Цунами-2

Но всякие праздники заканчиваются, окончился и этот прием. Гостей проводили, и в императорский салон зашли только император. цесаревич, великий князь Сандро и министры Фредерикс, Тыртов и Витте.

За дверью встали четыре гренадера, намертво блокировав любую попытку подслушивания. На верхней палубе так же был выставлен пост. Чтобы никто не прислушивался к доносящимся из открытых иллюминаторов голосам.

— Ну что же. Итак, Сергей Юльевич, Павел Петрович, речь пойдет о настолько важных вещах, что я вынужден взять с вас следующую расписку. Владимир Борисович, будьте добры, подайте господам министрам бланки. — Николай Второй неторопливо прошелся по салону, раскуривая папиросу.

Невозмутимый министр двора выложил перед удивленными коллегами два больших листа. Поверху листа шла надпись "Государево слово и дело. Совершенно секретно. Хранить вечно."

— Господа, предупреждаю сразу, подписав сии бумаги, вы отрезаете себе дорогу назад. Любое разглашение сведений, что вы получите, будет приравнено к измене трону и государству, и наказано смертью. Причем без суда и следствия, на территории любого государства. — Цесаревич не отказал себе в удовольствии озвучить это предупреждение, глядя на ошалевших министров. — Господа, такие бумаги подписывали очень, очень немногие. Даже не все великие князья имеют доступ к тайнам, которые защищает эта подписка, и даже они подверженны озвученным правилам. Потому как эти тайны защищают само существование нашего государства.

— Можете не соглашаться. Тогда вы просто продолжите службу на своих постах. Какое-то время, естественно. Никаких репрессий к вам применено не будет, разумеется, коль вы не разгласите само существование такоих расписок. — Император неторопливо пустил изо рта кольцо табачного дыма.

Морской министр практически не думал. Бегло прочтя расписку, адмирал взял у Фредерикса ручку с золотым пером, и размашисто расписался. А Витте сидел довольно долго, в глазах финансиста и инженера прямо-таки мелькали цифры. Но вот Сергей Юльевич решительно обмакнул перо, и тщательно вывел свою подпись.

Фредерикс невозмутимо взял расписки, убрал их в запираемую замочком папку, и спрятал в передвижной сейф. После чего выложил перед министрами по небольшому автоматическому пистолету, и придвинул гроссбух.

— Распишитесь в получении, господа. — Министр двора продолжил свое действо. Перед морским министром и министром финансов появились прекрасно сшитые потайные портупеи, с кобурой для пистолета, подсумками с тремя запасными магазинами, и крохотной аптечкой.

— Пистолет восемнадцатизарядный. В аптечке перевязочный пакет, резиновый жгут, шприц с обезбаливающим и шприц с "легкой смертью". Все, давшие такие расписки, получают высший допуск к государсвенным тайнам нашей империи, и вынуждены постоянно носить с собой оружие для защиты и спецсредства. Нам нельзя попадать в плен, господа. — Император распахнул полу кителя, и удивленные министры увидели подобную портупею. После чего Николай кивнул своему брату, и отошел к расположенному около иллюминатора креслу, где и уселся, пододвинув к себе распечатку радиограмм.

— Итак. Владимир Борисович, дайте Сергею Юльевичу и Павлу Петровичу материалы для ознакомления. — По приказу цесаревича оба министра получили две достаточно толстые папки. — Господа, вы не имеете права делать выписки, вообще делать заметки по этому делу где-либо, за исключением общества Владимира Борисовича, пока не изучете специальный шифр. У вас прекрасная память, так что работайте в уме. Сразу предупреждаю, господа, все, что вы прочтете — правда. Как бы неимоверна она не казалась.

И цесаревич отошел к великому князю, с которым принялись рассматривать прекрасный рекламный проспект, рассказывающий о рыболовных яхтах. Барон фон Жменев свои обещания держит, но решил что у князей должна быть возможность выбора товара.

Министры читали документы больше двух часов. Витте уже через полчаса сорвал с себя галстук-бабочку, ему явно стало душно. Адмирал же мрачнел на глазах, переворот каждой страницы давался ему с большим трудом. Отпив холодной сельтерской, он с мрачным видом, как будто посылая ведомую им эскадру на превосходящие силы противника, перелистнул очередную страницу.

Наконец, оба министра отодвинули от себя прочитанные бумаги, и встали перед императором, вытянувшись в струнку.

— Государь, я готов нести наказание за отвратительную готовность флота к предстоящей войне. Только прошу Вас, направьте меня командовать порт-артурской эскадрой заместо адмирала Старка! — Тыртов-старший про себя что-то решил, и исполнился яростной решимости. Судя по всему, война для него уже началсь.

— Государь, я так же готов нести ответственность, хотя я искренне считал, что введение золотого стандарта будет на благо Российской Империи! Но государь, отмена его сейчас невозможна, это подорвет устои государства в самый опасный момент. Нужно что-то делать, нужны свободные деньги, возможно, хотя бы займы. Сейчас, в мирное пока еще время, они будут под вполне щадящий процент. — Витте был бледен и растерян. У него явно рухнул привычный финансовый мир, мир цифр и расчетов, приятно греющий душу возможной маржой, и сменился яростным миром войны капиталов.

— Господа, не берите всю вину на себя. Да и события эти еще не произошли, хотя от этого они не стали менее опасны. Японцы прекрасные воины, а наши дорогие западные островитяне опытные политики и безжалостные бойцы. Да еще американцы лезут, собираясь завоевать европейские и азиатские рынки. — Николай прошелся перед министрами, заложив руки за спину. С некоторых пор у него выработалась такая привычка. — Мы готовимся к войне по мере наших возможностей. Как вы видите, перегоняем корабли на будущий театр военных действий, несколько изменили внутреннюю политику, запретив серьезные репрессивные меры по отношению к стачкам и манифестациям. Если вы обратили внимание, то сейчас внутри страны супротив политических совершенно не применяются боевые винтовки и прочее боевое оружие. Строго полицейские спецсредства — водометы, каучуковые дубинки, перцовые воздушные смеси. Так же мы изменили нашу политику в отношении Китая, восстание "боксеров" нам удалось пережить сравнительно просто, и даже с некоторым прибытком. Надо сказать, что бронепоезда и летучие отряды конницы при охране железных дорог прекрасно себя зарекомендовали. Так же мы на Дальнем Востоке, вблизи театра военных действий, готовим тайные склады с оружием и аммуницией. Да-да, вы правы, Сергей Юльевич, самая страшная тюрьма мира, наш прекрасный Охотский острог в том числе... нет там никаких политических заключенных, там огромные армейские склады. Создаем отряды малых военных кораблей, используя хитрые приемы. Знаете, тех же больших морских охотников и морских тральщиков, больших и малых, у нас на Дальнем Востоке уже почти полторы сотни, но все считают, что их по дюжине. А всего-то бортовые номера кораблей разными красками нанесены, и никто на это внимание не обращает. В результате у нас существуют корабли-призраки, и именно потому мы и не стремимся к паритету с японцами по миноносцам и авизо... Но не про то разговор. Для вас двоих, господа, на данный момент есть дело чрезвычайной важности и секретности. Господа министры, через две недели мы с вами должны получить в Средиземном море пятьсот тонн золота в качестве беспроцентного кредита. Сергей Юльевич, золото будет необычайно чистой пробы, девяносто девять и девяносто девять сотых процента в чистоте содержания. На пересчет в звонкой монете выйдет минимум шестьсот миллионов рублей, если немного сжульничаем — миллионов семьсот. Возможно, я войду в историю как Николай-фальшивомонетчик, но мы обязаны удержать нашу экономику от потрясений. Мы обязаны удержать общие военные расходы в пределах половины этой суммы. Вторая половина — оперативный и тактический резерв. И учтите, господа, эти суммы не учитывают нынешний перегон черноморских броненосцев, например. Наши нынешние военные расходы строго за счет нашего текущего бюджета, так что, Сергей Юльевич, изыскивайте. А сейчас, господа министр финансов и морской министр, думайте — необходимо тайно принять золото, и доставить его в Севастополь или любой другой город нашей империи. И так же тайно перевезти в столицу.

Тыртов взял у императора листочек с координатами, и подошел к планшету с картами. Откуда выудил большую карту Средиземного моря, вгляделся...

— Государь. Лучше всего для этого подойдет отряд наших броненосных фрегатов из состава Средиземноморской эскадры. Но, если вы позволите, то не в Севастополь или на Балтику, а во Владивосток. И оттуда по железной дороге уже в Санкт-Петербург, а фрегаты оставим там, на Дальнем Востоке. Три броненосных крейсера, с десятком пусть чуть устаревших восьмидюймоков и почти тремя десятками шестидюймовок лишними в предстоящей войне не будут, это точно. Когда им необходимо прибыть в точку рандеву?

— Через неделю, и ждать несколько дней. — Император поглядел на министров, усмехнулся чему-то. — Быть посему. Господа министры, завтра вместе с великим князем садитесь на "Поднебесный", и летите на поиск наших кораблей, где высаживаетесь на "Генерал-Адмирала", вроде как он флагман? Принимаете золото на него и два оставшихся фрегата, по сто пятьдесят тонн, полстотни тонн примете на дирижабль, его грузоподъемность позволяет. На "Поднебесном", вы, Сергей Юльевич, возвращаетесь в столицу, а "Генерал-Адмирал", "Герцог Эдинбургский" и "Память Азова" ждут броненосцы, и под вашим общим командованием, Павел Петрович, идут в Порт-Артур. Там выгружают золото, с охраной отправляют в Москву, в хранилище монетного двора. Проводите общую инспекцию кораблей, делите их на две эскадры — Северную и Южную, благо численность броненосцев уже позволяет. Потом вместе с черноморцами и средиземцами идете в Петропавловск-Камчатский, где при помощи наместника формируете штаб Северной эскадры, и закладываете инфраструктуру. После этого возвращаетесь. После начала войны фрегаты по возможности блокируют поставки в Японию со стороны Северо-Американских Соединенных Штатов. Займутся именно тем, чем должны заниматься крейсера. Господа, идите отдыхать, завтра в двадцать три часа отбываете. Связь держим через радиорубку дирижабля. Старший великий князь Александр Михайлович. Спокойной ночи, господа.

Министры ушли, ушел и цесаревич с великим князем, и император остался один в опустевшем салоне. Ночной броненосец был тих, но его механическая жизнь все едино ущущалась. Еле слышно доносились из машинного отделения работы вспомогательных котлов, обеспечивающих огромный корабль электроэнергией, порой дробно стучали каблуки вестовых, отосланных вахтенным начальником по каким-то делам службы. В броневой пояс плескали волны, в открытый иллюминатор доносились отзвуки какой-то гульбы, на заводе стучали кувалды ночной смены, садящие на место броневые плиты строящегося броненосца. Император молча стоял, смотрел на берег и думал. И не сказать, что думы его были особо спокойны.

Он и его ближние менялись. Император стал быстрее думать, жестче решать, и научился спрашивать за дела. Это не особо ждали, но это случилось. Можно сказать, внезапно для большей части великих князей и большинства высших чиновников империи. Но случилось. И надо сказать прямо, что Николаю это нравилось. Но это было опасно. Те, кто привык к нему прошлому, неторопливому, часто колеблющемуся, имели немалую силу. И могли попробовать эту силу применить. Именно потому Николай не стал резко менять внутреннюю и внешнюю политику в свете открывшихся знаний — опасался. Иномирцы не требовали от него ничего. Просто вывезли некоторую, достаточно немалую часть революционеров. Надо сказать, вывезли чисто и культурно, никто этого и не заметил сразу, а потом поздно стало. Оставшиеся, в большинстве своем люди неглупые, но привыкшие жить за чужой счет, подняли было вой про террор царской охранки, но тут Николай САМ дал интервью четырем ведущим российским газетам, где своим императорским словом поклялся, что ни он, ни единый служащий его империи ничего не делали супротив этих пусть и весьма неспокойных, но подданных. Скандал стих, а революционеры резко охладели друг к другу. Особо к партии эсэров, наименее пострадавшей от деятельности товарищей барона фон Жменева. Что вылилось даже в некоторую войну меж группами социалистов, даже погибшие были. В результате часть европейских стран, вроде Швейцарии и Франции, просто закрыли границы для революционных дебоширов, ибо и своей шпаны хватает. И надо признать, что это было перед началом войны ну очень удачно.

А война приближалась, маховик разгонялся. И император со своими помощниками тоже не сидел сложа руки. На дальневосточные земли всеми правдами и неправдами зазывали отслуживших свое солдат, особенно артиллеристов, гренадеров, стрелков. И за прошедшие два года сумели сосватать почти двадцать тысяч, что было ну очень немало. Да, пришлось вложится в подъемные, все же люди ехали семьями, но дело того стоит. Ибо эти люди не просто резервисты, а прошедшие хорошую подготовку солдаты отменных полков. Каждый из них десятка стоит. Дядюшка даже собирал артиллеристов-отставников на сборы, обучали обращению с полковой пушкой и с сорокопяткой. Пятидюймовку-гаубицу, точнее, сорокавосьмилинейку, и минометы решили пока не светить, пусть будут сюрпризом.

Пулеметы же решено было оставить все на Дальнем Востоке. Подальше от агентов Хайре Максима, чтобы не было поводов для судебных исков. А вздумает возмущаться — предоставить СГМ и РП-46, как разработки русских конструкторов. Потому уже сейчас в Мукдене, Порт-Артуре и Дальнем по двести станковых, и по сотне ручных. Да патронов к ним припасено с некоторым запасом. Правда, все это добро лежит на складах великих князей, чтобы лишний раз никого не дразнить. Вообще, великие князья, и Михаил Николаевич, и его сыновья, здорово сошлись с иномирянами, особо с молодым бароном фон Жменевым. Впрочем, их можно понять, не каждый день сына и брата вытаскивают с того света. Если иномиряне сумеют побороть гемофилию у его будущих наследников — то и сам лично государь, да и вообще сама династия им обязана будет. Кстати, можно и признать брак барона и княжны Анастасии, не такой уж и мезальянс. Надо будет обдумать этот момент.

И император погасил основной свет, и принялся готовиться ко сну. Завтра будет длинный день, необходимо набраться сил для него.

Глава первая.

17 августа 2324 года. Город Владивосток, гоночная станция.

— Мила, ты тоже! Ну ведь взрослая и умная молодая женщина! И тоже шило в попе! Ладно, у Линь Йен и этих студенток оно свербит, твое-то уже давно сточиться должно было с твоей-то биографией! — Я махнул рукой, и уселся на парапет. Поглядел на снаряжающихся девчонок.

Линь Йен показала мне язык, и захлопнула забрало шлема. А Мила улыбнулась, и нежно провела рукой по кожуху своего электроцикла. И так же надела тяжелый герметичный шлем.

Десятка три молодых девиц готовились к участию в очередном заезде Владивосток-Пекин, которые стали очень популярны у прекрасной половины исследователей и реаниматоров этого мира. Что девицы нашли такого возбуждающего в том, чтобы нестись по глухой трубе большого диаметра со скоростью в триста километров в час от одного города до другого — не понимаю совершенно. Маниачки адреналинозависимые. Что они в этих трубах творят — уму не постижимо! А я переживай, так как моя младшая сестренка категорически не собирается отказываться от этих чокнутых забав.