Часть 12. Утро туманное

— Догадливый. — Удовлетворённо кивнул Брюсов и, явно заметив моё напряжение, вытащил из кармана пиджака нестандартный зерком, по размерам больше похожий на планшеты моего прошлого мира. — Вижу, тебя эта информация не обрадовала, как и предупреждал глава. Что ж, тогда... держи, видеопослание под глифом на основной панели. Посмотри, послушай, потом договорим.

Борхард поднялся и вышел из комнаты, оставив меня в одиночестве. Неожиданно. Я тяжело вздохнул и, включив полученный от гостя зерком, хотел было уже открыть видеофайл, но мой взгляд наткнулся на текущую дату и время, мерцающие в углу экрана, и я невольно выматерился. Двое суток! С момента боя прошло двое суток, а значит, об отъезде с Грацем и Остромировым можно забыть! Дьявольщина. И тут всё не слава богу.

Первым позывом было попытаться связаться с волхвом по имеющемуся у меня в памяти номеру, но и тут вышел облом. Зерком просто отказался реагировать на мои потуги. Единственной доступной функцией оказался видеопроигрыватель, в списке воспроизведения которого, опять же, значился лишь один файл. Арргх! Гадство.

Я дёрнулся и тут же зашипел от боли, пронзившей раненое плечо, зафиксированное в чём-то похожем на лубки. Кажется, действие обезболивающего сходит на нет. Так, стоп... дышать, успокоиться...

Спустя минуту, я более или менее пришёл в себя и вновь сосредоточил своё внимание не зеркоме. Что ж, посмотрим, какие ещё новости обрушатся на мою голову. Щелчок по пиктограмме проигрывателя, и белоснежный фон сменился чёрнотой. Мелькнул значок загрузки и чёрный экран расцвёл красками, демонстрируя какой-то кабинет и сидящего за столом моложавого мужчину с резкими, словно вырубленными топором чертами лица и весьма холодным взглядом водянисто-серых глаз.

"Доброго времени суток, Ерофей Павлович..."

Речь Шалея Силыча Ростопчина была ровной и размеренной, без единого намёка на эмоции. Но вот смысл... Фактически, глава дома принёс извинения за действия своего "младшего партнёра", слишком зазнавшегося и решившего, что под прикрытием знатной фамилии он может творить всё, что ему заблагорассудится. Понятно, что никакой благодарности за "окорачивание" наглеца, я не дождался, но, помня уроки Ружаны Немировны, могу утверждать, что для главы фамилии подобный ход был бы "потерей лица", как говорят японцы. Да, собственно, и сам факт извинений перед простолюдином, кое-кто из фамильных спесивцев мог бы посчитать уроном своей чести. К счастью, Ростопчин оказался не из таких. Понятно, что это действо не доставило ему удовольствия, но судя по всему, мужик решил действовать по правде, а не по понтам... и если здесь нет подвоха, то моё мнение о Шалее Силыче и Ярославе Беленьком, донёсшем ему и мне о задумке покойного Барна и не менее покойного капитана Орвара, изменится в лучшую сторону. Ну и компенсация. Десять тысяч рублей, это примерно тройная стоимость всех упёртых из моей лавки поделок.

В общем-то, всё получилось очень неплохо. Ну, относительно. Пока я играл в салочки с людьми Барна, группа Брюсова, воспользовавшись некоторыми недокументированными возможностями зеркома младшего партнёра Шалея Ростопчина, прослушала переговоры Барна с подельниками, определила их местонахождение и вышла на охоту за ним самим и капитаном Орваром. Я далёк от мысли, что причиной подобных действий было благородное желание спасти мою шкуру. Об этом говорит и приказ о полном уничтожении всех моих противников, полученный Борхардом. Всех, то есть, не только Барна и его наёмников, но и капитана Орвара, на секундочку, армейского "особняка" вместе с его группой. Понятно, что это желание было продиктовано беспокойством о репутации дома, изрядно подмоченной тем самым Барном вместе с его компаньоном в погонах, и заботой об отсутствии возможностей для шантажа последним главы высокой фамилии. Конечно, для завершения этой картины, стоило бы грохнуть и меня, вслед за этой шустрой парочкой, но Ростопчин оказался более хитровымудрен, и пошёл другим путём. "Я знаю, что ты знаешь, что я знаю..." и так далее. Иными словами, по ходу своего монолога, Шалей Силыч продемонстрировал мне запись, на которой было отчётливо видно наше с Барном столкновение в парке...

Понятное дело, что всплыви этот файл в суде, и мне сильно не поздоровится, двойное убийство налицо, но Ростопчин не идиот, и как он сам сказал, прекрасно понимает, что в этом случае, я и сам молчать не буду, а это нанесёт его фамилии немалый урон. Придётся, дескать, изыскивать возможности заставить меня замолчать, а это расходы и, опять же, риски. Тем не менее, Шалей готов на них пойти, в случае, если эта история так или иначе всплывёт. Говорил он открытым текстом, явно не полагаясь на умение семнадцатилетнего юнца читать послания между строк. Собственно, он даже причины такого своего решения объявил. Дескать, мало ли что в жизни может пригодиться, а разбрасываться если не добрыми, то хотя бы нейтральными отношениями с талантливой молодёжью, есть глупость несусветная. Не могу сказать, что легко поверил в такой альтруизм, но... пусть так. Предложение разойтись бортами и молчать о происшедшем во веки вечные, было высказано, и я его принял. Тогда как слов о дальнейшем сотрудничестве я не услышал и, следовательно, в текущее соглашение мы его не включаем... О чём и сообщил Борхарду, когда тот вернулся в мою палату для продолжения разговора. Надо было видеть лицо Брюсова, когда я известил его о своём решении.

— Это здорово! — Просиял Борхард и словно скинул лет десять. Понятно. Если бы я упёрся рогом или начал вилять, то из этой палаты, скорее всего, живым бы уже не вышел. По крайней мере, по мнению Брюсова. И плевать, что ему претит идея убивать детей, приказ главы дома, он, как гвардеец, не выполнить не может. Сейчас же я снял с его плеч немалый груз, так что мой собеседник даже разговорился. — И хрен с ним с сотрудничеством. Главное, что история с Барном осталась в прошлом, и наши стороны не имеют друг к другу претензий.

— Хм, пока я ещё не увидел компенсацию. — Заметил я.

— Вот ты меркантильный. Будет тебе компенсация. — Борхард бросил мне на колени зерком, в котором я узнал аппарат, купленый у Аглаи. — Загляни на свой счёт.

Открыв казначейский аккаунт, я довольно хмыкнул. Ещё недавно обнулённый мною счёт, теперь мог похвастать пятизначной суммой. Кстати, надо бы туда и снятые прежде деньги бросить. Мысль и дальше таскать с собой эту "котлету", меня не привлекает.

— Вы были так уверены, что я приму предложение Ростопчина? — Спросил я, глянув на Брюсова, вновь с удобством устроившегося на стуле рядом с моей койкой.

— Я — нет. — Ответил Борхард. — А вот Шалей Силыч...

— Понятно. Рисковый он дядька. — Констатировал я и добавил. — Но жёсткий.

— Он глава. — Пожал плечами Брюсов. — И очень хороший глава, должен заметить. Справедливый.

— Странно слышать такое о представителе высокой фамилии. — Вздохнул я, отгоняя воспоминания Горазда. В них, фамильных, с которыми сталкивался сам мальчишка или другие простолюдины, о чём ему доводилось слышать, можно было назвать по-разному, но справедливыми... хм.

— В меру своего положения. — Понимающе усмехнулся Борхард. — Абсолютной справедливости не существует, ей всегда препятствуют интересы общества или отдельных его представителей.

— Но стремиться к нему... — Заговорил было я. Мне семнадцать, мне семнадцать. Я юный, горячий максималист...

— Нужно в меру, не забывая о своих обязательствах, иначе такой радетель справедливости окажется от неё дальше, чем любой мерзавец, беспокоящийся лишь о собственных интересах. — Пресёк мою фразу Борхард, но тут же махнул рукой. — Впрочем, это долгий и несвоевременный разговор. Не находишь?

— Согласен. — Я изобразил вздох и, шевельнув рукой, демонстративно поморщился от боли, прострелившей раненое плечо. — Долго мне здесь валяться?

— Медики обещают, что поставят тебя на ноги меньше чем за неделю.

— С разбитой костью? — Удивился я.

— Ментальные конструкты годятся не только для того, чтобы крушить головы. — Пожав плечами, произнёс мой собеседник.

— А потом? — Осведомился я.

— А что "потом"? — Деланно удивился Борхард. — Это уже твоё дело. Хочешь, возвращайся в Ведерников, хочешь, езжай, куда собирался. Это уже не наше дело.

— Вообще-то, я имел в виду свою собственность. Когда и как мне её вернут? — Уточнил я.

— Хм... да, забыл. — Повинился Брюсов. — Как поправишься, сможешь забрать своё имущество со складов в Портовом районе Ростова. Номер склада и договор я тебе пришлю на зерком. Или, если желаешь, можем доставить его "скатом" в тот же Ведерников, в твою лавку.

— Боюсь, этот вариант не прокатит. — Вздохнул я. — Сомневаюсь, что после давешних приключений, управляющий согласится сдать мне квартиру и помещение под магазин ещё раз. Так что, пожалуй, я заберу свои вещи со склада сам. Продлить аренду я смогу?

— Без проблем. — Кивнул Брюсов и тут же усмехнулся. — Но это уже за свой счёт, будь добр.

— Пусть так. — Согласился я, но продолжить фразу не успел. В палату вошёл медик.

— Процедуры. — Провозгласил он, окинув нас о-очень суровым взглядом... и Борхард даже слова поперёк не сказал. Только развёл руками и, на ходу забрав у меня оба зеркома, исчез из комнаты.

Ну а мне не оставалось ничего иного, кроме как отдаться в надёжные руки здешних врачей... и попытаться подсмотреть используемые ими лечебные конструкты.

Глава 3.

Зерком Аглаи, как и прочие шмотки, вернулся ко мне лишь на седьмые сутки пребывания в госпитальном блоке имения Ростопчиных. Нет, если бы я попросил врачей, они принесли бы его значительно раньше, но всё это время я пребывал в несколько помутнённом и заторможенном состоянии, эдаком полусне-полуяви, так что просто не додумался потребовать зерком. Хотя, может быть оно и к лучшему. Представляю, что мог бы подумать тот же Остромиров, услышав прорезавшийся у меня акцент урождённого чухонца. А тормозил я в эти дни действительно знатно, и лишь по вечерам, в краткие периоды меж снятием выдохшихся и наложением новых комплексов лечебных конструктов, приходил в себя и... еле удерживался от отказа продолжать лечение. Но честное слово, оно того стоило, несколько дней тормознутости, не великая плата за столь скорое исцеление. Лубки с меня сняли на пятый день, а ещё через сутки медики Ростопчиных констатировали полное восстановление всех повреждённых тканей. Вот тогда, обнаружив в боксе рюкзак со своими вещами, я, наконец, смог добраться до стекляшки. Покрутил её в руках и, вздохнув, отложил в сторону. Звонить кому-либо не хотелось, совсем. Я просто не знал, что сказать. Бийским ли, Остромирову или Грацу, неважно. У меня нет желания с ними разговаривать, по крайней мере, сейчас.

Решив, что об этом можно будет подумать позже, когда покину сию гостеприимную обитель, я снял надоевшую больничную пижаму и, бросив взгляд за окно, принялся рыться в своих вещах. За то время, что я здесь валялся, погода словно опомнилась, и начала доказывать, что октябрь всё же осенний месяц. На улице изрядно похолодало, а сейчас, затянувшие небо серой пеленой, тучи и вовсе пролились на землю противной моросью.

Отыскав среди купленных в компании Аглаи вещей, свитер крупной вязки и лёгкую ветровку, я мысленно погладил себя по голове за предусмотрительность и, отложив их в сторону, вновь нырнул в рюкзак. Выудив из него "нимы", иногда по привычке всё ещё именуемые мною джинсами, я в очередной раз удивился. Испохабленные ползаньем по парку, сейчас они выглядели как новые. Кажется, обитатели этого дома позаботились не только о ранах, но и о чистоте моей одежды. Славно. Какие, однако, добрые, внимательные и щедрые на помощь люди...

С этой мыслью, я подцепил телекинезом сияющую в моём внимании нить, искусно вшитую в боковой шов нимов и, сосредоточившись, осторожно и незаметно извлёк это инородное включение, оказавшееся тонкой металлической проволокой, длиной не более пяти сантиметров. Я же говорю, о-очень внимательные люди.

Пока я надевал штаны, нитевидный "маячок", направляемый всё тем же телекинезом, опустился в пустой карман рюкзака. Туда же последовали и два его "сотоварища", вытащенные мною, последовательно, из подошвы кроссовка и шва ветровки. Больше "обновок" в своём гардеробе я не обнаружил, хотя и перерыл его сверху донизу, изображая поиск якобы потерянной футболки. Правда, зерком вызывал определённые сомнения, в виду недавно услышанной истории о слежке за зарвавшимся Барном, но избавляться от него я не стал. Пока.

Как и предупреждал врач на финальном осмотре, Борхард дожидался меня на выходе из госпитального блока. Именно он должен доставить меня в Ростов, что не могло не радовать. Ростопчины оказались людьми не только внимательными, но и аккуратными. Принцип "где взял, туда и верни", всегда был мне близок, так что, рисуем господам плюсик... рядом с минусом за их избыточную "внимательность".

Брюсов стоял на крыльце, прижав рукой к перилам небольшую сумку и, явно о чём-то задумавшись, смотрел в никуда. Впрочем, созерцательное состояние слетело с него в тот же момент, как хлопнула закрытая мною входная дверь. Тут он встрепенулся и, обернувшись, смерил меня долгим изучающим взглядом.

— Ну, здравствуй, Ерофей. Давно не виделись. — Улыбнулся он.

— Три дня. — Уточнил я. В последний раз, Борхард заглядывал в мой бокс именно тогда. Правда, разговора не получилось, поскольку я был не в том состоянии, чтобы вести великосветские беседы. Да что там! Мне, чтобы сказать "добрый день", нужно было сосредотачиваться целую минуту, не меньше. Понятное дело, что собеседник из меня был аховый и приходивший проведать "болящего", Брюсов старался как можно быстрее сбежать прочь от того жуткого тормоза, что встречал его в боксе госпитального блока.

— Ну да. — Кивнул Борхард и, протянув мне сумку, договорил с уже знакомой усмешкой, — мы тут с ребятами кое-что собрали для тебя. Замена трофеям, так сказать.

— Какая замена, каким трофеям? — Не понял я.

— Оружие, взятое тобой в бою. — Пояснил Борхард, спускаясь с крыльца. Я накинул на голову капюшон ветровки и последовал за ним, под накрапывающий, мелкий и противный дождь. — Будь у тебя разрешение, оформили бы трофеи как подарок, по крайней мере, короткоствол точно, а так, увы... ты несовершеннолетний и владеть оружием тебе по закону ещё рано. С автоматами и гранатами, вообще швах. Такую "музыку", только фамильной гвардии да военным хранить разрешено. В общем, мы с ребятами подумали, прикинули и решили, что это дело надо хоть как-то исправить.

— Понятно. — Протянул я, шагая рядом с гвардейцем по двору имения. Взвесил в руке сумку, лёгкая. — А что там?

— В машине посмотришь. — Улыбнулся Брюсов. — Ручаюсь, тебе понравится.

Машиной оказался приземистый скат, выглядевший, как миниатюрная версия одного из тех монстров гражданской авиации, что я видел на лётном поле ростовского аэровокзала.

Расположившись в салоне, аскетичный вид которого больше подошёл бы отсеку для десанта, первым делом, я, как от меня и ожидалось, открыл подаренную сумку. Вытряхнул её содержимое на сиденье рядом... и почесал пятернёй затылок. Ну, нож ещё туда-сюда, хотя как замена автомату, всё же жидковато будет. А вот карты памяти в количестве пяти штук... непонятно.