Тебе об этом уже точно донесли, и хорошо если тактично. И Николай Владимирович тоже вскорости будет информирован. А вот этот-то мне шею укоротит, не постесняется.

Я до сихъ поръ подъ впечатлѣніемъ отъ его простоты, дружелюбія и эрудиціи. В.Кн. очень заботится о томъ, чтобы мы съ Людмилой стали частью мѣстнаго общества. Храни его Господь. Публика принимаетъ насъ довольно благосклонно, ~~но врядъ ли постѣсняется домысливать въ мѣру своей испорченности~~. На этомъ завершаю свое посланіе, и очень сожалѣю, что у Васъ нѣтъ возможности присоединиться къ намъ.

Съ любовью, К.

Я не сомневаюсь, что вся местная корреспонденция проверяется специально обученными людьми, потому и не особенно тщательно запечатываю послание. Михаил Борисович, когда-нибудь потом я обязательно все объясню, а пока вживаемся в образ жадной до впечатлений выскочки.

26 июня 1898 года. Ксения Т.

Упитанный солидный дядька с темно-пепельной бородкой клинышком образовался на нашем пороге уже ближе к полудню. Сдержанно поклонился и пригласил меня к совместному моциону. А что, долго терпел, стоит оказать уважение.

— Доктор медицины Петр Андреевич Асташев. — представился он нам обеим, только вот Люське должного внимания не уделил, а зря. Вообще, человеку выросшему в эпоху победившего феминизма, до сих пор не очень комфортно выслушивать завуалированные намеки про врожденное женское слабоумие. И если знатные дамы еще на какую-то интеллектуальность претендовали порой, то особы нижних классов того лишены напрочь.

Мы чинно улыбнулись, обдумывая как бы поцензурнее представляться. Но наш гость сам выручил дам из неловкой ситуации.

— Госпожа Тюхтяева, если я не ошибаюсь. — с расстановкой произнес он, поддерживая меня за локоток. Оцхе сегодня была бодрящей, а вот солнышко припекало не в пример прошлым дням. Лето добралось до нашего ущелья и неумолимо загоняло обывателей по норкам. И только мы с доктором дефилировали под палящими лучами.

— Рада знакомству. Мой хороший знакомый Павел Георгиевич Сутягин рассказывал о Вас. — вообще-то ни слова, но мой фармацевтический аватар сейчас довольно известен в широких кругах, а мне бы не повредило заступничество хоть кого. Пусть и мы с ним мало общаемся с прошлой осени.

— Гениальный первооткрыватель? — брови моего спутника поднялись домиком. — Интересные у Вас знакомства.

Если бы ты только знал, насколько интересные.

Я сдержанно улыбнулась, как коллекционер, на закате дней собравший лучшее собрание картин, и теперь принимающий заслуженные восторги. Давай уж, излагай, почто тревожишь покой благочестивой курортницы.

— Раз уж речь зашла о медицине, то возможно Вы в курсе, чем сейчас занимается Павел Георгиевич. — оживился мой спутник. — хотя вряд ли Вас это занимает.

Да, нас это в последнее время мало занимает, но график рассылки формул мы не изменили даже в период лечения Тюхтяева, так что последние транши формул включали идею инсулина. К ней я подводила "гениального первооткрывателя" не первый месяц, и теперь в подвале татищевского флигеля разместился целый виварий. Сдается мне, Сутягин надолго застрял на этом вопросе, так что особых финансовых сдвигов наша малая фармация покуда не принесла.

— Насколько я помню, перед нашим приездом сюда Павел Георгиевич продолжал опыты в области лечения диабета. — небрежно сообщила я. — С прошлой осени вплотную занят этим вопросом.

А с тех пор как его главного пациента похитили злодеи, то и отвлекать от работы некому и нечем. Вплотную занят. Глядишь, и слепит что полезное, а то люди стремительно слепнут и мучительно гибнут без помощи.

— Подумать только, сколь многогранен человеческий разум, дающий одному человеку талант находить лечение в разных областях медицины! — восхищенно, но без примеси зависти воскликнул Петр Андреевич, а я незлым тихим словом вспомнила упрямство и косность фармацевта, стоившую мне в свое время немалых ссор. Небось икается ему сейчас нещадно.

— Да, неординарная личность. — отчего-то припомнилась совсем неэтичная сцена, когда я выпытывала у светила медицины местоположение своего мужа.

— Я обязательно должен написать ему! — бормотал мой спутник и казалось уже забыл зачем пришел. Можно подумать, я не догадываюсь.

Некоторое время я выслушивала краткий экскурс в терапию аутоиммунных заболеваний, причем мой собеседник регулярно одергивал себя и пытался переходить на упрощенные объяснения, покуда я не сжалилась и не сообщила, что о медицине имею некоторое представление.

— Ах, да, госпиталь. — вспомнил он и чуток покраснел. — А же, собственно, из-за этого и потревожил Вас.

Ну наконец-то. Даже любопытно, как увяжешь Крит и нынешнюю проблему.

— Не секрет, что между Вами и Их Высочеством сложились доверительные отношения. — чуточку краснея начал медик и я прямо залюбовалась на него. Это ж как господину свезло на старости лет собеседовать потенциальных любовниц подопечного.

— Я бы не переоценивала свое влияние на него. — дистанцироваться надо от всех их склок.

— Вы же взрослая женщина и понимаете, что в сложившихся обстоятельствах любое новое лицо привлекает внимание. — а ты не столь наивен, доктор, как мне хотелось бы думать. — Я не столь предвзят как предшественник мой, Артемий Михайлович, но...

Точно, у Бебутовой же упоминался именно Айканов. Странно, что здесь его нет.

— А что с ним, кстати? — бесцеремонно перебила я доктора. Тот, вопреки здравому смыслу, не оскорбился, а лишь перекрестился.

— Вы не слышали? Погиб, глупейшим, знаете ли образом. Посещал пациентов после Ходынского несчастья, а один обезумевший на него с разбитым стаканом бросился. Не спасли.

Дикость какая. Кому-то судьба была умереть, а вмешавшиеся в естественный порядок люди все перебаламутили, и теперь вот пожинаем последствия

— Какой ужас! Я была там. — вырвалось у меня необдуманное, и доктор уставился на меня еще внимательнее.

Да, везде я была — и при теракте у московского генерал-губернатора, и на Ходынке, и в Критской войне, теперь вот сюда притащилась. Ходячее несчастье просто.

— Не для женских нервов зрелище. — он коснулся моей руки в утешение.

Но я еще глубже ушла в собственные невеселые размышления — а что, если все мои попытки сгладить что-то одно, усугубляют прочие беды, которые естественным порядком бы и вовсе не произошли? Что если смерть лейб-медика приблизит трагический финал Цесаревича? И в этом опять же виноваты мы с Тюхтяевым. Так, Ксюша, не самоедствуем, а занимаемся делом. В конце-то концов, спасать болезного я хотела и без этих вновь открывшихся обстоятельств.

— ...И вот, раз уж после знакомства с Вами Их Высочество внезапно отказался от лечения, то кому еще убедить его в обратном? — вещал мой спутник, явно взывая к здравому смыслу.

Это он о чем меня упрашивает-то?

— Простите, Петр Андреевич, я как-то очень близко к сердцу приняла судьбу господина Айканова. Все же неправильно это, когда безвременно гибнут талантливые медики. Когда доктор Ланг покинул нас, это тоже была трагедия. — остановила я поток требований. Нет, не требований, все же тут воспитание у людей безупречное. Пока меня настоятельно просили.

Асташев сокрушенно покачал головой, скорбя над моей глупостью, и начал заново.

— Курс лечения Их Высочества предполагает четкое следование инструкциям, а заставлять его не в моей власти, как Вы понимаете. Но он же гибнет. — со слезой в голосе завершил свой монолог визитер.

Откровенно говоря, гибнет он не столько без вашего лечения, сколько от осложнений, не поддающихся терапии, но доказать это я пока не могу.

— Петр Андреевич, я уверена, что усталость Его Высочества от процедур и наше знакомство оказались лишь совпадением, но я обещаю сделать все, что в моих силах. — прижала обе руки к груди и пару раз хлопнула ресничками.

— Благодарю. Я очень рад, что мы достигли взаимопонимания. — и тут меня сопроводили обратно куда более бодрым шагом.

— И кто же это тебе визиты устраивает без предупреждения? — строго вопрошала Люська, пытаясь скрестить спортивный бюстгальтер с едва затянутым корсетом. Бестолковая идея, я пробовала уже, но она не теряет надежд.

— Лейб-медик нашего общего друга. Просил убедить вернуться назад к порошочкам. — отрапортовала я и задумалась.

Независимо от результатов лечения, высовываться сейчас нам преждевременно. Но и Великий Князь с нами не советуется в собственных поступках. Как я посмотрю, он вообще делает то, что сам решил, независимо от чужих рекомендаций.

— А в чем проблема? Научи его выливать лекарства в фикус. — хмыкнула Люська. — Ты ж сроду так поступала, и мама долго верила, что это просто организм у тебя ко всякой заразе открытый.

И не возразишь. Но как сына Императора, с его-то манерами и воспитанием, убеждать в таком мелком хулиганстве?

— В фикус, говорите? — рассмеялся наш пациент. — И надолго ли его хватило?

— В среднем две-три штуки за зиму меняли. Папа... — я запнулась. — очень сокрушался такой хрупкости этого растения и все твердил, что в его кабинете он и заморозки, и засуху выдерживал.

У Великого Князя заразительный смех и теперь, когда уже редкий раз он переходил в кашель, мы слышали его все чаще. Более того, получив любую уступку болезни, он старался использовать это время на всю катушку — все чаще выезжал на лошади по местным достопримечательностям, иногда звал нас, и теперь мы все чаще соглашались, постепенно становясь одним из придатков свиты.

Пару дней спустя я получила букет роз с короткой благодарностью. Что ж, хоть что-то уладилось.

29 июня 1898 года. Ксения Т.

В Батуми вспыхнула холера и наше обиталище автоматически закрылось на карантин. Часть дачников дружненько снялась с лагеря и отправилась в более цивилизованные места, родственники Великого Князя сожалели о невозможности приезда и пересиживали заразу в Ливадии, так что лечению нашему никто не препятствовал.

Даже письма не пропускали, только телеграммы. Вскорости и я получила.

"Хорошего отдыха" пожелал мне муж из Варшавы, и как-то неуютно стало. Словно запустили обратный таймер до теплой встречи.

7 июля 1898 года. Ксения Т.

Но слишком хорошо долго не бывает, и вскорости пациент стал более раздражительным, а шуточки его порой выходили за грань допустимого. И если нас с Люськой до поры царственное остроумие миловало, то адъютанты хлебали по полной.

— Господин Бойсман, продемонстрируйте дамам свои таланты. — он явно не выспался с утра и теперь срывался по пустякам.

Бедняжка адъютант забирался на сосну, безнадежно портя мундир смолой и оттуда издавал птичьи трели, а мы угадывали. И вроде бы просто милая забава, если б Бойсман не боялся высоты животным страхом, а его повелитель не выбирал с каждым разом дерева повыше.

— Ваше Высочество, может начнем видеться после полудня? — предложила Люська, рассматривая покрасневшие глаза пациента очередным утром.

— Отчего бы? — он в качестве развлечения на этот раз прихватил пневматическое ружье и пытался сбить шишку с сосны. От лекарства зрение немного мутилось, результат не радовал, и наш герой раздражался все сильнее.

— Думаю, Вам стоит подольше спать по утрам, и тогда самочувствие станет получше. — осторожнее обычного порекомендовала сестра.

— А может вам и вовсе перебраться ко мне? — с чуть сузившимися веками он выглядел зло, и даже слегка напомнил мне одного общего дальнего родственника. — Вот и присмотрите. Да хоть в постель ложитесь караулить. Вряд ли кто-то из нас что-то от этого потеряет, скорее приобретем.

Повисла тишина.

— Я могу обратиться к maman, чтобы вас официально приняли в штат фрейлин или статс-дам, если уж на то пошло. — надо же, какой организаторский талант у человека.

Мы продолжали ошарашенно созерцать мистера Хайда голубых кровей.

— Да, в самом деле, немедля пойдем. — он чуть пошатываясь поднялся и побежал вниз, забыв про лошадь.

— Ваше Высо... черт. — Люська вцепилась в беглеца и оба они осели на грунт. Он все рвался куда-то, закашлялся, но с этим справились, и свернувшись в клубок начал подрагивать.

— Холодно тут. Лето, а такой холод. — чуть клацая зубами выдал он. Мы переглянулись — платья намокали от пота даже по пути сюда утром, так что товарищ наш явно прихворнул.

Вскоре мы замерли совершенно особенной группой — завернув князя в кокон из одеял и поддерживая с обеих сторон, прислонились спинами к вековой сосенке. Пациент забылся лихорадочным сном, и у нас выпал короткий шанс сепаратных переговоров.

— Это что с ним, обещанный психоз? — прошептала я. Безумный Князь ненамного лучше мертвого, а местами и хуже.

— Да вроде бы не с чего. — Люська задумчиво обкусывала ногти. — Не знала бы его, предположила, что ломка. Спит он отвратительно, ест через пень-колоду последние дни, злится по мелочам. Но для этого надо было на что-то прямо вот хорошенько подсесть, а все его лекарства он мне показывал, и там не с чего бы так плыть.

— Но он же не обязывался нам все-все рассказывать? — возразила я. Как-то проще свалить подобную катастрофу на самого болящего.

— Не обязывался. — буркнул наш спутник. — И не вижу оснований для ваших инсинуаций.

Мы хором вздрогнули.

— Ваше Высочество, если это все побочный эффект уколов, то их стоит прекратить. — вынесла я вердикт.

— Нет. — он обхватил ладонями голову. — надо немного потерпеть, так ведь, Людмила?

Люська проверила пульс, рассмотрела глаза нашего героя и зачем-то принюхалась к нему.

— Курите? — подозрительно уточнила она.

— Давно уже нет. — с явственным огорчением ответил наш пациент.

— Но что-то же было. — она резко поднялась и начала расхаживать по крохотному плато, которое мы облюбовали для наших свиданий. — Вы на что-то подсели, а теперь перестали употреблять, и понеслось.

— Что Вы имеете в виду? — нахмурился князь.

— С ломкой Вас, наше дорогое Высочество. — Люська не преминула ответить на фамильярность.

Он переводил взгляд с меня на нее и обратно.

— Ломка — это когда организм привык к наркотику, а потом внезапно перестал его получать. На выходе получается депрессия, плохой сон, озноб, диарея, ломота в суставах. — Люська продолжала зачитывать на память симптомы и наш спутник отчего-то мрачнел лицом все больше.

— Я не говорил об этом.

— Да и незачем. — отрезала Люся. — Вы и так блеснули во всех отношениях.

Цесаревич по-птичьи наклонил голову.

— За три недели знакомства Вы только недавно начали доставать всех и каждого. И по удивлению Ваших спутников понятно, что это для них в новинку. — пояснила на этот раз я. Не стоит только сестренке расстраивать пациента. Я тоже хочу поучаствовать. — А сегодняшняя выходка вообще...

Он немного смутился.

— Прошу прощения, если обидел.

— Да ладно, все свои. — отмахнулась Люсинда. Все же он ей нравится, раз не выносит мозги часами.

— Но вы же сможете с этим что-то сделать? — с неизменной верой в чудеса произнес Георгий Александрович. Угу, мы и мертвых оживляем, и чахотку лечим, что нам откачать наркошу.

123

Предыдущая глава

↓ Содержание ↓