мелочную и вздорную ненависть к соседям — а за несколько тысячелетий, они там все и сроднились хоть капелькой крови на острове — не мог Лешка такого принять.

Сардинцы никогда не знали единого правления, которое обеспечивало бы им главное — цивилизованный образ жизни. Ведь 'циви' это просто 'город' — отгороженность от опасностей извне, и возможность спокойно жить и работать на поддержку своей цивилизации, на развитие условий жизни. Сардинцы жили на острове, до которого с трех сторон света: запад, север, восток — было не так уж и далеко плыть с материка. А значило это только одно — любой капитан мог в любой момент удачно пополнить запас рабов. Нужны рабы? Причаливай, высаживайся, хватай сардинцев и уплывай. Так оно и происходило, очень часто, и не было от этого никакого спасения. И никакой организованной защиты от пиратства на Сардинии никогда не было. Понятно, что особого дружелюбия к людям данный момент жизни не прибавлял.

В политическом смысле Сардиния была обычным захолустьем, которое постоянно переходило из рук в руки лидерам всех времен и народов. Получалась очень невыгодная для коренных сардов картина: их остров был нужен цивилизованным странам как место контроля торговых маршрутов, но развивать цивилизацию на острове, дать ему расцвести — этого никто не хотел из просвещенных мореплавателей, зачем? Все контролёры вкладывались в остров немного, но все хотели одного: пусть Сардиния останется базой контроля торговли, с глупыми дикарями, которые забавляются игрой в личные мсти нелепые и войнушки племенные на протяжении долгих тысячелетий. 'Разделяй и властвуй' — вот это у всех правителей на острове отлично получалось во все времена.

Атланты решили поступить как всегда небанально и выгодно для себя. У них было достаточно золота. И они решили выкупить землю острова у народа — у всех сардинцев. Жило там ничтожное количество людей, тысяч двести на весь остров. Немного поспорив между собой, сенаторы пришли к единому мнению: некоренные жители, всякие потомки оккупантов и разновременных иностранцев, у которых отличные корни на материке — ни сольдо не получат! Аристократы награбили достаточно, им хватит, могут собирать своё барахло и уплывать в свои Европы — не успеют убежать — сами себе злобные буратины. Атланты решили, что двести тысяч золотых дукатов — это отличная цена за Сардинию. План был прост, и опирался на двуличность гуманизма, всегда ведь можно любое явление рассмотреть с двух сторон: когда начнутся военные действия — мирные люди начнут страдать. И защищать этих мерзавцев и сволочей, которые сами себя ненавидят, и не способны жить в мире, защищать тупых сардов атланты не хотели — всем будет предложено — получить 'командировочные', собрать ценное по хозяйству, получить бонус барахлом от доброты и щедрости атлантов, и переехать в Прованс. На востоке была шальная Италия, которую сардинцы ненавидели — мало того, что Рим их нагибал долго и красиво, потом было время войн с пизанцами, которые захватили Сардинию и все там скупили и правили тихо и гнусно. Но потом папа римский просто назначил им Арагонского короля в качестве мудрого христианнейшего правителя! Здравствуй папа — Новый год! С какой такой радости римский папа так сделал, сардинцы не знали, но понимали — Арагон большой и богатый, просто первым договорился о цене правления над Сардинией, арагонцы дали лучшую цену. Сардинцев продали! На западе оно и было злобное Арагонское королевство, которое сокрушило их 'свободы' и оккупировало уже пару десятилетий назад. И когда пришли арагонцы народ взвыл! Нигде не было такого 'крепостничества' как в Арагоне и Кастилии — там крестьян угнетали абсолютно, практически на положении рабов трудились бедные люди. Сардинцы уже успели на своих шкурках испытать радости правления пиренейских дворян. На юге был Тунис — но арабы это несерьезно, сардинцы стали христиане давно. А вот на севере была бывшая Франция, был Прованс — земля отличная, и главное — атланты цепко уже мутили там воду, точнее, наоборот, фильтровали муть интриг и прочих сумасбродств благородных провансальских идиотов. Францию атланты рассматривали как своего 'вассала', тщательно там контролировали многие важные условия жизни — и Прованс они намеревались держать в ежовых рукавицах — сардинкам там можно было устроиться жить ничем не хуже чем на Сардинии. А горе потери родины, оставленные могилы предков, и родные горы — увы вам, не горы, но горе побежденным, не смогли вы отстоять свою свободу! Только дурить, только гадить и резать друг друга — так вы жили столетиями, вам было интересно, привычно так жить? Сами себе нажили проблем, теперь не надо возмущаться: побежденным — Прованс! Забавно, название Прованс происходило от римского названия: 'Провинция Романа' — провинция-прованс, очень смешно и неважно — окситанцы, лангедокцы, провансальцы — главное, у всех жителей южнофранцузских земель теперь был шанс начать жить и трудиться спокойно. А за атлантами не заржавеет — они обожают аристократизм! Ох и обожают агенты Аматова и Зубрикова травить и резать возмутителей спокойствия, и коммандеры Лещенко и Павлова были теми ещё тихушниками. Флотские не парились за сушу, плевать им было на города удаленные от побережья. Но вот в портах — а порты издревле были центрами цивилизованности, развивались быстрей, и жили богаче — в портах атланты наводили порядок жестокий. Толковые потомственные служащие фамилии подкупались, их проблемы решались быстро и аккуратно (внезапный удар кинжалом, болт в спину ночью, пару капель яда в бокал вина — не надо мутить воду в порту — не надо мешать хорошим людям жить и работать).

Атланты уже воплощали в жизнь одну из своих монументальных доктрин: 'Никто не имеет права воевать, кроме атлантов. И тем более, никто не имеет право развивать искусство побеждать!' На бредовом своем уровне войнушек, воюйте себе замок против замка, феодал против феодала — это можно допустить, дурная кровь всегда найдется, нет более примитивного способа борьбы с огнем, как пустить ему пал навстречу. Но крупные заморочки атланты намеревались гасить. Правда проблема турецко-европейского конфликта стояла остро, но там Константинополь поможет — уйдет бойцом старый император, уйдет в блеске славы, а может и выживет... кто знает, кто теперь может знать, какие боги хранят город Константина.

Операция по захвату Сардинии получила кодовое название 'Троя', проект 'Троя'. Почему 'Троя'? Потому что дети видели этот фильм! А если серьезно — малым количеством можно было только организовать фундаментальную оборону. Потрясающую активную оборону и лет пять наводить порядок, спуская дурную кровь у арагонских, арабских, итальянских дурачков — неважно кто пожалует мечами помахать и пальцы гнуть: 'Верните нам наше Сардинское королевство!' — фигвам, старинный индейский домик себе постройте на заднем дворе своего замка и в нем медитируйте в поисках ответа на главные вопросы человечества: 'Как же так? Кто виноват? И что теперь делать?'

Образцом выступал опыт основания цитадели Плим — город Плимут на границе Корнуолла с Англией, атланты зимой этого года просто сравняли с землей, и выстроили из годных материалов отличную цитадель — и там теперь атаковать было бесполезно современным рыцарям. Кровью бы умылись и соплями бы своими захлебнулись те, кому бы посчастливилось убежать от ответной кары легионеров, которые без разговоров топили всех: баронов и простых наемников, графов и лучников — топили в море побежденных. Пленных атланты не брали. Атлантов не интересовал выкуп совсем, то есть абсолютно. У маленьких детей с детства воспитывалось странное отношение к войне: война только до победного конца и конца жизни всех проигравших.

В Сардинию намеревались заявиться девочки корпуса амазонок капитан-легата Апфии Павловой. Фурия Эллады цвела и пахла — от её шарма Лешке хотелось бежать сломя голову куда угодно, лишь бы подальше от запаха этой соблазнительной красотки, с жаром промеж ног, с холодом в мозгах и вечной оценивающей мир прищуринке правого глаза. Апфия была монстр! Своя и родная, близкая и чудесная, чудовище, которое жило одной целью — очистить мир как положено Атлантидой. Она и её девочки выросли с мозгами промытыми идеологическими бреднями молодых попаданцев, которые очень боялись умереть в этом мире, оказавшись в нем пусть с яхтой, с поверхностными знаниями о достижениях человеческой цивилизации — но, главное, они сразу поняли — спасут их только свои, только родные, только дети, которых они выкупят из рабства и будут учить и кормить, и воспитывать в течении долгих лет. В идеи педагогического подхода было много плю%Fукат и драгоценность, стоимостью в несколько дукатов. Атлантида с вами не торгуется. Мы щедры, мы могли забрать себе всё без всякого возмещения и всех вас просто утопить в море. Вы лишены права жить на этом острове. Вас ждут в солнечном благословенном Провансе. В Марселе к вам отнесутся с вниманием и бережно — Атлантида сумела договориться с добрым правителем Рене Валуа, вы сможете с удобствами начать новую жизнь. Сказано — связано. Я сказал достаточно.