|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
— А госпожа Людмила связана какими-либо обязательствами? — осторожно полюбопытствовал цесаревич.
Опаньки. Как-то неудобно выходит.
— Об этом лучше спросить у нее. — и не задумываться о реакции Хакаса на такого конкурента. Ведь только-только обустроился человек, и покушение на царственную особу ему точно не простят.
— Люсь, он тебе как вообще? — тихо перешептывались мы ночью, лежа в одной постели, как в детстве.
— Прикольный. — с жаром ответила сестра. — Вот не подумала бы, что нормальным человеком можно в такой семье вырасти, а этот прямо уникум. Вообще не сноб, не то что твой папуля.
— Не тронь графа, он хороший, просто... — тут пришлось подольше формулировку подбирать. — избирательно эмоциональный.
— Вот и говорю, что гад.
Это Людмила еще настоящих гадов в той семье не видела.
— Ты ему нравишься. — решилась я все же поднять самую сложную тему.
— Графу? Да он вконец с катушек съехал. — воскликнула моя дорогая раздолбайка. — Его ж Димка грохнет не глядя, а ты так переживаешь на этот счет. Опять же, Тюхтяев без лучшего друга тосковать начнет.
— Князю. — поправила я тихо-тихо, чтобы потенциальные наблюдатели не особо расслышали.
— Да ну тебя. — меня по-родственному щедро приложили подушкой. — Максимум заинтересовался как непривычным предметом мебели. Примелькаюсь и забудет.
Еще пару дней мы проводили аналогичным образом, и за три часа успели поговорить и о нашем с графом бизнесе, и о моих похождениях на ниве переписи населения, и о красотах Средиземноморья — он служил там мичманом в девяностом, и о коронации вспомнили — цесаревич видел фильм, я натуру, зато не слышала столько версий очевидцев, сколько у него родственников.
— Удивительно, что сейчас Вы тут в одиночестве. — я прощупывала почву, выясняя, когда же нам придется валить.
— Все родственники, даже дядя и кузены отправились в Ливадию. — он грустно улыбнулся.
Вот нам подфартило-то.
— Недели через три начнут съезжаться сюда. — он повернулся на другой бок, долго и пространно извиняясь за вынужденную неучтивость. — Я все же настаиваю на вашем представлении им. Хотя бы неофициальном.
Это он выклянчил у своего доктора небольшой перерыв в лечении и теперь тот ежедневно проверял, не преставился ли самый важный пациент. Пациент мрачнел лицом, жаловался на проблемы со зрением и головокружение, но терпел все побочные эффекты, а раз спреем практически победил кашель, оттого считал свою жизнь весьма себе удавшейся. И таким, почти бодрым и оптимистично настроенным ему быть нравилось, и явственно хотелось протянуть подольше.
— У Вас курс минимум на два месяца, а у нас ампул впритык. — провела я в уме нехитрые подсчеты. — Если продолжать, то надо бы в столицу завернуть.
То ли цесаревич впрямь держал нас за дурно воспитанных фей, то ли слишком привык жить одним днем, но удивился.
— А как скоро Вы вернетесь? Я дам сопровождающего. — то есть вообще не рассматривает варианта, что его планы могут быть кем-то нарушены. Все же папа-император оказал некоторое влияние.
Данный шаг я все же собралась обсудить с сообщницей.
— Ему нужны еще медикаменты, а у нас тут только рекламный по сути пакет. — начала я с очевидного.
— На месяц хватит! — отмахнулась Люська, — а там уже видно будет.
Тоже аргумент, ведь побочек наш пациент собирал более чем достаточно. Но упорства не терял и терпел. Я им уже восхищаюсь. Язва, конечно, еще та, пусть и старается сдерживаться, но воля несгибаемая. Жаль, что тут нет выборов в цари — за такого я бы не только голосовала, но и агитировала.
— А может все же съездим? Ну или ты одна сгоняешь, а я тут покараулю. — вообще отличный прожект.
Люська окинула меня недобрым взглядом.
— Ты ж у нас новоиспеченная жена, а все туда же.
Не, я не туда. Не потянула бы такое приключение, даже не обнаружь одного весьма прыткого покойника, но нельзя же бросать человека в такой ситуации.
— Погоди, мы только начали. — утешила меня сестренка и мы отправились в Ванный павильон.
25 июня 1898 года. Ксения Т.
С некоторых пор на нас начали обращать нездоровое внимание, и даже те светские крысы, которые завернули наши рекомендации в первые дни, разделились на два полюса — демонстративно игнорирующих (и таковых большинство), и подобострастно милых (этих меньше, но заискивающие улыбки и слащавые комплименты тоже радости не добавляли).
Сегодня же весь выездной серпентарий замер — наперерез нам с сестрой двигалась кавалькада всех оттенков розового и белого, возглавляемая донельзя сердитой миниатюрной барышней лет двадцати, волоокой красотки с модной местной фигуркой: когда рост метр с кепкой, талия с кулак, и томные вздохи. Все это великолепие под широкополой шляпкой производило бы комичный эффект, не будь она столь яркой, царственной. Если я все правильно угадала, а холодность в глазах свиты этого фрегата наводила только на одну мысль, то стоило вспомнить о правилах хорошего тона и сдержанно кивнуть. Все же пусть княжна, но не замужем, а это сразу опускает ее на несколько ступенек ниже матери. А я все же при Тюхтяеве, да и титул какой-никакой имею. До поры.
Легкое движение подбородка в ответ и в том же молчании все двинулись дальше.
— Это вот что сейчас было? — прошипела моя спутница давясь очередным бокалом минералки.
Я выдохнула.
— Это за нами пришли. Тут за угол переговорить не приглашают, и прилюдно волосы не дерут. — сообщила я, выравнивая дыхание.
— Что? — Люська даже голос повысила.
— Сердечная подруга твоего пациента, княжна Нина, если я не ошибаюсь, зашла посмотреть, кто ей дорожку перешел.
А в мое время ее, кажется, Лизой звали. Не существенно.
— Слушай, а если прямо сейчас тут тотализатор открыть, то ведь все эти курицы точно вложатся! — восторженно прошептала Люська, окидывая взором шушукающуюся общественность.
— Угу. Скажут, что это вульгарно, непристойно, низко и попросят в долг. — остудила я ее бизнес-проектирование.
Анонимный конверт, торчащий из дверей нашего номера, содержал два билета до Петербурга на утренний поезд.
— Вот что значит голубая кровь! — восхищалась сестра, готовясь к прогулке. — Ни белого порошка, ни отравленных перчаток.
Я гипнотизировала потолок.
— Так только пробный выход. Дай ей развернуться. — вступилась за свою соперницу.
А что, хотя бы Шпренгтпортен может быть доволен. Слухи идут те же, на которые он рассчитывал, а уж каким образом это случилось — то лишь моя забота.
Наш моцион прервал адъютант Его Высочества, Арсений Викторович Бойсман, круглолицый, с морской выправкой лейтенантик, которому едва минуло шестнадцать лет. Его отец в свое время служил с Великим Князем, а дядя, в свою очередь, был знаком моему супругу, ибо дослужился до вице-директора Департамента полиции министерства внутренних дел. В семье выкреста родилось много сыновей, и все практически в морское ведомство пошли, как только старший хоть малыми связями оброс. И теперь не скажешь, что черта оседлости так уж помешала их патриотизму. Представитель младшего поколения к нам относился весьма себе настороженно. Естественно, ему княжна куда милее, их, высокомерных, додумывать и боготворить попроще.
_ Его Императорское Высочество приносит извинения, что не может сопровождать Вас и просит почтить присутствием ужин. — отчеканил подросток и замер, пунцовея щеками.
Конечно, небось по всему поселку уже слухи идут о наших оргиях с умирающим.
— Хмм. — крякнула сестра. — Прямо сейчас что ли, молодой человек?
Молодой человек покраснел еще сильнее.
— Да, если Вам будет угодно.
И в сопровождении то ли конвоира, то ли провожатого, мы догуляли до дворца.
Ну то есть дворцом сие звали исключительно из уважения к владельцу. Мой скромный домик в Климовом переулке куда пафоснее, с другой стороны, наш герой тут не для показухи. За невысокой оградой, под скромным доглядом единственного казака расположился комплекс из двухэтажного зимнего дома и одноэтажного деревянного летнего. Еще на задворках, естественно, жила обслуга, но вот эта ненавязчивая сдержанность меня удивляла. То есть я понимаю, когда кто-то стремится быть скромным напоказ, стараясь понравиться этой нестяжательностью. Но когда ты — сын и брат влиятельнейших людей, когда от тебя до трона — всего лишь кусочек металла или одна шальная сальмонелла, а жить остается совсем недолго, можно было бы и шикануть, только вот наш новый знакомый явно это в приоритетах не держал. Вообще немного мне Петеньку напоминает, только повзрослее и чуточку циничнее.
Столовая была заполнена мундирами, бурками, и естественно, сопровождающими лицами княжны Нины. Те с нашим приходом явно сменились в лице, и только вколоченное годами воспитание сдерживало саму героиню от сцены. Я уже имею опыт неприятия, спасибо Оленьке Татищевой, так что лишь стряхиваю с себя концентрированную ненависть, а вот Люська явно запоминает все.
Хозяин едва приподнялся в кресле, обложенном подушками и видно было невооруженным глазом, что зря затеяны эти посиделки, но в эту упрямую голову свои мысли не вложишь.
— Господа, позвольте вам представить дебютанток этого сезона в нашей провинции. — да Вы, князь, могли бы в цирке гонорары срубать не чета карточным выигрышам. — Графиня Ксения Александровна Татищева и ее спутница Людмила Михайловна Шестакова.
Мы лучезарно улыбались мужской половине копании, игнорировали арктическое тепло от женской и старались говорить поменьше, но наш хозяин такого шанса не оставил.
— Господа, Ксения Александровна прославилась же своей благотворительностью Мыслимое ли дело, молодой беззащитной женщине отправиться с госпиталем на войну. — да не в цирке, а вот на телевидении, в разделе "Скандалы. Интриги. Расследования" мог бы построить свою карьеру императорский родственник, ежели бы чудом дожил до моего родного времени.
С прилепленной к губам улыбкой я выдаю комплект тыловых баек, которыми все же удается увлечь некоторых мужчин. С цветочно-шелковой половины стола прохлада добралась до абсолютного нуля.
Благодарение Господу и суровой школе Николая Владимировича — я научилась кое-как направлять мужские беседы, и вот уже мои собеседники наперебой спорят, как же стоило вести себя полковнику Васосу и губернатору Каратеодори, дабы изменить исход партизанской войны, аргументируют, кто-то даже сбегал за картой, и шум поднялся немыслимый. Прямо как в далекие и немыслимо трогательные времена с моими горными инженерами. Я умилялась чужому восторгу ровно до тех пор, пока не наткнулась на взгляд Великого Князя. Тот с избыточной проницательностью рассматривал меня, а женская половина пошушукалась, да и дружно снялась с места. Дамы церемонно раскланялись с нашим господином, демонстративно проигнорировали меня, сдержанно кивнули кавалерам, часть из которых с сожалением покинула поле брани и отправилась сопровождать хрупких и ранимых этой опасной дорогой.
Я перебралась поближе к нашему пациенту.
— Мы же говорили, что так получится. — я покосилась на опустевшие стулья.
— Ее Светлость просто устали к вечеру. — попытался он сохранить лицо, но незаметно вклинившаяся в разговор Люсинда ему шансов уже не оставила.
— Ее Светлость несколько забываются к вечеру, если с утра козни строят, на отъезд нам намекают, а за ужином игнорируют. — ябедничала она, словно не замечая нахмуренного хозяина дома.
— А что, собственно...? — он набычился, и тут в этом тщедушном мальчике промелькнул призрак величавого родителя.
— Ничего-ничего, Ваше Высочество, недоразумение. — я до синяка пнула сестру по ноге. — Кто-то счел необходимым позаботится о наших билетах несколько заранее. Я уверена, что Ее Светлость и не догадываются об услужливости собственных спутников.
Естественно, не сама же она кралась по коридорам нашей гостиницы.
— Я думаю, что сей досадный инцидент не будет иметь продолжения. — он с признательностью пожал мне руку, а Люська словно вознамерилась выплакать на его костлявой груди все обиды дня.
А нет, шепчутся незаметно, договариваются о чем-то. И вот оба покидают наше собрание, правда Люська вскоре возвращается одна, мы церемонно прощаемся и уходим в сопровождении все того же Бойсмана.
— Что, совсем все плохо? — шептала я по пути домой.
— Не так чтобы катастрофично. — пожала плечами Люська. — Но отдых ему точно не повредил бы.
Если мы угробим Цесаревича в процессе излечения, получится совсем некрасиво. И ладно бы только мои честолюбивые планы пошли прахом — я и в мыслях не держу консультировать его по вопросам госуправления, в которых мало того, что разбираюсь посредственно, так еще не представляю, что этакое можно сделать, чтобы спасти уходящую Империю. Беда подкралась незаметно — я привязалась к нему. Не влюбилась, нет, но теперь поняла, что из себя представляла личная преданность Императорскому Дому, с которой на эшафот вслед за Романовыми шли их врачи, секретари, адъютанты. Хорошо, с эшафотом я, положим, загнула, но этого парня надо вытянуть любой ценой.
— Я уверена, что вскорости слухи о нас троих достигнут ушей Хакаса. — обреченно сообщила я сестрицыной спине ночью.
— Поржет и забудет. — отмахнулась она.
— Другие не забудут. — я вдруг ощутила вдохновение вещуньи. — и Тюхтяев тоже засомневается, но ведь миллионы людей не могут ошибаться.
— Тогда родишь и станешь центром паломничества. Глядишь и император пожалует проверить, не закидываешь ли ты удочки на престол. — парировала Люся, и я даже заткнулась от такой неслыханной наглости.
А ведь в каждой шутке только доля шутки. Кому и что я смогла бы доказать? Разве что доктор Отт мог бы, но там врачебная тайна... Хотя если на одной половине весов тайна, а на другой личная просьба Одной Особы, то... А как Ольга-то порадуется, что я столь удачно провела медовый месяц. Шпренгтпортен вообще живьем в ад провалится.
Бедный, бедный мой муж, как же ему не повезло с выбором.
Пользуясь случаем, пора бы повиниться, а то одним немым укором я вряд ли отделаюсь за всю аферу.
Многоуважаемый статскій совѣтникъ.
Господинъ мой!
Любимый!
Вот так лучше, практически сохраняя человечески облик вышло.
Спѣшу сообщить Вамъ, мой возлюбленный супругъ, что пребываю въ наилучшемъ состояніи, жалобъ на здоровье не имѣю. Мы всѣ не имѣемъ. Климатъ тутъ благостный, такъ и хочется остаться надолго.
Если кто решит прочитать, пусть уверует в то, что я тут корни пущу.
Извилистыя дороги судьбы совершенно случайно привели насъ съ Людмилой въ славный поселочекъ А., о которомъ Вы мнѣ разсказывали, помните?
Я вот прямо вижу, как он качает головой, дойдя до этих строк. И лучше не знать, как именно комментирует. А осознавая, что о моих выходках уже не первый день почитывает, то от расправы меня спасет только положение. Оно, кстати, вообще не напоминает о себе ничем, кроме общего желания спать подольше. И где это хваленое особое состояние души? Вот всегда полагала, что там полно маркетинга, и лишь немного правды.
Оказалось, что здѣсь всё довольно демократично, неформально, и вотъ намедни уже ужинали у Велъ.Кн. Г.А.
Тебе об этом уже точно донесли, и хорошо если тактично. И Николай Владимирович тоже вскорости будет информирован. А вот этот-то мне шею укоротит, не постесняется.
Я до сихъ поръ подъ впечатлѣніемъ отъ его простоты, дружелюбія и эрудиціи. В.Кн. очень заботится о томъ, чтобы мы съ Людмилой стали частью мѣстнаго общества. Храни его Господь. Публика принимаетъ насъ довольно благосклонно, но врядъ ли постѣсняется домысливать въ мѣру своей испорченности. На этомъ завершаю свое посланіе, и очень сожалѣю, что у Васъ нѣтъ возможности присоединиться къ намъ.
Съ любовью, К.
Я не сомневаюсь, что вся местная корреспонденция проверяется специально обученными людьми, потому и не особенно тщательно запечатываю послание. Михаил Борисович, когда-нибудь потом я обязательно все объясню, а пока вживаемся в образ жадной до впечатлений выскочки.
26 июня 1898 года. Ксения Т.
Упитанный солидный дядька с темно-пепельной бородкой клинышком образовался на нашем пороге уже ближе к полудню. Сдержанно поклонился и пригласил меня к совместному моциону. А что, долго терпел, стоит оказать уважение.
— Доктор медицины Петр Андреевич Асташев. — представился он нам обеим, только вот Люське должного внимания не уделил, а зря. Вообще, человеку выросшему в эпоху победившего феминизма, до сих пор не очень комфортно выслушивать завуалированные намеки про врожденное женское слабоумие. И если знатные дамы еще на какую-то интеллектуальность претендовали порой, то особы нижних классов того лишены напрочь.
Мы чинно улыбнулись, обдумывая как бы поцензурнее представляться. Но наш гость сам выручил дам из неловкой ситуации.
— Госпожа Тюхтяева, если я не ошибаюсь. — с расстановкой произнес он, поддерживая меня за локоток. Оцхе сегодня была бодрящей, а вот солнышко припекало не в пример прошлым дням. Лето добралось до нашего ущелья и неумолимо загоняло обывателей по норкам. И только мы с доктором дефилировали под палящими лучами.
— Рада знакомству. Мой хороший знакомый Павел Георгиевич Сутягин рассказывал о Вас. — вообще-то ни слова, но мой фармацевтический аватар сейчас довольно известен в широких кругах, а мне бы не повредило заступничество хоть кого. Пусть и мы с ним мало общаемся с прошлой осени.
— Гениальный первооткрыватель? — брови моего спутника поднялись домиком. — Интересные у Вас знакомства.
Если бы ты только знал, насколько интересные.
Я сдержанно улыбнулась, как коллекционер, на закате дней собравший лучшее собрание картин, и теперь принимающий заслуженные восторги. Давай уж, излагай, почто тревожишь покой благочестивой курортницы.
— Раз уж речь зашла о медицине, то возможно Вы в курсе, чем сейчас занимается Павел Георгиевич. — оживился мой спутник. — хотя вряд ли Вас это занимает.
Да, нас это в последнее время мало занимает, но график рассылки формул мы не изменили даже в период лечения Тюхтяева, так что последние транши формул включали идею инсулина. К ней я подводила "гениального первооткрывателя" не первый месяц, и теперь в подвале татищевского флигеля разместился целый виварий. Сдается мне, Сутягин надолго застрял на этом вопросе, так что особых финансовых сдвигов наша малая фармация покуда не принесла.
— Насколько я помню, перед нашим приездом сюда Павел Георгиевич продолжал опыты в области лечения диабета. — небрежно сообщила я. — С прошлой осени вплотную занят этим вопросом.
А с тех пор как его главного пациента похитили злодеи, то и отвлекать от работы некому и нечем. Вплотную занят. Глядишь, и слепит что полезное, а то люди стремительно слепнут и мучительно гибнут без помощи.
— Подумать только, сколь многогранен человеческий разум, дающий одному человеку талант находить лечение в разных областях медицины! — восхищенно, но без примеси зависти воскликнул Петр Андреевич, а я незлым тихим словом вспомнила упрямство и косность фармацевта, стоившую мне в свое время немалых ссор. Небось икается ему сейчас нещадно.
— Да, неординарная личность. — отчего-то припомнилась совсем неэтичная сцена, когда я выпытывала у светила медицины местоположение своего мужа.
— Я обязательно должен написать ему! — бормотал мой спутник и казалось уже забыл зачем пришел. Можно подумать, я не догадываюсь.
Некоторое время я выслушивала краткий экскурс в терапию аутоиммунных заболеваний, причем мой собеседник регулярно одергивал себя и пытался переходить на упрощенные объяснения, покуда я не сжалилась и не сообщила, что о медицине имею некоторое представление.
— Ах, да, госпиталь. — вспомнил он и чуток покраснел. — А же, собственно, из-за этого и потревожил Вас.
Ну наконец-то. Даже любопытно, как увяжешь Крит и нынешнюю проблему.
— Не секрет, что между Вами и Их Высочеством сложились доверительные отношения. — чуточку краснея начал медик и я прямо залюбовалась на него. Это ж как господину свезло на старости лет собеседовать потенциальных любовниц подопечного.
— Я бы не переоценивала свое влияние на него. — дистанцироваться надо от всех их склок.
— Вы же взрослая женщина и понимаете, что в сложившихся обстоятельствах любое новое лицо привлекает внимание. — а ты не столь наивен, доктор, как мне хотелось бы думать. — Я не столь предвзят как предшественник мой, Артемий Михайлович, но...
Точно, у Бебутовой же упоминался именно Айканов. Странно, что здесь его нет.
— А что с ним, кстати? — бесцеремонно перебила я доктора. Тот, вопреки здравому смыслу, не оскорбился, а лишь перекрестился.
— Вы не слышали? Погиб, глупейшим, знаете ли образом. Посещал пациентов после Ходынского несчастья, а один обезумевший на него с разбитым стаканом бросился. Не спасли.
Дикость какая. Кому-то судьба была умереть, а вмешавшиеся в естественный порядок люди все перебаламутили, и теперь вот пожинаем последствия
— Какой ужас! Я была там. — вырвалось у меня необдуманное, и доктор уставился на меня еще внимательнее.
Да, везде я была — и при теракте у московского генерал-губернатора, и на Ходынке, и в Критской войне, теперь вот сюда притащилась. Ходячее несчастье просто.
— Не для женских нервов зрелище. — он коснулся моей руки в утешение.
Но я еще глубже ушла в собственные невеселые размышления — а что, если все мои попытки сгладить что-то одно, усугубляют прочие беды, которые естественным порядком бы и вовсе не произошли? Что если смерть лейб-медика приблизит трагический финал Цесаревича? И в этом опять же виноваты мы с Тюхтяевым. Так, Ксюша, не самоедствуем, а занимаемся делом. В конце-то концов, спасать болезного я хотела и без этих вновь открывшихся обстоятельств.
— ...И вот, раз уж после знакомства с Вами Их Высочество внезапно отказался от лечения, то кому еще убедить его в обратном? — вещал мой спутник, явно взывая к здравому смыслу.
Это он о чем меня упрашивает-то?
— Простите, Петр Андреевич, я как-то очень близко к сердцу приняла судьбу господина Айканова. Все же неправильно это, когда безвременно гибнут талантливые медики. Когда доктор Ланг покинул нас, это тоже была трагедия. — остановила я поток требований. Нет, не требований, все же тут воспитание у людей безупречное. Пока меня настоятельно просили.
Асташев сокрушенно покачал головой, скорбя над моей глупостью, и начал заново.
— Курс лечения Их Высочества предполагает четкое следование инструкциям, а заставлять его не в моей власти, как Вы понимаете. Но он же гибнет. — со слезой в голосе завершил свой монолог визитер.
Откровенно говоря, гибнет он не столько без вашего лечения, сколько от осложнений, не поддающихся терапии, но доказать это я пока не могу.
— Петр Андреевич, я уверена, что усталость Его Высочества от процедур и наше знакомство оказались лишь совпадением, но я обещаю сделать все, что в моих силах. — прижала обе руки к груди и пару раз хлопнула ресничками.
— Благодарю. Я очень рад, что мы достигли взаимопонимания. — и тут меня сопроводили обратно куда более бодрым шагом.
— И кто же это тебе визиты устраивает без предупреждения? — строго вопрошала Люська, пытаясь скрестить спортивный бюстгальтер с едва затянутым корсетом. Бестолковая идея, я пробовала уже, но она не теряет надежд.
— Лейб-медик нашего общего друга. Просил убедить вернуться назад к порошочкам. — отрапортовала я и задумалась.
Независимо от результатов лечения, высовываться сейчас нам преждевременно. Но и Великий Князь с нами не советуется в собственных поступках. Как я посмотрю, он вообще делает то, что сам решил, независимо от чужих рекомендаций.
— А в чем проблема? Научи его выливать лекарства в фикус. — хмыкнула Люська. — Ты ж сроду так поступала, и мама долго верила, что это просто организм у тебя ко всякой заразе открытый.
И не возразишь. Но как сына Императора, с его-то манерами и воспитанием, убеждать в таком мелком хулиганстве?
— В фикус, говорите? — рассмеялся наш пациент. — И надолго ли его хватило?
— В среднем две-три штуки за зиму меняли. Папа... — я запнулась. — очень сокрушался такой хрупкости этого растения и все твердил, что в его кабинете он и заморозки, и засуху выдерживал.
У Великого Князя заразительный смех и теперь, когда уже редкий раз он переходил в кашель, мы слышали его все чаще. Более того, получив любую уступку болезни, он старался использовать это время на всю катушку — все чаще выезжал на лошади по местным достопримечательностям, иногда звал нас, и теперь мы все чаще соглашались, постепенно становясь одним из придатков свиты.
Пару дней спустя я получила букет роз с короткой благодарностью. Что ж, хоть что-то уладилось.
29 июня 1898 года. Ксения Т.
В Батуми вспыхнула холера и наше обиталище автоматически закрылось на карантин. Часть дачников дружненько снялась с лагеря и отправилась в более цивилизованные места, родственники Великого Князя сожалели о невозможности приезда и пересиживали заразу в Ливадии, так что лечению нашему никто не препятствовал.
Даже письма не пропускали, только телеграммы. Вскорости и я получила.
"Хорошего отдыха" пожелал мне муж из Варшавы, и как-то неуютно стало. Словно запустили обратный таймер до теплой встречи.
7 июля 1898 года. Ксения Т.
Но слишком хорошо долго не бывает, и вскорости пациент стал более раздражительным, а шуточки его порой выходили за грань допустимого. И если нас с Люськой до поры царственное остроумие миловало, то адъютанты хлебали по полной.
— Господин Бойсман, продемонстрируйте дамам свои таланты. — он явно не выспался с утра и теперь срывался по пустякам.
Бедняжка адъютант забирался на сосну, безнадежно портя мундир смолой и оттуда издавал птичьи трели, а мы угадывали. И вроде бы просто милая забава, если б Бойсман не боялся высоты животным страхом, а его повелитель не выбирал с каждым разом дерева повыше.
— Ваше Высочество, может начнем видеться после полудня? — предложила Люська, рассматривая покрасневшие глаза пациента очередным утром.
— Отчего бы? — он в качестве развлечения на этот раз прихватил пневматическое ружье и пытался сбить шишку с сосны. От лекарства зрение немного мутилось, результат не радовал, и наш герой раздражался все сильнее.
— Думаю, Вам стоит подольше спать по утрам, и тогда самочувствие станет получше. — осторожнее обычного порекомендовала сестра.
— А может вам и вовсе перебраться ко мне? — с чуть сузившимися веками он выглядел зло, и даже слегка напомнил мне одного общего дальнего родственника. — Вот и присмотрите. Да хоть в постель ложитесь караулить. Вряд ли кто-то из нас что-то от этого потеряет, скорее приобретем.
Повисла тишина.
— Я могу обратиться к maman, чтобы вас официально приняли в штат фрейлин или статс-дам, если уж на то пошло. — надо же, какой организаторский талант у человека.
Мы продолжали ошарашенно созерцать мистера Хайда голубых кровей.
— Да, в самом деле, немедля пойдем. — он чуть пошатываясь поднялся и побежал вниз, забыв про лошадь.
— Ваше Высо... черт. — Люська вцепилась в беглеца и оба они осели на грунт. Он все рвался куда-то, закашлялся, но с этим справились, и свернувшись в клубок начал подрагивать.
— Холодно тут. Лето, а такой холод. — чуть клацая зубами выдал он. Мы переглянулись — платья намокали от пота даже по пути сюда утром, так что товарищ наш явно прихворнул.
Вскоре мы замерли совершенно особенной группой — завернув князя в кокон из одеял и поддерживая с обеих сторон, прислонились спинами к вековой сосенке. Пациент забылся лихорадочным сном, и у нас выпал короткий шанс сепаратных переговоров.
— Это что с ним, обещанный психоз? — прошептала я. Безумный Князь ненамного лучше мертвого, а местами и хуже.
— Да вроде бы не с чего. — Люська задумчиво обкусывала ногти. — Не знала бы его, предположила, что ломка. Спит он отвратительно, ест через пень-колоду последние дни, злится по мелочам. Но для этого надо было на что-то прямо вот хорошенько подсесть, а все его лекарства он мне показывал, и там не с чего бы так плыть.
— Но он же не обязывался нам все-все рассказывать? — возразила я. Как-то проще свалить подобную катастрофу на самого болящего.
— Не обязывался. — буркнул наш спутник. — И не вижу оснований для ваших инсинуаций.
Мы хором вздрогнули.
— Ваше Высочество, если это все побочный эффект уколов, то их стоит прекратить. — вынесла я вердикт.
— Нет. — он обхватил ладонями голову. — надо немного потерпеть, так ведь, Людмила?
Люська проверила пульс, рассмотрела глаза нашего героя и зачем-то принюхалась к нему.
— Курите? — подозрительно уточнила она.
— Давно уже нет. — с явственным огорчением ответил наш пациент.
— Но что-то же было. — она резко поднялась и начала расхаживать по крохотному плато, которое мы облюбовали для наших свиданий. — Вы на что-то подсели, а теперь перестали употреблять, и понеслось.
— Что Вы имеете в виду? — нахмурился князь.
— С ломкой Вас, наше дорогое Высочество. — Люська не преминула ответить на фамильярность.
Он переводил взгляд с меня на нее и обратно.
— Ломка — это когда организм привык к наркотику, а потом внезапно перестал его получать. На выходе получается депрессия, плохой сон, озноб, диарея, ломота в суставах. — Люська продолжала зачитывать на память симптомы и наш спутник отчего-то мрачнел лицом все больше.
— Я не говорил об этом.
— Да и незачем. — отрезала Люся. — Вы и так блеснули во всех отношениях.
Цесаревич по-птичьи наклонил голову.
— За три недели знакомства Вы только недавно начали доставать всех и каждого. И по удивлению Ваших спутников понятно, что это для них в новинку. — пояснила на этот раз я. Не стоит только сестренке расстраивать пациента. Я тоже хочу поучаствовать. — А сегодняшняя выходка вообще...
Он немного смутился.
— Прошу прощения, если обидел.
— Да ладно, все свои. — отмахнулась Люсинда. Все же он ей нравится, раз не выносит мозги часами.
— Но вы же сможете с этим что-то сделать? — с неизменной верой в чудеса произнес Георгий Александрович. Угу, мы и мертвых оживляем, и чахотку лечим, что нам откачать наркошу.
Люська отрицательно покачала головой.
— Водные процедуры Вам сейчас лучше не проводить, разве что теплые ванны с солью, когда совсем невмоготу будет. И пить больше горячего и сладкого. Молоко вроде бы в таких случаях еще дают. — сестра мучительно вспоминала что-то и нервно дергала ладошкой. Насколько я знаю, ломку в домашних условиях лечат плохо, а капельниц на такой случай у нас не припасено.
— И все? — обиженно произнес князь.
— Все. Ну и Ваше легендарное терпение. Я слышала, надо продержаться пару месяцев, а потом уже само собой легче пойдет. Главное, к дури этой больше не возвращаться. — радостно напутствовала его Люся, сдавая с рук на руки подъехавшим к оговоренному часу казакам. — И никакого опия, морфина или героина для хорошего сна.
— Нам нужно домой. — определилась я вечером.
Люська скептически взирала на моё беспокойство.
— Всем троим. — с нажимом уточнила я.
Люся весьма скептически покосилась в мою сторону, хмыкнула, обдумала что-то и вынесла безапелляционный вердикт.
— Бердовая идея.
— И вовсе не бредовая. — с жаром затараторила я. — Во-первых, дома попроще будет с инструментами и медикаментами. Спокойнее. Опять же, дом, он и есть дом. Этот крендель сменит обстановку, заодно и непонятный источник дури сможем отсечь. Попробуем хотя бы.
Люся чуток покраснела.
— Я уже не так уверена в сознательной наркомании. Тут обезболивающие чуть менее чем полностью состоят из того, за что в наше время выписывают целительные путевки по двести двадцать восьмой статье. Может, оно само?
Резонное замечание, но тревожность не отпускала.
— Если что-то происходит, о чем мы не в курсе, то там будет проще. — упрямилась я.
Конечно, там я свалю злодея, травящего надежду нашего Отечества, на тюхтяевское ведомство, они все же сейчас должны неплохо работать, найдут чего дельное. А мы тем временем сможем предъявить выздоравливающего наследника. Заодно и лекарств побольше из подвала достанем.
— Не паникуй. — Люська лениво укладывала прическу, стараясь обходиться без Устиной помощи. — Рановато его еще тащить через полстраны. Да и кто бы нас пустил с таким багажом. Ты это себе вообще как представляешь-то?
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
